Валерка тоже похохотал, но потом низко-низко опустил лопоухую, наголо остриженную голову. Вспоминал…

-Товарищ майор, мне до восемнадцати полтора месяца осталось. Возьмите! Хочу с однокурсниками вместе отслужить, - повто­рял он безнадежно пересохшими губами.

- Боков, я тебе десятый раз говорю: нельзя! - устало отбивался от него военком.- Не положено. Вот стукнет восемнадцать, повестка за нами не задержится. Это я тебе твердо обещаю, дорогой.

По правде говоря, военком отказывал Валерке не в десятый, а уже в двадцатый, наверно, раз, заученно повторяя бесцветным го­лосом: «Боков, я тебе десятый раз говорю: нельзя!» На первых по­рах Валерка улыбался присловью майора, потом поутух - понял, что военкома не прошибешь.

В последний раз перед ним зажегся, было, огонек надежды.

- Товарищ майор, поглядите, я же наголо остригся! - с отчаянием в голосе сказал он военкому.

Майор скользнул взглядом по Валеркиной голове, усмехнулся.

-  Отрастут,- бесстрастно бросил он и опять добавил свое ко­ронное: - Я тебе в десятый раз говорю: нельзя! Вот если бы я был  командиром части…

- Взяли бы? -  единым духом выпалил Валерка.

-  Может быть ...  -  пожал плечами майор.

... Шальной ветер гнал по перрону белые жгуты снега. Жгуты-­змеи вплетались в неровный строй новобранцев, рассыпались серым прахом, стегали острыми кристалликами снежинок по обветренным лицам ребят. Валеркины друзья - Саня Кирюшкин и Володя Соко­лов грелись, подталкивая друг друга плечами.

- Прохоров! - надрывался капитан.- Где Прохоров?

Валерка видел,  как две тетки увели одного из новобранцев в привокзальный буфет. Одна из них помоложе, вероятно, мать, а вторая и в самом деле, должно быть, тетка. «Покормить решили бо­лезного», -  усмехнулся Валерка, глядя вслед двум женщинам и толстому неуклюжему парню.

            -  Черт побери,  куда исчез Прохоров? - снова рявкнул капитан.

 У Валерки похолодело в груди. Решение созрело мгновенно.

-  Я здесь, -  выкрикнул он во всю силу легких.

- Где тебя черти носили? - обрадовался офицер и тут же рубанул: - Становись в строй!

Кирюшкин и Соколов потеснились, пропуская Валерку в строй.

 - Появится Прохоров, крутись где-нибудь около строя, - зашептал Саня.- Он,- кивнул Кирюшкин в сторону капитана, -  всех нас, сорок с лишним человек, все равно в лицо сразу не запомнит.  А фамилия Прохоров, знаешь, часто встречается. Подумает, может Прохоровых двое.

- Нет, в лицо он меня запомнит, - тихонько ответил Валерка. - Видишь, как зверь поглядывает, а все из-за этого разгильдяя, Прохорова ...

- ... тридцать девять, сорок, сорок один, сорок два,- отсчиты­вал сержант, поклевывая скрюченным пальцем колышущийся строй. Бодро доложил: - Все сорок два на месте, товарищ капитан! Точно по списку.

- Заводи в вагон, сержант.

Валерка с друзьями устроился неподалеку от тамбура. Надо бдить, когда появится настоящий Прохоров. Ага, вот и он, уже толкается в тамбуре. Там его и застал несколько обескураженный сержант, сдвинул брови:

- Пончик, как ты умудрился снова сигануть на улицу, а?

- Извините, что задержался. Сами понимаете, мать там, тетка,- начал оправдываться настоящий Прохоров.

- Пш-шел в вагон! - пнул его коленом ПОД зад хмурый младший сержант.

            - Не выслуживайся, - окоротил его оказавшийся           тут же сержант. - В части успеешь потешиться ...

Серым промозглым утром поезд остановился на запасных путях, далеко от станции. Кто-то из самых бывалых и разбитных ребят авторитетно определил: Казань. «Откуда они только все узнают,­ удивлялся Валерка. Обрадовался: - Казань, Волга - хорошо!».

Невыспавшиеся сержанты быстренько посчитали новобранцев по головам. Друзья стояли в середине строя. Когда сержант подошел к Кирюшкину, Соколов вроде бы незаметно толкнул товарища в бок. Но сержант все засек, все приметил.

- Смир-рна-а! - рявкнул он. – Из кухни не будешь вылезать. Ты у меня находишься на кухню в наряды вне очереди. Понял?

Пока сержант отчитывал Володю Соколова, лже-IIрохоров не­заметно перешагнул в пересчитанную часть строя. Поэтому успоко­енные сержанты - все серок два гаврика на месте - повели: неров­ный спотыкающийся строй по пустынным, улицам. Дорога лежала в санпропускник солдатской бани.

Парни не торопились: брызгались, неожиданно откручивали на всю катушку вентиль холодной воды в душе, изо всей силы шлепали друг друга по мокрым телам. Ну, дети, расшалившиеся дети.

Валерка уже давно вымылся, но идти одеваться первому было ему не с руки. Вдруг каптенармус-старшина начнет спрашивать фа­милию, имя и отчество. На всякий случай друзья решили, что Ва­лерка будет Александром Ивановичем Кирюшкиным.  А там пусть все будет так, как будет, - посмотрим.

- Ну, Валерка! - восхищался Соколов. - 3а сутки третью фа­милию меняешь.

Старшина в это время цепким взглядом  окинул фигуру первого отбанившегося парня.

- Сорок шестой, третий рост, - безапелляционно определил он.

Гимнастерка, галифе, сложенные стопочкой с нательным бельем, по­летели парню в лицо. Он ловко  перехватил форму на лету и прижал ее к груди.

- Следующий! Подходи! - щедрым жестом пригласил старшина и выстрелил комплектом формы в плотного паренька, с безоши­бочным знанием дела определив: - Пятьдесят второй, второй.

Следующий нырнул к старшине Валерка Боков, благо ни фа­милии, ни имени тот не спрашивал. Сапоги по размеру выдавал уже знакомый сержант, а ремни - младший сержант, поддавший в там­буре под зад Прохорову-настоящему. Теперь Валерка с ужасом ждал, когда останется в предбаннике последний голый новобранец и нач­нут разбираться, почему ему не хватило форменной одежды.

К удивлению друзей, никто голышом не остался - все оказа­лись в гимнастерках, галифе и под ремнями. Валерка даже немного разочаровался, заглянул в моечное отделение - не остался ли еще кто-нибудь. Пусто. Не мог он знать, что опытный старшина, не зная ни роста, ни размеров призывников, прихватил форменки и сапоги с лихвой. Битый был старшина, сам через службу прошел и знал, как нехорошо солдату, когда обувь и форма не впору. Оставшиеся  комплекты  он не  считал, бросил в  полосатую  матрасовку.

Валерка  туго, по-армейски, затянул ремень.  Он замерил его сначала на голове. Колечко застегнутого ремня точно описывало голову от кончика подбородка до  макушки - ему об этом приеме рассказывали еще на гражданке отслужившие парни. Боков подошел к зеркалу и с удивлением обнаружил, что здорово похож на кинофиль­мовского солдата Ивана Бровкина.

Но радость  тут же омрачилась суровым возгласом старшины:

- Кто зажулил новый  ремень?

«Началось!» - мелькнуло  у Валерки в голове.  Он огляделся.

Бедный Прохоров-настоящий бегал по предбаннику неподпоясанный -  без ремня.

- У кого старые ремни - ко мне!

Двое со старыми ремнями подошли к старшине.

            -  Все верно, - начал старшина рассуждать вслух. - Я поло­жил в матрасовку сорок новых ремней - больше новых у меня не было. Плюс - два старых. Два старых вот они, а один новенький, значит, уже увели. Старички! - обратился он к сержан­там. - Отдайте ремень. Кроме  вас, он никому не нужен.

- Брось ты, старшина! Нужен нам твой ремень, - возмутился младший сержант, а сержант тут же отстегнул свой  ремень и протя­нул Прохорову-настоящему: - Держи, пузанчик!

 - В шеренгу  по двое - стройся! -  скомандовал расстроенный старшина.

Помещеньице оказалось маленьким, и конец шеренги загнулся  к боковой стенке. Старшина при виде такого беспорядка расстроил­ся вконец, пошел вдоль строя и сам стал пересчитывать новобранцев. Насчитал двадцать одну пару… с половинкой.

3аглянул в список и снова пошел вдоль строя. На этот раз стараниями ­Валерки и его друзей стало ровно сорок два новобранца. Удовлетворенный исходом старшина скомандовал:

            - Рa-а-няйсь!  Смирно! Ша-агом арш!

            У столовой первым из строя вырвался толстый и неуклюжий Прохоров-настоящий, оккупировал ближний стол. Ишь, как ловок и проворен стал.

            Друзья сели рядом с ним.

Всего было четыре длинных-длинных стола и один пятый – поменьше. На длинных столах парили бачки с первым и вторым, лежали ложки и половник. Стаканы с киселем окружали огромный поднос с хлебом – две буханки, нарезанные четвертушками. Пирамидкой сгрудились алюминиевые тарелки-миски. Пятый стол был накрыт на двоих.

Начали разливать по мискам борщ, делить по порциям хлеб, расставлять поближе стаканы. Возле пятого стола метался худенький новобранец. Двое с пятого стола невозмутимо уничтожали со­держимое мисок, не обращая на третьего никакого внимания.

Сержант озадаченно оглядел столы - ни одной лишней порции. Старичков за столами тоже не видать - все стриженые. Сержант потихоньку исчез и вскоре вернулся в сопровождении старшины.

- Ха, сорок три-и-и ... - тоже озадаченно протянул старшина. И вдруг с радостным любопытством спросил у сержанта:  - А кто тут у тебя лишний? Кого это ты лишнего привез? На перевыполне­ние идешь?

- Лишний! Кто сдесь лишний? – выкатывая глаза, свирепо крикнул сержант.

- Я ... лишний, - поднялся за столом Валерка.

- Во дает – доброволец, -  засмеялся кто-то.

- Ну, даешь, старик! - восхитились за другим столом.

Валерка побагровел,  смутился.

- Вот, значит, кто у нас лишний. Ладно, ешь, ешь сынок, - спохватился старшина.- Сержант! Распорядись накормить сорок третьего, голодный солдат - не боец, а Советской Армии нужны бойцы ... Пойду, доложу командиру части. Ну, дает! Двадцать лет служу, а в первый раз вижу этакого добровольца! Вот, значит, куда новый ремень подевался.

Друзья таскали металлические сетки коек, спинки к ним, ватные матрацы, когда в казарме снова объявился старшина.

 - Боков! За мной!

- Санька, забей  койку, - успел шепнуть Валерка другу.- Я буду спать рядом с тобой.

Приготовившись предстать перед командиром части, Валерка разгладил складки гимнастерки, глянул на сапоги. Резко распахнул дверь, вскинул руку для отдания чести, хотя этому их еще не учи­ли. Вроде бы получилось, как положено.

- Товарищ подпол…

- Отставить! - рокотнул  подполковник.  – Как в часть попал? Как ротозеев наших облапошил? Да нет, ты не докладывай, ты по-­человечески  мне расскажи.

Валерка коротко  -  как умел - рассказал.

- Мд-да, не могу я тебя оставить, Боков, не могу, - сказал подполковник, выслушав Валерку, покачал круглой крупной голо­вой. - Это же армия. Армия! Было бы тебе восемнадцать - еще, ту­да-сюда, посмотрел  бы. А так ... Докладывал я командованию. Говорят: вот если бы военкомат тебя отправил, тогда другое дело.

- Так военком же согласен был! - загорелся Валерка. - Он на вас ссылался, товарищ подполковник! Вот если бы, говорил, командир части…

- Аra, говорил ... На словах мы все герои, - оборвал его под­полковник, насупился, - Все! Старшина Гусев, займитесь им, сде­лайте все как положено.

Старшина повел Валерку обратно в баню. В ворохе рубах, брюк и белья свою одежду было нелегко отыскать. Старшине уже поряд­ком поднадоело возиться с  этим чокнутым.

- Ой, да брось ты там вертухаться! - проворчал он.- Хватай, что поприличнее и айда домой. Не в себе ты маленько, что ли?

Валерка нарочно тянул, прокручивая в голове мыслимые и не­мыслимые варианты для того, чтобы остаться. Надо же - у самой финишной ленточки застопорили. Перекладывал и перекладывал одежду, пока, наконец, не  отыскал свою. Молча, стал  переодеваться.

Старшина тем временем бережно складывал его обмундирование.

- Хлебнешь ты лиха со своим упрямством, - неожиданно за­ключил он. - Надо легче, парень, жить: сладкого не досыта, горько­го не допьяна.

Отправили его домой все же по воинскому требованию. Правда, проводница довольно подозрительно оглядела его, когда он садился в вагон в сопровождении все того же старшины. Воинское требова­ние у парня вроде бы в порядке, а формы почему-то нету.

- Валер, а меня в морфлот призывают! - хлопнул его назав­тра по плечу соседский парнишка Шавкат Юсупов. И дурашливо запел: - Все татары - капитаны, все евреи - моряки!

Военкоматовский майор, увидев Валерку на пороге, аж расплыл­ся весь.

- Боков? А я уж хотел повестку тебе посылать! Разнарядка, понимаешь ли, пришла тут на два человека. Пляши! Нужны два человека со среднетехническим образованием в инженерные войска. Ничего! Месячишко лишний отслужишь - все впрок пойдет. Ар­мия, брат,  это школа жизни! Понял?..  Ну, что стоишь, как истукан? Обалдел от  счастья?

- Всех в морфлот берут, а меня; значит,  в стройбат, - не обра­довался Валерка. - Опять не  как у людей.

- Дурачoк! Еще благодарить меня будешь, что в стройбат по­пал, - продолжал ликовать майор. - Вот документы, вот билеты, поедете с Петуховым в Ульяновск. Самостоятельно! Явитесь в часть …  Петухов! Где ты там, Петухов?

- Опять добровольно, - сказал Валерка, забирая пакет. Теперь он уже знал, что уговаривать майора бесполезно.

- Не добровольно; а самостоятельно! - поправил майор Ва­лерку. - Хотя в общем-то, согласен, разницы большой тут нету. Ох, Петухов, ну, Петухов!

... Политзанятия проводились в душном помещении, и поэтому даже все некурящие выбежали из классов и расселись под легким навесом на лавочках курилки. Там уже, опередив всех, расстегнув, как любил говаривать старшина Дроздов, гимнастерку до пупа и, засунув пилотку под погон, дымил «Прибоем» старослужащий Янис Дарзникс. Впрочем, как тут же выяснилось, он па политзанятии и не присутствовал.

- О чем толковали, салажата? - снисходительно стал он рас­спрашивать парней. Пренебрежение так и пёрло из него.- Даже о командирах? Ну и ну. Очень хорошо! Слово командира - закон для подчиненного. А про стариков вам ничего не толковали?

 Дарзниекс обвел всех тяжелым изучающим взглядом. Кто-то подобострастно ловил этот его взгляд, кто-то смотрел с выжидающим: любопытством, кто-то скептически улыбался. Именно для таких салажат и затеял свою беседу Янис Дарзниекс.

Валерка с Петуховым сидели тут же. Они, в самом деле, попали в инженерно-строительные войска, но приписаны эти войска были к морскому ведомству, и потому трубить им предстояло три года. И не в Ульяновск они попали, а на Балтику - строить и ремонти­ровать всякие там береговые укрепления и прочее в морском деле необходимое. То есть сначала они,  конечно, попали в Ульяновск, а уже оттуда - на Балтику.

- Не рассказывали? Плохо! - деланно огорчился Дарзниекс.­ - Но мы поправим это дело,  заполним пробел в ваших знаниях... Вот, смотрите на эмблему. Что на ней есть? Якорь, молния и бульдозер. Служим мы три года, и на каждый год, как в восточном календаре, свой символ. Поправка: для каждого года свой символ. На первом году - крутись, молодой, как молния. На втором году должен па­хать, как бульдозер. А на третьем, как я, например, можно и якорь бросить. Правильно я говорю? - хлопнул он Сашку Петухова по спине. -  Правильно! Соображаешь. А раз  соображаешь, жди вечером в гости.

Вечером Дарзниекс пришел и увел Сашку с собой. Вернулся Петухов перед самым отбоем.

- Картошку на кухне  чистил, - кратко ответил на немой вопрос.

Так и пошло. Мыть полы, таскать уголь, чистить картошку и даже пришивать воротнички старикам приходилось теперь каждый день то одному, то другому, то третьему из Валеркиного призыва. Сам Боков от первого, второго и третьего категорически отказывал­ся. И быть бы ему уже не раз битым и  колоченным,  если бы не вез­ло. Как-то так получалось, что возле него всегда оказывался кто-нибудь из офицеров. Правда, два или три тычка в спину ему все  же перепало, но не  пойдешь же из-за них  фискалить начальству.

- Ну, погоди, салага, все равно свое получишь! - не раз слы­шал он от старослужащих.

А террор и  произвол над первогодками все продолжался, не ос­лабевая ни на  день. И вот однажды перед отбоем  парни собрались в казарме  между Валеркиной и Сашкиной койками. Валерка  держал речь. 

- Ну,  сколько  можно   пресмыкаться перед старичками? - горячился Валерка. - Боитесь их, а ведь нас здесь двадцать человек. Стариков же  всего десять. Давайте дадим им прикурить и навсегда отобьем охоту изыматься нал людьми.

 - Агa, нас всего двадцать, - сказал кто-то. -  А их в каждой роте по десять. Только свистнут, и старички со всех рот будут  тут как тут.

- Больно надо из роты в роту бегать, - не сдавался Валерка. -   ­В тех-то ротах тоже молодые есть,  надо будет  -  позовем и их.

Молчали, обдумывая  ситуацию. В общем-то все понимали, что надо, надо дать отпор старичкам, а то совсем ведь заездили, но… Чем это все обернется? Как бы потом из стройбата в дисбат не залететь.  Тут  подумаешь  - что на что менять.

- Если   ты  начнешь, я  поддержу, - сказал  в  тишине Сашка Петухов.

- Ну и я не останусь в стороне ....

- Хватит!..

-  3амотали…

Старичок пришел в казарму уже после отбоя. Один. Днем он ничем особенным не выделялся, и Валерка толком его не запомнил даже.  Чернявенький вроде бы, среднего роста, из себя  не  очень вид­ный.

- Который тут раздухарился шибко, а? -  спросил, нависнув над Валеркиной  кроватью.  – Эй, ты,  что ли, такой  горластый? А  ну-ка вставай на карачки.  Жизни буду учить, - сказал он,  в  общем-то,  без особой угрозы  в голосе,  но одеяло с Валерки    все-таки  сдернул.

- Проваливай, я по пятницам не даю, -  спокойно, но  жестко  сказал Валерка и не торопясь поправил одеяло.  Внутренне он  был готов к схватке и чернявого не боялся.

- Поня-атно, -  протяжно процедил Валерка. – Ну, сейчас начнется Куликовская битва. – И с неожиданной тоской подумал:

- Неужели остальные не поднимутся?

В проход меж коек первым шагнул Дарзниекс, за ним – плечо в плечо – протиснулись еще двое старичков. Трое стали за ними, дыша передним в затылок, у самых спинок кроватей. Остальные четверо перекрыли подходы к Валеркиной койке.

Валерка поднялся, с подкатывающим к сердцу холодком подумал: «как миски на обеденном столе. Да, придется, видно, одному махаться». С тем же холодком под сердцем он резко толкнул табуретку под ноги Дарзниекса. Тот споткнулся и полетел лицом вниз на Валерку. Валерка резко откачнулся в сторону и сбоку креп­ко, как учили некогда в секции бокса, ударил второго и тут же пря­мым справа точно врезал по челюсти третьему. Четверка последних ринулась в соседние проходы, полезла через койки к Валерке прямо по телам новобранцев, ни один из которых даже и не попытался прийти ему на помощь. «Э-эх, мазурики! - выругался Валерка. - С вами добьешься справедливости!.. »

Валерка бил направо и налево, сверху и снизу, прямо перед собой... Но, как, ни уворачивался от ударов, они его все равно догна­ли. Вся свалка походила на пчелиный рой, который, гудя матерщи­ной, сдвигался от коек в сторону широкого коридора.

- Все! Хватит, убьете еще, - остановил разъяренных дракой старичков по-прежнему спокойный, суховатый голос Дарзниекса. Он донесся до Валерки из далекого далека, но прозвучал, как на вычи­щенной от помех магнитофонной ленте, - четко-четко. - Отвечай по­том за него.

Старички неохотно отступили от неподвижного Валерки.

- Дышит, - успокоил старичков чернявый. - Оклемается, ду­рак. Ишь, жизнь он хотел переделать!

Старички подхватили Валерку за руки и ноги, подтащили к койке и мешком скинули на постель.

Когда шаги старичков стихли, все еще долго молчали. Потом с верхней койки свесилась чья-то голова.

- Валера, больно?

Валерка всхлипнул, как маленький ребенок, и беззвучно запла­кал. Плакал не от боли - от бессилия  и стыда за парней.

- Ну и пресмыкайтесь, пресмыкающиеся. Черт с вами.

... Командир батальона просматривал заявления. Понадобились добровольцы для восстановительных работ после сильнейшего зем­летрясения. Толчки еще ощущаются, и опасность повторения не ми­новала. Заявлений пока всего лишь два.

- Валерий Боков, - прочитал комбат. - Так... Янис Дарзниекс. Интересно!..

---

 

 

Конкурс добровольцев

 

Заявление Дарзниекса комбат сразу отложил в сторону. Парень скоро демобилизуется. А там, куда посылают добровольцев, навряд ли дело завершиться кротким наскоком. Второй рапорт подполковник не стал перечитывать, а вызвал дневального.

- Позови ко мне Бокова.

Валерка, войдя в кабинет комбата, лихо, прищелкнув каблуками, бодренько отрапортовал:

- По вашему приказанию младший сержант Боков явился.

- Является черт во сне, - добродушно пробурчал подполковник. – Я рад, что ты так быстро прибыл. Значит, говоришь, хочешь добровольно помочь дружественному народу?

- Так точно. В Узбекистане зарождалась древняя цивилизация. А у меня пол отделения – узбеки.

- А если бы нужно было помогать не узбекам, а китайцам, то и не поехал бы?

- Беда приходит к людям независимо от национальности, товарищ подполковник, - согласился Валерка. – Я солдат, принял присягу. Куда направит меня Родина, там и буду служить.

- При мне-то не тянись. Можно и без пафоса. Хорошо, что про солдата напомнил. Ты успел до армии строительный техникум закончить, а таких специалистов сейчас разрешено аттестовывать.  Присвоим тебе офицерское звание – младший лейтенант. Завтра получишь документы и форму с новыми погонами. Затем вперед в путь-дорожку дальнюю. Пункт назначения – Ташкент.

Но Валерке еще неделю пришлось пробыть в части. Во-первых, он поджидал,  когда соберется вся группа. Должны прислать в его команду из соседней части морских пехотинцев. Во-вторых, выполнить все служебные формальности – нужно время.

В ленинской комнате, где он писал письмо матери к нему подошел рядовой из его отделения – Ещенов. Боков вспомнил их первую встречу.

Узбек был огромен: рост под два метра, вес под полтора центнера, но у окружающих вызывал не опасения, а умиление. Добродушная улыбка постоянно бродила на круглом как масляный блин лице. Да и от самого луноликого Ещенова исходили какие-то доброжелательные волны. Такой и муху не обидит.

- Его самого защищать надо, - подумал Боков и  спросил - Как тебя зовут?

- Реджеп! – звонко отозвался Ещенов.

- Ну и имечко-то у тебя. Без тренировки сразу и не выговоришь, - покачал головой Валера. – Твои земляки изменяют для общения на более простые свои имена на наш лад. Каюм - Коля, Саиль – Саша. А тебя то, как русские называют?

- Чурка, - также радостно и звонко  выкрикнул Реджеп.

 - Ну, так я тебя Реджеп называть не буду, да и другим не позволю, - удивился наивному ответу Боков.

Валера оторвался от письма, подняв голову, моргнув глазами, задал немой вопрос:

- Ну, что тебе надобно, друже?

- Валер. Возьми мой адрес – Ещенов подал лист Бокову. -  Я живу в Ташаузе. Мой отец уважаемый человек в городе. Поможет тебе любую должность получить хоть в городе, хоть в районе. Кроме председателя колхоза. Им может стать только местный специалист. Даже секретарь горкома партии бессилен русского назначить.

- Огромное спасибо  за предложение и твою доброту, - улыбнулся Валера. – Только какой же из меня выйдет председатель колхоза. Я же строитель. На гражданке я буду работать мастером  или прорабом.

- Понимаю, - согласно кивнул Ещенов. -  машину кирпича туда, другую сюда – деньги большие всегда у прораба будут.

Валера, только молча, сокрушенно покрутил головой, Реджеп ушел, а подошедший к нему морпех, слышавший весь разговор сказал:

-  Зря удивляешься, что у сына партийного работника такая частнособственническая психология. Как были в Средней Азии баи, такими они и остались даже при советской власти. Партбилет члена КПСС является для них только пропуском во власть. Что поделаешь – такой у них менталитет.

- Не скажи. Узбеки умеют хорошо выполнять даже очень сложную тонкую работу. Видел красоту их ковров, витиеватых орнаментов? С молоком матери впитывают они скрупулезное отношение к работе, - ответил Боков и сам спросил морского пехотинца:

- А ты вероятно ко мне? Вместе в Ташкент поедем?

- Да. Зовут меня Алик или можете называть Алексей, а  Шавкат Юсупов поджидает нас в курилке.

- Так, что же ты сразу-то не сказал о Шавкате Юсупове. Он же мой сосед. Пошли быстрее к нему.

 От Шавката  пахнуло резким запахом водочного перегара.

- Ты что же это, друг мой? – изумился Валера. – Водку стал пьянствовать? Коран же запрещает мусульманам пить водку?

- Коран запрещает правоверным слугам аллаха пить вино. А про водку в Коране ничего не сказано. А вот мясо белого медведя, тушенку с почти одним свиным салом, я никогда не ем. Да и водку, как т говоришь, не пьянствую. Вчера по случаю отъезда проставился, да и сам пригубил. А вот мой товарищ с катушек съехал – пьет как сапожник. Даже клей БФ. Он его Борис Федорович называет. Насыпет в клей соли и крутит-вертит пока вся «начинка» БФ  в один комок не слипнется. Потом процедит сквозь марлю жидкость и пьет. Недавно его капитан Иванов застукал. Он к нам в часть для укрепления дисциплины из дисбата переведен. Шибко борзой. Как заорал на парня: «Мне не жалко, скотина, что ты после отбоя как свинья нажрался. Жаль, что если ты эту гадость будешь пить, то до 25 лет не проживешь!»

- И чем же все это закончилось? – спросил Боков.

- Мой друг ему отвечает: «А мне уже 27!»

Алексей и Валера засмеялись, а Шавкат упрекнул своего сослуживца морпеха:

- Втянул ты меня в этот блуд, Леха. Хотел я капитаном стать, а по твоей милости от моря уезжаем. Меняем берет и  тельняшку  морпеха на пехотную гимнастерку и кирзачи.

- Вай-вай, капитаном он стать хотел, - захохотал Алексей. – Не только моряки капитанами становятся. Есть в армии и пехотные капитаны. Вот Боков уже стал микро-майором.

Леша показал на новенькие погоны Валерия. По одной маленькой звездочке прикрепил Боков посредине простой полоски просвета. И добавил:

- Будут у Валерки на погонах два просвета и звезда покрупнее, станет он настоящим майором.

- А когда звезда станет крупнее чем у майора, а на погонах не останется ни одного просвета, то будете называть меня: «Товарищ генерал-майором», - в тон Алексу продолжил Валерий. – А пока можете не вставать передо мной по стойке смирно. Вольно!

- А зачем  тебе такая беспросветная жизнь? – обрадовался Шавкат, что можно уколоть теперь и ему соседа. – Генерал..! У прапорщиков тоже погоны без просветов.

- Мне кажется, что у прапорщиков жизнь вольготнее, чем у генералов, - возразил Алик.

- С какого такого испуга прапорщику живется свободнее, чем генералу? – спросил Мамедова Боков.

- Ты физику, надеюсь, в школе изучал? – сказал Алик.

- А причем тут физика?

- Да притом. Знаешь, что амплитуду маятника определяют две его точки: верхняя и нижняя. Верхняя точка – ось, находится в неподвижном состоянии. Ее амплитуда нулевая, а дуга качания нижней точки длиннее всех других точек, лежащих выше острия маятника. Так и в жизни. Чем ниже по социальному положению человек, тем больше у него свободы и внутренней и внешней. Взять бомжа. Он не имеет никаких обязанностей. Нет у него ни близких, ни родных. Сам снял с себя ответственность перед обществом, а общество не отвечает за его поступки. Нет для него никаких условностей, какие есть у вышестоящих на карьерной лестнице людей. А у того самого высокопоставленного чиновника практически свободы то нет, она на нуле. Вот я и говорю: беспросветна жизнь не только у прапорщика, а у генерала.

- Ну ладно, Спиноза, - отмахнулся от Мамедова Боков. – Хватит умничать. Поживем-увидим, где свет, где мрак.  

---

 

Путешествие не закончилось

В Ташкенте Бокова встретил лейтенант  Максим Алексеев.

- Какое землетрясение, младший лейтенант? Оно произошло в Ташкенте тринадцать лет назад. Все разрушенные здания восстановлены. Объяснили же причину вашего отъезда, таким образом, для конспирации. Я разведчик. Мы секретно  в цивильной одежде отправимся в Афганистан. Там работают наши инструкторы строители, мелиораторы. Ты же геодезию изучал в техникуме? Вот и пойдешь с теодолитом и нивелиром по горам по долам изучать местность, чтобы определить направление русла канала. А я уж стану твоим подсобным рабочим. С рейкой буду бегать, чтобы ты высотные отметки определял. Что буду определять сам, сейчас и тебе не скажу. Всему свое время.

         - А зачем же нам нужны Алик и Шавкат? – спросил Валерка.

 -  Алик  Магомедов дагестанец, Юсупов татарин. Оба изучали афганский язык, прекрасно говорят на фарси. Нам необходим контакт с местным населением. Вот они и будут налаживать с ним отношение, – пояснил Алексеев. -  У нас другая задача. Ты в саперном батальоне изучал взрывное дело, а как строитель знаешь строительную механику и слабые узлы конструкции мостов, зданий. Определишь без труда те места, куда можно заложить небольшое количество взрывчатки, а сооружение все так рухнет при несильном взрыве.

-  Мы будем совершать диверсии? – спросил Валера.

- Нет, этим займутся, если понадобится, другие спецгруппы. Наше дело – разведка, - сказал Максим.

- Зачем же нас с Севера дальнего на юг то привезли? Местных что ли подобрать нельзя?

- Значит нельзя. Разведка в любой стране есть. Ближайших соседей афганцы знают, изучают. Местные у них засветились, и если в Афганистане мелькнет в толпе знакомое лицо, то всей группе считай полный абзац.

- Так, что же нам пока делать?

- Ничего, Валерий. Позагорайте, пока есть время. А то вы все трое бледные, как поганки.

Через неделю «мелиораторы» переоделись, Бокову было жалко расставаться с офицерским обмундированием. Он уже попривык к нему.

Мамедов и Юсупов облачились в повседневную одежду афганцев,  а Женя и Валера в полотняные европейские костюмы и ночью на тентованом ГАЗ-66  отправились к южной границе.

Через некоторое время три добровольца и кадровый военный офицер Алексеев шагали по дну горного ущелья. Вскоре Шавкат и Алик зашли на узкой улочке в калитку забора и скрылись в доме. В населенных пунктах Максим доставал из кармана маленькую записную книжечку, которая умещалась в его ладони. Затем, чтобы случайно кто не заметил его действия со стороны, делал небольшие пометки малюсеньким карандашиком. После записная книжечка куда-то внезапно исчезла. Как будто колода карт у фокусника.

- Фокусам тоже учат в разведке? – спросил его Валерий после очередного исчезновения книжечки.

- Это ты почему спрашиваешь?

- Потому что, почему, а кончается на «у». Заметил я с третьего раза, куда ты записную книжку прячешь. Факир был пьян и фокус не удался.

- Удался, удался… - хмыкнул Максим. – Я же не старался скрывать свои действия от тебя. На всякий случай ты должен знать, где хранятся у меня секретные сведения. А суть их – стратегические объекты.

- Ты шутишь? Я не видел ни одной военной базы в кишлаках.

- Нет, Валера, я не шучу. В любом кишлаке, как ты говоришь, есть водонапорная башня. Она самый-самый стратегический объект. Если спецгруппе сразу захватить водонапорку, то действия противника будут парализованы процентов на девяносто.  Учись студент.

- Понял, не дурак. Но зачем мы по склонам гор ползаем – не пойму? Русло канала посередине склона не только специалисты, а любой здравомыслящий человек прокладывать не будет. Что ты ответишь, если какой-нибудь любопытный афганец задаст тебе вместо меня этот вопрос?

- В горах часто бывают камнепады. А вы товарищ Боков, исследуете местность, чтобы запроектировать противообвальные галереи.

К вечеру Максим и Валера вернулись в дом горного селения, где остановились их товарищи. После условного стука их пустили вовнутрь двора.  В углу в ворохе тряпья лежал Шавкат. Голова была перевязана бинтом. Через него сочилась кровь из раны и  на поверхности повязки  засохла бурой коростой.

- В чем дело, Алик? – спросил Мамедова Максим.

- Отважный шкипер налетел на триппер, - загадочно улыбаясь, ответил он. – Еле ноги унесли. Шавкату необходима разговорная практика. Его фарси понимаю только я. Но, где скрылись мы, никто не знает. Аксакала не могут заподозрить. А вам больше не следует появляться здесь неделю-другую.

Седой афганец, увидев, что пришедший господин разгневан, произнес непонятную фразу.

- Что это он тебя так странно  называет – Шавроли? – спросил Юсупова Валерий. -  Так звучит твое уменьшительное имя?

Раненый попытался ответить, но его опередил Алик:

- Он Шавката называет не Шавроли, а шурави, что означает – русский.

- Это Шавкат то русский? – удивился Валерка. – Он татарин. Старик ошибается.

- Никакой ошибки нет, - пояснил Мамедов. – Для афганцев любой человек из Советского Союза – русский. Независимо от его национальности.

- Как себя чувствуешь Шавкат? – спросил друга Боков.

- Как после кораблекрушения в горах, но  до свадьбы заживет.

- История знала и не такие случаи. Библейский Ной после потопа на горе Арарат спасся. Вот и ты в горах уцелел.

- Валер, а как я объясню дома, что был ранен в Кандагаре?

- Никто же не удивляется, когда ты рассказываешь байку о том, что сейчас снимается фильм «Подводная лодка в степях Украины». Подумают, что твоя очередная хохма. Все ерунда. Лишь бы ты был жив и здоров. Ты нам нужен Шавкат.

- На мне все болячки заживали быстро, как на собаке. Алик вам сообщит, когда я буду на ногах.

Для Бокова и Алексеева потянулись серые ничем не отличающиеся друг от друга будни. Но всему когда-нибудь приходит конец.

- Все Валерий, - однажды сказал товарищу Максим. Власть переменилась. Теперь я снова командир, а ты мой подчиненный. Там за перевалом уже другая страна – Пакистан. Наша миссия в Афганистане пока  не закончена.

- Прекрасно. Может быть, на Новый год нам удастся слетать домой.

- Может быть, тебе удастся, а я чувствую, по данным разведки, меня долго промаринуют в Ташкенте. 

Их мечтам и желаниям не суждено было сбыться. Через три месяца в декабре 1979 года советские войска вошли в Афганистан.

---

Добровольцы

Царский полк

Максиму Алексееву присвоили звание капитана и назначили командиром батальона. Так Максим попал в царский полк. Это название полк получил из-за фамилии командира – Царева.

Полковник Петр Царев в мотострелковой дивизии прослыл везунчиком. Он, как и Алексей прибыл в Афганистан лейтенантом, но в первых, же боевых операциях проявил себя не только как уверенный тактик, великолепно выполняющий указания вышестоящих командиров, но и как незаурядный стратег. Просчитывающий развитие  сражения  на несколько ходов вперед и имеющий несколько запасных вариантов.  Выполнял боевые операции Петр блестяще, с минимальными потерями. Ходили слухи, что его кандидатура рассматривается в двух плоскостях: в дивизии готовится ходатайство -  полковника Царева наградить звездой Героя Советского Союза и  назначить  его на должность начальника штаба дивизии.

Царев любил, подготавливая военные операции  повторять одну фразу:

- Самый лучший эксперимент получается только при домашней заготовке.

Но поддерживая инициативу своих подчиненных, требовал от комбатов согласованности действий со штабом полка. Начальник  штаба полка  майор Александр Преображенский шутил:

- У царя Петра был Преображенский полк, а у Царева Петра полк – Царский. Зато начальник штаба Преображенский. И это – я!

О ходивших слухах Александру Преображенскому было хорошо известно. Он был на короткой ноге с опальным начальником штаба дивизии полковником Дмитрием Петровым, но тщательно скрывал это обстоятельство от Царева. Зато майор исподволь оттягивал от «опрометчивого» поступка своего соратника.

- Не царское это дело Петр Иванович боевому командиру в штабе сидеть. Неужели ты хочешь, чтобы наш полк перестали называть Царским?

- Народное признание -  самая надежная штука, Саша, - отвечал Царев. – Уж если прилепилось к кому-то какое-то название или прозвище, то вцепится, как репей. Оторвать трудно.

- Может быть и так, - не отставал Преображенский. – Но здесь  царь, бог и воинский начальник. Все решения принимаешь сам. Сам казнишь, сам милуешь, награждаешь и возвышаешь. Все   время на виду, на людях. А кем будешь в штабе? Тыловой крысой, выполняющей чужую волю.

- Я ничего этакого даже не слышал, а ты уже меня отговариваешь, - усмехался Петр. – Без  меня, меня женить хочешь?

- Да бог с тобой – женить. Я за тобой как за каменной стеной. От добра, добра не ищут. О твоей судьбе и благополучии пекусь. Знаешь ли ты Петрова? Мерзкий тип прямо скажу тебе. Ради прекрасного словца не пожалеет и родного отца. Он-то свое место просто так не уступит. А в подковёрной борьбе силен. Сколько раз солдатская  молва его снимала с должности, а он не потопляем. Сидит крепко в кресле, и менять его, кажется, совсем не хочет.

- Ладно, - ответил Царев, - прозондируй наверху обстановочку, но не в ущерб плану предстоящей операции. Будем гнать моджахедов по ущелью до самой границы Пакистана. К нам офицера на должность командира батальона направили. Познакомься с капитаном. Говорят, он еще в июле-августе 1979 года это ущелье с геодезистами изучал. Послушай, что он нам дельного может посоветовать.

- Капитан  Максим Алексеев, -  представился Преображенскому Максим.

- Алексеев… Жаль, что не Семенов. Царева скоро наверх в дивизию заберут,  и могло бы быть у царя Петра историческая идиллия – два полка Преображенский и Семеновский.

 -  Мне до полка семь верст до небес киселя хлебать и все лесом. На должности комбата еще и дня не прослужил.

- Какие твои годы. Будешь и полком командовать, - сказал Преображенский и вытащил из планшета карту:

- Посмотри-ка на оперативную разработку плана предстоящей операции. Твой батальон пойдет по этой дороге, вытесняя духов из ущелья.

Алексеев глянул на карту. Это ущелье он исходил когда-то с Боковым вдоль и поперек.

---

Бои без правил

 

Задача батальона была на первый взгляд проста. Две роты с боевой техникой идут по дороге, а две другие двигаются по верху горного ущелья, не давая возможности моджахедам занять господствующие высотки.

 

- Ни при каких обстоятельствах третья и четвертая роты не должны спускаться вниз. Если духи оседлают хребет, то перестреляют весь батальон, как кроликов в вольере.  Понятно?

- Так точно.

- Тогда удачи. Действий строго по плану.

А удача в этот день сопутствовала Цареву. Известный полевой командир Гусейн или Хусейн (произносили это имя по-разному) не ввязываясь в открытый бой, отступал к пакистанской границе. Хотя по сведениям разведки имея достаточно живой силы и техники, чтобы на равных сражаться с царским полком.

У командира третьей роты Иванова были дружеские отношения с полковником Царевым. Они вместе прослужили в полку три года. Иванову и досталась самая трудная задача. Его роте пришлось преодолевать такую пересеченную местность… не приведи Господь. Бойцы Иванова  изредка натыкались на малочисленные засады. После кратковременной перестрелки духи отступали. А иногда скрывались,  перевалив через хребет горы, на другом склоне. Затаившись за валунами каменной груды, терпеливо дожидались, когда бойцы роты Иванова уходили вперед по противоположному склону. И тогда переползали снова через хребет и устраивали беспорядочную стрельбу. Вдогонку ивановским солдатам.

- Невестке в отместку, - сказал Шавкат Юсупов Алику. – Лоб в лоб ударить – кишка тонка. А вот так исподтишка – это, пожалуйста. Восток – дело тонкое. А за то из пленного слово клещами не вытащишь. Молчат, как рыбки об лед.

Лавры немца, собиравшего русские поговорки и переделывающих их на свой лад, например: « Кто обжегся на молоке – дует  водку» не давали покоя Шавкату. Но Алик не обращал на его приколы никакого внимания.

- Вспомни, как мы служили с тобой в мусульманском батальоне по охране дворца Амина. Все кто всерьез следует законам ислама, считают, что душа воина, погибшего во славу аллаха, попадает прямиком в рай. Потому-то и готовы умереть бессловесно, если поймут, что смерти избежать нельзя. Иванов, опасается, что духи могут опять ударить по нам сзади. Вот и оставили нас прикрывать роту с тыла.

Как будто в подтверждение слов Мамедова из-за гребня показалась голова моджахеда. Он, увидев засаду, сразу же дал автоматную очередь и моментально скрылся. Шавкат и Алик подождали еще минут десять. Попытка нападения на засаду не повторилась, и друзья неторопливо последовали за своей ротой.

Зато увидели, как завязывается быстротечный бой внизу. Моджахеды взорвали в колонне последнюю бэмпэшку отрезав путь отступления батальону, и она ярким факелом запылала в ночи. В ущелье стало светло как днем. Загорелась и передовая машина колонны.

Все бойцы стали видны Шавкату  и Алику как на ладони.

- Их видят не только мы, но и духи, - сказал Шавкат.  -  А что если они не вступили с ними в перестрелку, а пошли по другому склону сразу вели за третьей ротой? Сейчас могут ударить по нашим сверху.

Так и случилось. Моджахеды уже стреляли не только с фронта, но и с флангов. Правда с флангов не давали вести  массированный огонь солдаты третьей и четвертой рот.

Шавкат и Алик подползли к Иванову.

- Товарищ старший лейтенант, - доложил ему Мамедов – атаку отбили. Какие будут указания.

- Надо бы нам наверху держать оборону, страховать первую и вторую роты, которые атакуют с фронта, да комбату  Алексееву поступила команда со штаба полка непонятная, - с досадой ответил Иванов. – Третьей и четвертой роте прекратить страховать колонну, а спуститься и принять бой с духами внизу.

- Они что там с ума сошли, - возмутился Шавкат. Если мы уйдем с высоты, то  всех наших духи, как цыплят перещелкают.

- Я хотел напрямую связаться с Царевым  - связи  нет. Молчит Царев. Позвонил Преображенскому. Майор заорал: «Вечно ты суешь свой нос, куда не надо. Выполняй приказ твоего дружка.  Царева отстранили от должности и вызвали в дивизию. Я временно командую полком. Отправляйтесь Мамедов во второй. А ты Юсупов в третий взвод и передайте мое решение   - спускайтесь не торопясь, прикрывая нас и страхуя сверху. А я с оставшимися солдатами пойду на помощь колонне батальона, - сказал Иванов.

Максим  Алексеев сам недоумевал поступившему приказу. Если обе роты спустятся в долину, то им всем предстоит смерть. Он залег с пулеметом на обочине дороги и вслепую наугад на вспышки выстрелов отстреливался короткими очередями.

Моджахеды издевались над шурави. Выстрелят в затаившегося бойца в ногу. Схватится солдат за нее, прикрывая ладошкой рану, а ему уже и руку прострелили.

Максим скрипел зубами и ничего не мог поделать:

- Началось избиение невинных младенцев.

 Алексеев впервые за войну в Афгане не понимал  приказ вышестоящего командира. Позвонил ему и передал команду не Царев, а Преображенский.

- Не понял, майор, - удивился Максим. – Не может быть. Такой опытный командир полка и такой нелепый приказ. Выполни я его и батальон окажется в мышеловке.

- Молод еще осуждать полковника. Выполняй приказ беспрекословно.

Отладив связь, Алексеев несколько минут изливал свою злость  и желчь, горечь, выбирая в адрес Царева самые выразительные существительные и прилагательные мужского и женского рода.

Потом попросил Иванова все-таки друг Царева уточнить приказ. Иванов перезвонил в штаб полка и подтвердил капитану – такой приказ фактически существует. Если бы только знал Максим, что озвучивает его один и тот же человек – Преображенский, а не сам Царев. Может быть, и задумался, принимая решение сам. Но, что случилось, то случилось. Теперь он скрипит зубами от беспомощности и бессилия, даже стрелять не может. Патроны кончились.

С радостью отметил, что его беду увидел и осознал Шавкат. Юсупов полз к нему, подтягивая к себе через каждый метр за лямку рюкзачок, набитый патронами под завязку.

Когда Шавкат налегке пополз к бойцам своего отделения, зажигательная пуля попала в рюкзак стрелка,  как и он спешившего на выручку командиру взвода. Рюкзак и одежда солдата запылали, боеприпасы стали рваться прямо на спине.

Пламя осветило шоссе и в Юсупова понеслись свинцовые пули, он слышал, как они чиркают о щебенку шоссе, шлепаясь рядом и вдруг, почувствовав, как будто его дубиной по спине ударили. От острой боли Шавкат вскрикнул.

Мамедов, услышав голос друга и увидев его беспомощно  лежащего на дороге, пополз к нему.

А Юсупов корчился от боли и кричал. Ах, как страшно кричал он, но Алику становилось еще страшнее, когда не боль, а безысходность зазвучала в крике Шавката. Такая была безнадега в крике, от которой у Алика комок в горле стал.

Мамедов бил короткими очередями и  затянул Юсупова в кювет. Он уже не кричал, а только жалобно стонал. Алик штыком разрезал на нем гимнастерку и стал перебинтовывать грудь. Шавкат пальчиками позвал Мамедова: «Нагнись».

Алик приблизил голову почти вплотную к его губам:

- Слушаю тебя внимательно.

- Прошу тебя Алик только об одном: отметь на глобусе Украины место, где погибла моя подводная лодка, бороздившая в украинских степях.

- Значит, будешь жить, коли так шутишь, - обрадовался Мамедов. Но тело Шавката дернулось в конвульсии, и он ткнулся лицом в землю.