Офицерское братство
«Господа» офицеры
После школы староосколец Виталий Мохов поступил в Высшее училище железнодорожных войск. Его направили служить в отдаленный забайкальскй гарнизон. Такие, как он, специалисты там требовались – строился БАМ. Ведь Мохов не относился к офицерской плеяде паркетных шаркунов – не было у него генерала папочки.
Георгий командовал мехколонной, которая отсыпала земляное полотно и строила водопропускные сооружения. А БАМ, как говорят военные, проходил «по пересеченной местности». Чего тут только не встречалось: топи болот, степные просторы и скалистые горы. Однажды, его подразделению было поручено, в кратчайшие сроки отсыпать полотно дороги в горном разломе. Совещание проходило на самом высоком уровне, приехали высокопоставленные лица из Москвы, присутствовал руководитель Главка Басин, который был в ранге замминистра. Мохов, тогда он уже был капитаном, возразил:
- В такие сроки выполнить практически невозможно.
Басин поморщился. Тогда мгновенно набросился на своего подчиненного генерал:
- Практически невозможно, а политически необходимо. Выполняй приказ.
Вот так на своей шкуре испытал Виталий, что такое административный ресурс и железная воля Басина. Уже к вечеру того же дня в ущелье отсыпали горную породу еще семь мехколонн, приданные капитану в оперативное подчинение. Не только массой пытались задавить дорожные строители, а использовали и свой интеллект. В самом глубоком месте отсыпку делать не стали, забетонировали в пролетах будущего металлического моста свечки опор. Когда тепловоз потащил по мосту железнодорожный состав, казалось, что они качаются под нагрузкой: такими высокими и тоненькими казались издали опоры.
Но неожиданно все переменилось – наступили перестройка и гласность. Его дело, которому Мохов беззаветно служил, оказалось никому не нужным. «Независимые» журналисты строчили хлесткими заголовками: «БАМ – самый длинный памятник застою», «Дорога в никуда».
- Как же может быть ненужной стране дорога, – возмущался Виталий. – Западные бизнесмены, которые и оплачивают заказ журналистам пиарщикам, всегда проповедовали, что динамичной экономика становится тогда, когда на вооружении у бизнеса есть отличная связь и мобильный транспорт. А для любого транспорта необходима развитая инфраструктура и дороги в том числе.
Вскоре и сам Мохов стал никому не нужен. Забиты «серебряные» костыли в железнодорожное полотно и уложено «золотое» звено в месте стыковки Западного и Восточного участка БАМа. Виталий решил возвращаться в Старый Оскол. Обидно, но собственно и держаться то в гарнизоне не за что. Бытовые условия для семьи никудышные: жить в вагончике или в комнатенке сборно-щелевого барака без всяких удобств трудно. Без офицерского «троеборья» – вода, дрова, помои – просто не выживешь. Дочка Виталия, когда увидела впервые многоэтажный дом, спросила:
- Что это такое?
Узнав, что это дома и в них живут люди, поинтересовалась:
- Они туда как птички влетают?
Его друг, с которым было у капитана много общего: он тоже имел звание капитана, были они почти ровесники, жен звали Надеждами, а дочек Наташами, стал отговаривать:
- Виталий, ты же прирожденный офицер. Говоришь всегда: честь имею. Так стоит ли снимать погоны? Не в твоем это характере.
Что говорить, про его твердость характера офицеры знали хорошо. Сидели они как-то с женами вечером в кафе. Захотелось покурить и освежиться – вышли друзья-приятели на улицу. Когда вернулись, проверяющий гость из Москвы, подполковник, приземлился на стул Виталия и строил глазки его жене. Мохов молча положил ему свою крепкую руку на плечо, второй ухватил за шиворот. И все так же, ни слова не говоря, чуть-чуть приподняв над стулом, передвинул подполковника, как мебель какую-то, в направлении к выходу. Немая сцена продолжалась. Неудачливый кавалер пошел в ту сторону, в которую его направил Виталий.
- Служить бы рад, прислуживать тошно, - ответил другу Виталий. – Самодурство и хамство терпеть не могу и не буду.
И все же Мохов уехал, но сильно переживал разрыв с армией. Лет пять кряду, как Штирлиц, 23 февраля в день Советской Армии он покупал бутылку водки, запирался в комнате и один, как волк, выпивал спиртное все до последней капли. На работу, как бывшего военнослужащего, брали с удовольствием крупные предприятия в охрану. Время поразмыслить о прожитом хватало, и он стал писать стихи. Некрасов писал, рассказывая бедному Ване, как трудно строилась николаевская железная дорога. А строил ее, по словам Николая Алексеевича, генерал Клеймихель. Мохов сам и железную дорогу строил и стихи о ней и о событиях в стране тоже сам писал.
В городе Старый Оскол много бывших офицеров, сожалеющих, что рано расстались с армейской службой. Виталиий поддерживает отношения со многими из них, но прикипел душой к подводникам. Многие ходили в дальние походы, а кто-то и в кругосветку, Мохов восхищается ими:
- Эти ребята – что надо ребята!
Взять одного знакомого. Моряк, по национальности он азербайджанец. Во время перестройки служил в Каспийской флотилии. Моряк был во время криминальный событий и беспредела в Баку дежурным по училищу. Жена его вместе с детьми оказалась в эпицентре событий и, чуть не плача, позвонила мужу. Он, взяв всю ответственность на себя, не доложив начальству, поднял училище по тревоге, посадив курсантов на машины, прибыл на место событий к офицерскому общежитию. Поставил оцепление и не допустил беспорядка. Спас и свою семью и семьи своих товарищей. Инициатива, как всегда, наказуема. Ему долго трепали нервы: а если бы произошло столкновение, и среди личного состава училища были бы жертвы.
- Он поступил как мужчина, – оценивает его поступок Мохов.
Виталий дружен с начальником факультета мореходки. Как-то приехал он к нему и заглянул в кабинет. Виделся с каперангом второй раз, но прихватил бутылку хорошего, не грузинского вина. Полковник увидел его и приложил указательный палец к губам, затем этим же перстом вытянутой руки указал Мохову на дверь. Виталий даже обидеться не успел: вот-те на – от ворот поворот, как каперанг жестом приказал – закрой дверной замок. После полковник пригласил его к себе домой:
- Не обращай внимания, как я живу, – предупредил и своевременно. Виталию было не по себе, что человек в таком звании живет в квартире с перекошенной дверью, а на полу скрипят и качаются, как палуба в шторм – половицы. Дом списан, никто за ним не следит. Так же как списали когда-то и самого Мохова. Сослуживцы полковника рангом пониже вынуждены подрабатывать сторожами в соседнем с мореходкой салоне игровых автоматов. В этом есть даже какое-то преимущество для воспитанников мореходки. Курсанты, зная, что там ночью можно столкнуться с начальством, в азартные игры не играют.
Полковник включил радио, когда Мохов поднял тост за тех, кто в море. Диктор рассказал о трагедии с подводной лодкой «Курск». Выслушав все сообщение, подводник поставил стопку на стол и, прикинув по-своему, произнес:
- Всё, скоро придется наливать за их упокой.
Определил точно, задолго до решения комиссии. Мохов задумался, почему подводники такие сплоченные, и сделал вывод. Они, как шахтеры, только не под землю опускаются, а под воду. Там, на глубине, ошибка одного может обернуться гибелью для всех. В замкнутом пространстве подлодки не место амбициям. Как бы ни хотелось, но если ушли в поход, то никуда не денешься друг от друга. Нужно будет мириться со всеми недостатками и достоинствами каждого.
Остальных офицеров Виталий подразделяет на четыре категории: белые, красные, советские и русские. Кратко характеризует каждую группу. Белые – честь и достоинство. Красные – ура, вперед и будь что будет. Советские – впитали и то и другое, но были верны присяге, долгу. Русские… Отношение к ним у Мохова двойственное. До недавнего времени он не знал, почему они служат и кому. Теперь надежда появилась, что будут служить «господа» офицеры – Отчизне.
Сладкие булочки
Женька ушел в школу в свой нулевой подготовительный, или как он говорил, волевой класс. У Виталия Мохова был выходной, он дежурил по суткам, и его жена Надежда пристала, хотя весьма деликатно и осторожно, с расспросами к нему.
– Виталий, ты не брал из моего кошелька деньги?
– А много пропало? Я всегда имею карманные деньги на мелкие расходы. А крупные покупки без тебя не делаю.
– Да пропадает-то мелочь. Если бы исчезла из портмоне крупная сумма, я быстро бы спохватилась. Неужели таскает мелочь Женька? Поговори с ним построже.
Как только сын появился на пороге, Мохов спросил его в упор:
– На что тебе понадобились деньги? Курить стал?
У Женьки на глаза навернулись слезы:
– Папа, я на булочки. Все мальчишки покупают, вот и решил попробовать. Они мне говорили – очень вкусные.
– Сколько взял денег?
– Много, – у Женьки слезы брызнули из глаз, и он кулачком размазывал соленую влагу по щекам. – Рубль двадцать.
Виталий еле сумел скрыть улыбку. А на Женьку набросился еще пуще.
– Да на такую сумму можно штук пять-шесть булочек купить. Неужели ты такой обжора?
– Меня мальчишки уже угощали, вот и я решил их отблагодарить.
– Смотри у меня. Больше так не делай. Не бери деньги украдкой. А если тебе что-то надо купить, то спроси. Неужели ты думаешь, что рубль двадцать тебе мама не сумела бы выделить?
– Я у нее уже спрашивал два раза, а у тебя спросить побоялся.
– Так вот бойся теперь меня, если возьмешь деньги без спроса.
Деньги «пропадать» перестали.
А я люблю военных…
После десятилетки бывший офицер Мохов стал убеждать сына поступить в морское военное училище. Но Женя отбивался.
– Что я буду потом на суше делать, как отслужу двадцать пять лет? Не буду же я всю жизнь на море плавать.
– Плавает только дерьмо в проруби, а моряки на судах ходят, – обрезал сына Виталий. – В семнадцать лет рассуждаешь, как старичок. Судовой механик всегда желанный гость в любом автосервисе, автопредприятии. Его возьмут на работу с распростертыми руками. Образование же получишь высшее бесплатно. Не захочешь служить, через пять лет после училища подашь рапорт и демобилизуешься. С флотом распрощаешься, а специальность механика останется на всю жизнь. А может быть, и к службе привыкнешь. Знаешь, как нравится молодым ребятам служить на флоте?
– Не знаю, и знать не хочу.
Помощь Виталию Мохову пришла неожиданно и со стороны. Девушка Женьки – Света, захлопала в ладоши, когда узнала о желании его отца направить своего сына в морское училище.
– У морских офицеров такая красивая форма. К тому же они даже на суше носят кортики. Блеск. На тебя все мои подруги будут оглядываться, а мне завидовать. Чудненько-то как.
Виталию пришлось с Женькой засесть за математику. Геометрию надо не понимать, а воспринимать – иметь пространственное воображение. Но и с геометрией сыну удалось справиться. Уверенность, что контрольная написана правильно, у него была, а вот убежденности, что он будет зачислен в училище, не было. Конкурс есть конкурс. Отец его по-мужски, грубовато подбадривал:
– Самое главное сдать хорошо не экзамены, а анализы. Если они будут хорошие, то значит у тебя отменное здоровье. Для моряка это всё. Ты будешь тогда вне конкуренции. Четверка у крепкого парня ценится выше пятерки у слабого здоровьем абитуриента.
Уехали в Старый Оскол дожидаться результатов конкурсных экзаменов с чувством тревоги. Только если у Женьки по приезду в родной город и при встрече с любимой Светочкой тревога мгновенно улетучилась, то у Виталия она только усилилась. У Жени от любви, говоря на языке современной молодежи, крыша на бок поехала. Дома он почти не бывал, а если и появлялся под утро, то чтобы поспать и поесть. Так Мохову и не удавалось поговорить с сыном, на работу спешил. Вдруг Женька исчез. Матери он говорил, что Света уезжает на курорт, и Виталий, когда Надежда рассказала ему об этом, немного успокоился. К началу учебного года вернутся. Наверняка мальчишка кинулся вслед за своей любимой. Спокойствие Мохова было недолгим. Чтобы уехать на юга, деньги нужны и немалые. С холодком в груди отодвинул тумбу стола на кухне. Под ней лежала, спрятанная на «черный день», пухлая пачка денег, завернутая в целлофановый пакет. Сверток явно «похудел» с того момента, когда Виталий последний раз проверял свой схрон.
Надежда была сражена известием. Она не кричала, не сетовала на судьбу, а только отвернулась от мужа. Виталию стало еще больней, когда он увидел плечи Надежды. Они мелко-мелко подрагивали. Чтобы дрожь как-то унялась, Махов крепко обнял их и лицом ткнулся в затылок жены.
Сквозь тернии к звездам? (на погонах)
Виталий ничего не сказал о пропаже денег Женьке, когда тот вернулся домой за неделю до отъезда в училище. Все перегорело в душе его. Пропали не рубль и двадцать копеек для покупки булочек. Сбережения, которые они с женой копили несколько лет, бесследно растаяли. Молчал и Женька, опустил только голову, когда отец сказал:
– Из дома ни ногой. Сиди под домашним арестом.
Когда Виталий заблаговременно купил билеты: на автобус до Воронежа и два железнодорожных до Питера, Женя, взглянув на них, попросил его:
– Разреши со Светой проститься. В одиннадцать часов прибуду на вечернюю поверку. Можете с мамой не сомневаться.
В одиннадцать парень, конечно же, дома не появился. Но у Виталия была еще надежда – до двенадцати-то все же придет. Не вернулся Женя и в час ночи. Молча ходил Мохов по комнате. Когда в два часа зазвонил телефон, он в два прыжка оказался возле столика в прихожей. Звонили из отделения милиции.
– Что произошло? – спросил он у дежурного.
– Приезжайте, и все узнаете.
Женя провожал Свету домой. Когда они проходили мимо ларька с пепси-колой, девушка обронила:
– Как пить хочется.
А витрина-холодильник закрыта. Поздно уже: за полночь перевалило. Парень поднял с тротуара какую-то железку и долбанул ею по стеклу. Взял одну (одну!) бутылку напитка, открутил крышку и протянул Свете – пей!
Они не прошли и квартал, как появилась милицейская машина. Сигнализация в ларьке сработала, а улика преступления была в руках девушки.
Дежурным оказался бывший армейский офицер, дослуживающий до выслуги лет в милиции. Он понял Мохова с полуслова. Позвонил хозяину разбитой витрины и попросил бизнесмена приехать в дежурную часть. Это в три часа ночи! Люди остаются людьми в любой профессии. Тридцатилетний мужчина понял горе отца и согласился, получив материальный ущерб, отказаться от поданного заявления в милицию о привлечении виновного, изувечившего холодильный прилавок, к уголовной ответственности. Худосочная пачка банкнот стала еще тоньше.
В шесть утра отец и сын Моховы ехали уже в автобусе по направлению Воронежа. Виталий довез сына до квартиры хозяйки, у которой они снимали комнату на время сдачи экзаменов, только как узнал, что в списках принятых фамилия сына значится.
– Все, Женя. Дорогу к храму знаний я тебе проложил. Оставайся, завтра начало учебного года. Но я остаться не могу. Срочно надо на работу. Деньги зарабатывать.
Знай, Виталий, что произойдет завтра, никуда бы он не уехал.
Рыбалка
Еще в училище, когда отец разыскивал в длинном списке счастливчиков фамилию сына, Женя шепнул кружившемуся возле стендов своему приятелю, уже знавшему, что они поступили:
– Приходи вечером на квартиру, мой отец через пару часов уезжает в Старый Оскол.
Вечером Женя с Владиком попили пива и собрались на залив порыбачить. Удочку принес Владик и рассказал, что плотва косяком идет вдоль каменной гряды по мелководью. Не только на уху, на месяц вперед вяленой рыбкой запасутся.
Сказано – сделано. Хозяйки на кухне не было. Пиво она не любила. Поэтому Женька беспрепятственно прихватил маленький топорик с острыми шипами на обушке для рубки мяса и обработки его ломтиков на отбивные котлеты. Владик бросил его в свою хозяйственную сумку, туда, где лежали уже удочки с раздвижными удилищами. Рыбы половят, будет, чем сушняк разрубить на маленькие полешки и щепки, и разложить костер для варки ухи. Вскочили в электричку, двери которой уже захлопывались. Владик придержал ногой створку, чтобы Женя успел влезть в тамбур вагона.
В вагоне сидели только два пассажира. Зато какие. Панки, ирокезы. Бритые головы посередине ото лба до затылка украшались вздыбленной полосой торчавшие вверх крашенные, разноцветные волосы. Считавший себя индейским вождем ирокез брезгливо процедил запыхавшимся друзьям:
– Вы чё, козлы, двери-то в электричке ломаете?
– За козла ответишь, – Владик храбро двинулся к дружной парочке, а она стали дубасить его, по чему попало кулачищами. Встрял в драку и Женя. Получив отпор от «деревенских», гордые ирокезы выбежали на проход между скамеек и понеслись без оглядки в другой вагон. Владик перочинным ножичком, лезвие его было не длиннее трех сантиметров, полоснул по рюкзаку панка. Тот лишь прибавил скорость. Женькин друг носовым платком стал утирать кровь, текущую из ноздри расквашенного носа.
На следующей остановке будущие курсанты вышли на пустынной платформе и направились к берегу залива. От возбуждения после драки не обратили внимания, что и панки осторожно вышли из вагона. Направились же они в обратную сторону от друзей к привокзальному домику, на котором крупными буквами была вывеска «Милиция». Хотя, судя по рюкзакам, хотели тоже порыбачить. Но оказались наживкой. «На живца» и поймали «браконьеров» сотрудники правоохранительных органов. Когда же провели досмотр Владиковой сумки, заставили приятелей нюхать прибрежный песок:
– Готовились совершить разбойное нападение, холодное оружие заранее приготовили, – размахивая маленьким кухонным топориком для приготовления отбивных, кричал сержант милиции. А второй, покачав головой, с сожалением сообщил:
– Вляпались вы, ребятки, в неприятную историю. – Один «индеец» оказался племянником чиновника из администрации города. Пахнет большим сроком.
– Да они первые… – забубнил Владик, но его и слушать не стали.
– Там разберутся, кто первый, а кто последний. Живо найдут крайнего.
Суд быстрый и скорый
Виталию Мохову приснился сон. Его отряд поднят по тревоге. На ГАЗ-66 он добирается до своего подразделения. Фары высветили на дороге фигуру морпеха. Он ладонью прикрывает от слепящего света глаза. ГАЗ-66 резко тормозит, морпех опускает руку. Виталий видит его испуганное лицо, лицо своего сына. И просыпается в холодном поту от телефонного звонка.
Надо ехать в Питер. Женя сидит в Крестах. Мохов не смог добиться свидания официальным путем. Квартирная хозяйка всплакнула, увидев Виталия на пороге. Знала уже про Женькину беду и посочувствовала:
– Моя дочь вышла замуж за «вашего брата» – бывшего военного. Только бывший офицер почему-то больше смахивает на мутного фраера. Среди уголовников, да и в финансово-криминальных кругах он в большом авторитете. Говорят, что Бритый (такое погоняло у моего зятя) отстреленных братков подхоранивал на подконтрольном ему кладбище. Я скажу дочке, чтобы ее муж вам посодействовал.
Бритый внимательно выслушал Виталия. Крутанул шеей, правая щека дернулась в нервном тике.
– Завтра моя теща сообщит о дате и времени свидания. А место встречи изменить нельзя – Кресты.
– Сколько я вам должен заплатить, – спросил Виталий.
– Блатные говорят, что за спасибо в стакане не забулькает, а вот мне как раз вашего «спасибо» и хватит, – усмехнулся Бритый, резко поднялся и быстро вышел из комнаты.
На следующий день Мохов принес передачу Жене и переговорил с сыном. Появилась надежда: все обойдется. Дело-то, по сути, плевое. Обоюдная драка, ну присудят условный срок, ведь всего 17 лет, не будут же ломать мальчишке судьбу. Женька только присутствовал при драке и не успел никого ударить. Панки быстро ретировались.
Когда судья зачитала приговор, Виталий не мог поверить в услышанное: 6 лет и 6 месяцев в колонии строгого режима. Вот тебе и ГАЗ-66 во сне и испуганное лицо Жени на ночной дороге при свете фар: 6 лет и 6 месяцев в колонии при свете прожекторов со сторожевых вышек. Сон в руку. Отчего зависел приговор? Ото сна или от телефонного звонка родного дяди ирокеза? Племянник изображает вождя краснокожих. Не срисовал ли он свою роль с доброго дяденьки?
Наручники защелкнулись на запястьях Владика. Когда замкнули одну руку и Жене, тот оттолкнул охранника и бросился к рванувшемуся ему навстречу отцу. Женька обхватил его за плечи, обнял и, заплакав, прошептал:
– Прости, батя.
Только после этого конвоир застегнул наручники на второй руке. Дал попрощаться сыну с отцом.
И опять госпожа Удача улыбнулась Мохову. В зале сидел и слушал процесс известный адвокат. Он-то и подошел к Мохову.
– Я проиграл дело против его дяди, – адвокат указал на «потерпевшего» ирокеза. Хотя вид у парня был вполне благопристойный. Нет вызывающей прически, одет скромно, хотя не без претензии на канонический стиль чиновника: костюм-двойка, белая рубашка, темный одноцветный галстук.
– Но дело его племянничка можно развалить, – продолжил адвокат. – Обвинительный приговор шит белыми нитками. Берусь защищать вашего сына бесплатно. Заплатите только госпошлину. Я просто обязан вам помочь. Дядюшку-коррупционера тоже не оставлю без внимания. Тюрьма по нему плачет. Недаром я служил когда-то в военной прокуратуре.
Через три месяца Женю Мохова освободили из следственного изолятора. А говорят, что не существует офицерского братства.
«Звезда»
Сергей Есенин так описывает свою встречу с Александром Блоком: «Я впервые увидел живого настоящего поэта. С меня капал пот». Виталий Мохов узнал о настоящем поэте в 8 лет. У него по коже мурашки побежали: он знал его с самого рождения. Этим поэтом был его отец.
Виталий залез, играя в прятки, на пыльный чердак и увидел пачку фронтовых писем, перевязанную тесемочкой. Отец отправлял их всю войну матери. Поразило Виталия что, все письма написаны стихами. Много лет спустя он услышал строчку:
«И, как будто позабыв разлады,
Ты мне улыбаешься опять.
Вот, что значит никогда не надо
Письма эти старые читать».
Виталий вздрогнул, что-то знакомое, отцовское послышалось в этой строчке.
А тогда в 8 лет его заело тщеславие. Как так? Отец мог писать стихи, а он, его родной сын, не может. Смогу, решил Виталий, и написал обо всем, что видел и от многих слышал. Стихи на свет появились, но поэзия так и не народилась. Ни одну строчку, написанную в детстве, Виталий не запомнил.
В восьмом классе влюбился в одноклассницу Лиду. Стал писать ей в стихах письмо. Но сам передавать письма стеснялся. Соседка по парте Алсу добровольно согласилась стать его письмоносцем. Только переписка оказалась односторонней. Он писал безответно целый год. Потом тайна неразделенной любви открылась: Лида письма не получала. А зато Алсу хвасталась своим подружкам, показывая им Женькины письма:
- Вот как втюрился в меня сосед по парте.
Евгений последнее письмо сам без подружки передал Лиде, и она ответила ему и тоже в стихах. Не мудрствуя лукаво, двоечница Лида сдула у Пушкина письмо Татьяны Онегину, закончив свое письмо словами классика, (сделала тонкий намек Жене на толстые обстоятельства):
- А я другому отдана и буду век ему верна.
Такое несуразное послание объекта воздыхания нанесло ему глубокую обиду. Душа болела, но повелевать выразить чувства поэтически не перестала. Увлекся классикой, перечитал Сервантеса, Золя, Есенина. Ему подарили родственники сборник стихов Есенина, томик карманного размера, выпуска 1946 года, составленного его женой Софьей Толстой.
Этот сборник и стал его и настольной, и карманной библией. Религия и поэзия Есенина тогда были запрещены, а запретный плод сладок. Неизгладимый след в душе Мохова оставила окружающая природа. Жил он возле озера Балхаш, в котором одна половина с пресной водой, а вторая с соленой. Куда Швейцарии тягаться с теми красотами. И Голландии с ее королевскими тюльпанами с тюльпанами балхашинской степи: весной ярко красные и желтые волны цветов заполняют ее просторы. Бутоны тюльпанов соприкасаются друг с другом земли не видно, и, кажется, на степь наброшен цветной ковер.
Когда Виталий стал курсантом военного училища, на лекциях зануды Шапиро по теоретической механике частенько его однокурсники баловались литературными сочинениями на заданную тему. Перебрасывая записочки, друг другу с сочиненным очередным опусом да с таким условием, чтобы у следующего «пиита» тема была бы раскрыта еще лучше. Мохов писал не хуже других, а зачастую и лучше.
Буриме не любил. Виталий считает, что лучше мысли рифмовать, чем рифму мыслевать. Только под пятьдесят понял: его главная жизненная потеря в том, что он снисходительно относился к поэзии. Искра-то божья в нем была, а раздуть пламя он не хотел. Теперь Мохов наверстывает упущенное. На вывод войск из Афганистана написал стихотворение «Звезда». Оцените его сами:
Звезда упала в наградной, звезда упала.
А он об этом не узнал – ушел он рано.
Звезда упала на мундир, не засверкала,
Ему теперь уж все равно – его не стало.
Скатилась по небу звезда, звезда сорвалась.
И на подушечку легла, и там осталась
Как будто лопнула струна, жизнь оборвалась
Лежит холодная звезда – такая жалость.
Слеза упала на листок, слеза упала.
Не дочитав, по сыну мать запричитала.
В надрывном стоне изнутри ее бросало:
Зачем нужна ей та звезда? Дитя не стало.
Уходят лучшие сыны. За что Россия?!
Коптят пославшие его, с них не спросили.
Сгорел солдат, исполнив долг. Не голосили.
Отдали матери звезду героя. Прости Россия.
Вы откупились, как всегда. Пьяны и сыты
В чести не честь у вас, а месть, и лица скрыты.
Да и не лица на плечах, а просто Ф.И.О.
Без расшифровки этих букв и так красиво.
Звезда упала, сорвалась. Слеза упала.
Звезда герою не нужна – не засверкала.
Страна и матери сынов за так теряют,
А дяди взрослые в войну вот так играют.
Ай, ду-ду… Фактор случайности
День 207-летия со дня рождения Пушкина не был бы хоть чем-либо примечательным, если бы не его мистическое написание: 06.06.06. Три шестерки – число дьявола, радио и телевидение в этот день талдычило об этом на все лады.
Виталию Мохову шел 60 год, а вот на вид ему нельзя было дать и 50. Светло-русые волосы были только на висках слегка подернуты сединой и его за это называли за глаза Пегим. 6 июня он сидел на лавочке около пивного ларька, в котором и купил две бутылки пива «Степка Разин» по 13 рублей каждая. Домой ему было не попасть: утром торопился и забыл ключи дома, а до прихода жены оставалось больше двух часов. Содержимое двух бутылок «Степан Разин» в содружестве слегка порезанных кусочками копченого сала и крупными двумя ломтями ржаного хлеба могли скрасить его тоскливое ожидание: пришел домой, а поцеловал пробой. Сначала есть не хотелось, но как говорится, аппетит приходит во время еды, и он заметил: сало исчезало. Сала стала мало, и мысленно усмехнулся: складно получается, как стихи: сало исчезает, сала стал мало. А ведь когда он знакомится, его всегда спрашивают:
- Случайно не поэт?
На что Виталий неизменно отвечает:
- Никакой я не поэт, у меня таланта нет.
К лавочке подошел высокий худощавый мужчина. На смуглом загорелом лице его голубые глаза казались особенно яркими, а седина густой шевелюры особенно белоснежной. Два чуть заметных шрама перечеркивали его левую щеку параллельными линиями от переносицы до скулы и делали его внешность еще более загадочнее, и мужественнее. Одет он был в простенькие заношенные до белизны джинсы и такую же жилетку поверх серой с глухим воротом майки-футболки, но более чем повседневный наряд не смог скрыть его породистой осанки. И смотрелся он как аристократ в нарядном смокинге и белой накрахмаленной рубашке с галстуком-бабочкой.
- Я с вами покалякаю с вашего разрешения, - спросил Седой у Виталия. - Я бы присел рядышком.
Виталий Мохов молча подвинулся к краешку скамеечки и радушным жестом пригласил Седого. Мол, не в Большом театре, где места нужно занимать согласно купленным билетам, а на улице, на общественной лавочке скверика посидеть бесплатно никому не возбраняется.
В руке Седого тоже была бутылка пива «Туборг Грин», которая стоила на рубль дороже - 27 рублей, чем две бутылки пива, купленного Виталием. Седой ухватился крепкими пальцами за язычок мягкой дюралевой пробки (такими пробками закрывались, закатывались бутылки водки в годы его молодости). «Московской особой» с зелеными этикетками, где черными крупными буквами не на белом, а зеленом поле было запетчетлено молчаливое слово: «Водка». А пробки назывались бескозырками. Мужчина жадно, крупными глотками осушил полбутылки пива и, отдуваясь, пояснил:
- Целый день в такую жару за рулем, и захочешь холодненького пивка глотнуть, да не сможешь – нельзя. Гаишники проклятые (будь они трижды не ладны) к запаху придерутся и права-то ведь у меня одни и кусок хлеба благодаря им на своем газоне зарабатываю.
Затем без всякого плавного перехода сообщил:
- Раньше, лет пятнадцать назад, когда только на пенсию вышел, думал, что государство ошиблось и зря людям пенсию платит. А теперь вижу, был не прав. Стал ужасно уставать к концу рабочего дня.
- Слишком хорошо выглядите для своих семидесяти пяти лет, - поджав губы, покачал головой Виталий Мохов.
- Так мне же только шестьдесят, а пенсионером стал, после того, как вышел в отставку. Я военный летчик.
- А эти отметины после Аф…, - полковник показал на шрамы глазами.
Но названия страны Виталий не успел произнести. Седой его прервал, продолжив за него фразу:
- Африки, Африки. Хотя и в Афгане воевал немного. Только за Афганистан кроме этих шрамов ничего не заработал а, участвуя в локальных военных конфликтах в Африке, накопил денег на квартиру. Да, был там наемным солдатом ландскнехтом, джентльменом удачи, как это не цинично звучит, - добавил Седой, перехватив удавленный взгляд Мохова.
Он же вновь спросил:
- Не обидно вот так, отработав на высокой должности и дослужившись почти до генерала крутить баранку газика, на этой отмирающей марке автомобиля, а не летать в небе сидя за штурвалом современного авиалайнера?
Седой выдержал паузу, обдумывая ответ.
- Моя мама никогда не жила в достатке, в войну в блокадном Ленинграде голодала, - продолжил рассказ летчик. – Но умела радоваться жизни, прожив её достойно. Вот недавно схоронил своего друга. Я не маленький, а он ещё выше меня под два метра и на вид поздоровее. Когда я с ним гараж для своего жигуленка из стареньких шпал делали, так спина от их тяжести трещала, он жаловался мне. А мама в войну восстанавливала трамвайные пути после бомбежки, подсовывала под рельсы такие же шпалы. Она худенькая как щепка и росточком мне до плеча была. Но похоронил друга, здоровый-то он здоровый был только на вид. А внутри-то был наверно гнилой, что-то с ливером не в порядке. Фактор случайности в жизни часто определяет наши судьбы. Так вот, собрались на похоронах знакомые моего друга, золотые цепи склоняли их головы в покорном поклоне. Они, размазывая сопли и слезы по лицу, жаловались на жизнь. Все для них в нашей стране не так делается и все руководители плохие. Ельцин был плохой, потому что пропивал Россию и позволял воровать всем кому не лень кроме них. А Путин плохой, потому что не дает воровать им. И того гляди, ещё посадит, за то, что они, как говорят сами, заработали честным и непосильным трудом. А мама моя всем довольна. «Ельцин был, - говорит – радоваться надо было, что демократия, гласность наступила. А сейчас Путин тоже делом занимается. Он за простой народ, и порядок в стране наводит. У них тоже фактор случайности сработал. Кто из россиян предполагал, что Ельцин или Путин станет когда-нибудь президентом. Так и я. Кто знал, что я буду водителем экспедитором грузовика хозяйки. Кладовщица моя самое главное начальство, мне полностью доверяет: я не ворую. Отдает мне ключи от склада и говорит: «Разгрузи материалы сам Сергеевич, без меня». Зато как-то спросил у неё пару рукавиц, так она мне протягивает две пачки. Я говорю: «Я же просил пару». Она недоуменно: «Так я же тебе пару и даю». Ей и невдомек, что я пару рукавиц просил, а не пару пачек.
- Мое отчество Сергеевич, - оживился Виталий Мохов. - А как же вас зовут полностью?
- Александр Сергеевич, - ответил Седой.
- Надо же как Пушкина, - удивился Виталий. В день рождения Александра Сергеевича Пушкина встретились и познакомились. А говорят, что три шестерки плохое число.
- У меня Жигули шестерка. Один раз приехал на работу на коммунальном транспорте. Кладовщица спрашивает: «А где же ваша шестерка?». Да на девятку поменял. Вот моя шестерка перевернулась – на крыше стоит. А перевернутая шестерка – это девятка. Ну, ладно разглагольствовать, басни рассказывать. Я вот только что гаишников проклинал, а ведь после летной службы сам работал в ГАИ. Только не все гаишники бегают на перекрестке с полосатой палкой. У меня ещё второе высшее образование имеется – юридическое. Вот я следователем по спецрасследованиям в ГАИ и работал.
- За взятки уволили? – с пониманием дела спросил своего собеседника Виталий.
- Чего греха таить, - признался Седой, – брал я взятки. Он поднял вверх палец, призвая этим жестом обратить внимание на последующую ключевую фразу. Взятки брать брал, но не вымогал. Наши законопослушные сограждане слишком юридически безграмотны и поэтому беспомощны в правовом отношении.
В своих объяснениях после совершения ДТП с тяжелыми последствиями такое понаписывали, что после их самоизобличения бери каждого за руку, одевай браслеты наручников и отправляй прямиком в тюремную камеру. Это только в милиции говорят:
- Чистосердечное признание – смягчает наказание.
В народе же ходит другая поговорка - «Чистосердечное признание – прямой путь на зону». Я указывал подследственным, как ему в этой ситуации следовало бы написать объяснение, чтобы получить не 6-8 лет тюремного заключения, а года 2-3, к тому же с большой вероятностью срок судья может назначить условным. И меня уговаривали взять деньги, за маленькую услугу, чтобы позволил этому участнику ДТП переписать заявление в той редакции, которую я предлагал. Уволили меня, вот он фактор случайности, за то, что я отказался брать взятку. Один крученный новорусский с помощью адвоката пытался всучить мне кругленькую сумму, чтобы я сфальсифицировал документы дела. Я уперся: тогда бы невиновный, но бедный человек пострадал бы. Меня отстранили от дела, и я уволился по собственному желанию своего начальника. Когда стал устраиваться на работу водителем на газик, директор автопредприятия спросил причину такого неожиданного решения принятого мною.
- Вы дослужились почти до генерала? Вы бы могли вообще у меня по коммерции дорожной или юрисконсультом работать или начальником гаража, конечно.
- Не хочу я брать на себя никакую ответственность за других. Накомандовался за свою жизнь столько, что на четверых человек хватило бы.
- Мы с вами почти одного возраста, - возразил директор – но груз ответственности не давит на меня тяжелым ярмом.
- Вы же проработали на гражданской, а не на военной службе.
- Чем же уж так отличается военная служба от гражданской, - ехидно хмыкнул директор.
- Очень существенно. Армейский командир имеет право, которого нет у гражданского начальника. Право посылать своего подчиненного на смерть.
- Вот вы про генерала упомянули. И тут по моей теории фактор случайности добил меня. Вместо академии на юридическом факультете в университете я учился. А ведь в одно время и в одном месте оказался и служил вместе с Руцким. Меня дважды подбивали духи. И я на израненном самолете умудрился дотягивать до своего аэродрома и сажал почти неуправляемую машину на взлетную полосу. Руцкой, когда его подшили, катапультировался и попал в плен. После освобождения злые языки распускали сплетни, что после выкупили, а получил звезду Героя Советского Союза. Я же удостоился лишь благодарности от командира части. Полковник Руцкой стал потом и генералом, когда в Госдуму попал, кто дружит с руководителем фракции. Потом стал губернатором. А я вот решил стать не руководителем, а водителем. Родина взяток не требовала.
- Ладно, уговорили, - вздохнул директор и подписал заявление. Раз уж вы такой категоричный, то поработайте водителем.
- После слов его задумался. Вроде бы как о существенном сказал, о моем настроении, - продолжил свой рассказ Седой. – Хотя в том, что я рассказал, тут уж никакой случайности нет. От отца она передается ко мне по наследству. Командовал батя в Великую Отечественную батальоном и не только я называл его батей, а и солдаты. Остался без ног, ходил на протезах. Свою дочку Катю спрашиваю:
- Ты помнишь дедушку Сергея?
- Да, - отвечает дочка. – Он свою ножку в ножку вкладывает.
- А почему же он это так делает, Катя? – спрашиваю.
А она и говорит:
- У него ножки больные.
- Когда же сам маленьким был, то очень запомнился мне больной отец. Поэтического дарования большого нет, но рифмовать кое-как умею. Тот разговор с отцом меня потряс, и я написал стихотворение.
Седой минутку помолчал, шевеля губами как бы повторяя, вспоминая стихотворные строки. У него невольно навернулись слезы, затуманили голубизну глаз, когда он стал читать.
Меня позвал, сказал устало:
«Укрой-ка ноги мне, сынок».
И я поправил одеяло,
Хоть знал, что нет обеих ног.
Нет ног с войны,
А для солдата нет слов:
Юг, север и восток.
Они вели его на запад,
Он не искал других дорог.
Вдруг взрыв расцвел кровавым маком,
А ему часто снится сон,
Что снова он идет в атаку
И поднимает батальон.
Вот он в бреду мне шепчет снова:
«Укрой-ка ноги мне, сынок».
И в новый бой идти готовый,
Забыв, что нет обеих ног.
- Недавно Катя своего сына, не моей жене, бабушке внука подкинула на лето, а к моей маме прабабушке. Она все лето на даче за городом живет. Вот и воспитывает там за свою жизнь второго Александра Сергеевича. Поехал я проведать их. Дожди превратили глинистую дорогу в сплошное месиво, и пошел я по обочине к дачному домику, бросив машину в километре от него. Когда подходил к огороду, ни дом, ни сад не были видны из густых зеленых зарослей. Слышал только какие-то звуки: ду-ду-ду да ду-ду-ду. Но звуки были не похожи на посхлипывание. Звонкий детский голосок выводил мелодию. Подойдя поближе, сквозь прозоры кустарника увидел своего четырехлетнего внука. Ему сделал в саду качели из толстых веревок и дощечки-перекладины для сидения. Хотел, чтобы мой внук привыкал не бояться высоты, вдруг ему, как и деду захочется стать военным летчиком. Сажал его на дощечку, но когда начинал раскачивать качели с большой амплитудой, то он начинал плакать, пугался. А тут Саня сам оттягивал как можно дальше сидение качелей. Плюхался на него животом, вцепившись ручонками за веревки, подтягивался. Становился на сиденье коленками, потом на ноги, а качели, взлетая вверх, уносили мальчика в небо к яркому солнцу. Вот тогда захлебываясь от восторга, от переполнявшей его радости, которая дух захватывала, он звонко и пел:
«Ай, ду ду-ду ду ду.
Сидит ворон на дубу.
Сидит ворон на дубу
И играет во дуду».
Но раскачиваться сам как следует, ещё не умел, и качели постепенно утихали. Он снова оттягивал сидение и песня, и веселье повторялось снова. Вот ---- эту русскую народную припевку вместо колыбельной пела мне мать. Видимо поет её и внуку, укладывая его спать. Как бы в подтверждение моих слов на крылечко вышла моя мама. Она стала развешивать на веревку сушиться, после стирки Сашины трусишки и майки. Извозил он их в песке и земле сада. Мама таким же звонким как у её внука голосом, с чуть заметным старческим дребезжанием стала подпевать ему:
«Сидел Ворон на дубу,
Потерял свою дуду».
- Бабушка, - обрадовался он ей. – Посмотри, как я научился хорошо качаться.
Санька оттянул сидение как можно дальше. Мелькнула его рубашка, и мальчик снова взлетел и небесам.
Мне кажется, что он наверняка станет военным летчиком и пополнит ряды офицерского братства.