Среда, 08 февраля 2017 22:57

Полотна Зуева

Оцените материал
(0 голосов)

Георгий Победоносец

ПРОБА ПЕРА

Глава I

Юра Зуев родился на Алтае в городе Бийске 2 апреля 1934 года. Но не в рабоче-крестьянской семье, представителям, которых открывалась столбовая дорога к знаниям и широкая карьерная лестница, а в семье скромных служащих: отец был инженером-электриком, а мать – бухгалтером. Его алтайский земляк, который проживал в селе Еростки, Василий Макарович Шукшин стал быстро знаменитым актером, кинорежиссером и писателем со своеобразной тонкой манерой письма. Его литературные произведения сверкали как сокровища и светились яркими лучами искрометного юмора.

А Юрий, поражаясь талантом своего земляка, загорелся мечтой также вырасти творческим человеком, но в другой сфере искусства – хотел стать художником. Тем более, что родители его переехали в бывшую столицу Российской империи в город Санкт-Петербург. Тогда она называлась Ленинградом. Про Ленинград ходила тогда загадка – присказка: «На болоте родился, три раза крестился. Кто это?» А это и была северная, а сейчас еще и культурная столица России – Санкто-Петербург. Так её назвал Петр I. Но во время начала Первой мировой войны кто-то в правительстве посчитал, что непатриотично называть свою столицу по-немецки. Вот и переименовали её на русский лад: в Петроград. А после смерти Ленина она стала Ленинградом.

Зуеву было около шести лет, когда он с соседними мальчишками прибежал в городской скверик, который после легкого первого морозца сковал раскисшую от осенних дождей землю и запорошил белоснежным и пушистым снегом. Его белизна резала глаза. И у Юры захватило дух от радости. Но, вдруг… Снежком на белом полотне он увидел рисунок. Какой-то человек на снежной целине сучковатой палочкой нарисовал зайчика.

- Вот это да! - восторженно закричал Юркин друг Колька, - как красиво!

- Хороший художник сделал этот рисунок – деловито произнес второй Юркин дружок Миша, который был немного старше их, а потому и отнесся так поразил Зуева, что у него даже язык перестал повиноваться, хотя ему хотелось многое сказать.

А Михаил продолжил свои размышления:

- Он этой волшебной палочкой нарисовал контур фигурки зайчика одним росчерком стило.

- Стило? – переспросил Коля. – А что это такое?

- В Эрмитаж почаще ходить надо, - усмехнулся Миша, - тогда и будешь знать, что эллины в Древней Греции писали буквы на натертой пчелиным воском деревянной дощечке не ручкой и чернилами, а заостренной палочкой, которая и называлась «стило». Отсюда и слово произошло – стиль.

Стиль писателя, стиль художника.

- Я тоже хочу стать художником, - опомнившись от восторга и смущения, сказал Юра.

- Хотеть не вредно, - хмыкнул Мишка. Любое искусство, чтобы оно стало изящным и привлекательным, - это грандиозный и кропотливый многодневный труд. А чтобы создавать произведения искусства предстоят изначала изнурительные годы учебы.

- Но, Мишенька, - ты же сам сказал, что зайчика художнику помогла нарисовать волшебная палочка – стило – возразил старшему товарищу Зуев и поднял сучковатую сухую ветку.

Затем Юра нарисовал рядом с зайчиком избушку, а с другой стороны домика Лису Патрикеевну.

- Ты же, Юрик, картину нарисовал – ахнул изумленный Михаил. – Сюжет из сказки: «Была у зайца избушка лубяная, а у лисы ледяная». Молодец! И впрямь эта палочка волшебная. Ты же нигде не учился, а уже создал экспромтом очень интересную картину. Жаль, что сейчас, как только пригреет солнышко и растает снег, это произведение искусства исчезнет.

- А я приду домой, - сказал Юра, - возьму чистый лист бумаги и нарисую карандашом эту картину снова. Тогда она у меня надолго сохранится.

- Молоток, - цокнул языком Мишка. Так держать, малявка! Из тебя толк выйдет.

Юра расцвел в улыбке, но Мишка продолжил фразу и сразу же испортил настроение младшему товарищу:

… а бестолочь останется!

Заметив, что Юра насупился, нахмурился, Миша, отбросив свои колкости в сторону, сменил тональность разговора:

- Не обижайся, ты, Юр! Я же шутя, любя, нарочно болтаю, что мне в голову втемяшится. Не сердись … На сердитых ведь воду возят.

- Я вовсе не сержусь – угрюмо буркнул Зуев и, подняв со снега брошенную волшебную палочку, добавил: Возьму её на память.

Придя домой, Юра спрятал вновь приобретенное «стило» под свою кроватку, чтобы его сестренка или братик не утащили эту драгоценную для него находку.

- У меня будет свой волшебный стиль – подумал мальчик. – Я буду хорошо рисовать. Быстрее бы пойти в школу, там есть уроки рисования, и я буду стараться на них изображать моих друзей, родных и знакомых. Скорее бы наступило 1 сентября следующего года.

И новый 1941 год наступил. 2 апреля Юре Зуеву исполнилось семь лет и осенью он, как и ожидал, поступил в первый класс. В ночь с 21 на 22 июня мимо окон Юриного дома проходили выпускники-десятиклассники. Девушки, словно лебедушки, проплывали по пустынной улице в белоснежных платьицах, словно невесты на выданье, их сопровождали парни-одноклассники в нарядных новеньких с иголочки костюмах. Пары шутили, весело смеялись.

Утром, проснувшись и протерев кулачками глаза, Юра увидел заплаканную маму и насупившего брови папу.

- Почему вы такие грустные? – спросил мальчик родителей, не услышав от них традиционного: «Доброго утра, Юрочка!»

Потом он понял, что утро-то было очень не добрым …

- Началась война, сынок, - тяжело вздохнув, произнесла Нина Ивановна. Наш папка идет в военкомат, необходимые вещи уже уложил в вещмешок, собирается записаться добровольцем на фронт.

Отец, пересилив свое волнение, широко улыбнулся, подойдя к Юре, обнял сына за плечи и, сказав,

- Давай-ка мы с тобой, друг ситный, попрощаемся и напоследок поцелуемся, - он чмокнул поочередно мальчишку в обе щеки.

Ни отец, ни мама, ни сам Юра тогда не поняли зловещего смысла, сказанного главой семейства слов.

Пантелеймон Зуев произнес пророческие слова… Его родные видели своего самого любимого человека в последний раз и прощались они с ним навеки.. Зуев-старший уже никогда не сможет вернуться домой, он погибнет в боях за Родину в первые же месяцы войны с фашистами.

Скоро испытали ужас военных дней и оставшиеся члены семьи Зуевых в блокадном Ленинграде. Вой сирен, предупреждающий о бомбежках, артналетах сопровождался грохотом от разрывов бомб и снарядов, а также от глыб разрушенных зданий. Но даже через эту катафонию, удручающих слух звуков прорывались душераздирающие крики раненых и искалеченных жильцов города обломками зданий или осколками артиллерийских фугасных снарядов или авиабомб.

По ночам полеты не прекращались, а в небе перекрещивались лучи прожекторов и заливистый лай зениток предупреждал жителей Ленинграда, что город не намерен капитулировать.

Но вот наступала зловещая тишина и в каждой квартире, где затаились ленинградцы их решимость поддерживал мерный звук метронома: тик-так, тик-так, тик-так… Отсчитывались секунды временного затишья. А затем такой же металлический голос, как стук метрена оповещал: «Граждане, начинается артобстрел, просим покинуть жилище и пройти в бомбоубежище».

Слово «бомбоубежище» было написано на входе в него крупными буквами. Но мальчик в бомбоубежище не спешил, хотя при объявлении об артобстреле вскакивал с кровати словно подкинутый вверх пружиной легкий целлулоидный шарик. Он широко распахивал входную дверь квартиры, выскакивал на лестничную площадку, но бежал по ступенькам не вниз в бомбоубежище, а наверх на крышу. Немецкие самолеты сбрасывали на кровли жилых домов «зажигалки»: бомбы величиной немного больше, чем бутылка из-под шампанского, но брызгали из её горлышка, не пенящийся напиток благородного вина, а палящие искры, от которых загорались любые конструкции крыши, даже те, что раньше Юра считал, что они не могут вообще гореть.

Мальчик клещевидными щипцами ловко подхватывал зажигалку и тушил её в ящике с песком, или в бочке с водой. Но однажды он, едва увернувшись от одной зажигалки с правой стороны, почувствовал тяжелый удар бомбы по левой ноге. Фашистский летчик будто охотился за Юрой Зуевым и взял его в «вилку».

Бомба придавила ногу мальчика к брандмауэрной стенке, и Юра не мог уже двинуться ни вправо, ни влево, потерял от ужасной боли в ноге сознание. Но его крик на счастье услышали другие дежурные на кровле и бросились на помощь раненому.

Очнулся Юра в операционной и почувствовал, что ему в рот вливают какую-то жидкость.

- Наверно лекарство, - подумал мальчишка и заранее сморщился от предчувствия горечи.

Но к удивлению медсестра влила не горькую, как полынь жидкость, а сладенькую, вкусную водичку.

Нину Ивановну впустили в палату раненого на следующий день. Она стойко выдержала страшный удар судьбы.

Неужели вы не могли обойтись без ампутации конечности? – услышал усталый, а потому очень тихий мамин голос Юра и подумал: Значит, я не умер… Живой, живой.

Он снова прислушался к разговору медсестры и матери.

- Может быть, в других условиях и можно было бы провести операцию и сохранить мальчику ногу, но ваш сын потерял много крови, а запасов крови у нас нет, как не было и донора с подходящей для раненого с такой группой крови. Хирург был вынужден принять жесткое решение, как ампутация конечности.

Тут Нина Ивановна заметила, что Юра очнулся и слушает их разговор, и постаралась подбодрить сына:

- Юрочка, миленький ты мой сынушка, не повезло тебе. Но ты потерял только ногу, а наш папа-то потерял жизнь. Он погиб, и я даже не знаю, где его похоронили.

- Не огорчайся так, мама, - совсем по-взрослому тихо сказал Юра. – Я буду ходить на костылях, а папу уже не вернешь. Иди домой, пожалуйста. Ведь там остались у тебя еще мои сестренка, братишка и бабушка. Им твоя забота нужнее. А за мной в госпитале присмотрят и медсестры и врачи. Меня такой сладкой и вкусной водичкой напоили, а есть ли у вас-то дома что-нибудь покушать?

Нина Ивановна чувствовала себя больной и разбитой, у неё со вчерашнего дня не было во рту не то что крошки хлеба, а маковой росинки, но, вымученно улыбнувшись, сказала, пытаясь не сорваться и зареветь в голос:

Мы питаемся там, что положено выдавать каждому жителю блокадного Ленинграда. Бабушка частенько прихварывает, но она же преклонного возраста. И тут еще обстановка такая, что в пляс даже при большом желании не пустишься. А твои братик и сестричка живы-здоровы и не на что не жалуются.

Нина Ивановна помолчала, но Юра снова впал в забытье и она этому даже обрадовалась. Ведь её ребятишки уже от голода пухли, а Юру –то в госпитале без куска хлеба и пропитания не оставят.

- Может быть и выдюжит Юрочка – мелькнула в голове у неё спасительная мысль. И она стала собираться домой. Ведь там её помощь была больше необходима, чем сыну.

Когда Юра Зуев овладел ходьбой на костылях, он, как папа Карло, стал вырезать из березового полена, а не из соснового, но не маленького деревянного мальчишку Буратино, а левую ногу, вернее, протез для левой своей ноги.

Однако ходить сразу на протезе не смог, слишком слаб был Юра от холода и голода. Госпиталь же в самом деле, как и предполагала его мама оказался для мальчика спасательным кругом в жутком омуте смертоубийственной войны. Его же не окрепшие брат и сестра не выдержали вызова времени и умерли от голода в блокадном Ленинграде.

Зато в таких тяжелых условиях и ковался в Юре железный стержень его характера. А без такого стержня нельзя было бы выжить мальчику в то военное лихолетье.

После госпиталя пришлось Юре Зуеву учиться заново ходить. Сначала на двух костылях, затем опираясь на одну подпорку. Иногда Юра терял равновесие и падал, споткнувшись на землю. А причиной падения была не его торопливость или невнимательность. Мальчик просто-напросто терял сознание от голодного обморока.

Тогда еще школьнику Зуеву пришлось помогать, как единственному мужчине в семье, женщинам: матери и престарелой бабушке.

Кем только не работал с четырнадцати лет Юрий: сапожником, шорником, ретушером фотографий. Совсем как в старинной песенке: «В понедельник Юрка – мальчик, а во вторник Юрка – шорник. С середы до четверга … нет, нет, не в горнице слуга, а ретушер в фотоателье.

Но его мечта стать и не знаменитым, то хотя бы отличным художником, заставляла Юру Зуева наниматься в кинотеатрах художником оформителем. Все-таки навыки художника-оформителя не особенно влияли на будущего мастера кисти, выдумщика живописца, но зато приносили доход. К тому же они (эти первичные навыки) пригодились Юрию Пантелеймоновичу в станковой живописи и в работах над барельефных и мозаичных панно. Когда его знакомый приятель Мишка предложил:

- Юрик, ты же часто работаешь красками, не возьмешься ли ты не картины рисовать в паровозном депо, а покрасить ровно и красиво изнутри тендер – паровоза.

- Отчего же и не взяться за такую работу – усмехнулся Зуев. – Я берусь за любую, выгодную для меня работу. Были бы гроши да харчи хороши.

- Не сомневайся, Юра, - довольный согласием друга кивнул головой Михаил. – Будет тебе хорошая зарплата, на которую можно купить вкусненькое на обед, но работа-то весьма вредная. Тендер-то придется нитрокрасками, а они жутко вредные для здоровья.

- Так неужели мне не выдадут защитное устройство под названием респиратор? – спросил Юра.

- Конечно же, выдадут! – воскликнул Миша. – Выполнишь работу, Юра, точно в срок, то будет тебе белка, будет и свисток.

Но радовался Юрий преждевременно. Забравшись во внутрь тендера Зуев, чтобы закончить работу побыстрее, трудился не покладая рук без перерывов и отдыха, когда оставалось растушевать последний сантиметр поверхности тендера у паренька закружилась голова, поплыли разноцветные круги перед глазами, как когда-то в блокадную пору от голодного обморока.

Юрий рванулся из последних сил к выходу и успел немного приоткрыть дверку. Свежий глоток не спас его от потери сознания, но не позволил Зуеву задохнуться от ядовитых испарений нитрокраски и умереть.

По счастливой случайности мастер паровозного депо оказался дотошным человеком и решил проверить, как справляется новичок с поставленной перед ним задачей. Он то и вытащил Зуева из тендера паровоза наружу, причитая на ходу:

- Ну что ты, миленький скуксился?! Не умирай, дорогой, не умирай, пожалуйста.

На свежем воздухе Юра открыл глаза и, увидев мастера, задал естественный вопрос:

- Где это я?

- На этом свете, дорогой, на этом свете – засмеялся радостно мастер. – Не торопись на тот свет преждевременно.

Альма-матер

После долгих поисков своего стиля Юрий Зуев место учебы не Ленинград, а Иркутск. Он поступил в Иркутское художественное училище. Во второй половине пятидесятых там преподавали молодые талантливые художники Алексеев, Рубцов, Вычугжанин.

Это были счастливые годы, хотя трудиться приходилось без выходных и по восемь – десять часов в день.

- Да какая же это работа? – пожимал плечами, не желал отрываться от мольберта Юрий Зуев. Это же азарт, восторг. Творчество. Работа – это что-то утомительное, монотонное, а тут рисунки, живопись, анатомия. Композиция постоянные пленэры. Но самое главное – славное море священный Байкал.

-Да, да Юрий Пантелеймонович – соглашался с восторженным возгласом его ученика Алексеев, анализируя эскиз пейзажа, где неизменно присутствовал и Байкал-батюшка. Есть такая старинная народная русская песня: «Славное море священный Байкал, славный корабль – омулевая бочка! Эй, Баргузин, пошевеливай вал, молодцу плыть недалеко».

- Да, я слышал эту песню беглого каторжника – отвечал Зуев преподавателю. Только плыть на такой утлой посудине, как бочка, весьма чревато. На таком суденышке вдвоем-то не то что плыть, а разместиться-то трудно.

- Почему вы решили, что беглец плывет в бочке не один, а вдвоем? –спросил преподаватель.

- Так он же командует: «Эй, Баргузин, пошевеливай вал…

- Однако! Баргузин это не человек, а ветер. На северной оконечности Байкала на его южном побережье существует Баргузинский заповедник, где водится особая порода благородного соболя, шкурка которого ценится на пушном рынке. Вот с этой стороны и дует Баргузин. А омулевая бочка, где солят эту деликатесную рыбу размером метра 2 – 2,5 в диаметре, а высотой она более 3-х метров. Рыбаки ставят её на берегу и весь улов из нескольких лодок артели загружают в эту громадную бочку.

Такие беседы с Алексеевым только подогревали интерес к Байкалу, и у Юрия Зуева появилось несколько картин на эту тему. Одна из них называется «Полдень на море Байкал».

Художники маринисты обычно любят показать свирепую дикость разгулявшейся водной стихии. Взять хотя бы Айвазовского и его легендарное полотно «Девятый вал», где сердце сжимается от боли от сопереживания за пловцов – матросов, которых застиг врасплох шторм.

А у Юрия Зуева на Байкале тишь и гладь, да Божья благодать. Полный штиль явление на нем очень редкое. Даже в самую тихую погоду Байкал «вздыхает» нагоняет на прибрежные камни, а они также изображены на этой уникальной картине живописца, темнея ласкающимися боками придают большой колорит лазурной глади байкальского зеркала ультрамариновой воды.

И на этой голубизне выделяется белоснежная яхта с двумя остроконечными парусами на мачтах суденышка. Которые обвисли, как тряпки, безнадежно поджидая хотя бы легкого дуновения ветерка.

Но Байкал, как могучий русский богатырь погрузился в крепкий сон.

На горизонте кучевые облака силятся дотянуться до заснеженных вершин гор, и зрителю кажется, что до гор рукой подать. Не верьте этому оптическому обману простодушные зрители! Это только кажется совсем рядом и на картине и на природе. Ширина Байкала на самом деле больше сорока километров.

Горные же хребты по высоте не сравнятся с Эверестом – вершиной мира – пик Черского возвышается над уровнем моря на 1628 метров, но зато глубина славного священного пресноводного моря-озера достигает почти таких же параметров, что и пик хребта, 1620 метров.

Зато взгляните как кучевые облака «карабкаются» вверх по склону гор! Когда-то Юрий Пантелеймонович еще маленьким мальчиком любил лежать спиной на траве в поле и наблюдать, как ползут – кочуют кучевые облака. Вот одно облачко, похожее на белогривую лошадку прытко скачет по небесной синеве. Пока Юра срывал высокий стебелек травинки, глядь: а лошадка-то превратилась в кособокого двугорбого верблюда.

Видимо, эти детские воспоминания нахлынули на Юрия Пантелеймоновича, когда он работал над полотном «Полдень над морем Байкал». Облака на картине скорее похожи по плавным очертаниям на фигуры десантников-воинов в маскхалатах, которые штурмовали в годы Великой Отечественной войны вершины Кавказского хребта, чтобы сбросить фашистских солдат, опытных и хорошо вымуштрованных альпинистов из дивизии «Эдельвейс» с перевала.

Жаль, что берег пустынный и нельзя хоть кому-то насладиться красивым зрелищем. Яхтсмены сошли на берег, дожидаться попутного ветра на яхте можно не один час, и скрылись в поисках ягод пихтового стланика на отрогах зарослях гор. Голенастые чайки греются на солнышке, примостившись на валунах, искоса поглядывая на воду: не мелькнет ли рядом около камней мелкая рыбешка.

Но на этом творческие находки художника Зуева не заканчиваются.

Облака попытались заслонить небесное светило, да как говорил классик «но не скроют тучи солнце, нет, не скроют». Через заоблачные разрывы пробился, прорезался яркий лучик солнца, и солнечный зайчик разделил, падая под углом в 60 градусов на водную гладь акваторию и небо на трапецию и треугольник. Притом цветы на треугольнике несколько более насыщенные синевой, а по трапеции тона голубые-голубые да еще с золотистыми оттенками.

Такой световой эффект уважаемые зрители и читатели, вы, наверняка, видели когда-то дома. Вспомните, как через плотную темную шторку, в которой ребенок шалунишка проткнул острым предметом дырочку, через это отверстие в темную комнату прорвался яркий лучик солнечного света. Эффект необычайный: в эту небольшую дырочку всю комнату осветить нельзя, но луч, чем дальше он скользит от окна, тем больше захватывает территории и теснит тьму, пока не упадет круглым светящимся пятном на пол. А в луче света резвятся, танцуя какой-то замысловатый танец пылинки. Подобный этому эффекту создал чудо игры света и живописец Зуев.

На другой картине Юрия Пантелеймоновича «Бухта на озере Байкал». Само название уже не море, а озеро указывает на замысел художника. На этом полотне нет широты, бескрайности уникального явления, как озеро Байкал. Все даже голубизна зеркальной глади его. Но бухта, есть бухта. Это ограниченное почти со всех сторон водное пространство. Хотя светло-белые блики поблескивают на поверхности озера, но тона же короткие приглушенные. На переднем плане полотна корявые, неказистые сосны и лиственницы без слов объясняют зрителю о суровых климатических условиях на побережье Байкала. Но и холодная, строгая красота восхищает и привлекает глаз внимательного зрителя. Срабатывает контраст: живая природа растений и деревьев вырастает наперекор всему на камнях угрюмых скал. Это торжество жизни и привлекает зрителя.

В такой бухте укрывалось от непогоды не одно рыбацкое судно. Благодаря такому укромному местечку промысел оказался не таким уж и рискованным, хотя когда идут в атаку более свирепые ветра, чем Баргузин: сарма, култук, шелонник.

Про шелонник опять же рассказал Зуеву Анатолий Иванович Алексеев.

- Рядом с Ленинградской областью где вы проживали войну находится Новгородская область. И в озеро Ильмень впадает полноводная, широкая и своенравная река Шелонь. В Великом Новгороде славились лихие люди, которые назывались ушкуйники. Они не были мореходами, а ходили на ладьях, заходили и в Северное море, обменивая у охотников шкурки на привезенный ими порох и дробь. Иногда ушкуйники разбойничали, а порт приписки их флота было озеро Ильмень и река Шелонь. Их не страшили никакие расстояния и, как видите, они поселились здесь на юге Байкала откуда и дует Шелонник. Название этот байкальский ветер получил явно от новгородских речных, морских и озерных скитальцев и искателей приключений.

Но уже в Иркутском художественном училище в душе живописца появилась тяга к монументальному искусству. Эту творческую жилку своего подопечного заметил и Алексеев.

- У вас замечательное тонкое чувство прекрасного и на холсте ваша кисть творит чудеса. Такая необыкновенная пластика линий, стоит ли вам разменивать крупную купюру на мелкую монету – сеял сомнения в правильности выбора Зуева Анатолий Иванович.

Ответ Юрия Пантелеймоновича был для педагога неожиданно серьезен, но по-философски умело сформулирован:

- Мир пластики – это один из адекватных миров со своими закономерностями, со своей логикой развития. Это объемный мир переполняющий многие другие миры. Пластика выражает представление человека о материи.

- Не стоит говорить о представлении, о пластике абстрактного человека – пожал недоуменно плечами Алексеев. - Мне хотелось знать ваше мнение, ваше представление об этом, каков диапазон по вашему этих представлений?

- Диапазон их довольно широк: от микромира к макромиру. По сути, стремительно развертывающаяся или стремительно сжимающаяся спираль. Форма не может изобразить суть явления, но может адекватно его выразить.

- Каким же образом?

- Очень просто – форма имеет предысторию. Она включает в себя три временные границы: прошлое, выражает настоящее и нацелена в будущее. Через форму можно выразить не только пространство, но и его метафизическое значение.

- Очень интересно вы рассуждаете – одобрительно отозвался Алексеев. – Позвольте полюбопытствовать, каким образом вы пришли к такой мысли, к такому постулату?

- За годы учебы в вашем художественном училище меня поразило и заинтересовало искусство Древнего Египта. Мы же знакомились с ним по репродукциям на уроках истории искусства, своею монументальностью и целостностью. Фигуры фараонов казались гигантских размеров, что фигурки рабов представлялись пигмеями. На каникулах, приезжая в свой родной Ленинград, я посетил Эрмитаж и увидел там выставленную на обозрение почтеннейшей публики египетскую фигуру Фараона. Она совсем не соответствовала моему сложившемуся при учебе представлению. Фигурка была очень маленькая – в высоту сантиметров 30-40. Но не разочаровался, а поразился великолепием и красотой статуэтки.

- Обычно в монументальном искусстве ценится не только красота изваяния, но и идея скульптора – охладил пыл молодого человека Алексеев.

- Да, да – быстро согласился Зуев. – Я увидел в фигурке Фараона главное её достоинство: какое глубокое проникновение в суть образа! Я сформулировал тогда идею двумя словами: существование и присутствие. В искусство входит и то и другое. Одно говорит о духе, другое о материи. Я сделал тогда открытие, что монументальное искусство – это ясность формы, соответствие соотношений пропорций, их целесообразность, крупные по пластичности и точные по измерению.

- О, батенька вы мой, да вам в ораторском искусстве на сей день нет равных, - высказался с долей иронии Анатолий Иванович. Но затем, стерев усмешку с лица, добавил: - Вам, Юрий Пантелеймонович можно не только художественные картины писать, а и философские трактаты по теории живописи и скульптуры. У вас даже в спонтанном споре моментально возникают четкие формулировки. А ясность мысли вашего высказывания могут позавидовать именитые художники. Над чем вы сейчас занимаетесь?

- В Древнем Египте прославились не только строители и архитекторы пирамид, но уже тогда около гробниц фараонов устанавливались монументальные фигуры сфинксов. Они получались величавыми и таинственными. Но на стенах дворцов были росписи в технике сграффито, традиции которых уходят дальше тысячелетия. Этим древним искусством хочу овладеть и я.

- Вот что, коллега, - сказал после откровенного монолога Зуева Алексеев. – После окончания художественного училища вам, чтобы закрепить свои успехи на поприще живописца, чтобы получить диплом придется год, другой поработать реставратором в Иркутском художественном музее, но долго там прошу не задерживаться. Настоятельно рекомендую вернуться в ваш родной Ленинград и попытаться сдать экзамены и поступить в высшее художественно-промышленное училище имени Веры Ивановны Мухиной (сейчас это Санкт-Петербургская художественно-промышленная академия).

Забегая заранее вперед, хочется отметить, что Юрий Зуев принял всерьез совет старшего товарища, и успешно сдав экзамены в академию, покинул свою альма-матер.

Но мечтал о монументальном искусстве Юрий Пантелеймонович. Байкальские пейзажи всплывали непроизвольно в памяти живописца и руки тянулись к кисточке. Только на полотно появлялась не застывшая в многовековой тиши байкальская гладь, приводившая любого зрителя в восторг и умиление, как на картинах «Бухта на озере Байкал» и «Полдень на озере Байкал», а отныне в душе художника хотелось показать и бунтарскую суть Байкала, которая складывалась из буйного характера речек, впадающих в море-озеро.

Все дочери-речки любили своего батюшку – Байкала и щедро дарили ему хрустально – чистую водицу от тающих снегов. И только одна величавая Ангара без забот расточительно забирает часть богатства из пресного байкальского водоема и транжирит его, передавая своему возлюбленному другу, который уносит воды Байкала в Северо-Ледовитый океан. Динамику летящих вод ручьев и речек с вершин заснеженных гор можно ощутить не весной, а летом, когда начинается таяние снежных вершин. Притом поздним летом, когда на соснах еще зеленеет хвоя, а вот на лиственницах, это единственное хвойное дерево в сибирской тайге, которое на зиму сбрасывает хвою, а потому хвоя лиственницы, как и листва лиственных деревьев начинает к осени желтеть. Эту удивительную пору по своей пестрой красоте тайги и запечатлел художник Зуев.

Но это только фон картины Юрия Пантелеймоновича «Горная речка». Имя главной «героини» этого полотна живописца можно угадать без подсказки, но для нас более одаренных зрителей назову его: Черная речка. Она не глубока и порожиста, но буйный неукротимый свой нрав на лицо. Лазурь неба с зеленоватым цветом отраженных крон сосен «замутняет», если это можно сказать, о белом цвете речной пены, именно клочья пены, которая возникает на поверхности негодующей и кипящей холодной злостью на каменистых порогах горной речки. Скорость горного водопада такова, что клочья пены не могут взбиваться на гребне волны, а размазываются тут же на поверхности потока белесым слоем, превращая небесно-голубой цвет реки, местами, только местами в белые потоки, словно первые седины на голове молодящегося еще мужчины.

Душевное состояние живописца во время работы над Байкальским циклом витебский поэт Борис Бележенко:

Руинами трагедий и утрат

Обрамлены пути творца извечно.

Но сердце Мастера светло и человечно,

Он солнцем памяти и доброты богат.

Эти строчки поэта Бележенко автор очерка, где он провел умелый анализ главнейших работ Юрия Пантелеймоновича, Леонид Дягилев поставил эпиграфом к своему повествованию.

Конец – всему делу, венец и последние две строчки эпиграфа как нельзя точно отражают смысл многолетнего творчества Юрия Зуева: «Но сердце мастера светло и человечно, он солнцем памяти и доброты богат».

Начинаешь понимать, что «сердце мастера светло и человечно», когда увидишь картину Зуева «Воспоминание о голландцах».

Два натюрморта

Натюрморт – это картина с изображением, так называемой мертвой природы: букетов цветов, фруктов, битой дичи, рыбы и тому подобное (но не пейзажи и не мертвых тел). Но у Зуева и натюрморты согласно его созданной теории, в которой говорится, что через форму можно выразить не только физическую функцию пространства натюрморт, но и метафизическое значение – подтекст его.

Возьмем и для исследования классический натюрморт Юрия Зуева «Розы». На небольшом журнальном столике, который стоит на лестничной площадке. Перила марша ведущего на второй этаж здания примитивно просты: строганый рубанком сосновый поручень золотист, как и его балясины такого же прямоугольного профиля.

На столике темно-вишневого цвета, хотя столешница отполирована до зеркального металлического блеска, стоит шестигранная высокая хрустальная ваза с букетом роз. Хрустальные боковинки вазы инкрустированы затейливой резьбой, которая похожа на лепестки цветов, где каждый лепесток ромбической формы выпукло выступает за поверхность шестигранника, образуя оригинальный орнамент из абсолютно неживых цветов, созданных мастерской рукой огранщика.

Розы как букет, доминируют под вазой и имеют в этом букете свою иерархию. Над горловиной вазы широко раскинулись четыре крупные розы, как говорил Сергей Есенин в цикле «Персидские мотивы»: «И розы там крупнее кулака». Две темно-красные розы из первого нижнего ряда букета особенно крупны. А две, которые с краю, чуть мельче, да и цвет их не такой насыщенный, не такой темно-красный, а светло-розовый.

Зато темно-зеленые листья роз создают отличный контраст для светло алых розочек, и они становятся весьма привлекательными для глаз благородных зрителей.

Из пяти мелких бутонов роз – два цветка желтых. Говорят, что желтый цвет розы – цвет измены. И если счесть это расхожее мнение за правду, то желтая розочка второго яруса крайняя слева стыдливо прячется за соседку справа ярко-красную розочку немного меньшую роз первой шеренги. Из пяти роз вверху букета средняя роза желтого цвета. Она понимает, что оказалась в центре внимания, и гордится этим. С нахальным видом вызывающе смотрит на зрителя, что две соседки желтой розы – красные застеснялись эгоистки и стыдливо отвернулись от неё. Более того они съежились, скукожились, сомкнули свои, ведь такие красивейшие лепестки в бутончики. И свесили головки, признавая величавость центральной желтой розы.

Зеркальную поверхность журнального столика компрометирует алое пятно. Это или отражение одной красной розы нижнего ряда, или же её упавший на столешницу лепесток.

Это изображение букета бросается сразу же в глаза зрителя, но тут происходит неожиданное явление. Над восходящей звездой примой – балериной желтой розой зритель вдруг к своему изумлению обнаруживает… обнаруживает… три желтые бутончика, которые возвышаются над примадонной.

Увы, какой пассаж…

Заинтригованный быстрой сменой декораций зритель подходит к натюрморту все ближе и ближе… И видит, что три головки бутонов вовсе не декоративные желтые розы, а это же маковки - луковки куполов церковного собора. Вот она метафизика. Неживые срезанные секатором садовника цветы роз приобретают вторую жизнь. Их бутоны – головки тянутся вверх, ввысь к небу как сверкающие сусальные золота купола собора тянутся ввысь к Богу, позволяя душам жаждущих и страждущих донести свою молитву до Творца. Как говорится наши бы молитвы, да Богу в уши .

Тут открывается и третий подтекст этого натюрморта Зуева «Розы». Начинаешь понимать, откуда на глухом лестничном пролете, где должна быть тьма кромешная, льются потоком солнечные лучи и от их сияния блестит, словно отполированная сталь, поверхность журнального столика на лестничной площадке.

И каким образом мы смогли увидеть церковные купола через глухую, светонепроницаемую стенку лестничной клетки, там же нет окна, а купола церкви мы видим. Как тут не поверить в Божью благодать! Верь не верь… Отставить! Только верь, только вера помогла живописцу Зуеву создать этот эффект. Он ведь когда-то сформулировал в разговорах, в мыслях что такое живопись: «Столкновением форм, проникновение одной формы в другую побуждает потенциальное начало какого-то сильного развития».

Натюрморт Юрия Пантелеймоновича «Розы» захватывает все пространство лестничной площадки, образовывает новую пространственную систему, где колокольный звон, рождающийся под золотыми куполами собора, выплескивается наружу, проникает через свето-звуко непроницаемое пространство стены лестничной клетки и прямиком устремляется в души людей, зрителей, который восторгается натюрмортом «Розы». В нем на полотне художник использовал всю гамму, все семь цветов радуги. С этой картиной «Розы» хорошо сочетается пятистишье поэта Бележенко:

Да здравствует исчезновенье туч!

Да будет воздвиженье радуг!

Они как неземная радость,

И дух полета с ними рядом

Божественно могуч.

Если в натюрморте «Розы» требуется зрителю, внимательно изучая картину, по деталям, глоток за глотком, впитывать ее прелесть и красоту, то в натюрморте «Воспоминание о голландцах» захватывает дух очарования и светлой радости с первого взгляда. В полумрак запасника мастерской Зуева врываются яркие краски картины «Воспоминание о голландцах» так же радужные не доминирую красные, оранжевые и желтые тона.

На переднем плане картины чуть слева бросается в глаза зрелая гроздь белого с янтарной желтизной винограда, которая держится на срезанной веточке лозы. Косой срез секатора садовника почти продольный, и потому что длинный и режет глаз любителя живописи.

Такую игру цвета и тени, когда солнечный свет, проникая через перезрелые виноградные ягодки, играет, зажигая внутри их огонь живых фонариков. А виноградную гроздь можно было, по крайней мере, так показалось, взять и потрогать рукой. Любили изобразить такую игру света на своих картинах живописцы в эпоху Западного Ренессанса. Эту манеру письма использовал и Юрий Зуев. Школа Голландских живописцев славилась во всей Европе в те времена. Потому Юрий Пантелеймонович и упомянул в названии своего натюрморта именно о голландцах. Есть легенда о состязании двух мастеров – художников во времена Ренессанса. Они написали по одной картине и на выставочной площадке, которую устроили на террасе летнего дворца, установили их, задернув произведение искусства легкой тюлевой занавеской.

Когда собрались зрители и консилиум судей, первый художник подошел к мольберту и отдернул занавес от натюрморта. Виноградная спелая гроздь лучилась солнечным светом так ярко, что, похоже, затмевала естественный солнечный свет. Голоса восхищенных зрителей слились в один гул, но апогей настроения их достиг крайней точки, когда птичка легко и беззаботно влетевшая на веранду порхнула к грозди винограда и, попытавшись полакомиться ягодкой, клюнула её. Пичуга тут же отпрянула от холста, поняв свою ошибку.

Художник, автор этой картины, торжествуя победу, весело и громко засмеялся и попросил своего соперника:

- Прошу вас отдерните и вы теперь, пожалуйста, занавеску с вашей картины. Пусть строгие, но справедливые судьи посмотрят вашу картину и выберут победителя конкурса.

Второй художник смущенно улыбнулся и, пожав плечами, произнес:

- Я не могу отдернуть занавеску…

Первый с ехидцей спросил:

- Не осмеливаетесь отдернуть её, потому что не хотите оконфузиться?

Но тут у соперника засияла на лице улыбка:

- Боюсь, что вы уже оконфузились, хотя ваша картина написана мастерски, что сумели обмануть глупую тварь божью – пташку. Но вы сами, приняв нарисованную мной занавеску, приняли её за настоящую.

В мастерскую художника Юрия Зуева не залетают птицы, но если бы такой прецедент случился, наверняка бы пташка не удержалась бы от соблазна полакомиться сочной ягодкой. Но вернемся к натюрморту «Воспоминание о голландцах» и оценим беспристрастно «Воспоминания…». На натюрморте на столешнице лежат фрукты персики, яблоки и ягоды наливные чуть подрумяненные с красным бочком гранаты. Один с желтовато-зеленой кожурой, а у второго уже хозяин часть скорлупы содрал и выгрыз из сердцевины граната сочно-красные зерна. На гранатах лежит вторая виноградная гроздь темно-фиолетового цвета.

Над ворохом осенних плодов возвышаются цветы, бутоны которых очень крупные, хотя их цвета приглушенные. Белые георгины с палевым, кремовым оттенком, бархатцы не ярко-оранжевые, а коричневато-желтые, зато маки оранжевой окраски, как и один единственный бутон тюльпана. А вот крупный нарцисс не чисто белый, а с какой-то голубизной.

На верхней части натюрморта словно из тюльпана выплескивается на левый край холста оранжево-красное облачко пламени, а с правой стороны фон в углу холодный желтовато-голубой, а потому еще и зеленоватый, от смешения желтой и голубой краски цвет их меняется на один зеленый.

Удивительна пластика линии столешницы, на которой разложены фрукты. Она массивна и виден только её торец. На котором видна четкая вертикальная линия сопряжения выпуклой и вогнутой части ребер стола.

Но витиеватость выпуклых и вогнутых плоскостей, пересекающихся между собой, не последняя изюминка в картине «Воспоминание о Голландцах». Если вглядеться в прогалинку между глянцевых темно-зеленых листьев сине-фиолетовой виноградной грозди и пожухлых и сморщенных листочков на веточке лозы белого винограда, то зритель увидит ступеньки ведущие вверх.

Опять живописец не может не указать главный вектор своего устремления в поисках прекрасного. То, что произносит Юрий Зуев, можно бы вписать как строчку его семейного герба:

- Двигаться вперед, а не стоять на месте.

И в то же время, он опирается не на традиции художников Ренессанса и не скрывает это, а декларирует гордо свою принципиальную позицию мастера:

- Традиция – это то, что даст нам способность, что именно из созданного останется и будет иметь право на существование.

Потому и не удивляешься после высказываний Юрия Пантелеймоновича, что на картине «Воспоминание о голландцах» есть второй план, еще один слой натюрморта – скульптурная композиция, которая почти сливается с красновато-желтым фоном ступенек и основного фона всей картины.

Три золотистые фигурки, в центре которой обнаженная женщина. Её обнимает стоящий рядом с ней мужчина, и взоры их обращены на зрителя. А третий обращен к публике спиной. Он направляется к первой ступеньке, ведущей вверх к неизвестной вершине. Левой рукой он сгибом локтя охватывает правый локоть женщины, старается увлечь её за собой. Опять извечная тема как в русской поговорке: третий лишний, или же французской: шерше ля фам – ищите женщину.

Но как всегда в такой ситуации главное решение принимают не мужчины, а женщина. А какое она примет решение одному Богу пока известно: пойдет ли она с первым мужчиной и остаться, или решит пуститься в трудный путь к вершине по крутым ступеням с мужчиной, который стремится вверх через тернии к звездам. Руки их пока переплелись, словно канат из двух прядей, но прочным ли он окажется?

Второй план на картине Зуева его оригинальный ход и одновременно влияние на замысел мировоззрения авангардистов и художников мирового уровня. В 1967 с группой студентов Высшего художественно-промышленного училища им. В.И. Мухиной он был направлен на преддипломную практику в Чехословакию, где он познакомился с чешской школой монументального искусства. Но больше всего взволновали Юрия Пантелеймоновича личные встречи с такими мастерами как Пикассо, Сикейрос, Леже, Кан.

Пабло Пикассо испанец французского происхождения был широко известен в Советском Союзе. Взять хотя бы его «визитную» карточку картину «Голубь мира», которую Пикассо начертал одним махом, не отрывая пера от бумаги.

Зуеву эта манера рисунка Пабло Пикассо так понравилась, сколько своих набросков к очередному замыслу художественного полотна сделал так же на одном дыхании. И только убедившись, что его рука не дрогнет при создании очередного образца «моментальной съемки» долгое время проводил подобные «тренировки». Очень помогли Юрию Зуеву лекции Сикейроса, Пикассо, Рефрежье и других мастеров определиться в выборе монометаллизма. А вот художниками авангардистами, которые возглавляли в Витебске Марком Шагалом и Казимиром Малевичем он был готов, если представилась бы такая возможность, поспорить и полемизировать с ними. Особенно с Малевичем и его нашумевшей на весь мир картиной «Черный квадрат». Изучая в «Мухинке» историю живописи, Юрий Пантелеймонович наткнулся в библиотеке на литогравюру Роберто Фруда, которую он отпечатал в 1617 году и, называлась она «Хаос мира». На литографии и был напечатан тушью Черный квадрат на 300 лет раньше чем Казимир Малевич совершил плагиат, назвав свою копию с литографии Роберто Фруда в книге изданной во Франкфурте в 1617 году, которая называлась «Первичный хаос. О космическом двуединстве».

Возможно Малевич не знал о существовании непризнанного всемирно литографического Черного квадрата Флудда, но окунувшись уже не в космический хаос, а в революционный хаос 1917 года обозначил свое отношение, происходящего в нашей стране, как Хаос космического масштаба.

Если во времена Ренессанса славились французские, итальянские, голландские художники, то современный авангардный художник Михаил Шемякин – говорит Юрий Зуев – считает, что во Франции сейчас ни одного стоящего художника, картина которого заинтересовала зрителя, нет ни одного. Просто нет ни одного художника. А я как авангардный художник работал с самым бедным, ничего не стоящим материалом – с мусором. Я не имел денег и не знал где их заработать своим ремеслом, пошел работать художником реставратором в Эрмитаж, но в основном приходилось быть там такелажником-грузчиком. Таскать с места на место в запасниках тяжелые картины. И был нищим, как музейная крыса.

- Как видите – говорит Зуев – мы коллеги с Шемякиным по реставрационным работам в художественных музеях. Я в Иркутске, а Михаил в Ленинграде.

Собеседник Юрия Пантелеймоновича подхватил разговор и дополнил почетного Академика своим соображением об авангардном художнике Михаиле Шемякине:

- Шемякин говорил, что когда он работал в Эрмитаже грузчиком-такелажником, то по вечерам или ночам он писал свои картины авангардиетского типа, когда свирепствовал совреализм.

- Да, согласился Юрий Зуев – к нему даже приходил посланный правоохранительными органами психиатр и, поразившись, окинув беглым взглядом творчество Михаила, бесцеремонно заявил: «Бедлам, а не картины». Но ничего криминального так и не нашел.

После небольшой заминки Юрий Зуев продолжил разговор о тернистом пути любого творческого человека:

- Михаил Шемякин говорит очень точные слова о художниках, и мои мысли созвучны с ним: и он и я считаем, что нужно всегда быть самим собой. Идти своим путем, и никогда с него не сворачивать. Работа художника – это живопись, графика, образование. Пафос – это заниматься своим делом: маленькой кисточкой не торопясь водить по огромному холсту.

- Это воззрение – заявил собеседник – промежуточный этап вашего творчества, а чему или кому, собственно, вы служите и чего добиваетесь?

Юрий Зуев, немного подумав, ответил:

- Я скромно служу в храме искусства, а чего-то целенаправленно добиваться в нем невозможно. В храме искусства происходит не естественный отбор, а искусственный. В том смысле, что творится искусство его служителями.

Портреты матери и дочери

Свою мать Юрий Пантелеймонович не просто любит, а боготворит. В лихую годину семья Зуевых, как шагреневая кожа, съеживаясь, уменьшалась до предельного минимума. Отец, которого маленький мальчик Юра помнит смутно, погиб на фронте. В блокадном Ленинграде у Нины Ивановны умерли от голода сын и дочь, а оставшийся в живых сын, еще маленький мальчик безвозвратно потерял сестренку и братишку. Престарелая мама Нины Ивановны тоже долго не протянула и, так и не насладившись мирной жизнью, покинула этот свет. Из довоенной семьи из шести человек осталось только двое – мать и сын.

И сын, Юрий Зуев, став художником, написал портрет Нины Ивановны. Обычно портреты живописцы пишут на холсте, где высота его несколько больше чем ширина. У Зуева портрет матери размещен в прямоугольнике, который вытянут в длину. Юрий Пантелеймонович это сделал неспроста. Его мать стоит спиной к окну. Вертикальный импост рамы прикрывает трепыхающаяся на сквозняке занавеска светло-кремового цвета. А через стекла окошка видны слева и справа от занавески корявые, свилеватые ветки деревьев, на фоне темно-синего вечернего неба. На ветвях деревьев ни одного листочка – напоминание, что и в природе и в жизни Нины Ивановны наступила пора осени. Белые кучевые облака, похожие или на комки ваты или снега, готовы взгромоздиться на сучковатые дерева, предрекают скорое наступление зимы.

Посеребрило время и темные цвета вороньего крыла волосы Нины Ивановны. И они кажутся, скорее всего, не седыми, а сизыми. У женщины короткая прическа, но пышные волосы красиво обрамляют её чистое открытое лицо, и боковые пряди волос прикрывают уши.

Но кожа лица несмотря уже на солидный возраст, гладкая и смуглая от загара. Лишь на лбу три глубоких бороздки – морщинки напоминают, что мать Юрия Зуева много пережила тяжелых минут и часов своей очень трудной жизни.

Как бухгалтеру Нине Ивановне пришлось много покорпеть над толстенными бумажными фолиантами книг учета и отчета. Приходилось их листать – перелистывать, особенно, когда цифры в графе дебета не сходились с числами в графе кредита. И потому-то и испортила остроту зрения, и пришлось носить очки в роговой оправе.

Зато стекла - линзы очков делают её голубые глаза более выразительными и крупнее, чем есть на самом деле, а цвет глаз более темным. Тонкие плотно сжатые в одну ниточку губы подчеркивают её волевой характер и готовность женщины переносить любые жизненные передряги.

Да и взгляд, устремленный в известную только Нине Ивановне даль, лишь подтверждает её волю. И все же в её взоре видны и другие человеческие качества Нины Ивановны. Хладнокровие, спокойная уверенность в своей правоте. Темно-вишневая кофточка лишь подчеркивает её светлый лик и чистую душу. А две колодки вместо наград медалей говорят, что мама Юрия сидела не только за отчетами, а несла все тяготы военного времени наравне со всеми тружениками тыла.

А вот портрет своего отца Юрию Пантелеймоновичу написать не удалось. Слишком быстро жизненные передряги стерли те крошечные воспоминания маленького мальчугана, которые иногда дискретно вспыхивали у него в голове. Но он твердо знал, раз отец погиб на войне, то он, несомненно, герой.

Однажды ему на глаза попалось стихотворение Владилена Кокина «Об отце». В нем было лишь две строфы, но в них поэт так написал про отца, и про своё отношение к нему, что Юрию показалось, что Владилен украдкой прочитал его мысли и поведал всему миру, как он, Юрий Зуев любит и чтит отца, погибшего в военное лихолетье:

Я ничего не знаю об отце,

Но для меня всегда он самый близкий.

Он ростом был высокий или низкий?

Жила забота на его лице –

Какая? Мало знаю об отце…

И все же: что я знаю об отце?

Я знаю он погиб на поле боя,

А для меня погибшие – герои.

К бессмертью их вела святая цель.

Я очень много знаю об отце.

Когда ж Нина Ивановна ушла в мир иной, Юрий Зуев написал картину-реквием «Матери Нине Ивановне посвящается».

Под яблоней, ветки которой гнутся и ломятся под тяжестью плодов: краснощеких наливных, словно желто-золотистым медом, установили седовласые мужчины круглый стол, чтобы помянуть достойного человека, оставившего добрый свет на земле – Нину Ивановну. Из шестерых собравшихся на поминки за круглый столик, покрытый голубой скатертью в золотистых разводах, поставлены два заварных фарфоровых чайника, а на керамической тарелке приготовлена закуска – те же спелые сочные яблоки.

Слева мужчина с пышной копной волос, словно гривой у льва, пальцами обеих рук держит чашку с уже остывшим чаем, так и не осмелившись пригубить из неё и сделать хотя бы один глоток. Ком в горле, застрявший, как кость, не позволяет мужчине попить ароматный напиток – на душе горько и больно. Но, не смотря на возраст, на боль в ноге – что она покалечена, указывает дужка рукояти палочки, которая подвешена на столешнице круглого стола. Второй мужчина справа с холеной седой бородкой и седоватыми усиками, упершись локтем правой руки об стол, аккуратно немного подув на горячий чай в кружке медленно, маленькими глоточками пьет чай. Левая рука, а вернее пустой рукав гимнастерки, плетью висит. Зато на груди ветерана Великой Отечественной войны целый иконостас военных наград. Получил медаль боец уже в 1970 году за доблестный труд. Такой медалью награждали ударников труда в честь 100-летия. В середине стола, прямо по центру присел гармонист. Но успел только развернуть только малиновые меха гармошки, да так и застыл в оцепенении. Закрыв глаза, чтобы не было видно товарищам его набежавшую слезу, уткнулся ветеран подбородком в гармонь, которая не издала еще не звука. Зато душа гармониста рыдает, но звуки горестного плача не вырываются так же наружу.

За спиной у гармониста сидит мужчина, покуривая табачок из изящно выгнутой кривой трубочки. Через узкий прищур его глаз почти не видно, тем более, он скосил зрачки в сторону, что бы случайно не встретиться со скорбным взглядом кого-то из друзей и не разреветься от горя.

Двое ветеранов стоят навытяжку, словно солдаты в карауле с прямыми спинами, но держат не винтовки на плечах. Перед собою один «часовой» на вытянутых руках держит свежий номер газеты «Витебский рабочий». Название написано на белорусском языке. Видимо в газете напечатан некролог о Нине Ивановне. И её друзья или родственники не могут поверить, что её уже нет на этом свете. Хотя черным по белому видят в газете написана горькая правда. И сомнений уже нет никаких.

Потому-то у всех героев полотна и закрыты или опущены глаза.

Все думают об ушедшем от них чистом и светлом человеке, а реакция у каждого разная, хотя беда одна на всех. Имя летчика Алексея Маресьева хорошо известно во всем мире. И он после войны став заместителем председателя Советского комитета ветеранов войны, получив Звезду Героя Советского союза, сказал:

- У каждого из нас своя группа крови. И в этом мы не схожи друг с другом. Но со страной своей у нас одна единая группа крови. Определяется она не медицинскими показателями. Она определяется верность родной земле, готовностью идти за неё «на труд, на подвиг и на смерть». Мы гордимся этой верностью и этой готовностью.

Как созвучны слова летчика Маресьева, потерявшего в воздушном бою обе ноги, и ставшего после тяжелого ранения в строй.

Замыслом картины Юрия Зуева, тоже потерявшего в войну одну ногу, не поддавшемуся унынию и совершившего свой полет, свой прорыв, но не в воздушное, а в духовное, одухотворенное пространство. Оба мужественных и талантливых человека имеют одну группу крови и друг с другом, и группой крови своей Родины.

Другая, очень лирическая трактовка замысла, идеи портрета дочери Юрия Зуева Наташи. Фон портрета светло-голубое небо после проливного дождя, когда выглянуло солнышко и от его лучей, преломившихся в капельках влаги, еще оставшихся в атмосфере, загорелась дуга-радуга. Вдали, на самой линии горизонта сияют вдобавок и купола храма. Радуга с правой стороны картины как бы отсекает уголок темного грозового неба, но и эту несколько мрачновато-неприятную деталь скрашивают белокрылые птицы, сказочные гуси-лебеди. Оберегают птицы от бед и невзгод любимую дочь живописца.

А в широко распахнутых голубых глазах Наташи умиротворение и уверенность, что именно красота и спасет мир. Её пышные густые и волнистые локоны волос водопадом льются на плечи, а синеву платья прекрасно дополняет букет пурпурных цветов.

Взглянув на портрет Наташи, вспоминаются есенинские строчки: «Я в твоих глазах увидел, море голубым колышется огнем».

В глубине голубых глаз девушки и впрямь не мудрено утонуть.

Красный цвет тюльпанов хорошо сочетается с цветом губ. А по очертанию рта можно уверенно заявить, что такую же изящную линию губ зрители видели и на картине «Портрет матери». Русское присловье утверждает, что красота и таланты предков больше проявляются на внуках. А на детях, якобы природа отдыхает. Хотя сказать об этом Юрию Зуеву, язык не поворачивается: с его-то многогранным талантом в различных ветвях изобразительного искусства. Вот он и вложил в картину «Наташа. Портрет дочери» столько тепла души, мастерства художника, что отвести от глаз Наташи невозможно. Такие они выразительные!

В портрете нет никакой помпезности, и даже украшения девушки жемчужные сережки и ожерелье подчеркивают скромность. Но если знать с каких морских глубин был добыт ловцами жемчуга материал для женских украшений, то сразу же становится понятным: такие украшения не поддаются девальвации. Их ценность не поддается оценке: не найдена еще такая школа и градация у ювелиров. Эти украшения на картине «Наташа. Портрет дочери», как и сама картина бесценны!

Те зрители, которые посмотрели на этот драгоценный, бесценный портрет богача, глубже понимается реальность.

У Юрия Зуева свой метод создания картины. Он охотно делится своими «секретами», так как не опасается, что кто-то сумеет у него «увести», забрать у него полет фантазии и его творческую мощь:

- Если меня что-то тронуло, то я делаю картину быстро, не думаю о технике. Самое первое впечатление – самое верное, самое важное. Когда появляется эскиз, тогда уже можно делать и доработки.

- А что было главнее всего во время работы над портретом дочери?

- Важно решение среды, чтобы все элементы композиции превращались в среду из пятен, объемов, цвета, формы. Все должно быть неразделимо и взаимосвязано.

- Но нельзя же все картины писать на одном дыхании. Кроме страстного порыва в любом деле нужно продумывать частности, детали.

Зуев это и не отрицает:

- Я охотно возвращаюсь к своим замыслам, но с теми или иными дополнениями и изменениями. Но я знаю примеры, когда на одном дыхании создавались шедевры и даже не одним человеком, а целыми творческими коллективами.

- Вы можете привести хотя бы один такой пример?

- Пожалуйста: Композитор Никита Богословский рассказывал, как родилась песня «Темная ночь». Только произнесешь название, а слова так рвутся наружу: «Темная ночь, только пули свистят по степи, только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают…». Тогда в начале войны снимали картину «Два бойца». Режиссер Леонид Лунев пожаловался композитору: без музыки никак не получается сцена в землянке, где отдыхают бойцы. И тут же рассказал Никите Богословскому ярко и образно свои соображения, что у композитора, как утверждал Богословский, родился единственный раз в его практике мотив песни. И он, подойдя к роялю, проиграл мелодию. Луневу она так понравилась, что он тут же побежал разыскивать поэта Владимира Агатова. Тот сел, выслушав мотив на табуретку, и на краешке рояля написал стихи. Тут же разбудили Бернеса отсыпавшегося после трудного съемочного дня, нашли гитариста и наскоро записали песню на пленку. Утром она уже звучала на съемке.

Но на этом приключения с этой песней не закончились.

- А что же еще произошло?

- «Темную ночь» решили записать на пластинку. Но первый тираж её получился с небольшим браком. В одном месте слышались какие-то шорохи, непонятные шумы.

- Откуда же появились эти шорохи?

- Когда женщина работала над матрицей из воска для пластинки, она под впечатлением от услышанной песни «Темная ночь» так расстроилась, что немного всплакнула. И её горячая, горючая слеза, капнув на воск, оставила на восковой матрице щербинку. Оттого иголка патефона и спотыкалась на этой выбоинке и появились шумы и треск.

- Удивительная история. А как вы умудряетесь обходиться без таких щербинок и выбоин на холсте.

- Я прислушиваюсь тоже к своему голосу. Для меня искусство – это не средство, а возможность выразить свой внутренний мир художника. Я прикован к своим творениям и освобождаюсь от их власти только тогда, когда они полностью завершены.

- Многие художники спокойно откладывают в сторону незаконченное произведение, начинают претворять новый замысел в жизнь, а потом возвращаются к незаконченной картине, скульптуре, мозаике и с новой энергией заканчивают их, доводят дело до конца. Что мешает и вам поступать так же?

- Любое незаконченное произведение терзает мне душу. Я становлюсь раздражительным, не нахожу себе места. И только мастерство и профессионализм помогают пересилить хандру. И тут же, пересилив апатию, работа начинает спориться, приносит радость и удовлетворение.

- Вы трудитесь как пчела: она, перелетая с цветка на цветок, чтобы собрать нектар и превратить его целиком в мед. И вы в своем творчестве что-то заимствуете у других, но переработав увиденное, услышанное, создаете свою новую форму, картину, которые воздействуют затем на умы зрителей и воспитывают и образовывают их в недюжинные личности. Но разве можно только одним трудолюбием формировать личность других людей?

- Искусство – это каждодневный поиск свободы своего выражения, а она ничего не имеет общего с ханжеством. Но чтобы выражать свои мысли свободно, надо дышать полной грудью, полнокровно жить и только тогда приходит вдохновение, которое увлекает за собой и других людей, которые желают стать настоящей личностью. И вдохновение можно черпать и в природе как, например в труде пчел.

- Бывали ли у вас случаи, когда после резкой критики некоторых ваших выстраданных, выпестованных картин, уничтожить их в клочья, разорвать свое произведение под влиянием критиков в минуту слабости?

- Жизнь многогранна, а природа создает совершенные формы, а главная задача художника переосмыслить их и изобразить на холсте, в камне, в металле. Но ни в коем случае не уничтожать свои вчерашние произведения в угоду мимолетным умонастроениям. Уничтожая свои произведения, изменяешь себе, уничтожаешь самого себя и историю.

После слова «история» я обратил на гипсовый бюст Ленина и заметил один важный и необычный штрих в скульптуре вождя мирового пролетариата: Владимир Ильич прикрыл свои выразительные глаза веками, а голову, скривив шею, пытался положить на левое плечо. У меня даже мурашки побежали по коже от такого нестандартного вида Ленина.

- неужели вы эту неудачную скульптуру, скорее всего испорченную при отливке не желаете, как бы это помягче сказать, утилизировать?

У Зуева округлились от возмущения глаза:

- Ну, что вы, - он на секунду замолчал, а мне уж казалось, что с языка его сорвется какое-то соленое словечко, типа: «такую чепуху говорите», но он спокойно закончил фразу, как и подобает культурному интеллигентному человеку: - Это же не скульптура, не бюст, а посмертная маска Ленина. Копия разумеется, а не оригинал. Во времена Советского Союза от художника, которые собирались писать картину о Ленине или создавать скульптуру, требовалась абсолютная точность черт лица Владимира Ильича, фигуры и, разумеется, общего внешнего его облика.

После такого неожиданного открытия, что у Зуева имеется такой раритет, как посмертная маска Ленина, я не мог долго сказать хоть словечко. Юрий Пантелемонович нарушил молчание первым и произнес задумчиво:

- Искусство не есть то, что мы видим, а лишь то, что мы имеем в самих себе, подчиняясь внутренним творческим импульсам.

Кижи. 20 лет спустя

У Юрия Зуева написано две картины посвященные архитектурному памятнику русского деревянного зодчества – Кижам. Одна картина написана художником в 1964 году, другая в 1984. Первая называется «Кижи. Лето», вторая – просто «Кижи».

Но какие они разные! И по композиции, по цветовой гамме и даже по погоде. А самое главное в этих картинах, что они совершенно не похожи одна на другую.

Недаром древнегреческий философ изрек: «Нельзя дважды войти в одну и ту же воду». Так и у Зуева.

Бросишь взгляд на картину «Кижи. Лето» и сразу наплывают строчки из сказок Пушкина: «Как на острове Буяна посредине Окияна…» или «Потемнело синее море. Стал он кликать золотую рыбку».

Сам архитектурный ансамбль, стоящий на берегу острова среди бушующей водной стихии, где одна волна катится за другой, так же сказочный, былинный. И тут сказочный храм – не метафора, а настоящая быль, которую пощадило неумолимое время. Золоченые маковки куполов и крестов на двух соборах и колокольни сияют и сверкают золотым блеском даже в пасмурную погоду, а тут эту красоту еще более празднично расцвечивают яркие лучи солнышка.

Небо затянуто туманной пеленой перед начинающимся штормом и тучками. Но не скроют тучи солнца! Оно напряглось и, как хороший гимнаст на турнике, ухватилось за громоздкую тучу, выглянуло из-за преграды, рассыпая веером лучи на песок остова. И песчаный берег, к которому жмутся, испугавшись непогоды, утлые рыбацкие челны, тоже оказались осыпанными золотистыми блестками.

Рыбаков не видно. Они не собираются вступать в спор со стихией. Зато молодая статная девушка в белой косынке и ярком алом сарафане, подставив лучам солнца лицо, впитывает всем существом летнее тепло.

Юрий Зуев выбрал такую удачную точку перспективы наблюдения, что, кажется все строения: одиннадцатиглавого и семиглавого храмов и колокольни, сбились все вместе воедино, чтобы противостоять вместе надвигающемуся шквалу, который перерастал в ураган, может сдвинуть их поодиночке и бросить в морскую пучину.

Зато радуются непогоде, летая «над седой равниной моря» белоснежные чайки, что бы ухватить с гребня волны, выскочившую из глубины моря-озера рыбешку.

Свет и тень от туч борются за право главенствовать над островом, и на какое-то время теням удастся затушевать золотой блеск куполов. Они становятся не яркими, а блеклыми, как до этого был таким же потемневший мокрый береговой песок, пока его не осветили лучи солнца.

Этот динамично изменяющийся пейзаж, несмотря на разливающуюся по небу зловещую багрово-синюю пелену, не пугает зрителя. Храмы и колокольни, прижавшись друг к другу плечами – стенами, создают домашнюю дружную атмосферу и уверенность – никакая сила не сможет стереть с лица земли Божьи Храмы.

Непогода не вечна и буря, пролетев над островом, утихнет. Солнце, расправив плечи, отодвинет тучи за горизонт, и заблестят, заиграют солнечными бликами золотые купола храмов. Картина «Кижи. Лето» трогает сердца зрителей. От неё трудно отвести глаза. На неё можно смотреть часами и находить все новые и новые детали. Вот тебе и не броская цветовая гамма. Не все золото, что блестит…

Художник Юрий Зуев, как когда-то Александр Дюма, написавший роман про приключения Дэ Артеньяна и его друзей трех мушкетеров: Атоса, Портоса, Арамиса, написаны продолжения через двадцать лет спустя. Дюма так и назвал новый приключенческо-авантюрный роман «Двадцать лет спустя». Юрий Зуев написал новую картину через двадцать лет после написания первой. Но название не поменял, а сократил! После «Кижи. Лето» у него появилась вторая серия картины – просто «Кижи». Да этим все и сказано. Хотя восточная поговорка и гласит: «Говоря: «Халва, халва» от повторения халва слаще не станет!». Но сюжет более поздней картины «Кижи» так и трепещет новизной, что даже не сразу понимаешь, которая же «халва» слаще и вкусней. Обе хороши по-своему!

Если на первой картине к великолепному многокупольному собору прислонилась колокольня, многоступенчатая как ракета, у которой шатровая кровля похожа на нос космического корабля, и второй храм, то в новом варианте живописец выстроил архитектурно-оригинальные для здания уникально по-своему. Притом выстроились соборные сооружения не по ранжиру. По краям стоят на чеку более высокие: колокольня и высоченный собор. А в середине среди великих зданий разместился собор попроще и пониже.

Хотя на картине «Кижи. Лето» по центру находился самый красивый и самый красивый и самый высокий многокупольный собор. Его купола каскадом как по ступеням водопада, расширяясь по низу как пирамида, от вершины до низа маковки-луковки будто приседали, а от того собор казался более высоким, мощным и величавым. А почему он оказался с краю? Другой ракурс выбрал художник-живописец.

Водная гладь по-прежнему поблескивает синевой. А почему поблескивает и почему гладь, всем понятно и без комментариев. Стоит тихая безветренная погода. Возле берега пришвартовался современный дизельный катер, хотя мачта и возвышается над судном, но только предназначена только для радиоволн. А эти волны не увидишь наяву даже в бинокль. Пейзаж сильно изменился за прошедшие двадцать лет. Возле соборов в храмовой зоне выросли, высокие, стройные корабельные сосны. Небо окрашено от золотистой краски снизу до коричневато-оранжевого цвета в верхи солнечный закат.

На этом широком уютном фоне красота зданий не проигрывает, подчеркивается. Настолько многообразны узоры, башенки, колонны, уступы храмов. Но эту красоту ни в сказке сказать, ни пером описать. Только кисть и смогла показать величавости соборов и колокольни. А ведь кистью владел художник Юрий Зуев.

И если бы он писал картину «Кижи» каждый год, то никогда бы она не повторялась. «У природы нет плохой погоды» сказал поэт и кинорежиссер Эльдар Рязанов. Другой философ точно подметил: «Архитектура – это застывшая музыка в камне. Но оказывается и деревянные сооружения в музее под открытым небом звучат стройно и мелодично-звонко как голоса певчих в церкви или музыка соборного органа: многоголосье, стройно без фальши.

Но именно колокольня на Кижах и подвигла Юрия Пантелеймоновича написать грандиозную картину «Тишина». Её он написал в 1998 году.

Оканчивался жестокий двадцатый век, не пощадивший даже православных верующих. Но даже атеизм как и язычество не прижился и Вера и Православие восторжествовали. Но не только уходило в историю столетие, а и тысячелетие. Это было второе тысячелетие Новой Эры, исчисление которого ведется со дня рождения Христа.

Картину «Тишина» Юрий Зуев представил в 2001 году на выставке, посвященной началу Третьему тысячелетию Православия. На полотне изображена фигура звонаря и это монументальный образ – воплощение отрешенности. На стыке второго и третьего тысячелетия художник Зуев предлагает послушать… тишину. Только в абсолютной тишине, хотя говорят, что абсолютной тишины не бывает, хорошо думается о прошлом, настоящем, и мечтается о будущем, о судьбе нашего земного мира и о нашей душе. Не много ли двух тысячелетий истории для нашей души. Философы говорят, что чем больше наполняется наша душа, тем вместительнее она становится!

Когда смотришь на картину «Тишина», на звонаря, который откинувшись, упершись спиной и затылком на резной деревянный столб звонницы, все еще не может избавиться от колокольного звона, переполнившего его душу и тело, и ощущает все прошедшие тысячелетия христианства целиком. Душа наша, как уже сказано выше, безразмерна.

Один священник, побывавший на выставке, был потрясен картиной «Тишина» и оставил в книге отзывов запись: «После звона, который еще разливается в пространстве, наступила тишина, сосредоточенность, величавый и умиротворяющий покой! На мгновение, а вечность присутствует в картине!!!!»

Точность высказывания пастыря поразительна и передает его пронзительно-искреннее ощущение и впечатления от «Тишины».

Проникнуть в мысли, в думы звонаря, в его душу не подвластно никому. А вот малиновый звон, который раздавался от колоколов на всю округу, ощущается любому зрителю, побывавшему на выставке, или увидевшему «Тишину» позже.

Смотрящему на картину, не только слышится малиновый звон, он видит и его цвет – такой же малиновый, как и благовест. На звонаре рубаха малинового цвета и его отсветы лежат на ковре, на балясинах перил, на внутренней стороне кровли колокольни, а также малиновый цвет смешался с золотистым цветом бронзовых колоколов, начиная от самого огромного набатного, до мелких, позвонков колокольцев для подголосков к басу.

Звонарь, отрешившись в мыслях от внешнего мира, не теряет все же с ним связь. Путеводную нить, а вернее нити – веревочки от язычков колоколов и колокольчиков мужчина держит в ладони, прижимая связку нитей к руке единственным большим пальцем. Четыре остальные пальцы не сжаты в кулак, а вытянуты вперед.

Видимо так звонарь острее ощущает свою неразрывную связь с его повседневным музыкальным инструментом, который его второе «Я»! На небе и на земле видны золотистые полоски. На голубых небесах отсветы зари, (малиновый звон на земле воспет даже в мирских песнях) а на земле желтые полоски – это колосья вызревшей до нужной кондиции пшеницы.

У самого горизонта возвышается еще одна голубовато белая колокольня. Может быть, и на ней сидит молча звонарь, принявший эстафету от своего коллеги и заливший свою округу малиновым звоном и также погрузившись в глубокое раздумье, стал слушать тишину.

Тишина заполонила всю округу, не слышны даже завывания ветра. В воздухе густом и тягучем повисла тишина. Даже нет ни малейшего дуновения. Крылья-лопасти ветряной мельницы неподвижно застыли, хотя очень хотели бы закрутиться в веселой пляске и молоть-молоть пшеничные зерна. Перемелется и будет мука, и испекут местные жители душистый хлебный каравай. А хлеб на всей земле – всему голова!

К чему все войны на земле, к чему разрывы снарядов, вой бомб, сброшенных с самолетов и лающие автоматные очереди. Пусть на всей земле царствует и властвует только тишина.

А картина «Тишина» Юрия Зуева – его страстная исповедь. Мастер в этой картине проявил столько индивидуальности, что её ручейки в этом произведении сливаются в одну огромную реку, в которой есть и величавая простота, изысканная грация, светлая радость, трагическая напряженность, реальность и фантазия.

Вот такими яркими сочными эпитетами отразил ценность картины «Тишина» писатель и исследователь творчества художника Юрия Зуева Леонид Дягилев.

Затем он обобщил сказанное и вывел формулу успеха Юрия Пантелеймоновича:

- Вот почему для нас мир Зуева, калейдоскоп его образов складывается в целостную художественную систему. В этом кредо художника, его мировоззрение. Это неотъемлемая часть его художественного темперамента.

Поработав в двух странах в России и в Беларуси, Зуев сделал вывод:

- Искусство выше узконациональных интересов и призвано взором универсального человека видеть свою и окружающую красоту. Только через чувство может достигнуто истинно художественное. Основное в искусстве – это способность радоваться и удивляться, а человек не умеющий удивляться и радоваться – это еще не родившийся человек, тем более художник.

Хороший эпиграф для картины «Тишина» написал поэт Борис Бележенко:

Вселенское безмолвие постичь –

Душе открыть неведомые дали,

Узнать истоки счастья и печали,

Чтоб небесами просветленным жить.

На картине «Тишина» есть светло-золотистые полосы света заката на небе и золотых колосьев на земле. А вся колокольная звонница залита малиновым цветом. И по всей округе еще эхом раздаются отголоски малинового звона.

Ночь полнолуния

Когда ночью всходит не узкая закругленная тусклая полоска месяца, а круглый яркий диск полной луны, которая светит так, что на земле можно разглядеть любую былинку-травинку, человека охватывают два противоречивых чувства. С одной стороны, когда ночь становится продолжением дня – это очень прекрасно, но с другой стороны на сердце появляется какая-то грусть, тревога, тоска. Полнолуние не такое уж частое явление, и когда из-за горизонта выкатывается луна и светит так ярко, что кажется на спутнике планеты даже очертания лунных гор, то в этот самый момент и начинают раздирать наблюдателя противоречивые чувства.

Это таинство Вселенной пробуждает в сердце человека совершить другое не планетное, а людское таинство. Таинство великой любви. Это таинство любви в ночь полнолуния и решил изобразить на холсте художник Юрий Зуев.

На крутом речном берегу вырос могучий дуб. Под ним пара влюбленных, совершенно обнаженных, отдыхают после бурной страстной любви. Тело девушки, отраженное лицом к зрителю, сложено идеально, пропорционально, а потому привлекательно, изящно и хрупко. Густые пышные волосы не причесаны, растрепались на отдельные пряди.

Возлюбленный мужчина повернулся к девушке спиной, чтобы хоть немного согреть её теплом своего мощного тела. Это могучий торс борца с широченными плечами и крепким загривком впечатлит любого наблюдателя. Бросается в глаза еще одна примечательная деталь: у мужчины хорошо причесаны волосы, но очень много в этой щегольской прическе седины.

Тела мужчины и женщины от лунного света, кажутся, покрыты бронзовым загаром. Но на спине мужчины загар такой плотный, что кажется темно-коричневым, а местами, особенно на локте и шеи – черным. Он левой рукой, которая наиболее смуглая, опирается на землю согнутой ладонью, костяшками пальцев, а запястьем касается талии девушки. Словно не выпускает её из своих объятий и согревая живот спина мужчины мне смутно чем-то напоминала… Вспомнив о Зуевской картине «Воспоминания о голландцах», почувствовал, что разгадка где-то рядом. Ведь были же на втором плане этой изумительной картины бронзовые статуэтки двух мужчин и одной женщины. Они были с такими же хорошо сложенными фигурами, но ни один мужчина в «голландцах» не обладал таким мощным торсом, как у атлета из картины «Ночь полнолуния».

Взглянув еще на спину «лунатика» и бегло просмотрев скульптурную группу на «голландцах», я нашел тут же ключ к разгадке – где я видел такую спину. Конечно же, у голландца или немца Питера Пауля Рубенса на картине «Союз Земли и Воды». Только у Рубенса женщина, с прекрасно сложенной фигурой и со светлой незагорелой кожей, не лежит, а стоит также обнаженная, прижавшись крутым бедром к опрокинутой амфоре, лежащей на камне и из горловины которой льется широкая струя молодого, только что забродившего вина. На амфору опирается и смуглый до черноты мужчина локтем. Он повернулся к стоящей женщине лицом, на его голове одет лавровый венок. Женщина положила свою ладонь на запястье мужчины и одарила его пока только нежным взглядом. Итак, у Рубенса пока прелюдия любви, а у Зуева её апофеоз.

Но, если картина у Рубенса чересчур помпезна, то у Зуева «Ночь полнолуния» трогательна и лирична. Об этой трогательности хорошо сказал поэт Борис Бележенко:

Небесных струн звучание, живи.

Оно – святое таинство Вселенной.

И свет луны над нашей жизнью бренной –

Волшебнейшая музыка любви.

Как великолепно сказано: «волшебнейшая музыка любви». Но в живописи нужна не только музыка а и философия. Любви не только покорны все возрасты, её воспевают не только поэты и художники, многие мудрецы пытались сформулировать и найти формулу любви. Два самых древних философов Сократ и Платон глубоко изучали этот тонкий вопрос, но пришли к диаметрально противоположным выводам.

Сократ считал, что любовь – это стремление к продолжению рода при посредстве и с помощью красоты – эту философию использовал художник Юрий Зуев.

Платон же утверждал, что человек, словно игрушка в руках богов и природа насмешки ради оставила людям самое малое и самое пошлое из наших занятий как любовь. И сделано это, чтобы таким образом сгладить различие между полами, управлять глупого и умного, повергнуть нас до уровня животного.

Такова философия картины Рубенса «Союз Земли и Воды».

Там никакой волшебной романтической любви не существует, и мужчину и женщину влечет друг к другу только животное начало, жажда удовлетворения своей похоти. Но мужчины не очень-то справедливые судьи, которые берутся оценить совершаемые женщинами поступки: как впрочем, и женщины не объективно оценивают поступки мужчин.

Французский физик Паскаль стал знаменитым, измерив величину атмосферного давления. Она измерялась сначала миллиметрами ртутного столба, а потом, в знак уважения ученого, в паскалях. Но Паскаль был универсальным человеком и писал еще философские трактаты. Однажды взялся за очень сложную тему и написал трактат под названием «О женитьбе». В нем он принял за основу точку зрения Сократа, а не Платона. Который жестко осуждал плотскую любовь, а потому любовь без плотского влечения теперь и называют по имени философа Платона – платоническая!

Про трактат же Паскаля «О женитьбе» есть одно ироническое стихотворение:

Французский физик и философ Блез Паскаль

Прекрасно знал, как закаляют сталь.

Но, остро заточив карандаши,

Паскаль писал трактаты для души.

Имея чуткость, стиль и тонкий такт

Блез «О женитьбе» написал трактат!

Вот встретится тебе хорошая жена,

То счастлив ты и счастлива она.

 

А встретится плохая – нет вопросов,

Ведь из тебя получится философ!

Он очень долго женщину искал…

Увы, друзья, - философ Блез Паскаль.

Одно дело рассуждать о любви к женщине, совсем другое – убедить женщину, что настоящая прекрасная и вечная любовь существует на этом свете.

Картина «Ночь полнолуния» только кажется, что не отвечает на этот извечный вопрос. В картине Зуев приготовил для зрителей опять изюминку: в «Ночи полнолуния» спрятана аллегория.

Ноги мужчины на ней не видны, но понятно, что они вытянуты вперед и немного вниз по откосу косогорчика, на котором разместилась безмятежно влюбленная парочка. И если смотреть на неё с другого берега, то случайный наблюдатель увидел бы, что и тело девушки и мужчины сложился, получился силуэт креста – знак божьего благословления.

Ведь когда Господь изгнал Адама и Еву из райского сада за их ослушание, то дельный дал в напутствие совет:

- Живите на земле и размножайтесь. Мужчина должен зарабатывать хлеб на семью в поте лица, а женщина в муках рожать детей.

От того человеческому роду и нет переводу.

«Крест» животворящий на картине «Полночь полнолуния» и символизирует совет, данный нашим прародителям Богом. Однако в ней подспудно заложена еще мысль: Горизонтальная линия креста, тело девушки олицетворяет семейное счастье. А вертикальная линия креста указывает, что важна духовная составляющая любви, её божественное начало.

Убеждаешься в глубоком смысле аллегории в авангардистском сюжете картины Юрия Пантелеймоновича «Мой крест».

Стиль написания картины необычен. В нем нет классической композиции. На ней, как на мозаичном панно, сложенном из разноцветных осколков смальты, изображены различные детали сюжетов нашей бренной жизни. Но цвет преобладает небесно-голубой. На картине «Крест» два креста. На одном кресте распят Христос. Фигура распятого модернистская. Мускулатура тела как у хорошего «качка» культуриста, который ежедневно, ежечасно тренируется, поднимая тяжести, гантели, спортивные снаряды, чтобы увеличить до гипертрофированной величины мышцы рук, ног, груди, плеч.

Но под головой Христа сияет нимб, а под нимбом видны еще два очертания полукружий голубого и золотистого цвета. Они эти полукружия уходят вверх волнами, как волны радио эфира. Этот крест установлен не вертикально, а наклонно, пизанская башня, и стоит в таком положении уже несколько столетий.

Второй крест символизирует наше земное бремя, которое мы должны нести всю жизнь. На перекрестии креста табличка, на которой начертаны и буквы и числа. Первый вертикальный штрих проведен сразу на два яруса. Он относится и к букве «ю», в которой скрыта первая буква имени художника – Юрий. И к году 1999, в котором было и создана картина «Крест». Буква «З» разумеется начало фамилии живописца – Зуев, но так как буква «З» и цифра три пишутся одинаково, то количество цифр увеличилось в этой принтограмме еще на одну.

Над горизонтальной перекладиной земного креста нарисовано красивое лицо мужчины: суровый волевой взгляд, который говорит, что он готов пережить любую беду, а если придется ему защищать свою семью, землю, Родину, то он будет сражаться до последней капли крови, до своего последнего вздоха.

А ниже горизонтальной перекладины человеческие ладони сложены в чашу, обращенную к небу, но не для того, чтобы собирать манну небесную. В ладонях человека пылает вечный огонь его души, чтобы не только он, а и окружающие люди смогли выбрать верный путь, и смело идти этой дорогой.

Комментарий поэта Бориса Бележенко к картине Зуева «Крест» заставляет задуматься еще раз над смыслом художественного произведения еще раз, а возможно и не один раз, а несколько раз взглянуть на эту философскую картину:

Планета, осененная крестом…

И мой здесь крест,

Судьба моя и дом.

Отмечены ль Всевышнего крестом.

И когда зритель взглянет еще раз на Христа, то увидит широко распахнутые руки Бого-человека, которыми он готов обнять любовно весь мир. А рельефная мышечная маска, а не слабое хилое тело спасителя человечества, напомнят, что Титаны Атланты и Сам Он должны весь мир всю Вселенную поддерживать в равновесии. А для этого и подходила сила, мощь, стать.

Картина «Ночь полнолуния» и «Что есть истина» - это произведения антиподы. Если в картине «Ночь полнолуния» Юрий Пантелеймонович воспевает нашу обычную земную жизнь, то картина «Что есть истина» - это гимн торжеству жизни над смертью, жизни, которая победила смерть.

Но у обоих полотен есть общая деталь: две линии, вертикальная и горизонтальная образуют крест животворящий.

Горизонтальную перекладину креста олицетворяет гроб, в котором лежит бездыханное тело. А вертикаль состоит из двух частей. Вверху это икона Божьей Матери, держащей на руках Христа – ребенка. Но очень важно, что эту икону держат над вертикальным гробом руки самого живописца. Внизу гроб зиждется на букете живых голубых цветочках, которые сложены так, что постамент внизу получается прямоугольным и является нижней частью вертикальной линии креста. На заднем плане позади иконы богоматери стоят в три шеренги православные святые в белых одеяниях с круглыми золотистыми нимбами над головами.

Белые одежды – это похоронные саваны. Ведь к лику святых причислялись люди, которые верой и правдой служили Богу при жизни, они и становились святыми уже после смерти.

На их фоне и васпарилась над землей икона Божьей матери с ребенком. Икона выполнена в классических и контрастных черно-желтых тонах. Иисус щечкой прижался к щеке Марии. Он в золотой одежде, Мать в черной обрамленной золотой каймой с цветами с восьмью золотыми лепестками на лбу и на груди.

Взор Христа обращен ввысь к небесам, а у Богоматери взгляд направлен прямо на прихожанина, где бы он не находился в церковном храме. Её взор все равно направлен на богомольца и проникает в его душу.

Во взгляде Богоматери ощущается и суровость и сострадание. Она уверена, она знает о трагической судьбе своего Сына, но страдая понимает, что пострадав за грехи людей воскреснет, смерть поправ своей смертью. Знает, что даже прокурор Понтий Пилат, давший согласие на казнь Христа, позволивший римским легионерам распять Его на кресте, предать её сына мученической смертью, придет, в конце концов, к раскаянию.

О внутренней борьбе Пилата с самим собой, о его размышлениях и к мольбе прокуратора к Богу, рассказана в стихотворении, которое уважаемые читатели, вы прочтете ниже:

Лихою походкою кавалериста

Шел Понтий Пилат по аллее тенистой.

Был в белом плаще он с кровавым подбоем,

Ту кровь на плаще никогда не отмоем.

 

Шагал прокуратор, признаться не смея:

«На плаху без страха идут за идею,

Я, римский наместник, вершина при власти

Над жизнью Его оказался не властен!

Казнили, но имя Его не забыто,

Хоть всем он казался страшнее бандита.

Закон-то суров, но ведь это ж закон…

Какую же истину знал только Он?»

 

И к небу с мольбой обратился Пилат:

«Решению судей и сам уж не рад.

Ответь мне Спаситель – в чем был я не прав?»

«Воскрес Я смерть смертью своею поправ»

В этом стихотворении есть ответ, вернее один из ответов на заданный Юрием Зуевым: «Что есть истина». Притом художник в этой фразе даже не ставит вопросительный знак, понимая, что однозначно на вопрос ответить не возможно. Тут Юрий Пантелеймонович делает посыл «Что есть истина» не для ответа, а на размышление. А мыслей по этой фразе об истине было высказано много.

Один мудрец, не мудрствуя лукаво твердо заявил: «Истина в вине!» Но вина ли его в такой категоричности? Тоже вопрос без ответа.

Другие философы считали, что истину, её смысл, нельзя сформулировать. Ведь истиной бывает лишь то, что уже свершилось. И не надо никому доказывать: «Что же есть истина?»

А Юрий Зуев, написав картину «Что есть истина» будто вбрасывает шайбу перед началом игры двум хоккеистам противоборствующих команд: «Мол, попробуйте-ка, ребятки, завладеть этим маленьким спортивным снарядом. Докажите на деле, кто из вас ловчее, смелее, удачливее». И у миллионов зрителей, которые придут посмотреть картину «Что есть истина», возникнет много версий, а истина-то одна и только одна!!! Жизнь побеждает смерть.

Первый же блин не стал комом

Творчество Зуева современно, пластично, так как он чутко ощущает пульс времени. И потому череда незабываемых образов, которые чередой год за годом предстают перед зрителями, умножают число его поклонников и поклонниц.

Но у уважаемого читателя, наверняка, вертится на язычке каверзный вопрос: «А всегда ли из-под кисти Юрия Пантелеймоновича выходили такие уникальные полотна? Наверняка, как у любого ученика, у него не сразу получалось. Ведь народная мысль четко определяет и прощает первую неудачную попытку в любом деле: «Первый блин всегда получается комом».

А вот и здесь Юрию Зуеву подфартило. Он сразу же, не имея опыта, замахнулся на «Вильяма нашего Шекспира», взявшись за выполнение монументального произведения во время летней практики на втором курсе института в 1965 году. Он на стене фасада филиала политехнического института на площади имени Менделеева в городе Усолье-Сибирское Иркутской области в технике сграффито панно «Наука».

Сграффито очень трудная и изнурительная работа. На стенку наносится два слоя: черный и белый. Затем пока второй светлый слой еще не схватился и не окаменел, на нем счищаются участки, через которые виднеется черный цвет. Процесс похож на проявление фото пленки. Опускаешь её в химические реактивы, и на пленке проявляются черно-белые силуэты, контуры портретов.

Догадайтесь с трех раз, какой портрет «проступил» на фасаде здания на площади Менделеева?

Очень хорошо, разумеется, портрет Менделеева. Ведь панно из граффито называется «Наука». Дмитрий Менделеев первым в мире составил таблицу химических элементов по группам, по атомным весам, по валентности.

Существует легенда, что таблица Менделеева приснилась Дмитрию Ивановичу. Хорошо когда сон в руку: заснул лаборантом-химиком, а проснулся профессором, известным ученым с мировым уровнем. Видимо удача легендарного Менделеева так поразила художника монументалиста, а сама идея создать такое произведение, в котором название «Наука» не резало слух, а хорошо и спокойно воспринималось бы зрителями.

И вот Юрию Зуеву, как и Дмитрию Менделееву, только не во сне, а наяву являются не сновидения, а видение, какая научная композиция должна появиться на стене политехнического института Юрий Пантелеймонович возможно воскликнул: "Остановись, виденье, ты чудесно и прекрасно!» А, может быть, молча, взяв в руки острозаточенный черный мягкий карандаш, и в одночасье изобразил на листе ватмана свой замысел: портрет Менделеева на фоне таблицы Менделеева, космонавта в скафандре, выходящего в открытый космос, спутник, запущенный в безвоздушное пространство с первыми пассажирами на борту с Белкой и Стрелкой.

Вот таким стал порыв Юрия Пантелеймоновича, как и прорыв в науке в космос, на орбиту земли. Порыв сначала, а затем прорыв. Но после них, прорыва и порыва следует очень трудная, хотя возможно муторная и утомительная работа. Это вам, друзья, не блины печь на сковородке. Разлил жидкое тесто на раскаленную, а через несколько мгновений складывай блины в стопочку на тарелочку с голубой каемочкой.

Только блинчики так же быстро как и испеклись, с такой же скоростью и поглощены гостями пекаря. А вот картиной на фасаде института под названием «Наука» размером огромаднейшим в триста квадратных метров, выполненная во второй половине двадцатого века уже ласкает взоры студентов города Усолье – Сибирское в этом двадцать первом веке уже второе десятилетие. И пройдут века, а материал из граффито не только века, а тысячелетия выдюжит. Как пасхальные рисунки дикаря дошли до нас, не канут в лету и работы художников наших современников.

Если Михаил Булгаков был уверен, что такой ветхий недолговечный материал, как бумага не уничтожит время – «Рукописи не горят!», то тем более мраморную крошку, замешанную на портландцементе, поджигай не поджигай, не сразу-то её уничтожишь. Да в современном мире уже перевелись троглодиты и каменным топором или молотом по панно бить не собираются. Хотя варвары еще не перевелись и в 21-м веке. Но в нашей стране им хозяйничать не позволят.

Затем Юрий Пантелеймонович решил поучаствовать в конкурсе по созданию монумента в честь 600-летия города Кирова. Жюри отобрало пятнадцать работ, а признана лучшей Юрия Зуева, совместно сделанная с архитектором Зенкиным. Утвержден этот проект художественно-экспертным Советом по монументальной скульптуре и Коллегией Министерства культуры в городе Москва.

Можно сказать, что Юрию Зуеву опять повезло. Но когда полководцу Александру Васильевичу Суворову сказали, что его победы в серьезных баталиях сплошное везение, то фельдмаршал ответил злопыхателям так: «Раз везение, два везение… Господа, а когда же наступит умение?!!»

И вот началась работа. Нужно было изучить всю славную летопись древнего города Кирова, чтобы затем воплотить проект в камне и металле. Юрий Зуев постарался уместить все шесть столетий истории Кирова на шести пилонах высотой в сорок метров. Изготовлены пилоны были из белого бетона с мраморной крошкой. Нужно было не просто изваять фигуры скульптур, а сделать для них сначала формы, а затем залить бетон так, чтобы лицевая поверхность была гладкой и соответствовала точно макету скульптуры.

Одна раковина на лице, один изъян и весь многодневный труд может пойти насмарку, псу под хвост. От такого удара возможно и не оправишься. Но Зуеву «везло». Почему? Он отвечал любопытным так:

- Скульптору Родену задавали вопрос: «Трудно ли вырубить из глыбы мрамора скульптуру? Ведь один неточный удар, и глыба безвозвратно испорчена? Роден, который создал скульптуру, которой восхищается весь мир «Мыслитель», был и сам неплохим философом. Он невозмутимо ответил:

- Ничего трудного в этом нет. Берешь зубило и молоток и потихоньку отсекаешь от глыбы мрамора все лишнее. А когда все лишнее отсечешь, то на свет и появляется произведение искусства.

Ширину пилонов их размер Зуев, поразмыслив, выбрал – восемь метров. Дело теперь оставалось за малым: Монументальный памятник должен быть величественным по содержанию и яркой выразительностью образной формы.

В любом творчестве трудно первый шаг. Даже в танцевальном зале, пригласив партнершу на танец, вспомни железное правило прагматиков: «Начинай танцевать всегда от печки. А потом тихонечко, легонечко двигайся кругом в темпе вальса к центру зала».

Не знаю, следовал ли этому методу неумелого танцора Зуев, но «танцевать» Юрий Пантелеймонович стал от печки. На первом пилоне появилось барельеф панно «Основание города». В нише второго пилона он установил скульптурную композицию: Солдат в каске времен Великой Отечественной войны на голове с плащ-палаткой за спиной. Но держит воин в руках оружие наших древних предков, защищавших свою Родину от врагов: в левой руке у него круглый щит, а в правой руке – меч. Монумент называется «Защита Отечества». А потому символы защиты Родины – щит и меч, необходимые атрибуты для монументальной скульптуры с таким знаковым названием – Защита Отечества.

У третьего пилона опять барельеф, где прославляются культура и искусство города Кирова.

В четвертом пилоне в нише установлена скульптура, которая называется «Материнство». Женщина держит полуторагодовалого ребенка на руках, бережно прижимая его к своей груди. Она горделиво подняла голову. Рождение ребенка для матери всегда надежда и гордость. Потому и скульптура называется «Материнство», очень веское и емкое слово. А глаза матери устремлены вперед в будущее. Она очень желает, чтобы это будущее было светлым для ребенка, для себя, для страны.

На пятом пилоне опять барельеф «Наука и техника». И в древнем городе Кирове есть современные высокотехнологические предприятия. Но любое новейшее предприятие не обходится без участия рабочих. Потому в нише шестого пилона Юрий Зуев поместил скульптуру, которая называется «Рабочий класс». Поскольку рабочий класс был локомотивом Великой Октябрьской революции, а призыв к революционной борьбе звучал также по-пролетарски: «Каждый из нас кузнец своего счастья», то из всех многочисленных рабочих профессий скульптор Зуев выбрал фигуру кузнеца. Умудренный опытом мужчина, но еще довольно моложавый, засучив рукава рубашки, держит обеими руками рукоятку массивного молота. А этот молот настолько тяжел, что кузнец его положил на наковальню.

Кстати высшее учебное заведение Ленинграда, в котором постигал секреты мастерства живописи Зуев, было имени Мухиной. Того самого скульптора, которая создала монумент силы и мощи Советского Союза – «Рабочий и колхозница». Рабочий держит высоко над головой молот, а колхозница серп. Скрещенные серп и молот стали символами и на гербе СССР, на фоне земного шара. Обрамлен силуэт земного шара венком из пшеничных колосьев – итог труда колхозницы и символ благополучия страны: Хлеб всему голова.

Горожане Кирова высоко оценили зуевскую пластику монумента. Этот памятник был установлен на века. Вся структурная группа была объединена одним общим кольцом. На наружной поверхности кольца сделана надпись: «Воздвигнут в честь 600-летия города».

Поэтому через несколько лет, а Юрий Пантелеймонович долго работал архитектором города в Кирове, ему поручили проект благоустройства Зареченского парка на даче «Сенеж». В этом проекте приняли участие и кировские художники: И. Имогулов, Г. Шутов, П. Кисловский.

Во время весеннего разлива реки Вятка парк заливало водой, что горожанам приходилось добираться в зону отдыха на лодках.

Зуев сумел объединить невозможное, как сказал поэт – лед и пламень. Он предложил все сооружения и малые формы разместить на постаментах, чтобы во время половодья они возвышались над водой и могли обозреваться с островков суши, куда вода уже была не в силах добраться.

На незатопленных островах он запроектировал строительство ресторана, и установить на этих сухих островах огромные скульптуры в виде дымковских игрушек.

Комиссия, которая утверждала новый проект Зуева, была в восторге:

- Какое удачное решение – сказал председатель комиссии. – Ведь в центре рекреационной зоны «Зареченского парка» находилась когда-то деревня Дымково, где местные мастера и мастерицы изготавливали дымковскую игрушку. И огромные скульптуры в стиле дымковских игрушек в парке будут очень кстати. Их увидят издалека и местные жители, которые приведут в парк своих детей и приезжие туристы непременно захотят зайти в парк и полюбоваться памятниками дымковской игрушки.

Следующий оратор отметил еще одну важную деталь проекта Зуева.

- План парка отдыха получился очень гибким. Он позволяет дальнейшее развитие архитектуры и прекрасно регулировать управление функциями сооружений и мест отдыха. Но идея создать скульптуры в виде дымковской игрушки потрясающая. Это память древним ремеслам и современный бренд, и достопримечательность города Кирова. Как вам такая удачная мысль пришла в голову, Юрий Пантелеймонович?

Зуеву ничего другого не осталось, как выйти на трибуну для ответной речи. Он начал издалека:

- Пространство – это сфера, в которой человек проявляет свою деятельность. Но действуя в этом пространстве, он проявляет себя и как личность. Сначала люди создают пространство, а потом это культурное пространство начинает формировать и воспитывать из них личность. От волнения у Зуева перехватило дыхание, но он быстро справился со своими нервами и спокойно продолжил разговор с жителями Кирова, которые пришли на открытие Заречного парка.

- Мое суждение о культурном пространстве относится не только к архитектурным формам. Пространство обладает своим собственным метафизическим значением, пространство – это миф значение. Архитектура и искусство нуждаются в символах нашего времени и этими символами в моем проекте и явились архитектурные сооружения в виде дымковских игрушек.

Но прежде чем проект Зуева воплотился в Зареченском парке, ему пришлось экспонировать свой проект на международной выставке в Италии, прежде чем в парке среди высоких вековых сосен появились оригинальные скульптуры Юрия Пантелеймовича.

В городе Уржуме Зуев работает над комплексным оформлением мемориального музея Сергея Мироновича Кирова. Архитектор И.М. Синица участвовал в этом зуевском проекте.

При проектировании здания таможни на российско-финской границе Юрий Пантелеймонович выступил не только в роли архитектора, но и конструктора: нужно было перекрыть зал таможни размером 30 на 30 метров, а это площадь около 1000 квадратных метров, да еще с козырьком над входом при выходе на улицу более десяти метров.

Что только не предлагали инженеры-конструкторы и тяжелые громоздкие железобетонные балки, но Юрий Зуев методично отвергал подобные предложения на корню. Он который раз повторял расчетчикам:

- Перекрытие должно быть очень ажурным и легким как бы воздушным, или парящим в воздухе, а потому очень красивым. А вы мне все время предлагаете такое ущербное, убогое сооружение, что плакать хочется.

- Но вы хоть сами-то себе представляете, что изящное перекрытие не будет иметь жесткость и прочность, может рухнуть от снеговой или даже ветровой нагрузки. – возмущался инженер-расчетчик конструкций при очередном категорическом возражении Юрия Зуева.

Юрий Пантелеймонович немного подумал и сказал:

- Самая жесткая геометрическая фигура – треугольник..

Расчетчик раздраженно махнул рукой и взорвался:

- Опять двадцать пять. Как будто я не знаю о жесткости треугольника. Вам предлагали установить на колоннах металлические формы, в которых наклонные укосины и делают форму с треугольными секциями, жесткую и прочную.

- Не надо горячиться, коллега, - резонировал Зуев. – Раскипятились, как ведерный самовар в деревенской избе, где поджидают гармониста для гулянки с песнями и плясками.

Инженер-конструктор только тяжело вздохнул:

- Опять снова да ладом! Ну, причем тут деревенский гармонист с его танцами – шманцами. Нам надо придумать. Нам надо придумать современную ажурную конструкцию для перекрытия современного здания таможни на российско-финской границе.

Юрий Зуев насторожился, поднял вверх указательный палец, словно приказывая разошедшемуся оратору: «Замолчать!», а потом почти шепотом произнес:

- Вы правы! Гармонист тут абсолютно не причем. Но гармошка с её малиновыми мехами, которые широко растянул гармонист – вот образец вам формы будущего нашего перекрытия.

Оппонент Юрия Пантелеймоновича судорожно сглотнул слюну и взволнованным голосом повторил за Зуевым:

- Ме-еха гар-мош-ки. Потом схватил листок бумаги и карандаш и провел зигзагообразную линию мммммм, воскликнул. – Вот вам и легкая, ажурная, но одновременно жесткое и прочное перекрытие здания таможни и навесным козырьком над входом.

Архитектор города Витебска

В начале 80-х годов прошлого двадцатого века Юрия Зуева приглашают на работу в Витебск. И сразу же художник стал работать над интерьером зала торжественных обрядов для бракосочетания в городе Сенно Витебской области. Произведение получилось настолько пластичным и лиричным, что многие молодые люди, решившие соединить свои сердца и создать семью, увидев картину Юрия Пантелейимоновича, как влюбленный Юнона и девушка держат в руках концы разноцветной радуги, проникались еще большей нежностью друг к другу.

Получилось, что радуга становилась вратами в счастливую жизнь. Радуга и летящие вольные птицы символы семейной жизни. Жизнь будет многогранна и разноцветна, как радуга. А все трудности и преграды вдвоем они преодолеют легко и красиво, словно полет птиц, для которых не существует преград. Но любой паре предстоит шагать вдвоем по земле, где можно и споткнуться, и стукнуться больно о препятствия. Но ни ушибы, ни житейские неприятности не сумеют их союз разрушить. А для этого нужна такая малость – хранить крепко свою любовь.

Свое произведение художник так и назвал: «Сохранить любовь».

Привлекает к себе в соавторы Юрий Пантелеймонович и свою дочь Наташу, про портрет которой витебчане уже читали и видели её. Они вдвоем работают над интерьерами летнего сада в Витебске. Метафоричность сюжетов интерьера говорит о поэтическом духе всего творчества Юрия Зуева и его дочери Наташи. Поэзией насыщен весь декор, созданный художниками. А тяготение к рельефам на стенах детского сада более реальную объемную форму сюжету, что ребятишки, которые видят барельефы в рекреационных залах детсадика так и тянутся ручонками к ним. До чего точно подтверждаются слова Анри Пуанкаре: «Поиски прекрасного приводят нас к тому же выбору, что и поиски полезного». Вот тебе и математик, который мыслит сухими, скупыми логическими индексами формул и аксиом. А в душе-то остался ребенком, который интуитивно тянется к прекрасному. И «оценка» работ дуэта Зуевых детьми высокая награда им обоим.

Идея ритмической рельефности структуры, возникла спонтанно. Динамическое движение по лестничным клеткам и обширное, объемное пространство холлов при удачном сочетании цвета и объема сделала узкие лестничные клетки широкими, объемы холлов приобрели вселенские размеры: простор, просто дух захватывает. Дети остро чувствуют цвет, свет и приходят в неописуемый восторг. А для воспитателей радость детей главный критерий их работы. И получить, увидеть радостное сияние глаз и услышать веселый детский смех, хорошее настроение детей и помогли интерьеры, сделанные художниками Зуевыми.

Разговор о рельефах Юрия Зуева можно вести вечно, но лучше Леонида Дягилева не скажешь. Писатель хорошо проанализировал творчество Юрия Зуева. Но его взгляд на рельеф «Орфей», впечатление от которого он поэтически изложил в книге «Юрий Зуев», не позволит кратко рассказать об «Орфее». Из оды в прозе рассказа Дягилева нельзя выкинуть ни словечка, ни полсловечка, ни буквы, ни точки с запятой. Потому привожу цитату из текста об Орфее целиком:

- Говоря о рельефах, нельзя не остановиться на работе «Орфей». Юрий Зуев хорошо понимает и глубоко чувствует пространственную ситуацию и то произведение, которое там должно находиться. В рельефе «Орфей» уже не крупные объемы, а тонкий пластический ход по всей площади музыкальной гостиной, заполненной рельефом.

Орфей сын Музы Каллиопы, своим музыкальным искусством очаровал даже диких зверей. Это же мы видим и в произведении художника. Нежно прикоснувшись к Орфею, закрыв глаза, слушает музыку царь зверей Лев, опустив свой хвост к морской раковине. Слушал музыку, затаил дыхание Олень с пышной короной золотых рогов. Слетелись все птицы и находятся во власти певца – чародея. Приползла даже черепаха к ногам Орфея и подставила свой панцирь под левую ногу певца. А правой ногой Орфей отбивает такт о волны Океана.

Но художник пошел дальше описанного мифа и решился на нечто большее, изобразив голову Орфея в лучах золотистого солнца. Орфей, как Солнце жизни, у него на голове златотканая Тиара; его взгляд, при всей мягкости, решительный и воодушевленный. В руках его Лира, и мы слышим звуки её струн. Все помыслы певца направлены на прославление богов.

Образ Орфея любимый образ художника, который мы можем видеть в развитии других произведений, в скульптуре, графике, живописи.

Секретарь секции искусствоведения и критики Белорусского Союза художников Леонид Дягилев так поэтически описал творение Юрия Зуева, и мне непременно захотелось узнать отношение самого Юрия Пантелеймоновича к поэзии.

Он ответил, не раздумывая, сразу, словно ожидал этот вопрос. Хотя быть готовым к самому каверзному вопросу, это самое главное в полемике. И Зуев ответил очень умело и умно:

- Мои творческие поиски, также как и мои чувства, направлены на то, что составляет основную ценность жизни – поэзию. Поэзия находится в сердце человека, и всегда живет в его способности думать о богатстве природы. Я – человек со зрительным восприятием, человек который работает глазами и руками, вдохновляемый художественными образами. Считаю, что не надо искать стилей, а надо упорно добиваться своей правды.

Я был рад ответу Зуева, но попытался возразить художнику, что, к сожалению, имеются и другие тенденции в среде живописцев.

- Есть люди, которые на все лады твердят «копируйте природу, копируйте только одну природу. Ни что больше не приносит удовольствие и большего торжества, чем тщательное копирование природы». И это притязание враждебной для искусства доктрины уже стало распространяться не только на живопись, но и на другие искусства: роман, повесть и даже поэзию.

- Я терпеть не могу педантизм – ответил живописец. – Эта теория, о которой вы упомянули, бездарность и лень. А для меня искусство – это освобождение внутренней энергии от всяческих пут, от косности, невнятности, амбициозной тупости. Зато долгий упорный труд – предпосылка вдохновенного парения. Сила и дерзость доставляют радость и свободу, но достигаются они порой нечеловеческого напряжения сил и воли.

- Но можно очень долго и упорно трудиться над картиной, скульптурой, романом, но если в человеке нет божьей искры, то нельзя будет добиться желаемого результата, читая роман, умрешь от скуки, лощеные краски листьев цветов в натюрморте будут резать глаз, а образы в стихотворении предстанут банальными и пошловатыми – возразил я, и спросил Зуева:

- А что же помогает вам пройти по острию ножа и не порезать душу?

Ответ Юрия Пантелеймоновича потряс меня:

- Воображение. Этот таинственный дар свыше достается не каждому. Но кто имеет воображение, у того обостряются и другие способности. Человек воодушевляется и готов ринуться в бой с рутиной и косностью. Тех же художников, которых воображение не животворит своим дыханием можно распознать по их работам. Они словно подверглись какому-то загадочному проклятию, которое искушает их творения, словно евангельскую смоковницу. Будто из художников превратились в подмастерье.

Этот разговор с живописцем мне вспомнился, когда я увидел Юбилейный рельеф Марка Шагала.

Юрий Зуев в Юбилейном рельефе разместил портрет Шагала в круглом обрамлении, что, кажется, будто он отчеканил монету, правда, в единственном экземпляре, с гордым профилем Римского императора. Вздернутый вверх подбородок подчеркивает волевой рот. Его нижняя губа выпячена вперед, оттопырена, но твердо и властно приплюснута верхней губой. Острый кончик носа усиливает небольшая горбинка и профиль Марка Шагала начинает смахивать на профиль римского патриция Марка Аврелия. Прищур глубоко посаженных глаз, кажется хищным, как у орла. Лоб у Марка Шагала пологий и невысокий, а, может быть, крутизну лба скрывает прядь волос его пышной прически. Волнистые локоны, взлохмаченные и не причесаны, спадают на шею и закрывают уши Шагала.

Жесткость характера подчеркивает и глубокая борозда морщин, которые прорезают щеку от крыльев носа, до уголков губ, а затем дотягиваются до границы лица – щек.

Такой профиль сразу же бросается в глаза зрителя и навсегда запоминается. Такой ярко выраженный портрет даже при большом желании трудно забыть.

Хотя Юрий Пантелеймонович относится к творчеству абстракционистов, кубистов, экспрессионистов с прохладцей, но в вычурных совсем не классических картинах Марка Шагала, бренда Витебска, видит желание художника выразить свою идею, пусть даже через эпатаж и фантазию, но заявить о своем «Я».

Его учитель и наставник Юрий Пэн, создал изумительный ряд портретов, картин в классическом стиле. Сожалел, что Шагал пошел по другой дороге, которая повела его из своей Родины, за границу – в Париж, в Америку. Но в Советском Союзе он побывал, а вот в Витебск заехать отказался, сказав Министру культуры Екатерине Андреевне Фурцевой в ответ на предложение её посетить родной город Витебск, в котором родился, жил, творил:

- Витебск довольно скучный город. А «скучный» город чтит своего земляка, устанавливает памятники, содержит музеи: творчество Марка Шагала и дом, где он родился и жил.

Юрий Зуев родился на Алтае, но Витебск стал для него родным. Наиболее значительные работы и скульптурные и живописные он создал в городе на Двине.

На фасаде швейного объединения фабрики «Витебчанка» Юрий Зуев создал картину из граффито площадью 180 квадратных метров «Мир входящему». На «Витебчанке» и работают витебчанки. В основном коллектив женский и очень молодой. Название «Мир входящему» - знаковое для молодых девушек: каждая из них мечтает выйти замуж, обзавестись семьей и ребенком. Название «Мир входящему» созвучно с библейским: «Камо грядеши», что означает «кто пришел», или «куда идешь».

Но в мир входит не Бого-человек, обыкновенный ребенок, маленький мальчик, который уже пытается сделать свой первый шаг. Молоденький паренек гордится своим отцовством и держит малыша в широких, крепких ладонях, сложенной лодочкой. Рукава рубашки у парня закатаны до локтя и видны хорошо его мощные руки. Он надежно и бережно страхует сына от любой опасности, а ладони, сложенные в горсть лодочкой кажутся колыбелькой мальчика, из которой он пробует выйти и сделать свои первые шаги.

Мать мальчика правой рукой обнимает мужа за плечи, а левой рукой, выставив её перед своим сынишкой, в случае чего готова подхватить мальчишку и не дать ему упасть.

Взгляды молодых родителей устремлены только на любимое дитя, прибавляя уверенности в ребенке.

Мальчик смотрит вперед, прямо в глаза зрителю, и где бы наблюдатель не находился, его везде настигает пытливый взор ребеночка. Малыш широко распахнул не только глаза, но и руки, словно желает объять необъятный мир и, сделав первый шаг, старается сохранить равновесие и сделать шаг второй.

Короткая рубашонка на мальчике чуть ниже пояса, зато на голове пышные длинные, почти до плеч волосы. Картина трогательна и берет любого прохожего за живое. Ну чем не святая троица.

А перспектива картины на стене у Юрия Зуева построена оригинально: распахнутое пространство начинает сужаться не от глаз наблюдателя, и сходится в одну точку у горизонта, а наоборот Отец Мать и Сын находятся, вроде бы, высоко на небе, на каком-то светлом облачке, и родители смотрят не только на своего отпрыска, а и вниз на нашу грешную землю. А внизу в трудах праведных занимаются различными ремеслами жители земли: кузнецы и хлебопашцы, жнецы и космонавты.

Пусть малыш пока и витает в облаках, но знает, что на земле жить весело и интересно.

Очень великолепно и кратко описал сюжет картины «Мир входящему» поэт Борис Бележенко:

Входящему в сей мир да будет мир

Дарован Небесами и Землею!

И да пребудет благостность с тобою,

Раб – трудолюб – мастак с искусною рукою

Прославлен будь трудами и людьми.

Созвучна с картиной «Мир входящему» и картина Юрия Зуева «Наследник будущего». Это панно выполнено из мозаики. Идея мозаики проста: на фоне иссини-голубого лучезарного неба расцвел бутон цветка оранжево-красного цвета.

Но простота идеи произведения не та, о которой говорят, что «простота – хуже воровства». Замысел художественного произведения Юрия Зуева другого толка. Он прост согласно другой народной поговорке: «Все гениальное просто».

В центре цветка, где должны расти пестик и тычинки, чтобы к осени выросли семена, видны лица матери и ребенка. У женщины обаятельный профиль и красота её сказочная. То есть не в сказке сказать, не пером описать. Потому красоту матери Зуев и решил показать, запечатлеть на века – в мозаике. Её сын – подросток. Он смотрит не прямо на зрителя, а вполоборота повернулся и его взгляд устремлен поверх голов наблюдателей вдаль, в будущее. У мальчика необыкновенно выразительные глаза: пытливые, спокойные и уверенные. Он не только устремил свой взгляд в будущее, подросток ощущает наследником будущего.

Георгий Победоносец

Юрий Зуев, обучаясь в Ленинграде в Художественной академии стал воспринимать город совсем по другому, чем в детстве во время войны. Архитектурные ансамбли Петрова града были уникальными, да и само творение Петра казалось Западноевропейским городом. И не мудрено: Исаакиевский собор построил и запроектировал француз Огюст Монферен. Здание рядом с Исаакиевским собором составил проект и построил итальянец Джеком Кваренги, а одна небольшая улочка называется улицей Зодчего Росси, который запроектировал дома по ней. Да какие же это дома? Он создал неповторимый архитектурный ансамбль, который ласкает глаз туристов более двух веков. Этот ансамбль зодчего Росси, в самом деле, звучит как застывшая музыка. Её звуки не слышны ухом, а воспринимает эту музыку душа горожан и гостей города.

Если выдавалась свободная минутка у Зуева, то парень тут же пускался в путешествие по времени. Радовало Юрия, что Шпиль Петропавловской крепости можно увидеть издалека. В Эрмитаж ему было необходимо посещать, чтобы ознакомиться с работами лучших живописцев России и мира, со скульптурами древних цивилизаций и с другими архифактами тысячелетней древности.

Любовался гигантскими фигурами Атлантов, которые держат на своих плечах небо, чтобы оно не рухнуло на землю и не погубило живущих на земле все живое.

Но больше всего нравились Юрию Зуеву скульптуры монархов, которые величаво восседали на конях. На Исаакиевской площади был воздвигнут монумент Николая I, который гарцует на коне. Скульптор запечатлел вздыбленного коня императором, когда он сделал грациозную свечку: стоит только на задних ногах, перебирая передними.

Жители Санкт-Петербурга и Ленинграда всегда гордились этим памятником Николая I на коне, который занесен в списки охраняемых памятников ЮНЕСКО. Это единственная в мире конная статуя, которая незыблемо стоит неустойчиво на двух точках опоры, соблюдая равновесие, не пытаясь отклониться даже на полградуса ни вперед, ни назад, ни вправо, ни влево.

В этом памятнике Николаю Первому показан и характер царя: он был тверд, непреклонен и жестко держал на поводу в узде не только своего коня, но и своих подданных – народ России.

На Марсово поле Зуев приходил поклониться памятнику полководцу Александру Васильевичу Суворову, который восседал также на коне, а снаряжение генералиссимуса было как у бога войны – Марса, потому и площадь, где установлен монумент, называется так экстравагантно: Марсово поле.

Восхищался Медным всадником, памятником, установленным на гранитной глыбе, привезенной из карьера Выборга морем. Воздвигнут памятник императору Петру Первому Великому императрицей так же Великой Екатериной Второй в благодарность за его подвиг.

Он, Петр Первый вздыбил не только коня, а всю страну свою любимую – Россию, которая впервые при нем стала называться Империей.

Но Медный всадник, хотя сидит прочно на вздыбленном коне, но опирается породистая лошадка не только на задние ноги, а и на длинный шлейф хвоста.

Зато передними ногами конь Петра Великого собирается растоптать змею, которая ползет по гранитному утесу и пытается вонзить свое ядовитое жало в ногу императора. Тщетно. Символу врага России нанести урон её предводителю. Прыткий конь убережет от змеиного укуса и жестоко расправится с коварным агрессором: Кто на нас с мечом пойдет, от меча тот и погибнет.

А кони архитектора и скульптора Клодта на Аничковом мосту вызвали фурор в душе Юрия Зуева. Целый эволюционный цикл приручения диких скакунов показал барон, которые стали домашними лошадями. На одном конце моста неподкованные рысаки, почти дикие, пытаются сбросить с себя узду. И молодому юноше сильному и ловкому, успел он взнуздать непокорного жеребца, с трудом удается удержать прыть коня. Парень, что есть сил, натянул поводья узды, заставляет строптивую лошадь повиноваться ему. Коней на другом конце моста, юноши спокойно ведут под уздцы. И, если внимательно приглядеться к скульптурной композиции, то лошади-то не только покорены, приручены, они еще к тому же и подкованы. Хозяину мало повиновения коней, он заботится об их здоровье. Мчась по кремнистой дороге, лошадь может поранить копыта об острые края каменных блоков, как раз в самый ответственный момент погони всадника за зверем или врагом. Хотя те, за кем он гонится, опасны и коварны. Поэтому в схватке с любым противником, промедление смерти подобно.

На иконах Юрий Зуев увидел однажды Святого Георгия Победоносца. Сюжет бая Святого Георгия, чем-то походил на памятник Медного всадника. Так же змея пытается укусить святого Георгия, он, прикрыв мячом левый бок, протыкает острием копья зловредную гадину. Добро побеждает зло.

Что-то шевельнулось в душе Юрия Пантелеймоновича, увидев икону Святого великомученика Георгия Победоносца, его стали раздирать противоречия. С одной стороны иконное изображение Георгия Победоносца каноническое, и надо воспринимать его как должное. Но с другой стороны Зуев словно услышал, нет, не глас вопиющего в пустыне, а наоборот, он услышал будто бы глас Божий:

- Сделай то, что чувствует твое сердце, прислушайся внимательно к нему и тогда и поймешь, каким величием обладает Георгий Победоносец. И не только поймешь, но и увидишь наяву его лик и образ.

Зуев вздрогнул, когда видение появилось перед его глазами, словно стоп-кадр на экране телевизора, и… проснулся. Затем он мучительно долго вспоминал видение и понял твердо одно – это знамение свыше. Ведь он назван матерью и отцом Юрием, а имена Георгий, Юрий, Егор, Егорий – имена синонимы: звучат по-разному, а суть их одна, это одно и то же имя.

Юрий Пантелеймонович вспомнил, как отец, отправляясь на фронт, сказал ему, как будто чувствовал, что погибнет:

- Сынок, не поминай лихом, я вернусь с победой. Ведь тебя мы с мамой назвали Юрием, в честь Георгия Победоносца. А, если мне вернуться не суждено, то вы с мамой, все равно, отпразднуете нашу победу, а ты победишь все трудности, которые встретятся на пути, и покажешь всем, каким должен быть Георгий Победоносец.

Когда во сне Юрий Зуев увидел знамение свыше, то он тут же в один миг вспомнил пророческие слова отца. Да, он теперь понимает, какой должна быть скульптура Георгия Победоносца.

То, что увидел Зуев во сне, нечто подобное живописец уже воплотил в своей картине «Орфей и Пегас». Пегас, крылатый конь, который готов примчать вдохновенного поэта на вершину горы Парнас, где собираются боги, в том числе и покровитель поэзии бог Аполлон. Пегас взвился над землею, сделав свечу и вертикально застыл, перебирая передними ногами, как барабанщик перебирает палочки над кожей туго натянутого ударного инструмента – барабана.

Пегас, в отличие от скакуна Николая I, не нуждается в расчетах точки опоры при неустойчивом равновесии. У Пегаса есть, кроме быстрых ног иноходца, еще и крылья. А потому он никогда не рухнет на землю. Ни при каких обстоятельствах. Взмахнет крылами, затрепещет ими, как птичка - невеличка колибри, и зависнет в воздухе настолько времени, сколько Пегасу его понадобится. Профиль Летучего коня четок, и словно говорит он своей лошадиной улыбкой зрителям:

- Вот такой я молодец-удалец универсальный, знай наших: меня и поэтов стихи для песен, которые написали они, взял Орфей, подобрал музыку и сладкозвучно исполняет эти песни.

Орфей находится на заднем плане в отношении Пегаса, но нисколько не смущен эти обстоятельством. Легкий ветерок, который возник от взмахов крыльев Пегаса, растрепал длинные волосы Орфея, и они, горизонтально колыхаясь как морские волны отсчитывают паузы в мелодии прекрасной песни. На миловидном лице Орфея сияет лучезарная улыбка. Он доволен своим соколом, а музыкальный инструмент арфу Орфей вскинул над головой, виртуозно играя на ней, продолжает извлекать из арфы чарующие звуки.

И вот этот потрясающий, но плоский образ художника, Пегаса и Орфея Юрий Зуев переплавил и трансформировал эту свою же идею в объемный монумент в скульптуру «Георгий Победоносец».

Но каково будет песенное звучание своего нового образа: «Георгия Победоносца», Юрий Пантелеймонович еще не знал. Зато слышал про критическое отношение к царственному голосу оперного певца с мировым именем Федора Ивановича Шаляпина.

Как ни странно этим критиком был живописец Михаил Александрович Врубель со скандальной славой после создания им картины «Демон». Именно после написания «Демона» Врубеля раскритиковали в пух и прах. Картина хранилась в салоне мецената Саввы Мамонова, и все входящие выражали недоумение и критику в адрес мятежного художника, который совершил не понятный для обывателя поступок: запечатлел на холсте образ: символ зла исчадие ада – Демона.

- Хорошо хоть чертом не назвал или бесом рогатым – ворчали посетители салона Мамонова.

Так вот этот художник, подвергнутый общественному остракизму, подверг критике еще и кумира всех меломанов – Шаляпина. А Врубель-то неоднозначно сказал:

-У Шаляпина изумительный голос. Когда он начинает петь, то, кажется, слышны звуки надвигающейся грозы, раскаты грома, а затем сила его голоса нарастает, и слушатели оперы чувствуют такой гул со сцены, словно на море шторм, поднялись огромные волны и они, разбиваясь о скалы, грохочут басом Шаляпина. Но когда Федор Иванович говорит с обывателями за обеденным столом на очередном банкете, то его голос похож на разговор прислуги, которая костерит своего «плохого» хозяина, с таким брюзжанием и недовольством.

Поэтому Юрий Пантелеймонович и мечтал, что бы скульптура Георгия Победоносца стала не только хорошей песней из партии оперы, а небесной симфонией, звуки которой слушатели и зрители будут внимать с благоговением.

Начались муки творчества. Пегас – прекрасный образ, но такая красота мало подходит боевого коня рыцаря, воина, который копытами начинает рыть землю, заслышав звук боевой трубы. Напряжение перед боем нужно показать не только в воине Георгии Победоносце, который олицетворяет силы Добра в жестокой схватке со злом, а во всем облике скульптурной композиции. И конь Георгия Победоносца взвился вверх и стал строго вертикально, как в цирковом номере на арене цирка. Форейтор одним взмахом хлыста заставляет породистых скакунов прогарцевать несколько метров на задних ногах под шум аплодисментов почтенной публики.

Но на скульптуре Юрия Зуева Конь не ожидает овации, чувствуя горячую схватку со Злом, храпит и напрягает свои мышцы, что видна их рельефность издали. Конь Победоносца рвется сам к победе и седока, и к своей. Он перебирает перед собой копытами, готовясь в случае неудачи Георгия, если он не сумеет поразить Змея копьем, растоптать злую гадину навалившись всей своей тяжестью массы ударом передних копыт сверху вниз.

Можно только удивляться, что Георгий Победоносец удержался в седле, а не соскользнул по спине скакуна вниз. Ноги воина вонзились в стремена и носки ступней Георгия вытянуты горизонтально телу воина, словно у балетного танцовщика или балерины, которая на пуантах выполняет пируэты. Носки в стременах – очень яркая деталь в бое Добра со Злом. Такое напряжение чувствуется в теле воина, что до конца не знаешь, кто же выйдет из этой схватки победителем. Дилемма: или – или сохраняется до конца.

Но острие копья Георгия Победоносца уже попало в цель в пасть Змея и пронзило его насквозь. И тут, именно в этот момент удачного удара копьем в змея, замечаешь, что копье неимоверной длины. Оно не менее пяти метров. Такими длинными копьями сражалась средневековая знать в рыцарских поединках на ристалищах. Только древки копий на ристалищах были массивные и диаметр таков, что они выглядели очень толстыми. У Юрия Зуева копье в руках Георгия Победоносца кажется изящным легким, хотя и очень прочными. А толщина копья, кажется, не толще спицы, а может быть, не толще натянутой струны. Басовой струны гитары, в которой тонкая нить струны сверху оплетена снаружи для приглушения звука еще одной стальной нитью. Если все детали композиции: конь и фигура Георгия расположены строго вертикально, то копье чуть отклонилось и входит в пасть змея не под прямым углом, а градусов так под восемьдесят.

Вверху на копье трепещет от сильного удара флажок как боевой штандарт Георгия Победоносца.

Обычно на иконах Святой Георгия, уже упоминалось ранее, овальный щит прикрывает воину левый бок. У Юрия Зуева прямоугольный щит повешен на ремне на шее скакуна с правой стороны и, после того как конь встал на дыбы, расположен прямоугольник щита горизонтально, параллельно земле. А за спиной Георгия Победоносца развевается плащ-епанча. Таким плащом епанчей укрывались русские воины от непогоды, который не снимали и во время боевых схваток. Враги никогда не шли на русичей на «Вы», а нападали на них исподтишка, что бы застать противника врасплох. И тогда нельзя мешкать и терять время для снятия епанчи – каждое потерянное мгновение в бою может оказаться роковым. Поэтому не до жиру, не до удобства движений, а быть бы живу. И епанча развивается за спиной Георгия как шлейф по ветру, и на скульптуре он расположен, тоже как и щит, горизонтально.

А если скульптуру рассматривать не по деталям, а в целом, то зритель видит перед собой огромный крест. На вершине этого массивного креста, прямо над головой Святого Георгия, которую обрамляет нимб, скульптор воздвиг еще один миниатюрный крест, но не прямоугольный, как основа памятника, а фигурный, словно узор креста сделан по византийской традиции – вязью.

Продуман в деталях скульптором и постамент, на котором водружен Георгий Победоносец. В основании две квадратные гранитные плиты красного цвета. Нижняя шире по размеру, чем верхняя плита. На плиты и установлен постамент кубической формы, завершают постамент четыре криволинейных плоскости, сужаясь к верху от квадратной верхней плоскости куба на небольшую высоту. Получается еще одна горизонтальная площадь квадрата, с еще меньшей стороной, чем лежащие квадратные плиты ниже друг на друге, начинаясь от земли. На самый маленький квадрат ступенчатого постамента скульптор Юрий Зуев установил уменьшенный макет нашей планеты Земля в миниатюре – не сам Земной шар, а его символ – глобус. Вот из коры земного шара, где он соприкасается с квадратной плоскостью усеченного конуса, как из адского подземелья и выползает поганая нечисть – туловище змея.

Но Георгий Победоносец начеку и пронзает голову змея копьем. Враг повержен, но рассказ об скульптуре Юрия Зуева Георгий Победоносец не пересек еще даже экватор.

Путешествие по творческой лаборатории – мастерской Почетного академика Зуева продолжается.

А он, как новоявленный Колумб, делает открытие за открытием.

Испанский мореплаватель предполагал, что если пересечь Атлантический океан, то попадешь на другое полушарие Земли и достигнешь сказочной страны Индии, где всегда лето и не бывает зимы. Вахтенный матрос, впередсмотрящий, увидев в подзорную трубу среди волн безбрежного океана, крикнул радостно: «Земля! Земля!» И спас экспедицию и самого капитана Колумба от смерти. На корабле назревал бунт, и морские волки собирались выдать Колумбу черную метку и лишить его капитанских полномочий. Но радостный возглас впередсмотрящего «Земля! Земля!» предупредил кровопролитие, а Колумб сделал открытие, о котором и не мечтал: он открыл Америку, воскликнув: «О, Линда Флорида!» (О, прекрасная страна цветов).

Полуостров, куда высадились мореплаватели и до сих пор называется: «Флорида».

Но не стоит испытывать терпение читателя и, прекратить интриговать его, пора рассказать какое открытие можно сделать в мастерской Юрия Зуева шагнув несколько шажков за макет скульптуры «Георгий Победоносец» и повернуться, что бы разглядеть обратную сторону её. Посетителя художественной мастерской Зуева ожидает приятный сюрприз. Начнем разглядывать изнанку скульптуры, обратную её сторону снизу. На Земном шаре, начиная от экватора, высечены ступени лестницы, ведущие… к разным вратам Храма. Около них толпятся прихожане. Храм высок, перед круглой башенкой с луковицей золоченого купола заканчиваются прямоугольные стены собора. Чуть ниже округлой кровли из латунных листов расположено узкое, зато очень высокое, окошко с мелкой расстекловкой витражей в раме светового проема. Венчает купол церкви восьмиконечный православный крест.

Справа на обратной стороне щита Георгия возвышаются два купола с крестами небольшой часовни, а на левой стороне от собора, где на лицевом виде скульптуры у Георгия Победоносца полыхают от ветра полы епанчи хорошо видны четырехскатные шпили крыш кремлевских башен и зубцы стены старинного замка. А под всей этой захватывающей дух скульптурной композицией полощется на ветру на древке копье Георгия Победоносца, его боевой штандарт, а поперечина на конце копья сделана поперечная перекладинка, которая завершает конец древка, превращая его в крест.

Скульптура «Георгий Победоносец» получилась у Юрия Зуева многогранной, многовидовой с двойным подтекстом: Первый взгляд, как первый кадр в исторической панораме: Георгий Победоносец уничтожает символ зла – Змея. Второй взгляд с другой стороны и видно, что победа Святого Георгия принесла народу русскому и народам Белой и Малой Руси истинную православную Веру. Это и победа самого скульптора Юрия Зуева. На территории Святой Руси народы трех национальностей воздвигли в трех древних городах, где проживали великороссы, белороссы и малороссы в городах: Великом Новгороде, в Полоцке и в Киеве Софийские соборы. В Полоцке Белой Руси Софийский собор пострадал очень сильно от гитлеровской орды, от фашистских варваров. Там остался один остов собора, который, по сути, является теперь макетом. Поэтому Софийский собор готовятся построить в Витебске, и одним из символов Веры православной на территории нового Софийского собора в Беларуси могла бы стать скульптура Юрия Зуева «Георгий Победоносец».

Они станут: и Софийский собор и памятник Георгию Победоносцу символами возрождению православной Веры, после многих лет безверия. Тысячелетие возникновения православия на Святой уже отмечали в конце прошлого века. И пролетят годы, пройдут столетия и тысячелетия, а Софийские соборы будут собирать миллионы верующих. Ведь слово «Собор», которое обозначает «храм» и слово «собор», которое обозначает собрание народа в храме, созвучны и неразлучны. Юрий Пантелеймонович неоднократно встречался с президентом Российской академии художеств Зурабом Константиновичем Церетели, с которым он подружился и при встречах, хотя и не частых, но плодотворных, делятся планами, показывают свои творческие находки, удачи и неудачи. Последние тоже бывают. Но, к счастью, не так уж часто. И когда Зуев показал Церетели фотографии макета «Георгий Победоносец» Зураб Константинович в восторге всплеснул руками и воскликнул:

- Какая прелесть! Какой неожиданный и интересный поворот и смелое решение. Я вам Юрий Пантелеймонович завидую, но очень светлой белой завистью и в дальнейшем таких удач и творческих успехов. И одновременно укоряю немного и себя – почему мне не пришла в голову такая чудесная мысль? Мог бы ведь и я памятник Георгию Победоносцу изобразить в виде животворящего креста.

- Не огорчайтесь, Зураб Константинович, - ответил Зуев. – Зачем посыпать пепел на свою седую голову. У вас столько оригинальных работ и проектов, что на целую артель скульпторов хватило бы. А почему? Вы наделены такой отчетливой и сильной организацией, что не ищите одобрения. Все ваши вещи отмечены самобытностью. Вы человек большого света.

- Большой, высший свет иногда бывает не в радость, а в тягость – ответил Церетели.

- Как сказал Экклезиаст – усмехнулся Юрий Зуев – вся суета сует и томление духа. А я говорю о человеке большого света, как о гражданине мира. Для человека большого света не существует границ ни государственных, ни стилей и течений в искусстве. Есть только одно звание у нас, которое понимают все на свете, - это художник. Художники мало участвуют в политической жизни, для них важнее всего не политика, а творчество.

Но Зураб Церетели решил немного поспорить, пополимизировать с коллегой:

- Любой художник – творец! – кивнул согласно Зураб Константинович – если ему дан талант видеть. Но таких, к сожалению, мало. Еще меньше таких, которые имеют талант выразить увиденное. Но еще главнее трудоспособность для художника. В час, когда спят, нужно садиться за стол и устремить свои глаза на лист бумаги. Пусть пристальные глаза, которыми художник вглядывался в бурлящую вокруг жизнь, создадут тот взволновавший его образ, а рука карандашом, пером, кистью перенесет его на бумагу или холст. И, если все увиденное днем оживет на листе бумаги или холсте, то это – настоящий художник. Вы из таких художников. Пишите ярко, хлестко и, что удивительно, быстро.

- Писать быстро это у меня получается. Меня еще в академии студенты называли спринтером. На спортивный манер. А вот Вальтер Скотт, который написал уйму прекрасных, авантюрных рыцарских романов, и писал их много и быстро, был самокритичным человеком, и сказал очень мудро, имея, ввиду себя: «Беда тех, кто пишет быстро, в том, что они не могут писать кратко».

- Вальтер Скотт писал романы очень быстро, но прошло несколько столетий, как его не стало, а его книги до сих пор читают, и имя писателя помнят. А он с такой же иронией, как о себе, писал о своих бывших кумирах, которые оказались пустыми глиняными идолами, и если они упадут невзначай с постамента, то от «кумиров» останется только груда черепков. Так Вольтеру Скотту принадлежит и другой острый афоризм: «Мы лепим своих кумиров из снега и плачем, когда они растают». Поэтому лучше следовать библейской мудрости: «не сотвори кумира».

Одобрение президента Российской академии подействовало на Юрия Пантелеймоновича позитивно, словно чудодейственный бальзам воздействовал на душу. Зуев убежден, что в проект Софийского собора, который собираются построить в Витебске, найдет место для небольшого по величине, но великого по сути, памятнику Георгию Победоносцу. Великолепие скульптуры Юрия Зуева отразил поэт Борис Бележенко:

 

Небес не покорит гад ползучий

И, гадости творя, причастен он

К тому, что в небесах чернеют тучи.

Но, к счастью, светлый дух рукой могучей

Георгия бессмертного спасет!

Княгиня Ольга

Но прежде, чем возник замысел у Юрия Пантелеймоновича увековечить в бронзе или камне облик Святого Георгия Победоносца, он создал образ княгини Ольги в скульптурной композиции.

Согласно летописи, Ольга проделала путь от Великого Новгорода в Полоцк, а затем, направляясь в Киев, где намеревалась княжить за малолетнего сына Святослава, остановилась на холмах реки Западной Двины, приказала построить крепость и заложить город при слиянии рек Двины и её притока Витьбы, который получил название от Двинского притока Витьбеск. Потом это название трансформировалось, и город называется теперь Витебск.

Основательнице города Витебска Юрий Зуев и решил создать монумент, её скульптуру. Ведь, если объективно подойти к исторической миссии похода княгини Ольги по маршруту Великий Новгород – Полоцк – Киев, то, вероятнее всего, Дружина княгини из Полоцка направлялась водным путем (возможно даже от Витебска), где заложила Ольга первый камень для основания города. Затем волоком дружинники перетащили быстрокрылые суда свои – Ладьи по узкому перешейку между Днепром и Двиной, и по Днепру помчались, подняв паруса, до Киева. Поэтому, версия, что путь из варяг в греки проложили норманны, оказывается мифом. А исторические факты говорят, что сама княгиня Ольга проложила себе кратчайший путь от Балтийского моря через Киев в Черное море, а там до Греции и до Византии рукой подать.

Постамент для скульптуры «Княгиня Ольга с сыном Всеволодом» Юрий Зуев задумал попроще, чем для статуи Георгия Победоносца. На невысоком квадратном основании установлено полушарие, а не шар. И из этого полушария и вырастает фигура княгини Ольги. Ольга стоит, широко раскинув руки, словно пытаясь охватить весь мир, все славянские земли, которые объединил стольный град Киев.

Этот жест княгини говорит, что Русь открыта для любого иностранца, дипломата, которые намереваются посетить Русь, для того, что бы завязать дружеские и коммерческие отношения

- Смотрите, у меня нет в руках оружия, мы, русские люди не угрожаем вам и, если вы не собираетесь воевать с нами, а дружить, то милости просим!

Для скульптуры «Княгиня Ольга с сыном Всеволодом», Юрию Зуеву было немного проще, чем с памятником «Георгий Победоносец» выразить свою главную идею и символ православия: - глядя на фигуру Ольги ясно видишь Крест.

У Ольги раскрыты ладони, а на горизонтали креста над правой рукой княгини установлен маленький крестик, а под левой ладонью на конце огромного креста установлена миниатюрная церковь с куполами над храмом. Всеволод стоит возле ног матери на полушарии постамента и высоко поднимает над своей головой символ княжеской власти – меч. Это очень интересная и характерная деталь в скульптурной композиции. Ольга идет к людям с миром, а её сын держит над головой оружие, если можно всерьез назвать оружием игрушку в руках младенца. Но очень тонкий намек понятен, если вспомнить латинскую поговорку: «Эс вис паком, пара белум» - Хочешь мира, готовься к войне.

Но в любом государстве не принято выставлять напоказ весь имеющийся арсенал оружия. Оно скрыто до поры до времени от посторонних глаз в недрах крепостных казематов.

Но макету скульптуры «Княгиня Ольга с сыном Всеволодом», пока еще не стал памятником, имеет свое преимущество: В полушарии постамента и в квадратном основании имеется секретное устройство, которое нельзя увидеть снаружи – внутри основания установлена ось, соединяющая в одно целое полушария с квадратным основанием. В эту ось установлены подшипники, и вся скульптура может вращаться вокруг своей оси от легкого движения пальцев руки «механика», который знает о назначении секретного механизма и может поворачивать скульптуру для обозрения её зрителям со всех сторон.

Но поворот вокруг оси на 180 градусов сразу же открывает тайну задуманного Юрием Зуевым спецэффекта внезапности. Поворот на 180 сделан и перед нами предстает… Нет, не спина княгини Ольги, а фигура и лицо её мужа, князя Игоря, который держит в правой руке булатный обоюдоострый меч, прижав рукоять оружия на груди, а левой рукой держит каплеобразный древний славянский щит, уткнув его острием «капельки» в землю, а на овальный изгиб верха щита, князь и положил свою ладонь, гибкие длинные пальцы Игоря цепко удерживают свою защитную амуницию: Лучшее нападение, это хорошая защита.

Игорь ходил дважды на Константинополь: первый раз неудачно – его корабли хитроумные греки сожгли сконцентрированным лучом солнца сфокусированного увеличительным стеклом. Но второй штурм был внезапным и таким могучим, что византийское правительство предложило ему выкуп, который русского князя устроил, хотя он и был весьма велик, но византийцы решили собрать баснословную сумму и откупиться золотом, нежели подвергнуть столицу второго Рима разрушению и разграблению.

Игорь первым из русских князей не стал уходить от столкновения с печенегами, и заставил их заключить перемирие на пять лет. За это время подрос его сын Святослав Храбрый, и сыну Игоря удалось разгромить хазарский пагонат.

Но Игорь создал условие для развития успеха Святослава. Он распространил власть киевского князя на восточно-славянские племенные объединения между Днестром и Дунаем. Со своей дружиной в 913 и 943 годах князь Игорь предпринял два похода в Закавказье, что, в конце концов, повлияло на стремление кавказских горцев вставать на защиту руки «белого» русского царя.

Если на голове княгини Ольги одето украшение в виде кольца – гривны с овальным драгоценным камнем на лбу, как оберег, и одновременно знак княжеской власти и женское украшение модницы, то на голове князя Игоря шелом (шлем) воина, чтобы коварный враг не смог его внезапно ошеломить – ударив сильно даже по шлему, можно оглушить противника, а он, потеряв сознание, уже не окажет никакого сопротивления. От шлема Игоря и справа и слева по его щекам спускаются вниз до самых плеч щитки из стальных завитков кольчуги. Если удар врага мечом придется вскользь по шлему, то кольчужная занавесь не позволит нанести рану в шею или в плечо.

Но в целом шлем и «букли» кольчуги делают голову князя Игоря очень похожей на голову Сфинкса. Тем более веки князя опущены и его глаз не видно, а виден только хищный разлет бровей и тонкий, почти азиатский, разрез глаз. Но невозмутимость древнеегипетского Сфинкса та и выползает напоказ зрителя. И решимость князя только его крепкая хватка пальцев на рукоятке меча. Оборотная сторона скульптуры «Княгиня Ольга» так и называется по имени былинного персонажа «Князь Игорь».

Но вернемся к главному фасаду «Княгиня Ольга с сыном Всеволодом». У Ольги художник Зуев особенно подчеркнул высокую грудь женщины. Её груди распирают кофточку из тонкого материала, что, кажется, полушария выпуклы так, будто и одежды-то у Ольги не существует, а грудь обнажена. Можно эту аллегорию скульптора посчитать, как прославление Ольги не только сильной и властной правительницы Киевской Руси, а как Матери Святой Руси, принявшей первой христианство в 957 году в Византии, вскормившей своих сыновей, в том числе и Святослава Храброго, о подвигах которого славяне никогда не позабудут, и воспитавшая своего внука Владимира, который станет Владимиром Красное Солнышко и крестителем Руси.

Но может быть пышная высокая грудь княгини Ольги лишь отвлекающий маневр от главной тайны её правления? Скорее всего, так. Юрий Пантелеймонович замаскировал еще одну улику княгини Ольги. Молодая энергичная женщина, её гибкое пышное тело жаждет любви, она жестоко отомстила врагам за гибель своего мужа Игоря, но отказала победителю князю Малу и не вышла замуж, не предала память о муже. Но взгляните на её лицо. Глаза или прищурены или закрыты. Она выплакала все вдовские слезы и ей не хочется показать постороннему чуждому ей человеку, что глаза её пусты и тусклы. Зуев угадал в прицел и попал точно в яблочко, Ольга не открывает глаза – ей больно.

Но пугает другое. Почему у Ольги закрыт рот. Вернее на скульптуре даже не обозначен. Словно рта у княгини никогда и не было. Может быть, Ольга не открывает рот по присказке: «Слово серебро – молчание золото», а может, дала себе обет – не открывать рта никогда. У нас есть кому сказать за неё и за государство, и они скажут веское слово и сделают для Святой Руси дело…

Но и этот дотошный, доскональный анализ не смог приоткрыть завесу тайны: откуда же возник первоначально облик княгини Ольги у скульптора Юрия Зуева? Листая страницы альбома репродукций картин и фотографии скульптора Юрия Пантелеймоновича, мне посчастливилось найти точку отсчета серии метаморфоз от скульптуры княгини Ольги до макета монумента Георгия Победоносца. Взял фотографию скульптуры «Крылатая» и все понял. Вот с этой обнаженной фигуры женщины, которая запрокинув голову, устремила свой взор в голубизну неба и желает преодолеть силу земного притяжения и началась «Ольга-и-ада».

Юрий Зуев назвал скульптуру «Крылатая» на распахнутых руках прикреплены какие-то жалкие лоскуты кожи или толстой материи, но разве это крылья, на которых можно взмыть в небо и, совершая головокружительные пируэты, порхать над землей. Может быть, назвал Юрий Зуев статуэтку «Крылатой» усмехаясь в душе над недоумениями зрителей? Скорее всего, так. Ведь Крылатая, взмахнув руками ни на один миллиметр не оторвалась от земли. Наоборот, её стройные ноги до колен погрузились в землю, то есть все тот же шар, который олицетворяет планету Земля в миниатюре. Прямое напоминание о скульптурах «Княгиня Ольга» и «Георгий Победоносец».

Да и пышная высокая грудь Крылатой лишь слепок с груди княгини Ольги. Да и молодое пышное, но одновременно и гибкое тело Крылатой сведено судорогой от страстного желания ощутить восторг о прелести полета. И распахнула свои руки женщина и запрокинула голову назад, предвкушая сладкую радость преодоления земного притяжения. Но если вспомнить пристрастие Юрия Зуева к классической музыке, то начинаешь понимать поэзию образа «Крылатой» и что она отдается власти музыки Шопена страстной, воздушной музыки, похожей на блистательную птицу, парящую над ужасом бездны. Вспомните романс в исполнении Вертинского: «Это было у моря, где ажурная пена, где лазурное небо, золотой экипаж. Королева играла в замке тихо Шопена, и внимал королеве, обаятельный паж».

Как бы то ни было, но «Крылатая» Зуева была прообразом княгини Ольги и одновременно является самостоятельным художественным произведением. Такая крылатая мечта разгорается в теле женщины, что она уверена, что её судьба окажется намного счастливей судьбы знаменитого Икара. Он тоже прикрепил к своим рукам крылья пчелиным воском и решил долететь не только до ярких звезд, а до самого солнца. Только одного не учел бедолага – невыносимой температуры Небесного светила. Воск растаял от жара солнца, крылья отвалились, а без них наш герой Икар рухнул на Землю и разбился.

Новые метаморфозы

Когда Юрию Зуеву предложили в 1966 году в Ленинграде сформировать идею сути выставки «Развитие авиации и космоса», у художника сразу же перед глазами возник облик Икара.

Ведь именно Икар стал первооткрывателем и крылатой авиации и совершил попытку, преодолев земное притяжение вырваться на космическую орбиту. Кому как не Икару нужно было отдать пальму первенства в освоении космоса.

Юрий Зуев на главной стене павильона и решил создать впечатляюще космическое пространство. Огромные плоскости из органического стекла безвоздушную сферу. А прорезанный в оргстекле след космической спирали подсвечивали лучи прожекторов, установленные снизу в торце стены. И в этом световом потоке и понеслись различные летательные аппараты. Начиная от воздушного шара братьев Монгофье, первых фанерных самолетов до реактивных сверхзвуковых самолетов, космических спутников и ракет.

По периметру зала были установлены светящиеся и вращающиеся конструкции, на которых и крепились элементы космоса. Но центром внимания была скульптура Икара – гордого, стройного юноши и очень смелого, который был готов отдать свою жизнь во благо развития прогресса. Для выставки такого, прямо скажем, космического масштаба была применена голография. И эффект от применения голографии потряс посетителей. Появилась вместо пола павильона, а на ней отражения летательных аппаратов и фигуры Икара, стоящей на цилиндрическом постаменте. Получилась великолепная иллюзия космического пространства ни начала, ни конца, бескрайние просторы.

Поэт Борис Бележенко отразил восторг зрителей в своем стихотворении:

Полны глаза Вселенной слез:

Икара гибель не оплакать…

Но разве не на ту же плаху

Художник и несет и нас

Всю жизнь свою – нелегкий воз

Во имя высоты и звезд?

Слова поэта попали в точку. Тащит художник Юрий Зуев тяжеленный воз своего творчества как раз во «имя высоты и звезд», но звездная болезнь его не поразила. Он до сих пор в упряжке. Ведь если звезды загораются на небосклоне, кому-то надо выполнять эту трудную работу.

Многие творческие люди, завершив работу и абстрагируются от её. Я встречал писателей и поэтов, которые искренне, а может быть, это было только бравада, говорили, когда их просили прочитать хотя бы отрывок из только что написанного художественного произведения:

- Я не могу исполнить вашу просьбу. Как только я поставлю точку в конце рассказа (стихотворения, романа), перечитывая текст, мне кажется, что я читаю чужой рассказ, будто это не я написал его.

Потому и удивляет меня необыкновенная стойкость и притяжение Юрия Пантелеймоновича к своим художественным образам, которые он уже воплотил реально на холсте, бумаге в скульптуры.

А с образом княгини Ольги творится какая-то мистика. Уже сделан анализ и обзор достоинства, качеств княгини Ольги, а после трех попыток выполнить окончательную её позицию, я нахожу еще одну замечательную репродукцию скульптора «Княгиня Ольга. Основательница города Витебска».

На постаменте памятника название скульптуры написано на белорусском языке, но вдохновила на создание новой скульптуры Юрия Зуева, как мне кажется, совсем другая фраза: «Красота – великая и могучая сила женщины». Ведь такой красивой женщины, как княгиня Ольга в исполнении художественного произведения Юрием Пантелеймоновичем белый свет еще не видел. Портрет Ольги получился у Юрия Зуева не княгини, а королевы. На голову Ольги Юрий Пантелеймонович на её пышную прическу водрузил… корону! Процесс коронования королевы (а может быть императрицы) художник не запечатлел. Но зато королевская стать Ольги – налицо. Но на лице нет никакого высокомерия, помпезности, торжества. Куда-то исчезли и другие её ипостаси: суровость и смятение, властность и тоска по погибшему, скорбь за погибших воинов Святослава и его самого от рук предателей.

На лице королевы Ольги христианское смирение, глаза её прикрывают ресницы. Скромность и святость подчеркивает крест, который Ольга прижимает ладошкой к груди. Она выполнила свою духовную миссию, приняв первой из русских князей, крещение в Константинополе. Поэтому с таким трепетом и держит крест – символ Веры. Другой рукой Ольга опирается на овально – кольцевидный щит, на котором барельеф её мужа. Ведь она стала княжить после его смерти.

Но уникальность этой скульптуры в том, что лицо Ольги и, разумеется, голова, не как у всех памятников, подчеркивают фигуру скульптуры. Лицо княгини художник запечатлел на золотистом фоне латунного листа: вырезан сегмент круга и остроконечной частью этого сегмента лист устремлен в небо. Вертикальная черта хорды полукруга и криволинейная линия окружности похожи на нос быстрокрылой ладьи, на которой передвигалась по рекам княгиня… Линия окружности, направленная на плечо Ольги, по замыслу Юрия Зуева она загнулась и острием кончика касается волос княжны. Еще один латунный завиток – локон увеличивает динамичность композиции.

И вот от лица королевы Ольги глаз не оторвать, да и от барельефа на щите головы князя Игоря.

В древнем Риме одним средством поддержания браков, прочности семьи являлась неограниченная свобода их расторжения. Притом для каждого выразившего такое желание. Будь то мужчина или женщина. И раз у римлян существовала опасность потерять жен, то они окружали их большой заботой, чем, если бы существовал запрет на расторжение браков. А княгиня Ольга хранила верность, даже потеряв мужа.

Цели, преследуемые любовью и браком, бывают различны, но у Игоря и Ольги отношения были почтенные и устойчивые. Женщины нисколько не виноваты, что порою отказываются подчиняться правилам поведения. Но Ольга была примером добродетели.

Юрий Зуев, если берется за изображения исторического лица, то, прежде чем взяться за карандаш или кисть, он долго и кропотливо изучает не только фактуру лица, фигуры, но и житейские подробности своего героя.

Результат таких поисков в отношении княгини Ольги налицо. Такого портрета её доселе никто не сумел создать. Это чудо получилось у Юрия Пантелеймоновича, так как он в работе придерживается двух правил: единственное благо в профессии художника – сосредоточенность, единственное зло – рассеянность.

Разумеется, чем больше вложит любви и красоты художник в свое произведение, тем большую ценность оно будет иметь. Но главной точкой отсчета в душе Юрия Зуева, является не только трудолюбие и муки творчества. Его талант зиждется на его любознательности и огромном терпении. В нем есть что-то от ребенка.

А талант и есть вновь обретенное детство, но уже вооруженное аналитическим умом, вооруженное мужественной силой. Зато глубокое и радостное детское любопытство наделило художника Зуева его волшебной палочкой: пристальным взглядом и наивным жадным восторгом перед новизной.

Эти качества художника и помогли ему распахнуть широко двери в мир Искусства. Он так в него влюблен, что сотворил картину, которая так и называется «Искусство».

Искусство всегда имеет огромную массу цветовых, звуковых оттенков. Оттенков настроения людей, животных. Но на картине «Искусство» Юрий Зуев, на первый взгляд, поскупился на многоцветную палитру своего произведения, ограничившись контрольными цветами, выбрав их строго и сурово: черный и белый, желтый и темно-коричневый, темно-синий и темно-красный.

Но именно контрастность придала довольно статичной картине «Искусство» динамичность. Кажется, что пара вздыбленных белых коней рванется сейчас с места в карьер, и помчат колесницу по дорожке ипподрома вскачь во весь опор. Но взвились кони не по команде жокея, а сами, да и наездника, как такового, на колеснице нет. На колеснице стоит женщина – это Муза. И она вовсе не управляет лошадками, - у неё заняты руки и лицом Муза повернулась не по ходу движения, а смотрит прямо на зрителя. В широко распахнутых руках женщина держит в правой – пальмовую ветвь, а в левой – музыкальный инструмент, длинную предлинную трубу, раструб которой навис над головами коней.

В картине чувствуется увлечение Юрия Пантелеймоновича этрусками, но даже у этрусков при их умении упрощать, никогда не увидишь упряжки, где лошади были бы не впряжены в повозку. У Зуева в картине «Искусство» сверхъестественные кони, видимо, обладают какой-то непонятной логической силой, и она позволяет тянуть за собой колесницу без постромок и сбруи.

Удивительно выглядит и пара резвых русаков. Их светлые тела, кажется, сделаны не из живой плоти, а такими твердыми и гладкими, словно из твердого, хорошо отполированного дерева, как у Троянского коня.

Очень изящно выглядят лошади: густые гривы пострижены и топорщатся щеткой, утонченные вытянутые морды, задорный вид, элегантные, и в то же время надежные крепкие бабки – во всем видна порода. Цвет черных копыт, контрастирует с белой мастью коней.

Хорошо сочетается с упряжкой лошадей и женственная фигура Музы: она стройна, высока, а желтовато-коричневый цвет волос и длинного до пят платья лишь подчеркивают её красоту.

Труба Музы упирается в черную драпировку, которая словно набухшая дождем туча нависла над конскими гривами.

Черное пятно режет глаз и выглядит как клякса на фоне желтой театральной кулисы слева на картине и сзади колесницы.

В этой черной «кляксе» проглядываются в её прорехах желтоватые пятна занавеса кулисы. Но это только хитрость, изюминка художника.

Эти желтые пятна на самом деле лицо, руки и ноги клоуна в черном колпаке и балахоне, летящего вниз головой на песок арены.

Да-да, видимо, не ипподром изображен на картине Юрия Зуева «Искусство», а цирковая арена. Но суть от этого не меняется. Искусство не превращается в балаган, а остается изящным изобразительным искусством.

Тем более, взглянув на два треугольника перед конями – они белого и синего цвета, делаешь еще одно открытие, дезавуированного доселе художником…

В синем треугольнике нанеся краску черными штрихами, Зуев написал портрет-лицо мужчины в лавровом венке, который держит кисть и мольберт в руках. Но если присмотреться внимательно к стыку синего треугольника и белого, куда ветка от лаврового венка пересекла границу между двух цветов, залезла на белую сторону треугольника, то один листочек-то оказывается глазом женщины. А левый глаз мужчины сливается воедино с глазом женщины.

Мужчина и женщина не только смотрят на зрителя каждый. Они одним глазом смотрят вместе. Вот как слияние души и тела сфокусировал художник одним штрихом кисти. Такой звучный совместный музыкальный аккорд двух душ отразил на картине «Искусство» Юрий Зуев.

Это вам не пошленькая французская скульптура господина Фремье «Орангутанг», увлекающий женщину в лесную чащу. Почему он изобразил обезьяну, а не крокодила или волка голодного хищника, который собирается сожрать жертву. Фремье играет на вожделении, возникающее у какой-то части посетителей выставки, он показывает в скульптуре насилие. Пусть у женщин зрительниц возникнет не только ужас при виде орангутанга, а еще и любопытство: «Удастся ли ей устоять перед соблазном?» И становится понятна аллегория полотна: от смешного до великого один шаг. Хотя эта поговорка звучит обычно по другому: «От великого до смешного один шаг». Но Юрий Зуев изменил в картине «Искусство» даже значение математической формулы: «от перемены мест слагаемых, сумма не изменяется». Но Юрий Пантелеймонович, изменив акценты в дилемме: Смешное – великое, доказал, что сумма от перемены мест слагаемых в жизни и в философии, а не в математике, очень даже может измениться… Вот сколько вроде бы аскетической картины оказалось тонов, полутонов, красок, страстей, переживаний и много-много подтекста.

Краткость сестра таланта, но если у неё есть этот талантливый брат. Юрию Зуеву удалось в картине «Искусство» малыми средствами добиться глубоко, огромного смысла. В этом и заключается профессионализм и талант художника.

Этот вывод сделал и поэт Борис Бележенко, написав строфу:

Дерзай и действуй век, душа

Спеши за колесницей конной,

Что к выси унесет бездонной,

Где музы бдение бессонной,

А кто еще нас возвышал?

Четко и ясно. Кто же нас может возвысить, так высоко, как искусство? Ведь взять картину «Орфей» художника Зуева, про которую так романтически отозвался Леонид Дягилев. Ведь «Орфей» побудил написать стихотворение и Бориса Бележенко:

И суть звериная зверей

Вдруг превратится в суть иную,

Когда играет им Орфей,

Как жаждет друг мой Юрий Зуев.

Встреча поэта с Витебском

Александр Сергеевич Пушкин проезжал через Витебск в Кишинев дважды: 1820 и 1824 годах. Как тогда встретился великий русский поэт с Витебском, с городом Витебском, и как тогда Витебск встретил Пушкина – никому не известно. Но прошло около двухсот лет и отцы города Витебск увековечили память о поэте, установив ему памятник. Александр стоит в парке в цилиндре и сюртуке в свой натуральный рост. А рост у Пушкина был весьма не высок.

Но когда кто-то подчеркивает маленький рост поэта, то сразу же вспоминается ироническое стихотворение, где звучат противоставления качеств различных предметов, в том числе и роста человека: комедия положений:

Вдоль по каменной реке

Водяному мосту

Шел высокий гражданин

Низенького роста.

Сам кудрявый, без волос

Тоненький, как бочка

Книгу толстую писал,

Только в три листочка.

Так вот человек маленького роста Александр Пушкин стал великим поэтом благодаря своему таланту.

Художник Юрий Зуев захотел показать величие Александра Сергеевича на картине – триптиха «Встреча поэта с Витебском».

Но прежде чем начать творческое исследование её, следует отметить, что Пушкин посещал Кишинев не только, чтобы написать свою очередную поэму, строчка которой стала давно крылатой фразой: «Цыгане шумною толпою по Бессарабии кочуют». Бессарабия Молдавией или Молдовой стала называться позже.

Но будущий декабрист и председатель Тайного Южного общества Павел Пестель служил в Кишиневе, а в Петербурге, где часто бывал Александр Сергеевич, председателем Северного общества был Бестужев. Второй раз Пушкин ехал в Кишинев в 1824 году за год до Декабрьского восстания дворян офицеров, которые разгромив Наполеона в 1812 году, вошли с победным маршем в Париж.

Но был ли связным между северным и южным штабами декабристов, история умалчивает, хотя тонкие намеки на посредничество Пушкина в стане заговорщиков имеются.

Может быть, потому на картине Юрия Зуева Пушкин такой грустный, сурово—сосредоточенный и задумчивый.

Может в порыве грусти, у которой нет ни конца, ни края, поэт размышляет: «Куда же судьба его забросила?» Он едет в глушь, где властвует жара, горькая полынная пыль степи и тайные надзиратели до его приезда уже готовят, стряпают очередную сплетню или кляузу?

Но живописец сплин поэта показывает на фоне торжества природы после пролившегося дождя. Черные тучи пролили на водную гладь Двины живительную влагу. Небо просветлело, и солнечные лучи сотворили чудо: над головою Александра Пушкина семицветная радуга. А поэт словно и не замечает изумительной красоты.

Он смотрит на Двину, по которой идет пароход и лопастей колеса его не видны – мелькают птицы быстро, но корпус водного колеса окрашен ярко-красной краской.

Для поэта природа, как Храм, и бродить по набережной, как в чаще природных символов, одно наслаждение. Чайки летают и над голубоватой гладью воды, которая отражает цвет неба, порхают они, а вернее парят, и в воздухе над колоколами и куполами Успенского собора.

Внизу за литым металлическим ограждением набережной возле самой кромки воды ямщик остановил кибитку экипажа, на котором путешествует Пушкин. Извозчик, повесив торбу с овсом на шею лошади, чтобы она подкормилась, пока поэт погрузился в свои мысли и отдыхает на набережной от духоты и тряски, сам же собирается осмотреть колеса брички, на тему:

- Доедет ли колесо до Кишинева, или не доедет?

Махнув рукой, ямщик решает:

- Если до Кишинева не дотянем, заменю колесико в Жмеринке. Пусть Александр Сергеевич, прочувствует все трудности кочевой жизни, прежде чем сесть за стол и написать поэму про очи черные, очи страстные и жаркую цыганскую любовь.

Может быть, Пушкин думает о своей любви и страдает от ревности:

- Откуда ты появилась: из небесных звезд, радуги или из сада. Кто движет твоей душой - бес или божество. Что принесет любовь – радость или отчаяние или горе?

Разумеется, поэт вспоминает и первый поцелуй, как приворотное зелье, когда он, опьянев от него, потерял голову и влюбился в Натали бесповоротно. Но червь и сомнения уже делают свое подлое дело, и на лице Поэта, а именно это и хотел показать Юрий Зуев, что душевные муки Александра Пушкина и муки творчества не позволяют ему улыбнуться. Все еще впереди.

А пока над рекой летают чайки и они белее лебедя, но холоднее льда, красиво, но красота эта холодна, так часто бывает.

Мысли Пушкина отражены и в стихотворении поэта Бориса Бележенко:

Да здравствуй исчезновенье туч!

Да будет воздвиженье радуг!

Они – как неземная радость

И дух полета с ними рядом

Божественно могуч.

На левой части триптиха живописец изобразил красоту города Витебска и акватории Двины в том месте, куда впадает Витьба. На панораме вдали виден массивный, прочный из арок мост через Двину, а под ним старается пробиться через синеву неба радуга – дуга.

Над Витьбой переброшен легкий белый мостик, по которому движется возок, в котором и приехал в Витебск поэт.

Символы поэзии разместил Юрий Зуев на переднем плане: скрипка малинового цвета зависла над берегом Витьбы, а рядом со скрипкой парит раскрытая книга из которой, словно белые чайки, или лебеди, выпархивают белые листы или страницы книги. И их в книге было не три листочка, а бесчисленное множество.

Михаил Булгаков сказал, устами Волонда: «Рукописи не горят!», а Юрий Зуев в своей аллегорической картине добавил: «И в воде не тонут… В воде реки времени!»

Творчество Александра Сергеевича Пушкина, его поэзия, литературная проза: романы, повести уже как хорошее вино имеют двухсотлетнюю выдержку. Но это не предел.

Юрий Пантелеймонович написал по картине «Встреча поэта с Витебском» такую водную поверхность после дождя, что, кажется, будто ощущаешь кожей её свежесть. Что ж романтическая живопись предполагает фантазию. Но фантазия опасна, как любое проявление свободы.

Может оттого, так глухо застегнут сюртук на все пуговицы у Пушкина, так как он сам опасается выпустить фантазию в свободный полет. Но фантазию нельзя запереть, как птицу в клетке, пусть и золотой клетке. Она беспредельна, как вся вселенная, помноженная на количество людей, живущих в ней.

Но не только в литературе и в поэзии необходима фантазия. Без неё не родится ни одна музыкальная строчка, а в ней Муза уже заложена, как производная часть от слова «Музыка».

И Юрий Зуев в скульптурной композиции «А.С. Пушкин» не отделяет Александра Сергеевича ни от музыки, ни от Музы. На обратной стороне бюста Пушкина изображена скульптором – «Муза».

Оригинален до озорства портрет Александра Сергеевича. Хотя внешне облик поэта классический: бакенбарды, шляпа – цилиндр и наглухо застегнутые пуговицы на одежде. Зато листы рукописей небрежно скручены в трубочки и разбросаны беспорядочно. Этот ворох режет взор зрителя. А правое ухо поэт и вовсе ими прочищает гусиным пером, или почесывает им ушную раковину.

Такую пантомиму можно охарактеризовать двояко: первое: «а не прочистить ли мне немного мозги, что-то работа не ладится», второе: «В одно ухо влетает – в другое вылетает… Ну пусть! Что ни начертил на бумаге мадригал или хлесткую эпиграмму, все не в масть, да и рифмы хромают».

Зато на обратной стороне чуть ли не сказал Луны. Хотя, если Пушкин – Солнце российской поэзии, то для него Муза как светящаяся ночью луна. Она сама-то не светит, а только отражает солнечные лучи. Но ни один поэт не сядет за письменный стол с гусиным пером или с золотым именно пером авторучки «Паркер» пока ему Муза не сыграет зажигательную мелодию на арфе. Муза у Юрия Зуева и изображена играющей на арфе.

Это не только Пушкинская Муза, но и живописца. А музыку Юрий Пантелеймонович после снятия блокады с Ленинграда и особенно после дня Победы. В городе снова закипела, забурлила жизнь. Юра ходил на железнодорожные вокзалы, куда приезжали возвращавшиеся с фронта солдаты и офицеры. Дни были теплые, а иногда и вовсе жаркие, а Юра носил к поезду эмалированный бидончик с прохладной водой и наливал в солдатские кружки победителей живительную влагу.

Военнослужащие щедро одаривали прихрамывающего мальчишку, а один достал из вещмешка кусочки сахара и не сухари, которые Зуев получал обычно из рук победителей, а… губную гармошку:

- Как тебя зовут-то, пацан? – спросил моложавый с тонкой щеточкой усиков парень, протягивая свой оригинальный подарок.

- Юриком – ответил Зуев и попробовал повторить песенный мотивчик, который залихватски наиграл солдатик.

А он, как услышал имя мальчика, радостно засмеялся:

- Так мы оказывается тезки и оба победители: Я – Георгий и ты – Георгий – вот какая замечательная встреча двух победителей. Играй на здоровье на этой немецкой губной гармошке. Без музыки никогда ничего не добьешься Георгий, а с музыкой столько хорошего сотворишь, что сам себе будешь удивляться.

Паренек затянул узлом вещмешок и быстро зашагал к метро. Торопился встретить своих друзей и родных. Но Юрий Пантелеймонович от этого пророчества и доброго напутствия солдата-победителя воспрял духом, а через много-много лет добрым словом вспоминает Георгия-Победоносца.

И не только он создал целую коллекцию бюстов великих композиторов. Смотрит внимательно, по орлиному зорко на зрителя Гайдн, для важности он для визита в консерваторию натянул на голову парик с крупными завитками буклей на висках.

У короля вальса Штрауса волосы густые и пышные от природы, зато композитор расчесывал тщательно волосы не только на голове, но навел расческой лоск на своих ветвистых усах. Они разлетелись в разные стороны широкими хорошо нафабренными щеточками. И делают Штрауса слишком напыщенным. Зато взгляд у венского музыканта пытливый и очень острый. Глаза Штрауса, словно буравчики, сверлят собеседника и пытаются проникнуть во все уголки чужой души. Но он уверен, что душа у собеседника вовсе не потемки, а светлая и чистая от его божественной музыки.

Но с особенной величавостью изобразил Юрий Зуев гениального итальянского скрипача Николо Паганини. Его взлохмаченные волосы показывают мятущуюся натуру музыканта и его порыв при исполнении музыки на скрипке. Волосы у Николы длинны и рассыпались по плечам. У Паганини были редкие черты лица, нескладная угловатая фигура, а черные, как смоль, волосы и смотрящий куда-то вдаль отрешенный взгляд превращали и без того несуразную внешность музыканта в демоническую. Многие злопыхатели гениальную игру Паганини дьявольским наваждением, настолько она захватывала публику, доводила до безумного восторга и слез умиления.

А в детстве скрипача считали быдлом и жестоко били за… да ни за что. А просто от какой-то дурной неприязни к подростку. Вот кто уж точно прорвался сквозь тернии к звездам, и звездный час Николы Паганини наступил тогда, когда его недруги ожидали его провала на концерте. Они сделали надпил на струнах его скрипки на каждой из них. Но эти мерзавцы так спешили, чтобы их не застали врасплох за воплощением злодейского замысла, а потому надпил на одной струне был не велик.

Паганини, ничего не подозревая, провел смычком по струнам скрипки и одна за другой стали лопаться струны, пока не осталась целенькой последняя струна. Но фиаско не произошло. Никола стал играть на одной струне, да так блестяще, что получился не провал, а триумф.

На скульптуре Юрия Зуева Паганини, прижав корпус скрипки к плечу и придерживая его под подбородком длинными тонкими музыкальными пальцами левой руки, прижимает струны на грифе скрипки. Мизинец и безымянный пальцы у скрипача оттопырены.

Скульптор сделал умелый ход, и правую руку Николо со смычком не изобразил. Изображая тот легендарный эпизод из жизни Паганини. Нет на скрипке и струн. Но не из-за того, что злыдни подпилили ему струны. На скульптуре струны скрипки показать трудно, почти не возможно. Технически отлить в металле струны практически нельзя. Но отсутствие струн на скрипке из-за технической причины, заставило зрителей вспомнить, как Паганини нашел отличный выход из безнадежной ситуации и вместо провала совершил фурор.

Поэт Борис Бележенко эту победу Николо Паганини изобразил в стихотворных строчках:

О, тайна отдаленная миров!

Сокрытой пребываешь и поныне.

Лишь гениям, таким, как Паганини

Подвластно то, что выразить без слов

Возможно только звуками одними.

А Муза Пушкина позволяла ему создавать солнечные яркие произведения. И вот что сказал про него другой поэт:

О, Солнце поэзии русской!

Над миром взошло не спеша.

Фамилия Солнышка – Пушкин,

А в строчках – народа душа.

Оно нам и светит и греет,

Комфорт создает и уют.

Понять его каждый сумеет.

А ангелы славу поют.

 

Всего два раза проезжал Пушкин через Витебск, а у скверика, где стоит ему памятник, каждый год 6 июня отмечают горожане его день рождения. Инициатор этих торжеств - председатель Витебского отделения Союза писателей Беларуси Тамара Ивановна Краснова-Гусаченко. У памятника в этот замечательный день собираются взрослые и дети, возлагают цветы у подножия памятника Александру Сергеевичу, читают ему стихи, свои произведения.

Приходит к памятнику Пушкину и художник Юрий Зуев и его друг поэт Борис Бележенко, читает стихи, которые посвятил работе живописца Зуева «Встреча поэта с Витебском». Поэта, встречу которого с Витебском запечатлел на триптихе художник. Приходят поздравить теперь с днем рождения горожане Витебска. Борис Павлович поздравил Пушкина тоже:

Последней волею отмечен:

Таких немало городов

Как Витебск наш, живущий встречей

С великим Пушкиным.

Он здесь до истечения веков -

Высоких дум приют и кров.

Владимир Крайнев

Прочитано 2222 раз
Другие материалы в этой категории: « «Зимнее многоцветие» Натальи Рощупкиной