Пятница, 03 февраля 2017 14:08

Чугунка Беларуси

Оцените материал
(0 голосов)

Часть первая

ГЕРОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ТРУДА

Машинистом стать хочу

Трофим Устинович Червяков на станции Шумилино Витебской области стрелочником. Работа эта очень ответственная. Ведь недаром существует поговорка, когда происходит авария на железной дороге, и не только на чугунке, а и в других сферах производственной деятельности, по вине высокопоставленных лиц, в конечном результате отдуваться приходится стрелочнику.

Стрелочник Трофим Червяков был человеком ответственным, любил выполнять свои обязанности скрупулезно, точно по инструкции, а потому и не получал незаслуженные оплеухи и затрещины, если и случались на станции какие-то неполадки по работе маневровых паровозов, по регулярному пассажирскому движению.

Осторожничал и дорожил своей репутацией не только как профессионал, но и как семьянин. У него с женой было шестеро детей: четыре дочки и два сыночка. Сын Александр родился первым, да последышем только родился мальчишка, которого назвали Евгением – Женькой…

Когда началась война с Германией в 1914 году, жена забеспокоилась:

- Трофим, не дай Бог, заберут тебя в солдаты, как мне с оравой будет управиться. И так перебиваемся с хлеба на квас, зарплата у тебя кот наплакал, а на огородике у меня тоже не разбежишься – 2-3 бороздки картошки. Да столько же грядок с капустой да с огурцами. С голоду помрем.

Сказав это, женщина отвернулась в сторону, а у Трофима на душе кошки заскребли – его любимица беззвучно заплакала, плечи её тряслись мелкой дрожью и она изредка всхлипывала.

Трофим обнял жену и стал успокаивать:

- Ну, что ты, милая моя, расстраиваешься раньше времени. Я же железнодорожник, а на чугунке в войну будут перебрасывать войска на фронт. Такие специалисты как я будут нужнее на своем рабочем месте. Кроме того, единственного кормильца многодетной семьи на войну не отправят. Рекрутов и без меня хватает.

Когда жена перестала плакать, Трофим приободрился, но разведя руками в стороны, посоветовал:

- Всего год назад отпраздновали трехсотлетие дома Романовых, и на тебе, едрена Матрена, война нагрянула. А ведь француз Наполеон-то захватил Москву за год до празднования 200-летия дома Романовых. Чертовщина какая-то! Не везет дому Романовых, да и только! Как круглый юбилей – война. Лучше бы к такой годовщине царской династии бедному крестьянину землицы бы немного добавили. Тогда мы немного вздохнули бы, и в семье достаток был бы. Уж, я то в любую свободную минутку от службы на чугунке все на своей б полоске работал. А война долго не продлится. Наши солдатушки, бравые ребятушкибыстро германцу-то по шее надают, а потом пинком под зад – марш в свою страну, пока не вывели нас из терпения…

Очень жаль, что прогноз Трофима Устиновича не сбылся. Война продолжалась долго и надоела, как горькая редька. Да и в первые же дни стало не очень-то сладко. Цены на продукты подскочили вверх. Притом на такую высоту, что, глядя на ценники, задрав голову, с неё шапка наземь сваливалась. Друг Трофима Червякова, Мягков Петр рассказал ему:

- 23 августа забастовали железнодорожники на станции Витебск. Меня и еще троих поденных рабочих железнодорожных мастерских делегировали с экономическими требованиями к начальнику третьего участка службы тяги инженеру Романскому.

- И какие же вы выставили требования? – спросил Трофим.

- В связи с возрастающей дороговизной предметов первой необходимости комитет забастовки требует прибавить по 3 копейки за час рабочему. Это получится 27-30 копеек в день. Рабочие работают по 9-10 часов в смену.

- И что же Романскийсразу перед вами так и раскошелился?

- Он был очень озабочен – зачесал затылок и попросил дать время для переговоров с его начальством. Мы дали ему на переговоры трое суток. И будем у него в кабинете в назначенный час тютелька в тютельку.

- Встреча состоялась?

- Нет, почему-то делегаты собрались не все, тогда 300 рабочих прекратили работу и потребовали у Романского платить по 3 рубля в день.

Недостаток рабочей силы на железной дороге в 1916 году стал катастрофическим. Стали привлекать женщин. Если раньше женщины могли служить телеграфистами, кассирами, конторщиками, то теперь их принимали на работу в качестве путевых сторожей, ремонтников, рассыльных. Но ситуация в марте 1916 года оставалась критической. На станциях скопилось 150 тысяч груженых вагонов, из них третья часть со срочными грузами, а 575 станций были закрыты и грузы на них не принимались.

Тем не менее на зимнего Николу в декабре 1916 года статс – секретарь Треков отправляет послание Николаю II«В Высокоторжественный день Тезоименитства Вашего Императорского Величества вознесся к Престолу Всевышнего горячие молитвы о ниспослании здравия и долголетия Вашему Величеству и всему августейшему семейству приемлю счастия, верноподданейше повергнуть к Священным стопам Вашим, Всемилостивейший Государь, от чинов Министерства Путей Сообщения и от себя лично наши верноподданейские поздравления».

Не прошло и трех месяцев как Петроград забурлил, заклокотал: революционные настроения проникли во все слои населения города и страны в целом.

- Долой, Николашкукровавого! – неслось из уст железнодорожников станции Витебск. Доносились и другие лозунги даже до станции Шумилино, где служил Трофим Устинович.

А вскоре не только Трофим Червяков, вся страна была потрясена: Николай Второй отрекся от престола в пользу своего брата Великого князя Михаила Александровича.

Инженер Романский вывесил в железнодорожных мастерских Акт отречения Николая Второго, чтобы грамотные рабочие смогли прочитать почему такое случилось.

Когда Трофим Червяков подошел к листку бумаги с текстом отречения, его попросили:

- Трофим, ты бойко читаешь. Прочитай-ка нам всем вслух, чтобы мы не толкались здесь долго!

Червяков откашлялся для солидности и громко, и четкостал читать:

- В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание, начавшиеся новые народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем упорном ведении войны. Судьба России, части геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны, во чтобы то ни стало, до победного конца. Жестокий враг напрягает все силы и уже близок час, когда доблестная наша армия, совместно с нашими славными союзниками, сможет окончательно сломить врага.

В эти решительные дни в жизни России сочли мы долгом облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственной Думою, признали мы за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с себя Верховную Власть.

Группа собравшихся железнодорожников, когда Трофим Червяков произнес слова «требуют доведения войны, во что бы то ни стало, до победного конца», сначала загудела как пчелиный рой, потом её гул стал напоминать шум морского прибоя, а после слов «сложить с себя Верховную власть» толпа заревела, завыла как ураган, налетевший внезапно на разбушевавшуюся водную стихию.

- Призывает нас вести войну до победного конца, а сам – раз и в кусты хочет спрятаться, слагает с себя Верховную власть – громко крикнул чумазый машинист паровоза, на что его стоящий рядом с ним товарищ одернул:

- Ты, Петруха, не горлопань!Дай дослушать Трофима. Интересно же кто же будет теперь управлять Россией – Матушкой!?

- Я, Митя, повыше тебя ростом, - огрызнулся Петр и уже вычитал, что Николай передает свою власть брату Михаилу и призывает на повиноваться царю новому, который нас выведет «на путь победы, благоденствия и славы».

Дмитрий обиделся, что его товарищ так небрежно одернул его, тоже выкрикнул свое мнение – реплику:

- Ишь какой премудрый Николашка: Я неловок, попробуй-ка Мишаня, ты повластвуй и приведи народ к победе, благоденствию и славе………….... Читай дальше Трофим.

Но гул стоял такой, что через этот шум нельзя было теперь что-то монотонно читать. И Червяков попытался втиснуться в общий поток голосов:

- Ребята, - крикнул Трофим, - я скажу вам кратко в два слова: Михаил тожк увильнул в сторону и просит граждан державы Российской подчиниться Временному Правительству.

- А что же хочет от нас, это Временное Правительство, Трофим? – спросил Червякова Петр.

- Оно утверждает, что свершилось великое событие. Могучим порывом русский народ низвергнул старый порядок. Родилась новая свободная Россия. Великий переворот завершает долгие годы борьбы – начал телеграфным тенором, тезисно рассказывать Трофим. – Но начало Временное Правительство за здравие, а закончило за упокой! Сейчас я зачитаю концовку обращения Временного Правительства.

Червяков сделал паузу, что бы шум стих хотя бы на полтона, и зачитал:

- Правительство верит, что дух высокого патриотизма, проявившийся в борьбе народа со старой властью, окрылит и доблестных солдат наших на поле брани. Правительство со своей стороны приложит все силы к обеспечению нашей армии всем необходимым для того, что бы довести войну до победного конца.

Петр стал возмущаться:

- Царь отказался от престола и власти, а нас просит довести войну до победного конца. Временное Правительство приняло власть, а войну до победного конца так же желает вести. Получается что в лоб, что по лбу. За что боролись, на то и напоролись. Что ты на это скажешь, Трофим?

Трофим ничего внятного ему ответить не смог. Сумел ответить всем гражданам России чуть позже поэт Сергей Есенин:

Свобода взметнулась неистово

И в розово-смрадном огне

Тогда над страною калифствовал

Керенский на белом коне.

Война «до конца», «до победы»

И тут же сермяжную рать

Прохвосты и дармоеды

Сгоняли на фронт умирать…

Нет, нет! Не пойду навеки!

За то, чтоб какая-то мразь

Бросает солдату – калеке

Пятак или гривенник в грязь.

А важную роль в подавлении корниловского мятежа сыграли железнодорожники. 18 июля 1917 года на должность Верховного главнокомандующего был назначен генерал Лавр Георгиевич Корнилов. Ставка его была в Могилеве, и он намеревался установить в стране военную диктатуру.

Минск стал центром борьбы с корниловщиной. В августе в отряд боевых дружин вступило 240 железнодорожников, которые патрулировали станции и железнодорожные линии.

А в Гомеле боевые дружины насчитывали около 500 человек. Они вместе с революционно настроенными солдатами не позволили генералу Корнилову использовать Гомельский железнодорожный узел для переброски войск с Юго-Западного фронта на Москву и Петроград. На железной дороге работали люди со стальной волей. На линии Гомель – Жлобин и было остановлено тридцать воинских эшелонов.

А в сентябре железнодорожники Витебска, Гомеля, Жлобина, Минска, Орши и Полоцка участвовали во Всероссийской железнодорожной забастовке.

Декрет о Земле, подписанный Владимиром Ильичом Лениным позволил семье Червяковых избавиться от нищеты.

Получив несколько десятин земли, Червяковы трудились, как и подобает хлеборобам: от зари до зари. Отцу и матери, в основном, помогали старший сын Саша и дочь Маша. Но и малыши крутились в поле как муравьишки. Кто былинку принесет, кто травинку выполет.

- Ну, Трофим, теперь бросай работу на железной дороге – советовали соседи. У тебя же хлопот полон рот: лошадь, две коровы, поросята, куры, гуси. Только успевай поворачивайся.

- Э-ээ! – протяжно вздыхает Трофим Устинович, - своя ноша не тянет. Да и помощники у меня от скуки на все руки. Кто косит, кто сено носит. Саша землю пашет, а Аня с малышами за домашней скотиной бегает с хворостинкой. Зато есть что поесть: и бульбы и хлеба у нас до неба полного. А молоко, мясо, яйца – свежее, свежее.

Все шло хорошо, но когда родился самый младший в семье Червяковых сын Женя, прошло два года, и Трофим Устинович скоропостижно умер.

Евгению в 1927 году было два года и он, практически, не помнит отца, а мать, вспоминая былые годы, говорила младшему сыну:

-Я работала на поле серпом, а твой папа иногда молоточком простукивал колесные пары, буксы. Вера Мухина создала монумент: «Рабочий и колхозница», где они над головой соединяют свои орудия производства. И эти же символы рабочего и колхозницы были символами в государственном гербе. Значит мы с твоим батей основа не только семьи, но и нашего государства. Гордись отцом и хорошо учись в школе. На железной дороге без грамоты нет места. А Трофим работал на ответственной работе – стрелочником. И, если бы не наш земельный пай, то выучился бы и на машиниста паровоза. Ведь ногами по проселочным дорогам пешком всю страну не обойдешь, а железная дорога открыла нам дверь в огромный мир.

Слова матери запали в душу Жени. Он в 1941 году оканчивал восемь классов, и, шагая домой, любовался проносящимися мимо станции поездами, частенько вспоминал слова матери о назначении железной дороги, как окна в мир.

Перед экзаменами учитель русского языка и литературы Сергей Иванович рассказывал о стихотворении Маяковского «Кем быть?», сказал школьникам после окончания урока:

- Завтра на уроке литературы мы будем писать сочинение на тему «Кем быть». Подумайте хорошенько, какую профессию вы мечтаете приобрести после окончания школы и кем хотите стать.

Женя Червяков недолго ломал голову, куда податься после учебы. Когда мальчик сел за парту, то заглавие сочинения он написал не задумываясь: «Хочу быть машинистом». Евгений не лукавил, когда заявил всеуслышанно о своей мечте. У поэта Евгения Юшина есть стихотворение, которое называется «Педагогическая практика». Поэт и сам сначала работал учителем, прежде чем стать поэтом и редактором журнала. Так вот тезка Червякова анализирует тему сочинения ученика, а тема была вольная, и сочинитель мог выбрать любую профессию своей мечты, и рассказать, почему ему понравилась профессия, которую он выбрал. Юшин не только говорит о теме сочинения, а о характере школьника. Он говорит о двух героях: мальчике и девочке: «Вот Колька парень ротозей, отчаянный, заноза. Есть сто врагов и сто друзей и тысяча вопросов. А вот Наташина тетрадь. Строка покоем дышит. Ошибок нету – благодать. И хочет трактористом стать, да ведь неправду пишет!».

А Женя писал в сочинении «Хочу быть машинистом» правду и только правду. И хотел он поступить в Орше или в Витебске в железнодорожное училище, чтобы получить право на вождение паровоза. Он уже физически чувствовал себя властелином железной колеи: «Чух-чух-чух, свисток, гудок ту-ту», и помчался, рассекая воздух, вперед на встречу утренней заре.

Но почти сразу же после окончания восьмого класса Червяковым, наступила трагическая дата для всей страны – 22 июня 1941 года началась война. Уже 3 июля семья Червяковых была эвакуирована на Восток, на встречу заре. Только он ехал не машинистом, а пассажиром. И это был последний поезд.

Последним пунктом для эвакуированных пассажиров был город Ташкент, город хлебный, южный, богатый продуктами. Но маршрут пролегал в Узбекистан через город Чкалов, ныне Оренбург, где у матери Червякова Евгения была сестра, её муж был летчик и преподавал в летном училище, где когда то учился знаменитый летчик Советского Союза Валерий Чкалов. Сестры успели созвониться и потому Червяковы и направились в город Чкалов. Хотя выбора у них не было. Это был последний поезд, который отправлялся из Витебска на Восток. На перроне вокзала стояла суматоха, которая вот-вот могла перерасти в панику. Но солдаты военной комендатуры не позволяли выплеснуться стихии наружу. При одном приближении военного патруля жители Витебска прекращали разговоры, не говоря уже о ссорах. Они утихали, будто бы и не было словесной перепалки.

Но слухи о том, что отъехавший передними эшелон с эвакуированными жителями разбомбили самолеты фашистов, подколодной змеёй вползали в уши пассажиров, готовившихся к погрузке в поезд, и холодный страх вползал в их души с этими слухами. Поэтому паника могла возникнуть в любую минуту.

- Впереди бомбят эшелоны, а беженцы с запада рассказывают ужасные вещи о зверствахнемцах на захваченных ими территориях.

Именно с этим летчиком и встретился в Чкалове Женя. Внешний вид летуна был неотразим. Хромовые сапоги блестели как зеркало, что казалось можно увидеть на них свою рожицу. Голенища сапог были смяты в гармошку. Кожаная летная куртка летчика отливала матовым коричневатым цветом плитки шоколада из неприкосновенного запаса родственника, которое он тут же нарушил эту неприкосновенность, вручив лакомство мальчику.

А фуражка с голубым околышем и вовсе очаровала Женю – перед ним стоял настоящий Сталинский Сокол. У него на квартире и остановились Червяковы.

Аэродром и курсантское училище, где служил летчик, было за колючей проволокой. Но квартира его находилась в военном городке, туда их эвакуированных довезли на машине. Тут и возник вопрос об устройстве Жени Червякова. И когда юношу спросили:

- Кем бы ты хотел стать?

Женя тут же ответил:

- Хочу быть машинистом.

- У нас есть железнодорожное училище в Чкалове, - сказала родственница. – Да только конкурс там сумасшедший. Учебных мест на 120 человек, а претендентов 1200. Но попытка не пытка, сходи, попробуй, поговори с директором училища.

Женя пошел, взяв с собой документы об окончании 8 классов, характеристику, медицинскую справку. Директор посмотрел на Женю, полистал справки и документы и сказал пареньку:

- А ты, Червяков, везунчик. Хорошо, что ты принес медицинскую справку. У нас только сегодня выяснилось, что один абитуриент не может стать помощником машиниста по состоянию здоровья. А завтра уже занятия начинаются. Ты же тут, как тут. Дорога ложка к обеду. Запишу тебя в список.

Женя обрадовался:

- Надо же какой подвернулся счастливый случай! – и тут же спохватился, - на чужом горе счастье не заработаешь.

Он не знал, что на директора подействовала не только медицинская справка, а справка матери. Что Женя сирота, а семья не только потеряла кормильца, но к тому же многодетная!

Женя Червяков постоянно возвращался по ночам к первым дням войны. Он не понимал: или ему снится страшный сон или же этот кошмар цепко застрял в его памяти и он как четки перебирает их путешествие из зоны боев до Оренбурга.

28 июля первая немецкая бомба разорвалась на станции Сиротино. Но угодила в овощехранилище. Женя как завороженный не стал падать на землю, прикрыв голову ручонками, как это сделал его дружок, соседский мальчишка. Червяков стоял, остолбенев от грохота разорвавшейся бомбы, и наблюдал, не отрывая глаз, на обломки крыши овощного склада, которые покатились на землю метров на пять.

Вперемежку с земляными комьями летели вверх круглые белые картошины и кроваво-бурые ошметки от свекольных растерзанных взрывом корнеплодов.

Затем он вспоминал, как в панике снуют в Витебске люди около фабрики имени Коммунистического интернационала молодежи, а сокращенно КИМ. Она горит, и ярко-красные языки пламени с клубами густого черного дыма охватили все здание фабрики. Жутко и страшно при виде этого пожарища, но безнадежно грустно. И на фоне этого апокалиптического пейзажа в голубом красивом небе идут воздушные бои. И то один, то другой самолет факелом вспыхивает, пробитый пулеметной очередью и, натужно гудя, с надрывным воем вдруг начинает стремительно падать на землю, с густым шлейфом клубов черного дыма. Но вот в час ночи поезд, куда села семья Червяковых, извиваясь змеёй глухой ночью отправляется в путь.

В Смоленске поезд приняли на второй путь, где машинисты набрали воды, и снова поезд, грохоча на стыках рельсов, отправился в путь. Чкалов уже был забит беженцами и эвакуированных не принимал, а потому безостановочно проскочил его и остановился в шести километрах от города на станции Меловой двор, перемахнув через мост над рекой Урал.

- За одну минуту я из Европы очутился в Азии – подумал Женя.

Весной на следующий год на его новое пристанище – город Чкалов обрушилось непредвиденное несчастье – наводнение. Произошло дружное таяние снегов, и река Урал вышла из берегов, забурлила, поднялась и затопила окрестности и пригороды города Чкалов.

Напор воды на быки железнодорожного моста был таким мощным, что станционное начальство забеспокоилось. Евгений слышал, как начальник станции отдавал команду саперам:

- Железнодорожные рельсы и шпалы с обеих сторон подходов к мосту мы уже убрали. Ваше дело аккуратно взорвать насыпи на левом и правом берегу реки, чтобы не затронуть и не повредить устои самого моста. Вода рванется туда и напор на быки в середине моста ослабеет. Тогда мост устоит. А после спада воды мы сразу же восстановим движение через мост.

- На моей родине в Белоруссии фашисты стараются взорвать мосты, а мы в тылу из-за природной катастрофы должны взорвать насыпь железнодорожного полотна, чтобы спасти мост – думал Евгений.

Движение на Ташкент и Саратов было прервано. И поезда пошли через Куйбышев, а потом на Сталинград, а лишний километр пути продлял и без того затянувшуюся героическую оборону Сталинграда.

Затем Червякову пришлось удивляться, как бросились ликвидировать последствия наводнения горожане города Чкалова. Каждого жителя города обложили оброком: он должен на тачке привезти на дамбу насыпи десять кубометров земли. А вода уносила на себе по течению даже дома.

Труден путь к достижению цели

За время скитаний по городам необъятной страны одежонка Жени Червякова пообтрепалась, пообносилась, а обувь «просила каши». В осеннюю слякоть в такой обуви ходить, это быстро схватить воспаление легких. Поэтому он, а мама в особенности, обрадовались, что в железнодорожном училище парню выдали фирменное обмундирование. Гимнастерка с воротником-стоечкой и брюки были армейского образца цвета хаки, а шинель и фуражка – черного цвета. На концах воротника шинели выделялись окантовкой петлицы и на них были прикручены две металлические литеры – буквы: «Ж» и «У», означавшие железнодорожное училище. На широком ремне латунная бляха с теми же вытесненными буквами. А на околыше фуражки вместо красной звездочки эмблема железнодорожников, да и любых технарей – перекрещенные молоток и разводной ключ. Но когда Женя обулся в прочные крепкие из толстенной кожи подошвы и кирзового верха ботинки, он с удовольствием топнул ногой, потом другой, что чуть ли не пустился в пляс от радости:

- Да таким ботинкам сносу не будет.

Затем в новом наряде подошел к зеркалу. На него глядел с веселой усмешкой высокий, крепкий парень.

- Неужели это я? – задал мысленно себе Червяков вопрос. – Как форменная одежда меняет человека. Мне кажется, что я стал стройнее, возмужал.

Курс обучения в железнодорожном училище был рассчитан на два года. Но это была программа обучения в мирное время. А набору в железнодорожное училище 1941 года пришлось учиться по укороченной программе, рассчитанной на один год.

Исключили все вспомогательные предметы, которые не влияли на технические знания и навыки помощника машиниста паровоза: литературу, русский язык, историю, географию. А вот физику, черчение и электротехнику изучали усиленно. Для машиниста паровоза это необходимая азбука, без которой в механизме паровоза не разобраться. И разумеется спецпредметы и постоянная практика на знание узлов и деталей паровоза.

Женя подружился с одним учеником, его звали Дмитрием. До обеда проходили теоретические занятия, а после обеда, разгоряченные и сытые друзья шли в паровозное депо на практику.

Но этим рабочий день курсантов училища не заканчивался. Рядом с депо, прямо в голой степи были установлены металлообрабатывающие станки для железнодорожных мастерских. На них работали без стен и крыши ребята сверстники друзей новоиспеченные специалисты токари, фрезеровщики. А Митя и Женя приходили вечером на стройплощадку, чтобы укладывать кирпичи в стены мастерских.

От такой напряженной работы Женя здорово похудел, но Митя мог подкрепиться после работы и дома, и потому выглядел более браво, чем его товарищ.

Зато Женя ловко укладывал кирпичи на стене, разравнивал нужным слоем раствор и уложенный на такую «постель» кирпич, пристукивал рукояткой мастерка, срезал выдавленный из шва раствор с ловкостьюфокусника. Да еще покрикивал на Дмитрия, который подносил ему кирпичи и накладывал на стенкусовковой лопатой раствор:

- Митька, ты чего мух не ловишь, спишь на ходу. Пошевеливайся, беои больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит.

- Женя, а ты не гони волну-то, не гони – огрызался Дмитрий. – Мы с тобой и так больше всех кубатуру кирпичной кладки выдаем на горе. Не загоняй и себя и меня как лошадей. Ведь тут мне один пацан сказал: «От работы кони дохнут». Ты же сам после работы еле-еле плетешься до дома.

Червяков понимал, что доля правды в словах Митяя есть. Он и впрямь выматывался к концу смены. А придя домой, после как, сняв одежду, плашмя рухнув на койку, едва коснувшись подушки, засыпал мертвецким непробудным сном.

Но утром, сполоснув лицо холодной водой, выскакивал бодреньким из дома и шустро шагал на занятия в училище. Молодой организм привыкал выносить такой напряженный ритм работы.

Как обрадовался Евгений, когда в начале декабря прибежал запыхавшийся Митька. И с порога выпалил:

- Женя, наши под Москвой дали фрицам прикурить. Не только остановили их на подступах к столице, а, разгромив танковую армию, перешли в наступление. Я слышал по радио, что несколько подмосковных городов и сел наша Красная армия освободила.

Мальчишки обнялись и потоптавшись на месте, словно в танце, как индейцы, которые вернулись с хорошими трофеями с охоты, громко выдохнули из груди: «Ура! Ура! Ура!»

Когда триумфальная пляска курсантов закончилась, Женя обомлел от удивления. Всегда невозмутимый озорной Митя, вдруг прикрыл лицо руками: у него от радости на глазах навернулись слезы.

Евгений хотел что-то сказать, но язык как будто прилип к гортани. И он не смог сказать ни слова – к горлу подкатился ком.

Как пережили ребята эту первую военную голодную, холодную зиму. Они и сами не понимают. Но как радостно было увидеть весеннее солнышко, зеленую травку.

В июле 1942 года Женя получил аттестат об окончании железнодорожного училища. В нем было написано: «Сдал пробу на помощника машиниста».

В графе «Изучал нижеперечисленные предметы» столбиком перечислялись они: специальная технология, общая технология, материаловедение, черчение и технический рисунок, физика, математика, химия неорганическая, химия органическая, электротехника, военно-физическая подготовка.

Но в графе «получил по ним следующие оценки» была всего одна запись в строчке «Специальная технология» было начертано «Хорошо». Столбик для оценок по другим предметам обладал белоснежной чистотой.

Разумеется, и там были какие-то оценки, но из классного журнала их в аттестат не перенесли.

Но Женя был рад, что его знания по главному для помощника машиниста предмету «Специальная технология» были оценены на «хорошо».

В депо Оренбурга Евгений Червяков, уложив аттестат в карман пиджака, пошел торжественно и гордо.

Но доставать из кармана аттестат Жене не пришлось.

- Фамилия? – строго спросил парня нарядчик.

Когда Женя ответил, нарядчик, взяв листок и увидев там фамилию Червяков, молча поставил галочку. Только тут Женя заметил, что в нарядной кроме него уже стои,т прислонившись спиной к стенехрупкая черноглазая девушка совсем еще девчонка, ключицы выпирают наружу, а худющая – дунь на нее легонько, и она как пушинка от одуванчика на парашюте воспарит в воздухе.

В это время в нарядную ввалился машинист, огромный такой верзила, что Жене показалось, что этот человек вытеснил весь воздух из помещения, что у него даже дыхание перехватило. А великан и загудел, соответственно, густым басом:

- Михайло Иванович, где мои помощник и кочегар шляются. Я хотел бы с ними познакомиться и подготовить к поездке паровоз.

Нарядчик молча снял очки, достал из кармана носовой платок и стал молча и невозмутимо протирать стеклышки очков. Богатырь разошелся, и голос его в несколько децибел загремел с новой силой:

- Не тяни резину, Михаил Иванович, нечего со мной в бирюльки играть. Где моя бригада? Хватит очки втирать.

Нарядчик оказался очень хладнокровным человеком и спокойно ответил, показывая рукой на Женю и татарочку Катю. Женя уже успел познакомиться с девушкой.

- Вот твои помощники Белозоров.

- Прекрати свои неуместные шуточки – рассвирепел машинист. – Это не паровозная бригада, а детский сад. Набрали на паровоз слепых котят, а молока не дают. Эта девочка пустую лопату поднять не сможет, не то что в топку уголь бросать. Да и хлопчик-то хлипкий как хворостина. А ему же надо вокруг меня волчком крутиться. У меня же поезд с военным грузом, который ждут не дождутся под Сталинградом. А как, растолкуй мне дураку, Михаил Иванович, привезти его по расписанию, точно в срок.

- Белозеров, пожалуйста, прекрати истерику – огорошил богатыря нарядчик. Других специалистов у меня нет. Забирай их и выметайся побыстрее, из моего помещения. Попутного тебе ветра и хорошего настроения. Дебаты окончены, не на митинге выступаешь. Всё.

После короткого словца «Всё!» Белозеров съежился, как будто из него, как из воздушного шарика, проколотого иголкой, выпустили воздух. И, расстроенно махнув рукой, буркнув:

- Шагайте за мной, малыши! – Распахнул двери нарядной, пошел к паровозу.

Поезд шел по расписанию. А вот Катя выбилась из сил раньше. Чем предполагал Женя. Он подскочил к девушке, отобрал лопату и стал ритмично и ловко бросать уголь в топку.

Он уже выбивался из сил, когда подошла отдохнувшая Катя и сказала Евгению:

- А ты оказался очень выносливым, Женя. И откуда у тебя только силы берутся?

- Откуда, откуда – от верблюда – улыбнулся Женя, но лопату передал напарнице.

Отдохнув Катя, экономя силы, стала размеренно бросать уголек.

- ты смотри, какая девочка смышленая попалась – подумал Червяков, - так рационально даже у меня не получается. Исправно поддерживает пар в котле паровоза. Да и кочегарит неплохо.

Возвратившись из поездки, с гордостью, что Сталинград получил вовремя боеприпасы, Евгений Червяков только снял ботинки, как на него навалился сон. Он, как былинный богатырь, провалился в небытие и проспал ровно сутки.

В нарядную он с Катей пришли опять раньше Белозерова. Когда машинист переступил порог кабинета Михаила Ивановича, тот тут же спросил Белозерова:

- Рейс с хлопчиком и девушкой сделали без всяких неприятностей. Обошлось. У меня появился резерв. Могу тебе поменять бригаду.

Машинист вместо благодарности накинулся на нарядчика:

- Вечно ты, Михаил Иванович, мне какую-нибудь каверзу стараешься подкинуть. Только сработались, а хочешь тут же мою молодую трудолюбивую бригаду передать другому машинисту, и за что ты меня так недолюбливаешь?

- Ну и характерец у тебя, Яков Александрович, - усмехнулся Михаил Иванович. Чтобы я тебе не предложил, в штыки встречаешь. Коли сработался с молодежью, что же я буду назло тебе делать? Работайте на здоровье вместе. Зеленый вам свет на всей трассе пожелаю.

Наступил 1943 год. Напряженность под Сталинградом нарастала. Паровозные бригады перешли жить в вагоны, стоящие на запасных путях, чтобы не ходить не искать в жилых домах замену, если бригада на паровозе не укомплектована.

Евгений Червяков пришел в колесный вагончик после очередного утомительного рейса отдохнуть. Но поспать ему не удалось. Поднялась какая-то суета, топот ног, крики, шум. Женя с недовольным видом вышел на улицу и чуть не подпрыгнул от восторга, услышав крик:

- Хлопцы, немцев под Сталинградом разбили. Окружили их сначала, а потом на котле крышку болтами завинтили. Целая армия фельдмаршала Паулюса была вынуждена сдаться на милость победителя. В Германии объявили траур. Вот вам и блицкриг, годы. Почувствовали наш русский зубодробительный кулак. То-то еще будет.

В конце апреля Червякову исполнилось 18 лет. И его, как призывника в армию, направили в особый резерв паровозной колонны № 96 (ОРПК №96), которое формировалось на Оренбургской железной дороге.

Оснащали колонну по самым высоким меркам. Это была специальная колонна с паровозами серии С.О. (Серго Орджоникидзе). Предназначалась она для Юго-Украины с жесткими водами. Эти паровозы могли проходить 300-500 километров без набора воды и тем самым сохраняли котлы от накипи и ремонта.

Оперативная обстановка на фронте требовала бесперебойного обеспечения военными грузами войск, и 30 паровозов сновали по железным дорогам где базировались 2-й и 4-й Украинские фронты.

Немецкая авиация охотилась за эшелонами с военными грузами, но главной мишенью для фашистских летчиков были паровозы – движущая сила состава. Остановись поезд, и стервятники потом могли спокойно растерзать все вагоны, разорвав весь эшелон на куски.

Поэтому руководство решило подавать составы под разгрузку ночью. Однажды помощник машиниста Евгений Червяков под Севастополем получил, не доезжая километров за 15-20, команду притормозить эшелон:

- В чем дело? – спросил Женя машиниста, и услышал неприятный ответ:

- Взорвали мост над пропастью Мекеньзевых гор. Придется разгружать около железнодорожного полотна.

- Так до утра проразгружаемся – сказал Червяков – А утром нас, неподвижных разбомбят, как в сказке про лису: полетят клочки по закоулочкам.

- Это надо еще посмотреть – многозначительно произнес машинист. Такие грузы под контролем Ставки.

Его слова оказались пророческими. Приехали несколько автомашин, крытых брезентом. Из них, как из мешка горох, высыпались удальцы-солдатики, и через 15-20 минут полторы тысячи тонн груза лежало в кузовах автомашин, словно по щучьему велению.

Порожняк машинист и Евгений увели обратно.

В ста-стапятидесяти километров от фронта уже за линией фронта их ожидал следующий эшелон. В его хвосте были прицеплены два двадцати тонных вагона для прикрытия. На платформах этих вагонов были сняты крыши. На одном вагоне передвигались скорострельные зенитные пушки, а на другом зенитные пулеметы.

Во время налета на движущийся к фронту поезд Евгений Червяков увидел эффективность зенитчиков на колесах железнодорожного состава. Когда прозвучали несколько взрывов недалеко от поезда, Женя высунулся в окно паровоза и увидел, что плотный строй бомбардировщиков, на крыльях которых были черные кресты при зенитной стрекотне и канонаде рассыпались во все стороны, как жирные навозные мухи разлетаются с недовольным жужжанием по сторонам после хлесткого удара мухобойки.

- Дядя Вася! – закричал восторженно Евгений – фашистские летчики-то как перепугались!! Шарахнулись в разные стороны, поломав стройные ряды, и бомбят далеко от железнодорожной колеи широкую просторную степь.

- Молодцы зенитчики – отозвался машинист – дают прикурить прославленным ассам. Испугались надменные летуны, вот тебе и невозмутимые арийцы – отскочили в сторону, как нашкодившие щенки от окрика рассерженного хозяина. Будут знать наших… Русские не сдаются. А воюют до последнего патрона.

- А патронов у нас хватает. Я сам возводил стены цехов оборонительных заводов, пока учился в железнодорожном училище в голой оренбургской степи. И теперь сделанные там боеголовки артиллерийских снарядов защищают, дядя Вася, наш с тобой эшелон.

- Да, хлопчик, живы будем, не помрем! – весело улыбнулся Василий. Не снижаются низко бомбовозы то. Какое находчивое наше начальство, ловко придумало оно про передвижные зенитки.

- Да и зенитчики-то, какие молодцы. Метко стреляют по движущимся целям. Мастерство высокого класса показывают. Мы движемся, самолеты летят быстро, а надо угадать и стрелять на опережение, чтобы сбить стервятников.

- Ответственная у них работа – одобрил машинист.

- Да и ваша работа не менее ответственна, дядя Вася. Вон как вы умело маневрируете – добавил Женя, а в ответ услышал:

- Наша работа, Женя, наша…

Но такого на войне не бывает, что бы везло непрерывно и бесконечно. В 1943 году их сплетка в составе пяти паровозов и пяти теплушек не доехали до пункта назначения, и была подорвана на разъезде Копино на входной стрелке. Тут фашистские ассы сработали с ювелирной точностью.

- Видишь, Женя, как гитлеровский летчик нас умело стреножил. Попал в головной паровоз, а теперь и нам ни туда, ни сюда не двинуться – вздохнул машинист, но тут же спохватился:

- Айда, к пострадавшей бригаде. Если ходовая часть не повреждена, то подцепим их к нашему локомотиву и потащим до станции.

Подъезжая к станции в предрассветном тумане, их эшелон обнаружил немецкий самолет. Летчик сделал круг и зашел им в хвост.

- Ну, вот нам, дядя Вася и каюк. Мы тихоходы и у летчика на виду, как на ладошке – обреченно вздохнул Евгений.

- Ты, Женька, наблюдай за самолетом в окно паровоза, - рявкнул Василий на помощника – я тебе покажу – каюк! Как только он поравняется с последним нашим вагоном, крикни что есть мочи мне. Я экстренно заторможу, и мы спасены. Летчик-то кидает бомбы на опережение, учитывая нашу скорость, а мы её сведем до минимума.

- Ура, дядя Вася! – радостно закричал Женя. – Шесть маленьких авиабомб разорвались впереди нас метров за семьдесят – сто. Упали, к счастью, между полотном и телеграфными столбами, путь для нас свободен, колея не пострадала.

Но радость была преждевременная, фашистский летчик, увидев свой промах, резко развернулся и пошел им прямо в лоб, обстреливая паровоз из пулемета. Фонтанчики пуль на песке Женя увидел впереди, а потом машинист крикнул громко и огорченно:

- В сухопарник попал, сволочь!

Женя обернулся назад и доложил, что пробоиной в сухопарнике дело не ограничилось: - угол теплушки как ножом срезал, гадина! А что же нам с сухопарником-то делать?

- Что делать, что делать? – с негодованием пробурчал Василий. – Задрать штаныи бегать! Металлическую заглушку забьем в пробоину, подними пар, и заковыляем домой полегонечку. И откуда же немцы знают время, когда эшелон будет проходить именно на этом участке фронта?

На этот вопрос машиниста Евгений знал точный ответ:

- Вспомни, дядя Вася, как на нашей станции оборотного плеча недавно взяли особисты лазутчицу!

Конечно, знал эту историю и машинист, но в запале и от огорчения, он сразу и не понял, не вспомнил, как хорошо действуют в нашем тылу немецкие диверсанты. Они располагают безупречной экипировкой, хорошо отработанной легендой и отлично изготовленными воинскими документами. Поэтому вражеские лазутчики могут неделями какое-то время появляться вблизи железнодорожных станций. Некоторые умудрялись слоняться на станциях неделями. Их липовые продовольственные аттестаты заменялись подлинными, а идеально выполненные безукоризненно удостоверения личности вводят в заблуждение большинство людей, проверяющих документы. А командировочные удостоверения, обросшие отметками этапно-заградительных комендатур, способствуют обману проверяющих. Уже несколько раз проверяли диверсанта компетентные органы, так какого лешего сомневаться мне?

Но не только военная форма была главным атрибутом прикрытия для немецкой разведки в тылу Красной армии. Были и более изощренные способы следить за передвижением воинских эшелонов на фронт.

Про поимку немецкой шпионки на станции, с которой Евгений Червяков отправлялся в рейс, ходили легенды.

Женя и сам несколько раз видел на платформе станции эту женщину. Она была, видимо, родом из приволжских немце-колонистов, которые поселились на Волге еще при императрице Екатерине Второй. И была завербована абвером, так хорошо прекрасно язык знала и русский и немецкий.

У неё на лице было выражение тронутого умом человека, седоватые всклоченные волосы выбивались из-под платка, потухший взгляд ни на чем не останавливала.

Женщина проходила мимо вагонов, в которых сидели молоденькие солдатики, и тихонько бормотала: «Сынушка мой родной! Мишенька, любимый мальчик, кровинушкамоя.

Её много раз останавливали патрули, но документы были в порядке. На офицеров магически действовали похоронные на имя Михаила Иванова и его треугольнички-письма с фронта своей матери.

Когда поток грузов увеличился, Ивановой Анастасией заинтересовался опытный контрразведчик и даже пригласил на допрос опытного врача психиатра. Пожилой человек с отечным лицом, опытный врач, но все симптомы, рефлексы, синдромы были налицо, и психиатр ошибся, признав женщину больной.

- Случай явный, она должна быть на излечении в колонии хроников, но где её сейчас найдешь психиатрическую больницу? Она ведет себя безобидно и никому не мешает.

Несчастный доктор при своем огромном опыте обманулся, оказался бессильным перед опытной симулянткой. Синдромы, симптомы и рефлексы Ивановой были отработаны до автоматизма в берлинской психиатрической клинике.

А разоблачил её молоденькийлейтенантик. Сначала он ей из жалости подарил банку мясных консервов, но в следующий раз заметил, что при бессмысленном взгляде Анастасия шевелит беззвучно губами, будто считает в уме вагоны с боевой техникой, или же четко вглядывается в номера их.

Лейтенант решил незаметно проследить за ней. Когда вечером она направилась в город, где жила в полуразрушенном доме от бомбежки. Офицер успел вовремя юркнуть за угол, когда она подняла обломочек зеркальца на уровне глаз, чтобы проследить, не увязался ли кто из военнослужащих за ней, и не ведет ли наблюдение.

Любопытному лейтенанту повезло, и Иванова вывела его на окраину города, где и находилось её пристанище. И участь лазутчицы была предрешена.

Молодой офицер присутствовал на допросе и обыске. Нашли в подвале радиопередатчик, а взгляд у женщины оказался абсолютно осмысленный и холодный, поджатые губы и гордая осанка. Из неё словно сочились презрение и ненависть. Ах, какая это была жгучая ненависть. Она молчала до конца, но улики, найденные при обыске были настолько весомы, что расстрела Ивановой было не избежать. Фанатизм её трудно понять. Наверняка её инструктировали: умри, но сделай. И она предпочла умереть, но выполнить, но сделать задание, даже под страхом смерти. Лучше бы ей сказали: сделай и не умирай. Но это касается только самой шпионки.

А лейтенант, он был почти ровесником Жени,может быть чуть старше по возрасту, потому и подружились ребята, был на седьмом небе от счастья.

- Меня все называли желторотиком, - признавался Червякову офицер, - а я им всем нос утер.

- И правильно сделал. Пусть знают, что и молодежи можно доверять. Страна должна знать своих героев.

- Какой же я герой, Женя, - пожал плечами офицер – я выполнял свой долг.

- Ты выполнял свой долг, но выполнил его блестяще, творчески, - улыбнулся Червяков. – Сколько бы еще бед нанесла эта диверсантка, не заметь ты, что она считает на платформах бронетехнику, а ты, как индеец Соколиный глаз, умудрился разглядеть такую мелочную деталь, что особисты выловили крупную рыбину.

- О, - кивнул головой лейтенант, - это, в самом деле, была крупная хищная рыба, да и не рыба даже, а зубастая акула. Но теперь она уже никого не укусит.

Но вскоре пришлось Евгению Червякову узнать новые географические названия: Сиваш, Крым.

Машинист сказал своему помощнику:

- Немцы прутся в Крым, и мы будем оборонять Крым, подвозить боеприпасы, живую силу и технику.

Один раз они въехали на станцию, из которой только что выбили фашистов. Евгений впервые узнал, что не только немецкие самолеты охотятся за тяжеловесными железнодорожными составами, но и наши соколы начали бомбить в прифронтовой полосе составы с военной техникой противника.

Однажды, въехав на станцию, которую только что покинули фашисты, Василий и Женя увидели на железнодорожном пути такой бедлам, как будто огромный великан разбушевался, и своей огромной ручищей разбросал вагоны состава, как детские игрушки, вокруг себя. Вагоны лежали на боку вверх колесами, а некоторые были смяты в гармошку. Тут же валялись и трупы фашистов в ненавистной форме зелено-серого цвета.

- Как это их угораздило так перевернуться – спросил Василий начальника станции?

Тот озорно улыбнулся и сообщил:

- Это ПО-2 наш им помог покувыркаться вдоволь. Летчик сумел прорваться как-то через заградительный огонь зениток и устроить эту мясорубку: самолет подошел к эшелону на бреющем полете, когда паровоз стал набирать ход и уже шел на приличной скорости. Я услышал шипение из лопнувшего тормозного шланга и грохот разрыва бомб. Тогда я ещё работал в ремонтной бригаде в депо у немцев. И испорченные шланги тормозов как раз моя работа. А начальником станции меня назначил военный комендант города, только что назначенный нашим командованием. Оставшиеся в живых солдаты драпали без оглядки. Фашисты любят поиздеваться над нашими военнопленными, а самим оказаться в этой роли – кишка тонка. Теперь наша цель – идти вперед на запад.

- А у нас цель другая – ответил машинист, поставить товарняк под погрузку татар. Приказ по НКВД вывести, оказывающих пособничество фашистам на восток, в глубокий тыл.

Станционный начальник спросил удивленно:

- Это как же они разберутся кто пособничал фашистам, а кто помогал нашим партизанам!

Машинист пожал плечами:

- Я краем уха слышал, что в двадцать четыре часа Лаврентий Павлович Берия приказал вывезти в Казахстан всех татар.Семьями, не оставляя их детей, стариков и многочисленных родственников в Крыму.

- И вам придется в такую даль, к черту на кулички, ехать и тянуть за собой спецэшелон.

- Нет, мы же паровозная бригада и у нас свое оборотное плечо имеется, от вашей станции протянем до него состав, отцепим вагоны с бедолагами и с новым грузом приедем обратно. А потом будем опять подвозить грузык фронту.

В Запорожье и в других городах Украины

Под Запорожьем ночью на паровозе заканчивался уголь. Что делать? Обратились к коменданту станции.

- Без паники, мужики! – пригрозил он пальцем. - Слушай мою команду:

- Отцепитесь бесшумно от поезда и, таким же макаром заезжайте на угольный склад в Запорожье.

- Так оно же в руках немцев.

- Ша, ребята, ша! – обрывает их возмущение комендант. – Немцы в Запорожье на правом берегу Днепра, а в Запорожье на левом берегу реки уже располагаются красноармейцы. Поэтому без шума и пыли, я уже вам сказал – тихонечко войдите в Запорожье. На угольном складе немцы хранили хороший трофейный польский уголь. Загружайтесь, чтобы ни одна мушка не зажужжала.

Сейчас отдыхает у меня бригада, машинист Ялов и помощник его Власенко, они вам помогут подготовить паровоз к бесшумному передвижению. Ночью-то любой стук – бряк за километр слышно.

Червяков сбегал в дежурку станции и привел коллег к своему паровозу.

- Давайте нагоним полное давление в котле и подольем воды на полный уровень – предложил Ялов. – Заклиним турбины, чтобы не визжали. А то немцы на правом берегу услышат и всполошатся. Сразу же дадут артиллеристам команду и начнут нас обстреливать. А на кой же бес нам этот стресс?

Прибыли на угольный склад и, правда, тихонько. Там загрузили носилками угольную яму. Затем заехали на глубокую канаву, чтобы осмотреть паровоз снизу. А тут уже рассветало и началась там бомбежка, да так неожиданно, что Женя попытался вылезти из-под паровоза и залезть в более надежное укрытие. Паровоз-то фашисты точно начнут бомбить.

- Ты куда, пацан?! – остановил его, громко заорав Власенко. – Нам дано жесткое указание коменданта: от паровоза никуда, ни на один шаг в сторону не отходить от паровоза.

- Понял, не дурак! – отозвался Женя. – Раз нельзя отойти в сторону, то под брюхом паровоза спокойнее переждать бомбежку, чем стоять наверху рядом, не отходя ни на шаг, с паровозом?

- А ты и впрямь, малый не дурак – сказал, усмехаясь Власенко, потом, выдержав паузу, подзадорил Евгения: - Хотя и дурак не малый!

Рядом стоял паровоз «Щука». В него и попала авиабомба в тендер и покорежила паровоз, словно это была пустая консервная банка, которую бомж смял каблуком стоптанного до дыр башмака. Но бригада «Щуки» была местная и плевала она с высокой колокольни на указания коменданта станции, а потому, когда началась бомбежка, скрылась в выкопанное сооруженное рядом бомбоубежище, а потому осталась целой и невредимой.

А Женю взрывы немного оглушили. Он смотрел на Власенко, видел, как шевелятся у него губы, а ни слова не мог понять. Огорчился, правда, через минут пять у него, словно вытащили из ушей тампоны из ваты. И он радостно закричал:

- Слышу, слышу!!!

На станцию Мелитополь так же добрались далеко за полночь. Служба «ВНОС» оповестила:

- В направление к городу Мелитополю движется большая группа бомбардировщиков неприятеля.

Начальник станции отдал приказ по радиосвязи:

- Всем машинистам приказываю растащить составы, стоящие на путях станции, растащить по перегонам.

Дальше звучали фамилии машинистов и их маршрут и места размещения состава – на каком разъезде его поставить. Работа закипела, а паровоз, где находился с бригадой и Женя Червяков оказался «лишним». Они установили локомотив у самого крайнего пути парка. Машинист и Евгений набросали в топку побольше сырого угля, и машинист сказал Червякову:

- Я видел рядом с паровозом хорошую траншею, пошли, укроемся в ней.

Перед бомбежкой фашисты сбросили вниз осветительные авиабомбы, и стало светло как днем. Затем загрохотали взрывы, после бомбометания, началась жесткая бомбардировка станции. С ноля часов до полпятого освещалась станция «факелами».

Огонь же велся и сверху и снизу зенитно-пулеметным огнем. Евгений вел счет сбитым самолетам:

- Смотри, Борис Николаевич, уже пятого мерзавца наши подбили, полетел с неба на землю помирать.

Его радость как рукой сняло, когда бомба, засвистев где-то совсем рядом глухо ударившись о землю, прекратила свой визг. Женя последовал примеру Бориса и, шмякнувшись животом на дно, зажал рука ми уши. Уже одна контузия была, второй не надо. Взрыва не последовало.

- Видимо сильно зажал я уши – подумал Евгений. – Земля-то ходуном закачалась, но разрыв был где-то далеко и я не услышал его.

Когда рассвело, и бомбежка прекратилась так внезапно, как и началась, Евгений выкарабкался изтраншеи, которая защитила их от осколков авиабомб. А свист их раздражал бригаду паровоза всю ночь. Как в песне в исполнении киноартиста Марка Бернеса: «Темная ночь, только пули свистят по степи, тускло звезды мерцают».

Он и Борис Николаевич ахнули. Они с ужасом подумали, что смерть ходила около них рядом. В метрах трех от бровки траншеи зияла воронка: шириной метра в полтора, а глубиной в метр. Из дна воронки торчали «перья» стабилизатора авиабомбы:

- Вот почему мне показалось, что земля закачалась подомною. Это бомба шмякнулась рядом с укрытием нашим – огорченно произнес Евгений.

- Червяков – уколол его ершистой фразой Борис Николаевич. – Оглянись вокруг, протри свои глаза-то: станция вся изрыта, искорежена взрывами, будто кроты на картофельном поле бугорки, да какие бугорки, бугры нарыли. Да ты знаешь Женька, какие мы с тобой счастливчики: сами остались в живых и наш паровоз уцелел. Стоит целехонький и невредимый.

Евгений огляделся вокруг и еще больше огорчился.

- Борис Николаевич, ты посмотри вон туда. Там же тоже укрытие было, а в эту траншею две бомбы попали. Не спасла бригаду она от гибели. Укрытие людей не спасло, а стало для них могилой. Живьем похоронили в этой траншее железнодорожников фашистские изверги.

Борис снял с головы фуражку и, низко поклонившись, тихо прошептал:

- Вечная им память страдальцам.

Потом осторожно оглянувшись вокруг, как бы ненароком увидел какой-то посторонний взгляд это кощунство, мелко перекрестился. Потом громко добавил:

- Придется их похоронить по-человечески.

Машинист как в воду смотрел. Уже к полудню все кто остался живы, отрыли около парка прямоугольную с отвесными стенками могилу. В ней и похоронили всех убитых в эту ночь железнодорожников. Мирные жители во время бомбежек, даже близко к станции не подходили. Станция была местом повышенной опасности.

Все повторилось как в Мелитополе на станции Федоровка. Но здешние зенитчики постарались на совесть: били метко и ночью факелами вспыхивали не осветительные авиабомбы, а бомбометающие самолеты.

- Смотри, смотри, Борис Николаевич! – азартно кричал Женя. – Наши – то еще одного фашиста подбили. Так шандарахнули, что он закувыркался в воздухе как ворона с перебитым крылом. Сейчас в землю врежется…

Восторг Евгения поддержал и машинист, но менее эмоционально и кратко:

- Взорвался, сволочь! Туда ему и дорога.

Когда полуостров Крым был полностью освобожден от оккупантов, сразу же над водами болотистого пролива Сиваш был построен низкий стометровой длины Ченгорский мост. По обе стороны моста подвели насыпь железнодорожного полотна.

Штаб колонны № 96, в которой служил и Евгений Червяков, перебазировался на узловую станцию Джанкой. Ченгорский мост был единственной в это время действующей переправой. Её усиленно охраняли зенитной артиллерией и пулеметами. И надо же, что в это время, когда поезд помощника машиниста Евгения Червякова проходил по Ченгорскому мосту у них лопнул рукав тормозной магистрали.

- Что случилось, Борис Николаевич? – закричал Женя?

- Стоим на мосту , черт побери! Застряли и превратились в хорошую мишень для ассовлюфтваффа.

Женя прислушался и сказал:

- Да, громко залаяли, затявкали наши зенитки. Может быть, и не дадут фашистам нас разбомбить.

В это время подоспела экстренная техническая помощь. Магистраль тормозная была исправлена и в сопровождении начальника станции доехали до первой крымской станции Тагонаш. Ночью добрались до станции Сюрань, от которой километров двадцать до Севастополя. После разгрузки поезда отправились в Симферополь. На станции пять путей, а депо взорвано. Руины стоят и битые кирпичи вокруг. Уже было восстановлено 210 км пути на перегоне Джанкой – Керчь. По этому перегону и отправился поезд с бригадой Червякова Евгения.

- Как хорошо, что у нас сейчас паровоз Серго Орджоникидзе (СО) – сказал Борис. – Едем по безводной Крымской степи, где же заправиться водичкой, а нам на это наплевать. Воды хватает на 300-500 км, а нам какие-то 210 км требуется преодолеть. Дойдем как миленькие.

Когда стали подходить к Керчи, слева и справа открылась широкая панорама проходившей здесь битвы. В пожухлой от засухи траве еще лежали трупы убитых, но ещё не похороненных немцев. Эту картину пришлось наблюдать на протяжении 15-20 километров. Стояла жуткая трупная вонь.

Борис оторвал от старой рубахи рукав, смочил ткань водой и попробовал дышать через тряпку ртом, а нос закупорил наглухо.

- Как чувствуешь себя Борис? – спросил машиниста паровоза Евгений.

- Ты знаешь, ничего хорошего тебе сказать не могу, - поморщился Борис Николаевич. – Чувствую себя отвратительно. Но чуть ли не задыхаюсь. Какой отвратительный запах. Вот бы провезти здесь в товарняге пленных румын и немцев, оставшихся в живых. Вот был бы хороший урок для них. Радовались бы, что не они падалью лежат в крымской степи.

Наконец-то можно стало везти грузы через Днепр. Наши войска форсировали водную преграду, и побережье Днепра освободили.

Борис и Евгений вели паровоз и поезд через широкий Днепр, через который, как сказал Николай Васильевич Гоголь, не каждая птица долетит до середины Днепра, а перелететь через него тем более. А вот бригада Червякова ведет состав с 700-тонным грузом по мосту через Днепр со скоростью 5 километров в час. Вдали по течению были видны пролеты взорванного моста. Они же ползут со скоростью черепахи по деревянному мосту, сваи которого выгнуты против течения. Женя вдруг насторожился:

- Мост-то, командир, скрипит и качается, как деревенская деревянная зыбка-люлька для новорожденного, - сказал Евгений Борису. – Может быть, нам стоит увеличить скорость?

- Вот тогда точно мы рухнем в воду – возразил Борис. – В Петербурге рухнул от резонанса мост, когда нога в ногу строевым шагом промаршировала по нему рота солдат. А наш мост хоть и скрипит, качается, но держит нас. Да и поговорка народная есть: «Скрипучее дерево дольше стоит, не ломается». Теперь через мост уставом запрещено водить солдат, шагая нога в ногу. Только в разнобой. А наш-то паровозик родной колесами на стыках размеренно постукивает: «Тук-так, тук-так». Зачем же судьбу испытывать. Поедем со скоростью, которая нам регламентирована – 5 км/час

Штаб колонны №96 передвигался вместе с фронтом и на этот раз разместился в Одессе-Сортировочной.

В Одессе нет питьевой воды. Водонасосная станция расположена километров 30-40 к западу от Одессы, но ещё занята немцами. Когда приехали в Одессу, Борис Николаевич предложил начальнику станции налить для одесситов – железнодорожников из тендера пресной воды.

- Спасибо вам, ребята, - обрадовался начальник, а то скоро от жажды умрем. Мы в долгу не останемся. Когда будете профилактическим ремонтом заниматься, то для вас всегда в депо Одессы-Сортировочной местечко найдется. Там есть и бомбоубежище. При обстреле можете в нем спрятаться – береженого Бог бережет.

-Спасибо и вам на добром слове – поблагодарил радушного начальника Борис. – А что часто бомбят вашу станцию?

- Да каждую ночь. Теперь с немцев-то спесь сбили, и они хвост поджали – днем вылеты на город не совершают. Вон около лимана наш санаторий разуделали, как бог черепаху. - Начальник станции махнул рукой в сторону взорванного санатория с зияющими широкими проемами окон, как пустыми глазницами. Стеклаповылетали от взрывов авиабомб или были посечены осколками снарядов.

В Бессарабии вылезли на станции, решили прогуляться по городку. Немцев прогнали недавно, но на рынке вовсю кипела мирная жизнь. Смуглый торговец продавал фрукты, молочные продукты: творог, брынзу. Увидев людей, одетых в железнодорожную форму оживился, когда-то придут на рынок платежеспособные покупатели, и закричал, шутливо рекламируя свой товар:

- Налетай! Подешевело! Было рубль, стало – три!

Борис и Женя посмеялись над хитростью торгаша, но купили у него много товара. Цены были довольно приемлемые.

По дороге Борис Николаевич, пожимая плечами, поделился своим мнением с Женей:

- А бессарабец-то и правду не врал, что продукты подешевели. Хотя хохмачу отмочил: «Была цена рубль, а стала сейчас три рубля». Ничего подобного. Как раньше цена в Советском Союзе была, такая и осталась. Довольно дешево стоят товары на рынке.

- А чего ты, Борис, удивляешься то? – спросил Червяков и тут же сам и ответил. – Бессарабия присоединилась к Советскому Союзу в 1940 году, а теперь, когда наши бойцы освободили их от фашистов, они и установили те же довоенные цены на рынках. Так что нам повезло уважаемый Борис Николаевич.

Новая задача, новые условия работы

Сначала все шло по плану, и колонна паровозов дошла уже до границ Румынии, но в конце 1944 года в декабре по приказу Государственного Комитета по обороне и Народного Комитета путей сообщения колонну перебросили на Омскую железную дорогу. Там железнодорожникам предстояло перебрасывать заблаговременно войска и военные грузы на Дальний Восток. Никто и не предполагал, что даже взяв Берлин, предстоит Советскому Союзу разбить другого врага – Милитаристскую Японию. Американцы воевали с японцами на море, а на суше: в Китае и в Манчжурии, Рузвельт попросил Сталина разгромить миллионную Квантупскую армию и завершить Вторую мировую войну. Все это и произошло потом, но когда Евгений Червяков отправился в составе бригады на Омскую железную дорогу, о стратегически важной задаче никто не знал. Евгений Червяков мечтал дойти до Берлина и потому, узнав о передислокации колонны в Барабинах на Омскую железную дорогу, расстроился.

Но что поделаешь! Мы предполагаем, а жизнь распоряжается по своему.

Зато Борис Николаевич перебазирование колонны воспринял, как должное, и даже немножко обрадовался. Уехать на необъятные просторы Сибири, где тишь, гладь, да божья благодать, это подарок судьбы. Борису надоело ходить по острию бритвы, когда не знаешь. Когда начнется очередной артобстрел, или бомбежка. Но защищать Родину надо и машинист стойко переносил все тяготы фронтовой службы.

Военной романтики Борис нахлебался по самые уши. Пусть такие пацаны, как Женька рвутся в бой. А ему хотелось, чтобы пули не свистели около его виска. Да и в тылу необходимы специалисты-железнодорожники. Победа на фронте куется в тылу. Да и их бригаду отправляют не на курорт, полежать на прибрежном песочке теплого моря, а в снежную, вьюжную, морозную Сибирь. Прибыли они туда в январе 1945 года.

И вот первый рейс. Набрали в тендер воды. С неба стали падать кружась в темпе вальса снежинки, подул легкий ветерок, и танец снежинок прибавился в темпе. Женя переговаривался с кочегаром Мишкой:

Мишь, как тебе нравится сибирская погода?

- Очень, Женечка, нравится! – отвечал кочегар. – Душа песни просит: «Вдоль по улице метелица метет, за метелицей мой миленький идет: «Ты постой, постой, красавица моя! Дозволь наглядеться радость на тебя!»

Вскоре снег повалил такими крупными хлопьями, что не стало видно, это в божий-то светлый день, на расстоянии вытянутой руки.

- Жень, скомандовал Борис, - включи ка прожектор. А то рельсы даже не вижу.

Начинался затяжной подъем. На липком снеге, который плотно ложился на рельсы, колеса стали пробуксовывать.

Мишка, как заводная игрушка, стал беспрерывно подбрасывать в топку уголь. Евгений подсыпал под колеса песок, и эшелон потихоньку двигался вперед. Увидев, как убывает интенсивно сгорающий в топке уголь. Он забеспокоился:

- Борис, ведь мы до станции можем не дотянуть. Уголек сгорает, как бумага. А когда сгорит весь запас, что будем делать?

- Задерем штаны и будем бегать, отмахнулся от реплики Жени Борис. – Посмотри-ка по сторонам: березняк, березняк, кругляк, кругляк. Угля не хватит, свалим пару берез, подготовим дров и снова вперед. На дровишках наш паровоз полетит на все х парах. Типун тебе на язык, Женя. Я уже чувствую, что мы подъем-то преодолели и начинаем двигаться под уклон.

- Отлично, командир, полетим к станции, как по маслу.

Борис недовольно поморщился:

- Не так страшен черт, как его малюют. На подъеме –то хоть ветер сдувал снег с насыпи, а в низине-то, может быть, на путь сугробы намело.

Проехав метров триста паровоз остановился.

- Эх, Женя, Женя, - грустно вздохнул Борис. – Накаркал ты нам беду.

- Это не я паровоз остановил, а он не может сугроб одолеть.

- Вылезай-ка ты мой дорогой помощничек на природу и отцепляй паровоз от вагонов. Попробуем с разгона путь грудью паровоза расчищать.

Червяков спустился вниз и, подняв голову вверх, крикнул Борису Николаевичу:

- Мне снегу по пояс!

- Удивил козла капустой! – откликнулся машинист. – Мы сейчас стоим почти на перевале. Будем спускаться в лощину, так там утонем в снегу до паровозной трубы. Тогда нам пробивать сугробы не в рост человека, а целый тоннель.

- Спасибо, Борис Николаевич, утешил ты меня, порадовал своим сообщением. И что мы в снежном тоннеле будем делать? Пока ехали ни одного села, ни одной деревни не встретили. И связи со станцией нет. Да и продуктов для зимовки мы не запасли.

Машинисту упреки Жени надоели, и он тоже возмутился, вышел из равновесия:

- Ты, друг мой ситный, поменьше разглагольствуй, а действуй. Выполняй мое указание, отцепляй паровоз. Будем пробиваться, пока совсем нас не замело.

Когда Евгений отцепил вагоны, паровоз продвинулся метров десять вперед. Борис сдал локомотив назад и рванулся снова в атаку на снежные заносы.Дело пошло.

- Вот так и будем действовать с настойчивостью барана – усмехнулся Борис.

- Как это с настойчивостью барана? – обиделся Мишка. - Мы же не дураки какие…

- Ты чего, Мишка, надулся – то, как красна девица – подначил его машинист. _ На сердитых воду возят. А баран хоть и небольшого ума животное, но упрямый, как баран. Уставится на новые ворота, разбежится и стукнет рогами по доскам калитки. И будет так методично стукать рогами по воротам, пока не свалит их на землю. Вот и мы набодаемся со снегом.

- А я думаю, что нам помощь подошлют.

- Ах, хитрец, - погрозил пальцем Червякову Борис Николаевич. – Раньше меня услышал, что слева от нас по другому пути идет снегоочиститель. Тогда нам пробивать тоннель не нужно будет в полный профиль, а только в половину его. Без подпора слева стена сугроба, после прохода снегоочистителя, сама рухнет. Раз ты первый заговорил, что нам помогут, то посигналь снегоочистителю, чтоб он остановился. Побалякать с машинистом мне надо.

Сигналить «скорой помощи» не пришлось. «Дворник» остановился сам. Из кабины локомотива вылез помощник, коллега Червякова и вручил ему шесть буханок хлеба, по две буханки на брата. И пару килограмм колбасы.

А машинист решил пообщаться с Борисом Николаевичем:

- Вы старайтесь топку не загасить, нужно держать пар под давлением. А если воды уже мало, то в тендер снегу навалите. Он быстро растает, и необходимый уровень воды удержите.

- Спасибо тебе, дружище, за помощь, - поблагодарил машиниста Борис.

Через час после обеда бригаде Червякова пробили дорогу до следующего разъезда. Вернулись, а теперь поезд не сорвать с места.

- Женя, бери кувалду и выбивай клин. Расцепляй вагоны по десять штук. Будем до разъезда их вытаскивать, а потом поманеврируем на разъезде, и соберем состав опять целиком.

- Мне машинист сказал, что нам дадут зеленый семафор до станции Татарская – сообщил Евгений.

- Так чего же ты еще ждешь! – заторопил Борис помощника.

В следующий рейс пришлось отправиться в мороз под пятьдесят градусов. В вагоне теплушка, где отдыхал Женя перед рейсом, люди лежали на полках в валенках и полушубках. Он, когда вошел в теплушку, то вагон не оправдывал свое название. Изо рта лежащих шел пар густыми клубами и кольцами. Все лежащие дремали как в лихорадке от холода. Но, несмотря на лихорадочный озноб, никто даже не попытался сходить на улицу за углем.

- Что ж вы братцы-тунеядцы приуныли? Неужели у вас задницы к постели примерзли, и вам их не оторвать, чтобы за углем сходить. Так укутались, словно зимовать в вагоне собираетесь.

Пожилой машинист расправил пальцами щеточку усов и сказал:

- Ты, парень, не умничай, а покажи лучше личный пример. Не советуй, как надо действовать, а сам же свой совет и выполни.

Евгений Червяков не ответил, и усатый, хмыкнув удовлетворенно, что остановил «советчика», закрыл рот, злорадно произнес:

- Ну, что – кишка тонка!

Женя стал собираться. Обулся в валенки, натянул полушубок, одел на руки пышные, пухлые меховые рукавицы, подхватив ведерко для угля, вышел на улицу.

Вдохнув глоток морозного воздуха, чуть ли не поперхнулся. Мороз куснул его бронхи, что горло перехватило, а дыхание стало жестким и сухим. Евгений замотал рот и нос шарфом, и дышать сквозь шерстяную материю стало полегче.

Потом он внимательно огляделся вокруг. На небе чистая, безоблачная синева, а на земле все белым-бело. Иней пушистый, мохнатый с голубоватым оттенком заполонил всю округу. Куржак на деревьях не зря так называется – иней на ветках выглядел ажурно и изящно, словно вологодские кружева. Иней блестками сверкал на стенках вагонов.

Червякову даже показалось, что клубы пара изо рта, пройдя фильтр шарфика и оказавшись на улице, тут же кристаллизируются и превращаются тоже в иней. Он поставил ведерко на снег, молодцевато прихлопнул рукавицами, радуясь, что рукам тепло и уютно, оглянувшись, сориентировавшись, подхватил ведро за дужку и деловито направился к угольному складу.

Женя отбирал сначала крупные куски, но ведро быстро наполнилось, а угля в нем было маловато. Червяков вытряхнув на землю крупные куски и стал укладывать их вместе с мелкими. Ухватился за дужку ведра – оно заметно потяжелело.

Женя обрадовался и заспешил к вагону. Когда он появился в тамбуре в клубах морозного воздуха, усатый машинист вместо благодарности сварливо пробурчал:

-Тебя только за смертью посылать. Мы тут тебя заждались.

- А мне, дураку, не надо было так торопиться, чтобы не слушать ваше брюзжание – парировал Женя.

Когда сухие щепочки затрещали от пламени, и уголь тоже раскраснелся и задышал теплом, вагон оживился.

-Эй, сейчас попьем горяченького чайку! – воскликнул оптимист.

- А заварка-то у нас имеется? – озадачил всех пессимист.

А дальше шум и деловая суета заставила «мертвое царство» зашевелиться, кое-кто уже расстегнул полушубки. Кто-то достал драгоценную щепотку грузинского чая, другой проинспектировал запасы сахара. Жизнь в вагоне закипела.

Но сколько бы зима не длилась, она заканчивается весной. Сначала появились проталины, сугробы осели и съежились. Солнышко не только в морозное утро радовало душу и ласкало глаз, а еще одаривало терпеливого зимовщика теплом.

Радовались приходу весны не только люди. Даже всегда нахохлившиеся на студеном ветру воробьишки, перестали топорщить свои перышки и весело чирикали на весеннем солнышке.

Березовые почки набухли, а березняк в перелесках покрылся зеленоватым флером. Сквозь его дымку темнели крупными пятнами ветки сосен и елей.

На станции КолочинскоеБарабинского отделения дороги бригада заметила на лицах железнодорожников на перроне какое-то радостно- одухотворенное оживление.

- Чегой-то они радуются – то? – Недоуменно спросил кочегар Мишка. – Вроде Первомай уже прошел.

На станции его будто услышали:

- Ребята, вы ещё не знаете, что мы победили! – заорал во все горло молоденький железнодорожник.- Победа, друзья, победа! Германское правительство подписало полную капитуляцию. Ура!

- Ура! – закричал Женя и услышал, как его возглас подхватили Борис и Миша:

- Ура-а-а! Ура-а-а!

Так кричали когда-то идущие в бой с яростью и злостью солдаты, а теперь в тылу, и в Берлине, в Москве и Минске, в деревнях и селах все граждане Советского Союза. И многоголосое Ура-а-а! неслось волнами победного клича над всей страной! Над всей нашей общей Родиной.

Окончив рейс, Евгений Червяков думал, что их тут же отправят домой в витебское отделение дороги. Но не тут-то было.

В отделе кадров ему открыто заявили:

- Вас отправили с фронта к нам в Сибирь обеспечить боеготовность не только на западе. Но и на востоке. Милитаристская Япония, а она входила в ось Берлин – Рим – Токио еще бряцает оружием. Хотя Дуче Муссолини повесили в Италии вверх ногами, Адольф Гитлер отравился крысиным ядом в своем волчьем логове, в бункере Берлина. Но Японцы оккупировали Китай и Корею и не собираются сдаваться, потеряв союзников, но захваченные земли отдавать народам, исконно живущим там, не собираются. Вы несете службу и без приказа главного командования шагу назад не сделаете. Работайте на том месте куда вас послали до особого распоряжения.

Борис Николаевич вопросы не задавал, он привык уже жить по приказу. Но у него было много друзей железнодорожников в Витебске, и он получал от них письма. И знал много интересного о своих сослуживцах.

- У нас в Витебском паровозном депо – рассказывал Борис Мише и Жене, - работал комсомолец слесарь-автоматчик Василий Князев. Этот паренек – железнодорожник мечтал стать летчиком и ходил в местный аэроклуб в свободное от работы время. Прыгал с парашютом из самолета и учился им управлять сам. Во время войны стал военным летчиком.

- Ну и что же тут такого – прыгал с самолета на парашюте. А я в спортзале прыгал через гимнастического коня. Кому это интересно. – с ухмылкой произнес Мишка.

- Ты, Мишаня, себя с Князевым Василием Александровичем не равняй. Еще нос не дорос – обрезал Борис кочегара. – Мне кореш писал, что Вася за время Отечественной войны сбил 29 самолетов, сделал 1088 боевых вылетов и участвовал в 139 воздушных боях. Он получил 18 орденов и медалей Родины и был удостоен звания Героя Советского Союза.

- Летчики всегда были привилегированным родом войск. Их поэтому и чаще других награждали – высказал свое мнение Евгений.

- Не скажи, Женечка. Эта привилегия родилась от их постоянной необходимости. Идти в бой один на один с врагом. Часто приходилось вовсе идти лоб в лоб на самолет противника. И 29 сбитых самолетов говорят о его мужестве. К тому же я знаю пример героизма и рядовых пехотинцев.

- И кто же может послужить нам примером из солдат пехоты? Задал вопрос машинисту кочегар.

- Был у нас в Витебском отделении лучшим бригадиром пути Илья Платонович Янченко. Он разведчиком дошел до Праги, взял 54 языка за линией фронта, среди которых было больше половины офицеров. В схватках на ничейной полосе уложил больше сотни фашистов. Его полк в Восточной Пруссии попал в окружение. Танковая дивизия была готова не только огнем, но и гусеницами раздавить яростно сопротивляющийся полк. Но, даже уничтожив поголовно полк и не взяв его знамя, полк не считался побежденным. Командир полка, истекая кровью, сказал Янченко:

- Илья, спас и честь полка, вынеси из окружения наше полковое знамя. Даже, если мы здесь в кольце погибнем, то полк не будет расформирован. И новые бойцы пойдут в бой под нашим знаменем.

- И он сумел вынести знамя? – спросил Миша.

- Да! – кивнул головой Борис. – За этот первый подвиг Илья и получил свой первый орден Солдатской Славы. И таких подвигов на счету Янченко было много. Он стал полным кавалером трех орденов Славы. Был лучшим бригадиром пути, стал лучшим разведчиком полка. Не позволил прорваться танковому корпусу Гудерияна в красавицу Злату Прагу и уничтожить эту средневековую красоту.

В конце июня 1945 года бригада слушала репортаж с Красной площади в Москве, где проходил парад Победы. Советские солдаты и офицеры, чеканя шаг, несли знамя поверженных фашистских полков, дивизий, армий, держа их древко в перчатках, брезгуя испоганить свои руки бациллами коричневой чумы, и бросали их в одну большую кучу на свалку истории.

Командовал парадом маршал Рокоссовский Константин Константинович, принимал парад маршал Георгий Жуков. На трибуне мавзолея стоял генералиссимус Сталин.

Через некоторое время Борис Николаевич получил из Витебска письмо от своего друга.

- Ребята, - сообщил машинист своим помощнику и кочегару радостным голосом – наш витебчанин, машинист первого класса Петр Устинович Смоляков, стал командиром артиллерийского орудия, а потом и комбатом, во время войны защищал Сталинград, помог разгромить фашистов на Орловско-Курской Дуге, громил фашистов и на их территории. И вот теперь был удостоен чести пройти на параде по Красной Площади.

- Борис Николаевич – попросил машиниста Евгений Червяков, - а что ты еще прочитал в письме о подвигах Смолякова?

- Он постоянно проявлял в боях героизм и находчивость. В одном из боев батальон Смолякова захватил высотку, а фашисты не смогли смириться с потерей стратегически важного пункта. Вызвали по рации авиацию и при бомбежке вышли из строя два орудия.

- Что же предпринял Смоляков? – спросил Евгений.

- Во-первых, он не растерялся – ответил Борис. – Под свои бомбы враги лезть не хотели. Петр Устинович под разрывы бомб… собрал из двух непригодных орудий в одно боеспособное. Когда гул самолетов и взрывов прекратился, немцы предприняли контратаку, предвкушая захватить оставленные позиции, но на них обрушился внезапный огонь.

- Так они же были совсем близко, - осторожно начал разговор Миша. – В таком случае пушки бесполезны. Лучшее средство в такой ситуации штыковая атака.

- Насмотрелся кинофильмов, стратег, - усмехнулся Борис – Они же стреляли по фашистам прямой наводкой, почти в упор. И враг дрогнул и побежал в панике с высоты вниз: Это позволило Смолякову вывести из окружения артиллеристов, а там и помощь ему подоспела. Таких боев было немало. Петр Устинович награжден пятью орденами, в том числе и Александра Невского: именно за тот бой на безымянной высоте.

- А мы сможем увидеть его на Параде Победы в кинохронике? – спросил Бориса Женя.

- Разумеется – ответил машинист. – Он же высокий мужчина, как былинный великан. И шагал Смоляков в первом ряду рослых солдат свободного артиллерийского полка Прибалтийского фронта.

- Значит, Смоляков участвовал в операции «Багратион» в освобождении родной Беларуси? – спросил Женя.

- Да, участвовал – подтвердил Борис. – Кстати твоя судьба очень схожа с судьбой твоего ровесника и земляка Бориса Гуткина. Его как и тебя в начале войны эвакуировали в Оренбургскую область для работы на железной дороге. Только он был направлен во второе Тюменское пехотное училище с Сибирь. Ты железнодорожное училище закончил, а Гуткина из-за напряженной обстановки под Сталинград направили в пехотный полк. Там и получил ранение, а как вылечился, поступил на курсы радистов. Но дальше, как и Смоляков, участвовал в операции «Багратион» в составе 99-й тяжелогоубичной артиллерийской бригады.

- Стал артиллеристом, и вошел в Восточную Пруссию, как Смоляков?

- Нет, он участвовал в освобождении Витебска и Витебской области. В боях под городским поселком Богушевск, мой тезка Гуткин находился на переднем крае на наблюдательном пункте и корректировал огонь артиллерии по рации. «Немцы совсем рядом» - предупредил Бориса разведчик. Но он скорректировал огонь девизиона так умело, что штабная машина врага и колонна, которая охраняла штаб, была рассеяна. Артиллеристы-разведчики совместно с бойцами стрелковой роты захватили знамя полка фашистов и важные штабные документы. За этот бой Борис Гуткин был награжден орденом Красной Звезды.

- Вот тебе и радист. Кажется, сиди себе в блиндаже, получай сводки от разведчиков-артиллеристов и передавай спокойненько в штаб артиллерийского полка. А тут, на тебе – Орден Красной Звезды получил – восторгался Миша.

- Он еще получил орден Великой Отечественной войны за другой бой.

- Какую же храбрость и отвагу пришлось проявить Гуткину – спросил Евгений. – Что за везунчик такой.

- Этот везунчик опять мог пропасть не за понюшку табака, - ответил Борис Николаевич. - Уже в Восточной Пруссии был взят небольшой населенный пункт. Наблюдательный пункт артиллеристов находился в подвале. Разведчик, прежде чем спуститься в погреб, посмотрел на табличку с адресом дома и старательно записал название улицы и номер дома в записную книжку.

- Это для чего ты записываешь – спросил сержант Гуткин.

- После войны напишу фрицу письмо, что был в его доме. Отправлю ему в конверте без марки, доплатное. Пусть знает, как лезть на чужую территорию.

- Такая мелочная месть – разочарованно вздохнул Мишка, а Борис Николаевич продолжил рассказ:

- Сержант развернул рацию и вдруг заметил, что контратакующая танковая часть немцев скрытно, обходным путем подходит к наблюдательному пункту. Пехота, под прикрытием танков, сжимала кольцо вокруг дома. Гуткин видел, как фашисты сжимают в руках гранаты. И тогда он подал сигнал в эфир: «Ангара, Ангара, я кедр. Вызываю огонь на себя. Дайте огонь на меня». Снаряды плотно падали. Были уничтожены фашисты, но и Гуткин получил ранение.

Но стоит добавить от себя, что Борис Гуткин, после дня Победы еще послужил в армии. Он закончил свою службу в ней после победы над Японией.

Но и после победы над Японией Евгений Червяков продолжал работать на железной дороге в Сибири.

Где родился, там и пригодился

После полной победы во Второй Мировой войне в конце августа, в начале сентября особую резервную паровозную бригаду №96 расформировали, и паровозы оставили на станции Барабинск в депо. Чтобы сохранить кадры на железной дороге в Сибири, сформировали местную колонну Наркомата Путей Сообщения № 9г, усилив её новыми американскими паровозами серии Е-м. Их поставили по Ленд-лизу из США.

Почти год, по август 1946 года Евгений Червяков водил поезда по Омской железной дороге. А душа рвалась на свою Родину, в Витебск. Но поступило указание:

- Резерв задержать!

Евгений не хотел паниковать:

- Чего держать нас, когда и так почти год маринуют?

Кадровик вежливо попросил:

- Поработайте хотя бы еще месяц, а, если понравится, то насовсем останетесь.

- Месяц поработаю, а оставаться не собираюсь – сказал, словно черту подвел Евгений.

На станции Татарское после месяца работы Червякову выдали зарплату, документы. Затем кадровик, немного помявшись, сказал:

- Жалко, что вы не остаетесь у нас работать ребята, но мы, скрепя сердцем отпускаем вас домой. Вот и ведомости платежные вам приготовили. Выплатим вам подъемные.

Первой в ведомости стояла фамилия Бориса Николаевича. Машиниста попросили расписаться в ведомости, он взял ручку и она, не коснувшись пером бумаги, зависла в воздухе.

- Тут какое-то недоразумение с цифрой подъемных получилось – после длинной паузы заговорил Борис. – Я в месяц получал зарплату семь-восемь тысяч рублей, а в ведомости мне подъемных начислено всего семьсот рублей. С чем я домой-то поеду?

Кассир возмутилась еще больше, чем сам Борис:

- Я деньги вам не начисляю, а только выдаю. Не хочешь получать подъемные, не мешай получать их другим. Или вы все такие упрямые, что не хотите понять меня: Я только выдаю деньги, а не начисляю зарплату и подъемные.

Все, недовольно поворчав, потянулись к окошечку кассира.

Но Витебск встретил своего пилигрима без излишних эмоций. А какой радужный прием мог устроить город Витебск помощнику машиниста Евгению Трофимовичу Червякову, когда сам населенный пункт разрушен до основания, разбомблен, сожжен? Мосты взорваны и один и второй. Вместо вокзала деревянная пристройка. Нашел Женя каморку, где находился отдел кадров.

- Хочу устроиться на работу в Витебское отделение железной дороги помощником машиниста. – с порога заявил Червяков.

- Хотеть не вредно – осадила его начальница. – У нас не хватает кочегаров. Если сызволите согласиться, то пиши заявление…

Она посмотрела документы Жени и добавила: - … Евгений Трофимович.

Червяков разозлился:

- Я кочегаром стал работать шесть лет назад. Ох и покидал я уголька в топку под Сталинградом и в степях Украины. Но в основном – то я, после окончания железнодорожного училища, работал помощником машиниста, так что же мои шесть лет работы помощником машиниста псу под хвост? Давайте я сдам экзамен, пройду техникум и … в добрый путь помощником машиниста.

- У нас школа для помощников машинистов работает в Орше. – ответила кадровичка. – Но мест для обучения там уже нет.

Евгений вспомнил, как в Чкаловском железнодорожном училище тоже не было мест. Все вакансии 120 мест были заполнены. Но записали же его 121 учащимся в расчете на отсев. Поэтому он ответил полковнику железнодорожных войск, в таком звании была начальник отдела кадров:

- Я сам тогда поеду в Оршанскую школу.

Полковник хмыкнула:

- Ну – ну … скатертью дорога!

Первое, что увидел Евгений в Орше – купол церкви. Она виднелась в дали, но само здание храма было скрыто туманом, виднелся только купол. Червякову показалось, что церковь парит над облаками, витает в небе сама по себе.

- Добрый знак подумал Женя и, поблагодарив машиниста паровоза, который согласился его подвезти до Орши в своей кабине локомотива, зашагал к школе.

Препятствий ему не чинили. Директор встретила Евгения спокойно:

- Мне ваша полковница уже звонила. Будете у нас учиться. Оформляйтесь, а если в Витебске получали обмундирование, то сдайте его.

- Я ничего еще не брал в Витебске. Мне там предлагали стать кочегаром, а я во время войны уже был помощником машиниста.

- Но переаттестацию проходить необходимо.

Школа находилась в овощехранилище, а место в общежитии Червякову предоставили. Преподаватели были опытные машинисты. Его усатый пожилой преподаватель расспросил, как и где он работал, узнав, что он ещё с довоенного времени сирота, и рос без отца с матерью, подбодрил Женю:

- Будешь у нас сыном полка.

Теорию преподавала женщина. Звали её Вера Дмитриевна. Она даже замуж вышла за курсанта школы прежнего выпуска. Вере не было и тридцати, но была уже опытной преподавательницей и предмет знала великолепно, и старалась передать знания курсантам, досконально проверяя их, как они усвоили материал урока.

Школа называлась имени Константина Заслонова. Ондо войны был начальником депо в Орше, а в войну руководил партизанским отрядом.

Время в Орше пролетело быстро, и, когда Червяков вернулся в Витебск, то узнал, что многие железнодорожники Витебского депо считают, будто он попал в Оршанскую школу по блату.

- Конечно, что ему какая-то очередность, - ворчали у Евгения за спиной завистники, - когда у него родственничек с самим Лениным был знаком.

Да, Александр Григорьевич Червяков действительно был знаком с Владимиром Ильичом, но отношения к нему Евгений Трофимович не имел ни какого. Но доказывать это с пеной изо рта Евгению не хотелось:

- Дурак думкой богатеет – подумал он после очередного выхода и в полемику не вдавался. Зато внимательно изучил этапы жизни Червякова Александра Григорьевича. Александр стоял у истоков основания Социалистической Советской республики Белоруссии. И направил письмо в Москву Ленину о необходимости заключения военного и хозяйственного договора, который был подписан 16 января 1921 года. На письме Ленин поставил собственную резолюцию:

«1) Предлагаю Каменеву и его комиссии (+Сталину) дать формальное поручение политбюро с записью в протоколе

2) Червякову поручить спешно выработке детального письма с позицией ЦК РКП Белоруссии и декрета СИК. Ленин»

В конце XX века подпишет такой же договор Беларуси с Россией другой Президент тоже Александр Григорьевич, но по фамилии Лукашенко.

Так откуда и как появился на политической сцене Александр Червяков. Родился он в марте 1892 года в деревне ДукоркеПуховичевского района Минской области. Затем в Вильне окончил двухклассное училище. А затем и восьмилетнее училище в Вильне. И в восемнадцать лет в 1910 году выдержал экзамен на звание народного учителя. До 1913 года преподавал в приходском училище Сумеленской волости Трокского уезда. Поступил и стал студентом учительского института. Проучился в нем всего два года. Началась война, и его призвали в 1915 году в армию. Но уже в 1916 году Червякова Александра направили в Александровское военное училище, и, получив звание прапорщика, его направили служить в запасной полк в Иркутск. В начале 1917 года после февральской революции, и отречения Николая II от трона, при Временном правительстве Червяков едет в Петроград в пулеметную школу 2го пулеметного полка.

В мае 1917 года Червяков вступил в РКП(б), а уже в 1918 году он становится комиссаром Белорусского национального комиссариата и комиссаром дивизии Красной Армии. Александр стал не только в Национальную когорту, но участвовал и в создании Красной Армии, которая дала отпор немецким оккупантам, разгромивих 23 февраля под Псковом. И это в неполных двадцать шесть лет.

В начале 1920 года ВЦИК обратился к польскому народу с призывом «отказаться от недоверия к русскому трудовому народу, покончить с кровопролитной войной».

Это было время противостояния России с Антантой. Особенно усердствовали в нагнетании обстановки Франция и Англия. Они усиленно давили на Польшу, чтобы та не прекращала войну против Советской России.

Министр иностранных дел Англии Лорд Корзин потребовал остановить Красную Армию по линии, черту которой определила Антанта, и она стала называться «Линией Корзина». Уж Лорд очень старался насолить Советской России. Но Советское правительство наотрез отказалось подчиняться давлению и отвергло домогательство, а согласилось весть переговоры напрямую с Польшей.

Переговорным пунктом была выбрана Рига. Представителями от Беларуси на переговорахстали председатель Военно-Революционного Комитета Червяков Александр Григорьевич и секретарь ревкома Клишевский. Поезд дошел до станции Себеж. Дальше колея дороги была разрушена, но ещё не восстановлена.

Делегаты взвалили свои вещи на спину, и пошли по шпалам пешком, переговариваясь на ходу:

- Мне к такому транспорту не привыкать – шутил Червяков.

Ему вторил и Клишевский:

- Дешево и Сердито, но для дипломатов это не очень престижно.

В Риге они встретились с представителями Украины и России. Россию представляли Иоффе и Оболенский, комиссар сельского хозяйства Украины Мануильский, а от Грузии выступал Киров.

С Сергеем Мироновичем Кировым Червяков были знакомы. Встречались в Петрограде. Киров скептическим взглядом окинул Александра Григорьевича:

- Видок у тебя затрапезный – сказал он по-дружески Червякову. – Шинель замызганная, аж лоснится на сгибах и швах. На публике в таком наряде не стоит появляться.

- Мы же не на светский раут идем, а на рабочие переговоры – ответил Александр.

Но в новые костюмы пришлось облачиться и Червякову и Клишевскому. Но внешний лоск и вид белорусов не сбили спесь с высокомерного главы польской делегации Домбровского, который председательствовал на совещании. Он, криво усмехнувшись, сказал:

- Я вижу в списке делегатов представителей какого-то мифического государства – Республики Беларусь. Я не знаю такой страны ССРБ, и не желаю их слушать.

Иоффе настаивал, что делегация от Беларуси абсолютно легитимна и должна участвовать на переговорах.

Домбровский попросил сделать перерыв. Ему нужно проконсультироваться по этому поводу с правительством Польши.

Киров и Червяков решили прогуляться по берегу Двины.

Сергей Миронович с восхищением посмотрел на водную гладь реки, на её берега и сказал:

- Я родился тоже в краю лесов, рек и озер. Как увижу речной простор, так и хочется лететь к нему, словно на крыльях. А зайду в лес, и уходить от туда не хочется.

- У нас в Беларуси так говорят, Сергей Миронович, - ответил Червяков – Есть у дерева четыре предназначения: первое – мир освещать, второе – больных исцелять, третье – крик утешать, а четвертое – чистоту соблюдать. Так как же можно лес и деревья не любить.

Киров широко и радостно улыбнулся:

- А я у себя на родине слышал нечто подобное: «Дерево крик унимает, свет поставляет и больных исцеляет».

Червяков всплеснул руками:

- Надо же, между Уржумом и моейДакорой огромные расстояния в несколько тысяч километров, а народная мудрость выражается почти одними и теми же словами. Поэтому и шагают Россия и Беларусь давно и долго вместе, и судьбы наши не разделимы.

- Иного и не дано, - кивнул Киров.

Польская сторона была вынуждена признать полномочия белорусской стороны. У себя на родине Червяков Александр так сказал о мирном договоре с Польшей:

- Рижский договор имеет для нас огромное значение. Им признается Беларусь, как самостоятельное и независимое государство. Ценность мира с Польшей ещё и в том, что ликвидирована кровавая борьба. Гражданская война закончилась, и вместе с ней ушел в небытие военный коммунизм, когда для нужд государства изымались «излишки» продовольствия у частников. Подворья крестьян опустошались до последнего зернышка.

V съезд КП(б)Б принял резолюцию об усилении организации и укреплению кооперации: «Без здоровой кооперации промышленности и сельского хозяйства, промышленность может стать зависимой от спекулятивного рынка, а продуктообмен между нею и сельским хозяйством примет анархический характер в интересах мелкобуржуазной стихии».

В этой резолюции виделись ростки новой экономической политики – НЭПа. Именно новая экономическая политика помогла Советскому Союзу в кратчайший срок укрепить российский рубль, который превратился в течении пары лет в конвертируемую валюту, и поднять уровень жизни населения. Так, например, в первом квартале 1923 года Витебская губерния получила из РСФСР 75 тысяч пудов зерна.

Александр Григорьевич поехал в Москву к Владимиру Ильичу Ленину. Его встретила Крупская. И огорчился услышав:

- Он ещё очень слаб и нуждается в полном покое. А что вы хотели у него спросить?

Червяков не стал ходить вокруг и около и выложил сразу все начистоту:

- Хотел посоветоваться насчет кооперации и попросить поставить в Беларусь несколько тракторов. Приход на село механизации увеличивает сбор урожая.

Владимир Ильич молча слушал доклад Червякова, но стоило гостю назвать цифры крестьянской бедноты, вступившей в кооперацию, сразу оживился:

- Блестяще! Такого массового вовлечения у вас крестьян в артели никто и нигде не добился. Вы не останавливайтесь на достигнутом, и постарайтесь сделать эти хозяйства образцовыми. Тогда вы практически докажете крестьянству преимущество коллективного труда. Один в поле не воин.

Крупская вошла в комнату, но деликатно, чтобы не обидеть гостя, молчала. Но Червяков и сам понял, что Ленин болен и не стоит злоупотреблять его временем. Поэтому он, вежливо попрощавшись, сказал:

- Пора мне и честь знать. Выздоравливайте побыстрее, Владимир Ильич.

И был поражен в который раз памятью Ленина, когда он попросил жену:

- Надюша, напиши, пожалуйста, в Наркомат земледелия, что я прошу выделить Белоруссии несколько тракторов.

Но, к сожалению, это была последняя встреча Александра Григорьевича с Лениным.

А Евгений Трофимович Червяков окончил школу в Орше в сентябре 1948 года на «хорошо», вернулся в депо Витебск, чтобы работать помощником машиниста паровоза. Эта школа носила имя Константина Заслонова, и Евгений Трофимович даже не подозревал, что ему придется еще раз встретиться с именем Заслонова, еще раз в Орше, но совсем в другой обстановке. Евгению Червякову пришлось участвовать в почетной комиссии перезахоронения тела Константина Сергеевича на новое место.

Слава погибшим за родную Беларусь

В Орше весь воздух был пропитан воспоминаниями о Герое Советского Союза Константине Сергеевиче Заслонове. И когда Евгений Червяков учился в школе машинистов и помощников машинистов, он досконально по крупицам собирал весь боевой путь, пройденный Героем и его соратниками, которые бессмертной славой покрыли себя беспримерной борьбой с фашистскими захватчиками.

Начальник паровозного депо Орши Константин Заслонов, услышав по радио о вероломном нападении гитлеровцев на Советский Союз, не впал в панику, а оперативно, четко и грамотно стал выполнять указания по эвакуации подвижного состава в тыл.

На станцию уже начали прорываться передовые отряды немецких войск, а Заслонов успел подготовить к отправке в Москву последний эшелон и паровоз был подготовлен на полных парах, подал свисток и ускользнул у гитлеровцев из-под носа. Начальник депо Константин Сергеевич, как капитан на корабле, последним покидает судно, так и Заслонов отправился в путь с последним составом. Провожали эшелон не под бравурные звуки духового оркестра, а под стрекотание пулеметных и автоматных очередей. К счастью мотоциклы и автомашины гитлеровских солдат не могли передвигаться по железнодорожной колее, и им оставалось строчить по хвосту уходящего поезда, у которого на последнем вагоне висел стоп-сигнал: красный фонарь.

В августе 1941 года группа Оршанских железнодорожников стала работать на станции Москва-Белорусская в депо имени Ильича. Их руководителя Константина Заслонова назначили инспектором по приемке паровозов.

Константин же мечтал о более энергичной борьбе с оккупантами, а не только принимать отремонтированные паровозы и направлять их на работу в прифронтовые районы. У Заслонова возникла мысль, которая укрепилась после многих бесед сосвоими земляками-оршанцами: создать диверсионную группу и, возвратившись в Оршу, где все хорошо знали обстановку и уязвимые места на железной дороге, диверсия на которых могла парализовать движение по всей магистрали в сторону востока, и конкретно в сторону Москвы.

Но… у железнодорожников была броня, и в армию, как необходимых специалистов, не брали. Такие специалисты как Заслонов и его товарищи, сразу не появляются, и на своих местах они не заменимы.

Константин же был убежден, что они, именно, как специалистыи смогут нанести огромный урок врагу, действуя в тылу фронта.

Хождение по инстанциям не давали результатов, и Заслонов обратился с письмом к Наркому путей сообщения:

- Наша страна в огне – писал он. – Жизнь требует, что бы каждый гражданин, в котором бьется сердце патриота, кто дышит и хочет дышать здоровым советским воздухом, стал на защиту своей Родины. Прошу вашего разрешения организовать партизанский отряд и действовать в районе от Ярцева и до Барановичей в полосе железнодорожных линий, станций и построек.

До первого октября отряд под командованием Заслонова сформировался и перешел линию фронта у деревни Закеево Калининской области. Определился и командный состав: комиссаром стал Якушев, начальником штаба Стакулис, начальником разведки Латко.

Впереди перед отрядом предстоял трехсоткилометровый переход по территории занятой врагом, и таким тяжелым, что такой марш-бросок не всем оказался по плечу, кто-то обессилел, кто заболел и не смог двигаться дальше. Заслонов посовещался со своими соратниками и решил их отправить обратно в Москву. Еще не приступили к заданию, а уж вошли в ступор. Пусть уж лучше куют победу, ремонтируя паровозы на станции Москва-Белорусская. Там намного полегче, чем в отряде диверсантов, тут необходимо и физическое здоровье покрепче и воля посильнее. По дороге на Оршу двое партизан погибли.

Но и прибывшие в Оршу были потрясены известием, что нацистские власти приказали всем железнодорожникам депо Орши работать по специальности. Отказ от работы расценивается как саботаж и карается расстрелом.

Константин не испугался: они сами обдумывали, как легализовать свое положение в Орше, а тут немцы сами их заманивают устроиться официально по их специальностям в депо.

- Нам необходимо устроиться в депо – сказал Заслонов. – Изнутри мы можем нанести больше вреда. Мы можем легально передвигаться по станции и делать уколы в самые-самые болевые точки, о которых вы не хуже меня знаете.

- Хорошо командир – согласились они. Пока все идет по плану. А детали ты нам уточнишь.

Немцы Заслонова назначили с большим удовольствием начальником русских паровозных бригад. Ведь он же был до войны начальником депо в Орше при советской власти, а теперь будет выполнять в принципе ту же работу, только под командой немецких властей.

Друзья Константина – Андреев и Чебриков, устроились машинистами, а Шурмин мастером водоснабжения.

- Друзья, - стал наставлять их Заслонов – мы не должны заниматься отдельными диверсионными актами или саботажем. Мы же профессионалы и можем профессионально по новому организовать свою диверсионную деятельность. Нужно дезорганизовать умело работу железнодорожного узла. Мы друг друга хорошо знаем еще с довоенных времен и можем положиться друг на друга. Давайте ваши предложения о дезорганизации узла и вместе обсудим их.

От машинистов Андреева и Чебрикова посыпались предложения, как из мешка картошка.

- Надо сделать основной упор на вывод из строя паровозов.

- Что именно ты предлагаешь делать?

- Сегодня 14 ноября 1941 года. И в переди холодный декабрь – ответил Константину Андреев. – В морозы без особых усилий можно выводить из строя паровозные и водяные помпы, воздухораспределители, воздухораспределители …

Не ус пел он продолжить, как разговор подхватил Чебриков:

- А еще воздуховоды, водоприемные трубы, пресс-масленки и прочие детали паровозов.

- Можно в морозы заливать стрелки и подъездные пути.

- Это хорошие, толковые предложения. Всегда можно сослаться на неблагоприятные климатические условия – одобрил Заслонов. – Я уже посмотрел на немецкие паровозы. У них некоторые агрегаты и приборы вообще не приспособлены для работы в сильные морозы, и когда эти агрегаты будут выходить из строя у немецких машинистов, нам сам Бог велит выводить из строя все, что вы сейчас перечислили на своих паровозах. Хорошо, что немецкие машинисты не имеют опыта в суровых зимних условиях. Тогда и с нас взятки гладки.

Крепко помогли заслоновцамШурмин и Радченко. Они из деревни Заполье в мешках с картошкой привозили «угольные» мины. Внешне такая мина ничем не отличалась от куска угля. Мешки прятали в топках разбитых паровозов, перевозили подпольщики их и на другие станции. Молодежь умела рисковать, но прибегали к конспирации, как это требовал от них Заслонов. Они, улучив удобную минутку, подбрасывали «куски угля» в тендеры паровозов.

В период битвы под Москвой, именно через Оршу направлялись составы с немецкими войсками, боеприпасами и техникой. И задержка любого эшелона была очень важна. Поэтому и стремились диверсанты Заслонова вывести паровоз из строя на подходах до станции. Поездные бригады были вынуждены бросать паровозы и идти пешком на станцию. Отремонтировать их в мороз было невозможно.

Мины Павла Шурмина взорвавшись в топке паровоза выводили его из строя. Тут уже на месте, даже в депо, локомотивов не отремонтируешь.Требовался капитальный ремонт, а значит придется отбуксировать паровоз в Германию.

А Шурмин, не останавливая изготовления «угольных» мин, совершил еще одну диверсию, которая остановила не только несколько поездов около станции Орша, а парализовала работу всего железнодорожного узла.

Он, как начальник водоснабжения поручил подпольщикам перекрывать воду в двух-трех колодцах водоснабжения. Как только течение в водопроводных трубах прекратилось, вода замерзла и разорвала металл в трубах.

Отыскать эти колодцы, а их было более трехсот штук, засыпанных снегом, было попросту невозможно. Оставалось одно – дожидаться весны.

Застопорилось регулярное движение поездов. Паровозам теперь приходилось ездить на заправку водой на другие станции, до которых надо преодолеть расстояние 50-70 километров. Москва не была взята в 1941 году, а в декабре Советские войска пошли в наступление и отбросили фашистов от Москвы, на много километров от столицы.

В результате контрнаступления в январе 1942 года была перерезана линия Ржев – Великие луки.

Для немцев осталось единственное направление для доставки грузов к Москве: Орша – Смоленск.

Подпольщики приняли решение вывести из строя железнодорожную ветку, соединяющую основную магистраль и станцию Орша-Западная. Константин Заслонов решил выполнить эту миссию вместе с Шурминым вдвоем. Им удалось осуществить этот взрыв.

Но и ставка Верховного Главнокомандующего не дремала. Несколько эскадрилий бомбардировщиков в январе-феврале 1942 года начали бомбить Оршанский железнодорожный узел. Вот какое важное стратегическое значение он приобрел.

Подпольщикам сообщалось о ночных налетах бомбардировщиков, и они подавали сигналы электрическими фонариками, обозначая места бомбежек. В один из таких налетов машинист Тимофей Донутович направил свой локомотив на поворотный круг. Остановившись на поворотном круге, Донутович выпрыгнул из кабины паровоза и убежал в бомбоубежище, якобы перепугавшись. Летчик, зная о таком маневре точно поразил намеченную цель. И паровоз и поворотный круг разбомбил.

Но каждому летчику невозможно было сообщить об удачной для бомбардировки цели. На дымохозной трубе деповской котельной установили карбитную лампу. Нашелся смельчак цепкий как кошка. Он залез на трубу в кромешной тьме, чтобы его не засекли немецкие снайперы и, засветив привязанную к трубе лампу, бесшумно и быстро спустился вниз.

Летчикам этот ориентир-маяк очень помог. А когда загорелись и вагоны составов, то стало светло как днем. Бомбежка 23 февраля в день рождения Красной армии намечалась ставкой более массированной и масштабной.

С самолета накануне были сброшены листовки, в которых предупреждали местных жителей об этой военной акции. В листовке командование просило жителей побыть в этот день в укрытиях. Разумеется, листовки попали и в руки гитлеровцев. Но в такой короткий срок они не смогли привлечь больше зениток или летчиков истребителей, которые бы смогли глубокой ночью атаковать вслепую наши бомбардировщики, которые на бреющем полете сбрасывали смертоносный груз на фашистские эшелоны с военной техникой и боеприпасами. Такой фейерверк и концерт получились на славу.

Константина Заслонова после праздничной бомбежки тайная немецкая полевая полиция арестовала. Хотя он имел надежное алиби: во время полета советской авиации Константин Сергеевич играл в шахматы со своим соседом – немецким федфебелем. Его пытали, издевались, избивали, но он или молчал, или вспоминал ходы шахматной партии, и игроки тайной полиции попали в цейтнот. Федфебель подтвердил, что он играл с Заслоновым во время бомбежки. Но никто не знал, что Заслонов разработал план этой операции.

Когда Константина Сергеевича выпустили из застенков тюрьмы, он нашел силы, сжав волю в кулак, зайти в депо. Улучив минутку, когда фашисты пошли перекурить, он сообщил Андрееву, что возникла реальная угроза провала, и чтобы они ночью тайно скрылись в лесу, на заранее приготовленной для этого партизанской базе. Его товарищи, с которыми Заслонов прибыл из Москвы Чебриков, Белоусов, Шурмин были вне подозрения, а потому получили приказ остаться в Орше на легальном положении.

На Осиповическом железнодорожном узле так же действовала подпольная группа во главе с машинистом паровозного депо Марком Шведевым. В эту группу входил и электромонтер Федор Крылович. Федя имел колоссальный военный опыт. Участвовал Крылович в боях на реке Халхин-Гол и в Советско-Финской войне штурмовал линию Маннергейма. Секретарь Могилевского обкома комсомола Беларуси поручил создать Федору Крыловичу в Осиповичах подпольную комсомольскую организацию.

Секретарь ЦК ЛКСМБ Кирилл Мазуров поинтересовался у Воложина:

- Как действуют в Осиповичах комсомольцы-подпольщики?

- Я не жалею, что выдвинул возглавить комсомольцев в Осиповичах Федора Крыловича – ответил Мазурову Воложин. – Он оказался чудесным парнем и умелым организатором. Сразу чувствуется военная выучка, командирская косточка. Он действует в разных направлениях. Создал девять групп – ячеек по три-четыре человека, которые, не зная друг друга из-за конспирации, проводят диверсии на железных дорогах.Кроме этого есть еще мобильная группа из одиннадцати человек, а пятеро комсомольцев распространяют листовки и политическую литературу среди местных жителей. Отряд Крыловича, он же электромонтер, вывели из строя 38 электромоторов, дизель электростанции так закоротили, что он уже с полгода не работает. Переправил к партизанам 52 комсомольца. Парень хорошо и умело пользуется конспирацией.

- Надо бережно относиться к таким ребятам. Береги его. К лету 1943 фашисты готовят новый удар по центру страны – сказал Мазуров. – Осиповичи – одна из болевых точек через Могилевское направление идут непрерывно эшелоны с горючим. Видимо немцы готовят танковый удар для мощного наступления своих войск на восток. В чем особо остро нуждаются подпольщики Федора Крыловича?

- Не хватает мин для подрывников. – ответил Воложин. _ Ребята Федора Крыловича с риском для жизни выплавляют тех из снарядов, которые остались на местах боев. Но я договорился в середине июля 1943 года с командиром спецотряда НКВД «Храбрецы». В обмен на разведывательную информацию, он мне передаст две магнитные английские мины. Федор меня просил достать десять именно магнитныемины. Он их может незаметно прикрепить к цистерне с горючим и через время, которое установит подпольщик на часовом механизме мины, она взорвется где-то далеко от места нахождения взрывника. И все будет шито-крыто, концы, как говорится в воду. Вот какой умелый конспиратор Крылович.

И две мины Федор получил. В ночь с 29 июля на 30-е Крылович заступал на дежурство. Ночью проще поставить незаметно мину проходя мимо цистерн товарняка. Сопровождающий его конвоир может отвлечься, закурить сигаретку или поиграть от скуки на губной гармошке.

И тут Феде подфартило. Дежурного электромонтера вызвали, чтобы он устранил неисправность семафора в Северном (Могилевском) вагонном парке. Поэтому на линии стоял, из-за поломки светофора, эшелон с топливом, который направлялся в район Курской битвы.

Федор начал рыскать возле состава, мотивируя, что ищет обрыв кабеля. Конвоир налил себе из термоса чашечку кофе. А Крылович в это время наблюдал больше за конвоиром, чем отыскивал обрыв кабеля. Он одну мину прикрепил к цистерне с бензином в начале поезда, а другую в хвосте. Федор рассчитывал, что обе мины взорвутся по дороге на фронт к Орлу или Курску.

Но произошло непредвиденное: эшелон начали перегонять в Северный парк, где находилась уйма составов с боеприпасами и военной техникой, в основном с танками.

Федор так обрадовался: случай стал счастливым подарком судьбы для Крыловича. Две мины, замедленного действия, установленные на взрывоопасные цистерны с горючим, вклинились в середину других таких же взрывоопасных составов.

Федор в спешном порядке отремонтировал семафор, что бы ему побыстрее ретироваться из горячей точки.

Он был уже дома, когда сработала первая мина! Не заставила ждать себя и вторая. Её взрыв прогремел, вызвав целый каскад взрывов в соседних составах, детонировали вагоны с боеприпасами.

Взрывы четырех эшелонов, которые оказались по воле случая запертыми в Северном парке станции Осиповичи продолжались до десяти утра. Полсуток никто из немцев не могли подойти к Северному парку. Канонада гремела не размеренно. И по исполнению взрывов не возможно было вычислить, когда же этот преждевременный салют победы на огненной Курской дуге перестанет терзать нервы высшего немецкого командования.

А расщепить или отогнать составы из Северного парка было уже нельзя. Уничтоженные в результате диверсии Федора Крыловича знаменитые танки «тигры», на них возлагались особые большие надежды в операции «Цитадель».

Боевая операция «Цитадель» и так неоднократно откладывалась из-за не укомплектованности штурмовых частей именно «тиграми». Пришлось фашистам бросать на Курскую дугу не доукомплектованные части. За неимением гербовой бумаги, пишут на простой. Гитлеровцы понесли там такое сокрушительное поражение, что не опомнились до конца войны. С этого момента фашисты только отступали.

Это была самая результативная операция за всю Великую Отечественную войну. Когда об этом спросили журналисты начальника Центрального штаба партизанского движения Пантелеймона Пономаренко о подвиге Федора Крыловича, ответ был потрясающим:

- Если бы я тогда знал, что эта диверсия будет иметь такой отзвук в Берлине, то, не колеблясь, представил Крыловича к званию Героя Советского Союза!

Но вернемся к судьбе Червякова Евгения Трофимовича, который обучался в Орше на курсах помощников машиниста, которого подозревали в родстве с Червяковым Александром Григорьевичем. И считали Евгения везунчиком, который воспользовался мудростью народной по присловью; «Блат – выше наркома». А ведь в Червякове Александре сходились воедино обе грани, кроме блата он был и сам Нарком…

Особая миссия

Горисполком принял решение перезахоронить Константина Сергеевича Заслонова Героя Советского Союза. Он пришел в Оршу из Москвы 14 ноября 1941 года, и стал заниматься диверсионной работай, 14 ноября 1942 года погиб. Но Заслонов выполнил главную стратегическую задачу: не позволил фашистам штурмом взять столицу Родины – Москву. Не получили гитлеровцы во время подкрепления техникой и военной силой.

Уже на этом этапе войны идея Гитлера блицкрига провалилась, разбилась вдребезги. А мощный танковый кулак противника, наткнувшись на стальную волю и бесстрашие 28 панфиловцев, которые обвязавшись связками гранат, и бросались под танки, взрывая себя и смертоносную технику, оказался совсем беспомощным…

Секретарь комсомольской организации Орши пригласил на собеседование Червякова Евгения:

- Константин Сергеевич Заслонов погиб в ночной стычке, в скоротечном бою с фашистскими прихвостнями под деревней Куповать. На окраине соседнего хутора Заслонова тайно захоронили, чтобы гитлеровские власти не смогли надругаться над могилой героя. Ты, Евгений работал на паровозе в прифронтовой полосе, активный комсомолец, общественник, и считаю, что ты заслужил участвовать в ответственной миссии – перезахоронении Константина Сергеевича. О его подвиге и его боевых товарищей должны знать земляки и все пассажиры, проезжающие через станцию Орша!

- А где будет перезахоронен Заслонов? – спросил Червяков.

- Прямо на платформе станции. Там же установили и памятник ему. Ваша группа состоит из восьми человек. Нужно сделать вместительный гроб-ящик на шестерых человек. Получите вместительную автомашину и поедете на ней в Оршу – продолжал инструктировать Женю секретарь комсомола.

- В такой мороз? Наверху в кузове? – недоуменно пожал плечами Евгений.

- Не беспокойтесь, вы поедете в кабине, а ребята, ваши помощники до ближайшей станции Куповати доберутся на поезде.

Червяков отправился выполнять поручение. Только вместо вместительной автомашины, он увидел обыкновенную полуторку. В её кузов сколоченный ящик едва вместился. Он по ширине оказался в притирку с бортами, а потому комсомольцам пришлось открыть для погрузки гроба не задний борт, а боковой.

До Куповати добрался Евгений без приключений, но они начались, как только водитель свернул на партизанскую дорогу. Не зря назвали свои дороги народные мстители – партизанскими тропами. Дорога была извилиста, колдобина на рытвине, и полуторка, проковыляв метра три, остановилась, как вкопанная.

- Что случилось, Вася? – спросил шофера Женя, хотя сам, когда его на ямке швырнуло из стороны в сторону, и он сильно ударился плечом о дверку, понимал, что по партизанской дороге им до захоронения не добраться.

- Чего, чего, - проворчал Васька, - да ничего! Моя ласточка для такой трассы не пригодна. По такой дороге можно проехать только на танке.

- А где мы этот танк раздобудем-то? – съязвил Женя.

Васька приставил ладонь ко лбу и, словно Илья Муромец, стал оглядывать окрестности, юрко крутя головой:

- Я тоже, мин херц, танков поблизости не увидел, а посему вернусь в Куповать и буду вас дожидаться в сельсовете.

- В твоем кузове гроб, Васенька, - возразил Червяков. – В него мы будем укладывать останки партизан. Мы вчетвером останемся с тобой, и будем подталкивать полуторку вперед, если она где забуксует.

Васька не стал кочевряжиться:

- Как скажешь, ваше сиятельство. Я ведь согласен.

Часть комсомольской группы отправилась к хутору пешком. Разместились в доме у местного жителя, который знал о месте захоронения. Он кратко рассказал ребятам о трагедии, которая произошла 14 ноября 1942 года:

- В тот день пошел густой снег, а партизаны шли в лесной базовый лагерь. Но поднялась пурга, и в снежной круговерти партизаны столкнулись или с полицаями, или власовцами. Они и не поняли сначала, что столкнулись с врагами. Слышали разговоры на русском языке и думали, что это свои. Но когда поняли свою ошибку, заняли круговую оборону и стали отстреливаться.

- Неужели вся группа погибла? – спросил Женя.

- Нет, хлопцы, полицаи отступили под плотным огнем автоматов партизан. А когда партизаны стали делать перекличку, то шестерых не досчитались. Стали отыскивать их. Особенно переживали, что среди живых не оказалось Заслонова.

- Где же командир? – спрашивали они, да и его адъютанта Жени тоже нет. Через некоторое время нашли всех. С Константина Заслонова мародеры сняли кожаную куртку и добротные сапоги. Власовцы не знали, что погиб именно Заслонов, и оставили его на снегу. Рядом с командиром лежал и адъютант.

Евгений с группой комсомольцев сделали экс гулоцню могилы. Он думал, что за почти шесть лет тела погибших разложились и им придется собирать прах и укладывать его в гроб. Но когда погиб Заслонов, после снегопада затрещали морозы. Поэтому захоронение превратилось в ледник. И тела, практически остались в том же положении и виде, в каком их положили при погребении.

- Ребята, так все шестеро в ваш ящик не уместятся – сказал хуторянин. – Придется вам везти в Оршу сначала троих, а потом вторым рейсом остальных. Тогда полицаи струсили и удрали, но мы-то знали, что могут прийти немцы, что бы разыскать, где похоронили погибших. А придут с овчарками, а они хуже волков. Все найдут, все перенюхают. Поэтому при похоронах мы углубились очень глубоко.

- И лежат партизаны, словно забальзамированные – вздохнул Червяков. – Даже кожа не потемнела, а наоборот, какая-то беловато-мучнистая стала, словно гипсовые посмертные маски, а не лица партизан.

Закончили процедуру около десяти часов вечера. Грузили уже в потемках, и хозяин дома поставил на стол хлеб и горячую картошку.

- На ночь глядя никуда не пойдешь. – откомментировал он свой поступок. – Давайте по наркомовским сто граммов примем на грудь, выспитесь, отдохнете и в путь. Пешком не пойдете. Я утром вам свою кобылку запрягу, доедете до станции по снежку-то.

Женя кивнул головой. Он видел на дворе хозяина лошадь с жеребенком, но попросить хозяина довезти их до станции постеснялся. А он сам проявил такое великодушие.

На станции гроб с Заслоновым установили на передке паровоза, украшенного кумачовыми лентами, на которых золотыми буквами были написаны имена всех шестерых погибших партизан. И под звуки торжественного марша Константин Заслонов отправился к новому захоронению.

Заинтересовавшись после особой миссии отрядом Константина Заслонова, Евгений Червяков узнал, что на Оршанском узле в войну действовали и другие группы подпольщиков. В вагонном депо Анатолий Белявский возглавил подпольщиков-патриотов, и они подсыпали песок в буксы вагонов. Когда на перегоне вагон с неисправной буксой останавливал весь эшелон, затор по линии становился неизбежным. Когда была возможность, подчиненные Анатолия Белявского делали насечки на осях колесных пар, и в пути из-за поломки оси могло произойти крушение. Катастрофы из-за этого происходили частенько. Сотрудники тайной полиции сбились с ног в поисках злоумышленников. И хватали кого попало, кто им под руку попадался. Но это не пугало и не останавливало диверсионную работу подпольщиков. Бойцы Белявского дважды выводили из строя даже компрессорную станцию. Что удивительно, так с лета 1941 года на станции Орша-Западная, была организована подпольная группа женщиной – Екатериной Гречихи. Члены её группы собирали разведывательную информацию, тихой сапой уносили украдкой из вагонов немецких поездов оружие и боеприпасы. Вели агитационную работу.

А по станции Орша-Восточная другая женщина Нина Бабура сколотила подобную группу. Правда, эта группа под командованием Нины работала до нового 1942 года. Затем с наступлением января Бабура сдала свои полномочия профессиональному разведчику Дудченко, присланного для укрепления диверсионной работы из Москвы. Его забросили в тыл, снабдив разведчика необходимыми документами для работы среди оккупантов.

Не имея взрывчатки, Дудченко, чтобы пустить эшелон фашистов под откос приказывал железнодорожникам-путейцам раскручивать болты в накладках на стыках, снимать рельсы на перегонах, выводить из строя стрелки. А Екатерина Гречиха как раз могла много рассказать, как умело можно это сделать. Ведь она была старшей стрелочницей и знала уязвимые и слабые места на стрелках.

Но случались и неудачи, не обходилось и без предательства. Нацистам удалось завербовать в начале 1943 года мастера шестого околотка станции Могилев-1 Ястребова. Ястребов жил в доме около железнодорожной бани и входил в группу, организованной ещё одной женщиной – Живописцевой.

Ястребов втерся в доверие и узнал имена своих «соратников». Он выдал много подпольщиков фашистам, в том числе и Живописцеву. Враги жестоко расправились с руководительницей, приговорив её к расстрелу.

Над Живописцевой долго издевались, пытали, но она в ответ посылала на головы палачей лишь проклятия.

Не сломили волю храброй женщины даже угрозы гестаповцев казнить дочь и мать Живописцевой.

На расстрел повели их вместе всей семьей троих. Живописцева надеялась до последнего часа, минуты, что негодяи просто запугивают её расстрелом своих родных: дочери и матери. Но, когда их выстроили на краю могильного рва, она крикнула:

- Изверги! Убиваете ни в чем неповинных людей!

Но ничто не шевельнулось в сердце палачей. Они расстреляли и 13- летнюю дочь Дину, и 65-летнюю мать Живописцевой.

Особенно потрясла Евгения Червякова судьба машиниста паровоза Елены Мироновны Чухнюк. Елена родилась в Гомеле и работала на железной дороге сначала помощником машиниста, а потом машинистом паровоза с самого начала войны и до оккупации Гомеля Елена Мироновна водила со своей бригадой составы на фронт. Помощником была Татьяна Латышева, а кочегаром Вячеслав Горбач. Им пришлось испытать и бомбежки и обстрелы, но как только фашисты захватили Гомель, бригаду Чухнюк перевели в Елец. А осенью 1941 ей поручили перегнать сплетку из шести паровозов в Узбекистан.

- Вот, Таня, такие пироги! - посетовала Елена, - нашу женскую бригаду жалеют и отправляют погреться на солнышке на юг, подальше от бомбежек.

Выполнив задание, Елена обрадовалась, что их бригаду отправляют снова на Запад. Чухнюк знала, что началось под Москвой контрнаступление, а значит, машинисты паровозов нужны для переброски техники на фронт, как воздух.

А осенью 1942 года в составе ОРКП-4, Елена Чухнюк повела первый рейс к Сталинграду. Вести состав пришлось по временной дороге. Шпалы были брошены на голую землю без насыпи, и на них уложены рельсы. Елена вела паровоз осторожно, словно сама шла по мостку из одной доски, ощупывая сначала ногой куда ступить, а потом уж переставляла вторую ногу.

На станции Петров Вал поезд Чухнюк попал под бомбежку. Рев моторов самолетов, заходящих для бомбометания на бреющем полете и взрыв авиабомб оглушали бригаду. Но Елена Чухнюк вела свой состав, не обращая на это никакого внимания. Ведь авиабомбы лежали у неё в 38 вагонах, и если бы хоть одна бомба попала в вагон, где хранились бомбы, то мало бы не показалось.

В самом конце бомбежки одна бомба попала в тендер паровоза. Осколок попал в ногу машиниста. Елена после ранения подумала, что кто-то ломом ударил по её ноге, но взглянув на струйку крови, поняла что случилось.

Татьяна подскочила к своей начальнице:

- Сейчас, сейчас, Лена! Потерпи немного, я тебе перевяжу ногу.

На что Елена, облегченно вздохнув, что она так просто отделалась после бомбежки, всего-то ранением в ногу, сказала:

- Теперь наши летчики дадут прикурить фрицам! Мы привезем им 38 вагонов авиабомб. Берегитесь теперь. И на ваши головы полетят бомбы.

Но судьба посылала для Елены Чухнюк все новые испытания.

Зимой 1942 года ОРКН-4 была переведена за полярный круг. В самую жару Чухнюк побывала в Узбекистане, а в самые холода она уже трудилась в Заполярье. На Северной железной дороге перевозила воркутинский уголь. Уголь был качественный высококалорийный, и потому очень ценился машинистами, работающими в прифронтовой полосе. Но бригада Чухнюк стала топить свой паровоз дровами. Их почин подхватили и другие бригады ОРКП-4.

- Хорошо, что здесь нет ни бомбежек, ни полетов – поделилась с Еленой как-то своим мнением Татьяна.

- Зато здесь другие трудности – ответила Чухнюк. – В каждой избушке свои игрушки. Стоит немножко затянуться стоянке, мороз тут же прихватывает смазку, колеса примерзают к рельсе, поезд перестает меня слушаться.

- Бр-р-р-р – вздрогнула, как от холода Татьяна. – А если к морозу добавляется буран, то туши свет.

- Буран, Танечка, нам не так страшен, как низкая скорость. Мы привыкли с тобой под Сталинградом мчаться сломя голову, а тут тянешься со скоростью пешехода по пять километров в час. Дорогу только что проложили, на некоторых мостах временные опоры, что не знаешь: это вагоны качаются или опоры моста.

- Лена, так у нас график движения такой: идешь и запинаешься, нога за ногу – улыбнулась Татьяна.

- Стоп, машина! – встрепенулась Елена – ты подала хорошую мысль. Я договорилась, чтобы нам дали «зеленую улицу», и тогда мы покажем рекордную скорость.

Сказано, сделано. Диспетчер внимательно выслушала предложение и раскладку по времени машиниста Чухнюк.

- Хорошо, согласилась диспетчер – путь от Ижмы до Княж-Погоста по графику вы преодолеваете за трое суток, а теперь ты собираешься проходить этот участок за тринадцать часов, почти в шесть раз быстрее.

- Да – коротко ответила Елена. – За тринадцать часов.

- А это не безумная фантазия? – усомнилась диспетчер. – Ты хочешь, как в сказке шагать семимильными шагами: раз, раз и в дамки!

- Поживем, увидим! – уперлась Елена.

- Поживем, пожуем, посмотрим – подхватила женщина. – Как бы нам не опозориться. У нас местные машинисты-то даже за сутки не пытались пройти. А ведь у них опыта работы на Севере не занимать.

- Потому они так хладнокровно и работают, что на Севере у них кровь застыла! А мы-то с юга прибыли, и температура нас там сделала более горячими – отшутилась Чухнюк. – У нас темперамент другой, потому что мы под бомбами и снарядами водили поезда. В такой обстановке промедление смерти подобно.

- Хорошо, уговорила – сдалась диспетчер.

Но Чухнюк предостережение: Не опозориться, восприняла серьезно и застраховалась. Договорилась с грузчиками на экипировочных пунктах нет-нет, да и подбрасывать в довесок к дровам ковшичек другой угля.

- Елена – согласились экипировщики – мы сочувствуем тебе, и поможем, дороговизна угля не помешает экономии топлива. Вы же будете в шесть раз быстрее оборачиваться в рейсе.

Эксперимент прошел успешно. Вслед за бригадой Чухнюк потянулись и бывалые машинисты, началось негласное соревнование.

Весной ОРКП-4 перебросили под Курск, Там бригада Елены возила танки под охраной защитных установок. После разгрома фашистов на огненной дуге Елена Мироновна Чухнюк была удостоена звания Героя Социалистического труда.

Евгений Трофимович Червяков, узнав очень много о подвигах машинистов в Великую Отечественную войну, взял на заметку их целеустремленность, инициативу, выдумку. Доблестный труд всегда будет в цене. Ведь из одного металла льют: медаль за бой, медаль за труд.

Две одинаковые медали

В сентябре 1948 года Евгений Червяков окончил школу на «хорошо» и, вернувшись в депо Витебска, стал работать помощником машиниста.

Червяков радовался, что руководят Витебским отделением дороги достойные люди. Начальник колонны №3 Николай Акимович Макаров возглавил отделение в 1946 году. Он был удостоен звания Герой Социалистического труда, и Евгению Трофимовичу было на кого равняться. Червяков удивился, как умело Макаров нацеливал своих подчиненных на выполнение поставленных задач:

- Товарищи! – обратился он к железнодорожникам на одном совещании. - Хочу вам сообщить, что наш труд в годы войны высоко оценил Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков сразу же после Победы. Я до сих пор храню газету «Гудок» от 5 августа 1945 года, в которой было напечатано обращение Жукова к нам:

- Самоотверженная работа наших железнодорожников ускорила падение Берлина. Машинисты и поездные бригады часто вели составы под артиллерийским и пулеметным огнем врага. Как и воины Красной Армии они свято выполняли свой долг перед Родиной, не щадили свои жизни во имя победы.

Николай Акимович, отложив газету «Гудок» в сторону, продолжил:

- Но и после войны железнодорожники творили чудеса. Приведу вам один пример самоотверженной работы уже в мирное время и не только железнодорожников, а жителей целого Драгического района. Там шесть тысяч сельских жителей, вдумайтесь только в цифру – шесть тысяч, за рабочую неделю, за шесть дней восстановили на участке Брест – Литовской железной дороги 29 километров пути. Так неужели мы в Витебске не сможем восстановить свое хозяйство?

На этот риторический вопрос послышались отклики:

- Мы тоже не лыком шиты. Глаза боятся, а руки делают.

Евгений Червяков и сам убедился, что не стоит бояться того, что сразу бросается в глаза. Ему уже рассказали, что когда Макаров прибыл на станцию в свой родной город на Двине, железнодорожный узел был уничтожен полностью. На месте одного из его парков фашисты оборудовали посадочную полосу прифронтового аэродрома. Локомотивное и вагонное депо были полностью разрушены. На месте поворотного круга для паровозов зияла огромная воронка. Её заполнила мутная грязная вода.

Все железнодорожные мосты и путепроводы взорваны. По бокам путей на откосах валялись груды металлолома из искореженных остовах паровозов и вагонов. От кирпичных зданий остались только груды осколков. На эти руины было нельзя смотреть без слез. Гитлеровцы разрушали перед отступлением пути специальным приспособлением «крюк». С одной стороны это радовало: оккупанты варварски уничтожали железнодорожные пути, так как понимали, что им пути назад нет. Но с другой стороны волосы вставали дыбом, глядя на эту безобразную картину.

Червяков уже водил свой поезд по понтонному мосту и понимал, что это обстоятельство затрудняет движению.

На станции все здания были разрушены и железнодорожники построили своими силами две огромные землянки. В одной размещались дежурный по станции, кондукторы, конторщики, начальник станции и военный комендант. В другой землянке создали общежитие на 32 человека. В такой землянке и ютился Евгений.

При ремонте путей не хватало подкладок. Их ставили по рецепту Чеховского персонажа из рассказа «Злоумышленник» в шахматном порядке через одну прокладку. Там где прокладки не были установлены, рельсы пришивались к шпале костылями. Что тоже не позволяло повышать скорость движения.

Чтобы установить понтонный мост Макаров и его помощник Радкевич на лодке переправились через Двину, чтобы обследовать места, где же установить понтоны.

Но не только трудности стояли на пути Евгения Червякова, были и радости. После войны посыпались поощрения: в победном сорок пятом его наградили нагрудным знаком «Отличный паровозник» и выдали премию в размере месячного оклада. Затем в приказе ему дважды объявили благодарность за выполнение плана перевозок и за отличную подготовку паровоза к зиме.

А в начале 46 года Червяков уже получил не только очередную благодарность за кривоносовское движение поездов, его приказом отметил Министр Путей сообщения СССР генерал-лейтенант Ковалев:

«Военному железнодорожнику» - помощнику машиниста Евгению Трофимовичу Червякову за честную службу в рядах героической Красной Армии объявляю благодарность. Желаю успехов в мирном труде». Москва 25января 1946 года.

Разумеется, после такого события Евгений получил в этом же году еще три благодарности и две денежные премии.

А в пятидесятом году он услышал оценку деятельности железнодорожников не из уст Николая Акимовича Макарова, а мнение председателя Государственного Комитета Обороны СССР Иосифа Виссарионовича Сталина. Он сказал:

- И если, не смотря на трудности военного времени и недостаток топлива, нам все же удалось снабжать фронт всем необходимым, то в этом надо признать, прежде всего, заслугу наших транспортных рабочих.

Это мнение Верховного Главнокомандующего разделяли и простые железнодорожники. Притом не только прозаическим языком высказывали свои мысли железнодорожники.

В газете «Гудок» появилось стихотворение труженика станции Кузнечное Октябрьской железной дороги Аксенова, в котором поэт воспевал преимущества железнодорожного транспорта перед всеми другими путями сообщения: воздушного и водного. Его оригинальность тронула сердце Жени:

Стоят уныло самолеты,

Им в день грозовой не летать.

И на приколе теплоходы,

Когда на море шторм опять.

А поезда и в дождь, и в ветер

Идут по рельсам вдоль, звеня.

И понял я – дороги эти

Зовут железными не зря!

Наконец-то в 1951 году сбылась мечта Жени Червякова, про которую он написал в сочинении «Хочу быть машинистом» в восьмом классе.

Евгений Трофимович стал машинистом. А его коллега машинист Петр Устинович Смоляков, который участвовал в Параде Победы на Красной площади, возвратившись в Витебск, стал у реверса. Хотя имея пять орденов, в том числе и полководческий орден Александра Невского, Смоляков мог продолжать службу в армии. Но что роднило боевого офицера и рядового военного железнодорожника Червякова, так это любовь к своей профессии и мечта стать классным машинистом.

К тому же Петр Устинович имел талант скульптора. Возвращаясь из рейса, он спешил домой, и все свое свободное время из глины или гипса создавал скульптурные композиции.

В парке возле локомотивного депо, гордо подняв рога, прислушиваясь своим чутким ухом к паровозным гудкам, замер благородный олень.

Евгений, проходя мимо этого грациозного животного, всегда приветствовал оленя взмахом руки. И ему даже казалось, что олень в ответ, незаметно для других, благодарно покачивает, приветствуя Евгения, кончиками рогов.

Локомотивное депо Витебска имеет звание «имениМихаила Ивановича Калинина». Всесоюзный староста когда-то выступал перед коллективом Витебского депо, потому и постарались увековечить земляки Михаила Ивановича в названии депо.

А Смоляков создал скульптуру Калинина, Михаил Иванович стоит на трибуне, облокотившись на неё и добрыми глазами смотрит, прищурившись через линзы-стекла очков, на проходящих мимо железнодорожников. Скульптура Константина Сергеевича Заслонова стоит на одноименной станции Белорусской железной дороги. И эту скульптуру выполнил Петр Устинович, а у своего дома он установил скульптуру писателя Льва Толстого. Петр не мог не вылепить Льва Николаевича, который написал грандиозный исторический роман «Война и мир. Поэтому Смоляков, сам познавший войну и мир и создал образ писателя. Лев Толстой создал литературно-исторический памятник, а героем памятника Смолякова Петра стал писатель Лев Толстой.

Евгений с глубоким уважением относился к Петру Устиновичу и слегка завидовал его военным наградам. У него их не было. Памятником же Калинина восхищался. Он родился в крестьянской семье в деревне Верхняя Троица в тридцати километрах от города Кашино. Его мама Мария Васильевна Калинина приучила сына Михаила к крестьянской работе. А революционную закалку прошел, работая на прославленном Путиловском заводе, вступив в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Он стал одним из лучших активистов и умудрился уходить от слежки пронырливых шпиков царской охранки.

Тем не менее, Михаила Ивановича Калинина арестовывали четырнадцать раз и ссылали. За его плечами одиночная камера мрачного Метехского замка в Тифлисе, зловещие Питерские «Кресты» иссылка в Олонецкую губернию, которая среди революционеров звалась «подстоличной Сибирью».

Сразу же послеВеликой Октябрьской революции Михаила Калинина избирают городскою главой Петрограда. А через два года после смерти Якова Михайловича Свердлова в 1919 году, по предложению Владимира Ильича Ленина его избирают на пост председателя ВЦИК (Всесоюзного Центрального Исполнительного Комитета).

Иностранцы величали Михаила Калинина по статусу – господин президент. Советские же люди придумали другой титул: «всесоюзный староста».

Но его жизненный опыт: в юности пахал землю, убирал хлеб, косил и убирал сено для лошади и коровы, а став рабочим немало времени провел у станка. Потому-то он отлично понимал чаяния и рабочих и крестьян, завоевав любовь всего народа Советской России.

Читая много книг, Калинин научился анализировать, начиная раздумывать о сложных хитросплетениях жизненных ситуаций. Отсюда и появилась изумительная мудрость, глубина мысли, острота наблюдений.

Прочитав книгу английского философа XYII века Джона Локка, которыйобращался к господствующему классу Англии и убеждал знатных лордов учить своих детей ремеслу. Калинин тут же сделал вывод:

- Если уж господа капиталисты учат своих детей труду, то наши ребята и подавно должны научиться трудиться и обеспечивать себя полностью.

Однако произошло событие, после которого Евгению уже не пришлось сожалеть, что его бригаду после работы в прифронтовой отправили в тыл, водить поезда в Сибири и завидовать судьбе Смолякова, которая позволила ему получить 5 орденов.

Евгения Трофимовича Червякова наградили юбилейной в честь Великой Победы медалью. Ему торжественно вручили её именно за то, что Евгений, как труженик тыла многое сделал, что бы победа наступила скорее.

Друзья обмыли и награждение Червякова и саму медаль, окунув золотистый кружочек её в стакан с водкой.

Через недели две-три Евгения Трофимовича вызвали в партком депо и вручили… вторую юбилейную медаль.

Червяков в недоумении покрутил головой:

- Товарищи дорогие, как говорится, не было гроша, а вдруг алтын… Мне же намедни уже вручили точно такую же медаль. Видите, она у мены сверкает на пиджаке с левой стороны груди. Может быть, наверху ошиблись и наградили меня зря во второй раз?

Секретарь, взглянув то на одну, то на другую медаль, спросил Евгения:

- А у вас удостоверение о вашем награждении при себе?

Услышав утвердительный ответ, секретарь взял удостоверение, которое протянул Евгений Трофимович, и стал внимательно изучать оба удостоверения, а потом расцвел в улыбке:

- Никакой ошибки нет. Первая медаль вам выдана как труженику тыла, а вторая… Вы же, как призывник были мобилизованы в армию и стали военным железнодорожником.

- Да – кивнул Червяков.

- Так вас наградили юбилейной медалью и как фронтовика.

Червяков головой покачал от удивления и заулыбался.

- Сразу две одинаковых медали, но одна за доблестный труд в тылу, а другая за то, что мы водили поезда под бомбами и артобстрелом к фронту.

В 1951 году, став машинистом, Евгений самостоятельно повел локомотив. Правда и здесь было много проколов. Ему сначала предложили стать механиком в депо по ремонту паровозов.

- Какой ремонт паровозов? – изумился Червяков. – Титов, Витька Петров, Геруцкий могут водить паровозы, а я что не могу?

Начальник депо подумал и сказал:

- Иди, оформляйся, если считаешь, что можешь водить паровозы самостоятельно.

- Спасибо – поблагодарил начальника Евгений Трофимович и тут же озорно добавил. – Вообще-то я давно уже созрел. Но ещё раз – огромное вам спасибо.

Влез на паровоз Червяков спокойно, но очутившись в кабине, сердце его заколотилось в сумасшедшем ритме и так гулко, что Евгению показалось, что его помощник и кочегар слышат, как оно стучит.

Он проверил тормоз, поднял давление и… поезд тронулся.

- Я веду самостоятельно, веду поезд, торжествовал Евгений.

Он ожидал, что навстречу ему по соседней линии помчатся машинисты, которые его хорошо знают, и будут давать свисток при встрече паровозов. Но ничего подобного не случилось. Никто в пути с ним не встретились.

- А может это и хорошо, что не встретились встречные поезда? – подумал Евгений и вздрогнул от гудка маневрового паровоза на станции – ну вот и начался отсчет нового времени, времени машиниста Червякова.

Сделал еще две поездки, уверенность пришла незаметно, и самостоятельные рейсы для Евгения стали обыденными.

Но однажды, выезжая на станцию, увидел, что висит плакат. По производственным показателям машинист Червяков Евгений Трофимович разделил 1и2 место в соцсоревновании с постоянным, самым умелым машинистом депо.

Много лет Евгений проходил, возвращаясь с работы, домой под аркой, на которой была сделана надпись: «Спасибо за добросовестный труд!» Впервые его эта надпись задела за живое и приобрела новый смысл.

- Как хорошо проходить под аркой с чувством выполненного долга – подумал Евгений Трофимович, все еще не отошедший от радости, что они разделили с лучшим из лучших машинистов 1 и 2 место.

А он, словно прочитав мысли Червякова, сказал:

- Сегодня наш триумф! И мы проходим сейчас через триумфальную арку.

Тяжеловесы

Паровозов не хватало, да и запчастей к ним было не густо. А грузопоток возрастал. Червякову с помощником и кочегаром приходилось, чтобы уложиться в график, собирать, искать замену изношенных больше некуда, деталей на нерабочих паровозах, стоящих на приколе зловещими памятниками войны. Вот и комбинировали с деталями, чтобы «новые» запчасти были хоть чуточку лучше старых.

Были проблемы и с углем. Горел он не ахти как, и для поддержки штанов Евгений приспособил добавлять к некачественному углю мазут. Особенно нуждались машинисты в отличном топливе, когда водили тяжеловесные составы.

Для Евгения Трофимовича было с кого брать пример. Почетный железнодорожник Иван Литвинов добивался лучших показателей, потому что водил поезда с предельным весом, а то и с небольшим перегрузом.

- Как это вам удается постоянно перевыполнять план, какой секрет вы знаете? – спросил как-то Литвинова Евгений. – Я не собираюсь выпытывать у вас все тайны, из-за знания которых вы выбились в передовики, но хоть в общих чертах поделитесь опытом.

- А никаких у меня тайн нет – ответил Иван. – А секрет мой – секрет Полишинеля, он всем известен. Курочка по зернышку клюет, а всегда сытая ходит. Мы же понимаем, прибавляя раз за разом по лопаточке угля, по лопаточке угля, мощность. А когда сила играет даже в человеке, то и ума не надо.

- Я так и знал, дядя Ваня, что вы выставите меня курам на смех – с грустью в голосе сказал Червяков и тяжело вздохнул.

А «дядя Ваня» сжалился над молодым машинистом.

- Ладно, зови моего тезку, своего помощника. Буду, как ты сказал делиться опытом. Вес состава по нормам не должен превышать 2400 тонн. Так я начинал водить тяжеловесные составы, добавляя к эшелону по вагончику, по вагончику. Возьмите штангиста, он же не сразу хватается за штангу весом более ста килограммов. Добавляет по блину на гриф с обеих сторон килограммов по пять, а то и меньше. И толкает штангу вверх и толкает, пока не почувствует, что можно вес ещё увеличить.

Тезка Литвинова не довольно проворчал:

- Это же и ежу понятно. Вы нам разжевываете прописные истины.

- Что бы познать прописную истину, нужно пуд соли съесть. – пошутил Литвинов, и добавил уже серьёзно: - Истина – это то, что нельзя избежать. Дерзайте, ищите и обретете…

В назначенную ему смену Евгений переговорил с диспетчером:

- Если есть попутный груз, то можете подцепить к моему составу лишний вагончик.

- Есть – ответила она. – А чего мелочиться-то? Где один, там и два вагона. Для Литвинова такой довесок, как пушинка. Он даже не замечает, когда ему прицепят вагончик – другой сверх нормы. Иди и поднимай давление пара, машинист.

Червяков последовал совету и когда получил разрешение на отправку, тронулся в путь.

Его помощник Ваня покачал головой:

- Трофимыч, что-то тяжеловато нас загрузили.

- Червяков недовольно мотнул головой:

- Не каркай под руку, и так уже пар выбило, буксанул, но с места-то хоть и тяжеловато, но сдвинулся.

А Ванька уже и ответить не мог. Ему реверсом два зуба выбило, и он сплевывал и сплевывал изо рта сукровицу.

Долго и натужно набирали скорость. Несколько километров ползли десять километров в час, но потом километровые столбы замелькали, словно листы книги у читателя непоседы. Иван уже перестал отплевываться и шепеляво сказал:

- Евгений Трофимович, по-моему нам подцепили не 2500 тонн груза, а все 2700, а может быть даже и 2800.

- С чего это ты взял? – усомнился Червяков.

- А с того, что вода в тендере быстро выкипает. Придется нам на остановке добавлять в тендер воду.

- Литвинов, мне его помощник рассказывал – сказал Евгений – водил составы в 3000 тонн. А иногда и на тысячу тонн больше нормы, а ты мне говоришь о каких-то 2700 тоннах.

- Да ты, Трофимыч, побольше слушай этого балаболку, - возмутился Ваня. – Он соврет – недорого возьмет.

В Витебске Червякова спросили:

- Евгений, ты знаешь какой вес-то сюда притаранил?

- Я же не весовщик, что бы вагоны взвешивать – замялся машинист. – Но перегруз почувствовал. А сколько же тонн было?

- Две тысячи восемьсот тонн. А мне Литвинов говорил, не хватайся сразу за огромный вес, прибавляй его понемногу, как штангист. Но мне удалось взять сразу же с первой попытки рекордный вес.

- Смотри не надорвись.

- Так не надорвался же. Только тащил его медленно. Хорошо бы еще и скорость увеличить.

- У тебя, Евгений Трофимович, глаза завидущие, но по секрету тебе скажу: к нам прибыли паровозы «Победа» П-36 серии 001. Их тут жекопейкой прозвали. Так вот паровоз копейка может развить скорость до 120 километров в час. А у нас ограничения не более 100 километров в час ехать.

- Хороший запас ресурса – крякнул от удовольствия Червяков. – Когда скорость приличная, то и тяжесть-то состава не ощущаешь. Летишь по рельсам как ласточка.

- Ой, Трофимыч, не говори «гоп» - пока не перепрыгнешь. Как говорили древние римляне: «спеши медленно». Вот и ты спеши не торопясь.

Но Червякова нельзя сбить в панталыку и он степенно стал расспрашивать:

- А за счет чего скорость-то так увеличилась у «копейки»?

- У паровоза установлен стриппер – шкеновой винт. Он измельчает уголь почти в порошок и размещает его в топке равномерно тонким слоем. Уголь горит равномерно, хорошо. Есть и водогон – горячая вода и другие новинки. За полчаса может пар поднять, а там и погнали наши городских, понеслись…

- Сломя голову – пошутил Червяков. Ведь надо же не терять скорость на станциях. Не делать остановку.

- А кто тебе сказал, что для скоростного поезда нужно стоять на каждом полустанке? Ты передаешь жезл по станции, и диспетчер дает тебе «зеленую улицу». Катись и дальше, набирай нужную скорость. Конечно же, при таком вождении на колесах снашиваются быстро бандажи, особенно на поворотах, стачиваются чугунные колодки, но все это издержки производства, без которых никак не обойтись.

Червяков и водил паровоз с тяжеловесными составами на высоких скоростях. Но уже подкрадывалась новая эра. Эра тепловозов. Они победили даже самый усовершенствованный паровоз «Победа» серии 001. Она эта эра длилась без малого 100 лет.

В начале апреля 1965 года Белорусская железная дорога получила в собственность два первых тепловоза серии ТЭЗ, которые прибыли в депо Витебск. Тепловоз ТЭЗ – 5477 достался машинисту Геннадию Пиульскому, а тепловоз ТЭЗ-5478 – Евгению Червякову. Оба машиниста были горды, что именно им доверили открытие новой эры перехода на тепловозную тягу.

Два новеньких, сверкающих свежей краской тепловоза стояли на перроне станции Витебск носом к носу. Пиульский должен был сделать рейс на Оршу, а Червяков на Полоцк. Открывал движение начальник Витебского отделения Николай Акимович Макаров. Духовой оркестр заиграл туш на перроне. Железнодорожники в приподнятом настроении после речи Макарова зарукоплескали, зашумели, кричали с восторгом счастливчикам, а машинисты, дав два гудка, неторопливо начали двигаться в нужном им направлении.

Евгений Трофимович гордился и тем, что наконец-то он переселился из временного жилья в новую трехкомнатную квартиру.

Он долго стоял в очереди на жилье. На очередь ставили профсоюзные руководители только тогда, как желающий улучшить свои жилищные условия отработает на строительстве многоэтажного дома сто часов. Отрабатывать эти сто часов приходилось, разумеется, после смены, в нерабочее время. И Евгений, сняв железнодорожное обмундирование, натягивал рабочий комбинезон строителя, и, обувшись в кирзовые сапоги, натянув на руки грубые брезентовые рукавицы, выполнял на стройке подсобные работы.

- Ты знаешь, Гена, как я рад своему углу – говорил товарищу Червяков, получив ордер на заселение. – Нас в трехкомнатную квартиру заселили три семьи, и у каждой семьи по два ребенка. Но я рад, что у меня есть свое жилье. Не зря говорится: «Вместе тесно, а врозь, хоть брось».

Евгений Трофимович вел тепловоз и все ещё с умилением вспоминал, как его жена с дочкой пришли на торжественное мероприятие, когда тепловозы отправлялись в путь, и радостно улыбались, помахивая ладошками ему вслед.

На каждой станции их встречали люди, даже не железнодорожники. Помощник Червякова, возбужденный народным зрелищем, дергал за рукав Евгения:

- Посмотри, посмотри, Трофимыч, народ-то как волнуется. Обозревают наш тепловоз и смотрят на него, как на чудо.

- Наш тепловоз такой красивый – кивал согласно Червяков, - и на самом деле чудо техники. Ни угольной пыли, ни тяжелой ручной работы кочегара, а включил кнопку, заработал механизм и… поехали с ветерком.

Приехав в Полоцк Червяков отцепил тепловоз, подцепил порожняк и отправился снова в Витебск. Первый рейс на тепловозе прошел без сучка, без задоринки.

А в 1966 году стартовала 8-я пятилетка. Перед коллективом Белорусской железной дороги была поставлена довольно сложная, но жизненно необходимая задача. Чтобы её выполнить требовалось ускорить внедрение более экономичной тяги и электрификации всех отраслей железнодорожного хозяйства.

Тепловозы становились главным рычагом интенсивного движения для грузопотока. Евгений Червяков, Геннадий Пиульский оказались в нужное время в нужном месте. Задания восьмой пятилетки (1966-1970) были с честью выполнены Белорусской железной дорогой. Её коллектив удостоился Почетного диплома СССР. А Оршанское депо было награждено Орденом Октябрьской революции. Восемьсот десять рабочих и служащих удостоились правительственных наград, в том числе и Евгений Трофимович Червяков. Машинисту – инструктору Могилевского депо Детенкову было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Стремительно росли экспортно-импортные перевозки грузов и поездок пассажиров за границу. По объему международных перевозок Белорусская магистраль стала второй среди железных дорог Советского Союза. Из 36 основных международных путей СССР – 13 проходили через Брест, а три – через Гродно.

Евгения Червякова выбрали депутатом Витебского областного Совета. Это была хорошая жизненная школа. Приходилось выступать Евгению Трофимовичу в школах, в институтах. Однажды предложили Червякову выступить в классе глухонемых детей.

- Как же я буду говорить с ними? – удивился такому неожиданному предложению Евгений. – Я начну им рассказывать о чем-то, а они меня не услышат.

- Не беспокойтесь, Евгений Трофимович – успокоила депутата учительница, - они по губам понимают, что говорит собеседник.

- Хорошо, меня дети поймут, а как я узнаю, что за вопросы они хотели бы задать мне.

- И это не проблема, учителя школы умеют пояснять своим ученикам жестами, а не словами. Сурдопереводом будет передаваться и ваша беседа. По губам ведь не каждый воспитанник сможет понять разговор.

Когда же пригласили Евгения Трофимовича в детский сад, он быстро согласился:

- Уж с детьми-то я быстро налажу контакт. Своих детей пришлось нам с женой воспитывать, да иногда и из садика забирать.

Но совершать подобный «подвиг» депутату Червякову не пришлось. Заведующая детсадиком сказала:

- С детьми мы и сами как-нибудь уладим, это наша работа. А вот с нашими сотрудниками и сотрудницами вам поговорить следует. У них накопилось много вопросов, которые они хотят урегулировать с властями с помощью народного избранника.

- Вот это правильно! – согласился депутат, а потом пошутил: - Вали на бурого, бурый все выдержит. Доверие народа необходимо оправдывать.

После этого депутат Червяков общался в основном с рабочими коллективами.

А в конце следующей пятилетки на областной партконференции Евгения Трофимовича выбрали делегатом на 24 съезд КПСС. Вот такая высокая честь была оказана Евгению Трофимовичу.

Пиульский поздравил своего старшего товарища и сказал:

- Увидишь всех руководителей страны. Побываешь в Кремлевском Дворце Съездов.

- Мне самому не верится, что я буду встречаться с такими знаменитыми людьми, - сказал Червяков. – Но пока суть да дело, я ещё пару рейсов сделаю. Нельзя почивать на лаврах. Никто за меня мою основную работу не сделает.

Когда Червяков возвратился в Витебск, его встретил не только Пиульский, а ещё шумная группа железнодорожников.

- В чем дело? – спросил друзей Червяков. – Что за шум, а драки нету?

Геннадий Станиславович отделился от толпы встречающих и шагнул навстречу:

- Женя, зачитывали Указ по радио «О присвоении передовикам звания Герой Социалистического Труда». Твоя фамилия фигурирует в этом списке награжденных.

Друзья обступили Червякова со всех сторон, и кто-то крикнул: «Ура!». Этот крик подхватили, добавив:

- Качать именинника, качать!

Евгений Трофимович не успел опомниться, как крепкие сильные руки подхватили его и он очутился невесомо в воздухе. После первого броска опомнился и предупредил:

- Черти, вы этакие, не уроните только. Не хочу, чтобы вы три раза подбросили меня, а только два раза поймали.

Попал Евгений Трофимович на 26 съезд, делегатом поехал во Дворец Съездов. Теперь ему могли завидовать друзья. У него на груди уже был целый иконостас: двенадцать медалей, орден Трудового Красного Знамени, Орден Ленина и Звезда Героя Социалистического Труда.

На 26 съезде КПСС он уже не оглядывался по сторонам и ежеминутно про себя восхищаясь встречам с членами политбюро и делегатами съезда.

Внимательно слушал выступление Брежнева и удивился, когда продолжение доклада стал делать другой оратор. Потом о кулуарах услышал, что Леонид Ильич немного утомился и врачи посоветовали отказаться от продолжения речи:

- Здоровье дороже всего…

Но съезд продолжался, и повестка дня была выполнена полностью.

Загранпоездка

В Беларусь приехала французская делегация по линии обмена дружеских визитов Европейских стран. Большинство французов были из Гавра и Бордо. Многие из них были такими же железнодорожниками, как и Червяков.

Когда назвали, откуда туристы, Евгения сразу поразило название городов. Особенно пренебрежительное название города Бордо известным русским классиком-литератором, который упомянул в своей поэме название этого города: «Французик из Бордо».

После войны с Наполеоном, да и до этого, в России культивировалось внедрение французского языка в образовательной программе. А некоторые аристократы, дворяне нанимали учителей французов, которые с трех-пяти лет их чад учили разговаривать по-французски.

Но Евгений Трофимович не заметил среди них «французиков». В делегации были крепкие спортивные парни и изящные и красивые француженки.

И вот в составе 17-ти членов профсоюза из Витебского депо был включен и Червяков, которая отправилась в восьмидневную поездку на круизном лайнере «Армения» во Францию.

В газете «Юмоните» подробно освещалась турпоездка русских туристов. Переводчица сказала группе, в которой был и Червяков:

- «Юмоните» солидная и интересная. И популярная газета. У неё только подписчиков около двух миллионов, а ведь газету еще покупают и в розницу. Поэтому все ваши передвижения по Франции будут освещены с подробностями, а когда и кратко, но четко и ясно. Готовьтесь к этому.

- А чего готовиться-то – пожал плечами Евгений. Человеку свойственно познавать новое, а величайшей мудростью все же является простота.

Сосед Евгения сказал с восхищением:

- Ну, Евгений Трофимович, и поднаторел ты в полемике на своих постоянных выступлениях по депутатским делам. Но Франция все же капиталистическая страна, а значит враждебная нашему государству.

Червяков криво усмехнулся:

- Хорошему можно научиться и у врага. Я больше всего боюсь тех собеседников, которые восхищаются без устали нами и во всем уступают. Иногда очень трудно смирить свой пыл, и согласиться со всеми доводами противника.

- Я согласен с тобой Евгений Трофимович, сам не люблю краснобаев. Говорят много и, кажется, что очень умно, а потом начинаешь вспоминать сказанное, а говорил-то балагур из пустого в порожнее.

В Париже на Эйфелеву башню Червяков поднялся только на второй этаж. На самую верхотуру ему подниматься не захотелось.

- Я любуюсь Парижем, шагая по историческим местам. А смотреть на город с высоты птичьего полета, видишь только масштаб, а деталей-то, из которых и создается красота картины, не замечаешь – пояснил Червяков свой отказ взбираться на верхотуру.

Но многие наши туристы последовали его примеру. А сам Евгений говорил:

- Я больше держусь во время экскурсий своих. Без знания языка можно и затеряться в огромном городе.

Но однажды случилось чудо. В людской толчее он столкнулся с французом, который был в Витебске по туристической путевке.

Он узнал женщину – переводчицу и спросил через неё Червякова, протягивая ему для рукопожатия руку:

- Как вас зовут?

- Женя – ответил он.

Француз заулыбался и постучал себя в грудь, быстро-быстро что-то произнес. Евгений понял только первое слово «Жан!».

Переводчица Червякову пояснила:

- Да, да он подумал, что вы назвали свое имя «Жан». А его зовут Жаном. И он приглашает вас к себе в гости, помня ваше радушие в Витебске. Он тоже работает, как и вы машинистом. И предлагает провести с вами товарищеский ужин, как коллега с коллегой.

В ресторане Жан заказал вино и устрицы. Червяков пригубил бокал с искрящимся вином, но от устриц отказался. Но Жан вышелушил их до одной и сожалел, что гость отказался от такой вкуснятины.

Но когда его тарелка оказалась пуста, француз предложил поменяться тарелками и с устрицами с тарелки Червякова он также быстро сумел расправиться, как и со своей порцией.

После ужина новоявленные друзья и, как думал француз, тезки обменялись адресами и телефонами.

На автомобиле Жан проехал по городу с гостем.

- Ах, какая Сена – то у вас совсем не широкая – удивился Червяков, - я думал, что через Париж протекает величественная река, и она по ширине не уступает Волге.

Червяков спохватился: а не обидится ли за такую нелицеприятную фразу Жан. Но он решил проявить и свое незнание России и попытался пропеть куплет о Стеньке Разине.

- Вольга, Вольга – мать родная. Вольга русская река. Не видала ты подарка от донского казака. Жан подумал, что гость красоту Сены сравнивал с красотой Волги.

Когда разговор зашел о Владимире Ильиче Ленине, который и создал Советское государство, француз Жан постучал по своей груди и произнес слово, которое Червяков понял без переводчика:

- Коммунист.

Да Жан был коммунистом. Левая партия была и во Франции в почете. Особенно после оккупации нацистской Германией Франции…

Когда Жан уговорил заехать к нему домой. Из дома вышли сородичи француза и Червяков съежился под их пытливыми взглядами:

- На меня они смотрят как на инопланетянина – подумал он.

Но вдруг сынишка Жана, который держал в руках игрушку, неторопливо потопал к «инопланетянину» и вручил, радостно улыбаясь игрушечного зайчика.

Червяков сначала замахал руками:

- Ну, зачем же мне твой зайчик, у меня же дети уже выросли, но француз через переводчика урезонил его:

- Этот подарок сделан моим сынишкой от всей души. Возьмите его себе, не обижайте моего малыша отказом.

Дети во всем мире остаются детьми – согласился в душе с доводами Женя,- покопавшись в портфеле, достал шоколадную конфетку и протянул мальчику.

Он протянул ручонку к лакомству, развернул фантик и с удовольствием откусил кусочек конфетки.

«Армения» отправилась по Бискайскому заливу, затем туристы посетили Португалию и Испанию.

Побывали в Лиссабоне и в Барселоне. В Испании им предложили посетить арену, на которой проводился бой быков. Червяков много раз по радио слышал арию: «Тореадор, смелее в бой». Но смотреть на кровавую бойню не захотел и отказался посмотреть на арену, а не в опере бой быков. Коррида ему была не по сердцу. Зато исконное гостеприимство ему понравилось. Женщины во Франции боялись, что их накормят в ресторане лягушками, особенно студентка железнодорожного вуза Катя.

Но жареных лягушек в Париже советским туристам не подавали. А зато в Испании в кафе им подали жареное мясо в каком-то необычайно вкусном соусе и хороший ароматный коньяк. А вот вместо привычных ломтиков пшеничного хлеба, туристам предложили небольшие кусочки поджаренного и хрустящего хлебца, словно вафли какие-то.

Катя обед в испанском кафе уплетала за обе щеки. Не ожидала никакого подвоха. А ведь в парижском ресторане она тоже сначала с аппетитом кушала мясное блюдо. А когда сосед её пошутил, что этот изумительный вкус мясного блюда происходит от лапок лягушки, то Катю чуть ли не вырвало. Когда же сели в машину, то несколько раз пришлось останавливать: Студентку Катю немного подташнивало.

Червяков накинулся на острослова и шутника:

- Зачем же вы ей ляпнули такое невпопад. Видите, какая она чувствительная, что при одном воспоминании о лягушечьих лапках, ей становится плохо.

Познакомился в Греции, в Афинах Червяков с греческим машинистом. Это был худощавый смуглый, черноглазый парень, которого можно было принять за подростка. Он посмотрел на Евгения снизу вверх и спросил:

- У вас в Беларуси все машинисты такие высокие и здоровенные?

Сначала хотел сказать, что машинисты, как все люди на свете бывают и большие и маленькие, но не позволил сбить с парня радостное возбуждение и ответил, чтобы он не разочаровался уклончиво:

- У нас машинисты такие, как я бывают через одного: один здоровый, другой худенький, один высокий, другой невысокого роста. В общем, всем сестрам по серьгам…

Последняя фраза Евгения еще больше обескуражила грека.

- Так у вас каждый третий машинист женщина? Так я вас понимаю?

На это Червяков не стал больше лавировать, и резанул напрямик:

- Вы как хотите, так и понимайте… Давайте-ка я вас лучше угощу нашей фирменной столичной водкой.

- О, русская водка, это очень, очень хорошо. – воскликнул парень, на что Червяков махом откликнулся, напуская опять туману:

- Хорошо-то, хорошо, да ничего хорошего.

Возвратившись в Витебск, Червяков окунулся в бурную, кипучую, трудовую и общественную жизнь. Был объявлен конкурс в депо на лучший очерк – воспоминание. И Евгений Трофимович принял участие в нем. Его работа заняла второе место в номинации: «Железнодорожники в годы Великой Отечественной войны и их вклад в Победу».

После выхода в свет очерка Червякова атаковали журналисты. Один из них задал вопрос:

- Вам достаточно много лет, но какой момент в вашей жизни стал для вас наиболее знаменательным.

Евгений Трофимович задумался, а потом ответил кратко и емко, озадачив газетчика, ожидавшего сенсационного заявления:

- По годам это, вроде бы и много, а на памяти один миг.

Но репортер не сдавался. Ему нужна была не простая реплика автора очерка, а детали и подробности из жизни Героя Социалистического Труда. И Червяков стал перечислять свои важные жизненные принципы:

- Нужно служить не начальникам, а обществу и приносить пользу не только абстрактному коллективу, а конкретным лицам, своим товарищам, которые трудятся рядом с тобой.

- А вы не жалеете, что жили в коммуналке в одной комнате вчетвером? – спросил его журналист.

- Многие с большой охотой сетуют на условия, в которых они проживают. А нужно добиваться их улучшения упорным и многолетним трудом, - ответил Евгений Трофимович.

- Так вы не ждете милостей от природы, и щедрость свыше никогда не сваливалась на вашу голову?

Червяков ответил не сразу, а долго размышлял, прежде чем что-то сказать:

- Щедрость – ответил он – не в том, что вам дадут сразу и много, а в том, что помощь придет тебе во время и столько, сколько необходимо для тебя. И я горжусь, что жил под защитой права и власти, а не благодаря чьей-то милости или признательности.

А годы стремглав неслись вперед, и Червяков стал не только машинистом, а машинистом-инструктором. Наступило время передаватьопыт младшему поколению машинистов. А Евгений Трофимович, как один из первых машинистов новой тепловозной эры обладал огромным арсеналом знаний, и молодежь прислушивалась внимательно к его словам и советам.

Но одному взять опеку над молодыми машинистами всего депо Витебска было трудно, практически не возможно.

Как обрадовался Евгений Червяков, когда в его рабочий кабинет зашел его друг и так же первый машинист тепловоза Геннадий Станиславович Пиульский.

- Какими судьбами, Гена, ты появился у меня в кабинете для машинистов-инструкторов? – спросил Червяков товарища. – У тебя у самого опыта столько, что пора самому делиться им с молодежью.

Пиульский улыбнулся:

- Вы, Евгений Трофимович, как в воду смотрели. Я как раз и пришел сюда, чтобы стать инструктором машинистов, как и вы. Будем делиться с молодыми машинистами своим опытом. Меня назначили машинистом-инструктором.

- Милости прошу! – ответил Червяков, - вот свободный стул, а место за столом сейчас я для тебя расчищу.

И друзья стали обустраивать кабинет по-новому.

У обоих было что вспомнить и что рассказать про железные дороги Беларуси о новинках в технике. Поэтому, если выдавалась свободная минутка перед рейсом с молодыми машинистами, друзья углублялись в историю создания железной дороги.

- Первой железнодорожной линией – сказал Евгений Геннадию, стал участок Поречье-Гродно – Санкт Петербург – Варшавской железной дороги. И дата 15 декабря 1862 года стала датой рождения железной дороги, которая сейчас называется Белорусской железной дорогой.

- Но сначала были не железные дороги, а каменные – сказал Пиульский – в Древнем Риме и Греции делались в дорогах две колеи, чтобы колеса повозок катились по дну этой колеи, выложенных из прочных гранитных плит. По таким колеям и катились тяжелые грузы в повозках. А тяга была гужевая.

- А я слышал – сказал Червяков, - что такие каменные борозды-колеи использовали древние египетские для перемещения грузов при строительстве пирамид для захоронения фараонов.

Геннадий Станиславович тоже был не лыком шит и подбросил другу один интересный фактик:

- А слово «вокзал» сначала не относилось к остановкам на железных дорогах. Некто Джейн Вокс в парке устроил увеселительное заведение на берегу Темзы в предместье Лондона. Там был не только ресторан, но и концертный зал, в котором музыканты и певцы услаждали слух подгулявших джентльменов. Потому и назвали питейное заведение воксзал – зал Вокса.

- Да, да, - улыбнулся Червяков, - поэтому в России первое пассажирское здание в Павловске на Царскосельской железной дороге и стало называться Воксзалом. Затем как в загадке: «А и Б» сидели на трубе, «А» – упала, «Б» - пропала. Кто остался на трубе?» Ответ ясен: буква «И». А в слове «Воксзал» глухая буква «С» превратилась в звонкую согласную букву «З».

- Я читал, - добавил Пиульский, - что Правление общества «Царскосельской железной дороги», основанное в 1836 году объявило конкурс на проектирование здания «Воксзала с гостиницей для пристанища и удовольствия публики», где жители столицы, уставшие от дел, могли бы получить: и приятный отдых, и разумные развлечения на лоне природы Павловского парка.

Евгений Трофимович резюмировал:

- Да, вот так в зависимости от изменения назначения вокзалов менялись и функции здания. Первоначально руководство дороги стремилось привлечь пассажиров через вокзалы, а позже эти залы использовались для повышения услуг для пассажиров.

Беседа была интересной, даже азартной, но звонок диспетчера бесцеремонно оборвал её, Пиульский поспешил на свой тепловоз, а Червяков на свой.

Часть вторая

РАБОЧАЯ ДИНАСТИЯ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНИКОВ

Эвакуация

Станислав Пиульский перед началом Великой Отечественной войны был уже классным машинистом. В 1934 году в семье Пиульских родился первый ребенок. Мальчика назвали Геннадием. Кто же такого малыша будет называть так серьезно и официально – Геннадием? Его уменьшительное имя звучало мягко, уютно, по-домашнему: Геня! Именно так – Геня звала малыша его мама, а не Гена, в котором тоже рокотали твердые нотки. Так с легкой руки Валентины Захаровны его стали звать Геней все.

Они, Пиульские жили в двухэтажном доме, в квартире на втором этаже. Под ними на первом этаже жила семья Тетеряковых, с которой дружили Пиульские и Станислав и Вера. У Стаса и Веры после рождения Гени стали появляться с перерывом год – полтора дети. В 1936 году родилась Лиля, в 1937 – Владислав, в 1939 – Эдуард.

Тетеряковы радовались за прибавление потомства Пиульских и шутили:

- Кто-то, Верочка, там наверху вам выписал ордер на мужиков, потомство-то появляется регулярно, а больше мальчики. От невест вам отбою не будет.

- Что поделаешь, - отвечала Вера. – Мальчишки ведь в подоле мне ребенка не принесут. Я так мечтала, чтобы первой родилась девочка. Чтобы сначала нянька на божий свет появилась, а уже потом и лялька.

- А как Стас хотел?

- Он хотел сына и каждому мальчику радуется, как ребенок. Говорит, вот какая у меня смена вырастет. Все машинистами станут. Но доченьку тоже любит.

Дом, где жила семья Пиульских, стоял на пригорочке. Напротив вагонного депо на улице Красного Октября. Мимо этой горушки Стас проезжал часто, а Геня с пяти лет стал приходить с мамой на самый гребень пригорка, что бы поприветствовать отца и мужа, когда он выглядывал в распахнутое окно паровоза и махал азартно им рукой. Геня тоже махал ручонкой, старался изо всех сил, поджидая, когда же отец даст громкий гудок в честь его и мамы.

Гудок производил такое радостное впечатление, что Геня чуть ли не визжал от восторга и, дергая маму за руки кричал: ту-ту, ту-ту!

Подражать гудку паровоза он научился намного раньше. Чем произносить обычные слова, которые начинают говорить дети: ма-ма, па-па.

Никому из них и в голову не приходило, что скоро нагрянет беда – начнется война… Но отголоски этой войны, оккупировали немецкие войска Польшу, Бельгию, вошли в 1940 году, чеканя парадный шаг а Париж. Франция, великая Франция не продержалась, не смотря на самую мощную оборонительную линию во всем мире – Мажино, уже слышались и в Витебске, в Беларуси.

Геня, очередной раз отправился самостоятельно, без мамы на свой излюбленный пост, на пригорок под самый вечер, когда начинало смеркаться. А маме нужно было укладывать спать его братьев.

До приезда папиного паровоза еще оставалось довольно много времени, но мальчишке не терпелось помахать отцу рукой и услышать гудок паровоза. Это был 1940 год, и до начала войны оставалось больше года, но ему уже исполнилось шесть лет.

Но, когда вот-вот должен появиться на горизонте железнодорожных путей батин паровоз, Геня услышал гул самолета. Геня задрал голову вверх так, что чуть ли нечаянно не свалился на землю и… ахнул. От самолета отдалилась точка, которая комком устремилась вниз. Но пролетев несколько секунд, над человеком, который выпрыгнул из кабины самолета, раскрылся купол парашюта.

Парашютист приземлился бы где-то в лесном массиве, но ветер вдруг, внезапно переменил направление, и купол, словно корабельный парус, подхватив воздушный поток, потянул парашютиста прямо к дому ГениПиульского.

Геня немного засомневался: дождаться ли паровоза своего отца, или же сломя голову нестись к дому, что бы стать свидетелем чуда – приземления парашютиста около своего дома. Раздумывал Геня не долго. Батю он чуть ли не каждый день приветствует с пригорка, а вот приземление парашютиста около своего дома – сенсация, о которой Геня будет вспоминать всю жизнь.

Мальчишка помчался во весь опор к месту приземления парашютиста. Это был молодой светловолосый и голубоглазый парень, на котором была гражданская одежда

- Наверно, этот парашютист с нашего Витебского аэроклуба – подумал Геня. – Там за лесом, наверно, взлетная полоса, на которую курсант аэроклуба и собирался приземлиться, да ветрище помешал.

Но парень, сбросив с себя парашют, скомкал его, не укладывая купол, как положено, сунул в кусты и… побежал в подъезд Гениного дома.

- Вот здорово! – захлебываясь от восторга, додумал мальчик. – Может это папин или мамин знакомый решил навестить нас, зайти к нам в гости. Это была бы еще одна сенсация.

Но вскоре, не прошло и минуты, к дому, где жили Пиульские, подкатила легковушка, из которой выскочили крепкие мужчины в военной форме.

- Куда он скрылся? – спросил офицер, на петлицах которого два «кубаря».

- В наш подъезд! – с гордостью ответил Геня. – наверно к нам в гости собрался.

- Сейчас мы его угостим, - сказал лейтенант, вытаскивая из кобуры пистолет.

А Геню охватил страх.

- Может быть, это враг народа – мелькнуло в голове мальчика. – Если он начнет тоже стрелять, как же испугается мама и мои братишки.

Но выстрелы не последовали. Геня услышал шум драки. А вскоре парашютиста выволокли из подъезда на улицу.

Шофер с длинной веревкой в руке выскочил из кабины, и стал связывать руки диверсанту, которые ему завернули лейтенант и солдат за спину. Помогал связывать парашютиста и знакомый Гене постовой милиционер, он прибежал чуть-чуть позже, чем приехали военные на автомашине.

- За легковушкой угнаться трудно - пожалел мальчик запыхавшегося от быстрого бега милиционера. Но бежал он хорошо. Я видел, что он тренируется. Каждое утро пробегает без формы возле нашего дома.

22 июня 1941 года в дверь квартиры очень рано, около шести часов утра, резко постучали. Геня проснулся и услышал, как ворчит отец:

- Только вернулся с поездки, не успел уснуть, как на тебе! Кто-то уже ломится в дверь, Какого лешего и кому понадобилось будить меня ни свет, ни заря!

Но приоткрыв дверь и пошептавшись с гонцом, Стас вернулся хмурый и угрюмый. Тихо побеседовал с женой, быстро собрался и ушел в депо.

Домой Станислав не вернулся ни вечером, ни утром следующего дня. Маме сообщили, что он на паровозе укатил в Оршу. Ему приказали подготовить к отправке в Москву паровозы и подвижной состав. В воздухе витало не понятное, но зловеще звучащее слово: «Эвакуация». А Геня все равно каждый день бегал на макушку пригорка. Все ждал, когда же будет проезжать мимо его папа. Когда проезжал мимо паровоз, Геня сжимался от напряжения в комок, и все всматривался в боковое окно паровоза. Не мелькнет ли знакомое лицо его отца, не осветится ли оно белозубой улыбкой папы.

А когда слышал гудок паровоза, а в окне мелькала тень чужого лица, он вздрагивал и морщился, как от боли. Но так и не дождался. Зато со стороны Бреста ежедневно, натужно гудя моторами, пролетали над двухэтажным домиком, где проживали Пиульские – самолеты. Это были бомбардировщики с черными крестами на фюзеляже и крыльях.

Но бомбили летчики Витебск не сразу. Они сначала пролетали мимо и наносили бомбовые удары в глубоком тылу.

Но если нарывались на заградительные точки зениток, то возвращались и начинали бомбить без разбору жилые дома, заводы и фабрики.

Как только начиналась бомбежка, мама брала младших ребятишек иногда на руки, а потом двоих постарше посылала вместе с Геной в сарайчик, который стоял на отшибе от жилого дома. Там, усевшись на мешках картошки, и пережидала бомбежки семья.

Но однажды в соседский сарайчик попала бомба, и все, кто скрывался в нем, погибли. Валя не отпустила мальчишек даже посмотреть на погибших, окровавленных и изуродованных бомбами людей.

Геня сначала хотел сбегать к воронке, которая образовалась после взрыва на месте сарайчика, но отчаянный возглас мамы и её зареванное лицо стреножили мальчика.

Он уселся опять рядом с мамой и сам чуть ли не заплакал. Ему стыдно и страшно было даже взглянуть на маму. Она так переживала эту трагедию. Этих погибших людей Вера хорошо знала. А тут в один момент их не стало.

- Вот как получается, - сказала ей соседка Тетерякова. – Наша-то жизнь на волоске висит, на ниточке держится. Чик и нет в живых наших знакомых. Я предлагаю выкопать траншею за сарайчиками. Пустое поле фашисты не станут бомбить. Там мы целее будем, чем в сарайчиках.

Женщины стали рыть траншею. Геня саперной лопаткой, которую подарил ему еще папа, отбрасывал подальше землю, которую набрасывали женщины на край окопа, чтобы она не ссыпалась снова на дно траншеи. Так и выкопали себе новое убежище около погреба. В нем женщины иногда тоже прятались с детьми от бомбежек и затыкали себе уши, когда бомбы летели до разрыва, визжа и завывая, как голодные псы.

Когда возвращались домой в квартиру, Валентина через короткие промежутки посылала Геню на улицу посмотреть – не летят ли опять самолеты бомбить город Витебск.

Однажды Геня так торопился выскочить на улицу, что споткнулся на нижней лестничной площадке возле самой двери квартиры Тетеряковых.

- Эх, моряк, с печки бряк, растянулся, как червяк, - пошутила тетка - руки, ноги на пороге, голова среди дороги. Куда ты так спешишь?

- Мама меня послала посмотреть, не летят ли самолеты фашистов, нас бомбить – ответил Геня.

Тетка помогла ему встать на ноги и предложила:

- Геня, давай-ка вместе поднимемся к вам в квартиру, я хочу посоветоваться с Верой по одному очень важному делу.

Слова «по важному делу» удивили мальчика, но он покорно потопал вверх по лестнице за Тетеряковой.

А там она сразу взяла быка за рога:

- Вера, да сколько можно бегать ежеминутно из квартиры на улицу. Да пропади они пропадом эти негодяи со своими бомбежками. У меня в Замосточье есть родственники. Давай с тобой вместе с моими и твоими ребятишками переберемся жить в деревню. Деревни фашисты не бомбят. А здесь на железнодорожной станции нам не дадут покоя.

Вера сначала отказалась:

- Ты понимаешь, что наш железнодорожный узел не разбомбили, а значит, он им еще пригодится. Я смотрю самолеты все в сторону Москвы, в основном летят. Им пока не до нас. Может все еще и обойдется.

- Обойдется, когда сердце зайдется – отрезала Тетерякова. – В деревне хоть покушать, пожрать чего есть, а тут вскоре голодать начнем. Поехали в Замосточье.

Так оказались Пиульские в деревне. Но пожить там пришлось не долго. Опять прозвучало это непонятное слово: «Эвакуация!».

Вернулась Вера Ивановна в Витебск, что будет, то и будет. Но все-таки в своей квартире будет сама себе хозяйка.

Но пришел представитель с военкомата и оповестил семью Пиульсуких:

- Вы эвакуируетесь, гражданочка Пиульская с семьей в Чкаловскую область. Собирайтесь, возьмите с собой все необходимое. Состав уже стоит на парах, не теряйте времени, посадка в вагоны начнется через два часа. Фронт придвинулся к Витебску почти вплотную.

Представитель власти вручил Вере посадочный билет. Вера оглядела комнату:

- А что можно унести с собой в руках, когда со мной орава ребятишек. Четверо детей, да еще уже зашевелился под сердцем пятый. Посмотрела на отрывной календарь – 3 июля 1941 года.

- Надо запомнить – мелькнуло в голове матери. И она собрала документы, и что-то из продуктов, да кружку, ложки, котелок и уложила все это в узелок.

Когда подошли к вагону, железнодорожник в форменной одежде стал около лесенки тамбура и, затолкав мальчишек и женщину в вагон, Геня подавал ему вещи.

Над головою натужно загудели мессеры. Один самолет спикировал, но бомбу не сбросил, а выпустил вдоль вагонов пулеметную очередь.

Дядька в железнодорожной форме прикрикнул на крутящегося у него под ногами мальчишку:

- Отбегай от состава, его будут бомбить! И ложись на землю, чтоб тебя осколками не задело.

Геня послушно выполнил команду старшего. Но бомбы падали вдалеке от эшелона, но мальчик вжался телом в землю, а уши, чтобы не было так страшно, зажал ладонями. А потому и не услышал сразу голос мамы. Она вышла в тамбур вагона и забеспокоилась, что Гени возле вагона не видно. И она обратилась к кондуктору:

- Где мой сын? Он стоял рядом с вами.

Отчаяние и горестные нотки звучали в голосе Веры, как натянутая струна, и железнодорожник сразу же отозвался:

- Да, я ему сказал, чтобы его при бомбежке не ранило, лечь где-нибудь в кювете на землю. Наверно он там и лежит. Сейчас я разыщу вашего огольца и приведу в вагон. Не беспокойтесь, без моего сигнала поезд не тронется.

Через минуты две кондуктор уже привел к растерявшейся матери сына.

- Сыночек, - радостно всплеснула руками, - что же ты после бомбежки не прибежал к вагону.

На что Геня пожал плечами и тихонько сказал:

- Мама, мне дяденька железнодорожник приказал лечь на землю и не поднимать голову. Вот я и лежал в канаве… и не шевелился, чтобы меня фашисты не застрелили.

Кондуктор, радостно улыбаясь, сказал:

- Ну вот, гражданочка, а вы все беспокоились: «Где Геня, где Геня?». А он у вас послушный. Сказали ему, чтоб лег в укрытие и головы не поднимал – он так и сделал.

- А если бы отстал от поезда, что бы мы делали? – вздохнула тяжело Вера.

Но кондуктор и тут ответил, как настоящий дипломат:

- Мир не без добрых людей. Не оставили бы ребенка одного и приютили. А нам бы сообщили по телеграфу.

Стояла сильная жара и на одной из станций эшелон из эвакуированных мирных жителей остановился по соседству с составом, который полностью состоял из вагонов, которые в народе называли скотными. Но везли в этих вагонов не скот, а заключенных. Это было видно по натянутой колючей проволоке на маленьких вагонных окнах. А двери были у вагонов распахнуты настежь. Зеки сняли с себя тюремную робу и на их спинах и на груди катились крупные капельки пота.

Но они не только потели, а еще изнывали от жажды. Конвоиры и охранники, стоящие с винтовками у дверей вагонов не реагировали на жалобные крики зеков:

- Пить! Принесите нам попить, хендаи! Умираем от жажды.

Охранники не отвечали на эти призывы и стояли молча. Только один из них лениво буркнул:

- Вот искупите кровью свою вину перед Родиной, тогда и будете пить и есть вволю.

Но сердобольные женщины или сами или посылали с бидончиком к водокачке своих детей, и приносили животворящую воду жаждущим и страждущим.

Веры с огромной алюминиевой кружкой отправила к водокачке Геню, строго наказав:

- Одну кружку отнеси тюремщикам, а со второй придешь к нам в вагон. Мы тоже все пить хотим.

Геня так все и сделал. Но у заключенных не было под рукой никакой посуды. Куда можно было налить воду.

Зеки вырывали у женщин бидончики и пускали их по кругу меж собой, чтобы каждый мог сделать, хотя несколько глотков живительной влаги. Некоторые заключенные оказались похитрее. Они смачивали рукава рубахи или носовые платки водой, а потом выжимали капли воды себе в рот.

Конвоиры, опасаясь столпотворения у распахнутых дверей скотного вагона, стали покрикивать на женщин:

- Бидончики не отдавать в руки зекам, выливайте воду на пол вагона.

Вылил на пол воду из кружки и Геня и застыл на месте от удивления. Заключенные бросились к луже, которая образовалась на плотном полу вагона, и как собаки стали лакать её. Кто-то черпал воду пригоршней и заталкивал жадно влагу в рот.

Только через полчаса начальник охраны распорядился налить в оцинкованные баки воды и поставить по одному баку с водой в каждый вагон. Это Геня увидел, когда с алюминиевой кружкой сбегал за водой к водокачке, что бы вдоволь напились его братья и мама.

В Бугуруслане вся семья угодила в больницу. От антисанитарии вагона у всех появилась неприятная болезнь – чесотка.Больница по такому профилю находилась в деревне Соккармола. Геня выздоровел первым, и пока мама и братики находились на больничных койках, мальчик уже разгуливал по деревенским улицам .

Местные ребятишки относились к приезжим с недоверием, и вели с ними себя очень негостеприимно.

Геню они в свою компанию не принимали. А он, не понимая враждебного настроения деревенских мальчишек, крутился около них. Как-то раз в опустевшем помещении машинно-тракторной станции деревенские играли в казаки-разбойники. Попытался вклиниться в эту игру и Геня. Но один из казаков-разбойников и в самом деле повел себя как настоящий разбойник, а не казак.

Маленький разбойник стал швырять в сторону Гени металлические гайки. Геня долго изворачивался от бросков разбойника, но после меткого броска хулигана, почувствовал острую боль и потерял сознание. Ребристыми острыми краями гайка рассекла Гене кожу на лбу, и его лицо залилось кровью.

Казаки-разбойники струхнули, но атаман их не растерялся. Скомандовал и его «бойцы» подхватили щуплое тельце раненого Гени, и отнесли мальчика в больницу. Там хирург обработал рану. И наложил на края её скобки, чтобы кожа могла срастись.

Вот такое боевое крещение получил в августе 1941 года Геня Пиульский. Рана затянулась быстро, но шрам на лбу у Гени остался на всю жизнь.

Как только все члены семьи Пиульских выздоровели, их отправили к месту назначения – в Чкаловскую область. Мама устроилась на работу в колхоз, но проработала там недолго. В сентябре ей пришлось лечь в роддом, и у Веры Ивановны родилась долгожданная дочка. До последнего дня до родов Валя ходила на работу в колхоз. Геня, чем мог, помогал матери. Он ходил в лес собирать грибы, ягоды, орехи. Всю свою добычу мальчик складывал в мешок и набивал его каждый день под завязку. Приходил домой с грибами, орехами, тяжело дыша и, как подсмеивалась мама, высунув язык до колена.

Геня уставал, но был доволен, что стал кормильцем семьи вместо отца. 24 сентября мама ойкнула и, подозвав к себе сына, сказала:

- Генечка, это меня твой папка, наверно, вспомнил, беги в больницу. Зови акушерку.

Картофельные поля были уже убраны, и к грибам Геня стал собирать на полях по картошине, оставшиеся не убранными картофелины. А до этого летом вместе с мамой зарабатывал в колхозе и трудодни. Мама сгребала за косарями валки, сушила сено, а потом грузили на телегу, запряженную лошадью. Конюх помогал женщинам уложить сено на телегу так, чтобы воз был побольше и поплотнее. Потом помогал Гене вскарабкаться на высокий воз на копну сена, уложенной на телегу, и подавал мальчику вожжи:

- На, Геня, управляй лошадкой, вези на молочную ферму. Только не гони коня быстро, а то еще, не дай Бог, перевернешь сено на дороге. Лошади у нас приучены к самостоятельности и сами привезут воз куда надо. Ты только иногда подавай голос, что бы конь знал, что им управляют.

Геня выполнял все инструкции конюха четко и добросовестно. Там на месте, где скидывали сено у коровника, боевая тетя Мотя, которая могла дать и пинка под зад, если её назовешь Матреной, лихо и круто разворачивала воз, держа под уздцы лошадку, и воз сам сваливался с телеги. Остатки сена Матрена скидывала с телеги вилами, а Гене приказывала:

- Ну что, водитель, руководитель, гони лошадку на сенокос, пусть бабоньки загрузят так же хорошо.

Рожь мама жала серпом, связывала в снопы, а их Геня укладывал на телегу. И подвозил на телеге к молотилке на ток. Трудоспособных мужчин на селе было мало – одни инвалиды и старики преклонного возраста.

После обмолота ржи Вера Ивановна получила на заработанные трудодни свои и Генины натурой – муки ей привезли пару с четвертью мешков, и она радовалась, что до следующего урожая не надо будет горевать, как ей добыть хлеб насущный. Можно самой испечь и караваи хлебные, пирожки с грибами и луком, булочки.

Возникла другая проблема. Торить избу вот-вот станет нечем, а наступают холода, снежок уже припорошил землю. И нужно было заняться заготовкой дров. Старые запас ы дровишек были на исходе.

Валя и её соседка тетя Маша запрягли лошадь в сани, взяли два топора, двуручную пилу и посадили рядом с собой Геню, поехали в лес по дрова. Мама строго наказала Лиле, чтобы она следила за своими братиками и особенно за малышкой-сестренкой. Кормила её из соски бутылочкой с молоком.

В воздухе кружились пушистые снежинки. Накануне хорошо подморозило, а соседям повезло, морозы отступили. Оттепель им оказалась на руки.

Спиливали ольху и березы. Геня хотел взяться за топор, что бы обрубить сучья со стволов деревьев. Но Вера не позволила ему срубить сучки.

- Не дай бог, тяпнешь себе лезвием топора по ноге, горя не наберешься. Всю лесозаготовку дров, нам сорвешь. Лоб уже умудрился разбить, не хватало по ноге топором себе стукнуть. Ты оттаскивай обрубленные ветки в сторону и складывай их в одну кучу. За зиму и весну они высохнут, и нам хворост пригодится летом протапливать печь.

Гене очень хотелось потюкать топориком, ловко срубая сучья. Но когда стал оттаскивать ветки в сторону, взмок, как мышонок, хоть рубашку выжимай.

А тетя Маша поглядывала искоса, когда стали укладывать дрова на сани, на небо, оно нахмурилось, потемнело. И Мария грустно вздохнула:

- Кажется, буран нам покажет свой норов. Оба воза были нагружены и валя спросила:

- Кто первый поедет, и будет прокладывать путь.

Маша твердо сказала:

- Конечно же, я. Местность эту я лучше знаю, а вы с Геней трусите на своей лошадке за мной. Если и отстанете, то по санному следу дорогу найдете. А если и след пурга заметет, не отчаивайтесь. Брось вожжи на воз и дай волю лошаденке. Она сама дорогу к дому лучше вас найдет. Привезет вас к деревне.

Поземка сначала катила снежные валы, заметая колею, вихри снежные ослепляли и Геню и его маму, что приходилось не следить за дорогой, а отворачивать голову от буранного напора в сторону, а иногда смотреть не вперед, а назад.

- Геня, не замерз? – спрашивала сына Вера.

- Не-а! – заявлял мальчик, а слезы выжатые пургой, так и катились по его щекам. Ты щеки-то, Генечка, рукавицей три, тогда потеплее станет. А иногда слезай с воза, и иди, или беги трусцой за санями.

Геня следовал совету мамы и хорошо согревался, а мама со смешком подхваливала сына:

- Говорят: баба с воза – кобыле легче, а тут все наоборот – баба на возу сидит, а мужичок с ноготок за санями вприпрыжку бежит.

Когда Геня в очередной раз после пробежки вскарабкался на воз, он увидел, что мама не держит в руках вожжи. Холодок побежал по спине мальчишки от одной мысли, что они сбились с дороги. Он хриплым, сам не зная, почему он осип, ведь на бегу он хорошо согрелся, спросил с тревогой в голосе мамочку:

- Мы заблудились?

- Ну, что ты, Геня, - постаралась Вера успокоить мальчишку. Руки у меня замерзли. Вот и грею их у себя за пазухой. А вожжи лежат себе на оголовке саней и пускай лежат. Тетя же Маша сам слышал, что говорила: Лошадь в пургу сама вывезет к жилью. Мы с тобой петь песню не будем: «В той степи глухой замерзал ямщик». У меня ямщик вон, какой крепкий, бежит за лошадкой, словно конь, что пар от него так и валит.

Буран уже начал утихать. А деревни все не было, и не было. Мама замолчала, а вслед за ней и Геня. И вдруг Геня встрепенулся:

- Мама, мама, вон там впереди огоньки горят. Это же в окошках домов деревенских лампы светятся.

Но Вера не ответила сыну. Она опасалась, что это светятся, блестят глаза хищников, волчьей стаи. Но прислушалась, и воя голодных волков не услышала. А огоньки с каждым шагом их клячи становились все ближе и ближе.

Вот тогда Вера бодренько и ответила сыну:

- Да, Генечка, да… Кажется и вправду впереди деревня. Только это не наше село. Какая-то другая деревня.

И когда Вера с сыном уже обрадовались, что наконец-то они скоро смогут обогреться в избе какого-нибудь гостеприимного хозяина, раздался заунывный вой, что у Веры кровь в жилах застыла, а сердце застучало в груди так, что готово было вырваться из грудной клетки.

Она хотела хлестнуть вожжей по крупу лошаденки, но та сама почуяла беду. Лошадка уже еле-еле плелась, а тут, откуда и силы у неё взялись, припустила рысцой и вскоре выскочила на околицу деревни. Огоньки волчьих глаз, которые леденили кровь Вере Ивановне, стали тускнеть, а вскоре и совсем исчезли с поля зрения. Постучав в окошко ближайшей хаты, Валя услышала добродушный голос хозяйки:

- И кого же в такую пургу нам судьба в гости прислала?

Дверь распахнулась, и на мать с сыном пахнуло теплом дома и души хозяйки.

А тетя Маша, приехав к своему дому и немного подождав соседку. Бросилась навестить ребятишек Веры. Девочка, сладко причмокивая, пила подслащенное молочко, жмуря от удовольствия глазки. А Лиля, Владик и Эдик сидели тихо и терли зареванные глаза, которые покраснели от слез.

- Ну, чего вы раскуксились? – спросила тетя Маша.

- Да мы думали, что нашу маму и Геню в лесу волки съели – сказала Лиля и снова заплакала.

А Вадик спросил дрожавшим голоском:

- А где они?

- У них лошадь послабее моей. Остановились в соседней деревне, наверно, а по утру будут тут, как тут.

Тетя Маша вскипятила чай, накормила ребятишек и, подождав, пока они успокоятся и уснут. Ушла к себе домой.

Утром Вера с сыном и застали свою семью спящей. Геня зашел в дом, прихрамывая. Он от радости, что увидит братьев и сестру, спрыгнул с воза дров и подвернул ногу. Но вывих был незначительным. И вообще Геня стойко переносил любые трудности.

Вера Ивановна приложила палец к губам и шепотом сказала Гене:

- Вот в какое спящее царство мы попали. Дрыхнут себе без задних ног, и в ус не дуют. Видел бы наш папка такую радостную картину. Но сейчас он далеко-далеко за тысячи километров от нас.

Вера Ивановна ошибалась. Её муж Станислав водил составы под Сталинградом. Это совсем недалеко от Чкаловской, ныне Оренбургской области.

Станислав вел свой паровоз из Ростова под Сталинград, когда фашисты уже попали в котел. Паровоз необходим был для перевозки грузов по прифронтовой железной дороге к Сталинграду. Но на Дону был взорван мост. И путь к Сталинграду был отрезан.

Так Станислав оказался перед выбором. Фашисты не допускают его паровоз к Сталинграду, но если локомотив оставить около взорванного моста, то фашисты используют его на своей захваченной территории. И вместо помощи в Сталинградской битве, машинист Пиульский поможет гитлеровцам снабжать, через узкое горло котла боеприпасами, окруженную группировку войск фельдмаршала Паулюса.

- Этому не бывать – твердо сказал Станислав Пиульский. – Через Дон уходит последний паром на другой берег. Нужно вывести из строя паровоз.

Станислав с помощником составили акт, что они взорвали и сожгли паровоз и отправились пешком к Дону, чтобы сесть на паром и направиться на другую сторону реки. Паровоз – железка, а водить локомотивы и перевозить под Сталинградом эшелоны с боевой техникой и боеприпасами, нужны живые люди, и хорошие специалисты-железнодорожники.

Но на пароме возникло происшествие. На нем было столько народу, что яблоку не было куда упасть.

Машинист и помощник его попытались протолкнуться через толпу на паром. И сумели добраться до трапа. Вот тут-то и им преградил путь боцман.

- Ни одного человека я больше не возьму на борт. И помахал перед носом Пиульского пистолетом. – Стой, стрелять буду.

- Говорю же тебе, дурья башка, - что нам пришлось сжечь паровоз, чтобы он не достался фашистам. Они мост взорвали и нам через Дон перебраться можно только на пароме. Вот наш акт об уничтожении техники, а вот мой второй аргумент.

Станислав вытащил револьвер, свое табельное оружие из кобуры и сказал:

- Стрелять-то и я умею. Хочешь дуэль устроить, так нынче дуэли запрещены! Угроза на паромщика подействовала, он сбавил свой яростный пыл и глуховато выдавил из себя еще одно предложение:

- Переправляйтесь через Дон на подручном средстве: на плоту, или на бочонке.

- Фьють! Присвистнул Стас. – Да я плаваю как топор. А ну-ка, отойди в сторону. - После этого эпатажного жеста Пиульский ткнул в грудь боцмана дулом пистолета и добавил, - нас ждут под Сталинградом. И мы должны быть там, во чтобы то ни стало.

- Я доложу своему командованию безобразном поведении – визгливо выкрикнул паромщик. _ расскажу, как вы вопреки моей воли прорвались на паром, угрожая мне оружием. Под трибунал пойдете!

- Я не из вашего ведомства, а без нашей помощи сражения под Сталинградом не выиграть – сказал Станислав Пиульский и отодвинул бузотера в сторону.

Перед самой капитуляцией фельдмаршала Паулюса, Станислава Пиульского тяжело ранило осколком снаряда, когда он вел эшелон с боевой техникой к защитникам Сталинграда. У него в глазах потемнело. Он ничего не видел, кровь заливала глаза, и Пиульский крикнул, прежде чем упасть в обморок, своему помощнику:

- Миша, доставь груз до места. Его ждут и поджидают наши солдаты. Помощник выполнил указание машиниста, а Станислав попал в госпиталь.

Летом 1943 года он залечил раны и прежде чем приступить к своей службе, поехал в кратковременный отпуск к своей семье.

Геня, увидев повязку из бинтов на голове отца, сначала испугался, а потом бросился в объятия отца. Мама Гени бросилась тоже к мужу. И мальчишка стал тормошить братьев и сестру с криком:

- Папа, папочка приехал, миленький наш папа приехал.

Встреча была бурной, радостной. Но недолгой. Дни отпуска отца и мужа пролетели быстро, и растаяли, как мираж. Увидели своего папу ребятишки и мужа жена в 1946 году. Станислава Пиульского приглашали после войны работать на Октябрьской железной дороге в Ленинград, но он не поддался на уговоры:

- Я стал классным машинистом в Витебске, и буду работать в Витебске и после войны. Нам нужна смена. А она подрастает и в моей семье. Геня по ночам даже бредит, что он мчится на паровозе мимо нашего двухэтажного дома. Правда, его фашисты разбомбили. Но мы поживем пока в общежитии, пока не получим жилье. А ведь и в Ленинграде остались одни руины. Но Питер для меня город незнакомый, а Витебск – родной. Там меня каждая собака знает.

Распоряжением Министра путей сообщения Ковалева в 1946 году в Бугуруслане выделили семье Станислава Пиульского двухосный вагон.

- Хорошо, что у нас теперь свой дом на колесах – обрадовался Стас. – Куда бы ни забросила нас судьба, на какой бы железной дороге я не работал, буду, как улитка, передвигаться со своим домиком вместе. Все свое возить с собой. А то день Победы мы вместе с Верой Ивановной не смогли встретить. Такой великий праздник. А справить его вместе не смогли. Немцы, удирая на запад уничтожали на железной дороге пути, вокзалы, депо. А нам пришлось восстанавливать железнодорожное хозяйство с нуля.

Была рада семья Пиульских, что в 1947 году Сталин распорядился построить дома железнодорожникам не дальше пятисот метров от станции. Чтобы перевозная бригада могла добраться до локомотива хоть днем и ночью. Но и двухосный вагон они уже полюбили. Да только собственная квартира греет душу лучше.

Но, родившейся 9 апреля 1947 года дочке Ларисе, пришлось спать еще в кроватке в двухосном вагоне. Детская кроватка была такой старенькой, и сначала супруги Пиульские не обратили внимания, что в узлах сопряжения вертикальных и горизонтальных планок кровати виднелись красно-коричневые точечки.

А оказалось, что это были гнезда клоповника. И проснувшиеся кровопийцы так жадно набросились на маленькую девочку, что у неё все тельце покрылось красными пятнышками. У Ларисочки появился на коже зуд, и она своими ноготками расчесывала свои ноги и руки до крови.

Пришлось расстаться с этой красивой и легкой кроваткой, и выбросить её на свалку. А чтобы Лариса не расчесывала себя до крови, мама пеленала свою дочурку так плотно, что ей было не пошевелить ни ручкой, ни ножкой. Но клопы исчезли из вагона вместе с кроваткой, а девочка на глазах ожила и похорошела.

Отец стал опять делать рейсы из Витебска в Оршу, а потом снова в Витебск. А Гена, уже подросший, но так же влюбленный в профессию машиниста. Прислушивался к паровозным гудкам. Но мама Гени узнавала гудок паровоза Станислава по звуку и радостно оповещала сына:

- Геня, а это папа едет. Я узнаю по звуку его сигнал.

Геня вскакивал, бежал на пригорок и махал радостно отцу руками:

- Папа, папа, я тебя вижу, вижу!

Он забирался в кабину паровоза. Ехал с отцом на угольный склад запастись углем, помогал своему бате чистить топку. Такое желание появилось у Гени помогать отцу потому, что мальчик видел, с какой любовью относится отец к своей работе.

Ему отец, смеясь частенько говорит, доставая из нагрудного кармана кителя круглое зеркальце:

- Посмотри-ка, Геня, какой ты чумазый! Иди-ка, умойся. А то грязный, черный, как черт, который выполз из преисподни. Не позорься.

Геня отвечал:

- А чего мне стесняться, папа, я же не баклуши бью, а помогаю тебе в работе. Вот подрасту и буду работать вместе с тобой кочегаром. Я с мамой работал в деревне. И дрова пилил, сено и рожь с поля возил. Мне к труду не привыкать.

- Хорошо, сынок, старайся работать на совесть, но и умываться не забывай. Пусть наша работа и пыльная и грязная, зато лицо, руки и совесть должны быть чистыми.

Мечта отца начала сбываться

Но кочегаром Геня не стал. 9 января 1958 года его приняли на работу в депо простым подсобным рабочим. На тележке он подвозил детали в ремонтный цех со склада или из кузницы. Где детали обжигали, чтобы они хорошо садились потом на свое место.

Уже весной Геня сдал производственной комиссии свою дипломную работу, и ему присвоили второй разряд. Он стал уже настоящим рабочим по ремонту тендеров. Проработав пять лет в депо, Геня все-таки стал кочегаром. Он вступил в комсомол.

Но Геня не только помогал отцу наводить порядок в кабине паровоза. Это были часы его общения со Станиславом Михайловичем. Пиульский старший хорошим машинистом стал не сразу. Он тоже, как и Геня, проходил стажировку у лучших машинистов паровозов, которые работали на чугунке и в царское время и после революции 1917 года. Гене очень нравилось беседовать с папой, и удивлялся его эрудиции.

- Не зря видимо сватали папу его начальники уехать работать в Ленинград – думал Геня. – Да такого классного специалистакуда угодно бы взяли. С руками и ногами оторвали за милую душу. Он бы сумел сработаться в любом коллективе. Одним словом – профессионал.

А Станислав Михайлович радовался любознательности сына. Он понимал, что чем больше будет знать Гена о его профессии, тем азартнее будет стремиться стать машинистом. И никаким либо обычным середнячком, а настоящим мастером своего дела станет.

А все беседы сына и отца начинались, когда они погрузили немудреный скарб в Бугуруслане и поехали в Витебск.

- Папа, а почему нам дали такой старенький двухосный вагон? – спросил Геня. – Сейчас же есть более огромные вагоны?

- Есть, - улыбнулся отец, - да не про нашу честь. Этому крытому товарному двухосному вагону в обед – сто лет. Он выпуска 1863 года. Его уже списали, и эксплуатации наш «Ноев ковчег» не подлежит. Мы в нем в первое время будем жить в Витебске.

- Я, папа, читал, что первая железнодорожная ветка была проложена из Петербурга в Царское Село, где учился в лицее Пушкин. А кто эту дорогу строил?

- Начинал писать на «высочайшее имя» царя бывший новгородский губернатор аристократ Николай Муравьев. Он обосновал развитие сети железных дорог не только в России, а и в Белоруссии. В письме к царю Муравьев писал: «Изволите увидеть, как Московская государственная чугунная дорога сама по себе родит подобные ей дороги: и до Палангена, и до Ковно, и до Варшавы. А потом начальник Управления железных дорог Павел Петрович Мельников, назначенный в 1952 году, разработал план развития железнодорожной сети, где основные ветки пересекали территорию Белоруссии. Проектировалась в первую очередь магистраль: Рига – Динобург – Брест – Варшава на запад. И на восток: Смоленск – Брянск – Орел.

- Папа, но это же земли, на которых обычных хороших дорог не было, а тут чугунка? – удивился Геня. – Где же столько строителей железнодорожных путей можно было найти у нас?

- Строились железные дороги силами военных строительно-дорожных батальонов – ответил Станислав. – А на земляные работы, на устройство насыпной под чугунку, использовали местное население. Глава Полоцкой администрации докладывал в верха о положении дел на его территории: «Местное население не настолько густо и богато, что охотно идет на всякие любые работы по довольно невысоким ценам. Однако, в основном, это чернорабочие, не имеющие ремесла, да и к огромным объемам земляных работ не привычные. Лошадей у белорусских жителей тоже не густо, к тому же они слабы и маловыносливые. А во время пахоты, когда лошади заняты, достать их чрезвычайно трудно. Много придется привозить на дороги камней и песка, а потому большую часть рабочих и тяговой конской силы придется привезти со стороны.

- Папа, а как же поступали с местными жителями, по пашням и полям которых прокладывалась железная дорога?

- Молодец, Геня – похвалил сына Стас, - как говорил Козьма Прутков: «Зришь в корень», незаселенные казенные государственные земли поступали акционерам на продажу, им отдавались в аренду по усмотрению правительства. Но в Полоцком уезде отчуждения земли железнодорожной компании пришлось ждать несколько месяцев. Размежевание земель в Беларуси не проводилось со времен присоединения её к Российской империи. К тому ж помещики и зажиточные крестьяне округляли свои угодья за счет казенных участков.

- Так кто же без торга уступит свою землю государству? – спросил Геня. – Ежу понятно, что ощетинятся и упрутся, а согласие не дадут.

- Правительство, если сторонам не удавалось договориться полюбовно, то частную собственность государством разрешалось занимать акционерам чугунки по описи. Сумму вознаграждения утверждала оценочная комиссия под председательством местного предводителя дворянства. Эта мера была прогрессивной. Она позволяла устранить всепривилегии со стороны помещиков.

- Вот правительство! А говорят, что в правительстве у царя были одни недоумки.

- Ах, Геня, говорят, что кур доят – усмехнулся отец. – Наши чиновники, скорее всего, учли печальный опыт Англии. Там активно строилась железнодорожная сеть дорог. Но при отчуждении земли под полотно дороги английское законодательство было всецело на стороне землевладельцев. При отчуждении земель дело доходило до абсурда: за землю стоимостью в 5 тысяч стерлингов приходилось платить акционерному обществу – 120 тысяч. В таком случае строителям железной дороги проще было построить тоннель за 50 тысяч фунтов стерлингов под землей упрямого землевладельца. Но это срывало все же сроки строительства железной дороги.

- Почему же в Англии оказались такими жадными богатые люди? – удивился Геня.

- У нас не было капиталистов, а помещики не имели такого оборота денег, как жадные акулы. А Карл Маркс говорил, что если бизнесмен видит в сделке 200 процентов прибыли, он пойдет на любое преступление, не пожалеет ради прибыли свою родную мать, если для своего обогащения придется её убить.

- Ты, папочка, говоришь такие ужасные вещи, что у меня мурашки по телу побежали.

Отец усмехнулся и сказал:

- Какой ты невнимательный, Геня, плохо меня слушаешь. Я же сказал тебе, что этот ужасный пример привел Карл Маркс. Я слышал от своих родителей, что после отмены крепостного права, некоторые помещики стали разоряться. А крупные помещики Виттенштейн, Сологубов закладывали свои поместья в кредитные учреждения. Поэтому наши обедневшие землевладельцы сами предлагали акционерам железной дороги приобрести их землю, чтобы получив деньги рассчитаться со своими долгами.

- Но ведь железная дорога строилась и для их блага, для богачей. Неужели для себя любимого они не могли сбавлять цену? – спросил Станислава Михайловича Геня.

Находились меценаты – кивнул в знак согласия головой отец, - которые поступались, сбавляя цену. А вот жители Минска выступили с инициативой о бесплатной передаче необходимой земли под строительство Московско – Брестской железной дороги, рассчитывая на строительство вокзала в Минске за счет акционеров.

-Получается, что инициатива была неплохая – засмеялся Гена. – Баш на баш! Всем хорошо, если на строительство вокзала в Минске не придется платить ни гроша.

- Минчане оказались лидерами и в профессиональном обучении железнодорожников. Осенью 1878 года в Беларуси были открыты два технических железнодорожных училища. Одно в Минске, а второе в Гомеле. В эти училища принимали мальчиков и юношей в возрасте 11-17 лет. У них должно было быть образование в уездном или двуклассном училище. Но таких грамотеев в то время было немного. Поэтому кроме четырех учебных классов существовал и годичный подготовительный класс, но и там было одно существенное условие. Ребята должны были читать, и быть знакомы с простейшими арифметическими действиями. Принимались в подготовительный класс тех, чьи родителипотеряли жизнь или здоровье на службе в Обществе железной дороги. Потом следовали дети железнодорожников. Если в училище был недобор, то принимали и других грамотных ребят, чьи родители и не работали на чугунке. Вот так, сынок, и создавались железнодорожные династии. Я думаю, что ты не подведешь меня и пойдешь по моим стопам и станешь железнодорожником.

- Да, я папочка, сплю и вижу, что я веду паровоз – засмеялся гром ко Геня.

- Я был еще мальчишкой, подростком, когда на железнодорожном узле Витебска вручали отряду ЧОН, частей особого назначения, Красное знамя. Вот тогда, как и ты сегодня, я решил стать железнодорожником. В мае 1920 года Западный фронт Красной Армии, которым командовал Михаил Тухачевский, нанес главный удар по Польше. Наши железнодорожники укрепили этот удар десятью бронепоездами.

Польские войска заняли в то время всю Западную Беларусь, и бронепоезда сыграли решающую роль в победе Красной Армии. Бронепоезда внезапно атаковали противника и рассеивали его части, внося страх и панику польским легионам. Поляки не смогли применить такой же бронепоезд для борьбы с Красной Армией, так как на территории Беларуси были уложены рельсы по российскому стандарту – колеса были шире, чем у европейских государств. Беларусь вернула свои земли. Но поезда заполонили спекулянты и мешочники.

- Так разве это возбранялось, папа, перевозить в вагонах вещи по железной дороге?

- Возить-то вещи, продукты, товары никому не возбранялось. Только все хотели перевозить свои грузы, не заплатив ни копейки. Бесплатно. – ответил Стас сыну. – Вот тогда Владимир Ильич Ленин, председатель Совета Труда и Обороны, и издал постановление.

- И что в этом постановлении говорилось?

- Ленин в постановлении предлагал усилить наказание за проезд на паровозах и тормозных площадках, не имеющих на это право. Владимир Ильич требовал железной дисциплины и от должностных лиц, которые работали, спустя рукава, позволяя бесплатно провозить спекулянтам грузы, за бездействие железнодорожников и нарушение правил провоза багажа следовал арест. Была создана Транспортная Чрезвычайная комиссия во главе с Дзержинским. Порядок железный Феликс на чугунке навел быстро. Но тут наступила другая беда.

- Какая, папа?

- На Поволжье и Украине случилась засуха, и вследствие чего, неурожай. Стало не хватать товаров ежедневного спроса. Система торговли стала по карточкам. Она была двух видов: продажа по карточкам и, так называемое, «закрытое распределение». Прошли две демонстрации в Орше и Витебске. Рабочие кузнечного и котельного цехов оршанского депо написали в горком заявление. Они жаловались, что значительному количеству рабочих не выдавали хлеб несколько месяцев, разбазаривается и выдается не полностьюспецмолоко.

Прошло 15 лет после революции, а бытовые условия не улучшаются, а ухудшаются. Дожились до того, что в глазах темнеет, нет сил повернуть приводной рычаг. Деньги не платят и снова остались без штанов. Придется их продать на рынке за кусок хлеба.

- И кто же такие храбрые оказались? – спросил Геня, - в то время такое написать было опасно.

- Вода, сынок, и камень точит. Под письмом стояли 22 подписи. Из них 7 членов партии. То есть все коммунисты Оршанского узла.

- Вот это здорово! – сказал Геня. – Надо же коммунисты оказывается не только шли в бой на войне, но и в мирное время боролись с несправедливостью. А как отреагировали на это витебчане?

- А в Витебске железнодорожники тоже не дремали – ответил Станислав. – Обратились в ОГПУ, требуя выплатить зарплату. Сначала огепэушник назвал их «явно-враждебной группой из 70 человек», но после заявления «враждебных элементов»: «Мы, если не выплатят деньги, бросим работу. Нас живот заставил к вам прийти».

Сразу же приняли срочные меры.

- ОГПУ приняло срочные меры, - удивился Геня.

- Не ОГПУ, а горком партии – сразу же поправил сына Стас. – Горком партии принял постановление.

- Только и всего – пожал плечами Геня.

- Ты не горячись, сынок, а возьми это постановление и внимательно прочти его, - Станислав подал сыну текст постановления, и он забегал глазами по строчкам: «Постановление «Оположении на Витебском железнодорожном узле» от 14 декабря 1932 года.

- Установлено наличие на узле безобразных фактов бюрократизма, не чуткого отношения к требованиям рабочих, политическая близорукость ряда руководящих работников, притупление классовой бдительности и хвастливых настроений среди отдельных звеньев партийной организации. Горком особо указывает, что у ряда ответственных работников появились замашки оппортунистического благополучия. Это демобилизует как самих работников, так и руководящие ими низовые звенья и превращается в очковтирательство. Установлено, что за третий квартал разбазарено 23 тысячи продуктовых талонов».

- Слова гневные и правильные, - прокомментировал Геня. – Но это только лишь слова. А какие дела последовали после постановления горкома?

- Для улучшения снабжения железнодорожников стали создавать на узлах и станциях сельские вспомогательные хозяйства. Для создания собственной продуктовой базы Витебскому транспортному отделу были «переданы колхозы «Сыднея» и «Тирасполь». В них стали строить свинарники, коровники, крольчатники, хранилища для овощей. Появились продукты и на рынках и в коммерческих магазинах. Занимался Витебский горком и нравственным воспитанием.

- Разве взрослых людей нужно воспитывать? – удивился Геня.

- А как же, сынок, без этого. Маленькая собачка до старости щенок. Получали мы сигналы о фактах пьянства, дебоша,картежной игры в пригородных и рабочих поездах. На Витебском отделении и создали агитбригаду, которая выявляла эти негативные явления, и комсомольцы выпускали стенгазету «комсомольский прожектор», в которой бичевали вредные привычки и пороки… Нарушители порядка побаивались, что их вытянут за ушко и на солнышко, под луч «Прожектора».

Просто проводили собрания в рабочих коллективах по темам: «События в исполнении», «О трудовой дисциплине», «О норме работы и расценках». Когда идет такая прозрачная и откровенная информация трудовому народу. Таким образом, белорусская чугунка, её поезда стали не только экономическими артериями страны. А и важными культурно-просветительными каналами.

- Ты, папа, умеешь хорошо подводить итоги любой информации – подытожил Геня. – То объяснил мне про рабочую династию, теперь про культурно просветительную работу. Расскажи мне, пожалуйста, как обживалась железная дорога Западной Беларуси.

- В июле 1940 года на базе польской технической школы в Бресте открылся техникум железнодорожного транспорта с отделениями «путевое хозяйство» и «СЦБ». Начальником техникума назначили Николая Васильевича Губенко. Нужно было устранить кадровый дефицит. А ведь по меткому выражению Сталина: «Кадры решают все». Организовали два приемо-отправочных парка: четный центральный и Минский – нечетный. Он имел колею российскую – 1524 мм.Центральный четный работал по западной колее – 1435 мм. Пути разной колеи пересекались по глухим пересечениям, никакой зависимости стрелок в маршрутах не было. Все строилось на дисциплине и бдительности стрелочников и станционных диспетчеров.

- А почему нельзя было сделать пути обоих парков одинаковой ширины?

- Да потому, сынок, что в августе 1939 года было подписано «Торговое соглашение между Советским Союзом и Германией». По нему германские фирмы должны были выполнить поставки в течение двух лет на сумму 200 миллионов немецких марок с инвестиционными целями. Притом в первый год до сентября 1940 года немцы должны были поставить в Советский Союз львиную долю продукции на сумму 120 миллионов марок. СССР тоже должен был отправить в Германию свои товары. Получался, как сейчас говорят бартер. Советский Союз поставлял необходимую продукцию для Германии, а она необходимые поставки для индустриализации страны Советов: металлорежущие станки – 6430 штук, когда сами мы выпустили таких станков 58 штук. Были закуплены образцы новейшего немецкого вооружения, что помогло советским инженерам оценить их возможности и принять ряд технических решений в своей индустрии. Немцы послали продукции на 287 миллионов немецких марок, считая, что перевыполненный ими план инвестиций не поможет русским, посланное им оборудование против их самих. Считали гитлеровцы, считали, да просчитались.

- Пап, мне это очень интересно, - сказал Геня, - но ты мне не ответил на мой вопрос. Почему же были и действовали две колеи разного размера?

- так нужно было нам до границы поставлять продукцию по колее 1524мм, а немцам по колее 1435 мм. Переставляли колесные пары в этих пунктах, и каждая сторона везла продукцию партнера в свою страну. Понял.

- Конечно. Теперь мне стала более понятна поговорка: «Не рой яму другому, сам в неё попадешь». Вот Гитлер и попал в «волчью яму». Хотя на первых порах Германия осуществляла его «блицкриг».

- Ты что-то не то говоришь, сынок, - обрезал фразу Гени Станислав Михайлович. – Ты же помнишь, как меня вызвали 22 июня 1941 года рано утром, как только фашисты стали бомбить наши мирные города и пересекли границу нашей Родины.

- Разве такое позабудешь, папа…

- Так вот и начался провал хваленого гитлеровского «блицкрига». Уже 23 июня был подписан приказ ЦКПС о введении с 18 часов 24 июня на 44 – железных дорогах сети военного графика движения поездов. В отличии от мирного, этот график стал параллельным. Время хода по перегонам и стоянки на станциях по техническим нуждам разных категорий устанавливалось одинаковым. Это исключало обгон одних поездов другими. И позволяло предусмотреть пропускмаксимального количества поездов. А немецкие эшелоны стреножили белорусские партизаны.

Взять хотя бы нашего земляка Героя Советского Союза Константина Заслонова из Орши. Вернулся добровольно из Москвы в немецкий тыл и показал им кузькину мать, что фашистам небо с овчинку показалось.

Папа, хорошо, что такой эрудированный и умудренный опытом человек – продолжил разговор дотошный Геня. Но ведь были даже на железной дороге упаднические разговоры. Ведь немцы перли напролом, хотели на седьмое ноября к годовщине Великой Октябрьской революции парад на Красной площади. А много же молодых ребят не могли знать таких тонкостей политики Главкома, которые ты знал.

- Были и такие, кто не знал тонкостей политики нашей. Но народ-то по Красной площади 7 ноября 1941 года ведь прошел.

- Так там, в Москве, народ принимал не Гитлер, а Сталин.

- Вот, вот этот народ на Красной площади и стал сокрушительным ударом по хваленому «блицкригу». А для молодых машинистов паровозов была выпущена «Памятка железнодорожника прифронтовой дороги». Она учила, как себя вести в трудных условиях. В ней говорилось: «Будь доблестным воином великой железнодорожной державы. В боевой обстановке проявляй мужество и стойкость. Помни: фронту нужны боеприпасы, снаряжение, пополнение воинским частям. Презирай опасность. Ни бомбежка, ни обстрел не могут остановить нас. Поезда должны идти на фронт!»

Станислав сделал паузу, чтобы перевести дыхание и ожидал ответную реакцию сына. Но и он молчал.

- Что ж вы, хлопцы, приуныли? Ну-ка, Геня мой, скажи… Хоть что-нибудь – нарушил молчание Пиульский – старший.

- Я просто потрясен, папа, - проговорил сын. – В этой памятке все запоминается с первого раза и навсегда. Это написал настоящий патриот. Ярко, понятно. Задевающие душу слова звучат не казенно и трогают всех, кто услышит их, до слез. Нет, тут не надо плакать. А сжать свою волю в кулак и повторять слова памятки, как слова военной присяги. И не только повторять, а и поступать так, как написано в памятке: проявлять мужество, стойкость, доблесть и презирать опасность. Это и тебя не могли остановить ни бомбежки, ни обстрелы. Ты вел свой поезд только на фронт. Тебя и твой состав ждали на фронте.

- Я вижу, Геня, что ты будешь достойным моим преемником. Только мне пришлось водить паровоз во время войны, а пусть над твоей головой будет только мирное небо. Но как гласит латинская поговорка: «Хочешь мира – готовься к войне». Великая Отечественная война началась в Бресте, и ты прекрасно знаешь, как самоотверженно, стойко, мужественно защищали Брестскую Крепость наши красноармейцы. Это они тоже нанесли удар по «блицкригу». Но я, если ты хочешь послушать, то расскажу тебе и о мужестве и подвиге железнодорожников Бреста.

- Ты еще спрашиваешь, хочу я послушать, или не хочу, папа! Я готов слушать тебя сколько угодно.

- Хорошо, - кивнул сыну Пиульский. – Оборона Брестского вокзала стала одной из ярких, трагических и геройских страниц той кровавой войны. Одним из первых прибежал на вокзал начальник отделения Елин. Он бросился к селектору, попросив диспетчера Иванова соединить его с кем-нибудь из руководителей управления дороги в Барановичах. Но селекторная связь бездействовала. И Елин принял решение эвакуировать немедленно семьи военных и железнодорожников. Однако в сторону Жабинки удалось отправить один состав, переполненный женщинами и детьми, застрявшими на вокзале в эту страшную ночь.

- И все, желающие эвакуироваться уместились в этот эшелон?

- Ну что ты, Геня, это была страшная паника, рукопашная схватка. Сотрудники милиции сбились с ног, чтобы в толпе обезумевшие от ужаса люди не растоптали пожилых женщин и маленьких детей. Толпа была готова на все, лишь бы уехать от неминуемой гибели. Рядовой линейного отдела милиции Кулеша потом говорил с дрожью в голосе: «Это была самая бешеная посадка в моей жизни. Мы все же обеспечили её, и она обошлась без жертв. Когда поезд отошел от перрона, весь увешенный пассажирами, стремительно набирая скорость. Это был единственный поезд из горящего города на восток».

- А что случилось с теми, кто остался на перроне вокзала? – спросил Геня.

- В этот поезд в качестве сопровождающего сел и старший инспектор военно-мобилизационной службы, отвечающий за эвакуацию, Зовский. Он с семьей приехал в Брест в 1940 году после окончания Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта и приехала жена, выпускница того же института с сыном и матерью. Но им не удалось сесть в вагон уходящего на восток поезда. Но не успел наскоро сформированный поезд отойти от перрона, раздался треск немецких автоматов. Военные, ожидающие утренних поездов, работники милиции, железнодорожники разбились на группы и заняли оборону на всех подступах к вокзалу.

- Но ведь у начальника отделения Льва Давидовича Елина не было оружия, да и его сотрудники не вооружены. Чем они могли обороняться? – спросил Геня.

- Заместитель начальника транспортного отделения милиции Яковлев прихватил диспетчеров Иванова и Грачева и побежали в оружейную комнату, где хранились револьверы и боеприпасы. Вот они приняли оружие и раздали его и патроны всем, кто умел им пользоваться. Вооружившись, группачерез западный вестибюль выскочила на привокзальную площадь. Но увидели цепь немецких автоматчиков. Елин решил вернуться в вокзал к тем военным, которые заняли оборону с южной стороны. К ним можно было добраться с восточного вестибюля, но тут же наткнулись на двух автоматчиков. Одного из них Яковлев пристрелил, а другой автоматной очередью был тяжело ранен Лев Елин. А в этот момент ворвалась в вокзал большая группа гитлеровцев. И забросала защитников вокзала просто гранатами. Они прямо по телам лежащих людей ринулись к южной группе обороны. Елин с трудом приподнял голову, обвел взглядом лежащих, и спросил: «Кто-то еще жив, товарищи?». Но в вокзале повисла тишина. Даже те, кто мог еще отозваться, молчали, подавленные трагедией.

- Пап, значит, были кто-то,из находящихся в вокзале, живые?

- Да, очевидец Иванова потом вспоминала: «Никогда не прощу себе, что не отозвалась на голос Льва Давидовича. Он решил, видимо, что мы все убиты и потянулся за револьвером, что бы застрелиться, но до виска не дотянулся, рука повисла как плеть, и он остался лежать недвижимо. Воспользовавшись кутерьмой и суматохой, я и еще несколько человек незаметно покинули вокзал, исчезли из поля зрения фашистов. Основная же группа оборонцев укрылась в подвале. Ведь никто не думал, что началась война, а произошел пограничный конфликт.

- А кто-то, кроме Ивановой спасся?

- Да, поездной диспетчер брестского отделения железной дороги Шихов. Он тоже, как и Елин потребовал у начальника милиции оружие, и получил наган. Шихов с товарищами стали заряжать наганы и увидели: немцы с автоматами, с засученными рукавами форменной гимнастерки и распахнутым воротом, что видна голая грудь, напирают на нас нахально улыбаясь. Бросились обратно в вокзал. Там со стороны города подбежало ещё человек двадцать пять наших бойцов. Они-то и сообщили Шихову, что фашисты обложили вокзал со всех сторон. Тогда-то все и спрятались в подвал. Было восемь часов утра.

- Пап, и все поместились в подвале?

- Да, подвал был очень большой. Они освоились немного, ведь там, в подвале было много пассажиров и солдат без оружия. Они собирались ехать на восток в отпуск, или командировку. Через пару часов внутри вокзала хозяйничали фашисты. Забаррикадированные в подвале слышали топот немецких сапог. Кто-то из немцев подошел к двери, и, не высовывая голову из-за косяка двери, крикнул на ломаном русском языке: «Все, кто находится в подвале, выходите с поднятыми руками наружу по одному. Иначе все будут уничтожены!»

- И все выполнили приказ?

- Не все. Вышло больше половины людей, спрятавшихся в подвале: женщины и железнодорожники. А солдаты остались. Ночь прошла спокойно. Никто из немцев не ринулся в бой. Знали, что в подвале есть и вооруженные люди. Как в поговорке: «Молодец среди овец, а против молодца – сам овца».

- А что сталось с солдатами, которые остались в подвале?

- Они стали обсуждать, что же им нужно делать. Среди солдат оказались не только рядовые. Выступил вперед политрук, старший лейтенант, к нему присоединился старшина Басиков. Вокруг них солдаты спрятались и заняли круговую оборону. Но немцы так и не решились на штурм подвала. Делали попытку прорваться с криками: «Рус, сдавайс!». Но когда получали отпор, снова откатывались назад, ни солено хлебавши. На восьмой день обороны ночью пошли в разведку политрук, старший лейтенант и старшина. Их пытался остановить диспетчер Шихов: «На выходе вас будут поджидать автоматчики. Не думайте, что они такие беспечные, и что оставили вход в подвал без охраны».

- И они остались оборонять вокзал?

- Нет! Старлей сказал, что они втроем попробуют прорваться через немецкий кордон оцепления.И если им повезет остаться в живых, то в этот момент можно броситься с оружием и все оставшиеся в подвале. Снаружи слышалась перестрелка. Но в подвал два офицера и старшина не вернулись.

- А долго еще обороняли вокзал?

- До 30 июня. После многочисленных безуспешных попыток выбить защитников подвала немецким командованием был отдан приказ залить подвал водой. Все защитники стояли целую ночь по горло в воде. Двое гражданских выползли через окно подвала, и пошли через пешеходный мост. Видно было, что их немцы задержали, но не расстреляли. Потом вылезли еще трое, та же картина, за ними потянулись и другие. Но как только вылезли из окна солдаты в гимнастерках, то поверх их голов застрочили пулеметные очереди, и раздалась команда – лечь на землю. Так все, оставшиеся в подвале, попали в плен. Но девять дней все-таки продержались в подвале, до 2 июля.

- Но папа, могли бы ведь кто-то из защитников вокзала постоять еще один день по горло в воде, а потом ночью ползком улизнуть от фашистов.

- Та и сделали Шихов и начальник Брестской дистанции сигнализации и связи Мартыненко. Они вдвоем вылезли в окно, взяли в руки куски кирпича и под видом подсобных рабочих понесли их к мусорным бачкам, будто убирают территорию от мусора. Они отошли уже на значительное расстояние, но немцы заметили, что у них мокрая одежда, с которой ручьем льется вода, бросились за ними в погоню. Шихов, услышав «Хальт!», остановился, а Мартыненко получил удар прикладом в спину. Их пригнали к навесному перрону, где уже стояла шеренга гражданских, вышедших из подвала. Вид у стоящих в шеренге людей был нечеловеческий. Почти после четырех суток, отстоящих по горло в воде, тела и руки сморщились, как у дряхлых стариков, лица были грязными и светились на них лишь белые зубы, да белки глаз. Шихов никого не мог узнать. Все истощенные, обросшие, как дикобразы щетиной. И потому все были похожи друг на друга.

- И их все х расстреляли? – спросил Геня. – Или же посадили в концлагерь какую-то часть пленных?

- Расстреляли только политработников и офицеров, а концлагерей еще не было. Всех переписали, забрали документы у них штабные работники и отпустили к родственникам или знакомым. Тот же Грачев попросился у работника пожарной охраны на железнодорожной станции Брест-Центральный. Но уже 12 июля фашисты, осмотрев городскую тюрьму, устроили облаву и стали бросать подозрительных для них лиц в камеры тюрьмы. Грачев в эту ночь не ночевал в доме пожарного. Было душно, и он с сыном пошел ночевать на чердак. Диспетчер пригласил ночевать на чердаке и хозяина дома. Но его жена не отпустила. В ту же ночь хозяина забрали. А Грачев думал, что немцы полезут на чердак и арестуют и его. Но диспетчеру повезло. Спасла его случайность. Немцам не пришло в голову, что кто-то прячется на чердаке. Облава была внезапна. А хозяина расстреляли. Не уберегла его жена.

- Папа, но ведь не только в Бресте сопротивлялись фашистам наши железнодорожники. Немцы же наступали с первого же дня войны по всему фронту. Знаешь ли ты примеры такого сопротивления?

- Генерал-майор Терюхов был тогда просто майором, когда немецкие танки прорвались в Барановичи. Остановить их, и преградить путь на Столбцы было некому. Терюхов, как старший по званию и по должности, приказал занять оборону свои подчиненным и зенитчикам, которые прикрывали железнодорожный мост через Неман.

Рядом был и гаубичный полк, но почти совсем не было снарядов. И Терюхов приказал вывести для атаки против немецких танков бронепоезда. И немцы были остановлены. А на станции Столбцы дежурил Шереметьев, еще совсем молоденький железнодорожник. Ему было 21 год. Его внезапно подняли с постели и назначили старшим. Хотя у других были выше должности и звания, но у них была другая задача: эвакуировать паровозы и составы на восток. Пути были забиты составами и паровозами. Люди в панике, бестолково суетились, нагрузившись вещами.Все это напоминало громадный шумный муравейник. Начальник станции Захаров занялся эвакуацией, а Шереметьева пацана, мальчишку оставил командовать на станции вместо себя. Хорошо, что Шереметьев не растерялся. Он подбежал к стоящему на путях бронепоезду, отыскал командира с четырьмя «шпалами» на погонах. Он выругался матом в адрес тех, кто оставил станцию на произвол судьбы. А затем приказал своим офицерам, привлечь оставшихся железнодорожников к обороне. «За отказ подчиниться – предупредил полковник – расстрел на месте. Сейчас сложилась экстремальная ситуация и в силу вступивших законов военного времени эта мера необходима».

- Так Шереметьев в 21 год принял на свои плечи такую ответственность? – спросил Геня.

- Да, сынок, он стал выполнять приказ полковника: «Все что может двигаться отправлять в Негорелое». Шереметьев его спросил: «Можно ли нарушить правила технической эксплуатации и отправлять поезда через каждые пять минут?» Полковник рявкнул на него: «Ты не спрашивай, хлопец, а действуй!» Успокоившись, полковник дал еще одно указание: «Имей ввиду, ни одного локомотива не отправляй без полной загрузки. Прибывающие паровозы с отдельными вагонами или резервом – задерживать и добавлять нацепкой». Полковник выделил Шереметьеву двух автоматчиков, а им приказал выполнять распоряжения «начальника станции» беспрекословно. Потом полковник дал ему еще одно поручение: «Обеспечь бесперебойную маневровую работу с бронепоездами. Даже в ущерб другим перевозкам, кроме военных». Полковник помолчал пару минут и добавил: «Если таковые будут».

- И помогли Шереметьеву бронепоезда?

- Еще как. Бронепоезда назывались уже со времен гражданской войны «крепостью на колесах». И это была правда. Крепость на колесах могла передвигаться быстро на большие расстояния, а в бою были неуязвимы. А Шереметьеву пришлось очень трудно. Приходилось ему не раз и не два сталкиваться с вооруженными необузданными нарушителями. И хорошо, что кроме двух автоматчиков, выделил полковник станции еще и пулемет «Максим». Это стало для буйных бунтовщиков, которые не брали ни какие сигналы в расчет, или просто не подчинялись им, весомым аргументом.

- Папа, а ты знаешь примеры героизма командиров таких бронепоездов?

- Разумеется. Особый бронепоезд №44 патрулировал железнодорожные мосты на станции Молодечно. С того самого дня 22 июня 1941 года. Он прикрывал мосты от налетов немецкой авиации, обезвредил диверсантов, которые собирались взорвать мосты. А 25 июня принял первый бой под Столбцами. Ветеран бронепоезда пулеметчик Маринович вот как описал один эпизод из боевой истории этого бронепоезда: «В числе раненых красноармейцев я был эвакуирован со станции Молодечно. В вагон вошел неожиданно старший лейтенант в танкистском шлеме, и очень просто, без надрыва в голосе, произнес: Товарищи, бойцы и командиры! Вы все здесь исполнили долг перед Родиной, честно пролили за неё кровь. Честь вам и хвала за это и огромное спасибо от всего советского народа. Только я к вам вынужден обратиться с просьбой…»

Станислав Михайлович замолчал. У него перехватило дыхание от горестных воспоминаний. А Геня, выждав минуту, другую, спросил:

- И с какой же просьбой обратился к раненым бойцам старший лейтенант?

- Он стал объяснять сложившуюся обстановку на фронте: «Фашисты прорвались через Литву и прут на Минск. К ним навстречу идут наши войска. Однако до их подхода надо постараться врага задержать. И я старший лейтенант Клюев обращаюсь к вам, товарищи. Если среди вас есть танкисты, артиллеристы, пулеметчики из легкораненых, и кто может держать в руках оружие, вступайте в мою часть. Это не приказ. Приказать вам не сможет сам Ворошилов. Но я вас очень прошу. Пожалуйста…»

- И что же ответили старшему лейтенанту Клюеву раненые?

- Сначала никто не произнес ни слова. Потом молчание нарушила сплошная, густая, яростная матерная брань. Когда ругань поутихла, они стали вставать. Санитарки хватали их за руки, просили лежать, но они, все равно, молча вставали. Израненные, искалеченные люди в бою, вставали и собирались снова идти в бой. Вставали, кто мог. А кто не мог встать, те плакали от горя, что им не удастся пойти в бой. Во главе этого хромающего, перебинтованного, пахнувшего йодом и кровью войска, шел Клюев. И он привел его на запасные пути, где стоял бронепоезд рабоче-крестьянской Красной Армии.

- И надо отметить, сынок, что железнодорожникам Беларуси удалось эвакуировать в тыл более полутора миллионов человек, не считая рабочих и служащих, которые уехали на восток вместе со своими предприятиями. Было эвакуировано 109 крупных предприятий, более пяти тысяч вагонов готовой продукции и сырья. В основном был эвакуирован в тыл подвижной состав, оборудование железнодорожных узлов Минска, Орши, Витебска, Могилева, Жлобина, Гомеля и других железнодорожных узлов Беларуси. Вот так стремительно и жестоко, не оставляя времени на раздумья, а требуя принятия мгновенных решений, ворвалась война в жизнь населения нашей республики. А никакого выбора-то не было. Стояла только одна дележка: жизнь или смерть. Так что, сынок, не зря мы пели песню: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути».

- Это здорово, папа, это нельзя нам забывать никому – сказал Геня. – Но не бывает так вот без сучка и задоринки. Ведь были во время эвакуации паникеры, трусы даже предатели.

- Конечно, - кивнул Станислав Михайлович. – В семье не без урода. Начальник отдела кадров Минского паровозного депо Котиков вспоминал: «25 июня кто-то сказал, что отходит последний эшелон, и если не поедешь на нем, то останешься здесь, а немцы вот-вот ворвутся в город. Я решил уехать этим поездом. В вагоне уже был начальник паровозного отдела Карасев, и начальник политотдела. Доехав до станции Седча, эти высокопоставленные лица отцепили паровоз, весь эшелон с железнодорожниками и горожанами бросили на станции на произвол судьбы, а сами с одним вагоном сбежали. Но и другие железнодорожники побрели куда глаза глядят. Дошли до Руденска и напоролись на заградительный кордон. Начальник, в полковничьих погонах, собрал беженцев у себя в кабинете и объяснил: «Возвращайтесь обратно в Минск. Столицу республики Минск врагу не сдадут». Это было 26 июня. А из Минска 25 июня, и правда, ушел последний эшелон, но не с людьми, а сбанковскими ценностями Беларуси. Бригада машиниста Горбунова доставляла состав в целости и сохранности до Москвы.

- Значит, не все поддались панике! – вздохнул Геня. – А я думал, что таких подлецов, как отцепивших паровоз, шкурников было много.

- Были проходимцы – сказал Станислав. – Не зря говорят «кому война, а кому мать родна». Но их быстро раскрывали. Но в основном железнодорожники были патриотами. При подготовке операции «Багратион» с 1 по 23 июля 1944 года было доставлено четырем фронтам, которым было поручено освободить Беларусь, было доставлено 75 тысяч вагонов с войсками и с боевой техникой. В среднем на фронты прибывало 50-100 поездов в сутки. Железнодорожники выполнили свой долг перед Родиной.

- Папа, вот все говорят: «долг перед Родиной», а в чем же наш долг перед ней?

- Во все времена считалось долгом и честью – защищать страну от захватчиков – ответил Пиульский старший.

- Но все-таки, папа, начало войны оказалось для нас, как снег на голову, среди летнего жаркого дня. Почему же перед войной железные дороги Беларуси оказались не подготовлены должным образом? Куда смотрели военные специалисты. Ведь Брест находился на самой границе Беларуси, от которой до Минска рукой подать?

- Геня, ты мне задал столько вопросов, что мне и за неделю на них не ответить – сказал Станислав Михайлович. – Но попытаюсь ответить тебе кратко. В плане Наркомата обороны СССР по реконструкции железных дорог в Беларуси: построить новых железнодорожных линий – около 300 километров. И столько же уложить вторых путей. А к 1941 году увеличить пропускную способность при существующей 11-13 поездов в день, до 24 –х. Я читал докладную записку Военного Совета направленную Секретарю ЦК КП(б) Беларуси Пономаренко о мобилизационной готовности БССР. Она датирована 29 апреля 1941 года, почти за два месяца до начала войны.

- И что же в ней было написано?

- Собраны и написаны очень неприятные факты. В пределах Западного особого военного округа железной дороги выполнили оборонные задания наполовину в 1940 году, а за четыре месяца 1941 года выполнено задание на 5-7 %. Укладка вторых путей на трассе Минск-Радошковичи вообще не начиналась, а на участке Полоцк-Бигосово на укладку вторых путей использовано 6 % отпущенных средств. Белорусская дорога плохо обеспечена топливом. Вместо запаса на 30 суток в наличии имеется только на 14 суток. На Минском железнодорожном узле запланировано 1500 человек рабочих, а на самом деле трудится человек триста.

- А какие меры были приняты?

- Командующий войсками Западного Особого военного округа генерал армии Павлов просил выделить на два участка дорог 2000 человек и 1600 подвод. Но это были внутренние трудности. Подрывали подготовку к войне и враги извне. Среди раскрытых шпионско-диверсионных большое влияние оказалась «ПВО» - польская военная организация. Один диверсант заявил: «Я всю жизнь не перевариваю русских», а другой – «Если за что меня и надо осуждать, так это за то, что я родился в Польше». Свои же преступления всячески скрывал, а показания свидетелей называл клеветой. Были и такие, кто прямо смеялся в глаза: «Пока мы живы, будем бороться с комуняками». Даже в школах организовывались клубные кружки, в которых проводили фашистскую националистическую обработку молодежи. И вербовали из этой среды шпионов и диверсантов в «ПОВ». Но и между собой завербованные диверсанты вели себя, как пауки в банках. На допросах они сдавали следователям своих «друзей», что бы выгородить себя и печатали обличительные статьи в местных газетах с доносами, или вообще выдумками, в которых не было ни капли правды.

- Ты можешь, папа, привести такой пример?

- Да, вагон и маленькую тележку. Диспетчер Гомельского отделения Шимонец считался «активным рабкором», а оказался предателем. Его коллега диспетчер Ермакович, узнав, что Шимонович разоблачен, набросился на руководителей отделения: «Я давно говорил, что Шимонович враг народа, а наши ротозеи хлопали ушами и не обращали внимания на мои сигналы. И этот Ермакович строчил доносы и разоблачения десятками, направлял их в разные инстанции. В его «сигналах» фигурировали давным-давно обнаруженных диверсантов.

- А у нас в Витебске были такие подпольные организации, в которыхвраги народа вели подрывную деятельность?

- На перегоне Новосокольники – Витебск была задержана гражданка Морозова. Она следовала по служебному билету – литеру, по которому можно было проезжать бесплатно. Такой билет именовался «Экстренный». И выдавался лицам, следующим в командировку. Мария Морозова являлась частным лицом и попала под подозрение. Её обыскали и нашли в её чемодане бланки различных служебных предписаний, подписанных питерскими властями и печать коменданта Питера. Витебскому сотруднику транспортной ЧК Стафкину Ивану поручили разобраться с этим делом. Он доставил Морозову в Северную столицу и по её показаниям была разоблачена большая группа преступников, занимавшихся изготовлением фиктивных документов и сбором оружия для бандгрупп, которые действовали на территории Витебской губернии. Стафкин доставил в Витебск Марию Морозову в арестантском вагоне для продолжения следствия. Муж Морозовой Териновский был дезертиром и руководил бандитами. Он угрозами расправы заставлял Марию доставлять из Петрограда оружие для бандитов. Но курьер попался, а бандгруппу ликвидировали: Учитывая помощь Морозовой следствию её освободили.

Самостоятельная жизнь Геннадия Пиульского

С Валей Соколовой Геня познакомился на подготовительных курсах для поступления в институт. Отец говорил сыну, что на железной дороге необходимы были всегда грамотные люди.

- Сейчас, Геня, когда техника на железной дороге становится все более совершенной и сложной, без знания материальной части локомотива ты никто. Теперь нужно иметь не только среднее образование, а высшее, что бы быть в курсе новинок техники на железной дороге. Поступай в институт на заочное отделение. Не всю же жизнь тебе работать кочегаром.

Познакомившись с Валей, Геня стал часто встречаться с дквушкой. Молодежь в парке железнодорожников ходила на танцы. Танцевали и Валя с Геней. Но в парке можно было собираться парням и девчатам только в теплое время года, поэтому по вечерам и выходным дням в межсезонье молодежь собиралась в клубе.

В основном ходили посмотреть кинофильмы. Репертуар был не велик, фильмы: «Путевка в жизнь», «Свадьба с приданым». Но показывали и трофейные фильмы про Тарзана, и музыкальные, а так же комедийные немые фильмы с участием Чарли Чаплина. Никаких кресел в кинозале не было. Стояли обыкновенные деревянные скамейки. На скамейках можно было уместиться молодежным зрителям намного больше, чем в креслах. В тесноте, но не в обиде, говорили юноши и девушки. Тут не только чувствовали локоть друг друга, а даже чувствовали горячее дыхание и слышали стук сердец. Именно в кинозалах родилась тогда поговорка: «Темнота друг молодежи».

И все-таки фильм длился часа полтора и каким бы он интересным не был, все-таки все дожидались с нетерпением. Когда же кинофильм закончится, и начнутся танцы.

Сразу же забывали маленькие неприятности во время сеанса, когда пленка ленты обрывалась, и поднимался свист, кричали зрители киномеханику: «Сапожник», и топали от возмущения, что пленка оборвалась на самом интересном месте, ногами. Девушки становились поближе к экрану, а к противоположной стороне парни начинали сталкивать скамейки, освобождая пространство зала для танцев.

Однажды на танцы Геня решил принарядиться. Он скопил деньги для покупки хорошего нарядного костюма около 300 рублей, и выбрал самый шикарный цвет для своего наряда – зеленый. Он не очень и бросался в глаза, но и не был таким тусклым, как серый, или темно-серый цвет обычный для того времени костюмов.

Геня снял пиджак, чтобы не испачкать его ненароком, оставшись в одной рубашке, стал оглядываться, куда бы повесить или положить аккуратно пиджачок. И встретил ласковый, нежный взгляд Вали. А она как будто ждала этого момента, и с радостью махнула Гене рукой: мол, неси пиджачок ко мне, я его подержу в руках, пока ты будешь убирать скамеечки с центра зала к стене.

Пока он относил самую главную часть костюма Вале, ребята по двое ухватили за концы скамеек и понесли их к стенке, напарника для Гены не оказалось, но он ухватился за середину скамейки и потащил её к стене в одиночку. У стены парни ставили скамейки друг на друга в два яруса, что бы оставалось больше места для танцев, и Геня резко приподнял скамейку от пола, поставил её на второй «этаж».

Вот тут-то и случился с ГенейПиульским конфуз. Гвоздик, которым скреплялись ножки скамьи с сиденьем, торчал из деревянной поверхности и его острый кончик распорол, пройдя, как нож через мягкое масло, штанину брюк от лодыжки до бедра. Пока Геня, смущенный и пунцово-красный от двойной обиды – испортил новенький, первый раз одетый костюм, и не придется сегодня потанцевать теперь с девушкой, которая ему очень нравилась, эта девушка и подбежала к нему:

- Геня, не огорчайся и не переживай ты так! Все поправимо. Я живу тут неподалеку. Пойдем ко мне. Я в два счета отремонтирую тебе брюки. У меня есть швейная машинка, и на ней так прострочу тебе шов на брюках, что никто и не увидит, что брюки были когда то порваны:

- Спасибо тебе, Валечка,- поблагодарил девушку Геня. И они пошли к выходу. Пиульский старался придерживать края распластанной штанины брюк, а Валя взяла его под ручку как раз с той стороны, где края прорехи трепыхались, как полотнища знамен на ветру.

В комнате Валентины была идеальная чистота, уют, комфорт, что Геня стушевался второй раз за этот вечер. Но Валя и тут пришла парню на помощь:

- Да ты не стесняйся, Геня. В жизни всякое бывает. Я сейчас принесу тебе папины брюки и выйду из комнаты, пока ты будешь переодеваться.

Валя, как Геня отошел от первого шока, села за швейную машинку. По её стрекот Валя и Геня разговаривали. Вроде бы о том, о сем, но чем дальше продолжался разговор, тем больше хотелось узнать о жизни друг друга.

Когда Геня, принимая из рук Вали свои брюки, коснулся её руки, он впервые ощутил нежность и теплоту женского тела. Потом сердце застучало чаще, а в голове поплыл сладкий дурман. Какие-то трепетные волны захлестнули юношу. И он неловко поцеловал её. Отчаянная жажда любви охватила их обоих. И совладать с этой жаждой оказалось не так-то просто. На танцы они уже не пошли. Геня Пиульский хотел пригласить на следующий день Валю к себе. Но, оглядев свои семейные «апартаменты», тут же раздумал. Слишком тесновато было в доме Пиульских. На двух кроватях спали четыре брата валетом по двое, на третьей две сестрички. Для третьей младшенькой изготовлена была маленькая кроватка. И на четвертой спали родители. Пружины сеток металлических кроватей растянулись, и середина кровати провисала на значительное расстояние вниз.

Эту неудобную неурядицу исправляли просто. Набивали в наматрасникипотолще соломой, и провисание по середине кровати не ощущалось, как будто его никогда и не было.

Отец Вали – Василий Иванович Соколов был начальником отдела кадров.

Служба в армии

После окончания 10 классовГеню призвали в армию в сентябре 1954 года. Военком, учитывая, что парень имеет десятиклассное образование, определил грамотного парня в войска ВНОС. Служба во ВНОС предполагала слежение за пролетающими в воздушном пространстве самолетов предполагаемого противника. Но, разумеется, и за своими самолетами. Гене хотели вручить ключи от неба, а пока по приезду в Литву в Каунас, новобранец Геннадий Пиульский должен был пройти курс молодого бойца.

Казарма, куда разместили новобранцев, была одноэтажным длинным бараком. Вдоль стен стояли с обеих сторон двуярусные металлические койки, заправленные ватными матрасами, чистыми белоснежными простынями. А на подушках такие же сверкающие белизной наволочки.

Между кроватями у окон стояли тумбочки, куда можно было положить личные вещи, а на тумбочку перед сном выданную Гене форму: галифе, гимнастерку, пилотку, ремень с увесистой латунной пряжкой со звездой. Но сначала всех новобранцев постригли наголо, и отправили в баню помыться. Вместе с гражданской одеждой, уложенную на пол каптерки, Геня перешагнул границу своего нового этапа жизни. Он стал самостоятельным человеком от семейного уклада, зато после принятия присяги, Геня должен будет подчиняться воинскому уставу и служить честно и добросовестно, стать защитником своей Родины.

Но Пиульский был готов к предстоящим тяготам военной службы. Он закалился и стал крепким и сильным парнем во время эвакуации в Чкаловской области.

Поэтому после команды на следующее утро: «Рота, подъем! Выходи строиться!» Километровый кросс показался ему легонькой прогулкой. Геня не курил, как и его новый товарищ по соседней койке Алик Батаршин, который успел до призыва в армию стать физруком в школе десятилетки. Геня-то пошел в первый класс с девяти лет, а Алик с семи. Но призвали Батаршина вместе с Геней.

А почти все другие призывники курили. В послевоенные годы деликатесов особых не было, и пацаны, чтобы заглушить чувство голода, начинали рано курить. И в казарме около тумбочки дневального перед входом в казарму стоял ящик, в котором хранились пачки махорки. Всем курильщикам дневальный выдавал по пачке махорки, и они отрывали от старой газеты кусочек бумаги для самокрутки, сворачивали себе вместо папироски «козью ножку».

Геня пачку махорки не взял. Зачем забивать свои легкие никотином.

- Правильно, Геня, - сказал товарищу Алик. – Говорят, что одна капля никотина убивает лошадь!

- Вот пусть она и не курит, раз её капля убивает! – Засмеялся Геня. – А я сам это знаю, и потому не курю.

- А я возьму, - сказал Алик. – Бьют – беги, а дают – бери. Что добру пропадать. Выменяю пачку махорки на три пайка сахара у какого-нибудь самого заядлого курильщика.

А ты, Батаршин, очень предприимчивый человек! – покачал головой удивленный Геня. – Смотри, чтобы у тебя губы не слиплись от избытка сахара.

Но вскоре Алик стал так ловко сворачивать козьи ножки, помогая тем неумехам, у которых и газетная бумага рвалась при закрутке, и крупинки табака рассыпались на землю в местах надрыва из цигарки, что и сам несколько раз затянулся резковатым дымком, но не закашлялся, и попробовал затянуться еще раз. Вот так и втянулся Алик, и стал сам заядлым курякой.

- А ты, Геня, тоже бери пачку махорки, - попросил друга начинающий курильщик. – Я быстрее скручиваю эту пачку, чем другие солдаты.

- Ладно, Алик, - согласился Геня, - но учти, что пайку сахара в обмен на махру, я у тебя требовать не буду.

- И хорошо, Геня, а то я так пристрастился к сладкому, как мед чаю, что еле отвык. Но отдавать мне сахар тебе, не очень-то и хочется.

- Ладно, пользуйся моей добротой, - сказал Геня.

Взяв у дневального положенную ему пачку махорки, он воскликнул:

- Алик, посмотри чудо-то какое! На пачке написано: Махорка «Витебская табачная фабрика». Нам наш родной город прислал в Литву привет.

- И, правда, - удивился Алик. – Раньше я брал махорку, а на упаковке было написано «Моршанское», а теперь вот «Витебская». Это с твоей легкой руки я буду курить Витебскую махорку и дымить, как паровоз.

Геня нахмурился, помрачнел. Алик почувствовал, что-то неладное творится с другом, и спросил его:

- Что, просвоего батю вспомнил? Думаешь, как он там на своем паровозе рейсы выполняет и дымит, гудит паровозной трубой и гудком?

- Нет, я вспомнил, как больше года назад у нас в Витебске гудели все паровозы в округе. Ведь умер тогда наш любимый вождь советского народа товарищ Сталин. И все скорбели о его смерти.

- Геня увидел, как лицо Алика, только что сияющее радостной улыбкой, затмило, словно тень от мрачной тучи. И его земляк с грустью промолвил:

- И я помню это. Но память об Иосифе Виссарионовиче будет жить вечно. В день похорон мне отец вручил красную повязку. С черными полосками сверху и снизу, в знак траура о вожде.

- И я повязал на руку такую же траурную повязку – согласился с Аликом Геня. – Я видел такие траурные повязки на рукавах у многих железнодорожников. Ленин родился весной, а умер зимой. А Сталин наоборот – родился зимой, а умер весной.

Утром вставать в шесть часов Пиульский быстро привык. После пробежки выходили на плац, и с голым торсом, в сапогах и галифе делали физзарядку. Она включала в себя шестнадцать разнообразных упражнений.

Старшина ходил между рядами солдат, и под его размеренные команды:

- Ноги на ширине плеч, грудь вперед, плечи распрямить и раз, два, три, четыре… - солдаты делали физические упражнения.

После следовала зычная:

- Перекур, расслабиться и снова построиться через минуту на плацу.

- Тоже мне, перекур – ворчал недовольно Алик. – А курить-то нельзя. Старшина не разрешает. Тоже мне перекур с дремотой.

- Перестань ворчать! – урезонивал Батаршина Геня. Кому надо и очень хочется по-настоящему покурить, пусть терпят. И ты, терпи, казак, атаманом будешь.

- У меня без курева уши пухнут. Курну, пару затяжек сделаю втихаря.

- Да ты что, дружище, ополоумел. Схлопочешь два наряда вне очереди. И пойдешь на кухню картошку чистить.

- Ладно, уговорил, - сменил гнев на милость Алик. – посмолю самокрутку в курилке перед завтраком.

Но перед завтраком перекурить не удалось. Старшина Гусев сразу же скомандовал построиться в две шеренгипо взводно. И потом, подойдя к первому взводу, в котором служили друзья, приказал:

- Сабонис, выйти из строя, два шага вперед. Видишь, что я держу в руке?

- Так точно, вижу, товарищ старшина, - отчеканил Сабонис. – Вы держите в руках окурок, который какой-то негодяй бросил мимо урны на газон.

- А не ты ли этот негодяй? – вкрадчивым голосом спросил старшина.

- Никак нет. Разве мог я, товарищ старшина, бросить этот окурок мимо урны. Ни за что и никогда. И я не негодяй.

- Разговорчики в строю! – рявкнулГусев. – Бери у меня этот неопознанный окурок. Будешь главным в нашей похоронной процессии.

Сабонис стремительно выполнил приказание старшины, брезгливо сжав губы, держал окурок в пальцах, словно ядовитую змею, на отлете от лица.

А Гусев, тем временем приказал четверым солдатам взять за ручки носилки, а Сабонису положить на настил носилок злополучный окурок. Затем приказал оставшимся бойцам взвода взять лопаты и словно винтовку положить на плечо. На изготовку.

Паульский, выполняя команды папы Гусева, так за глаза называли старшину солдаты, размышлял:

- Окурок уложили на носилки, как падишаха какого-то. Только балдахина не хватает на носилках. А мы, как верные слуги, нукеры своего господина, вовсеоружно сопровождаем своего господина в последний путь.

А старшина Гусев повел взвод на опушку близлежащего перелеска и приказал вырыть могилу для похорон Окурка. Выкопали её быстро минут за пятнадцать. Старшина задал такой темп землекопам, которые сменялись после каждых десяти бросков земли из ямы. И Гене казалось, что котлован углубляется с невероятной скоростью, словно землю выбрасывают черпаки роторного экскаватора для копания траншеи под электрокабель. В роте связи такой механизм был. Гусев, как будто подслушал его мысли:

- Два солдата у комбата заменяют экскаватор. Поживее, пошустрее копайте земельку, ребятушки. Ать, два, ать два!

- Он еще, змей Горыныч трехглавый, еще и изгаляется над нами! – возмутился Алик.

- Чья бы корова мычала, а твоя молчала – оборвал своего товарища Геня. – Ведь это же ты бросил так небрежно окурок на землю. А всему взводу за тебя приходится отдуваться.

- Геня, дружище, ты бы лучше помолчи погромче. Хочешь подвести меня под монастырь?!

- Да я и так тебе почти на ухо шепчу. Хотя и следовало бы тебе самому признаться, кто же виновник нашего сегодняшнего торжества – ответил Пиульский.

- Нет, Геня, я не буду бросаться на амбразуру – осторожно с придыханием сказал Алик. _ Услышит меня папа Гусев, он раздавит меня, как букашку. Да так отутюжит мое тело, как легендарный танк Т-34.

Два дня после празднования годовщины Великой Октябрьской революции новобранцы дали присягу и стал вопрос о распределении их по войсковым частям.

- Геня, я узнал – сказал Алик другу, - что, если мы останемся во ВНОСе, то будем служить четыре года, а есть предложение уехать в РСФСР в Калининградскую область, где базируется полк зенитной артиллерии в городе Советске. Зенитчики служат три года. Я уже подсуетился и переговорил с «покупателем», офицером зенитчиком, который прибыл к нам в Каунас за пополнением. Он узнал, что у нас окончена десятилетка, и вписал наши фамилии в свою записную книжечку.

- Наш пострел везде успел! – усмехнулся Геня.

- Ты еще смеешь хохмить, когда я из кожи лезу, что бы не усложнять свою и твою службу, - сказал с обидой в голосе Батыршин.

- Спасибо тебе, Алик, - поблагодарил друга Геня. – Сократить свою службу на год – это мечта идиота, но ты сумел это сделать без всякого напряжения, и твой хитроумный план я поддерживаю. А на счет усложнения службы, так это ты панически боишься остаться под тяжелым гнетом сапога папы Гусева. Это про него армейская поговорка сказана:«чтоб служба медом не казалась, нарочно усложняй её».

- Да, - кивнул головой Алик, - это самая излюбленная тактика и стратегия нашего любимого старшины Гусева. Он словно взял за основу своей тактики строчку из одной популярной басни: «Я шкуру-то с тебя спущу, и голым в Африку пущу!»

- Ты имеешь ввиду, дружище, что он заберет у нас выданное им обмундирование? – съязвил Геня.

- Нет, нет, Генечка, наш папа Гусев не настолько глуп, чтобы отпускать нас в зенитный полк голыми. Он отправит нас туда в нательном белье: в кальсонах и белой рубашоночке с тесемкой завязочек на вороте, вместо пуговиц на исподней рубахе.

Проезжая через Неман, друзья бросились к окнам вагона.

- Вот она пограничная река Неман. Начинается наша Российская земля – сказал Алик.

- За три месяца курса молодого бойца мы побывали с тобой в трех республиках: в Беларуси, Литве. А теперь вот въезжаем в Российскую Федеративную республику – отметил Геня. – А ведь не прошло и десяти лет, как Калининградская область образовалась. Раньше-то эти земли принадлежали Восточной Пруссии, Германии.

И в первые же дни службы в Советске во взводе связи друзья узнали, что такое заграница. Все началось с казармы. Вернее умывальной комнаты казармы. Полы были выложены кафельной плиткой, что ступать на них в кирзовых сапогах было боязно. Такими чистыми и хрупкими казались друзьям эти кафельные полы. Умывальники блестели белизной. А никелированные краны, словно лебеди, склонив гордые головы вниз, подчеркивали чистоту умывальной комнаты.

- Не придется, как в Каунасе, выбегать умываться на улицу – ахнул Алик, и не смотреть на ржавое длинное корыто умывальника, над которым наклонившись к его дну, моется целое отделение с одной стороны, а другое отделение стоит над корытом напротив.

Зато взвод связистов после завтрака занялся, как и в Каунасе земляными работами . ребята, взяв штыковые лопаты стали рыть траншею под кабель связи. Через несколько минут острие штыковой лопаты Алика ткнулось во что-то твердое.

- Геня, наверно, я наткнулся на камень, - позвал товарища на помощь Батаршин.- Давай-ка обкопаем этот булыган со всех сторон, и вывернем его из траншеи.

Но когда приятели зачистили дно траншеи, то оказалось что там лежит не круглый гранитный валун, а бетонная плоская плита.

- Стоп, ребята, - остановил их сержант. – Перекурите малехо, я сбегаю в штаб к офицерам и спрошу, как нам поступить дальше. Вернусь быстро: одна нога здесь, другая там. Не сосчитаете до десяти, как я уже буду здесь.

Но хотя друзья и не считали, прошла минута, потом другая, а шустрый сержант все не возвращался.

- Пойду-ка я, Геня, возьму шинельку и накину её на плечи, что-то стало холодать, не пора ли нам поддать.

- Тебе, когда сержант придет, он так тебе поддаст, что быстро согреешься, - сказал Геня. – А вот мысль накинуть на плечи шинель, вполне мудрая. Мы работали, от работы, копая землю, вспотели, а теперь можно от холодного сквознячка и простыть. Я пойду с тобой, и тоже надену шинель.

Появился сержант с командиром взвода лейтенантом Антоновым и подполковником Беловым. Сержант сам взял лопату в руки и очищал поверхность плиты с обеих сторон, пока не обнаружил швы её. Он засунул лезвие лопаты в щель, а рукоятью, словно рычагом приподнял плиту вверх сантиметров на пятнадцать. Алик и Геня бросились помогать сержанту, и они втроем вытащили тяжеленую плиту на бровку траншеи.

Картина, которую они увидели, сняв плиту, ошеломила всех. Под плитой был П-образный бетонный короб, а в коробе проходили разноцветные оплетки электрических проводов: красные, синие, зеленые, желтые. И все-таки был и черный кабель, но он был толще всех других.

Подполковник Белов, после минутного раздумья, дал команду:

- Лейтенант Антонов! Останьтесь здесь и верните ваши археологические раскопки в первоначальное состояние. Как будто тут и не проводились земляные работы. После того, как вы сделаете все, возвращайтесь с солдатами в казарму. А я пойду и позвоню, кому следует.

Когда плита была уложена на прежнее место, а траншея зарыта и утрамбована сапогами солдат, ушел и лейтенант, бросив на ходу сержанту:

- Дай ребятам передохнуть пол часика, и возвращайтесь в расположение части. Мне тоже надо позвонить.

Сержант встрепенулся и задал вопрос офицеру:

- Может быть, мы сразу соберемся и пойдем вслед за вами? Помоемся и отдохнем в казарме, там-то можно отдохнуть культурнее и получше.

Но офицер был непреклонен и, скрипнув зубами, жестким голосом бросил:

- Мне виднее, где и когда вам лучше отдохнуть. Сказано вам отдохнуть полчаса, так отдыхайте, а не пререкайтесь со старшим по званию.

- Есть, товарищ лейтенант, не пререкаться! – выкрикнул и резко вскинул ладонь сержант вверх, приложив кончики пальцев к пилотке.

- Не паясничай, Хмуров, - поморщился Антонов. – Ты что дурак, или сроду так? Приведешь солдат через полчаса.

Когда лейтенант ушел, сержант Хмуров, нахмурившись, сказал солдатам:

- Конечно же, командирам видней – они по телефону разговаривают. Отдохнем полчасика, раз нам начальство велело.

- Да не переживайте вы так, товарищ сержант, и не сердитесь, - сказал Пиульский, - литеха-то еще совсем молоденький. Вот и крутит головой и бьет копытами, как боевой конь, услышав звуки трубы. Выслуживается перед подполковником.

- Ладно, солдат Пиульский, спасибо тебе за сочувствие, но я не сержусь на офицеров. На сердитых воду возят. Это он не меня унизил, а сам себя дураком выявил. Ведь дуракам закон не писан. А в сказках Иванушка-то дурачок оказывается самым умным из всех персонажей этой сказки. Я-то через месяц демобилизуюсь, а ему служить до морковкиных заговен.

А лейтенант помчался, как конь в штаб и обратился к Белову:

- Товарищ подполковник, нашли на схеме-карте маркировку этих кабелей.

- Я все проверил, но немцы уничтожили все документы, отступая. Нет в архиве ни карт, ни схем подземных коммуникаций. А проложим мы свой кабель в другом месте. На верху там решат и нам сообщат. Не надо лезть наперед батьки в пекло.

Лейтенант Антонов сник, скис, расстроился, он ожидал, что за ретивость, по крайней мере, похвалят, а его больно лягнули.

А Пиульского перевели на конкретную работу: на коммутатор внутренней связи. Он быстро разобрался с теми многочисленными шнурами, штекерами, узнал от младшего сержанта, который демобилизовывался в конце декабря и обучал Гену, как своего сменщика. Как быстро его сменщик научится работать на телефонном коммутаторе, тем быстрее демобилизуют младшего сержанта. И оба старались изо всех сил.

В свободное время от телефонного дежурства, младший сержант со звучной фамилией Суворов отправился на грузовике в Калининград в командировку. Они должны были привезти в Советск запчасти, кабеля для коммутатора.

На шоссе по обеим сторонам дороги стояли не как в Беларуси, на Витебщине тополя. Там стояли яблони, на ветках которых висели сочные наливные яблочки. Местные жители не сняли их, так как у них у самих в садах был хороший в этом году урожай яблок. К тому же местные брезговали собирать фрукты и плоды с деревьев, росших вдоль дороги. Они считали, что в яблоках могут накопиться вредные для человека вещества от загазованности выхлопной гари от бегущих по трассе автомашин.

Когда отъехали от Советска на несколько километров, Суворов постучал кулаком по крыше кабины грузовика. Водитель подумал, что случилась в кузове какая-то неприятность, резко затормозил и, выглянув из кабиныи, увидев расплывшиеся в улыбке их лица, спросил у Суворова:

- А ты не пробовал постучать так же громко, как барабанил по крышке кабины, по своей башке.

- Ну, вот – протяжно ответил младший сержант.- Мы для него старались, а он еще нам грубит, нас оскорбляет. Лучше стукни задним бортом своей машинешки вон по той яблоньке.

Шофер взглянул в ту сторону, куда указывал Суворов, сам заулыбался:

- Слушаюсь и повинуюсь, господин фельдмаршал, генералиссимус ты наш.

Водитель, как умелый игрок на бильярде нанес задним бортом филигранный удар, что даже кору на стволе не поцарапал, а эффект удара потрясающе красив. Яблоки падали в кузов грузовика, как шары во все лузы после рикошета.

Пиульский и Суворов собрали яблоки в одну кучу и, обтирая рукавом гимнастерки спелые, сочные, краснобокие плоды, смачно захрустели, откусывая крупные куски.

Привез Геня из Кенигсберга, так раньше назывался Калининград, очень хороший современный телефонный аппарат в футляре из мягкой кожи ярко-желтого, как солнышко на восходе, цвета.

Только успел Суворов демобилизоваться, как на Пиульского навалилась масса работы. И не только телефониста, а и радиста. Два американских самолета вылетели с военного аэродрома, находящегося на Шпицбергене, пересекли границу Советского Союза. Наблюдательный пункт и радиолокаторы не только обнаружили сразу же нарушителей воздушной границы. Но наши самолеты не могли достать пирата, так как потолок наших летчиков был не выше десяти тысяч метров, а американцы летали на два – три километра выше, чем наш авиационный предел. По той же причине не могли сбить самолеты, нарушившие наши границу и находящиеся в запрещенном для полетов иностранных самолетов воздушном пространстве.

– Вот тебе и счастливое число наступающего нового года: 1955 – первые две цифры дают в сумме число десять, и две последние цифры – очень красивые и символичные, две пятерки, дают ту же сумму – десять – думал расстроенный Геня.

А так хотелось ему, что бы наши зенитчики и летчики могли бы попасть в самое яблочко – в десятку на мишени и сбить нахалов, вторгнувшихся в наше пространство. Но они продолжали барражировать над страной. Долетели до Винницы, Киева и где-то на юго-западе, скрылись с экранов радиородаров. Потом Геня краем уха слышал, что летчик с МИГ – 17 предлагал одеть кислородную маску и попробовать изрешетить самолеты нарушителей, сделав из фюзеляжа их окрошку. Но самолеты уже пересекли границу Советского Союза и продолжали свой полет на территории другой, нейтральной для нас страны, поэтому порыв самопожертвования летчика остался без внимания у верховного командования.

А вот в части, где служил Пиульский, его четкую работу заметили, и перевели во взвод управления, в секретную часть. Произошел первый разговор с командиром секретной части с вопроса:

- Какой у вас почерк, ефрейтор Пиульский.

- Да вроде ничего, - пожал плечами недоуменно Геня. – Довольно разборчивый. Но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Начальника секретки ответ Гени не устроил, и он снова стал вытягивать из Пиульского нужную ему информацию:

- Меня не устраивают ваши абстрактные, не конкретные ответы: «вроде ничего», «почерк довольно разборчивый». Насколько ваш почерк «довольно» или «ничего».

- Но я не могу вам врать и ответить, что мой почерк «каллиграфический и четкий». Давайте я вам напишу на листе бумаги несколько фраз под вашу диктовку. И вы сами оцените качество моего почерка.

Геня старательно выводил ручкой, макая в чернильницу, буквы на листе бумаги. Писал он спокойно, ни разу не споткнулся пером на бумаге, абсолютно не нервничал:

- В секретной части нужно не только хорошо писать, а уметь держать язык за зубами. Видел я плакат в коридоре секретной части: Женщина в косынке прижимает к губам указательный палец, а надпись гласит: «Болтун – находка для шпиона!»

Но особист, посмотрев на кудрявые завитушки Гениного подчерка, остановил его рвение:

- Все, Пиульский, я понял все, что мне надо. Вы будете работать с документами.

Вот чего не ожидал Геня, что у писарчука столько много работы:

- Вот тебе и канцелярская работа… Сижу за столом не разгибая спины, до самого её одеревенения. А гора бланков документов, справок, донесений не тает. А растет и растет. Скоро выше Гималайской Джомолунгмы станет. Когда я доберусь до её пика, и разберу эту кипу документов до самого основания горы, и сам не знаю.

Приходил Геня в казарму, раздевался и падал от усталости на койку:

- Я пробегал без усталости несколько километров кросса – думал он – тягал железо, поднимая несколько раз штангу с предельными весами, и добавлял каждый раз новые блины на гриф – и все ничего. А тут сидишь на одном месте ровно. А идешь в казарму, а спина стонет, будто кто-то меня дубиной по ней тумаков надавал.

Спасал Геню от голодного обморока повар Гиви. Грузин был вспыльчивым парнем, но очень отходчивым, а если к нему относились по-дружески, по-доброму, он сторицей, щедро всегда пытался отблагодарить того, кто делал ему добро, или дружил с ним.

Геня мало общался с Гиви, но соседство по койке заставляет раз-два перекидываться словечком. Но когда он падал спиной на панцирную сетку кровати, Гиви был тут, как тут:

- Геня, дорогой, загляни в свою тумбочку – просил грузин.

Пиульский нехотя садился на койку, и, открыв тумбочку, доставал котелок с перловой кашей, укутанный в солдатское одеяло, и термос с горячим сладким чаем.

В первый раз Геня, увидев в котелке перловку, фыркнул:

- Фу, как мне надоела эта шрапнель.

- Зря злишься, Геноцвала, - качал головой Гиви, а в глазах блестели чертики, так и прыгали.- Слышал популярную песенку: «Легко на сердце от каши перловой, она скучать не дает никогда! И любит кашу директор столовой, и любят кашу худыеповора».

- Почему же повара, Гиви, у тебя худые. Они все тучные, толстые – смеялся Геня, - правда, кроме тебя. Ты на самом деле худосочного телосложения, и его сложением-то назвать трудно, а надо правильнее называть теловычитанием.

- Вах, вах, Геня, ты не критикуй меня так. Попробуй зачерпнуть кашу поглубже, и увидишь, какая она вкусная и аппетитная.

Пиульский без задней мысли выполнил совет своего грузинского друга. Перловка так хорошо упрела, что ложка без всякого усилия погрузилась в кашу, и достигла донышка посудины. В ноздри пахнуло ароматом мясного бульона, а когда Геня зачерпнул кашу что погуще, с глубины котелка, то увидел не разопревшие крупинки перловки, а наваристые куски мяса.

- Ну, ты, Гиви, и даешь! – изумился Геня, - такой порцией мяса пол взвода можно накормить.

Повар не стал комментировать свое оригинальное блюдо, а свел свой подарок к шутке:

- Рубай, Геня компот – он жирный!

Работал Пиульский добросовестно, упорно и вскоре на погонах его появилась еще одна лычка. Ему присвоили звание младший сержант. На горизонте засияло сладкое и долгожданное слово: «дембель». Геня знал, что за сто дней до приказа Министра обороны о демобилизации солдат, «старички» вешают на стену казармы, или кладут на тумбочку календарик. И перед отбоем зачеркивают дату хорошо прожитого на солдатской службе дня. Геня не поставил «на счетчик» остаток дней до демобилизации. Но желание вернуться в родные пенаты было жгучее. Даже во сне ему снилась мама, которая гладит рукой его пышную копну волос. И слышит голос отца, который рассказывает ему о подвигах железнодорожников в годы Великой Отечественной войны.

И вот этот долгожданный день наступил. Геня прочитал приказ Министра обороны один из первых. Газета поступила в секретную часть быстрее, чем в казарму. Но вечером после отбоя дембеля долго не могли угомониться, кто-то из них послал кого-то из салажат в тренировочном трико в самоволку с сеткой-авоськой еще днем в магазин, в котором продавалось и ликеро-водочное. Улов в авоське оказался очень удачным. Ведь говорят же: «На вкус и цвет, товарища нет». Вот и заказ на покупку спиртного был весьма разнообразен.

Старший сержант Плиев вытащил из тумбочки свои предыдущие сержантские погоны, вручил их салажонку:

- На, Вася, на память о нашем призыве, обязательно дослужись до сержантского звания. Ефрейтором уже стал, дело за малым. Ты парень расторопный. Я только намекнул тебе: «Не послать ли нам гонца за бутылочкой винца», как ты мухой полетел в магазин. Разрешаю и тебе остограмиться, вместе с нами, дембелями.

Утром Геня бодрый и веселый, водку он не пил, не до пьянок и гулянок ему было. Что дома, то и в армии.

Подполковник Яшкин улыбаясь, когда Пиульский вошел к нему в кабинет и, приложив руку к пилотке, гаркнул бодренько: «Здравия желаю, товарищ подполковник!», сказал:

- Вольно, Пиульский, вольно. Я тут на досуге на тебя документы для поступления в Зенитно-артиллерийское училище подготовил. Окончив это уважаемое высшее заведение, станешь офицером.

- Благодарю вас, товарищ подполковник, - ответил Геня, - да только я не собираюсь поступать в военное училище…

- Боишься, что экзамены не сдашь, так это ты зря так думаешь – добродушно сказал Яшкин, а приветливая улыбка продолжала светиться на лице подполковника. – С моей рекомендацией и, вообще отслуживших срочную службу солдат в высшее военное училище принимают без экзаменов.

- Извините, товарищ подполковник, но я с детства мечтал стать машинистом паровоза, как мой отец.

- Очень жаль, что вы, Пиульский, не хотите поступать в зенитно-артиллерийское училище. Вот такие парни, как вы и должны стать офицерами. Но я вас так запросто в запас не уволю. Скоро нам должно прибыть пополнение, и я отправляю старшего лейтенанта Удельцова на Украину. Он отберет из призывников для нашей части пополнение и доставит его сюда. Но одному трудно управиться с гражданским контингентом. И вы поедете с ним. На сборы даю вам три часа. Вечерним поездом уедете.

- Есть, товарищ подполковник, - козырнул Геня, и пошел собираться в дорогу.

Удельцов встретил его радушно.

- Зря ты, парень, не согласился поступать в зенитно-артиллерийское училище. У тебя есть все данные, стать настоящим зенитчиком: собран, педантичен, дисциплину не нарушал. Одним словом, военная косточка.

- Я бате своему слово дал, товарищ старший лейтенант, что пойду по его стопам. А говорят: «дал слово, сдержи его!».

- Ладно, замнем дело для ясности, - пошутил Удальцов. - И давай сразу договоримся Геннадий, - будем с тобой на «ты». Называй меня просто Василием или Васей. А когда будем сопровождать призывников, вот тогда и станем опять на официальную ногу. Лады, Гена?!

- Лады, Василий.

За пополнением поехали в город Сумы. Но прежде чем появиться в военкомате, Удальцов решил вместе с Геней навестить своих родственников, проживавших в селе рядом с городом Сумы.

Тетя старлея оказалась гостеприимной и разговорчивой женщиной. Накрыв стол, который ломился от всякой вкуснятины, тетя Мотя провела с гостями экскурсию по хате.

- Вот тут у меня хранится отличный бурачный самогон, чистый как слеза ребенка. Вася знает, что если бы я свой товар выставила продегустировать на всемирной ярмарке. То получила бы первый приз. У нас в селе говорят: «Если вы не дураки, разводите бураки». Будьте добры отведайте самогончику.

Удальцов с наслаждением махнул стопку разрекламированного самогона. И смачно крякнул, приговаривая:

- Всякий выпьет, да не всякий крякнет.

Потом обратился к тете Моте:

- Матрена – ядрена, а чем закусить-то?

- Васек, как будто ты мне не родной племянничек! Вон в бочонке квасятся моченые яблочки. Очень хорошая закуска после первой стопки. Но как говорится: «Между первой и второй перерывчик небольшой». А ты, Геня, что скривился и раскис, как гриб после сильных дождей. Закуси яблочком-то, а потом уж мы и за стол сядем. Если тебе, Генечка самогонка не нравится, так я для такого случая и казенную водочку припасла. За мной не постоит. Пейте, ешьте, что нравится. Я уж так рада, что Василечек-то мой приехал свою родную тетушку навестить.

- Тетя Мотя, я же не только в гости к вам приехал, покачал головой Василий. Нас с Геней послали в командировку. Поедем отбирать в военкомате новобранцев для своей части.

- Так это будет завтра, - засмеялась Матрена. – А пока самогона целое море, да закусочки мои все-все попробуйте.

Сидели за столом до полуночи. Слушали красивые украинские песни. На огонек в хату заглядывали соседки и соседи, звучали величавые тосты, рассказывали веселые заковыристые байки, и, конечно же, пили и пели.

Прохожие останавливались около хаты тети Моти и гадали:

- Никак Матрена своего племянничка сосватать с какой-нибудь гарной дивчиной захотела. Пир на весь мир закатила. Василь-то вместе с шафером приехал в гости к тете Моте. А она сваха что надо, любой красавице может так голову заморочить, что та выйдет с удовольствием замуж за какого-нибудь замухрышку.

А вторая женщина ей вторила:

- Не говори, кума, у самой муж пьяница. Но Васек-то не замухрышка какой-то, а орел! Три звездочки на погонах, хотя еще зеленый мальчишка. За такого кавалера любая деваха замуж выскочить пожелает.

У Гени в голове роились другие воспоминания. Закусив стопку самогонки моченым яблочком, он вспомнил, как в Литве, В Каунасе, когда он проходил курс молодого бойца, тогда еще лейтенант Удальцов давал солдатам наставления:

- Забор, который огораживает территорию нашей части из металлических прутьев, и к нему часто подходят торгашки. Вы у этих улыбчивых теток яблоки не покупайте. Есть среди них такие, что ненавидят русских.Они родились в семьях, где сильны националистические настроения. Такие бабенки могут продать и отравленные яблочки. Скушаете такое наливное яблочко и – отправитесь на тот свет без пересадки.

- Как в сказке Пушкина «Про мертвую царевну и семи богатырях» - сказал кто-то из новобранцев. Съела красна девица отравленное яблочко, и отдала Богу душу.

- Да нет, этот сюжет из другой сказки – улыбнулся Удальцов, - но история может повториться и много лет спустя.

А Геня тогда не поверил, что кто-то из местных жителей может отравить молодых парней, лишить их жизни.

Но случай, который произошел при его службе в Каунасе, заставил хорошо призадуматься. Новобранцев послали в село помочь убрать урожай ржи.

Убирали ржаное поле по старинке. Местные крестьяне жали ржаные стебли серпами. Увязывали их в снопы, ставили на сжатом поле в «бабки», а потом наступал черед поработать и призывникам. Геня в паре с Аликом стаскивал снопы в огромный сарай, чтобы потом крестьяне могли обмолотить зерно на стоящей в торце сарая молотилке. На её шкив широкий ремень накидывался приводной, который вращается от вала на колесном тракторе.

Взвод, в котором служили Геня и Алик с правился со своей задачей, как им показалось, быстро и хорошо. Снопы укладывали в сарае, как поленницу дров, рядами и под самую крышу. А ряды делали ступеньками. И шагая от «ступеньки»к «ступеньке» так и достигали потолка. Оставили себе место для ночлега около самых ворот сарая. А наступившая внезапно ночь, не позволила солдатам возвратиться в казарму своего подразделения.

Вот они примостились около ворот, и устроили себе постель из ржаных снопов.

Ребята так измотались за день, что только коснулись головой снопа , который заменил им подушку, так сразу же наступил крепкий здоровый сон.

Ранним утром, когда чуть-чуть забрезжил рассвет, Геня проснулся от легкого потрескивания над головой. Он задрал голову вверх и увидел красновато-багровые языки пламени:

- Пожар, ребята, пожар! – громко закричал Пиульский, и все взлохмаченные и обеспокоенные солдаты вскочили на ноги.

Удальцов, оценив обстановку, распорядился:

- Ворота сарая не раскрывать, чтобы не появилась тяга свежего воздуха. Выскальзывайте по одному через калитку на улицу. Я видел неподалеку от деревни пруд. Бегите в село, подымайте сельчан, просите у них ведра и бегом с водой к сараю.

Геня с Аликом выскочили из сарая одними из первых, и понеслись сломя голову к пруду. Ведь Геня первым проснулся в сарае и подал сигнал.

Но Пиульского поразило равнодушное выражение на лицах литовцев. Мужчины и женщины стояли не шелохнувшись, и никаких эмоций нельзя было увидеть на лице, а египетские мумии какие-то. Стоят как истуканы.

Когда в руках солдат появились ведра, Удальцов скомандовал:

- Прекратите бегать с ведрами к пруду, как застоявшиеся савраски. Построиться в цепочку, даже в две, и передавайте друг другу ведра с водой по одной цепочке с полными ведрами, а по второй – с пустыми. Будем через раз чередоваться. Чтобы всем нагрузочки хватило.

Как только поток из двух русел сухого и полноводного полился рекой, Удальцов бросился в эпицентр пожара вовнутрь сарая. Влетев вовнутрь, Василий услышал треск автоматных очередей. Его смутило лишь то, что паузы между выстрелами были не ритмичными. А в разнобой. Удальцов поднял голову вверх на звуки канонады, и увидел, что загорелись и стропила черепичной крыши. И вовсе не автоматчики нагоняют на солдат страх, а взрывающиеся от языков пламени черепичные плитки.

Затем лейтенант дал еще одну команду:

- Пиульский, стрелой лети в часть. Сообщи о происшествии и командиру нашего подразделения, и в прокуратуру. Чует моя спина, что без поджога тут не обошлось. Мы спали хоть и крепко, но пройти в сарай мимо нас и взобраться на верхотуру снопов никому не удалось сделать это втихаря. А мы постараемся справиться с огнем. Не позволим загубить весь урожай. Из чего тогда хлеб будем печь?

Но вопрос Удальцова повис в воздухе, Геня крутанулся на каблуках, и полетел стрелой в часть.

Следователь прокуратуры оказался умелым сыщиком. Он только мельком осмотрел внутри сарая следы пожарища, и, словно испугавшись этой мрачной картины, быстрым шагом вышел на улицу, а потом медленно, как черепаха, поплелся вокруг сарая, осматривая внимательно все, что встречалось ему на пути.Каждую травинку, былинку, горелую спичку, брошенный на землю замусоленный и обслюнявленный окурок.

Вдруг следователь, не зря милиционеров в народе называли легавыми, сделал как хорошая охотничья собака стойку. Он замер, застыв на месте около … маленького черненького уголька. Потрогав уголек пальцами, прикусил губу, а поразмыслив некоторое время, окликнул лейтенанта:

- Удальцов, ком цу мир, подойди, говорю ко мне.

Василий, утерев со лба пот, подошел к следователю и спросил:

- Ну что надыбал, хоть какую-то зацепку?

- А то как же, -самодовольно усмехнулся представитель прокуратуры. – Для этого тебя и зову – и показал Василию уголек.

- Вот это улика! – Да таких угольков вокруг сарая можно вокруг сарая набрать вагон и маленькую тележку. Ведь пожар был такой сильный, что ч луны можно было увидеть. Такие угольки летели по сторонам в разные стороны. На крыше же черепица лопалась, взрывалась. Летели по сторонам не только глиняные осколки от черепицы, но и угольки от горевшей обрешетки и стропил.

- Ты, Вася, потрогай уголек руками, - попросил Удельцова следователь. – Видишь, чуешь, что он холодный. А все угольки от пожараеще тепленькие. А вот в шаге от подобранного мною уголька лежит второй, потом третий.

Возьми-ка с собой трех крепких и смелых ребят, и пойдем мы, как Чинганьчгук по следу преступника. Наверняка он шел с головешкой, которую вытащил или из костра, а, возможно и из печи. Похоже, Василий, мы сможем разыскать преступника по его горячим следам и в прямом и в переносном смысле.

Следователь как в воду смотрел. Угольки, падающие от горящей головки, привели доморощенных сыщиков к дому бригадира сельскохозяйственной бригады. Он давно подозревался в финансовых махинациях, но доказательств его вины было маловато. А тут не было гроша, да вдруг алтын появился на горизонте.

- И что этому вредителю, врагу народа грозит? – спросил Удальцов, когда бригадира взяли с поличным при понятых. Равнодушных соседей пригласили проделать тот путь, который прошел ночью факелоносец и они подписали протокол опознания преступника.

Следователь прокуратуры пожал плечами:

- Расстрелять его не расстреляют. Расстрел отменен в 1954 году после смерти Сталина. Но лет двадцать схлопочет. Теперь установлен максимальный срок четвертной – 25 лет.

- А почему же вы считаете, что осудят поджигателя на двадцать лет тюремного срока. А не по максимуму – 25 ? – спросил Удальцов.

- А потому, мой дорогой товарищ Удальцов, что у нашего главного прокурора фамилия очень грозная – Злодеев. И он, чтобы его самого не прозвали злодеем, максимальных сроков от судьи не требует. А если и потребует, не каждого судью можно убедить в очень суровом наказании.

Любимая работа Гени

Жизнь и жизненные условия потихоньку налаживались. Станислав Михайлович стал заслуженным, известным железнодорожником. В войну он следовал на своем паровозе вслед за войсками и дошел вместе с ними до Германии. Его после победы наградили медалью «За победу над Германией». Но накалялась обстановка на Дальнем Востоке, милитаристская Япония забряцала оружием. Машиниста паровоза Пиульского Станислава Михайловича направили на Дальний Восток. Он поставлял боеприпасы, живую силу к местам боев, а после окончания войны получил правительственную награду – медаль «За победу над Японией».

Вот поэтому Станиславу Михайловичу и пришлось забрать семью из Бугуруслана только в 1946 году. Повоевал он на двух войнах: с Германией, и с Японией.

- В наших школах до войны с Германией – говорил Стас Пиульский – изучали немецкий язык. А теперь пленные немцы стараются изучать русский язык, что бы быстрее и лучше научиться понимать русских. Сталин сделал замечательные политические шаги в начале войны и после войны.

- Какие именно политические шаги делал Иосиф Виссарионович, папа? – спрашивал отца Геня.

- Первое – парад 7 ноября 1941 года Советских войск на Красной площади, чтобы показать всему миру, что Советский Союз даже в тот момент, когда немцы стоят у стен кремля, на Красной площади идет парад, и его принимает сам Сталин. Второй шаг был сделан Сталиным, когда по улицам Москвы провели пленных из разбитой армии Фельдмаршала Паулюса по Москве. Мне рассказывали, сынок, что наши советские люди стояли на тротуарах и смотрели на этих поблекших, обтрепанных вояк. Они не кричали гневно, хотя имели на это право. Москвичи смотрели на пленных скорее снисходительно, как бы говоря: «Да, мы победили! Но из-за этого не стоит выливать на головы побежденных всю свою желчь и ненависть». А потом после войны был проведен Парад Победителей. Шли они и несли в руках вражеские штандарты и затем бросали фашистские символы на землю, глядя на них с презрением.

- Папа, пока я служил в армии, тебя наградили Орденом Ленина, и я горжусь самой высокой наградой нашей Родины, которую ты получил, а ты уходишь на пенсию.

- Сынок, всех наград не заработаешь – ответил Пиульский – старший. – Перед тем, как тебя призвали в армию, я получил Орден Трудового Красного знамени. А это тоже великая награда. Да и квартиру эту около Полоцкого рынка на улице 6-я Войкова нам дали не за красивые глазки. Я на пенсию вышел, но пока ты служил, поработал на маневровом паровозе на заводе железобетонных конструкций. На завод подтягивал вагоны с песком, щебнем, цементом, арматурой, а с завода вывозил готовые детали для монтажа крупнопанельных домов на станцию грузового двора. Потом эти панели забирали на монтажные площадки сами строители.

- Да хватит, папа, - сказал Геня. – Ты столько работал, что пора и отдохнуть.

- Я уже и отошел от дел – согласился с сыном Станислав Михайлович. - Мне уже и не угнаться за молодежью. Слышал, что скоро на станцию Витебск пришлют тепловозы, а паровозы постепенно уйдут в прошлое. Время наступает новых технологий и молодых, талантливых специалистов.

- Не знаю, папа. Как талантливых, но специалистов даже среди молодых и обученных для эксплуатации тепловозов явно не хватает. Меня вот посылают на специальные курсы изучать электро схемы, дизельные двигатели, научиться заряжать.

Вскоре Геннадия Пиульского на самом деле послали в Минск в управление дороги. Там он сдал экзамены на право управления тепловозом. Окончил школу машинистов тепловоза, и получил диплом с отличием.

Когда изучали электромеханику, Геня так досконально и дотошно изучил электросхемы в тепловозах, что его товарищи табуном ходили за Пиульским:

- Геня, расскажи мне, правильно я это понимаю – спрашивал один.

- Расскажи мне, Геня, суть закона Ома – спрашивал другой «школьник» с бородкой, как у писателя Хемингуэя.

- Кто не знает закон Ома, пусть сидел бы лучше дома – посмеивался Пиульский, и объяснял дяде Хэму, пока он, вздохнув с облегчением, и постучав костяшками пальцев по своему лбу сказал:

- Наконец-то и моябестолковка заскрипела натужно мозгами. Тебе пора не машинистом работать, а инструктором у машинистов тепловозов.

- К нам в депо Витебск еще не одного тепловоза не прислали – парировал Геня, - нужно будет самому научиться водить тепловозы, а уж потом кого-то обучать. Одно дело знать теорию, а другое, дорогой товарищ – практика. Мне мой отец любил повторять фразу Карла Маркса: «Практика – критерий истины».

- Мне надо взять эту фразу тоже на вооружение – сказал бородач. – Прав Карл Маркс. Истина и в самом деле подтверждается только практикой. Я говорю тебе огромное спасибо, что разложил мне электротехнику, а за истину поблагодари от меня Станислава Михайловича. Не забудешь?

- Не забуду, обязательно ему передам. Для него привет от молодого поколения, как глоток чистого воздуха.

Но Геннадий приобрел славу знатока электросхем и электротехники не только у курсантов школы, а даже у преподавателей электротехники. И слава была у Гени заслуженной. Он наизусть знал электросхемы тепловоза, а правила электротехники на зубок. Однажды курсант, вызванный к доске, на которой были наглядные пособия, схемы, стоял молча и, как слепой котенок, тыкался указкой то в один плакат, то в другой.

- Ну, что же вы, голубчик, переминаетесь с ноги на ногу, а вымолвить не можете ни бе, ни ме, ни кукареку?

На свой риторический вопрос преподаватель и не ожидал получить вразумительный ответ. Он, в знак солидарности с курсантом тоже немного помолчал и предложил молчаливому:

- Предлагаю вам посмотреть и послушать, как отвечают курсанты, с которых надо брать пример.

Молчун и тут остался верен себе. Он опять слова не промолвил, а лишь мотнул головой в знак согласия.

- Значит вы согласны послушать профессионала? – с усмешкой сказал электротехник и кратко и вежливо приказал:

- Пиульский, прошу Вас выйти к доске.

Геня подошел к схеме, взял в руки указку, и хотел было дать ответ на вопросы преподавателя, как получил новую вводную:

- Пожалуйста повернитесь спиной к электросхеме, и рассказывайте курсантам о её блоках на память.

Пиульский ответил, но преподаватель попросил Геню освятить еще несколько вопросов.

- Пиульский расскажите, что вы знаете о тормозной системе, и системе сигнализации.

Когда Геня расправился и с этими задачками, и тогда педагог не отпустил его от доски.

- А теперь вы молодой человек, - обратился преподаватель к молчуну, повторите то, о чем нам и вам тоже рассказал Пиульский, а вы, Геннадий Станиславович, исправляйте с ходу его ошибки, и наводящими вопросами направляйте своего коллегу в нужное русло.

Но пока тепловозы в Витебск не поступили, Пиульский стал машинистом грузового движения. В то время машинисты следовали методу вождения тяжеловесных составов. Средний вес товарных вагонов был около 3500 тонн. Критическая масса товарных вагонов считалась 4200 тонн.

Но однажды Геннадий Станиславович провез грузовой состав весом 4300 тонн. Его наградили «Почетной грамотой» за достижение высоких показателей в труде и успешное выполнение социалистических обязательств в третьем решающем году девятой пятилетки.

А когда Геннадий стал на самом деле машинистом-инструктором. То его руководство и райпрофсож Витебского отделения Белорусской Ордена Ленина железной дороги наградили его, машиниста – инструктора Витебского локомотивного депо, как победителя конкурса на первом этапе за звание «Лучший по профессии Витебского отделения».

Затем Пиульского отметило руководство Витебского отделения Белорусской Ордена Ленина железной дороги за успехи в социалистическом соревновании по обеспечению безопасности движения поездов.

Потом наградили «Почетной грамотой за большой вклад в воспитании молодежи и передачи им практических навыков и профессионального мастерства».

В кабинете для машинистов – инструкторов было два человека Червяков и Пиульский. Червяков был старше Геннадия и по возрасту и по социальному статусу – на его груди сверкала звезда Героя Социалистического Труда. Но оба инструктора вели себя просто, деликатно, а потому вскоре стали закадычными друзьями.

Червяков, просмотрев все грамоты Пиульского, спросил:

- Вот у тебя, Геня, грамоты и за безопасность движения поездов, за воспитание молодежи, а за твои личные профессиональные заслуги есть грамоты, или какие-то поощрения?

- Обижаешь, Евгений. Вот посмотри на этот документ: меня награждают, как лучшего по профессии занявшего первое место, и первенство я держал несколько лет кряду. Получил за это звание «Ветеран труда». Я активно участвовал в ветеранском движении города Витебска Белорусского общественного объединения, и меня выбрали председателем первичной организации.

- И как ты работал, Геня, на посту председателя?

- Меня наградили «Почетной грамотой» за активное участие в общественной жизни города Витебска и Витебского района – ответил Пиульский. – Да что я тебе говорю, да говорю. Возьми и почитай праздничный адрес, который вручил мне начальник депо Костюк.

Червяков открыл обложку вишневого цвета с золотистым узором на переплете и вслух с удовольствием прочитал: Почетному железнодорожнику, Председателю Совета ветеранов локомотивного депо Витебск Пиульскому Геннадию Станиславовичу.

Коллектив локомотивного депо Витебск выражает вам сердечную благодарность за многолетний добросовестный труд!

На протяжении долгих лет работы в депо Вы всегда были преданы работе, как никто другой! Ваша мудрость, опыт, знания и высокая работоспособность всегда помогали нашему коллективу. Позвольте поздравить Вас с выходом на заслуженный отдых! Честно говоря, нам очень жаль расставаться с Вами! Однако я искренне надеюсь, что вы не будете сидеть без дела на пенсии и не забудете нас! Искренне желаю Вам крепкого здоровья, много радости, внимания друзей и близких, материального достатка в доме!

Под этим текстом была размашистая подпись начальника депо Костюка.

На развороте другого адреса в глаза Червякова полыхнули яркие. Сочные цвета лепестков красно-малиновых роз, обрамленные темно-зелеными листьями цветов.

Червяков протер стекло очков и стал читать:

- Уважаемый Геннадий Станиславович! Совет ветеранов и президиум ветеранов Витебского отделения Белорусской железной дороги выражает вам глубокую благодарность за профессионализм и преданность своей профессии машиниста локомотива, которой вы посвятили всю Вашу трудовую жизнь.

Вместе с тем на протяжении многих лет Вы являлись заместителем председателя ветеранов, а в дальнейшем возглавили одну из самых многочисленных ветеранских организаций отделения дороги – организацию ветеранов Витебского локомотивного депо. Вы на этой работе, Геннадий Станиславович проявили себя, как внимательный, чуткий, отзывчивый, любящий людей человек. В любой ситуации Вы проявили человечность и понимание к своим подопечным ветеранам депо. Не считаясь с личным временем, Вы решали самые разные, острые проблемы и всегда находили правильные их решения.

Низкий поклон Вам от всех ветеранов! Желаем Вам, Геннадий Станиславович крепкого здоровья, добра и благополучия на долгие годы. Пусть всегда рядом с Вами будут только верные друзья и любящие Вас люди!

Подписал этот адрес Председатель Совета ветеранов Витебского отделения Белорусской железной дороги Есюченко.

Рассмотрев грамоты Пиульского, Евгений Трофимович Червяков задал ему вопрос:

- А помнишь, Геня, как на нашей железной дороге началась новая эра?

Пиульский еще не отошедший от нахлынувших воспоминаний после теплых слов о его добросовестной работе машиниста, не сразу понял смысл вопроса.

- Какая же еще новая эра?

- Тепловозная, Геня, тепловозная…

Пиульский засмеялся:

- Это время и в самом деле можно назвать новой эрой. Паровозная эпоха стала отступать под натиском новеньких тепловозов, сверкающих яркими красками кабин и корпусов дизельных секций. Как сейчас вижу первые два тепловоза поступившие в депо Витебска. Об этом радостном событии сообщили всем машинистам заранее, но интрига заключалась в том, что было не известно, кто же станет машинистами этих локомотивов. Они, тепловозы должны были прибыть в Витебск утром, и я гадал на кофейной гуще: «Кто станет тем счастливчиком, которому доверят управлять тепловозом.

- Угадал?

- Ну что ты Евгений, какая с меня гадалка. Но эта мысль о счастливчике засела у меня в голове как заноза. И сколько не пытался я выкинуть бунтарку вон, она отчаянно сопротивлялась. Что я едва уснул…

- Я сам, Геня, думал и гадал, и долго не смог заснуть. Новая эра ворвалась в наш паровозный век внезапно, дерзко, никого не спрашивая. По разговорам с машинистами я узнал, что многие хотели быть первыми. Кто станет управлять тепловозом? Но почти никто не был уверен, что их мечты осуществятся. И заснул тоже очень поздно. А что же тебе, Геня, снилось?

- Разумеется не крейсер Аврора, а зелененький тепловоз. Такой уютный и такой желанный. И снится мне, что слышу я от куда-то с небесной высоты ангельский голосок: «Это знак судьбы твоей, Геннадий Станиславович. Принимай-ка ты этот тепловоз.

- И что?

- Проснулся я утром в холодном поту. Что за чертовщина мне во сне померещилось? Вот бы сон мне в руку. Но я-то знаю, что у меня никогда в жизни сны не сбывались. Жена меня попросила отвести детей в детский садик. Её попросили прийти на работу пораньше. Собрал я девочек, и только взял их за ручки, как зазвонил телефон.

- Пиульский Геннадий? – слышу в телефонной трубке.

- Да, - ответил я, и чувствую, что мелкая дрожь пробежала по телу.

- Вы стоите, или сидите – спрашивают тут. Я разозлился и нагрубил.

- Вам-то какое дело, что я делаю? Может быть, не стою и не сижу, а лежу в кровати.

А на другом конце провода мне так спокойненько и хладнокровно говорят:

- Это я специально спрашиваю, если вы еще лежите, это хорошо, а если стоите, то лучше присядьте на стул… Чтобы не свалиться на пол от сногсшибательной новости: Вам нужно в депо принять для обслуживания новенький тепловоз.

- А ты что, Геня, устоял на ногах?

- Конечно же. Я взял своих девочек на руки и мелкой рысцой, чтобы на дороге не споткнуться понесся в детсад. Сдал дочек воспитательнице, и уже галопом поскакал в депо. Все еще думал и боялся, что эта информация о приемке тепловоза – дурацкий розыгрыш. Кому-то захотелось пощекотать мне нервы. Грешным делом я подумал, что тебе выпало счастье стать первым машинистом тепловоза в депо Витебска, а ты взял и решил немного пошутить надо мной.

- О чем ты, Геня, говоришь? – отозвался Червяков. – Неужели за время нашей совместной работы в депо и нашей долгой дружбы не узнал мой характер. Я никогда не старался больно лягнуть кого-то. Злым и резким словом кого-нибудь обидеть. А ты мне про какой-то дурацкий розыгрыш претензии предъявляешь. Хотя в целом-то ты угадал. Мне ведь тоже в этот же день, рано утром позвонили, и сообщили приятную новость.

- И кто тебе позвонил?

- Сам начальник депо Витебск. Но он не стал заниматься интриганством и шельмовать меня какой-то словесной шелухой. Короче, он такую пургу, как тебе несли. Не говорил. Начальник наш четко и ясно любит говорить, без всяких прибамбасов.

- И что же он тебе сказал, Евгений?

- Он сказал мне: Вам Червяков вместе с Пиульским выпала честь открыть новую тепловозную эру нашего депо. Идите и принимайте новый тепловоз.

- Хорошо сказал, деловито – обрадовался Геннадий Станиславович.

Но Евгений Трофимович припас под конец своего рассказа еще одну интересную деталь, и тут же её озвучил:

- Вы с Пиульским заслужили это право честно и благородно. Так вот вам флаг в руки. Несите его гордо и достойно!

- Умеет наш руководитель лихо закручивать свои выступления и разговоры. Он природный оратор – согласился Геня. Я помню, как он помог мне получить квартиру.

- Так была уже выстроена живая очередь – удивился Червяков. – И как подходила она, так и давали специалисту квартиру. Неужели ты, Геня,сделал какой-то ход конем?

- Обижаешь, начальник! – пошутил Геннадий. – Мне чужого не надо, но и своего не отдам. В депо был организован комсомольско-молодежный строительный кооператив. И все его члены должны были обязательно отработать в свое свободное от работы время на стройплощадке сто часов.

- Да какие же из машинистов паровозов строители – усмехнулся Червяков. – Наверно мусор мели по этажам.

- Было и такое. Но меня и моих братьев папа приучал к труду. Он хотя был классным машинистом, но не из тех, кто гвоздя в стенку вбить не умеет! «Ребята, - говорил он нам, - учитесь делать любую работу, все в жизни пригодится».

- И кто-то стал из них строителем?

- Строителями не стали, но и машинистами, как папа, не стали тоже. Так что только я продолжил железнодорожную династию Пиульских. Зато Саша, мой младший брат, построил для семьи небольшой дачный домик. Все сделал в этом домике своими руками.

- Так значит, ваша династия железнодорожников на тебе и прервется? – спросил Евгений.

- Почему же? – возмутился Геня. – Мои дочери работают тоже на железной дороге. И пока женщины работают на белорусской чугунке, то династия не оборвется никогда. Женщины продолжатели рода, а значит, и династия будет продолжаться.

- А твоя мама, Геня, тоже работала на железной дороге?

- Мама работала на чулочно-носочной фабрике «КИМ», чисто женская кропотливая работа. Лучше бы ты, Евгений Трофимович, рассказал о том длинном пути модернизации нашей железной дороги, а не расспрашивал меня о чулках и носках фабрики «КИМ».

- Да в первые годы эксплуатации построенных железных дорог в Беларуси – охотно согласился ответить другу Червяков, - виды связи и устройства для регулирования движения поездов были примитивные. В основном использовались телеграфные аппараты системы Морзе. И только потом телефоны.

- Помню, помню, - кивнул Геннадий. – Я на курсах в Минске про это узнал. Азбуку Морзе и сейчас все радисты изучают: точка, точка, тире… тире, тире, точка. Два сигнала ключа короткий и длинный, а все буквы алфавита любого языка можно этими знаками: точка, тире радиограммой передавать. Универсальная азбука все х времен и народов. И долго морзянкой сообщения передавали?

- Да уже в 1933 году в дистанциях сигнализации и связи появилась селекторная связь, – сказал Червяков, и с гордостью добавил – На нашей станции Витебск один из постов в числе первых во всей России, еще в 1909 году был оборудован электрической централизацией стрелок. Применялись и семафоры разных систем – «Сименс» и «Гальске». Но от дома связи в Витебске после войны остались только кирпичные стены. И то пораненные снарядами и бомбами. Все пришлось восстанавливать с нуля. Началась телефонная связь с установки в деревянном домике по улице Некрасова трофейных помещений коммутаторов.

- Хорошо, что немцы так драпали от вихря операции Багратион, что свои коммутаторы бросили нам в подарок – съязвил Пиульский.

- Вот именно, что нам повезло, - сказал с грустью в голосе Червяков. – На станции Витебск, после освобождения его от гитлеровцев, в каждом парке было по одному исправному пути. Вторые пути были демонтированы и вывезены врагом в тыл. Да и на существующих путях рельсы взорваны, а шпалы поломаны. Особенно фашисты зверствовали на участках, прилегающих к Полоцку.

- И как же восстанавливали пути?

- С огромным трудом. Автодорожный транспорт был слабенький, маломощный. По одной газогенераторной машине ЗИС-5 на дистанции. Да и то они работали только на деревянных чурках. Бензина или не хватало, или он вообще отсутствовал. Но все старались восстановить железнодорожное хозяйство изо всех сил. В Витебском отделении дороги начальника Макарова, трижды почетного железнодорожника, наградили звездой Героя Социалистического Труда, а начальник Полоцкого вагонного депо Глебов – дважды почетный железнодорожник также стал Героем Социалистического Труда.

- А теперь и ты, Евгений Трофимович, стал Героем Социалистического Труда – добавил Пиульский.

- Разве можно сравнить мою награду Героя Социалистического Труда, полученную в мирное время со звездами Макарова и Глебова, которые получили эти награды в войну? А тем более с наградами женщины, начальника телефонно-телеграфной станции сигнализации и связи Прасковьи Гурьевны Астаповой?

- Она тоже Герой Социалистического Труда?

- Нет, - сказал Червяков – судьба Прасковьи Гурьяновны уникальна и легендарна. Она работала до войны телефонистской Минской дистанции. Но её, как опытного специалиста, эвакуировали до взятия Минска фашистскими захватчиками в Москву. Прасковья смирилась и поехала в столицу, чтобы не попасть в руки гитлеровских палачей. Но после разгрома немцев под Москвой, как настоящая патриотка решила тоже бороться с врагом, и добилась, что бы её направили на курсы подрывников для отправки в тыл врага. И её забросили в партизанский отряд имени Коммунистического интернационала молодежи – КИМ, который действовал на территории Минской и Витебской областей.

- Да, - согласился Геннадий, - женщина на войне, это действительно уникальное явление. А подрывник тем более. Ведь Астапова могла бы спокойно переквалифицироваться и стать более близкой к телефонистке – радисткой. Была бы в землянке партизанского отряда и её риск погибнуть сводился бы к минимуму, чем у подрывника. Она слишком действовала рискованно. Наверно по жизни максималистка?

- Астапова, по-моему, - ответил Евгений, как я и говорил, была белорусской патриоткой. Она сражалась за освобождение Белоруссии, и пустила под откос 6 вражеских эшелонов. Она вела дневник своих боевых действий, и он сейчас хранится в народном музее у нас Витебского отделения дороги. За боевые заслуги партизанку наградили орденами Отечественной войны 1 и 2 степени, это кроме многочисленных медалей за её отчаянную храбрость. А после войны появились и трудовые награды. Да еще какие. Очень высокий статус этих наград: первый орден – «Знак почета», а второй – орден Октябрьской революции. Она даже стала участником Парада победителей в Москве на Красной площади к 50-летию Великой Победы.

- Такие награды Астаповой впечатляют, - согласился Геннадий – Я понимаю, что это была конкретная и реальная помощь наших белорусских партизан воинам Красной Армии.

- Да, еще какая мощная помощь – добавил Червяков. – Это был удар с тыла по группе немецких армий «Центр». Еще до начала масштабных действий партизан под названием «рельсовая война», партизаны, где была подрывником и Астахова, держали контроль под железнодорожными перевозками. В 1942 командование группы армий «Центр» со страхом и тревогой докладывало в Ставку Гитлера, сейчас я тебе зачитаю это донесение, копия его хранится в нашем музее Витебска: «Участок Полоцк-Витебск почти полностью парализован. Поэтому отправление поездов в направлении Смоленска невозможно. В Полоцке образовался огромный затор из 25 поездов, идущих на фронт. А в Витебске «пробка» затора еще больше – 30 поездов. И эти эшелоны с нашими солдатами не могут попасть в Германию, они застряли в белорусских болотах. Оказались там в капкане и нельзя двинуться ни туда, ни обратно. Получается дефицит, недостаток паровозов. Они простаивают бездарно в заторах».

-Евгений Трофимович, а я слышал, что очень полезный пример мужества и стойкости во время войны показал машинист Витебского депо Василий Иванович Мурзич.

- Да, Василий Иванович еще и до войны прославился. Он был головастым и трудолюбивым человеком. Мурзич первый в нашем депо Витебска предложил ввести хозрасчет на своем паровозе. Экономил материалы, водил поезда на высоких скоростях, притом только тяжеловесные, получал экономию времени и топлива. Проводил силами своей паровозной бригады техуход и никогда не заезжал в депо на межпоездной ремонт. Его паровоз ходил четко и точно, как швейцарские часы. За такую рачительную работу и получил Василий Иванович один из первых в депо Орден Трудового Красного Знамени.

- А как проявил себя Мурзич во время Великой Отечественной войны?

- Последний поезд, который ушел из Витебска под артиллерийскую канонаду и свист, вой бомб фашистских самолетов, вел Василий Мурзич. Этим последним рейсом эвакуировались предприятия города Витебска в глубокий тыл. Это было ответственная и опасная миссия порученная Василию Ивановичу. Но перед отправкой эшелона, Мурзич вышел из кабины паровоза и твердо, словно клятву давал, заявил: «Мы еще вернемся сюда».

- И он сдержал свою клятву?

- Да, как только фашисты оккупировали Витебск и Витебскую область, Мурзич уже в августе 1941 года с группой железнодорожников перебрался через линию фронта. И в глубоком немецком тылу стал мстить за муки родной Белоруссии. Так началась партизанская жизнь.

- И какова была эта беспокойная и опасная жизнь.

- Ты, Геннадий, в своем вопросе эту жизнь партизанскую сам хорошо и охарактеризовал. Жизнь у Василия Мурзича и его товарищей была беспокойной и опасной. Первая же боевая операция Василия Ивановича вместе со своим товарищем в партизанском крае оказалась успешной и эффектной. Поступило донесение в отряд, что проследует важнейший для гитлеровцев эшелон с военной техникой и живой силой. Участок железной дороги усиленно охранялся, и это только подтверждало, что донесение о времени прохода поезда и важности его груза точны. К Мурзичунапрашивалась группа прикрытия. Но он отказался, и пошел на диверсионную «работу» вдвоем с товарищем.

- А ведь это же большой риск – удивился Геннадий Станиславович. – Если немецкие патрули обнаружат и схватят диверсантов, то важная задача – уничтожить эшелон, пойдет коту под хвост.

- Риск был огромный. Но Мурзич знал, что делает. Подход к железнодорожному полотну на полкилометра был расчищен от пустырника. И минерам незамеченными подойти, даже ночью, было нельзя. Вверх взлетали ракеты, и, заливая мертвенным мерцающим светом округу, позволяли охране чувствовать себя уверенно. Они время от времени даже не перекликались.

- В такой ситуации к чугунке и мышь бы не проскочила – посочувствовал Геня.

- Так Мурзич был родом из этих мест. Он знал, что в дождливую погоду бдительность патруля притупляется, а над землей поднимаются густые клубы тумана. Вот под «этой естественной дымовой завесой» и решил Василий Иванович со своим напарником подкрасться к полотну железной дороги. Но Мурзич и этим не ограничился. Он же был отличным машинистом и знал, что после взрыва локомотива эшелона, может подойти восстановительный поезд. Отремонтирует его бригада полотно, и успех операции будет смазан.

- И что же Василий Иванович предпринял?

- А они с товарищем разделились. Его друг заминировал пути со стороны возможного подхода восстановительного поезда, а Василий Иванович выбрал участок полотна железной дороги на самой высокой насыпи. Чтобы весь эшелон скатился с крутого откоса вниз и разбился вдребезги.

- Вот каким умником, оказывается был Мурзич – с восхищением произнес Пиульский. – У юмориста Аркадия Райкина была такая оригинальная шутка: «Фирцидзибциг, цвайунддрайсиг, как говорят древние греки и что означает: «Урезать, так урезать». И эту фразу произнес один японский самурай, делая себе харакири»

Червяков посмеялся озорной шутке Пиульского и поддержал товарища репликой:

- Вот такое харакири и заставил сделать фашистов Василий Иванович, заложив тол в двух местах под рельсами.Оба партизана были уже в землянке, и попивали горячий чаек, чтобы согреться от промозглой сырости, как услышали через определенное время гулкий грохот, похожий на раскаты грома двух взрывов. Сработала ловушка, продуманная и исполненная Мурзичем. Настоящие патриоты открыли «счет подарков» оккупантам. Движение поездов было прервано надолго. А таких взрывов было много. Народный мститель Василий Мурзич появлялся и действовал внезапно в тех местах, где его не ждали. Он очень тонко чувствовал и понимал тактику железнодорожной охраны немцев, а потому бил в самые уязвимые места. Чтобы пополнять тол и взрыватели отважный машинист-партизан дважды пересекал линию фронта. И его личный счет дошел до дюжины. 12 взорванных воинских эшелонов на счету его боевой группы. Но…

- Что это за но…? – встревожился Пиульский.

- Не беспокойся – ответил Евгений Трофимович. – Третий раз, когда Мурзич перешел линию фронта и оказался в прифронтовом штабе, ему сказали: «Такой мужественный и изобразительный человек как вы, который действует решительно в самых сложных и опасных обстоятельствах нужен сейчас на этой стороне фронта. Начинается подготовка мощного прорыва по освобождению Беларуси от фашистско-немецких захватчиков, которая значится под кодовым названием «Багратион». Нужно и вам товарищ, Мурзич, принять в ней свое участие».

- Да, операция «Багратион» самая успешная и массированная за время Великой Отечественной войны. Её значимость может сравниться с разгромом немцев под Москвой, с битвами под Сталинградом и на огненной Курской дуге, - подчеркнул важность операции «Багратион», в которой участвовал и наш земляк Василий Мурзич, Пиульский. – А как действовал Василий Иванович после освобождения Беларуси от гитлеровцев?

- Его включили в оперативную группу Витебского отделения движения, когда Витебск освободили. Он участвовал в восстановлении взорванного моста через Двину фашистами. Первый поезд, который прошел по мосту через величавую реку – Двину и прибыл в Витебск, вел машинист паровоза Василий Иванович Мурзич. Его предсказание перед началом войны «Я еще сюда вернусь», сбылось. И этому способствовали решительные действия самого Мурзича, что он лично прибыл первым поездом в Витебск. Указом Президиума Верховного Совета СССР в 1943 году ему присвоено звание Героя Социалистического Труда. И в музее депо хранится бюст Василия Ивановича, созданный за подвиги знатного машиниста.

- А я вспоминаю, или ты, Евгений Трофимович мне рассказывал, про подвиги и скромность бригады пути в Витебском отделении дороги Ильи Платоновича Янченко. Он был обыкновенным рабочим путейцем, но настоящим патриотом, и стал с первых же дней войны воевать с врагом. Его призвали, отправили в Калинин, ныне Тверь, где он прошел специальную подготовку и стал разведчиком. Изучал боевые приемы самбо, стрельбы из пистолетов с двух рук «по-македонски», качая маятник, сбивая с толку противника, у которого в руках тоже грозное и скорострельное оружие, но не два пистолетика-пугалки, с которых из двадцати пяти метров можно промахнуться. Его путь к победе был длинен и труден. От Твери Илья Янченко дошел до Праги, и за это время он взял 54 «языка». В плен попадали не простые солдаты. Янченко «охотился» за офицерами вермахта. Но, если нужны были оперативные сведения, то любой гитлеровец мог развязать на допросе язык, и дать очень ценные показания, хотя, дрожащий от страха фриц, мог и не понимать настоящей ценности своего признания. Обычно в поисках «языка» разведчики часто погибали после десяти, двенадцати вылазок в тыл к фашистам. Но Янченко был как заговоренный, его миновали пули и минометные обстрелы, которые были на нейтральной полосе, через которую разведчики волокли языка. Сноровка, ловкость и умение в рукопашной схватке, где в ход шли не только кулаки, а применялось и холодное «тихое» оружие. Нужно было только подавить сопротивление фрица, а не насмерть его успокоить. Главная цель – получить у него ценные и необходимые сведения.

- Да, я хорошо знал Илью Платоновича Янченко – сказал Евгений Трофимович. - Но если враг не сдается, его уничтожают. У Янченко было два счета про количество «языков», взятых им ты уже сам знаешь. Но второй счет, не менее важный, был кругленький – сто фашистов уничтожил разведчик Янченко. Но как говорят французы: «Аля гернем а ля гер» - На войне как на войне. Тут кто кого. И Илья Платонович считал, что хороший немецкий солдат – это убитый солдат. И он получил в награду за свои подвиги три ордена «Солдатской Славы». А три ордена «Солдатской Славы» приравнивались к званию Героя Советского Союза. Как воин, получивший четыре Георгиевских креста, становился полным кавалером Славы, так Янченко стал полным кавалером Славы.

В тяжелом бою в Восточной Пруссии его полк попал в окружение танковой дивизии фашистов. Илья Платонович со своей группой разведчиков отбил полковое знамя от оголтелых гитлеровцев, которые захватив знамя, считали, что полк уже уничтожен. Ведь утрата знамени воинского подразделения, означало его расформирование. Янченко не только отбил знамя, он обвернул его полотнище вокруг пояса и груди и прорвался из окружения. Его примеру последовал и полк, и смог благодаря Илье Прокоповичу продолжить свой путь. А после войны стал лучшим бригадиром пути.

Дети Геннадия Пиульского продолжают династию железнодорожников

Старшая дочь Ирина Геннадьевна Пиульская родилась в 1960 году, продолжительное время работала в Витебском депо техником. Параллельно Ирина обучалась на курсах продавцов. Ведь у железнодорожников есть своя торговая сеть, которая кратко называется ОРС – отдел рабочего снабжения. Ведь в больших городах, как наш Витебск, казалось бы можно и обойтись без продуктовых магазинов, или с товарами ширпотреба – в городе таких магазинов много. Но и в Витебске около станции есть ОРСовский магазин в шаговой доступности.

Шагнул пять-шесть шагов и возвратившись с рейса, машинист может заглянуть в торговый зал, и купить продукты первой необходимости. И даже если дома полки холодильника ломятся от закупленных впрок продуктов, то буханка свежего хлеба все равно может пригодиться для семейного ужина. А что говорить про маленькие железнодорожные станции? Там магазинчик ОРСа нужен, как глоток свежего воздуха. Не везти же в авоськах и сумках для продуктов в свой уютный домик на маленькой станции или полустанке тяжеленые килограммы еды. Вот на этом и построены возле железной дороги магазины шаговой доступности.

Ирина стала работать продавцом, и поступила учиться в торговый техникум. Но после развала Советского Союза появились частные торговые точки и в один из магазинов этой сети пригласили предприимчивые торговцы поработать Ирину. Ирина не устояла перед соблазном хорошего заработка. Но только финансовые потоки не рванулись в кошелек девушки. Не посыпались денежные купюры ей в карман, как из рога изобилия.

Коммерсанты выплачивали своим продавцам деньги не на условленную сумму заработка, а установленный процент от выручки продажи товаров.

В торговом центре Ирина была не единственным продавцом, их было несколько человек. Вот тут-то и узнала девушка очень жесткое слово: «Недостача!»

- Что ты такая хмурая, угрюмая – спросила дочку Валентина Васильевна.

- У нас в магазине произошла недостача, притом такая крупная, что я на руки денег-то получила шишь с маслом – ответила расстроенная дочь.

- А как же ты обсчиталась-то, доченька? – удивилась мама. – Ты же такая скрупулезная, такая внимательная. А денежки считаешь, что итог тютелька в тютельку получается. Все сходится, что комар носа не подточит.

Я и не обсчиталась, мама, - ответила Ира. – Недостачу определили по общей сумме выручки, не разбираясь, кто прав, а кто виноват. Ободрали всех, как липку.

- Но, Иринка, ты не спускай это все на тормозах – посоветовал Геннадий Станиславович – каждый должен отвечать за свои ошибки, а не за чужие грехи. Ведь есть же у кассиров чековые кассы. Пусть в бухгалтерии счетовод подведет баланс выручки, сведет дебет с кредитом и – вся игра. Каждый продавец будет виден, как на ладошке.

- Папочка, - горько усмехнулась Ира, - магазин-то не государственный, а частный. Так хозяева – предприниматели даже кассовые аппараты не закупали. Кто-то из продавцов пользуется этой халатностью руководителей и присваивают себе деньги из выручки. А высчитывают-то их со всех поровну. Получается по пословице: «Кто смел, тот и съел».

- Но если помалкивать, Ирина, - сказал отец, - то они с каждым разом будут вести себя более наглее и хамски.

- Я попытаюсь, папа, сказать свое «Фэ!» - кивнула дочка. – Посмотрим, что же получится.

Оплачивали продавцам вознаграждение два раза в месяц. И Ирина в получку вернулась домой веселенькая.

- Все, мамочка, - сказала она Валентине Васильевне, - борзать-то немного перестали. Выдали почти всю сумму, что я заработала. Теперь я веду сама учет моих продаж. Если и откусили кусок от моего пирога, то совсем малюсенький.

- Вот и слава богу, - ответила мать.

Но на следующий раз Ирина опять вернулась расстроенная до предела.

- Ну, что, Иринка, опять двадцать пять! – криво усмехнулся Геннадий Станиславович. – Черного кобеля не отмоешь до бела. Ты хозяину заявила протест.

- Я сказала ему, что вы хотите довести меня до нищеты и желаете меня погубить.

- А он как отреагировал на это?

- он ответил мне очень цинично. Сказал, что нищета губит только слабых. А вот сильных, как я – никогда. Если бедность погубит тебя, ты очень слабый человек. И туда тебе и дорога.

- И ты это вытерпела?

- Даже не собиралась, а когда он нахамил мне, я ссылалась на свои записи и просила его вникнуть в эти цифры. Но он стоял и равнодушно, будто на букашку какую, смотрел на меня. А потом, когда ему надоело слушать мои доводы, буркнул недовольно. Когда я попросила: «Помогите мне», он взорвался: «Я и пальцем не пошевельну, что бы помочь тебе». Я пригрозила ему, что уволюсь.

- И как он отреагировал на это?

- Сказал с брезгливой улыбкой: «На твое место стоят десять таких же, как ты, с протянутой рукой. Вольному воля – спасенному рай – можешь, хоть сейчас выметаться от меня.

- И ты собрала свои вещи?

- Нет, я решила посоветоваться с вами, папой и мамой, со своими родителями.

- Мы тебе советуем, доченька, - за двоих ответила Валентина Васильевна, - возвратиться а ОРС. Там как раз есть свободная вакансия товароведа. Все-таки на железной дороге сохранился железный порядок. И ты забудешь тот бардак, который творится у частника, как кошмарный сон.

Работа товароведа была не менее беспокойной, чем у продавца, но уже не походила на бои без правил, когда на ринге избивают и руками и ногами.

К Ирине стали относиться за её трудолюбие с уважением. И она понемногу отошла от полученного стресса. Жизнь вошла в нормальное русло.

А Валентина Васильевна, жена Геннадия Пиульского работала в депо нормировщиком. Геннадий посмеивался иногда над женой:

- Какие нормы ты можешь устанавливать, Валечка? Все нормативы для железнодорожников создаются в Министерстве и там же утверждаются. А нам нужно их только выполнять, или перевыполнять.

- Геня, я же не покушаюсь на нормативы. У меня голова не Дом Советов, и директивы я не издаю – улыбнулась Валя. – Я нормирую труд локомотивных бригад. Я фиксирую время подготовки локомотива к рейсу. Замеряю шагомером расстояние от стоянки паровоза до локомотивного депо. И время, за которое можно пройти в депо, чтобы получить распоряжение на следующий рейс.Секундомером засекаю время подготовки локомотива к рейсу, заправку водой, топливом.

- Все, все, Валя, не теряй своего драгоценного времени на эти прописные истины, которые я и сам знаю назубок. Я так, в шутку тебя спросил.

То-то, - улыбнулась жена, и снова стала просвещать мужа: - ты знаешь, Геня, сколько минут ты идешь от локомотива до комнаты отдыха локомотивных бригад?

- Так я же не нормировщик, а машинист – усмехнулся Пиульский. – Это зачем же ты мне экзамен хочешь устроить?

- Так ты же мне задаешь вопросы, а я на них отвечаю – сказала Валя. – Мне приходится даже в медчасть ходить и засекать время на медосмотр машинистов и их помощников. Сколько времени уходит у медсестры прощупать пульс и замерить давление у машинистов.

- А если я торопился в медчасть и бежал, а не шел, так у меня же пульс будет стучать, как барабан, громко, гулко, да и давление подскочит под потолок.

- Не подскочит, - сказала Валя. – А, если и подскочит, так медсестры опытные. Они таким торопыгам советуют: Пожалуйста, отдышитесь. Сядьте на кушеточку и успокойтесь. Пусть все будет в норме, и давление, и пульс.

- А если я рюмочку пропустил, или две перед медосмотром. А пробежал метров десять специально, чтобы сбить с толку врачиху? – спросил Геннадий. – Мне дадут в трубочку подышать?

- Так ты же, Геня, не пьешь литрами, а если и выпьешь стопочку, так от этого давление не подскочит – засмеялась Валентина. – Шутковать вздумали, ваше величество?

- Есть такой грех! Пошутить и посмеяться я люблю, - согласился Пиульский. – И что же от твоего нормирования хоть какая-то польза получается?

- А-то как же. Министерство путей сообщения всегда придавало значение повышения эффективности использования техники. Наши новаторы Витебского депо увеличивают среднесуточный пробег, сокращают расход материалов, запчастей и смазочных материалов. А чтобы бригады были материально заинтересованы в этом, внедрили хозрасчет. За экономию получают премии.

- Что правда, то правда. Моя бригада тоже шагает уверенно. И не только в ногу, а иногда и на шаг впереди. У меня комсомольско-молодежная бригада. Вот ребята и стараются.

- Под твоим чутким руководством, Геня!

- Да и другие специалисты не лаптем щи хлебают. – Не воспринял шутку Вали всерьез муж. – Вот говорят, что всегда виноват стрелочник. А наши стрелочники овладели путейскими специальностями под наблюдением спецов, делают замену болтов и гаек, добавку костылей. Устанавливают даже на щебень стрелки и заменяют непригодные стрелочные брусья.

- Я тоже почитываю информационный бюллетень, и знаю, что машинист Полоцкого депо Обухович изо дня в день, выполняя норму технической скорости поезда до 3-х километров в час, ускорил оборот паровоза почти на четыре часа. Так вот он заслужил не только себе славу, но и своему кормильцу – паровозу. Руководство присвоило именно паровозу почетное звание «Лучший паровоз СССР».

- А машинисту-то хоть что-нибудь перепало?

- Разумеется, наградили и машиниста. Обухович получил памятный знак, диплом и премию.

- И то ладно, - произнес Пиульский. – Я знаю, как самоотверженно работают специалисты из паровозных и вагонных депо Витебска и Полоцка. Ведь после войны остались «кладбища» из остовов паровозов и скелетов вагонов. Наши же народные умельцы восстановили десятки паровозов и сотни вагонов. Настойчивость и дисциплина их помогла решить Витебску любые задачи по перевозке грузов. А для морального поощрения мастеров своего дела проводились конкурсы «Лучший по профессии».

- Как во время, Геня, стали проводить эти конкурсы – сказала Валя. – А то чем же отметили твою добросовестную работу?

- Да разве я один был такой? По итогам работы Витебское отделение дороги два года подряд в 1975 и 1976 году оно награждалось переходящим знаменем МПС и ЦК профсоюзов железнодорожного транспорта. А в 1977 году отделение за устойчивое выполнение планов коллективом вручили переходящее знамя ЦК КПСС, Совета Министров СССР, ВЦСПС и ЦК комсомола, с занесением на Всесоюзную Доску почета.

- Серьезные достижения – удивилась Валя. – Как ты думаешь, Геня, с середины семидесятых Витебское депо так резко пошло в гору? Занять первое место и получить четыре года пальму первенства среди депо всего Советского Союза, это что-то невероятное!

- Этому прорыву и звездопаду наград на депо Витебск предшествовал предыдущий 1974 год. С 1974 года по отделениям дороги провели капитальный ремонт пути. Уложили на железобетонные шпалы тяжелые рельсы Р-65. И появился «бархатный» путь. Он называется «бархатным», потому что укладывались плети сварных рельсов на участке 800 метров. Представляешь, как увеличивается скорость поезда, когда почти целый километр колеса не отсчитывают обычный свой ритм: -та-та, та-та? А для содержания этого «бархатного» дистанций пути. Она оснастилась огромным диапазоном путевых машин тяжелого типа. Ручной труд путейцев заменили почти напрочь. Эти тяжеловесы-геркулесы из металла: грузоподъемные краны на железнодорожном ходу, для которых груз весом в 25 тонн – пушинка, для привозки полотна. А для надбавки балласта из щебня: выправочно - подбивочные машины. Для мобильности ремонта все дистанции оснастили автодрезинами, автомотрисами и тракторной техникой.

Модернизация, Геня, произошла неимоверная – с восхищением произнесла Валентина Васильевна.

Модернизация, модернизацией, а порядок надо было поддерживать постоянно. В конце семидесятых, в начале восьмидесятых стали укрупнять путевые околотки и бригады. На стрелочных переводах внедрялись пневмоуборка снега или их электрообогрев. На всем отделении в те годы содержался на оценку хорошо и отлично. Никаких натянутых троечек в Витебске не признавали. И наш труд оценили тоже на хорошо и отлично. Лучшие труженики были награждены высокими правительственными наградами: двух человек орденом Трудового Красного Знамени, четырех – «Знаком Почета». Еще девятерых – Орденом «Славы 3-ей степени». Но самую высокую награду получил начальник участка пути Виталий Николаевич Журов. Ему присвоили высокое звание Героя Социалистического Труда.

- Как раз в это время для железнодорожников был построен в Витебске на улице Титова 109-ти квартирный жилой дом. С вводом этого дома в эксплуатацию вагоны для жилья, в котором и вашему отцу со своей многодетной семьей пришлось после войны пожить. А теперь-то эти «жилищные» вагоныликвидированы – констатировала Валентина Васильевна.

- Не только мы, Валечка, - ответил Геня – прошли этот тяжелый жизненный путь. Многие железнодорожники показывали образцы трудового энтузиазма, не смотря на стесненные жилищные условия.

Вторая дочь Наташа родилась в семье Пиульских в 1964 году. Она стала, как подросла, экономистом. И пошла по следам своей сестры. Устроилась в бухгалтерию ремонтного цеха счетоводом. Так и Наталья Геннадьевна пополнила ряды династии железнодорожников Пиульских. Когда Наташа была маленькой, она любили перелистывать страницы семейного альбома… Садилась с альбомом с фотографиями на колени мамы и расспрашивала её – кто есть кто.

Первая фотография была небольшого размера и на ней был изображен двухлетний мальчик, стоящий на стуле, который смахивал на венский. Круглое сиденье, гнутые полированные ножки, и из фанерки вогнутая спинка. Цвет у таких стульев обычно был шоколадно-коричневый. Но не тусклый, а сверкающий зеркальным блеском, радующий глаз. Малыша для такого важного события, как фотоснимок, на всю же жизнь запечатлеют родного человека, принарядили. На мальчике-крепыше был одет с красивым узором из полосок белого и коричневого цвета вязаный свитерок. Он был куплен на вырост. Манжеты рукавов были подвернуты, но все равно рукавчики были длинноваты. Из них выглядывала не вся кисть руки, а только тоненькие пальчики. Поверх свитера на малыша натянута жилетка с отливом атласной ткани, а вокруг горлышка повязан пышным роскошным бантом, закрывающим всю грудь мальчика шарфик белого цвета. Концы шарфа оканчивались кистями бахромы, свисали до пояса пацаненка. На голове красовалась белая шапочка, круглая как тюбетейка. А изпод тюбетейки чуб из густых светлых волос спадал на лоб, и был аккуратно пострижен на уровне бровей.

Из-под свитерочка торчали на голых пухлых ножках только узкие полоски штанин тоненьких трусиков. Сверкали белизной коленки, а обут мальчишка был в мягкие башмачки, в которых на улицу-то не выйдешь – сразу промокнут в сырую погоду насквозь.

Одной ручкой мальчик держался за спинку стула, чтобы не потерять равновесие и не упасть в «грязь лицом». А его округлые, как пуговки, темные глаза внимательно смотрели на приготовления дяденьки фотографа. А он вертел свой фотоаппарат ФЭД и так, и этак, чтобы уловить нужный момент и выбрать отличный ракурс.

Глазки мальчишки округлились, когда фотограф выкрикнул: «Внимание, сейчас из объектива вылетит птичка. Но ожидание чуда, так и осталось только ожиданием. Птичка из фотоаппарата не вылетела. Из вытаращенных внимательных глаз, чуть ли не брызнули от обиды слезы. Обманул мальчишку фотограф. Его нежная душа еще не понимала, что взрослые говорят не только правду, а и лукавят.

За спиной малыша было повешено темное полотно, которое выгорело и в некоторых местах светили пятна, как будто среди темных туч на небе стали пробиваться лучики солнца.

- Мамочка, - спросила Валентину Васильевну Наташа, - а почему у мальчика голые ножки, он забыл натянуть рейтузики?

- Фотограф видимо торопился – ответила мать.

- А что же ты не помогла ему одеться? – продолжала допрашивать маму любопытная девочка.

- Наташенька, я не могла это сделать – сказала Валентина Васильевна. Она хотела ответить причину, почему она не смогла нарядить мальчика, и он оказался на фото такой нарядный, но без штанишек. Как Наташа опять задала вопрос:

- А почему ты не могла помочь ему одеться, как следует?

- Потому что потому, оканчивается на «у» - пошутила Валя. – Может быть, малыш хотел изобразить пантомиму: «без штанов, а в шляпе».

- Ну вот, мамочка, - с обидой в голосе заговорила Наташа, - ты со мной никогда не говоришь серьезно. Все шуточки, да шуточки.

Валентина Васильевна чмокнула дочку в щечку, и примиряющим тоном сказала:

- Наташенька, как же я могла натянуть рейтузы мальчику, когда я сама-то была такой же маленькой, а то и еще меньше. Ведь этот мальчик – твой папа.

У Наташи округлились глаза, как у Гени на фотографии, и она сделала неожиданный вывод:

- Так значит я сейчас в три раза старше папы, которому на фото два годика!

- Ах ты, бухгалтер мой маленький, - пророчески предрекла Валя. Откуда она знала, что Наташа, когда вырастет, будет работать в бухгалтерии. А Наталья уже разглядывала другую фотографию. На ней красовался молодцеватый парень в армейской форме. Фуражка с высокой тульей и красной звездой на околыше. Сидит на голове по уставу прямо, чуть сдвинута на лоб, а не надета лихо, набекрень, как это любят носить старослужащие. А парень явно не салажонок. На погонах черного цвета и с эмблемой артиллериста крест-накрест двух пушечных стволов, уже желтеет ефрейторская полоска, на мундире кителявсе латунные пуговицы застегнуты наглухо, а на воротнике светлеет полоска, аккуратно подшитого подворотничка.

Взглядвнимательно-пронзительный, с небольшим прищуром, как буравчиком, вгрызается в душу постороннего наблюдателя.

- Это бравый солдат Иван Бровкин? – спросила Наташа.

- Этот бравый солдат имеет другое имя и фамилию. Он бравый солдат Геннадий Пиульский, твой папа!- ответила Валентина Васильевна.

Взглянув на следующую фотографию, Наташа твердо и уверенно проговорила:

- Теперь я уже знаю, что это наш папа.

- Конечно же, папа, - согласилась Валя.- Видишь, какой он серьезный, держит правой рукой трубку телефона и придерживает левой рукой лист со сводкой. Докладывает о чем-то диспетчеру. Китель у него железнодорожника уже похож на обыкновенный пиджак. И потому видна рубашка с галстуком, с красиво завязанным узлом. Да и на фуражке у твоего папы не красная звездочка, а эмблема железнодорожника.

- А на рукаве у него три звездочки – сказала Наташа, зато нет погон.

- Лычки на погонах кителя у папы были на солдатском мундире, а сейчас он машинист-инструктор. Вот и форма другая, гражданская. Но железная дорога необходима и для армейских перевозок. А потому эта организация, как бы полувоенная. Вот и звездочки на рукаве от этого статуса. Сразу видно, какого чина, или ранга железнодорожник.

Наташа стала рассматривать следующую фотографию:

- Ой, какие пышные волосы у папы! – воскликнула девочка. – Как грива у льва. Он опять в костюме и в белой рубашке с галстуком, а рядом стоит какой-то старенький железнодорожник, но почему-то в солдатском кителе.

- Это твой дедушка и отец твоего папы – сказала Валентина Васильевна. И, перевернув страницу альбома, прокомментировала: - Видишь, Станислав Михайлович сидит с твоим папой на скамеечке в темных костюмах и в рубашках с галстуками, при полном параде. А три папиных брата стоят за их спинами в футболках. Двое в белых, а один с черно-белыми полосками. Но не как у тельняшки поперек, а по вдоль, как у малышки Гени на свитере.

- Перенял брат папы у него моду – сказала Наташа и, всплеснув руками, стала рассматривать другую фотографию:

- Мамочка, ты посмотри фотография-то цветная, и на ней мой папа такой красивый и нарядный. Но уже седой.

- Да, дочурка, - вздохнула Валя, - совсем седой. Да брат уже тоже седой, только усы черные. Но, как говорится, волосы усов моложе на двадцать лет волос головы. Тут все семеро: четыре брата Пиульских и три сестры, и все обаятельные, красивые, стройные, подтянутые ребята и девушки, которые превращаются во взрослых. Это они, Наташенька, ходили в фотостудию фотографироваться на память, здесь у нас в Витебске. Видишь, справа на фотографии на полях её фирменный знак стоит: «Фото студия – 2, Кирова 6/11.

С распадом Советского Союза возникли и в Витебске проблемы с капитальным заводским ремонтом вагонов. Вагоноремонтные и вагоностроительные заводы были расположены, в основном на Украине и в России, и в депо Витебск стало трудно приобретать вагонные запасные детали для ремонта механизмов. Резко снилась в Беларуси и потребность вагонов, Прервались экономические связи между бывшими республиками в составе Советского Союза. К тому же, и у самихреспублик появилась масса своих внутренних проблем. Не до жира, хоть бы живым.

- Как же быть, Геня? – беспокоилась жена Пиульского. – Приостановить ремонт вагонов нельзя. Даже внутренние свои перевозки приостановятся, и настанет разруха.

- Я сам обеспокоен этим, Валя, - сказал Геннадий. – Мы уже в депо собираемся заняться восстановлением старых деталей, или наладить производство новых запчастей. Под лежачий камень и вода не течет. Надо самим шевелиться и искать выход из патового положения.

- Ты уже перешел, Геня, на шахматную терминологию – патовая ситуация. Это куда не сделаешь ход королем, тут же последует шах, а сделать ферзю мат королю, не удается. У него есть возможность сделать еще один шаг. И так до бесконечности.

- Да, Валя, раньше смеялись над Брежневым и говорили: «Чемпион мира по шахматам Анатолий Карпов делает ход: Е-два, е-четыре», а Леонид Брежнев ходит едва, едва». У него было слабое здоровье, а наша страна все-таки была сильна и могуча. Кстати я однажды видел выступление по телевидению Брежнева. Он говорил неторопливо, может быть, даже медленно. И вдруг картина на телеэкране исчезла. Когда изображение появилось, то продолжил доклад вместо Брежнева другой оратор. Потом я узнал, что Леониду Ильичу сделалось плохо, и его увели из зала к кремлевскому врачу Газову.

- Да. – сказала Валя, - это хорошо вы придумали – заняться самим изготовлением запчастей. Ведь это нужно не только для ремонта вагонов, паровозов, тепловозов, а и для сохранения рабочих мест, сохранения нашего контингента рабочих.

- Абсолютно правильно, Валя, - кивнул в знак согласия Геннадий. – Если мы сохраним специалистов-ремонтников, тогда мы сможем в своих обоих депо выполнять крупные ремонты.

- Да и сами оба депо нуждаются в реконструкции – поддержала позицию мужа Валентина.- Тут будут задействованы не только рабочие, но и инженеры. Ведь для реконструкции депо потребуется проектная документация.

- Уже начали этим заниматься – подтвердил мысли жены Геннадий. – Есть наметки по расширению производственных площадей. Если мы его осуществим, то сможем производить ремонт восемьсот четырехосных, а также шестисот восьмиосных цистерн и вагонов.

- А есть ли у нас спецы, которые могут вносить рационализаторские предложения, новые идеи?

- Конечно же, Валя. У наших железнодорожников не только есть умелые руки, но и умные головы. Взять хотя бы главного механика депоАлепицкого, инженера-конструктора Голенова, начальника депо Кириенко. Они внесли огромный вклад в рационализаторский процесс.

- И как говаривал Горбачев, процесс пошел? – спросила Валя.

- А как ты думаешь, если Кириенко присвоили звание «лучший рационализатор Белорусской железной дороги, а через год ему присвоили звание «Лучший организатор технического творчества дороги». Есть и у нас творческие инициативные люди. Даже наш Президент Александр Григорьевич Лукашенко сказал: «Пока работает и живет железнодорожный транспорт, пока держат марку его люди, будет крепнуть и государство».

- Хорошо сказано – согласилась Валя.

- Была и основа у Президента так сказать. Внедренные рацпредложения в год приносят дохода более 150 миллионов рублей. На пунктах технического обслуживания по станции Витебск внедрили высокоэффективную зарядку и опробование тормозов, при подготовке поездов в рейс. Но прогресс без вычислительной техники забуксует на месте. А уже у нас создана и работает локальная вычислительная сеть, в которой больше тридцати высокопроизводительных компьютеров. Внедрили и автоматизированный учет на всех службах депо. Вычислительная техника применяется даже в цехах.

- Это и я знаю хорошо – дополнила Валя мужа. – Как только мы внедрили вычислительную технику, так сразу же отказались от услуг сторонних, не наших организаций. А расходы были огромные. Но утечка финансовых потоковна сторону сразу же прекратилась. Не говоря уже о бухгалтерском учете. Без компьютеров теперь бухгалтерия, как без рук.

- Да, и наша отчетность уменьшилась, - сказал Пиульский. Нажал на кнопочку компьютера, и на экране появляется через секунду вся нужная для меня информация. Только вот беда, после распада СССР и у нас снизился темп работы у промышленных предприятий. И у многих предприятий сократили объем выпускаемой продукции. А что же нам перевозить в вагонах? Не пустой же воздух. Наши производственные механизированные предприятия вынуждены были расширить свою подсобно-вспомогательную деятельность.

- И что же было сделано?

- В Витебске в 1991 году открылся столярный цех по изготовлению товаров народного потребления. Наши столярные изделия направились горожанам, а с выросшим спросом увеличился и объем изготовляемой продукции. Наш пришлось открыть собственный магазин по продаже промтоваров и строительных материалов. У нас товары стали дешевле, чем на рынках, мы были довольны,что спрос увеличился, а жители радовались, что качественные материалы и товары можно купить подешевле.Мы расширили и свою производственную базу. Построили новый административно-хозяйственный корпус, и сдали в эксплуатацию мастерские дя обслуживания автотранспортной техники. Сделали цех по ремонту электродвигателей. Не надо покупать новые, если можно перемотать обмотки сгоревших старых электродвигателей. А для ускорения и удобства погрузок в вагоны в новом построенном цехе стали изготавливать грузозахватные приспособления.

- Геня, оказывается «не было счастья, да несчастье помогло?» – спросила мужа Валентина. – Мы привыкли героически преодолеватьтрудности, созданные иногда самими из-за своей пассивности.

- Ты права, Валентина, - согласился Геннадий. – После войны ходил такой анекдот. Трех военнопленных американца, англичанина и русского вывели гитлеровцы на расстрел.Офицер первым решил вывести на край могилы американца и спросил у него:«Какое у тебя последнее желание?». Янки гордо сказал: «Дать тебе в морду!» «Не получится» – ответил фашист и приказал: «Расстрелять!». Затем наступила очередь на расправу русского, и прозвучал вопрос: «Твое последнее желание?» И русский попросил офицера: «Товарищ фашист, пни меня, да посильнее сапогом под зад».

- Интересное и необычное желание – удивилась Валя. – Назвать гестаповца товарищем, да еще попросить пнуть ногой, дать ему пенделя.

- Да, Валя, вот и офицер удивился. На «товарища» он ответил: «Гусь свинье не товарищ» и дал русскому такой пинок, что он отлетел вперед метров на пять, но не упал, а выхватил из-за пазухи автомат и расстрелял и гитлеровца и его охранников. Англичанин в изумлении даже рот раскрыл, а потом успокоившись спросил: «Ваня, зачем же ты, имея автомат, просил пнуть себя по заднице?».

- И что же ответил ему русский?

- А русский ответил очень просто, но оригинально: «Смит, у меня натура такая. Пока мне не дадут пинка под зад – ничего делать не буду».

Супруги посмеялись, и Геннадий продолжил рассказ:

- Так вот не хотелось нам преодолевать пассивность таким способом. Была создана дорожная лаборатория, которую реорганизовали в Дорожный технический центр. Его целью и главной задачей стали удовлетворение нужд предприятий дороги в услугах: диагностировать грузоподъемные механизмы, паровых и водогрейных котов, трубопроводов пара, сосудов, работающих под давлением. Сразу же уменьшилось число аварий. А безопасность работ превыше всего.

- А как повлиял распад Советского Союза во взаимоотношениях по перевозке грузов в страны Прибалтики, России, Украины. Могли пойти контрабандные товары через наши границы, - спросила Валентина.

- Такое могло произойти, но на станциях Витебск и Полоцк были сразу же открыты пункты таможенного осмотра. Также на станциях организовали конторы передач. Они стали контролировать оплату транзитных перевозок экспедиторскими организациями и составлять поездные передаточные документы. А отделение дороги получило лицензию на декларирование грузов. Таможня на любой груз должна была дать «Добро», что бы этот груз смог бы беспрепятственно пересечь границу, чтобы как говорил таможенник Верещагинв кинофильме «Белое солнце пустыни», чтобы за нашу державу не было обидно. А на станциях Витебск и Полоцк открыли склады для временного хранения грузов.

- Оплачивались ли эти услуги вовремя? – спросила Валя.

- Как ты знаешь, что в девяностые годы финансовое состояние было хуже не куда. Было много случаев несвоевременной оплаты проездных платежей и дополнительных сборов. И тогда работники отделов станции стали требовать предварительную оплату. А в случае систематической несвоевременной оплаты за оказанные услуги поступали еще жестче – прекращали подачу вагонов под погрузку. Сумма штрафов могла оказаться больше стоимости грузов, и самым злостным неплательщикам приходилось немедленно раскошеливаться, готовить свои деньги в спешном порядке.

- А еще какие услуги железнодорожников усовершенствовались за это время?

- Да взять хотя бы Витебский пассажирский участок.Он считается молодым предприятием, но это эхо минувшей войны Витебский, так называемый вокзал, был размещен в сожженной пристройке багажного отделения. И только в 1953 году был сдан вокзал Витебска в эксплуатацию и входил в состав станции. Он стал более солидным. В его здании размещались билетные кассы, буфет, телеграф. В боковых крыльях – служебные помещения и залы ожидания, автоматы по продаже пригородных билетов, для размена денег. А в кассовом зале – справочные установки для пассажиров и табло мест местного формирования. Открылись и кассы по предварительной продаже. Эта мера сразу же разгрузила вокзал. Перестали заниматься очереди в кассы. Ведь билеты-то покупались заблаговременно.

- Вот видишь, Геня, наша Беларусь не согнулась, не сломалась после распада Советского Союза – сказала Валя. Как в годы Великой Отечественной войны белорусы стали как один стеной, и защищали нашу общую Родину до последней капли крови. А после распада Советского Союза осталась Беларусь суверенной и в то же время она единственная республика, которая поняла, что в одиночку труднее выстоять в экономической разрухе и войне и заключила с Россией новый экономический и политический договор.

- Ты правильно сказала, Валя, - одобрил вывод жены Геннадий Пиульский. – Но если бы не Лукашенко Александр Григорьевич, то неизвестно куда бы скатилась Беларусь при Станиславе Шушкевиче.

- Да, он сразу же ввел белорусский язык для разговора во всех общественных и промышленных организациях. А ведь многие люди в городах говорили только на русском языке. Они , демократы из БНФ, Белорусского народного фронта действовали совсем не по-демократически, а пытались перенести привилегии, обычаи и экономику на западноевропейский стиль. Ладно, я в школе хорошо выучила белорусский язык. Да так хорошо, что даже когда мы в классе писали сочинение на русском языке, то я вместо некоторых русских букв ставила буквы из белорусского алфавита. А каково было тем белорусам, которые говорили только на русском языке?

- Лукашенко стал самым молодым Президентом не только в Беларуси, но и вообще, как мне кажется самым молодым руководителем государства, по всем пост - Советским пространства Советского Союза. Ему же не было и сорока лет.

– Тридцать девять – заявила Валентина Васильевна.

- Молодым везде у нас дорога – улыбнулся Геннадий.- Но сколько ложных обвинений и грязи вылили на голову Лукашенко. Но он четко понимал, что курс Шушкевича заведет народ в болото. А политика Александра Григорьевича на самостоятельность и заставила нас железнодорожников, которые были главной государственной структурой. Заниматься предпринимательством, думать своей головой и выходить медленно, но верно из экономического кризиса. Я, грешным делом, в первом туре голосовал против Лукашенко, но в его выступлениях было столько боли за строку столько реальных предложений выхода из тупика, что во втором туреголосовал уже за Александра Григорьевича. И был рад, когда его выбрали Президентом.

- Да, - сказала Валя, - бывает и один голос, а в нашей семье их оказалось два, может перевесить чашу весов. И она качнется в нужную сторону.

- Лукашенко оказался не только чутким политиком, который понял, что БНФ ведет страну в тупик, а он был и хорошим оратором. Говорил просто и доходчиво. Что любая домохозяйка понимала, что это тот человек, который будет защищать интересы, простого народа, а не олигархов, и приспособленцев перевертышей. Ведь на фронте Шушкевича были и воевали против своего народа сын секретаря обкома и деятели, которых финансировали западные спецслужбы. А у Лукашенко была одна сила – правда. У нас на железной дороге резерв проводников передавался то вагонному депо, то отделению дороги. Вот мы, учитывая нехватку рабочей силы в период сезонных перевозок стали применять в летний период студентов вузов: педагогического и технологического. Проводили с ними занятия по ускоренной программе и укомплектовывали эти бригады полностью. Были трудности и со стиркой постельного белья. Его возили стирать в Смоленск или Оршу, а городская прачечная не справлялась с таким объемом стирки белья. И мы посылали своих рабочих, или их жен стирать белье во вторую смену.

- А какой мостик дружбы народов создал Александр Григорьевич, организовав в Витебске концертный комплекс под открытым небом «Славянский базар» - добавила Валя.

- Ты, Валечка, привела яркий пример творческого подхода Президента и в экономике и в политике. Сейчас приезжают на «Славянский базар» не только люди славянской национальности. Приезжают и артисты из других республик, которые не относятся к славянским народам. Мне говорили наши проводницы про оставленную запись народным артистом Владимиром Винокуром. Она была краткая, лаконичная, но такая радостная и светлая: «Приятно удивлен сервисом обслуживания и красотой белорусских проводниц. «Славянский базар» показал пример не только для любителей искусства, а стал толчком для развития туризма и народных ручных промыслов. Ведь базар, пусть и славянский предполагает не только выступления артистов, а и торговлю изделиями народных умельцев.

- А меня обрадовало подключение электросетей Витебска к системе «Белэнерго». Перебои с поставкой электроэнергии прекратились.

- Да, Валя, коллектив дистанции обслуживают теперь больше тысячи километров высоковольтных воздушных линий электропередач. А была еще одна великолепная инициатива для поддержания наших сотрудников продуктами питания. Правда, еще при Советском Союзе, но уже перед «перестройкой» было создано подсобное хозяйство «Железнодорожник». Изначально решили при организации подсобных, не наградить каждую сестру по сережке, а провести кооперацию молодых предприятий и вобрать их в единый кулак. Заниматься сельским хозяйством так сподручнее. Добиваться цели, так бить в одну точку кулаком сподручнее, чес растопыренной пятерней. Так можно и пальчики-то вывихнуть, а то и сломать. А вместе можно эффективно использовать сельскохозяйственные угодья.

- И крупными были наделы?

- Более 600 гектаров земель за Витебским отделением закрепили в бесплатное и бессрочное пользование, и закреплено в книге записей государственных актов. В этих гектарах были и пашни, и сенокосы, пастбища, земли для приусадебных участков. Они принадлежали совхозу «Смоловка», а после оформления акта присвоили название «Железнодорожник». Теперь благодаря этому постановлению, можно было составить генеральный план строительства животноводческого комплекса, хранилищ кормов, мастерских и других подсобных помещений.

- Я помню это время – сказала Валя. – Когда я приехала посмотреть с комиссией земли, отведенные нам, нас встретили тишина и запустение. Рабочие совхоза побросали казенные дома и поехали искать места, где им будет сподручно работать. А совхоз угасал на корню, только одна старушка выползла из убогого домишки на коленях, они у неё от ревматизма не сгибались, и стала угощать яблоками. Совхоз уже давно приказал долго жить, и выделение земель железной дороге вдохнуло жизнь в это захолустье.

- Мы строили свое подсобное хозяйство всем миром, - добавил Геня. – Начинали с устройства временных подъездов. Говорят, что не Хрущев, а Брежнев в середине пятидесятых годов начал поднимать целинные земли в Казахстане. А у нас этому начинанию чуть позже той даты, когда учредили «Железнодорожник», дал зеленый свет Президент Лукашенко. А поначалу, мы долго помучились, прежде чем получить урожай с этой огромной территории. Первоначально рабочих из Витебска ежедневно возили на автобусе, туда и обратно. Для строителей снабженцы каждый божий день привозили горячие обеды в термосах. Сама понимаешь, какие затраты получались, прежде чем самим сорвать с грядки свежий огурчик, или помидорку.

- И долго ли это продолжалось?

- Привезли потом два купейных вагона и сделали в них общежитие. Работали вахтой.Одна смена строителей заедет, потом другая – стали привозить рабочих по понедельникам утром, а увозить вечером в пятницу. Наладили и питание. В вагоне открытого типа устроили кухню-столовую и помещение для конторы. На неделю привозили в столовую запас продуктов.

- Ты же, Геня, говорил, что в Железнодорожнике была построена молочная ферма ? – спросила мужа Валя.

- Да, построили небольшую ферму, сначала коров на восемьдесят. Заготавливали сено по очереди все наши подразделения. Закупали буренок по мере готовности молочного комплекса. На лето вЖелезнодорожник, в лагерь труда и отдыха завозили детишек наших специалистов. Они собирали с полей камни, укладывали в штабеля кирпичи, пололи поля, рыхлили межгрядья и сгребали сено. В девяностые пришел руководить «Железнодорожником» Александр Анатольевич Корнишов. С его приходом подсобное хозяйство стало развиваться более интенсивно. Благодаря ему хозяйство стало высокомеханизированным, а потому и рентабельным.

- А как же Александр Анатольевич добился-то этого рывка вперед?

- Корнишов поставил на поток строительство домов – ответил Геннадий Пиульский. – Когда человек чувствует на земле себя не временщиком, а хозяином, то производительность его увеличивается в разы. Он все делает по-хозяйски. Он, чтобы труд был высокомеханизированным, приобрел зерноуборочные комбайны, комбайн для уборки трав и больше десятка тракторов. Корнишов, следуя принципу: будет дом, придут ответственные и надежные кадры, а как говорил Сталин – кадры решают все.

Да и сам Александр Анатольевич не ждет помощи со стороны, и сам включает экономические рычаги. Как, например, получилось со свинством…

- Какое свинство, Геня, возмутилась Валентина Васильевна. – Сам говоришь, что он очень порядочный человек.

- Валечка, да это так к слову сказал, в шутку. Он начал заниматься свиноводством после математических расчетов. Корнишов подсчитал, что откармливать свиное поголовье накладно. Сколько в свинью вложишь денег на прокорм, за такую же денежную сумму и продашь свинину. Будет цена выше, мясо вообще не продать. А Александр Анатольевич почитал, что на молодняк поросят спрос в десять раз больше и выше предложение. И в свинарнике держат шестьдесят свиноматок и выращивают поросяток. Их цена составляет шестьдесят процентов от рыночной. Так прибыль от этого почти половина от затраченных средств. И все потому, что Президент и Правительство республики требует сохранить и наращивать поголовье скота, улучшать использование белорусских земель.

- Геня, не хлебом единым жив человек! – сказала Валентина Васильевна. – Чтобы были у нас хорошие специалисты, нужны хорошие технические знания. А кладезь технической мысли хранится в технической литературе.

- Ты это к чему клонишь, Валя, - спросил жену Геннадий Станиславович.

- А дело в том, что в Витебске библиотека находилась в помещении клуба железнодорожников. В нем проводилась огромная работа по повышению знаний молодежи. Но, созданный в довоенное время книжный фонд сохранить не удалось. Фашисты сжигали даже у себя в Германии книги великих мыслителей человечества, а уж на захваченных территориях Советского Союза бесчинствовали и вовсе. Уже в победном 1945 году начальник Западной дороги Котяш издал приказ «О восстановлении технических библиотек дороги». Речь шла и о станции Витебск.

- Да, Валя, после войны, мне рассказывал отец, Станислав Михайлович в Витебске открылись курсы для подготовки массовых профессий: кочегаров, стрелочников, слесарей по ремонту подвижного состава и проводников вагонов. И работа библиотеки была направлена на обслуживание их технической книгой. Приобреталась и учебная литература по математике, физике, химии, электротехнике, учебники железнодорожной тематики. Работники библиотек стремились приблизить книгу к рабочим массам железнодорожников. На всех предприятиях были открыты библиотечные пункты. В них библиотекари по графику проводили обмен и выдачу книг. Витебская библиотека за активное участие в сетевом смотре конкурсе «Клуб и производство» было награждено дипломом ЦК профсоюзов.

Общественная работа Пиульского

В кабинете инструкторов-машинистов Евгений Трофимович Червяков и Геннадий Станиславович Пиульский частенько вспоминали о музее Витебского депо. В нем после выхода на пенсию работал и сам Пиульский.

Но тогда он, не зная, что все посещения музея будут ступеньками, или дорогой к его последующей работе, обсуждал со своим старшим товарищем Червяковым становление музея, и приобретение экспонатов для него.

- Евгений Трофимович, - спросил товарища Геннадий Пиульский. – Как, когда и кому пришла идея музей железнодорожников по станции Витебск?

- В канун празднования столетнего юбилея Витебского железнодорожного узла 15 октября 1966 года в Доме культуры железнодорожников был открыт первый по Белорусской железной дороге музей.

- Трофимыч, как приятно слышать, что наш музей стал первым музеем на Белорусской железной дороге, - с радостной улыбкой сказал Пиульский.

- Да, Геннадий, это был грандиозный замысел – ответил Червяков. –Память о трудовой, боевой и революционной славе железнодорожников необходимо было увековечить. Его разместили в одном зале и при открытии в музее были размещены триста экспонатов.

- А откуда они появились?

- За год до открытия в 1965 году была создана инициативная группа. Она выпустила и распространила три тысячи листовок с сообщением по всем рабочим, служащим, пенсионерам Витебского отделения железной дороги оказать помощь в сборе материалов для задуманного музея. И за год мы получили много ценных документов: фотоматериалы, воспоминания участников Великой Отечественной войны, их родственников, экспонаты. Письма, наградные материалы. Но и после открытия музея этот поток пожертвованийне иссяк. На следующий год после открытия музея в Витебске, в нем находилось уже больше тысячи экспонатов. И пришлось размещать их уже в трех залах.

- Вот это размах – восхитился Геннадий Станиславович. – Видимо в каждом зале была своя тема?

- Разумеется, в первом зале были размещены экспозиции, фотографии, документы, освещающие историю строительства дороги Динобург-Витебск. Затем революционное прошлое железнодорожников, созидательный труд в годы первых пятилеток. В этом же зале были установлены красные знамена в годы первой пятилетки коллективом паровозного депо Витебск.

- А во втором зале?

- Там установлены экспонаты периода Великой Отечественной войны. В нем представлена славная летопись железнодорожников отделения дороги в великом сражении с фашистами на фронтах, в подполье, партизанском движении, а также мужественный труд в обслуживании фронтов работниками спецформирования НКПС. А в третьем зале отражен послевоенный период.

- Я обязательно схожу в музей – пообещал Геннадий Станиславович своему товарищу.

Пиульский вернулся из музея воодушевленный и окрыленный:

- Евгений Трофимович, теперь я понимаю грандиозность замысла. Музей стал важнейшей частью духовной жизни всего коллектива Витебского отделения дороги. Залы украшают замечательные скульптурные работы, выполненные самородком скульптором и машинистом первого класса локомотивного депоВитебск, участник Великой Отечественной войны и Парада Победы в 1945 году в Москве Петром Устиновичем Смоляковым.

- А ты знаешь, Геннадий, что в 1970 году наш музей – сказал Червяков, - посетила первая в мире женщина – космонавт Валентина Владимировна Терешкова. Приезжали в гости из Монголии, Италии, Франции, Польши, Германии и других стран. Жители нашего города приходят в музей по несколько раз со своими семьями.

- Да, я видел автографы знатных людей города, артистов драматического театра имени Якуба Коласа Шмакова и Конопелько: «Очень интересный музей, спасибо его организаторам. С удовольствием познакомились и узнали имена героев первых пятилеток, почетных тружеников - железнодорожников. Большое спасибо от работников искусства».

Становлению музея внесла огромный вклад хранительница фондов Вера Васильевна Земинова. И творческому повседневному труду работников и членов совета музея, ветеранов труда.

- Я считаю, что нужно сохранять и беречь не только память людей о героическом прошлом сотрудников Витебского отделения Белоруской железной дороги, но и заботиться о здоровье самих тружеников-железнодорожников и их детей – сказала Валентина Васильевна.

Для оздоровления их и был создан в живописном месте курорт «Летцы». Сначала построен был пионерский лагерь, а потом открыт и санаторий-профилакторий Витебского отделения железной дороги. Сначала на сто мест, а потом возвели новое пятиэтажное здание. В нем разместили мощную лечебную базу, в которой была водолечебница, ингаляторий, кабинеты массажа. Велось свето, электро, теплолечение и психо-иглорефлексотерапия, и просто в зале лечебной физкультуры проводили занятия отдыхающие.

- А какие помещения для культурного досуга сделаны в Летцах – добавил Геннадий Станиславович: танцевальный и кинозалы. И даже телевизионные холлы на каждом этаже санатория.Захотелось посмотреть новости или кинофильм, вышел из своего номера, включил телевизор, и смо три любуйся, наслаждайся искусством. Главврач санатория-профилактория Борис Иванович Таросевич и врач терапевт Клавдия Петровна Лопоухова были награждены серебряными медалями ВДНХ СССР. А после Чернобыльской беды санаторий гостеприимно принял родителей с детьми и школьников из Гомельской области, население которой наиболее пострадало от осадков радиоактивного облака.

- Санаторий постоянно развивался. Подземное озеро минеральной воды залегало на глубине 750 метров. Там пробурили скважину, и в Летцах появилась своя минералка. Появился комплекс фитоклиматотерапии с оранжереей и фитобаром. А под руководством заслуженного рационализатора Беларуси, мастера экспериментального цеха депо и его проекту Анатолия Антоновича Барташова была создана уникальная установка для подводной вытяжки позвоночника с гидромассажем. Эта установка помогла эффективно лечить больных радикулитом. В санатории в лечебно-диагностическом центре разработали и внедрили программы лечения сердечно-сосудистых заболеваний.

А в декабре 1997 года в санатории состоялся Первый учредительный Конгресс международных конфедераций профсоюзов железнодорожников и транспортных строителей. Генеральный секретарь конфедераций Геннадий Николаевич Косолапов поблагодарил коллектив санатория за хорошую организацию форума и теплый прием гостей. А на следующий гол санаторий-профилакторий «Летцы» был принят в структуру отделения железной дороги на правах структурного подразделения.

- Но основателем оздоровительного комплекса «Летцы» стал Герой Социалистического труда, трижды почетный железнодорожник Николай Акимович Макаров, начальник отделения движения – сказал Геннадий. – Он был построен в сосновом бору около станции «Летцы», всего лишь в двадцати километрах от Витебска. Интересно и весело отдыхали здесь дети. У них слагались в пионерском лагере свои традиции: трудовые, тимуровские, спортивные и культурные. И не только летом отдыхали в лагере ребятишки, а на зимних каникулах, участвуя во всех спортивных и культурных массовых мероприятиях. Дети активно участвовали на конкурсах аэробики, «мисс сцены», «Все звезды в гости к нам», фестивали «Снежная фантазия», дискотеках, фестивалях.

- Сколько раскрылось у ребятишек талантов, - добавила Валентина. – Развивались способности и эстетическое развитие детей. К их услугам уютные спальные корпуса, столовая, актовый зал, танцевальная веранда, игровые и телевизионные комнаты, спортивные площадки, лыжная база и лодочная станция. «Все лучшее принадлежит детям!» - этот лозунг претворился в жизнь в пионерском лагере «Магистраль». Оздоровительный центр за летний сезон принимал около 1700 детей посменно и более четырехсот – в зимний. Я, как женщина благодарна, что руководители железной дороги в Витебском отделении строили детские садики, дошкольные и внешкольные учреждения. В детских садах были созданы прекрасные условия для детей в подготовительных классах, создавались группы для ослабленных детей: для укрепления здоровья ребятишек проводились в детских садиках спецфизические профилактические мероприятия: фитопроцедуры, лечебные коктейли и массажи, витаминотерапия.

- Да, Валя, -добавил Геннадий, - в детских садиках работали замечательные люди. Они занимались воспитанием малышей душевно, сердечно и с любовью. Когда я приводил наших девочек в детский сад, мне сотрудницы помогали даже снять с них верхнюю одежду.

- Да я сама в этом убедилась, - кивнула Валентина. – Методы в воспитании детей были самыми разнообразными. Воспитатели работали творчески, настойчиво прививали чувство прекрасного, доброжелательности друг к другу. И ребятишки с восторгом воспринимали новое, радовались своим успехам. Они жаждали познавать что-то новенькое, неизвестное дотоле, увидеть необычайное в обыкновенном . Этот труд воспитателей приносил детям успехи потом и в школе.

- Уникальный случай у нас в Витебске произошел в детских яслях №6. Ими руководила двадцать два года Александра Васильевна Фомина. Она участвовала в Великой Отечественной войне, получила медаль «За отвагу», а после жестокой войны сеяла в души малышей доброе, светлое, чистое. И таких примеров особой любви к своей профессии множество. Но не только о детях заботились руководители железной дороги. Для улучшения культурного досуга в Парке культуры и отдыха были оборудованы танцплощадка и летний кинотеатр. А чтобы железнодорожники и на маленьких станциях чувствовали себя комфортно, сформирован был культурно-бытовой поезд. В его составе действовал вагон-клуб. В нем работала киноустановка, чествовались победители соревнования, выступали лекторы из общества «Знания».

- А когда ввели здание Дома культуры железнодорожников Витебского узла – вспомнила Валентина Васильевна, - у нас появились более широкие возможности заниматься художественной самодеятельностью. Взять тот же хор, в котором пел и ты, Геня. А биография народного театра берет начало с 1919 года. Идет гражданская война. А на узле Витебска создан театр. Правда, звание «народный» театру было присвоено в 1977 году по итогам Первого Всесоюзного фестиваля самодеятельного художественного творчества трудящихся. Зато он стал еще и дипломантом республиканских конкурсов, а потом и лауреатом всесоюзного конкурса, посвященного 40-летию Победы. А в Доме культуры создан ансамбль танца «Зеленый огонек» для взрослых. А для детей ансамбль песни и танца «Пионерский-курьерский». Он гастролировал по области и республике, и его по подсчетам сотрудников Витебского Дома культуры просмотрело более ста пятидесяти тысяч зрителей. А музыкальное сопровождение осуществлял образцовый ансамбль народных инструментов.

- А мне запомнилось, Валя, как создали в Доме культуры железнодорожников агитбригаду «Светофор». Наша агитбригада в составе агитпоезда ВЛКСМ «Комсомольская правда» совершила поездку на БАМ. И для строителей Байкало-Амурской магистрали агитбригада «Светофор» дала пятнадцать концертов. А для укрепления здоровья на отделении дороги было образовано спортивное общество Локомотив. И построен стадион с таким же названием. Спортсменка по прыжкам в высоту Лариса Шпакова стала чемпионкой Советского Союза. Чемпионами СССР стали Александр Колдуненков в десятиборье, а его сестра Светлана в барьерном беге. Валерий Заболотный стал призером спартакиады народов СССР в тройном прыжке. А наши борцы добились значительных успехов. Чемпионами Советского Союза по самбо стал Виктор Новиков. А Александр Шахтеев дважды побеждает на международном турнире на призы А.В. Шедвере всех сильнейших борцов мира, тренировал этих спортсменов Зубков.

- Геня, у нас все-таки главное не только спорт, но и производство, - сказала Валентина Васильевна. – И я хочу тебе сказать, что подготовка кадров стала важнейшим пунктом в депо Витебск. В локомотивном депо изготовили действующие тренажеры локомотивов, тепловозов. В технических кабинетах разместили детали с неисправностями. Их можно было потрогать руками, пощупать и определить эти неисправности. Инженеры Витебской дистанции сигнализации и связи оборудовали на станции Чепино учебный класс с действующей аппаратурой сигнализации, централизации и связи, смонтировали места дежурные по станции. Можно было тренироваться на этих пультах и принимать правильные решения при проходе поездов на разных участках. Хорошо показал в учебе специалистов вагон технической пропаганды. Обо всех новинках на железнодорожном транспорте можно было узнать в этом вагоне. Стройная система подготовки кадров позволила отделению дороги содержать штат, укомплектованный высококвалифицированными работниками.

Вместо эпилога

Выдержка из исторического очерка этапы развития в книге «Витебское отделение» Белорусской железной дороги:

«Почетной династией Витебского локомотивного депо является также и династия Пиульских. Родоначальник этой династии Станислав Михайлович Пиульский начал работать в депо Витебск-Северное с 1916 года. Освоил профессию слесаря по ремонту паровозов, затем стал мастером цеха подъемочного ремонта. А душа рвалась на паровоз, и он вскоре стал водить поезда. В годы Великой Отечественной войны Пиульский Станислав Михайлович исполняет обязанности заместителя начальника депо, начальником мостопоезда №8 НКПС. После освобождения депо он работает машинистом паровоза до ухода на заслуженный отдых. За многолетний и продолжительный труд награжден нагрудным знаком «Почетный железнодорожник».

На смену отцу пришел на железную дорогу в паровозное депо его сын – Геннадий Станиславович. Начал с работы слесаря, и по стопам отца перешел работать на паровоз. Вначале освоил профессию помощника машиниста паровоза, а затем и тепловоза. С 1968 года после заочного обучения в Белорусском железнодорожном институте Геннадий Станиславович стал машинистом тепловоза. Огромный опыт и отличные знания особенностей этой профессии, уважение в коллективе, позволили ему заслуженно занять должность машиниста-инструктора локомотивных бригад и успешно отработать до ухода на заслуженный отдых.

За достигнутые успехи в освоении коллективом депо тепловозной тяги Геннадий Станиславович, как и его отец, награжден знаком «Почетный железнодорожник». Их фамилии рядом на стенде в музее трудовой славы депо напоминают об эстафете поколений.

Продолжила семейную династию и жена Геннадия – Валентина Васильевна. Окончив техникум железнодорожного транспорта, она работала нормировщиком в цехе эксплуатации до ухода на пенсию. Дочь Пиульских – Ирина Геннадиевна Иванова – длительное время трудилась в этом же локомотивном депо техником. После получения специального образования работает ведущим товароведом в отделе рабочего снабжения Витебского отделения железной дороги.

Хочется добавить, что вторая дочь Геннадия Станиславовича Пиульского работала в депо Витебск в бухгалтерии счетоводом. Поэтому в династии Пиульских задействованы три поколения: Станислав Михайлович Пиульский с 1916 года. Его сын Геннадий Станиславович проработал в Депо Витебск до 2016 года. Дочери Пиульского Геннадия Ирина и Наталья трудятся на железной дороге и сейчас. Вот какая славная семейная династия железнодорожников Пиульских. В ней пока три поколения. Дед Станислав Михайлович, отец Геннадий Станиславович и мать Валентина Васильевна, а также внучки Ирина и Наталья. Можно надеяться, что и правнуки, кто-то из них продолжат эту железнодорожную династию. Ведь уже прибыл «по шелковому» пути из «бархатных» рельс из Китая в Беларусь первый поезд. Как говорится, «Продолжение следует».

Владимир Крайнев

Прочитано 2215 раз