Эпиграф:
Мелькают дни, проходят месяцы
И медленно слагаются года,
Но также бьются яростно сердца
У сердца Данко – вечного огня.
Он будет вечно в памяти людской
Солдат тот старый или молодой,
Хоть неизвестный, но уже герой,
Что нашу землю заслонил собой.

ГЛАВА I

КРЕПКИЕ КОРНИ - МОЩНОЕ ДЕРЕВО

 

Часть I

НЕПОКОРЕННЫЕ

Даша Ляховская родилась в 1888 году в деревне Кузьмино Мошканской волости, Сенненского уезда. Первым поселенцем этой деревни был прадед Дарьи – Кузьма Ляховский, поэтому от его имени стала называться и деревня. В честь своего основател Кузьмы. Он был огромного роста и при темной густой шевелюре, борода у него была рыжая. А в детстве лицо Кузи было усыпано веснушками.

Семья у Кузьмы была большая, как у многих его соседей, но никто не смел из его ровесников даже в детстве шутить: «Рыжий, рыжий, конопатый убил дедушку лопатой…». У Кузи кроме высокого роста, были еще крепкие мосластые кулаки. Приложится таким кулачищем к физиономии обидчика, что другим сразу становится не по себе, и дразниться охота пропадает.

У сына Кузьмы Кирея и родился мальчик Петя, будущий отец Дашеньки. Он женился, когда подрос, на односельчанке Пелагее. После у Петра Киреевича и его жены народилось еще трое ребятишек. Но, к сожалению, долгой счастливой жизни у супругов не получилось. Петр Ляховский скоропостижно умер, оставив четверых детей сиротками.

Хорошо, что статью Даша удалась в прадеда. Выросла сильной, высокой и … красивой. Волосы темные, заплетенные в толстую косу, глаза голубые, а никакой работы не боялась. Легко управлялась топором, серпом, косой. Всегда стремилась быть первой. И не только на работе, а пойдет плясать на сельских посиделках – праздничном гулянии, так глаза у сельских парней звездочками загораются. Так и летят ребята в круг, притопывая сапожками, приплясывая в такт музыки.

А Дарья вспыхивала и раззадоривалась, когда в пляс пускался бравый хлопец из соседней деревни Ширки, до которой не больше трех километров. Мирон был внешне ей под стать: высокий, крепкий молодец-удалец, ловкий и шустрый. Даше запомнилась необычная фамилия для белорусского края Машеров. Этот бравый паренек и запал в душу Дарьи.

Но её смущало одно обстоятельство, зато довольно весомое. Она сирота и бесприданница. А семья Василия Машерова, отца Мирона, крепкая зажиточная. Дом построили красивый и добротный, куда же ей сироте казанской замахиваться на проживание в таких хоромах.

Но Мирон по уши влюбился в красивую статную девушку. И, отбросив в сторону все меркантильные условности, предложил Даше руку и сердце:

- Выходи за меня, Дашенька, замуж.

- Да у меня же ни кола, ни двора – потупилась Дарья. – У вас вон какое богатство.

Мирон прикрыл ей ладошкой рот:

- Милая ты моя, да ведь богатство дело наживное. Мы с тобой же оба работящие и своим домом обзаведемся, да домашнюю утварь приобретем. Было бы желание… Оно-то у тебя есть?

- Есть… - тихо прошептала Даша.

Обрадованный Мирон крепко обнял девушку и они застыли в долгом сладком поцелуе.

Это произошло в 1907 году, а через год у молодоженов родилась дочь Матрена.

Ширки находились в живописном уголке Беларуси. На возвышенности, у подножия которой описывала полукруг в долине речка Оболянка, приток Лучёсы. За её излучиной темнел лес.

Равнинная тихая река неторопливо текла между пологих берегов. И ребятишки любили купаться в ней, в её чистой прозрачной воде, через которую хорошо было видно песчаное дно Оболянки.

На песчаном пляже и отогревалась под лучами яркого солнца ребятня, накупавшись до посинения в реченьке. На мелководье учились плавать самые маленькие, и Матреша часто барахталась в теплой воде у бережка. Мальчишки возле пляжа ловили рыбу, Дарья Петровна полоскала белье ниже по течению. А еще ниже Оболянь, повстречав препятствие на пути, круто изгибалась, и на крутом обрыве густо росли деревья и кустарники. Вода речки подмывала корни больших деревьев, а мелкие кустики сносила при разливе в половодье вниз по течению.

Корни больших деревьев, подмытые водой, и оголенные корневища свисали над рекой как уродливые приведения. Ниже вода крутилась водоворотом. Она становилась темной, мутной, и этих омутов дети боялись. Называлось это место «Минькин вир»

А перед домом Машеровых открывалась панорама неописуемой красоты. Река изгибалась плавной дугой, а на пологих берегах с обеих сторон простилались заливные луга. Матреша бегала на цветущий красочный луг и приносила букеты полевых цветов домой. Рвала охапками аир и, принеся его домой, расстилала по чисто вымытому полу.

Когда усталые Мирон и Дарья возвращались домой после работы, отец подхватывал Матрешу руками и, высоко подняв девочку над головой, хвалил:

- Помощница ты наша ненаглядная. Какую красоту-то в доме навела. А от запаха аира я даже захмелел. Спасибо тебе, родная.

Когда родилась Матрена, Дарья Петровна была счастлива неимоверно. А Мирон улыбался просто и приговаривал:

- У нас с тобой, Дашенька, все как у людей. Сначала родилась нянька, а вскоре родится и лялька. Сына хочу …

Но неудачи преследовали супружескую чету Машеровых. Родился мальчик, Константином назвали, но вскоре умер. Были и девочки, но Бог прибрал их тут же к себе.

Мирон почернел от горя, а Дарья молчала и на её окаменевшем лице ни один мускул не выдавал её чувства. Только вечерами не могла долго заснуть, а глухой полночи горько «беззвучно плакала».

Но как бы не скрывала Даша от мужа свою боль, шила в мешке не утаишь. Мирон как бы крепко он не спал, каким-то непонятным образом, чутьем всегда угадывал, когда Дарья начинает рыдать. Он просыпался, и нежно гладя вздрагивающие плечи, как мог, пытался успокоить жену, кляня в первую очередь себя:

- Прости меня, Дарьюшка, грешного. Накаркал, накликал я на нас с тобой беду, я. Сына мне, видишь ли, захотелось, обалдую. Всех косой под корень детишек скашивает.

Ком к горлу подкатился Мирону, и он едва удержался, чтобы самому не всхлипнуть. Но силой воли сумел сдержаться.

Утром Мирон вышел на улицу с опухшим лицом и застал отца на крыльце:

- Ты чего, батя, в такую рань поднялся? Солнышко еще над горизонтом не взошло, а ты ни свет, ни заря, а уже на ногах?

- Да вот хочу около изгороди дубки посадить – ответил спокойно сыну Василий. Выкопал на опушке леса пять саженцев, пусть растут возле нашего дома. Вырастет дубок вместе с моими внуками.

- Так у тебя же пока только внучка, а не внук. Притом всего одна – одинешенька, а ты пять дубков из леса принес.

- А мне приснилось, что будет у меня пять внуков… - вздохнул Василий. Может быть, будет мой сон в руку?

- Дай Бог, сбудется твой сон, папа! – улыбнулся Мирон. – Спасибо тебе огромное. Приободрил ты меня. Давай ка мы вместе дубки-то и посадим. Пусть растет наперекор судьбе наш дубняк. В нашем роду издавна крепкие корни.

- Ты прав, Мирон, согласился Василий. У нас крепкие семейные корни. А от крепкого корня всегда вырастает большое дерево. Родится у тебя, Мирон, сын, родится. Не будет нашему роду переводу.

И вскоре родился у Дарьи с Мироном мальчик. Назвали его Павлом.

- Павлушенька, миленький, - гукала возле малыша Даша, - расти большой, на радость папы и мамы.

- И на радость дедушки, - произнес Василий, появившийся в доме, словно из-под земли. И имя то, какое славное – Павел. Как Апостол у Христа. Но весь в тебя, Дарья. Такой же рыжеватый как твой предок.

Но задолго до рождения Павлика Мирон и Дарья много трудились. Его ровесники замучили насмешками:

- Солидный мужик, а на голодранке женился. Она же бедная, как церковная мышь, сирота безземельная.

- Была бы любовь, а богатство никуда от неё не уйдет, не денется. – отшучивался Мирон.

- Откуда оно у вас появится-то? От верблюда? Бог поможет?

- Бог-то, Бог – да будь и сам не плох, - отрезал Мирон. – Будем трудиться день и ночь, а своего добьемся.

И они с Дарьей стали трудиться по двенадцать – четырнадцать часов в сутки.

Жители Ширков занимались землепашеством, огородничеством, кустарным промыслом, но земли были здесь не очень плодородными. Подзолистые и супесчаные. Крестьяне занимались отхожим промыслом, кто-то подрабатывал на железной дороге, кому-то удавалось устроиться в Витебске, или в Сенно.

Мирон, воспитанный трудолюбивым и мастеровитым отцом Василием, умел плотничать, слесарил, столярничал и выделывал овчины. Из овчин Мирон шил полушубки, а Дарья ему помогала. Она ловко кроила и последние самые ровные стежки на швах одежки делала только сама. Ей бы белошвейкой быть, но приходилось выполнять любую работу наравне с мужем.

- Надо, Мироша, шить не только полушубки, я могу, и полотно сама ткать. Давай шить и армяки, тужурки поддевки, тулупы. На них, на эту немудреную крестьянскую одежду всегда будет спрос.

- А, что – соглашался Мирон, - мы, Даша, с тобой все осилим. Муж и жена одна сатана. Ты такая же, как и я, смекалистая. Только не утомляй себя так, не гонись за мной. Я же, все-таки, мужчина. А ты легла бы поспать. У бога дней много. Успеем мы с тобой этот полушубок дошить и завтра.

- Так пойдем ложиться в кровать, - улыбнулась Дарья.

- Да ты что, милая, иди сама спать, а я тут через несколько минут закончу шовчик и к тебе под бочок приду.

- Знаю я твои несколько минут – кивала головой жена, - говоришь, приду сейчас, а сам и через час не появишься. Я тоже с тобой эти несколько минуток посижу. У Бога-то дней много, да наши-то дни слишком коротки. А артелью-то любое дело заканчивать сподручно и быстрее. Я с тобой этот часок здесь поколдую.

- Да надо Матрене новое платьице сшить. На ней вся одежа словно горит – вздыхал Мирон.

Но сложить приличный капитал им не удалось. Радость после рождения Павлуши смешалась с тревогой и горем – началась война с германцами, и Мирона Васильевича забрали в солдаты, в действующую армию.

Брат Михаил пришел к Мирону и Дарье на проводины. Поднял тост:

- Желаю тебе, братец, скорого возвращения домой. Постарайся вернуться целым, живым и невредимым. За семью не беспокойся, я помогу Дарье по хозяйству. Трудновато ей придется без тебя одной лямку-то тянуть. Хорошо хоть Матрена уже по дому будет ей помогать. Как мы радовались рождению Павлика. Но кто же знал, что как только он родится, то война, будь она проклята, начнется.

И Михаил сдержал свое слово. Всю тяжелую работу: заготовка корма для скота, дров, воды он взял на себя.

Но, как говорят, пришла беда – отворяй ворота. Дарью Петровну свалил тяжелый недуг. Только благодаря стараниям местного доктора она быстро оправилась и встала на ноги.

Матрена, словно повзрослев на несколько лет, пришлось ухаживать за двумя «пациентами» мамой и маленьким братом.

Первая Мировая война закончилась так же внезапно, как и началась. Произошла в Петрограде Октябрьская революция. А на кануне её, царь Николай Второй отрекся от престола.

Но кровь не стала меньше проливаться. Годы гражданской войны и иностранной интервенции продолжали уносить жизни граждан Российской империи, а потом Советской России. Не обошли эти события и Витебскую губернию, где в страданиях и муках нарождалось новое государство рабочих и крестьян. Возрождалась Беларусь. И в этом участвовал и Мирон Васильевич.

С рождением Павла началась война в 1914 году. С рождением второго сына Мирона и Дарьи, которого назвали Петром, Первая Мировая война закончилась, и родилось новое государство – Беларусь. Михаил радовался, что у него появился еще один племянник.

- Дорогие мои, хорошие – восторгался Михаил Васильевич – теперь у вас два апостола Петр и Павел. Наверно жизнь повернется в лучшую сторону.

- Мирон решил назвать сына в честь моего отца – Петром. Но когда священник окрестил Петечку, то сказал:

- Божьей милостью, станет он великим человеком!

- А почему бы и нет! – воскликнул Михаил. – Власть-то заботится теперь и о нас мужиках. После военного лихолетья перестали выгребать у крестьян зерно до последнего зернышка. Ввели определенную норму государственного натурального налога. Все излишки зерна остаются у нас в закромах. Вот мы с Мироном продали на рынках Сенно и Витебска несколько центнеров овса и ячменя. На следующий год продадим излишки ржи и яровой пшеницы.

- Да, сказал Мирон, когда наши земляки получили от государства большие куски земли, их словно подменили. Они стали истинными хозяевами. Стали что-то строить, ремонтировать, продавать, покупать, менять – свобода!

- А создание кооперативов, - вторил брату Михаил – Они же помогают нам денежными ссудами, семенами, сельхозмашинами, удобрениями.

- Взять хотя бы Толоку – сколько новых домов построили в Ширках – продолжил Мирон – амбаров, бань, сараев. И помощь оказывает добровольно и бескорыстно. Оказание помощи соседу уже стало неписанным правилом. Вот что делает свобода и личная выгода. Откуда только силы и время берутся.

Когда Михаил ушел, Дарья спросила мужа:

- А ты помнишь, Мирон, как мы получили с тобой бумагу с гербовой печатью Советской власти о бессрочном и бесплатном владении землей?

Мирон кивнул головой и отвернулся к окну, чтобы жена не заметила в его глазах блеснувшую слезу. Конечно же, он помнит эту нахлынувшую, невообразимую радость, которая как волна морского прибоя, нахлынула на него.

Они с Дарьей подошли к своему земельному наделу, который ему отмерил двухметровым треугольным циркулем – бегунком агроном. Мирон наклонился к земле и зачерпнул ладонью горсть почвы. Поднес руку поближе к лицу и понюхал её, смачно вдыхая аромат землицы и … тихо заплакал.

- Что ты, Мирон, успокойся! – всполошилась Даша. – Надо благодарить Всевышнего за щедрую и мудрую власть.

Она так испугалась за мужа, что тут же достала из сумки, висящей на плече, бутылку пшеничной водки и немудреную снедь на закуску. Была удивлена, что её непьющий муж выпил почти всю бутылку водки и стал, не торопясь, закусывать спиртное. Дарья удивлялась сама себе второй раз. Она выпила одним махом оставшуюся часть содержимого бутылки, махнув рукой и промолвив перед этим:

- Ай! Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец!

Дома они обняли детей, а Даша, подняв маленького Петрушу над головой радостно произнесла:

- Расти большим и счастливым.

А Мирон добавил:

- Умным и совестливым.

Так сбылась вековая мечта не только Машерова, а всех его предков о земле.

Мирон Васильевич стал членом сельскохозяйственного кооператива. Это он настоял на правлении купить молотилку и веялку для очистки семян, а также сенокосилку. Чтобы члены кооператива могли собрать с земли большие урожаи. Кооператив давал крестьянам в аренду плуги, культиваторы, бороны и соломорезки. Прокат позволял селянам экономить деньги. Один только лемех плуга стоил баснословную сумму – нужно было за него отдать несколько пудов зерна. А за плуг и вовсе нужно было бы отдать молодого бычка.

Продолжали супруги Машеровы заниматься скорняжной работой. Это отнимало много времени по пословице: «шей да пори, не будет свободной поры», но приносило довольно приличные доходы.

Когда Мирону предлагали шить, как на душу ляжет, без всякого шика и блеска, он не соглашался:

- Может быть, тебе и все равно, что носить, но зачем же мне-то дурная слава: Это убожество сшил Мирон Машеров, - скажут обо мне односельчане. Неужели тебе не хочется пофорсить, одев хорошо сшитый полушубок?

- Э-эх! – вскрикивал раззадоренный заказчик – пропадай моя телега, все четыре колеса. Сшей мне полушубок поладнее, пусть мне позавидуют хлопцы, а я буду ходить нарядный в красивой одежде. Думаю, что в цене сойдемся?

- Разумеется - кивал Мирон, - дешево, да гнило. Дорого, да мило! И вот еще один бесплатный совет. На воротник-то подбери овчину другого цвета. Для контраста, тогда не полушубок выйдет, а шик, блеск, красота.

Покупая сладости и другую вкуснятину, Мирон в первую очередь одаривал своего любимца Петю, а потом уж старшего сына Павлушу и маленькую сестричку их Олечку.

А Петя щедро делился со своими близкими.

- Ты посмотри, Мирон, каков наш Петя восторгалась Дарья, она гордилась, что муж согласился назвать младшего сына в честь деда, отца Даши. Он такой добросердечный, готов не раздумывая отдать самую любимую игрушку и вкусное сочное яблоко брату или сестре Оле. Это огромный духовный дар.

- С кем поведешься, от того и наберешься – кивал в знак согласия Мирон Васильевич – семья – зеркало души ребенка. Каков поп, таков и приход. Он впитывает в себя все качества родителей, что нам с тобою присущи: доброта и бескорыстие, нежность и доверчивость, общительность и уступчивость.

- Я всегда поддерживаю такие поступки детей – согласилась Дарья Петровна с мужем.- Доброе дело и в огне не горит и в воде не тонет. И век не забывается.

- Да, Дашенька, - вздохнул с облегчением Мирон, - нашим детям есть на что опираться. На прочный фундамент честной, трудолюбивой семьи белорусских крестьян, исконных потомков несгибаемого ни в каких условиях славянского племени.

- Плохо, что не все это понимают, - кивнула Дарья – некоторые самоустраняются от воспитания детишек и полностью доверяются своим бабушкам и дедушкам, школе, перепоручая им целиком заниматься воспитанием своих чад. Другие нередко портят их укоренившимися мещанскими, ханжескими привычками, калечат детские души дурными примерами.

Считая, что труд воспитывает и формирует характер не только детей, но и взрослых, Мирон Васильевич, поднимал рано утром ребятишек, которым хотелось еще лишнее мгновение подремать в полглаза, понежиться в постельке, отправляя их в школу, всегда говорил фразу, которая сразу успокаивала их капризы:

- Если хочешь много знать, нужно меньше, меньше спать.

Но до школы нужно было еще дожить.

Когда родился Петя, за малышом стал присматривать и нянчиться Павлуша. Ход жизни катился плавно колесом по прочно начертанному кругу: Матреша вынянчила Павлика, а Павлик стал теперь нянькой и другом маленького Пети.

Петя так привязался к своему старшему брату, что чуть ли не боготворил Павлушку. Его слово было законом для Пети. Хотя характеры были разные. Петя сероглазый, быстрый, шустрый, а Павлик спокойный, рассудительный, но иногда взрывной и крикливый. Они любили друг друга и никогда не расставались.

Однажды Павлуша гостил у дяди Фомы в Замосточье две недели. Когда Мирон привез сына домой, Петя, который говорил невнятно, на своем каком-то тарабарском языке, бросился на встречу Павлу, и четко, выразительно произнес:

Павлуша, я так по тебе соскучился.

Сказана эта фраза была так эмоционально и трогательно, что у Павлика слезы на глазах навернулись.

Удивился и Мирон Васильевич:

- Вот это оратор у нас вырос. Раньше отдельные слова плохо выговаривал, еле-еле душа в теле, а тут целый монолог.

У Павла с возрастом волосы потемнели, стали совсем черными, а у Петра так и остались светло русыми. Его серо зеленые глаза озорно светились, а веснушки на лице совсем не портили его лицо, а придавали свой колорит, шарм. Но Петя все равно переживал, что остался на всю жизнь с конопушками. Но страдать ему долго не пришлось. Веснушки, как звездочки на небе ранним утром стали тускнеть, а затем и вовсе угасли, исчезли, только не с небосклона, а с Петькиного лица.

Когда родилась Оля, Пете пришлось принять эстафету от Павлика. И он, когда взрослые уходили из дома на работу, нянчился со своей сестренкой.

И тут у Пети не обошлось без казусов. В новом доме, который супруги Машеровы Мирон и Дарья построили только, был очень высокий порог на входной двери.

У шестилетнего мальчика силенок не хватало поднять Олю на руках и перенести сестрицу через порог.

- Ух, Оленька, какая ты толстенькая-то и тяжеленькая, - кряхтел, приговаривая Петя, перетаскивая девочку через преграду порога.

Он сажал её на крылечке и убегал играть с соседскими мальчишками, наказывая сестре строгим голосом:

- Сиди здесь тихонько, не реви и никуда не рыпайся. Я сейчас поговорю с Мишкой и быстренько прибегу назад.

Это «сейчас» растягивалось на час, иногда на два, или три. Оленька, предоставленная самой себе и окружающей её природе, сползала, пыхтя по ступенькам крылечка, и начинала пробовать на вкус окружающие её предметы, брала в рот, что попадалось под руку. Когда вкус придорожной пыли ей не нравился, она начинала плакать, а иногда и реветь во весь голос, размазывая по лицу слезы и сопли, и становилась такой замурзанной, такой испачканной, словно крошечная североамериканская индианка.

Дарья Петровна, приходившая домой, чуть раньше мужа, чтобы собрать на стол ужин, всплескивала руками от ужасного вида Оли:

- Куда удрал этот озорник Петька? Оля, пуская пузыри изо рта, вежливо помалкивала, не отвечала на бестактный вопрос матери. Ведь её брат Петечка умчался от неё как вольный ветер, и угнаться за ним или узнать, где он носится никому неизвестно.

Оказалось, что Петя и Павел, прихватив небольшое ведерко, убежали на речку ловить рыбу. Но клева не было и они, по предложению Пети, а у него в голове было полно всяких идей и задумок, стали, зачерпнув в ведерко воду, подбрасывать его вверх, высоко над головой. А когда ведерко плюхалось в воду омута на «Минькином виру» ныряли наперегонки за ним, стараясь первым отыскать ведро и вытащить его из омута наружу. Павлик так высоко и далеко забросил ведерко на воду, что они долго-долго ныряли, но тщетно. Ведерко как сквозь землю, а вернее как в воду провалилось, и его братцы-акробатцы так и не нашли.

Как только они появились перед очами разгневанных родителей, Петя, не давая им опомниться, обратился к Дарье петровне:

- Мамочка не ругай Павлушу! Это я нечаянно утопил в омуте ведерко.

Петьке досталось на орехи, а потом, когда Павлик признался отцу, что это он виноват в кораблекрушении и катастрофе утонувшего ведерка, Мирон Васильевич подошел к Пете и спросил его:

- Что же это ты, друг ситный, Павлушку-то выгораживаешь? Он мне только что признался в своей вине, зачем ты обманул?

- Так вы бы все равно наказали бы нас обоих. А так я один пострадал. А когда вы остыли, так и Павлушку трогать не стали.

Вот так поступками братья заступались друг за друга.

Когда Петя подрос, отец спросил его:

- Кем ты хочешь стать?

- Не знаю, - пожал плечами Петя, - вырасту, буду думать.

- Когда вырастешь, поздно будет думать, - засмеялся Мирон. – Иди спать и ночью думай, кем ты хочешь стать, когда вырастешь. А то как вымахаешь с телеграфный столб, а будешь бегать и искать как заработать на хлеб насущный.

- Я не стану бегать, ка бобик – ответил мальчик. –Работать буду как вы с мамой на земле.

А Оля, подрастая, тянулась к животным.. Она каждую собачку или кошечку, встреченную на улице, пыталась погладить. А кошку брала на руки, и тискала её до тех пор, пока несчастное животное, громко мяукая, не вырывалось из её ручонок. И подняв хвост трубой, удирало восвояси.

Дарья журила дочку:

- Если ты будешь обижать кошку, она общаться с тобой не захочет, убежит и больше не подойдет к тебе. Её расположение даже за еду не купишь. Вон через улицу живет одинокая бабушка. Её кошке видимо не хватает того корма, что даст ей бабулька. Так она как проголодается идет ко мне, а я её подкармливаю тем, что бог мне послал. Но она, как только съест мое угощение, в гостях у меня не задерживается. Не живет там, где сытно, а уходит к своей бабушке – там ей тепло от души пожилой хозяйки. Кошки они все помнят: и обиду и добро. А кошка, наверно, платит добром бабушке. Ведь они чуют, где болит у человека. Ложится кошка бабушке на больное место и боль уходит, исчезает.

Мирон любил крепко и старшего сына Павла. Однажды Мирон позвал Павлушку, когда достраивал сарайчик и, вручив молоток и гвозди сыну, сказал:

- Смотри, как я забиваю гвозди в доску, а ты забивай их в соседнюю дощечку.

Павлик взял молоток, размахнулся и ударил, но только не по шляпке гвоздя, а по пальцу.

- А-во-во! – заревел мальчик, отбросив молоток и гвоздь в сторону.

Мирон спокойно поднял и гвоздь, и молоток и, нахмурившись, сказал:

- Терпи казак, атаманом станешь. Возьми снова молоток и гвозди и продолжай работать. Не бойся трудностей, а умей мужественно их преодолевать.

- Папа, мне же больно, - дуя на ушибленный палец, говорил Павлик.

- А кто же за нас сарайчик достроит? Забивай гвозди не спеша. Потом не раз мне спасибо скажешь за науку. Вон Петя в шесть лет, какую ответственность на себя взял, сестренку свою нянчил. И мы ему доверяли, хотя он иногда и шалил. Зато привыкал к самостоятельности.

И все ребятишки трудились как муравьи. Павлик с семи лет пас корову в лесу, а Петя в шесть лет пас свиней в кузьмино у дальних родственников.

Пастушок заигрался, он, оседлав борова, подстегивая его хворостиной по бокам, промчался, поднимая клубы пыли, по деревенской улице. А в это время, оставшееся поголовье стада без вожака, совершили свинский поступок – забрались в соседний огород. И взрыли на бороздах свиным рылом куст картофеля, принявшись со смаком, громко чавкая, пожирать картошку!

Хозяин наказал Петю. Но Мирон тут же забрал его домой.

- Павлик будет нам помогать в поле, а ты будешь присматривать за домом и Олей – сказал отец сыну.

Однажды мальчишки залезли в сад дядьки Михалки и нарвали там себе втихаря яблоков.

Первым на глаза Мирона попался Петя, жующий с аппетитным хрустом недоспелое яблочко.

- Откуда дровишки? – спросил отец

- Залез в сад дядьки Михалки – потупив взор, признался сын.

- Что ж, раз позарился на чужое, отнеси эти яблоки хозяину, дядьке Михалке. Они, наверно такие сладкие, вот обрадуется-то Михаил. И извинись за свой плохой поступок.

- Яблоки дядька и есть-то, не станет, - насупился Петя. – Они кислые

– прекислые. Аж скулы сводит.

- Нет, ты иди к соседу и отнеси ему украденные яблоки – настаивал

Мирон Васильевич. – Пусть кислые, я сам помню вкус яблока, приобретенного честным путем. И вкус яблока, полученного другим путем, наподобие твоего. Вкус этих яблок и того и другого был хорош. Но только с опытом я стал понимать, который из них вкуснее.

Пете предстояла неприятная беседа с дядькой Михалкой. Зато когда

деревенские мальчишки предложили Пете забраться в сад за яблоками к другому соседу, он резко ответил:

- Я никогда не буду воровать яблоки. Такой стыд я перенес от

горьких слов дядьки Михалки. Лучше бы он меня ремнем выпорол.

Но не только Петя и Павлик озорничали. Они уже с 10-12 лет начали

работать с родителями в поле. Они научились пахать, косить, жать, молотить. Заготавливали в лесу дрова. С Мироном вывозили их к дому. Там Петя с Павлушей пилили их двуручной пилой, топором кололи поленья помельче, и укладывали в дровяник под крышу штабелем.

Но и работая, устраивали соревнования.

- Павлик, - спрашивал Петя брата, - давай на перегонки колоть дрова:

кто больше расколет чурбанов.

- Давай, только чурбаны бывают разные, одни вон какие толстые, тебе, пожалуй, и не поднять такой над головой. Ты их не хватай. Позволь мне тяжелые чурбаны колоть – предложил Павел. – Я-то пошире в плечах тебя буду, да и выше ростом.

Но Петр не сдавался:

- В работе не только сила нужна, а ловкость, сноровка и смекалка. Если со всего маха шарахнуть обухом по колоде, то чурбан легко расколется пополам, как кусочек сахара.

Поработав с таким азартом, братья сметали опилки и щепки в одну кучу, что бы двор был чистым.

- Во всем нужна аккуратность! – хвалил их отец. – Молодцы хлопчики.

Трудолюбию Мирон и Дарья детей не учили, а объясняли этот термин своим примером. Ребятам казалось, что родители работают без отдыха целыми сутками. Когда дети Машеровых просыпались, взрослых уже дома не было. А когда их Матреша укладывала спать, родителей еще не было дома.

Но в страду с раннего утра и до заката солнца, как говорят «и от зари до зари, ребятишки работали вместе с родителями». Труд был им в радость, как песня. Жнет Дарья Петровна рожь и поет, теребит лен и песню запевает.

Павел и Петя, вытаскивая пряди льна и складывая их в снопики, ладони жесткими стеблями так натирали, что они и ночью у них горели. А мама как будто и не чувствовала боли от таких но прочных, как гитарная струна, стеблей льна и пела песни.

Малышку Надю, когда та заплачет, закричит около пирамидки из льняных снопов, где её на одеяле положила спать мама, подойдет к ней Дарья и покормит грудью. Потом вновь принимается за работу, весело улыбнувшись скажет:

- Вот как славно я отдохнула. Буду снова трудиться без устали.

Была у Машеровых одна заветная мечта – дать детям образование. Матрене не пришлось походить в школу, а начиная с Павлика все дети, достигнув возраста, отправлялись учиться в школу.

Мирон учился в четырехлетней церковно-приходской школе и считался среди односельчан грамотеем. Дарья из-за своего сиротства осталась, как и Матреша неграмотной. Но не была «темной, забитой». Природный ум и крестьянская рассудительность помогали ей принимать правильное решение. Соседки частенько забегали к Машеровым в дом, что бы посоветоваться, как поступить им в том или ином случае. И всегда уходили довольные – дельные советы Дарья Петровна давала.

---

ГЛАВА ВТОРАЯ

ДЕТИ В ШКОЛУ СОБИРАЙТЕСЬ

Начальная Грибовская школа находилась в четырех километрах от Ширков. В школу ходили все деревенские ребятишки, а вот заканчивали её немногие.

Неполная средняя школа находилась еще дальше – за восемь километров от деревни. Ходить туда и учиться, таких энтузиастов почти не было.

Но дети Машеровых кроме Матрены все окончили Грибовскую начальную школу. Ребятишки преодолевали эти такие длинные четыре километра туда и столько же обратно и по глубокому снегу в любой мороз, по грязи и дождь.

Никому из них и в голову не приходило не пойти на уроки. Жесткий взгляд отца, или мягкий, но осуждающий взгляд матери, пресекали всяческую попытку увильнуть от учебы в школе.

И все ребятишки Машеровых учились на хорошо и отлично.Стыдно было опозориться им перед родителями.

Павел первым окончил начальную школу. Он ходил туда в лаптях, домотканых штанах и рубашке, окрашенных в синий цвет. Но своей бедноватой одежды не стеснялся, так были одеты многие его сверстники. Он радовался, что родители дали ему возможность продолжать обучение. Учился Павел в семилетке, в Богушевском. Жил на съемной квартире.

А Петя в этом же году пошел учиться в Грибовскую школу в первый класс. Приходилось пересекать речку через мост. А зимой Петр норовил ходить по льду. Так было дальше, но зато Петя мог покататься по льду на коньках, и из-за этого частенько опаздывал на уроки. Но на первый урок ему пришлось идти в школу босиком. Был солнечный ясный день. Но листья кленов уже окрасила золотая осень в нужный ей цвет. Багровели листья вишни и осины.

Никакого наряда не было у Пети и в одежде. Дарья сшила сыну клетчатую сатиновую рубашку и домотканые коричневые штаны.

Мирон Васильевич сшил добротную сумку с двумя ремнями. В нее мальчик укладывал не только книги и тетради, там было три отделения. И в ни х можно было положить добрый кусок хлеба, бутылку молока, а зимой еще и варежки. Эта сумка выдерживала не только бережное отношение хозяина, но и пренебрежительное использование его шустрых и отчаянных хозяев, которые оседлав сумку верхом, катились кубарем с ней вместе по ледяной горке, пока внизу хозяин катился по реке на коньках.

Когда после конькобежного катания по льду Петя в очередной раз опоздал на первый урок, его пожурил учитель:

- Эх, Машеров, любишь ты поспать, частенько на уроки опаздываешь.

Но ершистый по натуре Петр стал пререкаться со школьным учителем:

- Совсем наоборот, сказал Петя, - поднялся я рано, а по пути зазевался.

- Так не зевай, а успевай на урок, - добродушно улыбнулся учитель – Пропустишь какую-то тему и начнешь отставать от одноклассников.

Но вскоре педагог убедился, что Петя Машеров все схватывает на лету, задание выполняет на уроке быстро. А самые трудные арифметические примеры и задачки щелкал как орешки, только скорлупки по сторонам разлетались. Нравилась Пете и родная белорусская литература. Народные сказки.

По дороге в школу его одноклассники просили:

- Петь, расскажи нам что-нибудь интересное.

- Ну, что же, расскажу вам сказку, как дед купил коляску.

- Вот это здорово!

- Стоп, стоп – останавливался Петя. – Расскажу вам сказку, как дед купил гуся.

- Ты, Петя, не мути воду. Что хочешь, то и рассказывай. Не тяни за хвост кота. – рассердился Митя.

- Слушаюсь и повинуюсь. Так вот вам эта сказка, как дед купил гуся. Я только её начал, а она уже вся.

- Ну, Петенька, не шути ты так над нами, не посмехайся. Расскажи сказку.

- Хорошо, я не буду вам голову морочить – согласился Петя. – Я расскажу вам как один придурок не покупал, а продавал на ярмарке петуха. Вот ему покупатели голову-то заморочили. Сказка называется: «Людей слушай, а своим умом живи». Вот какая умная белорусская сказка.

- Ты давай, Петя, рассказывай.

Петр приосанился и стал рассказывать но артистически выделяя диалоги и повествовательные реплики.

Был один придурковатый человек. Вздумалось ему пойти на ярмарку. Поймал он белого петуха, сунул его за пазуху и пошел. «Продам – думает, -петуха, махорки куплю».

Не дошел он еще и до ярмарки, как встречают его купцы:

- Дядька, что продаешь?

- Петуха – говорит.

Достал он из-за пазухи белого петуха, купцы посмотрели, головой покачали:

- Да какой же это петух? Ведь это же заяц!

«Шутят» - думает дядька, - Ну их к бесу!

Забрал петуха, идет дальше.

Прошел немного, другие купцы подбегают:

- Что продаешь?

- Петуха.

Посмотрели:

- Да какой же это петух? Это же заяц!

Присмотрелся человек к своему петуху получше: «А может и вправду заяц?» - думает. – Не верь своим глазам! Пожалуй, и правда, если все одно и тоже долбят».

Пошел он на самую ярмарку. Людей полным-полно, и яблоку негде упасть. У одной лавки сковороды гремят, у другой косами звенят – покупателей зазывают. Такой шум, гомон на ярмарке, что человек чуть ли не оглох. Пообвык маленько да и сам стал кричать:

- Купите зайца, зайца купите!

Подходит к нему баба, смотрит:

- Да какой же это заяц? Это же петух!

Собралась куча народу. Смеются над бабой:

- А дядька и вправду говорит: неужто не видишь, что заяц это!

Тут человек и совсем уж поверил, что на ярмарку он зайца принес, а не петуха. И если теперь кто говорил из покупателей, что это, мол, петух, а не заяц, то он чуть ли с кулаками на него лез.

Ходил, ходил человек с петухом по ярмарке, все ему казалось, что это заяц.

Надоело петуху с человеком шататься – впору бы уже и на насест собираться! Захлопал он крыльями, да как запоет на всю ярмарку:

- Ку-ка-реку!

Услыхал это человек и совсем с панталыку сбился: заяц, а петухом кричит! Выбросил он петуха из-за пазухи, и плюнул, и домой воротился.

Правду говорят старые люди: «Людей слушай, а своим умом живи».

Пока Петя рассказывал сказку, его слушали, смеялись, сыпались реплики:

- Ему говорят стрижено, а он брито.

- Ума нет, считай калека.

- Нет ума, пиши, пропало.

- Даже когда петух ему «ку-ка-ре-ку!» пропел, и то не очнулся. И в самом деле, придурок.

Истоки любой литературы – устное народное творчество. Сказки любят слушать и стар, и млад. Ведь не зря же в народе говорится: «Сказка ложь, да в ней намек, добру молодцу урок».

Но умение преподнести взрослым слушателям сказку, необходим дар оратора, хорошего, умелого рассказчика. У Пети Машерова он имелся, раз так слушали его внимательно одноклассники.

Но кроме литературы Петя любил математику. Он готов был колдовать часами над столбиками разных величин. Аксиому «от перемены мест слагаемых, сумма не меняется», изучая арифметику, учитель не применяет, не доводит до школьника начальных классов. Это уже ближе к алгебре. А первоклашкам нужно научиться, хотя бы в уме считать, а не на пальцах.

Но Петр Машеров любил находить в комбинациях цифр такую, которая помогала бы ему считать в уме. Как-то предложил учитель школьникам арифметический пример. Он написал на школьной доске, выкрашенной черной красной, белым кусочком мела условие: 35х11

- Кто желает пойти к доске и решить этот пример.

Желающих пойти к доске не нашлось. Все привыкли, когда сам учитель вызывает к доске:

- Антипович, прошу записать условие задачки и решить её. А ты, Миронович, реши вот такой пример.

А тут иди к доске по собственному желанию…

Петя обвел класс глазами и не увидел леса рук, а ровное поле. И тогда он вызвался отвечать, поднял руку.

- И так, решит пример Петя Машеров. – констатировал педагог. – Иди, Петя, реши этот простенький примерчик.

- Я отвечу вам с места – ответил Машеров. – Примерчик и впрямь простенький, что его можно решить быстро.

- И каков же ответ?

- Триста восемьдесят пять – без запинки ответил Петя.

- Правильно – поднял вверх брови от удивления учитель. – Как быстро ты, Машеров, успел записать за мной пример и перемножить на листочке двузначные числа столбиком.

- А я решил его в уме!

- Однако! – еще больше удивился педагог. И какова же ваша методика подсчета, поделитесь своим секретом со мной.

От неожиданности учитель стал называть мальчика на «вы», как взрослого человека.

При умножении на одиннадцать двузначного числа, нужно сложить первую и вторую цифру и полученную сумму поставить в середину двузначного числа.

- Молодец, Машеров, - кивнул учитель удовлетворенно, - но изволь выйти к доске и продемонстрировать это, все-таки, на доске.

Петя вышел и, записав пример, стал показывать, как он решается:

- Сначала я складываю цифры три и пять – получается восемь. Потом восьмерку втискиваю между тройкой и пятеркой. Получается результат – число триста восемьдесят пять.

- Понятно, ребята?

- Понятно – хором ответил класс.

- И мне понятно, улыбнулся учитель, что Петру Машерову нужно поставить пять.

Позже, когда стали проходить геометрию, Петя еще раз удивил уже другого учителя математики.

Изучая тему окружности, коснулись числа Пи, которое, как известно, равно 3,14. И математик сказал, что число Пи, как любую бесконечную дробь, невозможно записать на школьной доске, какой бы длины эта доска не была.

- А вы не напишите нам число Пи хотя бы до седьмого знака десятичной дроби.

- Пожалуйста – согласился учитель, и записал число мелом: 3,1415926. А потом, стерев влажной тряпкой с пальцев мел, добавил. – Но вам в вычислениях такая точность не пригодится и вы должны запомнить хорошо только ту цифру значения «Пи», которую я написал на доске в первый раз -3, 14. Никто из вас не запомнит эту запись бесконечной дроби до седьмого знака 3,1415926…

- Ну что вы, Василий Егорович – не согласился с учителем Петя. Я знаю одну считалочку, с помощью которой вашу запись можно запомнить без особого труда любому ученику.

- Что ты говоришь, Машеров? – иронически улыбаясь, произнес учитель – Пожалуйста, я прошу тебя убедительно, поделись своей находкой с нами. Пусть запомнят число Пи до седьмого знака весь наш класс.

- Никакой тайны нет, нужно запомнить маленький стишок: «Нужно только постараться. И запомнить все как есть: три, четырнадцать, пятнадцать, девяносто два и шесть».

Класс в восхищении загудел, как пчелиный улей.

Сложные математические задачки Петя и Павлуша разбирали дома вслух. Спорили при этом азартно, что Мирону Васильевичу приходилось укрощать их пыл:

- Вы бы взяли бы еще в руки по мечу и сошлись бы в рукопашную схватку – кто кого победит.

- До этого, папа, я думаю, дело не дойдет – засмеялся Павлик. – Но хочу отметить, что в математической логике Петя задает тон.

- Да я ребята пошутил – отмахнулся Мирон. – Мне приятно смотреть, как вы спорите. Вижу, что серьезным делом занимаетесь, и радуюсь, что у нас с Дарьюшкой такие умные и грамотные дети растут.

Дарья Петровна, внимательно слушавшая разговор, неожиданно всхлипнула.

- Ты чего, мать, расстроилась-то? – забеспокоился Мирон.

- Да у меня на всю жизнь застряла в сердце заноза, - вытирая слезы концом платка, произнесла Дарья Петровна, - Матрешу-то нашу мы не смогли обучить грамоте. Ладно, я сирота не смогла учиться в детстве. А наша старшая доченька при живых-то родителях осталась неграмотной. Бог мне не простит такую несправедливость. Взвалили мы на её плечи основную тяжесть семейных забот, и она безграмотной стала из-за своей скромности и трудолюбия, главной опорой в семье. И вместо меня всю свою доброту, нежность и ласку перенесла на младших братьев и сестер.

Из соседней комнаты молнией вылетела Матреша, крепко обняла маму, прижав её к себе, и быстро-быстро заговорила:

- Никогда так не говори, моя милая мамочка, никогда. Мне от твоих слов больнее и тяжелее, чем от самой трудной работы.

Дочь стала на колени и, целуя руки матери, продолжила свою страстную речь:

- Ты выброси из головы такие тяжелые думки, правда, сказал папа: «Живите и радуйтесь, видя, какими умными и серьезными становятся наши дети». А я проживу и без образования. Сколько людей живут счастливо и без него. Но я вот выйду замуж и наверстаю упущенное. Хочу, чтобы в моей семье были бы такие же хорошие отношения, как теперь в нашей. Я же вижу, что Петю, как магнит, притягивают к себе школа и книги. И радуюсь этому вместе с вами.

- Спасибо тебе, доченька, за твое доброе сердце и открытую, чистую душу, – погладила рукой по голове Дарья Матрену. – И встань скорее с колен. Это я должна стать перед тобой на коленях. Ведь Петя старается постичь науку изо всех сил, и Бог посылает ему наставников честных и преданных своему делу.

- Да, - вступил в разговор Мирон, - мне Петя говорил, что они уже оценили его математический талант, и проходят с ним разделы алгебры, физики и геометрии, которые по программе проходят в старших классах. А Петя спокойно справляется с ними сейчас. Его посылают на все районные олимпиады, и он не подводит своих наставников – занимает на каждой из них призовые места. Вон на стене, сколько грамот повешено. Ни разу не подвел своих педагогов, оправдал их доверие.

Включился в разговор и Павлик:

- Наш Петя увлекся математикой, не стал черствым сухарем в сухом и четком царстве цифр и чисел. Он не потерял интерес и к другим школьным предметам. Любит читать книги. Предпочитает писателей русской и белорусской литературы. Хорошо знает поэзию Пушкина и максима Богдановича, Тишки Тартного и Николая Некрасова. Но самый любимый его поэт – Маяковский, и Сергей Есенин ему нравится, хотя Маяковский и критиковал Сергея Александровича. В предсмертной записке Есенин написал: «В этой жизни умереть не ново, но и жить, конечно, не новей». А Маяковский, перефразировав эту строчку, сказал более весомей: «В этой жизни умереть не ново, сделать жизнь значительно трудней». Да он уже сам стал неплохим литератором: пишет стихи и рассказы! Втайне от всех, разумеется.

- Ой – ой – ой – засмеялся Петя. – Вот уж действительно: и смех, и слезы, и любовь. Вы смотрите не перехвалите меня. Но, что бы быть объективным к моим увлечениям Павлик не рассказал еще об одной науке, к которой я отношусь трепетно-восторженно.

- И какая же это наука? – спросил Мирон Петю, но вместо него ответил без всякого спроса Павел:

- Эту науку называют – Её Величество Астрономия. После неё у него на второй план сразу же уходит все остальное. Он очень сильно увлекался рисовать картины с натуры. Но небесные звезды далеких непознанных миров Вселенной ему гораздо ближе, чем яркие краски роскошных полевых цветов на заливных лугах и зеркальная гладь наших бездонных голубых белорусских озер. Вот такой он у нас романтик.

И все же ничто земное ему не чуждо. Он желает общаться и с другими народами на их родном языке, а потому изучает иностранные языки с усердием и прилежанием. А язык стихов Маяковского ему нравится тем, что Владимир Владимирович трибун, оратор и стремится корявым языком плаката донести до любого неграмотного крестьянина или пролетария нашу сермяжную правду.

- Мне нравится Маяковский – возразил Петя брату, - но не только рокочущие, как гром, его фразы. Ты сам, Павлуша, сказал, что я романтик. Хотите, я вам прочту лирические стихи?

Все радостно зашумели:

- Хотим, хотим!

- Тогда слушайте! – Петя встал, картинно выставив ногу чуть вбок, и, вытянув правую руку вперед, стал задушевно читать строчки стихотворения:

Я хочу быть понят родною страной,

А не буду понят, ну что же.

По родной стране пройду стороной,

Как проходит косой дождь.

Павлик, когда брат сделал паузу, обратился ко всем присутствующим:

- Наконец-то, Петя решил прочитать свои стихи. Очень образные, трогательные, изящные. Я рад твоему успеху, братишка.

- Павлуша, ты преувеличиваешь мои способности, - остановил брата Петр – это стихотворение написал Владимир Маяковский, а не я.

Павел остолбенел от неожиданного заявления, а когда опомнился, сказал:

- Никогда бы не подумал, что такое мог написать Маяковский. Это же не его стиль.

- Но, тем не менее, это так!

Матреша вскоре вышла замуж, и жила в Витебске. А Павел, окончив Бугаевскую семилетку, поступил так же в Витебское педагогическое училище. Матреша тут же предложила брату квартироваться у неё. Не чужая же «тетка», а родная сестра. И жил Павлик на всем готовом у своей сестрицы.

Разумеется, кто делает добро, тот совершает прекрасный и благородный поступок, а Матреша всегда была рада пожертвовать своим благополучием и комфортом ради своей большой и дружной семьи. И благородный поступок в семье Машеровых вызывал ответное благодарное чувство.

Но в воскресенье Павел приезжал проведать своих родителей.

Петя ждал его с нетерпением, он очень скучал по брату. Но воскресенье промелькнет мгновенно, и опять Павлик едет в Витебск. А петя обязательно провожает брата на разъезд Лычковского. Пока они идут по луговой дорожке до крутого поворота. А Дарья Петровна смотрит им вслед из под руки, а глаза не просыхают от слез. Скоро и Петю придется провожать по воскресеньям. Но это были не только слезы расставания, а и слезы радости – мечта об образовании мальчиков начинает сбываться.

А в пятый класс Петр пошел в Мошканскую неполную среднюю школу. Теперь до школы нужно было ходить не по четыре километра туда-сюда, а по восемь.

Осень он с трудом проходил, а зимой и вовсе тяжело пришлось. Дорога не разъезжена и приходилось топать по целине, проваливаясь в снег по колено. Начерпает снега в валенки, ляжет на спину, и вытряхивает из валенка еще не успевшие растаять снежинки. Никто, кроме Пети, из его одноклассников не ходил в школу. И он каждый день в снег и ветер, в лютый мороз и отмерял шагами эти длинные восемь километров один-одинешенек. Он надеялся, что найдутся попутчики из соседних деревень, но и там смельчаков ходить по целине в зимнюю стужу не нашлось.

Однажды, когда мальчик пришел домой с заиндевевшими ресницами и с сосульками на шарфе, Мирон вздохнул и предложил:

- Петь, хватит рисковать своим здоровьем, мы тут с мамой твоей посоветовались и решили снять комнату поближе у школы.

- Спасибо, папа, спасибо, мамочка, но это будет очень накладно для вас. Я придумал лучший выход. Помоги мне сделать лыжи. На них я как на ковре-самолете в школу летать буду.

- Хорошо – согласился Мирон Васильевич.- Пошли в лес, завтра как раз воскресенье.

В лесу Мирон выбрал два тонких ясеневых деревца. И работа закипела. Отец с сыном взяли по одной лыжной заготовке, тесали, строгали, загибали носы, распаривали древесину, чтобы высохнув, загнутые носы лыж остались в таком положении навечно. И получились лыжи после упорной, напряженной работы, длинные, красивые, словно и не самодельные, а купленные только что из магазина спортоваров.

Шестнадцать километров каждый день даже на лыжах отмахать непросто. Но спортивная закалка и злость помогали преодолевать эти расстояния. В здоровом теле – здоровый дух. Петр продолжал учиться только на «хорошо» и «отлично».

Но для семьи Машеровых, и не только для них, а для многих жителей деревень и сел Беларуси предстояли новые испытания.. Хотя в каждой избушке были свои игрушки.

В Ширках произошла коллективизация, и родители работали постоянно и ежедневно в колхозе. Павел и Петр работали летом на уборке сена. Трудодней в семье Машеровых заработано было много, но они были бесплатными, ничего не стоили.

- Работаем мы с тобой, Мирон, за палочку. – сетовала Дарья. Проведет председатель колхоза напротив нашей фамилии вертикальную черточку, и дожидайся, когда доходы общие подсчитает бухгалтерия. Тогда и получат больше те, у кого этих «палочек» - трудодней больше наработано.

- Очень безответственное руководство в Ширках появилось. – произнес с удрученным видом Мирон, - что председатель колхоза, что сельсовета надоели всем селянам хуже редьки… Один другого не слаще. Знают лишь одно – беспробудное пьянство. Оба думают не как общее хозяйство хорошо вести, а как бы голову свою дурную поправить, опохмелиться. А хозяйство-то вести, не штанами трясти. Тут светлая голова нужна и огромная энергия. А у них ни одного, ни другого. Голова вечно трещит от затяжной попойки, а энергии неоткуда появиться – зальет себе харю сивухой, отрубится и тихонько сопит себе в дырочку. А люди из-за этих пьянчуг страдают.

- Да слышала я твои речи на собрании правления, Мирон – вздохнула Дарья, - чешешь ты их, на чем свет стоит, и в хвост и в гриву, а с них твои эмоции как с гуся вода. Отряхнутся и продолжают свои попойки. Но когда ты им говоришь горькие слова, вижу, что озлобляются. Физиономию так перекосят, что боишься, как бы их кондрашка не хватила. Как бы худого чего не случилось.

- А что они могут предъявить мне? Я же говорю им только правду! –пожал плечами Мирон. – Ведь в правде вся сила.

- Знаешь, как в городе говорят – вздохнула Дарья, и высказала свое опасение за горячность мужа, - Правда пробивается сквозь тернии к звездам, а ложь бежит впереди молвы на длинных ногах. Эти люди и на руку не чисты, и совесть у них такая же. Могут наделать тебе много пакостей.

- Ах, Дарьюшка, мне смешно и горько, что эти ничтожные, жалкие люди, которые не в силах управлять даже собой, возомнили себя властелинами над нашими судьбами, не понимая, что тянут нас в пропасть.

У Мирона после этих слов лицо помрачнело, что Дарья уже была и не рада, что затеяла этот неприятный для них разговор.

- Ладно, дорогой ты мой муженек, - попыталась успокоить Мирона жена. – Все перемелется и будет мука. Не огорчайся!

- Нет, нет, - возразил Мирон – ты абсолютно правильно поступила, что заговорила на эту очень больную тему. Я же сам себя грызу, как червячок яблочко изнутри. Кроме разгильдяйства председателя еще и неурожай в этом году случился. Чем мы питаемся и детей кормим: постный свекольный борщ, да зеленый лук, перетертый с солью. А хлеба-то нет, а купить - денег нет, да и дорогущий сейчас хлебушек-то.

- Да-а, - протянула Дарья, - хлеб всему голова, а нет его и голова кругом идет.

- Вот именно – согласился с женой Мирон. – Хорошо, что я посеял бобы в огороде. Так прожаренный боб вместо хлеба наш Петька сунет в карман и на этой закуске целый день в школе держится. А ведь каждый день ему надо на лыжах или пешком по 16 километров отмахать. Весь высох, его как былинку в поле ветер качает. Худой и длинный, как еще на ногах держится. Пойду летом подрабатывать.

- Куда. В колхозе же летом самая страда, работы не впроворот.

- В колхозе мы свой минимум одной левой выполним. А на разъезде Лычковского будем бревна с сыновьями грузить.

- Опомнись, Мирон, сам же только сказал, что Петю, как былинку в поле ветер качает. Хочешь, чтобы мальчишка надорвался, он же еще подросток.

- Да, он худенький, но жилистый и упрямый. Будет из кожи лезть, чтобы за нами с Павлушкой угнаться. Не бойся, я его сумею стреножить. Будет делать то, что ему под силу.

Работа была вроде бы простая: круглое кати, плоское тащи, но это так только казалось со стороны.

Мирон Васильевич сходил на разведку на разъезд и все разнюхал, что и как. Когда подошли к реке Лучеса, он стал разъяснять сыновьям технологию и очередность выполнения предстоящей работы.

- Сначала будем вытаскивать бревна из воды на берег. Петя пусть подтягивает бревна багорчиком на отмель, а мы с тобой, Павлуша, будем укладывать бревна в штабеля для просушки. Когда древесина подсохнет, она немного станет легче, почти в два раза. Тогда мы уложим из этих же бревен колею до вагона, который установлен на разъезде и все пойдет как по маслу. По колейным слегам будем закатывать бревна уже втроем. Вы по краям, а я стану толкать бревно коренным, как в русской тройке.

- Но, поехали! – выкрикнул Павел, и работа закипела.

За погруженный вагон тут же рассчитались наличными. И тут же в железнодорожном магазинчике на заработанные деньги купили хлеб. Тут же ребята стали общипывать корочку в торце буханки.

Мирон сначала хотелвозмутиться, какой непорядок, а потом заулыбался во весь рот , и отщипнул и сам от изуродованной буханки кусочек мякиша, сказав:

- В жизни не ел такого вкусного хлеба, ребята. Кушайте, кушайте хлебушек всласть. Заслужили.

Вчера, когда Машеровы вытаскивали бревна из воды, такого сытного обеда не было. Дарья приготовила им молочную затирку. Но когда мужчины (а отец так и называл их теперь – мужики!) стали обедать и похлебали её, то поняли: затируха прокисла. Они отложили ложки в сторону, но Мирон, в отчаянии махнув рукой, сказал:

- Э-Эх! Все полезно, что в рот полезло. Давайте слопаем затируху, для укрепления плоти! Только не вздумайте мамке рассказать о скисшей в такую жарищу молочную еду. Она будет нервничать и переживать. А я не хочу, чтобы она расстроилась.

Поев, все разлеглись отдохнуть и погреться на солнышке. Потом, немного отдохнув, Мирон поднялся и сказал:

- Ну, что, мужики, вы живы и здоровы после такой еды?

- А что с нами может случиться?

- Так ведь пища не только помогает человеку жить, но и укорачивает её. Не надо переедать, а довольствоваться тем, что бог подаст.

Павел, окончив педучилище в Витебске, получил направление на работу в Россонский район в Дворищенскую школу. Там и стал преподавать географию и историю. Но пока занятия в школе не начались Павел, имея на руках диплом о среднем образовании, поступил на заочное отделение учительского института в Могилеве.

Чтобы облегчить жизнь семьи, Павел забрал с собою и Петра, чтобы он при его присмотре учился в седьмом классе.

Павлу пришлась по душе работа в Дворищенской школе. В ней сложился дружный, сплоченный педагогический коллектив. Хотя требования по работе и отношению к ней были высокими.

Пете тоже приходилось стараться изо всех сил, что бы ни подвести своего старшего брата-учителя. И ему не пришлось краснеть за него. Петя учился на «хорошо» и «отлично».

Он сразу сказал Павлу:

- Тебе не будет за меня стыдно.

- Я не сомневаюсь. Ты не будешь заниматься глупостями, возьмешься за учебу серьёзно. Ведь чужие глупости никого не сделали умней. Прилежный человек может победить своего противника, даже не применяя оружия. Я, как историк, изучал высказывания Наполена. И этот баловень судьбы знаешь что сказал?

- И что же он такого умного сказал? – вопросом на вопрос парировал Петр.

- Он сказал мудро и неординарно: «Я больше боюсь трех газет, чем ста тысяч штыков!»

- Неужели статья в газете пугала такого великого человека, как Наполеон? – усомнился Петя.

- Да он сам себе задавал этот же вопрос и сам отвечал на него: «Что такое газета? Это рассредоточенный клуб. Газета воздействует на своих подписчиков, как оратор на своих слушателей».

- Надо же, - удивился Петя, - и это при его-то тщеславии.

- О, нет, братец! Не такой уж он был тщеславный. Наполеон считал, что трон императора, всего лишь кресло, оббитое бархатом. А вот великим его ты зря считаешь. Во-первых, русская армия победила армию Европы, которую возглавил император Франции, и вошла в Париж. А во вторых, великие люди кажутся нам великими лишь потому, что мы стоим перед ними на коленях. А, если встать с колен, то окажется, что ростом мы с ними наравне.

- Я никогда не стану на колени! – твердо сказал Петр Машеров. – Я тоже люблю историю, но математика и физика мне нравятся больше.

- Хорошо, Петенька, что ты затронул эту тему. Директор школы Алексей Андреевич Волкович будет преподавать тебе математику и физику. Он очень опытный и требовательный педагог. Так что можешь считать, что тебе здорово повезло.

На каникулах Петя опять помогал своим родителям косить и убирать сено. Но прежде чем приступить к работе, спросил отца:

- Папа, а зачем нужно терять свое личное время за воздушные, никому не нужные палочки?

- У нас в колхозе большие перемены. Сменился председатель. Новый председатель толковый и хозяйственный человек. Он принялся сразу же наводить порядок. Не сразу Москва строилась, но постепенно, медленно, со скрипом стали появляться сдвиги в нашем общем хозяйстве.

- И какие же реальные результаты?

- Лодыри и пьяницы приутихли. Ушли в «подполье». В этом году мы получили по двести граммов зерна на один трудодень. А ведь это первый год работы нового руководителя. У мужиков появилась надежда. Работать я и они всегда умели. В серьёзных делах и надо быть серьёзными. Уже не бегаем на разъезд Лычковского, и деньги не тратим, хлеб не покупаем. Сами печём его из своей мучицы.

Дарья Петровна в это время выгоняла корову Ласуню из хлева, легонько похлопывая её ладошкой. Что-то заупрямилась любимица семьи. Дальше в поле корову должна была сопровождать Оля. Она взяла, валявшуюся на земле хворостину и уже собралась размахнуться, что бы хлестануть Ласуню по хребту, но её остановил Мирон Васильевич:

- Олечка, знаешь ли народную поговорку: «не гони коня кнутом, а гони его овсом». Отбрось хворостинку в сторону, а возьми кусочек хлеба, да и мани корову за собой, а когда она отведает лакомство, то сама пойдет за тобой, как собачонка.

А когда вышел Петя во двор, чтобы ноги размять, к нему в ноги бросился пес Мятик. Он от радости, что встретил своего хозяина, выделывал такие коленца, будто дрессированная собачка на цирковой арене. Громко лаял и высоко подпрыгивал около Пети. Крутился волчком, а потом ни с того, ни с сего падал на спину и помахивая хвостиком, шевелил в такт «дирижёрской палочки» лапками.

Любовь к животным это не только заслуга семьи Машеровых, а философская сущность нелегкого крестьянского бытия. Вот и жили дети Мирона и Дарьи в ладу не только между собой, но и с животным миром, природой. Так легче переносить любые невзгоды, а когда из скворечников, которые ребятишки делали под руководством Мирона и начинали распевать веселые песенки, выводя замысловатые рулады, сердце замирало от радости.

Павел, обняв брата, который уже почти догнал его по росту, сказал:

- Я, Петя, проложил для тебя проторенную лыжню от нашей калитки дома до стен учебного заведения педучилища. Готовься поступать туда. Знаю, что тебе больше нравится математика и физика, так и иди на физмат. Мы тогда сможем работать с тобой даже в одной школе, не конкурируя друг с другом. Я же преподаю историю и географию, а ты будешь преподавать физику и математику. Такие учителя по этим специфическим предметам в любой школе на вес золота. Не зря же Алексей Андреевич Волкович тебе дал знания по предметам, которые еще не обязывала изучать школьная программа: тригонометрию и алгебру.

- именно по этому, я пойду, Павлуша, не по проторенной лыжне, а другим своим путем. Я поступлю не в педучилище, а на рабфак.

- Петя, чтобы поступить на рабфак необходимо иметь производственный стаж, а ты же нигде не работал.

- Обижаешь ты меня, дорогой братец: «нигде не работал». Да у меня столько в колхозе трудодней заработано, что иному взрослому мужику столько не снилось, не заработано. Я уже говорил с председателем колхоза, и он человек рассудительный, обещал выдать мне справку с места работы.

- Но разве даст тебе рабфак те глубокие знания, которых ты добиваешься? - пожал плечами Павел.

- Да мне эти знания уже дал, как ты только отметил опытный и требовательный педагог Волкович. А мне нужны на данный момент не знания, они у меня есть, а документ о среднем образовании. Ведь я, получив диплом на рабфаке, смогу поступить в Витебске в высшее учебное заведение – в пединститут на физмат. Ты учишься на заочном отделении, но на очном отделении получаешь лучше знания, чем на заочном. Вернее, обширнее.

- Что ж, резон в твоих словах, Петя, несомненно, есть, - согласился Павел.

- И не только резон, а и выгода. Я отучусь на рабфаке один год, а в педучилище мне пришлось бы учиться три года. Я сэкономлю два года. И на два года раньше я стану работать учителем в школе, и зарабатывать деньги, которые семье, ой, как пригодятся.

Павел хлопнул брата по спине,

- В логике тебе, Петя, не откажешь. Явно проглядывается математический склад ума. Ишь, какой из тебя стратег вырастает. Если так дело пойдет и дальше, ты меня перещеголяешь и за пояс, как рукавицу, заткнешь.

- Не смейся, Павлик, я просто хочу побыстрее стать самостоятельным.

- Ну что ж я этому рад. Попутного ветра тебе, братишка. Лети вперед на всех парусах.

Труд, волнения, тревоги принесли плоды. Вступительные экзамены Петя сдал успешно и поступил на последний курс рабфака. А через год добился воплощения своей заветной мечты и желание получить высшее образование. Он поступил учиться в Витебский педагогический институт имени Сергея Мироновича Кирова, которого убили выстрелом в упор в коридоре Смольного 1 декабря 1934 года. Институт в честь памяти одного из лидеров революции и получил название.

Впереди предстояла учеба на физико-математическом факультете.

---

ЕГО УНИВЕРСИТЕТЫ

На протяжении всех пяти лет в Витебске Петр Машеров жил на квартире старшей сестры Матреши. Она заботилась о своем брате бескорыстно и преданно, как мать. И постоянно вспоминала про детские годы.

- Я помню очень хорошо, как ты любил рисовать, Петя, - говорила она брату. – Ты рисовал деревья, коня, зверушек, да жаль, что тебе не хватало нужных красок и карандашей.

- Да, я помню, что рисовал лисиц и зайцев, лошадей и гусей. Любил рисовать и пейзажи: куст сирени, или рощицу березовую.

- Я тоже помню, - кивнула Матрена. – Твоих неестественных, невиданных домашних животных и зверей. Лошадь у тебя была синей, а лисица зеленой. Но учитель рисования ставил тебе за эти фантастические картины пятерки.

- Он был дальтоником. Когда я обращался к нему, с каким ни будь вопросом, то он честно признавался, что ничем не может мне помочь: «Мне почти недоступны красный и зеленый цвета» - говорил он. И добавлял: «Не переживай, Петя! Настоящего художника понимают несколько человек, а знаменитого и того меньше».

- А чего же ты не спросил его, зачем он с таким плохим зрением выбрал такую профессию художника, которому требуется зоркий глаз и твердая рука? – спросила Матрена.

- Я спрашивал об этом его – ответил брат. – Но рука-то у него впрямь была точная, твердая и умелая. А про зрение он мне ответил так: «Живопись, мой друг, занятие для слепцов. Ведь художник рисует не то, что он видит, а то, что он чувствует.

- Большой оригинал твой учитель рисования.

- Несомненно. Это я понял, как он подбодрил меня и просил не бросать свои творческие поиски. «Ты знаешь, - говорил он, - что каждый ребенок – художник. Только важно при этом понять одну главную вещь – как остаться художником, когда детство заканчивается».

- Значит, он так и остался навсегда в детстве?

- Скорее всего, так, - ответил Петр. – Он мне ответил совсем не так, как ты подумала, а еще более мудренее и загадочнее: «В твоем возрасте я мог рисовать, как гениальный живописец Илья Ефимович Репин, который жил у нас в Здравнево под Витебском. Но мне потребовались долгие годы, чтобы научиться рисовать так, как рисуют дети».

В институте, все-таки мир тесен, Петя столкнулся с двумя одноклассниками из Дворищенской семилетней школы: с Иваном Сухоруковым и Витей Ивановым.

С Ивановым Петр столкнулся в первый же день в институте. Его одноклассник стал еще и однокурсником. Иванов, как и Петр Машеров поступил на физмат. А Ваня Сухоруков предпочел исторический факультет.

- Помню тебя, Петя, - сказал Иван при встрече – очень хорошо. Тебя в класс привел директор школы Волкович. Смотрю вместе с ним вошел ты: рослый, стройный мальчишка, одет в простую крестьянскую одежду. Явно смущался как новичок, который попал в незнакомую среду, но не робел. Уверенно оглядывал нас глазами, и казалось, что твой взгляд проникал в мою душу и видел меня, словно через рентген, насквозь.

- Ты как был фантазером и сказочником, Ваня, так до сих пор и остался. Но про рентген ты не ошибся. Я тогда еще понял, что ты верный и надежный друг и товарищ.

- А мне понравилось, что учился ты лучше многих из нас, а держался при этом скромно и просто. И давал мне прокатиться зимой с горки на своих самодельных лыжах. Хотя ездил я еще не умело, и вполне мог бы сломать лыжину. У нас, сколько было таких случаев, когда при падении на склоне, у лыж отламывался носок. Тогда уже с горки не покатаешься. Но ты не жадничал, хотя и понимал опасность.

Так эту троицу сблизили прошлые детские годы, что все одноклассники стали называть их россонскими ребятами. Хотя Петр проживал у сестры, но в студенческое общежитие по улице Фрунзе приходил часто. В нем проживали однокурсники. Семестровые и курсовые он сдавал успешно. Портрет Петра Машерова часто можно видеть на стенде отличников пединститута. А при подготовке к экзаменам все нуждались в его помощи. И Петр никогда не отказывал что-то объяснить, в чем-то разобраться. Но не терпел пустословия. Объяснял коротко, конкретно на примерах, по деловому.

Он активно занимался общественной работой, его избрали членом комитета комсомольской организации.

Иван Сухоруков подрабатывал по совместительству лаборантом в кабинете истории. Петя часто заглядывал в кабинет к Ване и спрашивал, что ни будь для чтения из отечественной истории. Влияние старшего брата Павла чувствовалось в этой любви к исторической литературе. Ведь старший брат преподавал историю. Однажды Сухоруков удивился одному поступку друга. Машеров увидел четырехтомник истории – писателя Василия Осиповича Ключевского. И, несмотря на приближающиеся экзамены, Петр вечерами и ночами прочитал «Историю русского государства» взахлеб, на одном дыхании. А обсуждения исторических фактов послужили для Сухорукова большой помощью при сдаче им экзаменов. И какие изумительные выводы сделал, анализируя почерпнутые знания в «Истории русского государства», Петр Машеров. Вот что значит математический склад ума. Но еще больше Иван удивился, когда Петр поблагодарил его:

- Спасибо, тебе, Ваня, за роскошную книгу. Я в восторге от подвижнической деятельности царя Ивана III и Василия Тешнова, которые внесли огромный вклад в объединение Руси после ига Золотой орды. Они завершили территориальное собирание земель северо-западной Руси Москвой и превратили Московское княжество в национальное великорусское государство. Иван III два раза воевал с литовским соседом. Посредником между враждующими сторонами стал посол римского папы.

- Чем закончилась дипломатическая миссия посла папы я знаю, но детали переговоров немного подзабыл. Напомни мне их – попросил Иван Петра.

- Посол пожаловался, что Москва захватывает литовские вотчины, на которые якобы она не имеет права. А ему ответили: «Короли литовские говорят, что мы забираем их вотчины, а что они называют своей вотчиной?! Не те ли вотчины, с которыми русские князья вернулись снова на службу Руси»? А Русская земля от наших предков – из старины наша вотчина.

- Так ничего нового в этой мысли велико князей нет – пожал плечами Сухоруков.

- Я не согласен – сказал Машеров – Иван III этим заявил, что вся Русская земля, а не только великорусская половина, объявлена вотчиной московского государя. Иван III прямо сказал послу на его жалобу Литвы о потерях своих вотчин: «А мне разве не жалко своих вотчин русской земли, что сейчас у Литвы находятся: Чернигова, Киева, Смоленска и других русских городов? Я объявляю войну Крыму, и у Москвы с Литвою не будет прочного мира, пока князь московский не воротит своей вотчины, всей русской земли, что сейчас незаконно под Литвой находится». Это наше неотъемлемое право!

- Да, - сказал Сухоруков, - мой тезка сначала отважился взять на себя груз титула «государь всея Руси», а после татарского ига заявил царем всея Руси. От латинского слова цезарь – властелин. Это название говорилось и как кесарь, от немецкого кайзер. Эти титулы сначала означались на самодержавной власти внутри государства, а о властителе независимом ни от какой сторонней, внешней власти. То есть суверенным государством стала Московия.

- Зато Иван - IYГрозный все сделал чтобы укрепить самодержавную власть – продолжил мысль друга Петр. – Он считал, что многовластие – безумие. И указывал не только политическое, но и высокое религиозно-нравственное назначение власти. Ключевский приводит письменное свидетельство Грозного: «Тщусь со усердием людей на истину и на свет наставить, да не знают Единого истинного Бога, в Троице славимого, и от Бога данного им Государя. А от междоусобных браней и строптивого житья пусть отстанут, коими царства разрушаются, ибо если царю не повинуются подвластные, то никогда междоусобные брани не прекратятся».

- Сильно сказано, но сейчас атеизм – сказал Ваня, - что может заменить обожествление власти сейчас?

- Морально-нравственные качества, ведь мои родители, хотя и верят в Бога и читают библию. Но вера у них заложена не в голове, а в душе. Иван-IY считал, что властитель должен быть осмотрителен, не иметь ни зверской ярости, ни бессловесного смирения, должен карать татей и разбойников. Быть и милостивым и жестоким: милостивым к добрым, а жестоким к злым. Без этого он не царь!

- Впечатляет мудрость концепции Грозного. Хотя история запечатлела больше его жестоких поступков нежели милосердных.

- Вина тут не только Ивана- IY, а и времени, в котором он жил. Вот что проповедовал Грозный: «Царь – гроза не для добрых, а для злых дел: хочешь не бояться власти – делай добро, а делаешь зло – бойся. Ибо царь не зря носит меч, а для кары злых и для одобрения добрых».

Иван Сухоруков только улыбнулся:

- Одного своего меча Ивану Грозному показалось мало, и он ввел опричнину.

- Не Грозный выдумал это слово, - возразил Петр. – Оно заимствовано из старого удельного языка. Опричнина была при царе Иване IY, было дворцовое хозяйственно-административное учреждение, которое заведовало царскими землями и содержанием царского двороимения, название служивых людей и произошло название нового сословия, которое вытеснило удельных князьков и бояр – дворянство.

- Конечно же, бояре своим чванством мешали править царю. Но как Грозный пришел к такой идее?

- Как ни странно её привез эмигрант из Литвы истинно русский человек Иван Пересветов. Он считал себя принадлежащим к роду героя – Инока Пересвета, сражавшегося в войске Дмитрия Донского на Куликовом поле. По своей сути Пересветов был авантюристом и служил в наемном польском отряде трем королям: польскому, венгерскому и чешскому. В Москве потерпел знатных бояр, практически потеряв все нажитое военной службой имущество.

- А что мог сделать нищий пилигрим в Москве? Он же и к царю на прием же не смог бы попасть. Кто бы его допустил к нему? Боярская стража вмиг бы вытолкала потомка поединщика Куликовской битвы взашей.

- Иван Пересветов отправил Грозному челобитную, которая представляла скорее не нижайшее прошение царю, а резкий политический памфлет, направленный против бояр в пользу «воинов» - рядового воина-служивого дворянства. К нему принадлежал и сам челобитчик. Пересветов так же предупреждал об опасности нанимать на царскую службу людей со стороны, непроверенных. Он льстил царю, что если тот откажется от «ловления вельмож», то другого великого царя в подсолнечном мире не будет. Многие вельможи клянутся Ивану IY верно служить, а сами от слез и крови Христианских ленивеют и богатеют. Кто приближается к царю вельможеством, а не воинской заслугой и мудростью, тот чародей и еретик. Они у царя радость и счастье отнимают. И необходимо эту ересь выжигать каленым железом.

- И как воспринял челобитную Грозный?

- В челобитной было указано с кого надо брать пример Махмед-Султана. Так назвал в письме Пересветов Мухаммеда II, который значительно расширил к тому времени Оттоманскую империю. Он возносил сначала правителя высоко до небес, а потом, разочаровавшись «пихнет его взашей надол» приговаривая: не сумел в доброй славе жить и государю служить. Боярство от этого инстинктивно оплачивалось, но дальше помыслов сбежать в Литву, как Андрей Курбский не шло.

- Как ты глубоко вник в историю русскую Петр. Возьмешь у меня что-то еще почитать?

- А что ты мне посоветуешь взять?

- Почитай лекцию по русской истории профессора Московского университета Введенского. Большой авторитет в научных кругах. Кстати когда ты договоришься с руководством железнодорожной станции на разгрузку нашей россонской артелью очередного вагона.

- Завтра у меня будет результат переговоров – ответил Машеров.

Стипендии ребятам, конечно же, на месяц не хватало. И они подрабатывали. Разгружали дрова на товарном дворе железной дороги, подрабатывали в школах ликбеза. Петру пригодилась сноровка по погрузке в вагоны бревен выловленных баграми в Лучесе. А все трое россонских однокурсников объединились в артель. Четвертым присоединился к ним Егор Быховцев. Он был старше Петра на два года. И учился на другом курсе и факультете. Знакомы же были по Мокшенской школе. Там в Оболянке летом они вместе ловили мелкую рыбешку для ухи. Слишком уж совсем никудышная мелочь доставалась кошке.

После окончания ВУЗа Быховцева призвали в армию, и Егор Логинович Быховцев стал участником трех войн: Финской, Великой Отечественной и Японской. После войны служил в Аэрофлоте.

А в педагогическом институте не только вместе разгружали вагоны. А занимались и спортом. Катались на коньках на катке. Он находился на том месте, где сейчас проходят торжества «Славянского базара». Оба друга сдали, и норматив по стрельбе из мелкокалиберной винтовки и получили почетные значки «Ворошиловский стрелок».

А со своим тезкой Петром Вороновым участвовал Машеров в культурно-массовых мероприятиях. Машерова выбрали в состав комитета комсомола и поручили возглавить культурно-массовый сектор. Петр развил бурную деятельность.

На дверях актового зала появилось объявление: «Создается студенческий хор. Будем петь народные и хороводные песни. Принимаются и солисты и мастера художественного свиста, артисты заслуженные и даже простуженные». Руководитель хора хватался за голову. На постамент невысокую сцену, где стоял рояль, хотя кустов поблизости не было, повалили гурьбой добровольцы, желающие и себя показать и на других посмотреть. А вернее послушать будущих солистов хора, и пропеть под музыку тонера-музыканта одну для всех музыкальную мелодию, в которой напевается одна строчка: «Лег-кий ве-те-ро-ок….»

Кто прыскал со смеха, кто серьезно и с хмурым выражением лица, невыносимо фальшиво, тянул, как говорится, кота за хвост. Но были и хорошие голосистые певцы и певицы. Первый худрук, как Кошевой у запорожских казаков, показывал отойти в правую сторону зала, а вторым в левую.

Правых сопровождал репликой:

- На первых порах будете открывать молча рот, пока не попадете в ритм мелодии.

Вторым обещал:

- Карузо пока из вас не получится. Но вторым или первым голосом в хоре будете петь.

Третьим заявлял еще более мудреней:

- Исполнять арию в музыкальной пьесе все равно, что играть в шахматы. В выборе дебюта вы свободны, а дальше партия развивается по собственной логике.

При всем этом сумбуре вместо музыки, через два месяца хор выступал на сцене.

Так активно помогать организовывать студенческий хор Петру Машерову помогло одно обстоятельство. Перед началом занятий в институте, его брат Павел летом получил диплом об окончании Могилевского учительского института. И на радостях Павлик купил патефон, и несколько пластинок с песнями хора Пятницкого. Во дворе дома Машеровых около клумбы цветов братья установили патефон, и на всю деревню зазвучала песня: «Вдоль деревни от избы и до избы, зашагали телефонные столбы». Это лето было счастливым временем для них. Звучали песни, приходили подпевать соседские парни и девчата. У Петра как раз в это время исчезли на лице веснушки, а появилась новая идея-фикс. Он решил стать оперным певцом. Так, по крайней мере, он в шутку заявлял, а сам готовился поступать на физмат и сдал документы в Витебский педагогический институт.

Петя и раньше дуэтом с Павлушей пели песни. Но теперь, под граммофон, он решил сделать постановку голоса. По вечерам артист около клумбы пробовал взять то высокие, то низкие ноты, а Оля и Надя весело хохотали над ним. А он, нимало не смущаясь, пел и пел. А потом, увидев Дарью Петровну, попросил её:

- Мама, дай мне, пожалуйста, сырое яйцо, надо горло прочистить. Говорят, что голосовые связки, когда выпьешь сырое яичко, размягчаются. И получается голос чистый-чистый.

Мать через минуту вынесла Петру яичко. Он аккуратно стукнул тупым концом яйца об угол дома. И, выпив содержимое, попробовал взять высокую ноту. Но голос его совсем охрип, и наружу вырывались только шипящие и хрипящие звуки. Девочки покатились со смеху, а Петя невозмутимо покрутил ручку патефона и из закрутившегося диска пластинки вновь зашагали от избы и до избы телеграфные столбы.

Но тут подошла Дарья Петровна, и веселье тут же прекратилось, а Петя выключил патефон, так ка мама попросила его:

- Дети, давайте я вам спою!

Когда она запела, все обратились в слух, чтобы не пропустить ни одного слова, ни одного звука, ни одной ноты. Такой был высокий, чистый и нежный голос у мамы.

Все сидели и слушали, как в чистом прозрачном воздухе летнего вечера звучал долго-долго голос Дарьи Петровны.

Наследующее лето 1937 года приехала в Ширки и Матрена с мужем Семеном и детьми Галей и Колей.

На выходной Петр и Павел надели белые рубашки и одинаковые светло-серые костюмы. На головы надели велюровые шляпы с короткими полями.

Как хорошо, когда семья большая и дружная. Дома чувствуется особый уют. В нем шумно и весело, а детские голоса звенят, словно музыка. Вместе не тесно, а врозь – хоть брось.

- Ты посмотри, Сеня, на эту радость, - улыбалась Матреша – никакой курорт не сравнится с отдыхом в родном родительском доме. Там нет таких добрых и сердечных отношений.

- Да, милая моя, - согласился Семен, - я рад, что не стал настаивать поехать в санаторий. Как нас встретили хорошо твои папа и мама.

Когда малышей уложили спать, все еще сидели под кустом сирени и любовались на потемневшем небосклоне вспыхнувшими звездочками, Мирон Васильевич расчувствовался и сказал:

- Дети, мы с мамой так рады, что вы все здоровы и собрались все до единого человека вместе. Вот это и есть наше огромное семейное счастье. Запомните это время навсегда.

И когда стали разъезжаться по своим направлениям, стало как-то щемяще тоскливо, шагая до крутого поворота, как стоят, ссутулившись, и в один миг постаревших, Мирона Васильевича и Дарью Петровну. Дети не забудут этого расставания никогда. Это было единственный раз, когда все собрались в доме родителей вместе.

И все уже никогда не увидят своего отца. Никогда.

Кто мог подумать в семье Машеровых, что лето 1937 года станет последним летом полного счастья. В декабре к дому Мирона Васильевича и Дарьи Петровны подъехала черная с крутым кузовом машина, которую в народе называли черным вороном, или воронком. В дом вошли незнакомые люди в военной форме и сразу сказали без всяких объяснений Мирону:

- Собирайся!

Это было сказано так жестко и твердо, что Дарья растерялась и не могла слова вымолвить.

Когда Мирона увели в воронок, она спохватилась, что ей даже не объяснили, не сказали, почему её муж арестован! Какое преступление мог совершить малограмотный, не касающийся никакой политики, кристально чистый, честный и справедливый человек?

- Ты арестован! – как выстрел сухо и безжалостно прозвучала фраза конвоира. Такое услышать, страшно было услышать любому человеку, а для Дарьи прозвучало, как гром среди ясного неба.

- Мирон-то как вынесет такое оскорбление, - думала Дарья, – какой сильный и страшный моральный удар получил он. Муж прекрасно понимает, что какое черное пятно ляжет не только на него, но и на всю его семью.

Дарье Петровне вспоминались слухи, что в стране появилось много врагов народа, и судить их за преступные деяния не хватает судей. Поэтому созданы чрезвычайные тройки, в которые входят один представитель советской власти, член партии и сотрудник НКВД. Они врагов народа и судят быстро и строго.

- Но Мирон-то, какой же диверсант или враг? – закрутились вновь невеселые мысли в голове у Дарьи:

- За что его посадили? За то, что он всю жизнь тяжело и много работал, как запряженный в ярмо вол? Если он кого и не любил и ненавидел, так не Советскую власть, а пьяниц, воров и лодырей, которые прогуливают и отлынивают от работы. Мирон не молчал в тряпочку, а боролся с такими людьми, как член правления колхоза, но справедливо и непредвзято упрекал, осуждал, а не судил их.

Пришла домой Оля и поделилась с матерью услышанным:

- Мамочка, по деревне судачат бабушки, может быть это только слухи, что папу арестовали по доносу.

- У кого же язык-то повернулся на него худое что-то наговорить. Типун ему на этот паршивый язык – зарыдала Дарья.

И вдруг страшная догадка промелькнула у женщины:

- Это все зависть людская. В нашей деревне только дети Мирона Машерова получили все образование.

А Оля уже делилась еще свежей новостью:

- Слышала я, как мальчишки пели песенку про черный воронок. Раньше я не обращала внимания на её смысл. Какой смысл может быть заложен в уличную дворовую песенку, частушку. Одни эмоции. А сегодня шла, услышала припевку. И меня, словно раскаленным железом, обожгло. Такая страшная боль подкатилась к сердцу.

- Оля, не тяни кота за хвост. Расскажи, что тебя так сильно взволновало.

- А вот послушай сама, мамочка. И все поймешь.

Оля запела тихонько, еле сдерживая слезы, и всхлипывая после каждой пропетой строчки. Хотя по мотиву, можно было предположить, с каким задором пели эту частушку мальчишки:

Эй, прохожий, подними повыше ворот!

Подними его повыше и держись:

Черный ворон, черный ворон, черный ворон

Переехал мою маленькую жизнь.

Оля замолчала, в доме повисла гнетущая тишина. Но Дарья уже оправилась от хандры и сухим надтреснутым голосом произнесла:

- Мирону-то уже пятьдесят пять лет. Его ревматизм замучил, еле ноги волочил и на сердчишко постоянно жаловался, схватит, бывало, рукой за грудь, и станет так жалобно. А его на лесоповал на какую-то станцию Сухобезводное. Где она находится?

- На Горьковской железной дороге – прошелестел ответ Оли. И, всхлипнув, добавила:

- Миленький, родненький папочка, он же долго не протянет на этих лесозаготовках.

И Оля как в воду смотрела.

Мирона Васильевича осудила чрезвычайная комиссия на заседании особой тройки НКВД БССР 28 декабря 1937 года. За три дня до Нового года не дождались. План нужно было выполнять. А умер Мирон Машеров через, без малого, три месяца 20 марта 1938 года от паралича сердца. Не выдержало сердце человека несправедливости. А ведь доносчик знал наверняка о пороке сердца Мирона Васильевича. Бог ему судья. Ведь именно главная причина ареста крылась в том, что Машеров Мирон читает библию, попуская религиозный дурман на односельчан. Религия: омут для народа считалось в то жестокое время. Официального ответа не было. Письмо о смерти Мирона Васильевича прислал сосед его по лагерному бараку.

- Англичане говорят – время деньги, а мы говорим – наша жизнь копейка, – сказала хмуро Оля, получив письмо. Слезы она уже все за эту зиму выплакала.

Но справедливость восторжествовала через двадцать лет спустя: Мирон Васильевич был реабилитирован по делу, сшитому белыми нитками. Верховным судом Беларуси 17 августа 1959 года.

Дарью Петровну сыновья не смогли уговорить переехать в Витебск. Она осталась с Надей в деревне на год, пока Петр не окончит пединститут и не станет работать учителем.

А Петр продолжал учиться и участвовать в общественной работе. После организации студенческого хора, он создал музыкальный кружок, а потом танцевальный. Вот только не было места, где было бы можно вечерами танцевать. Не в аудитории же устраивать половецкие пляски.

- Надо самим сделать танцплощадку – предложил Иван Сухоруков.

- Хорошая идея – согласился Машеров. – На территории института её можно будет соорудить.

Его тезка Петр Воронов выступил тут же с инициативой:

- Я тебе помогу создать строительную бригаду. Я помогал когда-то отцу строить дом. Кое - что умею делать.

- Вот и ладненько, - обрадовался Петр – тебе не только топор и лопата в руки, но и руководить стройкой возьмись.

- Командиров нам не надо – заявил Воронов. – Бригадиром будешь ты. Мне уже дипломной работой нужно заняться. А на организационную работу уйдет уйма времени. Зато любую ломовую работу буду делать с удовольствием – бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит – это по мне. На физической работе голова светлеет. А для госэкзамена это то, что надо.

Пока строилась танцплощадка, Петя комплектовал исполнителями музыкальный кружок. И вот первое выступление художественной самодеятельности.

Под звуки гитары, мандолины и балалайки отрабатывали студенты непривычные для них движения фокстрота, кадрили и простонародных плясок и танцев. Вскоре про художественную самодеятельность пединститута знал весь Витебск. Слава разнеслась по городу с небывалой скоростью.

Не забывал Петя Машеров и спорт. Летом, весной и осенью – легкая атлетика, а зимой его любимый конек – лыжи, да и на катке как конькобежец Машеров уступал только тренеру Губику. Губик был настоящим мастером своего дела, и Машеров во всем следовал своему преподавателю-тренеру. Не уступал ему в прыжках с трамплина.

Увидев его прыжки, военрук Рафалович предложил Петру записаться в авиа - парашютную школу. Но Машеров постарался отделаться от предложения военрука шуткой:

- Я бы пошел с удовольствием, да в кабину летчика я, из-за своего роста, не помещусь. А чем прыгать с парашютом, продолжу лучше совершенствоваться в прыжках с трамплина на лыжах. Дух захватывает не меньше чем с парашютом, и азарт от риска не меньший, чем у десантника с самолета.

Зато предложением тренера Губика провести агит пробег на лыжах по маршруту Витебск – Орша – Могилев – Минск он согласился сразу же. Весь институт провожал их. Воронов сожалел, что из-за своей учебной загрузки, не смог отправиться в агит поход. Но с Машеровым пошел на лыжах его друг Анатолий Яцук.

Толя, вернувшись с похода, взахлеб, рассказывал Воронову.

- Ну, Петя, какой яркий пример показал нам на лыжне Машеров, передать трудно. Это надо было только видеть. Одна девчонка сломала лыжу, и хотела сойти с дистанции. Но Петька подъехал к ней и отдал ей свои.

- Езжай – говорит - на моих. Нам каждый финиширующий участник нужен для зачета. Зачем нам из-за тебя терять очки.

- Я с удовольствием продолжу путь – поблагодарила девушка, и с сожалением отдала свою сломанную лыжу и вполне хорошую, но одну, не парную. – Как же ты пойдешь по такому глубокому снегу без лыж. Ведь я, как только сняла лыжи, так и провалилась, чуть ли не по пояс. Так я же легонькая, а ты-то вон какой здоровый и идти будет тяжело – сказала девушка.

- Как же я буду проваливаться, коли я поеду, заскольжу по снегу на одной лыже? – задал неудачнице риторический вопрос Машеров.

- На одной лыже проковыляешь еще дольше, чем идти по целине, по нехоженому снегу пешком – покачала головой лыжница.

- Да я на одной лыже примчусь к финишу быстрее, чем ты на двух – засмеялся Машеров. – А ну, давай поехали!

- Вот такой наглядный пример ловкости, стойкости, выдержки преподнес нам Петя Машеров – закончил свой рассказ Воронову Толя Яцук. – А когда мы вернулись из похода, нас торжественно встретили. Все мы участники похода с красными лентами через плечо выстроились на сцене актового зала. И на правом фланге стоял Петр Машеров, но не только он стоял правофланговым из-за своего высокого роста. Он занял первое место, а команда стала чемпионом среди пединститутов Республики. Нам всем вручили ценные подарки, а Пете еще и особый значок за первое место в этом легендарном походе Витебск – Орша – Могилев – Минск.

Получили ребята и девчата и значки «Готов к труду и обороне».

- Почему ты так увлекся лыжным спортом – спросил после похода тренер Губик.

Петр, немного подумав, ответил,

- Сначала от безысходности. Хотел учиться, а школа находилась за 8 километров от Ширков. Встал на лыжи и накручивал версты по 16 километров в день. А потом понял, что это истинное рыцарское занятие. Оно достойно для настоящих мужчин.

- Хорошо, Петр, - обрадовался ответу Губик. – У нас есть вакансия в сельской школе. Ей требуется преподаватель по физкультуре. Если согласишься. То немного подзаработаешь и будешь держать свою спортивную форму на должном уровне.

Конечно же, Петр с удовольствием согласился с предложением Губика. Оно было для него, как манна небесная. Но плотный график учебной и общественной жизни не давал развернуть широко энергию Петра Машерова. Пришлось ему умерить свои визиты со светлицей знаний сельской школы.

Но Машеров с гордостью понял, что выпускники витебского пединститута ценятся везде. И идут нарасхват. Приманивая их, даже такими вкусными коврижками как работа по совместительству в сельской школе. Авось понравится студенту коллектив. А местечко в школе - уже обжитое гнездышко.

Преподаватели института, оценив учебное рвение Петра, предложили еще одну загрузку по народному принципу: вали на борова, он все вывезет.

- Не возьметесь ли вы, Машеров, шефство за рабфаковцами и первокурсниками – спросил Петра декан.

- С удовольствием – коротко ответил Петя.

И он с удовольствием и блеском справился с таким тонким и трудным поручением. Новички тянулись к нему словно металлические пружинки к магниту. И не мудрено. Мягкий, обаятельный и доступный Машеров вскоре стал кумиром для многих на факультете. Но он не был заносчив, не задрал высоко нос от своей популярности, а был со всеми однокурсниками накоротке. Потому-то, какое бы комсомольское поручение не давали Петру Машерову, он справлялся с ним успешно, каким бы трудным оно не было.

Конечно же, все руководство института знало о трагедии в семье Машерова, но никто из них ни разу, ни взглядом, ни словом не упрекнул Петра. Он был у всех, как на ладони: искренний и светлый и отзывчивый. Хотя можно было сойти с ума от свалившегося горя.

Но огромная занятость Петра Машерова и спасала от меланхолии. А может быть, он сам и впрягался в самую тяжелую и нудную работу?!

В институте Петр держался, но по приезду домой к матери сердце колотилось гулко:

- Родной ты мой, - обнимала Дарья сына, а девчонки, визжа от радости, вешались на плечи брата. – Как я жду тебя и Павла, и места себе не нахожу от страха, пока не увижу кого-то из вас.

- Да кому мы нужны, мамочка, - говорил Петр – честно учимся, работаем.

- А вот отец точно так же говорил, а угнали туда, куда Макар телят не гонял, к черту на кулички.

- Мама, такова жизнь – пожал плечами Петр. – Обижают и друзей и врагов. Друзей обидеть легко, а врагов – приятно. Но сдаваться и впадать в уныние от обиды не следует. Выдержим мы все, мамочка, и выживем.

- Да, - сказала Оля – Отца обвинили заочно, а нас-то зачто?

- Ты знаешь, сестричка, что ответил Аристотель, когда ему сказали, что его бранили заочно?

- Не знаю. Скажи, не томи.

- Он ответил, что если обидчик его заочно бранил, то это не беда: «Пусть заочно хоть бьет меня». Но только заочно.

- Ладно, говорить о грустном, – решила переменить тему Дарья Петровна. – Ты бы сфотографировался бы в Витебске, и привези нам в Ширки свой портрет. А то мы уже скоро и позабудем с девочками, как ты выглядишь.

- Обязательно привезу фотографию – пообещал Петр.

Сказано – сделано, и Петя сфотографировался, отвез фотокарточку в Ширки и снова вернулся в Витебск.

В институте Машеров столкнулся с земляком Егором Быховцевым:

- Петя, на витрине фотосалона по улице Вокзальной поместили для всеобщего обозрения твой портрет. Словно ты какой-то известный киноартист.

Кто-то, из стоящих рядом, съязвил шутливо:

- Сидишь, как Главный Бог на Олимпе. Вид такой гордый и недоступный.

Петр, не подав вида, что смущен, тут же отправился к фотографу с явным намерением заставить его снять с витрины, как оказалось, прекрасное фото. И зайдя в салон категорически заявил:

- Немедленно снимите мой портрет с витрины. Вы у меня разрешение не спрашивали, а я не хочу красоваться для зевак на общее обозрение.

Заведующий ему вежливо ответил:

- Молодой человек, послушайте совет старого еврея. Я для витрины отбираю живые оригиналы, и не моя вина, что вы имеете такие богатые данные. В нашей витрине не нужны пустые красивые образы. Пусть висит на витрине ваш портрет. Он будет вашим первым публичным портретом. Вас впереди ждет много чего. Так что привыкайте к трибуне.

Это звучало почти как реплика дворецкого социалиста – утописта Сен-Симона. Слуга каждое утро подходил к кровати его и будил с непременной пафосной речью: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела!»

Но в никакие пророчества Машеров не верил, но все же от своей категорической просьбы отказался подумав:

- Как ловко разыграл меня старый хитрый фотограф. Ведь какую неожиданную реплику он ввернул, когда я стал переминаться с ноги на ногу.

Да старый еврей понял, что клиент смят его мягкой силой логики и поэтому с наслаждением произнес еще один афоризм:

- Бог, как видно, любил людей с заурядной внешностью, коль столько сотворил их так много. Но у вас-то внешность весьма незаурядная.

После окончания Витебского педагогического института Петр, перед отъездом на свое рабочее учительское место решил с братом Павлом навестить двоюродную сестру Людмилу Фоминичну и бабушку, мать Дарьи Петровны, Пелагею Ефимовну в 1939 году в Замосточье.

В воскресение пошли на «Киреевскую вотчину», так называли место, где стояла деревня Кузьмино. Она постепенно расселялась на хутора.

Обойдя вокруг все усадьбы, компания уселась на огромный «Киреевский камень», и стали вспоминать босоногое детство. Посыпались вопросы:

- А помнишь? А помнишь?

И такие же быстрые ответы:

- Помню, конечно, помню…

Но всех задело за живое предложение Павла:

- Знаете, что я вам предлагаю, дорогие мои родственнички?

- Не знаем, - засмеялась Людмила.

- Нужно записать, пока жива наша бабушка Пелагея Ефимовна и наша мама Дарья Петровна, записать нашу историю богатейшей родословной.

А Петя, улыбаясь, показал рукой на Павла и Люду, сказал:

- Вот вы историки, возьмите и напишите историю нашего рода.

Павел кивнул в знак согласия и парировал выпад брата:

- Историки напишут, а математики прославят.

Но Петр не остался в долгу остро, как бритвой, отбрил Павла:

- Несомненно, что математики хорошо постараются. Ведь математические величины точны, а вот какими мерками будут измерять историки, неизвестно и все покрыто тьмой.

Павел тут же ухватился за слово тьма, и решил блеснуть знанием древнейшей истории:

- У китайского мыслителя Конфуция есть афоризм: «Легче зажечь одну маленькую свечку, чем клясть темноту».

А Петр не стал больше спорить и ответил нейтрально от истории своей родословной:

- Павел, не печалься, что люди не знают тебя, а печалься, что ты хорошо не знаешь людей.

Все рассмеялись, и стали обсуждать как будет нарождаться родословная.

- Нужно делать записи рассказов бабушки, - согласилась Людмила.

- В архив обратиться бы, чтобы даты и факты были достоверны – предложил Павел – Я этим займусь лично. Раз Петя желает точности истории, и карты местности начерчу: настоящую и прошлую.

На следующий год Петя приехал повидать Пелагею Ефимовну один. Она абсолютно ослепла, но, услышав голос, подняла морщинистые руки и, дотянувшись до головы внука, сказала с белорусским акцентом:

- Ты увесь, как дед Петрок, даже голос такой. В его родстве были все высокие, как дубы. А Кирей дубняк посадил вокруг сада. Жаль, что я не вижу его.

---

ПЕРВЫЕ ШАГИ ПЕДАГОГА

Получив диплом Витебского пединститута, Петр Машеров уже знал, где будет работать. Его старший брат Павел уже стал директором школы в Россонах. Его, как лучшего по профессии назначили директором Клястицкой средней школы.

- Петя, я настоятельно тебя прошу, приезжай учителем в Россоны. Где родился, там и пригодился. На малой родине, где тебя каждая собака знает, работать будет и легко и трудно. Легко потому, что относиться будут доброжелательно, а трудно, потому что все знают тебя, как облупленного и любую твою ошибку тут же заметят. Ты будешь у всех на виду и не упади перед земляками в грязь лицом.

Оформляясь на работу в школу, ему пришлось заполнять листок по учету кадров. В нем была графа, которая заставила Петра поломать голову при заполнении листка. Эта графа называлась «Сведения о родителях». Противоречивые мысли закрутились в голове. Он только вчера спорил с Павлом о судьбе отца.

- Что плохого сделал наш отец, Павел? – горячась, спрашивал Петр и сам же отвечал. – Абсолютно ничего плохого. Почему же его отлучили от семьи? Ведь наша семья из-за этого страдала, выбиваясь из сил, выживала. Есть справедливость в стране или нет? Нас так оскорбили, что простить не возможно.

- Если бы я этого знал – с огорчением вздохнул Павел, - если бы я что-то знал, ничего бы не скрыл от вас. Я писал во все инстанции, но все тихо и глухо. Ни одного официального ответа мне не прислали. А насчет оскорбления и прощения, Петя, ты не прав. Простить может как раз оскорбленный. А вот оскорбивший никогда не простит.

Петр сидел над листком учета кадров и размышлял:

- Нельзя написать, что отца отлучили от семьи. Надо придумать другое слово, другой какой-то термин. Но долго сидеть в оцепенении Машеров не мог. Он пододвинул к себе листок поближе и твердо написал:

- Отец изъят органами НКВД, осужден на три года и умер в марте 1938 года при отбытии заключения.

Петр не только применил казенное слово «изъят», но даже в последней фразе звучит изнутри её неверие, что отец виноват. Машеров написал «при отбытии заключения», вместо обычного - «при отбытии наказания». Если и наказан отец, то незаслуженно. А потому он заключен.

Петр Машеров вошел в класс в нарядном костюме, в белоснежной рубашке, с хорошо отутюженном лично им воротничком. Ему исполнилось 21 год, и он был старше своих учеников всего на два-три года. Поэтому прекрасная женская половина школьного класса восхищенно вздохнула, увидев статную фигуру молоденького учителя. А парни с завистью взглянули на него. Но, как и полагается по школьному этикету, вскочили с мест и стоя приветствовали дружным хором педагога.

Но не обошлось без одного неприятного инцидента. У старшеклассников был в коллективе второгодник, а может быть и третьегодник, но этот дылда, так и не научился почтительно относиться к труду учителя. И, увидев открытое одухотворенное лицо своего сверстника, решил омрачить ему настроение. Он как сидел на первой парте, вытянув свои длинные, как у жирафа ноги вперед, что своими башмаками чуть ли не упирался в учительский стол, нахально ухмыляясь, так и остался сидеть, вальяжно развалившись.

- Как каменный, или окаменевший идол, - подумал Петр, но, как будто не обращая внимания на эту дерзкую выходку дылды, перешагнул спокойно через его ноги и сел за учительский стол. И, открыв классный журнал, сказал:

- А теперь давайте познакомимся. Меня зовут Петр Миронович Машеров. А теперь, делая перекличку, я познакомлюсь с вами. Затем проверю для начала ваши знания.

При этом «приятном» известии о проверке персонально каждого знаний, - переросток съежился, сгорбился и немедленно спрятал под парту свои длинные ноги.

Петр с удовольствием оценил метаморфозу циника и деловито стал делать перекличку. Он и впредь не собирался акцентировать свое внимание на отрицательных вспышках эмоций в классе, а направлял все усилия на качество учебы. И работа пошла спокойно и деловито.

Но возникла и другая крайность, школьники, почувствовав себя свободно и раскованно, обсуждая совместно решение трудной задачки, так шумели и галдели, что Машерову пришлось сдерживать их пыл:

- Друзья мои, поберегите свои голосовые связки, они вам понадобятся и на перемене. Не будете же, когда можно будет и покричать, открывать беззвучно рот как рыбы? То-то! Да и через стенку в параллельном классе вы сейчас всех учеников оглушите.

Воцарилась тишина:

- А теперь поднимите руки, кто может самостоятельно решить задачку. Хорошо, все трое идите к доске, и решайте каждый свою, не оглядываясь на класс. А за партами решайте тоже сами, но чтобы не сбиться с пути истинного, можете поглядывать на доску, будете сверять свой курс. В верном направлении вы двигаетесь, решая задачку, или нужно сделать корректировку.

Если математика давалась трудно, то физику, неожиданно для учителя, школьники девятого класса знали только умозрительно.

На первом же уроке физики это тотчас и выяснилось. Петр раскрыл классный журнал и, выбрав «жертву», произнес:

- Леня Половцев прошу вас к доске. Будете решать задачку по физике.

Половцев, спокойно шагавший к доске, когда услышал про задачку по физике, чуть ли не поперхнулся

- А разве по физике бывают тоже задачки? – удивился Леня. – Я хорошо знаю теорию, формулы. А задачек по физике мы не решали.

Машеров перевел взгляд на лица учеников, сидящих за партами, они также растерялись, как и Леня.

- Физика и задачки – два несовместимых понятия,- говорили их глаза.

И он обратился снова к Леониду:

- Если вы не решали никогда задачек, то вы не можете понимать сущности физики. Ведь все правила и формулы, и законы физики выводились эмпирическим путем. После многих исследований и практических опытов. Помните закон Ньютона о всемирном тяготении. Так наверняка слышали легенду, как открыл этот закон.

- Не помним, не знаем, - гудели ученики.

- Удивительно, но факт, - отметил Машеров.- Якобы, яблоко упало ему прямо на голову, и он открыл закон тяготения. Миллионы людей видели, как падают яблоки на землю, но только ему от удара яблока по голове пришла умная мысль – почему они падают на землю вниз, а не вверх. И не я придумал, что необходимо решать примеры. Ньютон пришел к такому выводу и сказал: «При изучении наук примеры полезнее правил». То есть правила запоминаются намного лучше, если решаешь примеры и задачки по физике.

На уроке геометрии, когда изучали теорему Пифагора, что квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника равен сумме квадратов катетов Володя Шуцкий бросил реплику:

- Слышал про теорему Пифагора в популярной форме: «Пифагоровы штаны во все стороны равны». Как это понимать?

Машеров взял в правую руку кусочек мела и нарисовал прямоугольный треугольник, поставил возле каждой линии циферки: у гипотенузы поставил пятерку, около стороны подлиннее – четверку, а у стороны короче – троечку. И нарисовал у каждой линии квадраты. А внутри каждого написал также числа. В самом большом квадрате поставил число 25, в квадрате поменьше 16, а в самом маленьком 9.

- Я не понимаю, как эти рисунки помогут нам понять теорему Пифагора.

- Поясняю, - сказал учитель. – В каждом квадратике стоят суммы умножения одной стороны на другую, то есть площади квадратов. Квадрат со стороной равной гипотенузе площадью 25 квадратных единиц, а квадрат катетов 16 и 9 единиц соответственно. Но если сложить числа 16 и 9, то получится сумма 25. Отсюда и следует, что сумма квадрата гипотенузы равна сумме квадратов катетов.

- Как интересно, - удивился Володя, - а самое главное, что очень наглядно, а потому и просто запомнить.

Великим математиком был Пифагор.

- Несомненно, - подтвердил правильность оценки Шуцкого педагог. – Но сам великий математик никогда не задирал нос высоко перед своими питомцами. Наоборот он учил их, даже добившись успеха в чем-то, не зазнаваться, а оставаться скромными.

- Как это ему удавалось? – Спросил Леня Половцев.

- Для начала приведу один пример – кивнул ученику Машеров. – Одному хвастуну Пифагор сказал: «Не суди о своем величии по своей тени при заходе солнца.

- Так это понятно любому и так – сказал Володя, и спросил – А разве нельзя прийти к выводу формулы другими путями?

- Не думаю, что Пифагору сразу пришло в голову это гениальное решение – улыбнулся Машеров. – Наверное, он шел к истине долго и упорно, отбрасывая один вариант за другим, пока не пришел к тому выводу, который знает каждый школьник. Но к роме своего гениального вывода формулы про квадраты сторон и гипотенузы прямоугольного треугольника, Пифагор создал еще один афоризм о поисках истины: «Трудно идти по жизни несколькими путями одновременно.

- Разумеется, - подтвердил вывод педагога Шуцкий, - но разве может вместить ум человека знания мудрецов, которые на протяжении многих веков делали научные открытия.

Петра Мироновича не смутил каверзный вопрос ученика, и он незамедлительно ответил:

- Чем больше наш ум заполняется знаниями, тем вместительнее он становится.

Но Володя не мог остановиться и снова задал вопрос учителю:

- Можно много приобрести знаний, но не каждый ученый изобрел что-то новенькое, или создал новую научную идею.

- Ты абсолютно прав, Володя, но если впитывать в себя новые знания и не собирать факты, то никогда в голову не придут новые идеи. Ребята, вы должны вырабатывать в своем характере настойчивость в достижении поставленной перед собою цели. Без этой настойчивости все задуманное вами останется не осуществленной мечтою.

Но как бы не тянулось время учебы, все было должно закончиться экзаменами. И вот эта первая, но захватывающая пора началась.

Леня Половцев волновался больше всего за физику. Физика давалась трудно не только одному Лене, весь класс «плавал» по этой дисциплине, как лодка с отчаянным гребцом, предпринявшим безрассудный поступок – переехать поперек речку во время ледохода. Недолго и опрокинуться и бултыхнуться из лодки в ледяную воду.

Ведь до появления Петра Мироновича в школе не было педагога, который бы мог передать суть физики ученикам. А вытащить весь отстающий класс по физике, было делом нелегким. И Леня, взяв экзаменационный билет, понял, что находится на грани провала. Отвечал на поставленные вопросы в билете половцев не очень-то вразумительно. Но, уловив доброжелательные нотки в голосе и добродушную улыбку учителя, Леня воспрянул духом:

- Петр Миронович не утопить меня собирается, срезать на экзамене по физике, а вытащить из омута за уши.

И, услышав дополнительный вопрос педагога:

- Расскажите, Половцев, что вы знаете о реостатах? – Леня и вовсе ожил. О реостатах он перед экзаменами на уроке ответил учителю на пять. А тут такая удача – этот же вопрос ему Машеров задает и на экзамене по физике.

Но благодаря этому вопросу Леня не совсем «опарофонился» на экзамене и получил твердую тройку. А тройка тоже государственная положительная оценка.

- Как хорошо, - подумал Половцев, что учитель вместе с нами создал в школе кабинет еще и юные математики и астрономы, и химики – все увлекающиеся ребята. Физкабинет, возглавляемый Машеровым стал притягивать всех ребят, тянувшихся к знаниям, как магнит.

Павел Машеров радовался за брата:

- Еще немного усилий и твой кабинет перещеголяет лучшие школы области.

- Да мы и так уже стали лидерами – скромно улыбнулся Петр. - Недавно же получили приз от облоно за успешное освоение школьной программы по физике и математике. Ведь в области-то понимают, что в математике нет символов для неясных мыслей. Да и в физике тоже. Все ясно и зримо, как водопровод, сработанный еще рабами Рима.

Накануне выпускных экзаменов Павел «по-братски» предложил Петру:

- Это твой первый выпуск, Петя. Мне прислали контрольные по математике. Их я должен выдать экзаменаторам за два часа до экзаменов. Но тебе могу дать посмотреть на них сегодня.

- Но по правилам ты должен мне выдать завтра?

- Да!

- А контрольные очень сложные.

Павел задумался и, нахмурившись, кивнул:

- Очень сложные, Петя! Очень…

Но когда Петр решительно произнес:

- Тогда я ни за что не буду смотреть контрольные экзаменационные работы!

Павел заулыбался и сказал:

- Петр, это по-гречески – камень, сила. И братишка, оправдываешь свое имя. Сам, как кремень…

После экзаменов братья поделились впечатлениями:

- Ты знаешь, Павлуша, - восторгался Петр. Открыл я конверт, смотрю задачки по тригонометрии – совсем элементарные. У меня были двоечники по математике, по всем четвертям двойки, но и для них контрольная простая, сумеют решить эти задачки. И, в самом деле, трое из четырех неуспевающих сдали экзамен.

- Так я помню, Петя, как ты заставлял решать на уроке своих учеников задачки из учебника Рыбнина со звездочкой. А это означало, что задачки особой сложности!

- Павел, такова профессия наша учительская – давать своим ученикам хорошие знания.

- К сожалению не все учителя так думают. В Клестицкой школе ни один из выпускников не смог решить задачки по тригонометрии. Не только не успевающие, но даже отличники. Учитель их сам не смог решить эти задачки. И, с пеной у рта, пытался доказывать руководству, что решения этих задачек неправильные изначально. Но твои-то школяры доказали обратное.

Надо сказать, что машеровские выпускники десятого класса через пару месяцев сумеют поступить в Ленинградские ВУЗы, в основном технические, где делали упор на физику и математику.

Почему в Ленинград поехали поступать ученики Машерова? Неужели они стали такими самоуверенными, что Северная столица им казалась не трудным барьером? Нет, все примитивнее и проще. До Ленинграда в то время из Россон было добраться намного легче и быстрее, чем до Витебска.

Но учителю физики и математики Петру Мироновичу Машерову приходилось решать не только математические задачи в школе, но и психологические. Притом психологические задачи оказались намного сложнее математических.

Ведь математические задачки Петр Миронович учил решать школьников, а психологические приходилось решать самому лично. И задание получал он от представительниц женского пола.

---

ЛЮБОВЬ НЕЧАЯННО НАГРЯНЕТ

В медпункт деревни Соколище после окончания зубоврачебной школы в Минске приехала работать зубным врачом Полина Галанова в конце весны-начале лета 1939 года.

Заведовала медпунктом Ланевская, у которой дочь Лариса училась в последнем классе неполной средней школе. Девочка часто навещала на работе свою мать, и подружилась с новенькой врачихой, которая не так уж намного была старше Лариски-киски. Она часто приставала к врачу Галановой с вопросами:

- Тетя Поля, а чем вы выдергиваете вашим пациентам больные зубы?- спрашивала зубного врача любопытная девочка. – Не страшно ли вам когда из дупла от вырванного зуба течет кровь?

- Какая же она тебе тетя Поля? – возмущалась Ланевская – старшая и поправляла дочь, показывала, как нужно обращаться к взрослому человеку, старше её по возрасту:

- Называй нашего зубного врача Полиной Андреевной.

Лариса так и стала обращаться к Галановой – называть Полиной Андреевной. Но в отсутствии матери зубной врач оставалась для Ларисы старшей подружкой. И она называла её, когда Полей, когда Полиной.

Уже осенью 1939 года умение дантиста Полины Андреевны Галановой заметили и пригласили работать в районный центр Россоны.

- Полинка, - бросилась на шею Галановой при расставании Лариса, - как же мне будет не хватать тебя.

- Эх, Ларисочка, ведь до Россон не семь верст киселя хлебать и все лесом, - засмеялась Полина. На попутке можешь домчаться за четверть часа, приезжай по выходным ко мне в гости. Я буду тебе всегда рада.

На следующий год в августе Лариса взяла документы для поступления в 9 класс Россонской средней школы и очень удивилась, когда встретилась с Полиной.

- Ах, Поля, какое у тебя нарядное, роскошное платье! Куда же это ты так нарядилась. Наверное на свидание собралась? Теперь тебе будет не подруги. Шикнешь на меня: «Брысь, малявка!», и уйдешь поспешно к своему кавалеру.

- Чудная ты, Ларисочка, наивная, - улыбнулась Полина. – Да я тебя обязательно возьму с собой и познакомлю…

- Со своим женихом? – перебила шустрая девчонка свою подругу.

- Остра ты на язык, Лариса, а ума как у первоклассницы. Ты смотри не вздумай при нашей встрече дразнилку детскую затянуть: «тили-тили тесто, жених и невеста!» Я хочу тебя познакомить с твоим будущим…

-Женихом? – опять перебила разговор своей подруги Лариса.

Но Галанова нисколько не смутившись, одернула задиристую девочку:

- У тебя до Петра Машерова нос не дорос. Он учитель математики и физики в школе, в которой ты будешь учиться. Мы с ним договорились покататься на лодке по реке. Возьмем и тебя в свою компанию.

- А я не буду вам мешать? – спросила Лариса – Ведь лирическую песенку-то я хорошо знаю: «Мы на лодочке катались, дорогой мой, золотой. Не гребли, а целовались, не качай друг головой. Цветет, говорят, растет, говорят, в бору говорят сосенка. Уж больно мне понравился молоденький мальчонка!»

- Не ерничай, Лариска – одернула подружку Полина. – Вот и Петр уже на горизонте появился. Прикуси свой язычок, пожалуйста, и хоть пару минут помолчи. Перестань беспрестанно тарахтеть.

Лариса взглянула на приближающегося к ним симпатичного высокого молодого человека и ахнула:

- Все, Полин, последний раз встреваю, но не могу не восхититься: какой красавец! Ни в сказке сказать, ни пером описать.

- Познакомься, Лариса, - сказала Полина, когда молодой, статный, стройный парень в костюме с иголочки в белой рубашке с галстуком подошел к ним, благоухая тонким запахом дорогого одеколона. - Это твой будущий учитель Петр Миронович Машеров. А это моя подруга Лариса Ланевская. Приехала поступать в 9 класс.

- Очень приятно встретиться с будущей ученицей в неформальной, дружеской обстановке – вежливо сказал, поздоровавшись с Ларисой, Машеров. Я рад, что вы составите нам компанию.

Лицо от галантности молодого человека у Ларисы стало пунцовым. Еще более она смутилась, когда в лодке, сев на скамью возле которой были установлены в уключины весла, Петр Миронович снял пиджак и накинул будущей ученице на плечи.

Лариса попыталась воспротивиться этому знаку внимания и пробор мотала:

- Я не хочу, чтобы Полина обиделась на меня. Укройте своим пиджаком её плечи.

Но Машеров был тверд в своем решении, и совета ученицы не послушался:

- На воде реки всегда намного прохладней, чем на берегу. Сопротивление бесполезно. Я не хочу, чтобы моя будущая ученица простудилась из-за моей оплошности.

И Лариса покорно приняла знак внимания своего будущего учителя.

- Кстати, - добавил Петр, - в этом девятом классе будет учиться и моя сестра Оля. Поэтому мне ваше здоровье дороже вдвойне.

- И вы будете нашим классным руководителем? – робко спросила Лариса.

- Нет, я стал классным руководителем в прошлом году в девятом классе, а теперь они десятиклассники. Но я продолжаю шефствовать над ними. А у вас я буду вести физику и математику. Но я никогда не разделял школьников на своих и чужих. Хорошие знания нужны им всем.

С Машеровой Олей Лариса подружилась быстро. А с Олей уже была знакома их одноклассница Ирина. Она жадно впитывала в себя все подробности о жизни Петра Мироновича, о его характере. Когда Оля начинала что-то рассказывать о брате, Ирина обращалась в сплошной слух. А, если Лариса рассказывала о прогулках по вечерам с Полиной Галановой и Петром Машеровым, то надувалась, как мыльный пузырь, что, казалось, вот-вот лопнет от злости.

Полина любила ходить на вечерний киносеанс в клуб с Машеровым. Петр всегда покупал для них два билета в 9 ряду кинозала.

Когда они первый раз пошли в кино, Полина и не предполагала, что дружба с Петром будет продолжительной. Около кинотеатра выделялись среди парней Петр и Павел Машеровы. В этот вечер шла кинокартина «Музыкальная история». Оба брата были красиво одеты: в светлых костюмах и мягких велюровых шляпах по последней моде. Братья шутили, улыбались и притягивали взгляды своих учениц. Особенно девочки 9 10 класса поглядывали на Петра – разница в возрасте с ним была невелика. И это навевало девушкам сладкие романтические грезы. Они все стремились купить билет в 9 ряду. А Ирина даже специально подружилась с билетершей из кассы кинотеатра и «забронировала» себе за какие-то коврижки место рядом с Петром Мироновичем.

Но надо отдать должное билетерше, она умела крепко держать язык за зубами. И о влюбленности Ирины в своего учителя никто не догадывался. А сам Петр внимания не обращал, в общем-то, на очень красивую девушку. Его все внимание было нацелено на Полину.

При первой встрече та же Ирина, увидев интерес к Машерову Полины, посоветовала:

- Не смотри ты на него так алчно на нашего учителя. Для него в Россонах нет достойной невесты.

Назавтра Лариса, запыхавшись, вбежала в зубоврачебный кабинет к Полине и с порога выпалила сногсшибательную новость:

- К тебе в очереди стоит Машеров!

- Сгинь с глаз моих – взмахнула рукой Полина, - не мешай приему пациентов.

Петр вошел, на ходу поправляя взлохмаченные под шляпой волосы расческой. А Полина Галанова строго и важно спросила его с ноткой официальности. Но холодность тона его не смутила.

- Зуб болит – сказал он и сморщился, как от сильной боли.

- Хорошо. Запишем ваши анкетные данные в медицинскую карточку. – все тем же менторским тоном заявила пациенту дантист.

- Чего же в том хорошего, коли от зубной боли, хоть на стенку лезь – усмехнулся Машеров, а в ответ услышал резкую команду:

- Откройте рот, больной, теперь сплюньте в плевательницу.

Встретились вечером, вроде бы случайно на танцплощадке. Мелодия, звучащая с патефонной пластинки была грустна, но смысл танго завораживал танцующие пары, будоражил кровь Петра и Полины. От счастья и предчувствия нежной любви кружилась голова. А голос певца мягким своим кошачьим мурлыканьем проникал в их сердце, как стрела, выпущенная из лука озорника Амура: «Утомленное солнце нежно с морем прощалось, в этот час мы признались, что нет любви…».

Солнце и впрямь уходило за водную гладь реки, но яркие краски вечерней зари не приводили молодых людей в уныние:

-Нет, нет – думала Полина, - неправда, любовь есть, и бывает она именно такая, как этот красивый закат. Никогда море и солнце не распрощаются навеки в этот вечер. Любовь будет вечной, как происходит вечно смена дня и ночи на земле.

Потом произошло неожиданное событие. Полина задержалась на работе и не успела прийти на вечерний сеанс, справа от Петра пустовало место, но слева в кресле, как бессменный часовой, восседала Ирина. Когда на экране мелькнуло заплаканное лицо героини фильма: из-за отвергнутой любви, она так горько переживала, и невольные слезы текли по милым пухленьким щечкам, Машеров почувствовал, как мокрое от слез лицо Ирины прикоснулось к его щеке, а потом её губы подарили Петру нежный девичий поцелуй.

Это длилось лишь мгновенье, но Машерову показалось, что стук сердца Ирины гулко раздается в зале кинотеатра, и его все зрители слышат, и перестали смотреть на экран, а уставились на него и Иринку, увидели, как учитель и ученица поцеловались на глазах недоумевающего этой фриальностью зала.

А Ирину, словно ветром сдуло со своего места. Она, наступая на ноги зрителей девятого ряда, двинулась к проходу между кресел к выходу кинотеатра. На нее недовольно шикали, кто-то от неожиданной боли в ступе ойкал, но вскоре девушка выскочила на улицу и суматоха в зале улеглась.

Утром Машеров собрался переговорить серьезно и строго с Ириной, но увидел на столешнице учительского стола письмо, написанное почерком его ученицы, а самой девушки в классе не было.

В письме Ирина признавалась в своей любви к Петру. Но, видимо, затем застеснялась и перестала приходить на уроки в школу. Не появилась Ирина ни на следующий день. Ни на третий. По школе одноклассницы шушукались, и сплетни и нелепые слухи поползли не только по школе, а и по Россонам. Даже его коллеги встречали Машерова с многозначительными улыбками, а иногда с явной насмешливой ухмылкой.

Стала коситься на него и Полина. Тогда-то Машеров и предпринял решительные меры. Он собрал школьное собрание и настоял, чтобы присутствовала на нем и его поклонница. И вот собрание началось. В актовом зале стояла тягучая мертвая тишина. И, если бы в школе еще водились бы мухи, то их жужжание в полете услышал бы каждый. Но мухи не летали и не тревожили тишину. А напряжение в зале все больше и больше накалялось.

Машеров прервал его. Он деликатно обратился к своей поклоннице:

- Ирина, я благодарю тебя за девичью смелость, с которой ты так высказала о своем первом прекрасном чувстве любви. Но ты должна понять, что я учитель, а ты моя ученица. И мое чувство к тебе чисто платоническое. Мне не хочется, чтобы о твоем прекрасном порыве и твоем чистом чувстве, кто ехидно шушукался по за углами. Ты свое счастье успеешь найти. Оно явно уже не за горами. Вон, какая ты красавица.

Ирина покраснела, толи от смущения, толи от комплимента, но воспряла духом. Ни учитель, ни одноклассники её не осудили, а Петр Миронович очень деликатно закончил разговор на такую деликатную тему.

После собрания коллега Машерова спросил его:

- А что это за штука – платоническая любовь? Я ничего не слышал об этом.

- Платон – древнегреческий философ. А античные греки презирали женщин, как низкий пол. Поэтому у них и возникло такое понятие как платоническая любовь. Платон за свою долгую жизнь так ни разу и не женился, хотя к женщинам относился очень доброжелательно. Но в браке ни с одной из них не был.

- Да, удивительно сказал знакомый Петру, - Платона давно уже нет на свете, а имя его живет. А говорят, что бессмертия нет.

- Ты затронул очень важный аспект древнего философа. Платон говорил, что никто из нас не родился бессмертным, и, если бы это с кем-то случилось, то он не был бы счастлив, как это многим кажется.

Приятель Петра почесал затылок и заявил, пожав плечами:

- Все в мире относительно.

- Разумеется, что тут-то ты прав. Другой древнегреческий философ Сократ изрёк: «Платон мне друг, но истина дороже!». Но мне кажется, что это изречение Сократа можно перефразировать, зная теорию относительности: «Платон мне друг, но истина относительна».

- С тобой, Петр очень трудно разговаривать, - усмехнулся друг. – У тебя на каждый чих находится ответ.

- И какой же?

- Здравствуй! – ответил друг. – Но и ты мне ответь так же честно, как и я тебе. Почему ты, Петя не боишься высказываться о том, что тебе нравится, и то, что ты презираешь?

Машеров немного подумав, сказал:

- Еще Аристотель считал, что духовное величие заключается в том, чтобы уметь одинаково высказывать свои чувства: и ненависть, и любовь. Но эта история, вполне благополучно закончившись, все-таки оставила глубокий след в судьбе Полины и Петра.

Машеров решил пригласить возлюбленную в дом к матери, чтобы два его любимых человека познакомились.

- Спасибо, Петя – поблагодарила его Полина. – У меня кипят внутри два чувства: радость и тревога. Радостно, что ты решил меня ввести в материнский дом, а тревожно – как меня встретит твоя мама. Ведь пока я для нее чужой человек.

- не сомневайся, Полинка, - отмахнулся от тревог невесты Петр. – Все будет хорошо.

И в самом деле, увидев Дарью Петровну, такую обаятельную, красивую, стройную женщину, все тревоги у Полины куда-то исчезли. А, услышав доброжелательный голос матери Петра, Полина и вовсе успокоилась.

- Входи, доченька, - гостеприимно пригласила Дарья Петровна девушку к столу. – Милости просим. Чем богаты, тем и рады.

В глазах матери Пети светился такой нежный изнутри идущий, из глубин сердца свет, что Полина поняла – она встретилась с родным человеком.

Но жизненные обстоятельства не позволили двум влюбленным тут же соединить свои сердца вместе. Полину Галанову перевели в деревню Соколище, которая находилась километров в тридцати от Россон. Петр подумывал, уж не признание ли Ирины в любви к нему, сыграло злую шутку с ними, и часто звонил Полине на работу. Обещал вскоре приехать к ней, да все дела не позволяли ему нанести визит к невесте. Петр не только работал, но и готовился поступать в аспирантуру. А тут еще опять разразился любовный скандал. Участниками его стал педагог уже не молодой учитель, а в довольно солидном возрасте мужчина и девушка – ученица старшего класса. Ей понравился красавец, а он старый холостяк не устоял от соблазна. Своих отношений, эта парочка не скрывала, но и на публике особо не засвечивалась. Но злые языки, страшнее пистолета… Вся школа всполошилась.

Но на сей раз виновник «торжества» не собирался обсуждать свои амурные похождения на собрании. Но один из пожилых педагогов в учительской задал, как ему показалось, ловеласу, вопрос, который бил нарушителя морали и этики не в бровь, а прямо в глаз:

- Прошу вас, любезнейший, объяснить нестандартную ситуацию! – заявил патриарх школы.

Наступило молчание, но виновник тут же её нарушил:

- Да, я поцеловал девушку, которая мне оказывала знаки внимания, но это был эмоциональный всплеск! Свой порыв я уже не смог контролировать. Прошу простить меня… Простите, я не усмотрел в этом ничего предосудительного. Поэтому и прошу у вас прощения.

Молоденькая учительница-практикантка попыталась что-то сказать, но от волнения долго заикалась, запиналась, а потом выпалила, как из пулемета:

- Разве можно удержать любовь в клетке?! Да ни за что, и никто не сумеет удержать настоящую любовь…

- Извините, милочка, - возразил патриарх педагогики, - нельзя слепо предаваться страстям и нестись сломя голову в погоню за наслаждениями…

Но практикантку поддержал неожиданно Машеров. Он уже пережил сам суд общественности, и не захотел, чтобы начинающую учительницу сразу же затуркали авторитетные моралисты. И у него вырвался протест против неожиданного судилища! Я согласен с коллегой, которая произнесла очень весомый аргумент: любовь. Она здесь на лицо. И вести полемику на эту деликатную тему дальше не стоит.

Может быть, дискуссию и продолжили б, если бы не прозвенел звонок на урок. Все учителя взяли под мышку школьные журналы и разбрелись по своим классам.

Машерова догнал виновник и негромко, но четко сказал:

- Спасибо, Петро, за твою доброту и веру в мои чувства. Надеюсь, что приедешь на мою свадьбу.

Петр Миронович по-дружески хлопнул коллегу по плечу, и дружелюбно высказал свое согласие:

- Само собой, у меня и собственная свадьба с Полиной не за горами.

- Мог бы и не говорить о своей свадьбе. Об этой новости даже птички в Россонах с утра чирикают.

- Зато тебе сегодня так начирикали, - усмехнулся Петр, - что нужно срочно бежать вам с невестой в ЗАГС.

Ответ обескуражил Машерова.

- Ты немного опоздал со своим советом, мой дорогой друг. Мы уже как две недели подали заявление в ЗАГС на регистрацию нашего брака.

Машерову осталось только всплеснуть руками – так значит, ты целовался с ученицей прилюдно почти на законных основаниях?

- Совершенно верно, именно почти, вздохнул учитель-красавец. Моей невесте не хватает до совершеннолетия три недели. И пока ей не исполнится 18 лет, нас не зарегистрируют. А школа есть школа и к учителю, как ты сам хорошо понимаешь, применяют повышенный критерий. От того мне так было неловко стоять в учительской и выслушивать упреки в свой адрес. До сих пор тяжело на душе.

- Не горюй и не казни себя, - постарался успокоить коллегу Петр Миронович, - любовь поможет преодолеть все невзгоды. Она всех нас переживет, она бессмертна… А чувства диктуют нам иногда свою волю более повелительно, чем разум. А скажи-ка ты мне, друг любезный, сейчас, когда ситуация уже под контролем, какой бес тебя ударил копытом под ребро, что ты полез целоваться на виду у всей школы, прилюдно?

- Да я такой мнительный – признался герой – любовник, - мы шли друг от друга на пионерском расстоянии, и я спел куплет озорной песенки: «Моя красавица мне очень нравится с походкой нежною, как у слона!». Но Ниночка мою шутку встретила в штыки, и надула капризные губки. А разозленную девушку можно успокоить только лаской и поцелуем.

Но вскоре все обиды и переживания, казавшиеся еще совсем недавно глобальными событиями, превратились в повседневные мелочи – началась война!

И все мечты, и планы Петра и Полины рассыпались в одно мгновение.

---

ТРУДНОСТИ ЗАКАЛЯЮТ ХАРАКТЕР

С самого начала войны Петр стал работать на мобилизационном пункте. И неожиданно столкнулся в душном тесном помещении райвоенкомата с Полиной Галановой:

- А ты почему здесь? – удивился Петр.

- Так я же врач, лейтенант запаса – ответила Поля, - мне уже и повестку вручили. Буду служить в военном госпитале в Полоцке.

- И Павла уже призвали, - помрачнев, произнес Машеров, а мне отказали. В первую очередь призывают людей прошедших военную подготовку и воинов запаса. Похоже, меня зачислили в истребительный батальон.

- Не переживай, - еще успеешь повоевать – успокоила его Полина. Пойду, надо собираться. Надеюсь, мы еще с тобой встретимся.

- Разумеется – сказал огорченный Петр, хорошо бы не в твоем госпитале на больничной койке.

- Сплюнь – отмахнулась Полина и ушла из военкомата, тихо прикрыв за собой дверь.

Она видела, что в глазах Машерова застыла печаль. Понимала, что меньше всего заботится о себе, потому и так неловко пошутил про будущую встречу.

- Он заботится о моей судьбе – подумала Полина. И тут же поправилась. - О нашей…

Война неистовым смерчем ворвалась на территорию Беларуси, перечеркнув все мирные планы людей. Казалось, все должны были предполагать об этой страшной минуте, но война застала всех врасплох. В Россонах Петр видел суету и неразбериху. Информация была ничтожной, зато слухи и сплетни летели быстрее телефонных звонков и телеграфных сообщений. И только военком повел себя невозмутимо и выполнял четко свой профессиональный долг. Спокойно собирал и регистрировал военнообязанных. И сразу же давал им направления в военные части.

Вскоре загромыхало на западе. Отголоски канонады еще больше взбудоражили людей. Это уже не немые слухи, а реальные звуки жестокой войны. Тогда Машеров пошел в райком комсомола:

- Предлагаю создать истребительный комсомольский батальон – предложил он – и будем воевать против гитлеровцев. Военную подготовку мы хорошо освоили еще в школе. Я думаю, что меня поддержат многие комсомольцы.

Призыв Петра Мироновича горячо поддержали не только комсомольцы, а и не союзная молодежь. В считанные часы записались несколько сот человек добровольцев. Но выяснилось, что оружия на всех не хватает. Не хватало и военспецов, которые могли бы возглавить отделение, взводы, роты, батальоны.

Военком лез из кожи, что бы хоть чем-то вооружить комсомольцев-добровольцев. Но поскреб на своих складах, несколько десятков винтовок старого образца. А на каждую винтовку приходилось по пять патронов.

- И с этим идти в бой – горячился Петр.

- Больше, товарищи, я ничем не располагаю, с грустью сказал военком, но тут же посоветовал, - по домам пошукайте. Наберется еще столько же берданок и ружей, а к ним пороха и свинцовой дроби легче подыскать.

Добровольцы зачесали затылки, зашумели: что же делать-то в таком случае?

Работник райкома комсомола предложил:

- Надо искать выход. Например, послать гонца в военный городок. Пусть поделятся с нами оружием и выделят хотя бы двух - трех командиров.

Военком помог найти транспорт и пятеро добровольцев уселись в полуторку и направились в Полоцк. Все тот же расторопный военком позвонил в воинскую часть и написал на листке бумаги еще и записку с просьбой помочь добровольцам вооружиться. А Петру, который нападал на военкома особенно рьяно, дал еще один дельный совет:

- В первом же бою пополните свой арсенал из трофейного оружия. У гитлеровцев на вооружении не только винтовки, а и автоматы. Тогда-то с автоматическим оружием будет вам воевать повеселее.

- Спасибо на добром слове, Иван Егорович – поблагодарил Машеров военкома, и пошел в расположение добровольческого истребительного батальона.

Бойцы батальона двинулись в сторону Невеля, по рекомендации военкома, чтобы пополнить ряды бойцов действующей Красной Армии.

Однако благими намерениями дорога в ад вымощена. И стремительно развивающиеся события на фронте перечеркнули все благие намерения бойцов истребительного батальона. Они были окружены полком хорошо вооруженных до зубов гитлеровцев и взяты безоружные в плен. Истребительный батальон не успел сделать ни единого выстрела и не истребил ни одного фашистского солдата.

Зато гитлеровцы скосили из автоматов многих вооруженных винтовками добровольцев. А с голыми руками невооруженным комсомольцам было бессмысленно. Попал в плен и Петр Машеров.

Осталось донесение комиссара отряда имени Котовского Разитдина Инсафутдинова: «Небольшая безоружная группа бойцов истребительного отряда белорусского местечка Россоны, пыталась выйти за линию фронта, но не смогла незаметно пересечь Ленинградское шоссе между Невелем и Пустошкой, и была взята в плен».

На Машерове была солдатская гимнастерка, а на ней защитного цвета пуговицы с вытесненными на них звездочками. К нему тут же подошел офицер и, ткнув автоматом в грудь, спросил:

- Комсомолец?!

Не получив ответа, подозвал солдата и приказал отвести пленного в концлагерь за колючую проволоку уже сооруженный фашистами а Пустошке на одном большом пустыре.

Через трое суток, продержав военнопленных за колючей проволокой в голоде и холоде, и без воды и пищи, погнали их колонну фашисты на железнодорожную станцию Себеж. Отстававших военнопленных, ослабевших от голода, гитлеровцы пристреливали и, оставив тела убитых на пыльной дороге, обагренной кровью. Не останавливаясь, двигались дальше. Слышались только их крики:

- Шнель, шнель, руссиш швайн!

На станции загоняли пленных в вагоны, предназначенные для перевозки по железной дороге скота. Набивали их плотно, до отказа. Для быстроты погрузки били отстающих прикладами, и уже обычные окрики: шнель, шнель, звучали не переставая.

Как только состав тронулся, Машеров стал искать в вагоне, в полу, на стенах уязвимое место для совершения побега.

- Каким путем вырваться из плена?- одна мысль сверлила в голове Петра.

Когда он постучал каблуком сапога по деревянному полу вагона, его сосед, горестно вздохнув, сказал:

- Я уже, парень, пробовал прочность пола. Доски крепкие, звенят, как будто под ногой железо. Без лома их не выломать. А до потолка не дотянуться, слишком уж он высок. Доски стен привинчены крепкими болтами к металлическим стойкам. А их без гаечного ключа не раскрутить.

Почувствовав в словах соседа своего единомышленника, Петр кивнул головой на двери и окна вагона.

- Может быть, здесь нам повезет – прошептал он, указывая глазами на окно – люки – они закрыты раздвижными крышками…

- Дело говоришь – сказал сосед, - и представился – Вася.

- А меня зовут Петей. – Давай ка, Василь, протиснемся к люку окна.

Достичь окна оказалось непросто. Слишком плотная была в вагоне людская масса. Но сказано, сделано. Они уже пробовали пощупать руками запоры люков. Повезло первому Васе:

- Есть, Петя, есть две защелки в верхней части люка. Я их нащупал в верхней части люка. Я их нащупал.

Машеров ухватился за одну из защелок, во вторую уже вцепился, как клещ, Вася и оба, выдохнув из груди гулко воздух, рванули защелки, словно по команде, вниз. И крышка люка отскочила в сторону.

В вагоне стало чуть светлее. Отблеск станционного фонаря высветил глаза стоящих рядом военнопленных, у них Машеров рассмотрел противоречивые чувства: в глазах одних блеснула надежда, а у других он увидел откровенный страх – как бы хуже не было! Но таких было мало, но, тем не менее, были испуганные люди.

- Вы безумцы – выдавил один из этих испугавшихся.

- Лучше уж немного безумия, чем кромешная тьма – спокойно ответил Машеров. – У нас есть шанс выбраться из этого эшелона смерти.

- Да вы разобьетесь, выпрыгнув на щебенку, на полном ходу поезда, - попытался образумить струсивший узник. - Я буду стучать в стенку вагона, и кричать, чтобы охрана не допустила побега. Иначе на станции, узнав о побеге, они нас расстреляют.

- Попробуй только вякнуть, я тебе быстро заткну глотку, фашистский прихвостень.

- Один мудрец говорил, что трусость рождается от глупости и перерождается в жестокость – сказал Петр.

- Но мы тебе не позволим нам помешать. Да и другие военнопленные, которым противно это слово, не позволят тебе совершить предательство.

- Из глубины вагона послышался гул голосов:

- Сволочь! Трус! Подонок!

И возмутитель спокойствия замолк, как будто трусливый пес, поджал от окрика хозяина под себя хвост.

- Открывай люк полностью - закричали сразу несколько человек.

- Я уже все пальцы ободрал до крови – сказал Машеров. Может быть, у кого есть какой-нибудь твердый предмет.

- У меня есть расческа! – откликнулся тут же пленный, стоящий рядом с Васей.

- Тоже мне твердый предмет, - хмыкнул Петр.

- Но расческа-то у меня алюминиевая! – произнес обиженно франт.

Следующее предложение помирило спорщиков:

- У меня под ногами черенок от саперной лопатки. Послужит вам хорошим рычагом.

Деревянный крепкий черенок поплыл над головами пленных, как по морским волнам плывет щепка. Черенок передавали из рук в руки, пока он не попал к Машерову. Но рычаг из огрызка ручки саперной лопатки получился неважный. Он был коротким, и рукоятка, изготовлена из мягкого дерева, и сминалась при нажиме в месте упора на ребре жесткого люка.

Но в вагоне нашелся смекалистый парень, он разулся и протянул Петру свой кирзовый сапог:

- Вот это средство будет намного лучше, чем рукоять саперной лопатки.

- Издеваешься, - со злостью выкрикнул Вася.

Но новоявленный Архимед и ухом не повел на его возмущение:

- Я же тебе дело предлагаю. Посмотри на каблук сапога, на нем стальная подковка.

Но Василь опять оборвал советчика:

- Если я обуюсь в твой сапог, то все равно не смогу стукнуть каблуком по защелке люка.

- А не надо обуваться, а взять сапог в руки и изо всех сил стукнуть им по люку.

Крышка люка подалась, что в окно можно было пролезть. Петр подтянулся руками и полез в окно не головой, а просунул в него ноги. Так ловчее будет прыгать. Когда все тело выскользнуло через оконный проем наружу вагона, Петр повис на руках, пока перед очередным поворотом локомотив сбросил скорость, он оттолкнулся от стенки вагона и отпрыгнул подальше от кромки горизонтальной насыпи на наклонную плоскость откоса. Удар от падения этот маневр смягчил. Но когда Машеров попытался встать на ноги, острая боль в ноге пронзила его и он, вскрикнув от боли, снова упал на землю и стал отползать в сторону кустарника, который скрыл беглеца от посторонних глаз.

Вслед за товарняком с военнопленными вскоре прогрохотал грузопассажирский состав. А на его площадках, на некоторых вагонах, стояли охранники с пулеметами или автоматами. Любой прохожий у насыпи обстреливался. Фашисты заботились о своей безопасности, не жалея погубить любого местного жителя, который посмел приблизиться к железной дороге на расстоянии выстрела.

Из-за травмы ноги путь на свою родную землю надолго затянулся. Нужно было глухими тропинками преодолеть территорию Литвы, оккупированную гитлеровцами, а потом пройти через Беларусь, чтобы добраться до Россон.

Петр осмотрелся и устроился счетоводом в колхоз. Фашистам нужно было продовольствие, и они колхозы Россон не распустили. Одновременно Машеров преподавал физику и математику в школе.

Такое легальное положение ему было необходимо для общения с единомышленниками, а главная цель – создание ячеек подполья, которые становились реальной силой сопротивления оккупантов. Петр тайно встречается с молодежью и комсомольцами. Со своими коллегами по работе. И костяк подполья вскоре в Россонах образовался.

Подпольщики занялись пополнением арсенала: собирали оружие и патроны. Писали от руки листовки со сводками Совинформбюро, и распространяли их.

После встречи Машерова с секретарем Россонского подпольного райкома Варфоломеем Яковлевичем Липенко, который имел огромный жизненный опыт, и хорошо знал местные условия, сопротивление оккупантам резко возросло.

- Ты, Петр Миронович, - инструктировал Машерова Липенко – подбери в отряд подполья надежных людей, вооружи их, и начинай устраивать засады и диверсии.

- А какие именно действия сейчас необходимо предпринять? – спросил его Петр.

- Нужно в первую очередь сдерживать поставки продовольствия. Срывать погрузку хлеба, мяса, фуража на железной дороге, да всего того, что изымают немцы у мирного населения.

Машеров с помощью населения сумел скрыть в буртах тысячи тонн картофеля, вывел из строя электростанцию и взорвал мост в Россонах. Подпольщики учились подрывному делу, тайно накапливали оружие и медикаменты. На конспиративных квартирах Петр Миронович проводил заседания боевых групп, или комсомольские собрания. На них разрабатывались конкретные планы диверсий и координация действий разных групп.

Чаще всего собирались командиры групп на квартире Петровских, под видом гулянок: заводили патефон, танцевали, играли в карты. Чтобы было видно патрульным, что в доме идет пирушка, на столе стояли закуски и бутылки с самогоном. Но самогон наливали по стаканам только, когда в квартиру вваливались фашисты.

- Шнапс, дринкен! – предлагал тамада и немецкие солдаты, поставив ружье в угол, усаживались за стол. Чтобы обезопасить своих родных, подпольщики называли друг друга из-за конспирации по кличкам. Машерова называли «Дубняком», а самый активный из подпольщиков Володя Хомченовский – «Вороном». Машеров часто вспоминал слова своего наставника Липенко:

- Борьба с хитрым коварным врагом будет очень трудной – предупреждал Варфоломей Яковлевич – нужно иметь огромное терпение, осторожность, осмотрительность.

- Это самое трудное в моей работе с комсомольцами – признавался секретарю подпольного райкома Машеров. – Они же молоды, горячи и к тому же ужасные максималисты, и рвутся в бой. А уговаривать их поступить на работу к немцам в управу и слышать не хотят.

- Надо убеждать их – требовал Липенко – без знания психологии противника, его тактики и стратегии, они обречены будут на провал.

- Как только комсомольцы услышат, что нужно работать рядом с фашистами и их прислужниками, то никакие мои уговоры и доводы не берутся в расчет.

- А какие же доводы они приводят тебе – спрашивал Варфоломей Яковлевич.

- Говорят, что лучше умереть сразу, чем числиться сотрудниками гитлеровской управы. Идти работать в комендатуру наотрез отказываются. Не хотят стать полицаями.

Так же трудно приходилось уговаривать комсомольцев и соратнику Петра Владимиру Хомченовскому.

Володя Войцехович вскипел, как только Хомченовский предложил устроиться к немцам в управу:

- Даже слушать об этом не хочу. Даже не заикайся об управе.

Его тезка стал доказывать, что это необходимость и тихим мягким голосом убеждал Войцеховича:

- Володя, ну побудь полицейским хотя бы несколько месяцев.

- Полицейским – никогда! – упрямился Войцехович. – Ты с ума сошел. Я стану бобиком! А как наши придут, что я им скажу? Не надо мне никаких коврижек и наград. Я не стану полицаем.

- Так ты же будешь там по нашему заданию. Ты не фашистский прихвостень, а наш контрразведчик в логове зверя! Тут надо иметь мужество, стойкость, изворотливость, хитрость. А такие таланты у тебя имеются. Помоги ты нам. Без информации дел в полицейской управе мы подпольщики будем глухи и слепы. А как можно вступить в драку с завязанными глазами и ушами? Да нас всех, не только тебя, утопят гитлеровцы в Двине, как слепых котят. Ты же будешь в управе нашими глазами и ушами.

- Ладно, - махнул рукой, огорченный кандидат в полицаи. – Когда станет мне в управе невмоготу, взорву её к чертям собачьим вместе с фашистами и их прихвостнями.

- Ты, Володя, выбрось из головы эту бравую идею – пригрозил пальчиком другу Хомченовский – Я не терплю анархизма. Это мой приказ тебе, а приказы не обсуждают, а выполняют. И уговаривал я тебя по-дружески. Но дружба дружбой, а служба службой.

Петр Миронович, слушая разговор двух Владимиров, когда Войцехович упомянул название реки Двина, вспомнил о своем из походов на лыжах со школьниками вдоль Западной Двины. Даже когда река подо льдом, а засыпана снегом, она выглядит величественно и прекрасно. Радовали глаз и, стоящие вдоль обоих берегов, елочки - сосеночки. На одном берегу устроили привал, и школьники восхищались природой:

- Какая белизна! Аж, глаза слепит! Красота неописуемая!

А один мальчик взобрался на бугорок берега, словно на трибуну поднялся и стал читать стихи:

Моя Двина – Даугава

Трех республик река,

Слева и справа –

За тобою века!

Ты спокойно течешь

Из России великой,

Людям жизнь ты даешь

На земле многоликой.

До Балтийского моря

Несешь свои воды,

И спасаешь от горя

Все наши народы.

- Прошу назвать имя поэта этих стихов – попросил Петр школьника.

Тот опустил голову и промолчал.

Машеров понял, в чем дело, и сказал:

- Не будем уточнять, а лишь поблагодарим этого поэта.

А Машеров потратил еще больше сил, уговаривая Виктора Езунтова стать секретарем паспортного стола в россонской управе.

- Как я буду людям в глаза смотреть? – возразил Езунтов – не пойду в управу служить.

- Есть на свете такое емкое слово «надо», Виктор Савельевич – сказал твердо Машеров. – Без твоего решения нам не удастся обеспечить подпольщиков подпольными паспортами, пропусками и другими аусвайсами. А будешь работать в паспортном столе, сколько ты сбережешь комсомольских жизней.

Петровский Сергей Борисович не соглашался устроиться на работув сельскохозяйственный отдел районной управы. А это было важно для подполья. Вся информация по продовольственным поставкам была бы в их распоряжении. Петровский не соглашался на предложение Машерова. Коммунист и грамотный, и умелый педагог с огромным житейским опытом, был слишком мягким и добрым человеком. Его объяснение своего отказа показались Петру почти по детски наивны:

- Мне перед людьми будет стыдно, Петр Миронович, - приводил свои аргументы Петровский. – Да и боюсь, что не сумею я притворно улыбаться немцам.

Машеров постеснялся поучать уважаемого всеми Петровского, но развел руками и с сожалением констатировал:

- Тогда наша диверсионная работа и борьба с оккупантами сведется к пустой болтовне. И на сопротивление подпольщиков можно будет поставить крест.

Петровский взглянул в грустные, но пронизывающие его насквозь, глаза Машерова, и, отведя взгляд в сторону, пообещал:

- Попробую себя преодолеть.

Сергей Борисович сдержал свое слово. Он стал работать в сельхоз отделе. По его рекомендации были приняты еще два подпольщика в отдел. Это были два комсомольца из истребительного отряда, который так и не истребил ни одного фашиста. Теперь подпольщики стремились наверстать упущенное. Воспрял и Петровский, его отдел стал мозговым центром подполья и удобным местом для встреч и явок комсомольцев.

---

ЗВЕРСТВА ФАШИСТОВ НЕ СЛОМИЛИ ВЕРУ ПАТРИОТОВ

Второй раз за время с начала войны Машеров встретился с Полиной все в тех же Россонах случайно, только на улице. Он несказанно обрадовался, но напустив на себя серьезность, сквозь которую пробивалась его лучистая улыбка, поздоровался:

- Здравствуйте, Полина Андреевна! Куда путь держите?

- Как обычно, к своей подруге иду, душу свою излить. Грустно и тяжело ей несчастной видеть, что творится у неё в районе. А как ты чувствуешь?

- Да и мне не легче. Настроение день ото дня падает, а впереди и просвета не видать.

- Но, мне кажется, Петр Миронович, что вы не сидите, сложа руки, - перешла снова на вы Галанова, - или, я ошибаюсь?

- Разумеется, Полина Андреевна, стараюсь поступать всегда по совести.

Полина вдруг обняла Петра крепко-крепко и, прижавшись к нему, сказала:

- Хочу быть с вами и всегда только с тобой.

- Хорошо, Полинка, будем защищать нашу Родину сообща. – Машеров поцеловал девушку, и они, обнявшись, не только для конспирации, пошли по улице молча.

Вдруг Полина напряглась и глухо спросила Петра:

- Как же случилось, что мы оказались под пятой оккупантов, Петя! Куда подевалась мощь Красной Армии, о которой мы с восторгом пели песни?

- У меня есть сообщение, что ответил Сталин американскому дипломату Гарриману на вопрос с издевкой: «Где же хваленая храбрость вашей Красной Армии?» - еще после нескольких дней после вероломного нападения гитлеровцев на нашу страну.

- И что же ответил американцу Сталин?

- Он ответил: «В Красной Армии большей храбрости требует отступление, а не атака». И я согласен с ним. Спартанский царь Леонид показывал лично своим воинам при битве с персами на горной тропе в Фермопилах. Он взял с собой 300 спартанцев против многотысячной армии персов. Когда кто-то сказал царю, что он слишком мало взял в бой людей, то Леонид ответил: «Слишком много – ведь они обречены на смерть!»

- Значит и мы с тобой, Петя, обречены на смерть? – грустно промолвила Полина.

- На твой вопрос я отвечу тебе, как ответил Леонид своей жене при прощании. Она его спросила: «Что ты пожелаешь мне на прощание?». И спартанец ответил: «Желаю тебе доброго мужа и хороших детей».

- Мне никто не нужен кроме тебя – покачала головой Галанова. – Я хочу, чтобы у нас был сказочный конец: «Они жили долго и счастливо, а умерли в один день!»

- Так пусть все так и случится – засмеялся громко Петр и продолжил разговор о неудачах на фронте в начале войны. Франция капитулировала Гитлеру через несколько недель в 1940 году, а еще в 1935 году Сталин и министр иностранных дел Франции Лавель обсуждали, сколько дивизий каждая из сторон смогла бы выставить против Германнии.

- Но Франция все же не подписала договор о военной взаимопомощи с СССР.

- Так Лавель имел неосторожность – попросил Сталина что-нибудь сделать для поощрения православной религии и католиков в России. Министр Франции мотивировал свою просьбу так: «Это так помогло бы мне в делах с Папой римским». Но Сталин сумел уйти от прямого в лоб вопроса: «Ого! – воскликнул он. – Интересно, а сколько дивизий есть у Папы?». Но, тем не менее, сделал послабление в стране для православных священников теперь, как началась война. И они призывают прихожан бороться с фашистами. И Красная Армия приобретает не дивизии, а армии добровольцев, которые готовы стать на защиту Родины.

- Ты, Петя, за короткое время стал талантливым пропагандистом – сказала Полина. Умеешь хорошо дискутировать и парировать самые трудные и сложные вопросы. Но Сталина критикуют не только его явные противники, но даже соратники. Я слышала, будто Карл Радек высказался с такой остротой, что трудно себе представить.

- Я что-то не слышал об оппортунизме Радека – пожал плечами Петр. И что это острота такая.

- Радек, вроде бы, пожаловался товарищам по партии: «Трудно стало со Сталиным полемизировать. Ты ему сноску на научный труд, а он тебя в ссылку лес рубить».

- Это было бы смешно, если бы не было так грустно – вздохнул Петр. Я сам болезненно переживаю неудачи Красной Армии. Уже фашисты в бинокль башни Московского Кремля видят, а Сталин никуда из Кремля не уезжает и даже военный парад на Красной площади провел 7 ноября. Поэтому как бы нам не пришлось трудно, все равно фашисты будут разгромлены. В этом я не сомневаюсь.

- Я тоже хочу верить в это, - сказала Полина и поцеловала Машерова.

Но осень сорок первого года принесла немало хлопот и огорчений патриотам в Россонах. Оккупанты развернули массовый террор и напали на склад Россонского подполья.

Гестапо схватило трех членов Горбачевско-Мурачевской подпольной группы и её руководителя Шалаева.

Их зверски пытали, стараясь выведать данные о подполье и имена, и фамилии его руководителей и участников.

Федорову сломали обе руки, но он молчал.

- Тогда ты замолчишь навеки – заорал гестаповец и вырвал у Демида Сидоровича клещами для выдергивания гвоздей язык.

Руководителя группы Шалаева притащили полуживого, всего окровавленного на крыльцо его дома и на глазах его семьи повесили на крыльце, поставили пост вооруженной охраны, чтобы родные не смогли снять тело отца семейства и тайком его захоронить. Жена Шалаева плакала от бессилия, но потом, вытерев слезы, сказала своим детям, жестко чеканя слово:

- Они и мертвого его боятся.

Владимира Петроченко и Анну Ланевскую, после зверских издевательств и пыток на допросах, повесили для устремления жителей города на площади в Полоцке, но волю подпольщиков не сломили:

- Не верьте этим извергам! Я никого не выдал! – успел выкрикнуть Петроченко, пока палач накидывал ему петлю на шею.

А Аня Ланевская правду успела сказать своим землякам, хотя губы её рас пухли, а рот кровоточил:

- Я предпочла смерть предательству. Защищайте нашу Родину и не сдавайтесь негодяям!

И подпольщики не сдавались, а, рискуя жизнью, совершали диверсии. Комсомольцы из Межевской подпольной группы взорвала два моста на шоссейной дороге Дмитрово – Волки, уничтожили склад, где хранилось 750 тонн картофеля, а подпольщики Горбачевско – Муринской группы в ответ за гибель своих соратников разгромили Горбачевский маслозавод и сожгли мосты на шоссе Россоны – Невель и уничтожили, охранявших эти объекты предателей.

Резко активизировалась и центральная Россонская группа. Особенно дерзко действовал друг Дубняка – Ворон. Володя Хомченовский за короткое время собрал два десятка трофейных винтовок, два пулемета и немалое количество патронов к ним и гранат. А ведь за каждой единицей трофейного оружия числились уничтоженные хозяева этих винтовок и пулеметов. Народные мстители открыли свой счет, страх погибнуть от руки земляков парализовал действия фашистских прихвостней.

Ворон настолько дерзко вел себя, что в доме родителей в деревне Пироги он установил радиоприемник и записывал сводки Совинформбюро. А потом после прослушивания информации изготавливал листовки – как пирожки их пек в деревне Пироги. Эти листовки были именными. Володя подписывал их своим псевдонимом – Ворон.

Информацию про парад в Москве и об отступлении гитлеровцев под Столицей переводили на немецкий язык и подбрасывали листовки в немецкие гарнизоны.

Машеров пытался урезонить неугомонного Ворона, но Володю было нельзя уговорить, чтобы он меньше рисковал. Ответ его был краток и ясен.

- Если взялся за оружие, то не стоит надеяться на быстрые ноги. Оружие намного надежнее. А бегать, как затравленный заяц, петлять и прятаться в кустах, я не буду. Пусть фашисты боятся нас, а не мы их. Мы у себя дома, а они оккупанты.

Его отваге и находчивости завидовали многие подпольщики, и старались в диверсиях с Вороном не ударить в грязь лицом.

В декабре 1941 года Хомченовский с диверсионной группой сжег немецкую автомашину на шоссе Соколище – Сивокино и пристрелил двух солдат.

Когда группа Ворона проходила скрытно около зданий, где были размещены гитлеровцы, один из бойцов сказал Володе:

- Посмотри, за какой надежной стеной из колючей проволоки скрываются фашисты. На мирных жителей страх нагоняют. К ограде из колючей проволоки не подойти. Тут же пристрелят.

- Ну что ты, Миша, - улыбнулся Ворон, - это они нас боятся, если колючкой отгородились, а полицаев не жалеют и выставили их на мороз городские перекрестки охранять. Ходят и их часовые за колючей проволокой, ежась в жиденьких шинельках, да, постукивая нога об ногу, в соломенных эрзау – валенках с толстенной подошвой.

Ворон и Дубняк понимали, что находясь в подполье, они рискуют не только своими жизнями, и жизнями своих родных, и пора переходить в партизаны.

- Имея достаточно оружия, мы можем создать в лесу партизанский лагерь, в котором разместятся боеспособные подразделения.

- Да я уже сам хотел перейти в партизаны, - согласился Ворон. – А те, кто не могут уйти в лес, они же не перестанут совершать диверсии: шину автомобиля шилом проколют, телефонную связь порвут, или в бензобак песка насыпят.

- Ты прав, Володя, - кивнул другу Машеров – фашисты лютуют, расстреливают, вешают, бросают в тюрьмы, концлагеря, а народ наш не испугался, не покорился. Никто не стал на колени, и не сдался на милость победителя. Более того, и стар, и млад, поднялись на борьбу с фашистами.

- Но ты-то сразу занял опасное место в первой шеренге в этом яростном сопротивлении подпольщиков. Ты правофланговый, Петр Миронович, идешь первым в бой и увлекаешь других за собой.

- Просто я был хорошим учителем, и сам понял и научился, что любой коллектив нужно объединить, чтобы плодотворно решать, поставленные не только учебной программой, но и самой жизнью задачи. Попав в плен с первых же дней войны, я готов был после побега совершить безрассудный поступок: пойти на самопожертвование и голыми руками рвать фашистов на части, зубами вцепиться в глотку, если не Гитлеру, то его офицеру. Но плетью обуха не перешибешь, со мной произошло нечто сразу не понятное, но какое-то отрезвление, что надо сначала все обдумать, а потом уж вступить в схватку с врагом с хорошо обдуманным планом. Нужно для этого создать организованные для борьбы с гитлеровцами хорошо подготовленные и вооруженные отряды.

- Так этот момент как раз и наступил, Дубняк! - воскликнул Ворон.

Оба патриота взглянули друг на друга и весело рассмеялись.

- Да, Володя, хорошо, что мы с тобой оказались в нужное время и в нужном месте – вместе. И сила наша сейчас не удвоится согласно закону математики, а удесятериться, а может быть увеличится стократно – сказал возбужденный Машеров.

- Давай обсудим как нам с тобой и другим ребятам, желающим уйти в партизанский отряд незаметно исчезнуть из-под пристального внимания полицаев и фашистских офицеров, чтобы они не заподозрили чего-то криминального – предложил Ворон Дубняку. – Иначе они отыграются на наших родных и знакомых.

- Я для себя уже придумал лазейку – сказал Володе Петр. – Сходил уже в немецкую комендатуру и взял пропуск в Ушачи под предлогом, что мне необходимо там разыскать жену брата Павла. Мне первому и следует исчезнуть из Россон. Для организации базового партизанского лагеря – отряда.

- А как этот отряд будет называться.

- По имени командира, то есть меня, - Дубняк. А ты, Ворон, под предлогом «арестов» своих людей, якобы, за пособничество гитлеровцам, будешь уводить людей в лес.

В середине апреля 1942 года Машеров появился в деревне Шалешики. Там к нему присоединились братья Гигелевы Николай и Петр, и Малахов Иван.

Но план чуть было не сорвался из-за случайной нелепости. Перед уходом в лес Петр Миронович разговаривал с пятью военнопленными, которые считались лояльными к властям «Нового немецкого порядка», а на самом деле рвались в лес к партизанам. Старшим группы военнопленных был Аникин и делал разнарядку для ребят по обслуживанию немецкого гарнизона своим подчиненным. На встрече Машерова с Аникиным присутствовала и Мария Михайловская, медсестра местной больницы.

Трое военнопленных твердо решили уйти к партизанам, а двое, в том числе и Аникин, решили перейти за линию фронта и стать бойцами Красной Армии. Но линию фронта они не перешли, а были схвачены фашистами. Арестовали и Марию Михайловскую, так как Аникин сразу признался:

- Меня уговорили перейти за линию фронта два интеллигента, а вот эта медсестра больнички, Маша говорила, что они учителя.

От Марии Михайловской фашисты пытались узнать фамилии учителей, которые агитировали военнопленных совершить побег из немецкого концлагеря, но ничего не добились от девушки.

Тогда всех учителей забрали в гестапо на очную ставку с Аникиным, их приводили поочередно, а предатель выглядел подавленным и, взглянув на очередного педагога, произносил односложно:

- Не тот… Не этот… Этого не видел… С этим не знаком.

А отряд Дубняка к лету набрал такую мощь, что по предложению Петра Мироновича ему было присвоено имя легендарного полководца гражданской войны Щорса. Кто не знает популярной песни об этом командире? Да все мальчишки в детстве распевали эту задорную, хотя и с долей трагичности в тексте, маршевую песню:

Шел отряд по берегу, шел издалека,

Шел под красным знаменем командир полка.

Голова обвязана, кровь на рукаве,

След кровавый стелется по сырой траве.

- Чьи вы, хлопцы, будете, кто вас в бой ведет?

- Кто под красным знаменем раненый идет?

Мы сыны батрацкие, мы за новый мир,

Щорс идет под знаменем, красный командир.

Говорят, как корабль назовешь, так он и поплывет. Хорошо или плохо.

Состав отряда имени Щорса стал базой для создания четырех новых партизанских отрядов. Затем они вместе с отрядом имени Щорса составили основную часть бригады «За Советскую Беларусь», которую позже переименовали в бригаду имени Рокоссовского. Но это было позже. Хотя, когда Петр Машеров первым решился выпрыгнуть из открытого окна вагона, в котором увозили пленных советских солдат в концлагерь, на слова своего соседа о безнадежности побега и о смертельном риске этого безумного поступка, он ответил:

- Риск, благородное дело, кто не рискует, тот теряет, может быть, последний шанс на успех. Да и рисковать-то нужно тогда, когда хорошо взвесишь все варианты предпринимаемого риска.

Рискованный побег Машерова увенчался успехом. И впредь в самых сложных ситуациях в партизанской борьбе он повторял поговорку, которая стала для него девизом: «Риск благородное дело».

В первом же бою партизан отряд «Дубняка» попал в окружение, и Петр Миронович, вспомнив Суворовский наказ: «Сам погибай, а товарища выручай», поднялся из укрытия и с криком: «Ура, товарищи, вперед!» ринулся в атаку.

Фашисты не ожидали такого нахальства от малозначительной группы народных мстителей, по их подсчетам партизан было не более пяти человек, оторопели от неожиданности, и партизаны, прорвав кольцо, вырвались и скрылись в лесу.

Машерова во время прорыва блокады ранили, но в горячке боя он даже не почувствовал боли, но оказавшись в безопасности, рана дала себя знать.

В лесу холодно и сыро и, тем более, надеяться на медицинскую помощь не приходится.

Петр решил рискнуть и за ночь добрался, опираясь на палку и прихрамывая до окраины Россон. Там жила с матерью его бывшая ученица Массольская, в её дом и зашел Машеров. Женщины сделали ему перевязку и уложили его в соседней комнате поспать.

Днем в дом Массольских зашли двое немецких солдат. Не подав вида, хотя от ужаса у дочери и матери похолодели и руки и ноги, подали фашистам ковшик воды. Её-то и спрашивали солдаты:

- Вассер, вассер, матка – говорили они и показывали жестами, что хотят пить.

В следующую ночь Петр добрался до своего дома и Дарья Петровна, и Полина Галанова профессионально обработали рану и сделали новую перевязку. Днем спрятали Петра под кроватью, убрав все улики, указывающие на медицинскую операцию, проделанную Полиной.

Казалось, прятаться под носом у фашистов – чистое безумие. Но именно на этом был составлен расчет Машерова. У немцев и в голове не укладывалось, что рядом от их казарм на расстоянии ближе, чем триста метров, скрывается командир партизанского отряда.

Но прежде, чем уйти из Россон в лес, Машеров решил встретиться с бургомистром района Рогачем, который до войны работал учителем в школе. Петр догадывался, что Рогач осведомлен о существовании антифашистского подполья в Россонах, но ведь не выдал Машерова, когда по наводке предателя Аникина в гестапо попали все оставшиеся учителя в Россонах. Но ни одного Аникин не опознал. Значит, разговаривал предатель с учителем, который не был в гестапо. И, правильно, ведь Машеров уже был в партизанском отряде.

Хотя риск при встрече с бургомистром был велик, но Петр осознанно и расчетливо встретился с Рогачом. И догадка Машерова подтвердилась.

- Я не знаю деталей, но давно понял, что вы, Петр Миронович, ненавидите оккупантов, но умело скрываете ненависть от друзей и врагов. Но доносить на патриотов не собираюсь, хотя по семейным причинам выполняю обязанности бургомистра, и якобы, лояльно отношусь к «новому» порядку. У меня на иждивении хватает ртов, а видеть, как дети пухнут от голода, нет сил.

Петр не стал упрекать и осуждать Рогача за малодушие, а лишь попросил:

- Прошу и впредь занимать нейтральную позицию. Мы же с вами коллеги…

- И без меня хватает пособников, - ответил с грустью в голосе Рогач – черный мрак насилия и террора окутал Россоны. Проливается кровь неповинных людей, моих земляков. Фашисты, не считаясь ни с какими нормами морали, садистски издеваются над своими жертвами. Пощады нет никому: ни старикам, ни детям. Помогать я в этом гестапо не буду.

На том и расстались. Но участь жертв коснулась и членов семьи Машеровых. Нина Шалаева была связной с партизанским отрядом имени Щорса. На очередной явке партизан, которого звали Костя, предупредил связную:

- Плохи дела Нина, в Россонах, как ты сама знаешь, идут тотальные аресты. Не ровен час, доберутся и до тебя. Срочно уходи в отряд. И это не только моя просьба, а приказ Дубняка.

- Приказ есть приказ – ответила Нина, - соберусь и уйду в лес.

Но Шалаева не успела скрыться. На рассвете её дом окружили фашисты и, еле удерживая на поводке собак, лаявших до хрипоты с пеной у рта, схватили связную и погнали пинками в тюрьму, которая располагалась в подвале в доме россонского помещика Глазкова.

В тюрьме учинили обыск, но прежде записали её фамилию под номером 36.

- Неужели столько много арестовали подпольщиков? – содрогнулась Нина.

При обыске всю одежду распороли по швам. Затем лязгнул засов, и Шалаеву затолкнули в камеру.

В коридоре Оля столкнулась с арестованным Рогачом, его лицо представляло кровавое месиво. А в номере она прижалась спиной к стене и пыталась рассмотреть узников. После солнечного дня тьма казалась кромешной. Но привыкнув к полумраку, увидела, как неясные расплывчатые тени бродят по камере. Одна из теней приложив палец к губам Нины шикнула: «Тише, нас подслушивают».

Нине показалось, что это дьявольское наваждение, кошмарный сон, но вот она откроет глаза и этот кошмар растает словно мираж. Шалаева приоткрыла веки и увидела лицо Дарьи Петровны – матери Петра Машерова.

- И вас арестовали эти изверги? – прошептала Нина, а Дарья Петровна по-матерински обняла девушку к груди и погладила её волосы мягкой нежной ладошкой.

Нина, только что пережившая унизительный обыск, жестокий допрос, зарыдала как маленький ребенок.

Подняв голову, она рассмотрела лицо Дарьи Петровны, адаптировавшись в полумраке, и всплеснула руками:

- Дарья Петровна, да что же они с вами сделали?!

- Ничего, доченька, ничего. Другим не меньше досталось, но нас не запугают. Мои сыновья воюют с этими гадами. Мы-то выдержим муки, а они отплатят фашистам сполна.

Через несколько минут Дарью Петровну вызвали на допрос:

- Где твой сын? – продолжил прерванный разговор следователь.

- Откуда я знаю, где он – пожала плечами арестантка.

- Я не верю тебе, ведьма. Мне известно, что он стал бандитом и скрывается в лесу, ведет против нас борьбу с такими же бандитами как он сам.

- Вам лучше знать, что делает мой сын. Я с ним не общаюсь.

- Ты врешь, подлая тварь, - взорвался от возмущения следователь. – Мне известно, что ты скрывала его у себя в доме, когда его наши доблестные воины ранили. Уже только за это тебя нужно повесить! Где он теперь, говори.

- Я, в самом деле, не знаю, где он сейчас, - спокойно ответила Дарья Петровна – Это вы все знаете, а не я.

Её спокойствие еще больше взбесило следователя:

- Не прикидывайтесь невинной овечкой, ты все знаешь о проделках твоего сына, - совсем рассвирепел фашист, но вдруг словно споткнулся, наткнувшись на твердый взгляд женщины, сменил тактику допроса.

- А, может быть, и правда – сказал равнодушно, как ни в чем не бывало, следователь, - что вы не знаете ничего о сыне. Думаю вас нужно немного подлечить и выпустить.

- Какой мерзавец, - мелькнула мысль у Дарьи Петровны, - уже и на «вы» перешел и таким ласковым и внимательным стал. Надеется меня использовать, как живца при ловле рыбы. Только Петя мой не туповатый парень и не клюнет на эту наживку.

А вслух Дарья Машерова сказала:

- Ничего у вас не выйдет. Вы хотите арестовать моего сына с моей помощью? Не получится. А вот вы дорого заплатите за ваши зверства. Народ наш терпелив, но до поры до времени. Мы никогда не покоримся захватчикам.

Дарью Петровну втолкнули в камеру. Женщины подхватили её, чтобы она не рухнула на пол, и постарались довести до нар.

- Не надо, мои родные, я, все равно, не смогу лечь. – Тихо сказала Машерова. Нина посмотрела на её кофточку, она была растерзана на спине в клочья и все окровавлено.

Забрезжил рассвет осеннего утра. Вошли в камеру солдаты с металлическими бляхами на груди, висящими на цепочках.

- Полевая жандармерия – подумала Дарья Петровна, – видимо поведут на расстрел. Уже нашим полицаям не доверяют, прислали своих солдат.

- Машерова – гаркнул офицер.

- Шнеллер, шнеллер – торопил конвоир.

Дарья Петровна встала, шагнула к двери и, обернувшись, крикнула:

- Прощайте. Если кто останется в живых, расскажите, как нас пытали и мучали. Но мы никого не выдали. Мы же нормальные люди и остались людьми, даже умирая.

На другой день Шалаеву Нину отправили в Полоцкую тюрьму, а там чудом вырвалась из фашистских застенков. Уже в октябре она была в отряде имени Щорса.

Петр Миронович выслушал Нину с поникшей головой, чтобы Шалаева не увидела его слез. Помолчав, глухо выдавил:

- Я чувствовал приближающую беду, и посылал накануне ареста моей мамы в Россоны Ольгу Ефимовну Похоменко и Таисию Антоновну Хомченовскую, чтобы они уговорили её уйти в лес, но она отказалась последовать их совету. Сказала: «Обязательно приду к сыну в партизанский отряд, но мне кое-что сделать надо в Россонах. Очень надо».

- Да, - сказала Нина, - никто не предполагал о такой трагедии. Мне очень жаль, что Ольга и Таисия не сумели уговорить Дарью Петровну.

- Не могу понять, до какого предела может выдержать человеческое сердце. Но сердце мамы билось всегда в унисон с нашими сердцами, и она все делала, чтобы наши сердца бились и дальше, пока не освободим свою Родину от фашистских захватчиков. Теперь у меня задача биться с врагами за двоих.

---

ПЕРВЫЕ БОЕВЫЕ ШАГИ ОТРЯДА

Первое боевое крещение отряда Петра произошло в мае 1942 года.

Было тепло, легкий ветерок едва шевелил листву кустарника, где и засели партизаны. Тишина и теплая майская ночь смягчали ощущение опасности и многие начали клевать носом. После бессонной ночи тянуло ко сну.

Прошло уже несколько часов, а фашисты на шоссе не появлялись. Лишь местный житель с узлом на спине прошел рядом с засадой, чуть ли не наступив на стволы винтовок, посвистывая мотивчик веселой озорной песенки.

- Как бы этот свистун не насвистел нам неприятность какую, сказал пулеметчик Пузиков и, громко зевнув, ткнулся лбом в сухую траву, тут же задремал, похрапывая во сне.

Через несколько минут послышался шум мотора автомашины, и Пузиков встрепенулся. Он подумал, что спит давно и испугался: так долгожданный грузовик фашистов можно проворонить. После сна он не успел сориентироваться в обстановке и нажал спусковой крючок пулемета.

Грузовик был пустой, и пулеметная очередь Пузикова не нанесла ему никакого урона. Только щепки на борту отскакивали из дощечек в местах попадания пуль. Засада оказалась демаскирована.

- Быстро снимаемся – скомандовал Машеров. В его голосе звучала злость, он был недоволен оплошностью пулеметчика. Но устраивать разбор несуразности не стал. Водитель мог через несколько минут доложить своему командованию, и каратели уже хорошо вооруженные и осведомленные, в каком месте устроена засада партизан, могли быстро примчаться и обстрелять народных мстителей.

Машеров, вскинув автомат за спину, направился вглубь леса. Через пару километров в сосняке устроили привал. Вскоре затрещали на костре сухие ветки, закипела вода в котелке, развесили вокруг огня на колышках портянки.

Стали подшучивать над мельником Михаилом Буловским. Он был зажиточным хозяином, и ему не привычно грызть сухари, размочив их в чае.

Михаил Иванович добродушно отшучивался:

- Вы бы воевали так же ловко, как языками трепали. А болтунов никто не любит.

Мельник на минутку замолчал и добавил:

- Болтун – находка для предателей и фашистов. Такие и сами погибают и на товарищей беду навлекают.

Петр тоже поддержал Буловского:

- Разумеется, воевать труднее, чем лясы точить. Мы еще слабо бьем врага поодиночке. А в первом же открытом бою и вовсе сплоховали. Слабовато мы знаем тактику открытого врага. Бессонная ночь – псу под хвост. А фашисты передвигаются в основном днем. А разгильдяйство Пузикова?! Он палит из своей пушки, когда ему вздумается…

Отдохнув, партизаны двинулись выбирать место для новой засады. И удача улыбнулась им. Едва залегли, выбрав выгодную позицию, как в блеске лучей яркого солнечного света, отраженных от корпуса легковушки, на шоссе выкатилась автомашина.

- Без команды не стрелять, - пронесся шепот по цепи бойцов. И все сжались молча в тревожном ожидании команды Машерова.

- Огонь – резко прозвучал голос Петра Мироновича, словно хлопок бича, и зазвучали автоматные и винтовочные выстрелы.

Легковушка резко вильнула и съехала на обочину. Из неё стали выпрыгивать немцы и, отстреливаясь, скрылись в сосняке противоположной стороны.

- Надо в следующий раз выставлять дозор с обеих сторон дороги – подумал мельком Машеров. - Тогда мы перестреляли всех, как куропаток. А сейчас минута – две и они скроются с глаз.

- За мной, в атаку, - крикнул командир и, поднявшись в полный рост, бросился вперед.

За ним последовали и другие, оставив с пулеметом Пузикова для прикрытия. Машеров бежал, стреляя на ходу, прицельно, короткими очередями, но вдруг, будто споткнувшись, упал, выкинув левую руку вперед, словно показывая бегущим вслед за ним партизанам направление атаки. Но и лежа, приподнявшись, продолжал стрелять.

К нему подбежал Кирилл Бондарев, и с тревогой спросил:

- Ранило, Петр Миронович?

- Задела шальная пуля – сморщился от боли Машеров, - чиркнула по ноге проклятая.

Опершись на автомат, встал на ноги. Партизаны собрались вокруг него, чтобы увести на безопасное расстояние с поля боя, Петр скомандовал:

- Я с одним Кириллом сумею допрыгать до кювета, а вы быстро к автомобилю. По данным разведки в нем должны везти важные документы. Соберите всё до последнего клочка бумажки.

И тут проявил смекалистость провинившийся Пузиков. Он быстро оценил ситуацию: Фигуры фашистов мелькали быстрыми темпами и скрывались за горизонтом в сторону гарнизона, не представляли уже опасности. Пулеметчик, распахнув дверцу автомашины, выхватил из рук убитого на повал офицера кожаный портфель.

Машеров взял его и скомандовал:

- Обыскать машину и забрать все предметы без исключения и принести мне, нужно изучить все.

- Мы все уже принесли – доложил Петр Гигелев. – В машине остались лишь грязные куски газет, в которые был, завернут кусок сала.

Петр Миронович снова поморщился, но уже не от боли врага, а от сожаления, что его приказ выполнен не точно.

- Значи,т кусок сала вы тут же забрали, а грязную газету оставили в машине? Какие вы молодцы! – с насмешкой произнес Машеров, обращаясь к Гигелеву. Я повторяю, что даже маленький кусочек газеты нам пригодится. Ведь это же информация, а без неё мы беспомощны. Быстро к машине, и подобрать все до последнего клочка газеты.

Партизаны вырубили две жерди, постелили на них плащ палатку, а на неё уложили раненого командира.

- Да я сам буду передвигаться, опираясь на плечо Кирилла, - попробовал сопротивляться командир, но тут его никто слушать не стал.

Владимир Шаблев успокоил Машерова:

- Нам не в тягость така работа. У вас же не телосложение, а теловычитание – легкое как пушинка. Вон и птицы песни звонко распевают. Радуются нашему успеху.

- Конечно, сегодня у нас необычайный успех, - согласился командир отряда. В документах, найденных у немецкого офицера такие сведения, что мое незначительное ранение меркнет перед этой актуальной информацией. Мы знаем списки людей, которым грозит опасность, и постараемся всех предупредить. А в «грязной» газете я узнал количество солдат, которые дислоцируются в окрестных гарнизонах. Мы можем проводить боевые операции, опираясь на достоверные сведения от самих же гитлеровцев. А из распоряжения об аресте узнаем от наших потенциальных соратников. Вот почему я и стремился, во что бы то ни стало, захватить ту документацию, что везли гоуптман и лейтенант в легковой автомашине.

В мае же отряд имени Щорса объединился с отрядом Сергея Борисовича Моисеенко. Сергей организовал свой отряд еще в январе 1942 года, а не в апреле этого же года, как создал свой отряд Машеров. Оба командира решили провести ряд совместных операций. Отряд Сергея действовал на территории Калининской области, а Петра в Россонском районе Беларуси. И военные операции двух отрядов обретали широкомасштабный размах. Инициатором объединения двух отрядов стал Машеров. И после первых же совместных шагов оба командира убедились в преимуществе.

На первом организационном совещании Петр Миронович сравнивал масштаб объединения с созданием армейского, а не партизанского подразделения:

- Хорошо и проще воевать в рядах армии на фронте. В тылу куется победа для военнослужащих солдат и офицеров. Но не менее важны и наши партизанские действия в тылу врага. Поэтому объединение отрядов нужно для создания боевого коллектива, а главное звено здесь – строгая дисциплина. И никакой партизанской вольницы. Это станет основной нашей задачей с первых же дней объединения отрядов.

Выступали и другие командиры различных партизанских подразделений, и все сожалели о гибели командира отряда Сергея Моисеенко. Он героически погиб накануне совещания, но вся программа объединения отряда имени Щорса с отрядом Дубняка была полностью согласована Сергеем Борисовичем.

Совещание утвердило командиром нового укрупненного отряда Степана Харламниевича Корякина, комиссаром стал Иван Усков, а начальником штаба капитан Михаил Филиппович Хардин. Машеров, не имеющий офицерского звания стал заместителем командира отряда по комсомолу. У него был опыт и партизанской борьбы и работы с молодежью и комсомольцами.

Бывший комиссар отряда Сергея Ризитдин Инсафутдинов считал, что Петр Машеров должен по праву возглавить объединенный отряд:

- Петру Мироновичу принадлежала мысль, и он предложил первым объединить два отряда вместе, – сказал Ризитдин. – Но он, из-за своей удивительной скромности посчитал, что бы командиром отряда стал боевой друг Сергея Моисеенко Степан Корякин.

К середине лета 1942 года партизанские отряды стали объединяться в бригады. И, как самостоятельные единицы оба отряда Сергея и Дубняка вошли в состав бригады имени Рокоссовского, которая действовала на территории Витебской и Калининской областей. Но Машеровские партизаны умудрились разгромить немецкий гарнизон даже на территории Латвии в местечке Палашико.

Полина из-за огромной загруженности Машерова иногда долго не виделась с ним. А, отдав документы Петру, лежавшие в кожаном портфеле гоуптмана, который с лейтенантом и водителем легковушки пытались доставить расстрельные списки подпольщиков в районный центр, личные записи этой троицы, переведенные толмачом на русский язык, Галанова так и не успела вручить своему Петечке. Но вовремя одного из затиший между боями Полина сказала Машерову:

- Понимаю, что тебе некогда прочитать дневниковые записи фашистов. Разумеется, оперативных данных в них нет. Но я считаю, что психологическое настроение врагов узнать необходимо. С таким настроением и умозрением, какое было у погибших немцев, победить нас невозможно.

- Хорошо, Полинка, я, как только выпадет свободная минутка, прочитаю записи фашистов – согласился Петр.

И вот он держит в руках дневник лейтенанта Ганса Фишбейна: «Я шел еще в полумраке подземного перехода, как услышал объявление:

- Воинский эшелон следует из Парижа в Вильнюс через … Дальше перечислялись населенные пункты, через которые будет проезжать железнодорожный состав.

В Париж наши войска вошли в 1940 году через несколько недель и торжественным маршем прошествовали через Триумфальную арку. Но у меня не осталось ни капельки восторга от пребывания во Франции. И тем не менее только сейчас защемило сердце от тревоги – уезжаю на Восточный фронт, где сразу же позабуду солнечные дни Средиземного моря, и очутюсь в сыром дождливом климате Прибалтики с сыростью летом и снежными метелями зимой. Притом Вильнюс не конечная остановка. Мне предстоит поехать дальше до Полоцка.

Я смотрел на карте – Полоцк находится не в Литве, и даже не в России, а в Белой Руси, где говорят, зверствуют, скрываясь в болотах и лесах партизаны. Меня сопровождал мой друг Пауль, он священник.

Перрон пустел на глазах, а я все медлил и медлил.

- Ганс, пора уже садиться в поезд – робко нарушил молчание священник.

- Ты думаешь, что я брошусь под поезд, или стану дезертиром? – удивился я. – Место всегда найдется, ты, Пауль, лучше бы помолился за меня. Я не хочу умирать, а на душе кошки скребут. Мрачное и нехорошее предчувствие терзает мое сердце, я скоро умру.

- Не говори так, Ганс, - сморщился как от боли, Пауль, - бывает случайно произнесенное, слетевшее с губ слово, может приобрести некую кабалистическую силу.

И вот я служу в полевой жандармерии в Россонах. Сюда меня отправили служить из Полоцка. Мой командир гоуптман Вилли Клюге и наш шофер легкового автомобиля Фриц Гольдберг.

Вечерами, чтобы скоротать время и подавить страх перед нападением на нас партизан, играем в карты, хорошо нас как раз трое, и пьем шнапс, или самодельную водку. Её называют местные жители самогоном. Отвратительная сивуха, но за неимением гербовой бумаги, пишут на простой.

- Ганс – сказал Фриц Гольдберг, он внешне походил на истинного арийца: худощавый, голубоглазый, белокурый блондин. Светлые волосы его хорошо уложены и от природы волнистые. Крупный завиток спадает на его огромный лоб.

Вилли Клюге – мрачный тип с вечно плохо выбритым подбородком – его щетина на сером, словно посыпанном пеплом, лице всегда меня раздражает. Но мне везет в картах, а Вилли крупно проигрывает, но нисколько об этом не сожалеет. Он увидел, что Фриц блефует, а потому и хитренько посмеивается. И опять мне повезло, и гордо заявил партнерам по картам:

- Я выиграл.

Гольдберг пригладил свои белокурые волосы пятерней и, важно надув щеки, произнес слова, словно декларацию зачитывал:

- Вообще-то, мы все вместе выиграли эту войну!

Вилли Ключе раздраженно отсчитал марки и, вручив мне деньги, накинулся не на меня, а на Фрица.

- Фюрер, вообще не может проиграть войну. Только скрытые пораженцы могут говорить – мы выиграем войну. А как же иначе? Если ты, Гольдберг, говоришь так, то считаешь, очевидно, что войну можно и проиграть? Раз Фюрер начал войну, значит, мы должны выиграть её!

- Ладно, спорить-то, - попробовал примирить картежников я, - пока что ты, Вилли проигрываешь только в карты.

Но взглянув в глаза гоуптмана, испугался: в них застыл ужас. Я словно заглянул в бездонную пропасть, а не в глаза, и это была пропасть отчаяния. Вот почему Вилли пьет шнапс, не переставая – надо же чем-то залить, заполнить эту бездонную пропасть. Но мне стало еще более жутко, когда Клюге неожиданно громко захохотал. Может быть, гоуптман сошел с ума? Нет..

- И смех, и грех: - хрипло сказал, будто очнувшись, Вилли, - перед отъездом на Восточный фронт я заявился в отпуск, к своей жене. Прошел насквозь всю Европу. Спал с француженкой, путался с румынкой, не терял времени даром и в Варшаве – полячки прекрасны и хороши в постели, а потерпел фиаско у себя дома.

Клюге замолчал, но сначала затряслись его плечи, а потом его горло перехватили то ли рыдания, то ли ярость не был дома больше года, а заявившись к жене, как снег на голову, что же вижу?

- Что же видишь? – машинально повторил Ганс, хотя и предполагал, что же увидел гоуптман Клюге у себя в доме.

- А вот что, на моем диване развалился пленный славянин и слушает, как патефон наигрывает танго, а жена взбивает для себя и этого жлоба коктейль. Я из Парижа присылал ей много спирта и ликеров. Пленный чуть ли от страха не проглотил сигарету, а жена от ужаса заскулила, как сука…

- А дальше – то, что произошло? – заинтересовался Ганс.

Вилли пожал плечами, и равнодушно, словно он секунду назад не кипел от ярости, произнес:

- Ничего не произошло. Я уже ничего не видел, и видеть не хотел. Ушел молча из дома.

Через несколько мгновений плечи Клюге затряслись, словно в лихорадке, озноб бил его, пока он не схватил бутылку со шнапсом за горлышко и стал глотать и пить содержимое в ней, словно обыкновенную воду.

Вытерев рот носовым платком, Вилли торопливо, будто собрался быстренько размотать клубок воспоминаний, снова заговорил:

- Я отгладил брюки своего парадного мундира, что стрелки на них были такими острыми, что муха оцарапала, порезала бы свои лапки, если б села на стрелку. Гладил так тщательно, потому, что боялся: складки разойдутся. Я так ждал встречи с женой, так радовался, как ненормальный. Я ждал не того. Совсем не того. У себя дома с женой … С другими бабами совсем по другому. Я через час их уже забывал … Я опрометью бросился из дома, забрав с собой все деньги, что вез с собой ей …

- Так вот почему ты так соришь деньгами, и легко проигрываешь в карты – вздохнул я. – Они теперь для тебя потеряли смысл.

- А на что их здесь тратить? Мы квартируемся в Россонах. Ты слышишь, Ганс: Рос–соны. Это слово похоже на лезвие острого ножа, который рассекает, как масло, даже неплотный воздух. Рос–соны! Ты слышишь как свист рассекаемого воздуха?

Я молча кивнул головой, но Клюге и не дожидался услышать ответа. Он сам был для себя и оратор и слушатель.

- Неужели я больше не услышу, и не увижу жену? Я могу поклясться, что она закричала от ужаса, как раненый зверь. Что станет с ней теперь? Не думаю, что пленный все еще лежит на диване. Она кричала, как зверь, которого взяли на мушку. Теперь у неё никого нет. И она ждет. Ждет меня. Бедные немецкие женщины. Они всю войну кого-то ждут и ждут. Она ждет меня, не может жить без меня, а я люблю её. Страх очистил её и ни один человек на свете не может ей помочь, кроме меня. Она стала невинна, как ангел! Каково же будет ей, если она вдруг получит похоронку: «Пал в боях за Великую Германию».

Я замолчал, вспоминая, как при расставании сказал священнику:

- Мы живем надеждами.

Его друг это сказал без пафоса, словно:

- Мы живем на свете в долг. Вот Вилли ждет, а скорее всего он надеется, что дома его ждет жена. Меня же не ждет никто, ни одна женщина. Хотя есть на свете одна девушка. Я даже не рассмотрел её как следует. Наши взгляды встретились на какую-то долю секунды. Это случилось во Франции. Она была скрыта забором. На этом заборе я увидел локти девушки, а между локтями её лицо и глаза. Но все заслонили её глаза, раскосые, и цвета мокрого песка. Они были скорбные, но, если пригреет солнышко, и они тут же высохнут от слез, и станут сверкать золотистыми искорками.

Но вдруг все закрутилось у меня перед глазами и свист бомбы, и грохот взрыва оглушил, и я потерял сознание. А мне так хотелось узнать какой лоб, рот, какая грудь и руки у этой девушки. Разве это желание предосудительно. Я же не прошу слишком много. А кому помешало бы, если б я поцеловал девушку в губы, до того, как осколок бомбы не разворотил мне бедро ноги?

Но оказалась задетой и кость, и я стал героем, та как был ранен на просторах Франции. Может быть, я за доли секунды увидел свою возлюбленную, а меня ранило. Когда я очнулся, то увидел на заборе только плакат: «За мародерство – смерть!». Но все и солдаты, и офицеры занимались мародерством, и никого за это не расстреляли. Мне казалось, я умру и стало стыдно, что в Париже однажды глубокой ночью я обругал проститутку. Было на улице так холодно, и она остановила меня. Нет, она напала на меня: от холода её нос и пальцы посинели, наверно она промерзла до костей, так как была голодная.

- Пойдем, - сказала проститутка.

А мне стало противно, и я оттолкнул её. А она была замерзшей и такой одинокой на этой пустой улице. Наверное, ей хотелось, чтобы я лег с ней в постель, и она бы согрелась хоть немного, а я оттолкнул её надежду на тепло и ужин. А вдруг она бросилась в Сену?

Я и в школе грубил учителям, а чтобы прослыть удалым парнем на школьной доске написал, что директор школы – дерьмо. Это был глупый и дурной поступок, и показная бравада. Я посмеялся над моим однополчанином щупленьким лейтенантом. Он был всегда унылый и бледный и на его узкие плечи очень сильно давили лейтенантские погоны. Я насмехался над ним из тщеславия, чтобы прослыть остряком и бывалым воякой, над всем его обликом мальчишки из гитлерюгенда. Но как я переживал, когда он нелепо погиб под такой же бомбой, осколки которой раздробили мне ногу. У меня до сих пор в ушах крик голодной, замерзшей шлюхи и я вижу растерянные собачьи глаза лейтенанта Мюллера, которого я обидел… А как любил этот лейтенант мальчишка напевать песню: «Сегодня Германия наша, а завтра весь мир будет наш». Но ему досталась только могила в чужой Франции, а мир никогда не станет нашим …»

Полине и Петру удалось выкроить время, чтобы обсудить дневниковые записи лейтенанта Ганса Фишбейна.

- Ты видишь, Петя, какие разные по характеру и менталитету немцы. Только со стороны кажется, что гитлеровская армия несокрушимая военная машина. Но даже у офицеров и солдат в полевой жандармерии нет того фанатизма в поклонении своему идолу – фюреру.

- Согласен им важнее не бредовая идея Гитлера: покорить весь мир – кивнул Машеров – обычные вояки больше пекутся и переживают о своем доме, об отношениях со своей семьей, с женами. С девушками. Они совершают дурные поступки, и в тоже время мучаются и переживают последствия своих поступков. А ты как считаешь, Полина?

- Я чувствую в записях «героического» лейтенанта Ганса Фишбейна какой-то психологический надлом. Он переосмысливает свою жизнь, свои бывшие идеалы, хотя и идеалами то их назвать нельзя. Это, скорее, его воззрение. Но главное в этих записях – то, что и гоуптману и лейтенанту война не нужна. Им важнее домашний уют и душевный комфорт. Им надоела жестокость и пролитая кровь, как своих однополчан, так и кровь своих врагов, то есть кровь наших мирных граждан.

- Разумеется, если Ганс Фишейн сожалеет, что оскорбив парижанку, из-за его грубости она может броситься в реку. – Согласился Машеров и добавил:

- А теперь мне нужно подумать, Полина, как совершить совместную операцию уже не только отряда Щорса, а многих подразделений. И пролить меньше крови наших партизан. Нам доверили штурмом взять казарму, где отдыхают гитлеровцы, охраняющие мост через Дриссу. Это первая крупная наша совместная операция в составе бригады.

Разведка доложила Петру Мироновичу, что вывести объект из строя очень сложно.

- Доложите детали разведки – попросил разведчиков Петр Миронович.

- Все железнодорожные сооружения – стал перечислять трудности командир разведки, - усиленно охраняются. Подходы к ним к тому же заминированы, а сами объекты обнесены двумя – тремя рядами колючей проволоки. На небольшом расстоянии один от другого у фашистов расположены гарнизоны. Но самое главное на участке Полоцк – Дрисса – Бигосово курсирует бронепоезд. Могу добавить к этим сложностям еще одно: выставлены секреты и в отдалении от железнодорожного полотна.

Командир бригады Петраков так же собрал на совещание уже командиров и их командный состав.

- Нужно оставить один из отрядов в резерве – посоветовал его комиссар Романов, - исключив его из штурмующей группы.

- Предложение дельное, возьмем его на заметку – согласился Петраков Андрей. – А вот ящики с взрывчаткой к мосту не стоит подвозить на лошадях. Тем более к быку моста возле берега и подвозить-то взрывчатку и заряды опасно. Не прорваться через заградотряды. Нужно снарядить выше по течению плот, уложить на него взрывные устройства и направить по течению к средней опоре моста. Если рухнет бык моста посередине, то свалятся в реку сразу два пролета моста. Такое разрушение будет намного труднее и дольше восстановить. Длина моста огромная – 120 метров.

Машеров слушал внимательно, скрупулезно проработанные начальником штаба бригады Михаилом Хординым, капитан предложил:

- На девяностокилометровом участке железнодорожного полотна от Боркович до Свольна оседлать железку небольшими группами прикрытия. Они перед началом операции должны вывести из строя телеграфные столбы и рельсы. Со стороны Свольна установим сильную засаду. Она должна сковать переброску бронепоезда к мосту. Он может прорваться через наш кордон, и восстановить полотно железной дороги.

- А как планируешь Михаил Филиппович прикрыть Борковичи.

- Бросим туда отряд имени Калинина Кухаренко. В его отряде даже пушка имеется.. Если что и Борковичский гарнизон обстреляет. Фашисты со страха опять заявят высшему командованию, что на них внезапно напал десант Красной Армии.

- Пусть докладывают – усмехнулся Андрей Петраков. – У страха глаза велики. А как ты укрепишь фланги?

- Я туда поставлю отряд имени Фрунзе. У деревни Дерковичи есть переправа через реку Дрисса. Главная задача отряда Кухаренко не позволить ударить противнику в тыл действующих других отрядов.

- А кто же будет действовать на самом главном объекте – платформе Бениславского?

- На это ответственное направление сразу же после взрыва полотна выходит отряд Щорса под командованием Машерова под прикрытием пулеметного, минометного и артиллерийского огня, который обрушится на казарму и караульное помещение вдоль моста должен выйти непосредственно к мосту. А отряд Сергея должен сосредоточить огонь по казарме. Во время боя плот должен подойти к среднему быку моста и взорвать его, обрушив пролеты в воду, а гарнизон уничтожить.

Отряды до рассвета заняли исходные позиции. Приближался час начала операции.

- До сих пор не видно плота с толем, а уже забрезжил восход солнца – забеспокоился Андрей Петраков, - как бы не опоздал. Штурм откладывать уже нельзя. Все на голых нервах и ждут сигнала.

Иван Усков постарался успокоить Андрея:

- Мандрыкин в лепешку разобьется, а не подведет, он всегда действует хладнокровно и надежно.

- Туман-то уже над рекой рассеивается, немцы могут засечь плот намного раньше, чем он доплывет до опоры.

В это время слева и справа прозвучало несколько взрывов.

- Вот тебе, бабушка и Юрьев день. Это наши рвут заграждения, связь и полотно – улыбнулся Усков. – Теперь главное ввязаться в бой, а потом уж как карта ляжет …

- Что-то ты на случай уповаешь, Иван, встревожился Петраков, а надо надеяться на наше мужество, ум, и уже потом, на удачу. Но теперь уже все равно. Через пятнадцать минут начнется бой.

И через четверть часа скомандовал:

- Связной! Передай расчету – огонь!

Кутерьма боя завертелась, закрутилась. По мосту, грохоча сапогами по металлу настила, пробежал часовой. Он увидел плот и попытался стрелять по взрывчатке, да не успел. Цепь бойцов отряда Щорса уже добралась до насыпи, и автоматная очередь уложила на настил моста часового.

Машеров в бинокль рассмотрел плот со взрывчаткой. Двое пловцов, пряча головы от пуль за ящиками со взрывчаткой, подгребали руками, чтобы плавсредство не промахнулось и не проплыло бы мимо цели. Взорваться плот должен уткнувшись в массивную «тушу» быка-опоры.

А Машеров увлек за собой щорсовцев:

- Ура! За мной! – крикнул Петр Миронович и двигался прямо на казарму и на пост. В треск пулеметных и автоматных очередей вплелись басистые взрывы гранат и уханье пушечных снарядов. Вскоре в казарме остались лежать только трупы.

Только когда прекратился огонь, бойцы заметили, что командир ранен в руку.

- Мироныч, давай-ка я вас перевяжу, кровь из плеча хлещет – предложил Володя Хомченовский.

- Малость царапнулся – отмахнулся в горячке Машеров. – До свадьбы, как говорят, заживет. Сейчас должны появиться наши санитарочки: Полина Галанова и Мария Шаркова. Вот они и перевяжут меня.

- Да я видел, что они вытаскивают из-под огня раненого в голову Огурцова. Боюсь, что рана его очень серьезная, вряд ли останется в живых – сказал Ворон.

А в это время взвилась в воздух красная ракета – сигнал к отходу. А пролеты моста сначала вздрогнули от взрыва, а потом беззвучно, как в немом кино, медленно рухнули в прохладные волны Дриссы.

Когда Машерова перевязала Полина Галанова, он радовался, как ребенок:

- Дорога бездействует! И это мы и вся бригада парализовали её. Долго фашисты будут кусать локти, а фронт не получит через железную дорогу ни военной техники, ни живой силы.

Так и получилось: семнадцать дней железнодорожный перегон бездействовал.

Когда операция по взрыву моста закончилась успешно, Полина подвела предварительно итоги, обозначив две вехи в военной биографии Петра Мироновича:

- Тебе в первом же бою, как командира отряда ранили в ногу. Теперь, когда ты принял первый бой в составе с твоей помощью вновь созданной бригады, тебя ранили в руку. Я начинаю уже бояться за тебя. Впереди же, Петенька, нам предстоит еще не мало боев. …

- _ Не переживай, Полин, - обнял Машеров её одной рукой, - все будет хорошо. Нам нечего бояться, кроме самого страха.

- Ты умеешь, Петя, парировать даже очень острые мои вопросы. Но нам нужен мир.

- Мы обязательно добьемся мира, даже для этого нам придется очень долго воевать. Поэтому пусть все страхи мы сметем с нашего пути сейчас же.

---

ЯЗЫК – ГЛАВНЫЙ ВРАГ ТВОЙ

Чем выше поднимался авторитет Петра Машерова в партизанских подразделениях, тем больше ответственности приходилось ему брать на себя.

- Ты знаешь, Полина, как-то спросил Галанову Машеров, - чем отличается руководитель гражданский от руководителя военного?

- Да, практически, Петя, ни чем. Просто гражданского руководителя не подстерегают опасности на каждом шагу, и ему не приходится жить в полевых условиях.

- Я не согласен с твоим выводом, Полина. Геологи, моряки, рыбаки, охотники и опасностям подвергаются, и бытовые условия аховые …

- Да не томи меня, Петя, я тогда не знаю, чем же отличается таким необычным военачальник от гражданского руководителя?

Петр тяжело вздохнул и ответил:

- Самое главное их отличие довольно кардинальное: военачальник имеет право посылать человека на смерть, а гражданский руководитель такого права не имеет. А поскольку я в партизанском отряде царь, бог и воинский начальник, то мне за военное преступление приходится и наказывать. То есть за тяжкое преступление даже лишать человека жизни.

- Так предателям туда и дорога – поняла смятение Петра Полина, - Помнишь Аникина, который предал тебя фашистам, и ты, чуть ли, не поплатился за это жизнью сам.

- Аникин – это была моя трагическая ошибка молодого и неопытного подпольщика. Буду теперь стараться не допускать таких оплошностей. Потому и задал тебе провокационный вопрос о разности прав военного и гражданского человека. Но в боевых условиях военный имеет еще одно очень жесткое, но необходимое право – право судить и казнить предателя, труса, дезертира, паникера, чтобы избежать гибели других патриотов. Ведь фашисты стремятся нас уничтожить не только в открытом бою.

- И каким же образом, Петя. И как ты думаешь избежать этого подвоха?

- Необходимо уделять пристальное внимание моральной стороне своих подчиненных – сразу же ответил Полине Машеров, он, видимо долго обдумывал этот мучительный разговор. И был наготове к любому самому сложному вопросу. – Они засылают в партизанские отряды шпионов, или вербуют малоустойчивых партизан. И мне приходится не сбрасывать со счетов хитрость и коварство врага. Вот готовлю свой первый очень строгий и суровый приказ.

- Насчет чего, Петя, - поинтересовалась Полина.

- Знаешь партизана Иосифа Полявичко?

- Разумеется, - кивнула Полина, - еще тот разгильдяй.

- Так вот, его расхлябанность переросла в преступление. Он самовольно ушел из отряда, выпив изрядную дозу самогонки, стал распространять среди местных жителей ложные слухи и даже попытался связаться с полицией. Но об этом узнал наш разведчик, и не позволили этому подлецу передать секретные сведения о нашем отряде, арестовав предателя, и передал его нам в руки. Вот подготовил приказ, можешь первой прочесть его. Полина взяла в руки приказ и внимательно прочитала его: «25.08.42 года. В целях укрепления дисциплины в отряде и для успешного продолжения борьбы с оккупантами и в соответствие с присягой белорусского партизана приказываю:

1.За нарушение военной присяги, за морально политическую неустойчивость, за распространение ложных слухов об отряде, за стремление наладить связь с полицией, за самовольный уход с поста, бывшего партизана Полявичко расстрелять.

2.За болтливость и разглашение некоторых сведений о внутренней жизни отряда и порядка караула партизан Ершов Николай Иванович заслуживает расстрела. Но, учитывая чистосердечное признание и обещание искупить свою вину, партизану Ершову Н.И. объявлен выговор с последним предупреждением, и в следующей серьезной операции поставить на самое опасное место, этим самым дать возможность оправдаться.

3.В последний раз предупреждаю весь личный состав отряда в случае малейшего разглашения военной тайны, разгласивший её будет немедленно расстрелян.

Командир отряда П. Машеров»

Галанова, прочитав приказ, предала листок с текстом Петру молча, и он спросил её негромко:

- Что скажешь, Полина?

Она ответила, тяжело вздохнув:

- Древние римляне говорили: «Закон суров, но это закон». И ты поступил аналогично этому изречению. Оба партизана нарушили свою клятву, присягу белорусского партизана и должны понести суровое наказание по законам военного времени. Но почему это суровое наказание постигло только одного из них. Ведь и Иосиф Полявичко и Николай Ершов покинули самовольно караульный пост. Но одному трибунал был строг, а второму дан шанс кровью искупить свою вину?

- Ершов чистосердечно признался, и, в принципе-то, в его поступке не было злонамеренности. Николай не покидал поста, он не нес караульную службу в то время, а получив отпуск от командира боевой группы, и находился у себя дома. Но, выпив с родственниками, стал бахвалиться своими «подвигами» перед женщинами и молодежью. А это строго запрещено в тексте той же присяги партизана. А Полявичко виноват по всем статьям, и получил наказание по заслугам. Но ведь ты Полина знаешь, что полмесяца назад я получил приказ о награждении партизан, которые отличились в уничтожении моста через Дриссу.

Полина, лукаво улыбнувшись, сказала Петру:

- Я больше всего запомнила другое событие, случившееся три месяца назад.

- Я тоже запомнил его, замялся Петр. Притом на всю жизнь. Мы же стали с тобой официально мужем и женой, зарегистрировали свой законный брак.

- Я тебе об этом и напомнила, Петечка, что вместе теперь у нас с тобой и радость и горе. А текст приказа я хорошо помню. У меня хранится копия этого приказа, так как в нем отмечена и моя фамилия.

Полина достала с полки на стене землянки папку с документами, и, открыв нужную страницу прочитала: «За проявленную смелость и мужество в операции по уничтожению железнодорожного моста через реку Дрисса объявляю благодарность: Баранову, Кирко, Лавриновичу, Ковалевскому, Соловец, Кононову Н, Кононову Е, Полешаеву, Хордашеву, Альшаникову, Козлову, Галановой, Козловскому С, Коробову, Пузикову, Водневу, Ефременко, Кудрявцему, Буловскому, Коробову Е, Коваленко Павлу.

Командир отряда П.Машеров».

- Вот как ты запомнила этот приказ, в котором тебя отметил командир отряда Машеров, объявив тебе благодарность, хотя оставил в приказе твою девичью фамилию – Галанова. Не хотел афишировать перед всем отрядом, что мы стали мужем и женой – сказал, улыбаясь, Петр.

- Соединяет мужа и жену не колечко из золота, а их любовь. А мы уже давно поклялись друг другу в том великом чувстве, и пронести любовь через всю нашу жизнь – добавила Полина. – Жаль, что даже теперь, когда мы муж и жена, не имеем даже отдельной палатки. Нет укромного местечка, где бы могли с тобой уединиться.

- Нельзя командиру использовать свое служебное положение – покачал головой Машеров. – Если командир начинает поиском для себя привилегий, то это начало конца его власти. Принцип командира во время войны быть примером для своих починенных, а его лозунг – «Делай, как я!». Тогда все, беспрекословно, будут выполнять его команды, и он завоюет авторитет среди своих бойцов.

В это время в штабную землянку зашел Володя Шуцкий.

- Я, - сказал он – давно считаю, еще со школы, что ваш авторитет и власть абсолютны.

- Абсолютную власть имели только монархи, а я не принадлежу к царскому роду, - отрезал Машеров шутливый тон своего бывшего ученика. Но я горжусь, что мы с тобой прошли через пекло, но не сломались, а остались порядочными людьми. В начале войны – оба побывали в плену. Но сбежали и стали партизанами, были несколько раз ранены, но каждый раз возвращались в строй и воевали с новой силой.

- Да, - согласился Владимир Шуцкий. – Совсем недавно я получил за операцию по взрыву моста на Дриссе подарок от вас: именные наручные часы.

- А мне он объявил только благодарность – сказала Полина и пошутила: а подарок зажал.

- А вы знаете, Полина Андреевна, секрет моего подарка?

- Откуда же, Володя, я могу знать про твои секреты? Расскажи, раскрой мне тайну твоей награды.

- После взрыва моста, мы захватили казарму, где квартировался гарнизон фашистов. И, разумеется, многим партизанам достались трофеи. Но Петр Миронович приказал все трофеи сдать на склад отряда. У тех, кто не желал это сделать, отобрали трофеи интенданты. Забрали наручные часы и у меня.

- Забрали, так забрали – пожала плечами Полина. – У всех же забрали трофеи, у Петра Мироновича любимчиков нет.

- Весь фокус в том, Полина Андреевна, что собранные трофеи в казарме Петр Миронович превратил в наградный фонд. И вручал ценные подарки из этого фонда всем раненым и особо отличившимся партизанам при взрыве моста через Дриссу. Когда я лежал в палате для раненых, он зашел, зачитал приказ и стал вручать ценные подарки. Я чуть со смеха не помер, когда командир подошел ко мне, а я лежал на нарах, и, подмигнув хитренько мне, вручил наручные часы, которые у меня же и отняли.

- Вот фокус, так фокус – засмеялась Полина. Её поддержали оба мужчины.

Посмеявшись, Машеров пояснил:

- А как же вы хотели, милые мои юмористы? Чтобы мы из партизан превратились в мародеров? Только себе захапать трофеев побольше, а как будут одеты, обуты, накормлены, напоены твои друзья, вы и думать об этом не хотите? Нет, дорогие товарищи, так дело не пойдет! Никого нельзя ущемлять, а каждому партизану воздавать по заслугам.

- Да мы, Петр Миронович, сами понимаем, что без строгости и дисциплины много не повоюешь. Я ведь посмеялся по-доброму, что часы, которые мне понравились, у меня забрали, и сложили в общий котел. Но вы же заметили, что часы, именно эти часы, понравились именно мне? – спросил Шуцкий.

- Конечно, Владимир, я сразу заметил, что ты огорчился, что твои часики-то: тю-тю, попали в вещевой склад, потому и вручил их тебе награду за отвагу в бою.

- А знаешь ли ты, Володя, как Петр Миронович внимательно относится к бытовым условиям своих боевых товарищей? – спросила Шуцкого Полина – старается изо всех сил улучшить их питание и отдых, одежду и обувь. И не прощает оплошностей, нечестного отношения к работе тех, кто обязан улучшать быт партизан?

- Краем уха я слышал, как он строго наказал начпрода Горбусенко, но деталей не знаю – сказал Шуцкий. – Расскажи, за что Семен получил хороший пинок под зад?

- Мне и рассказывать не придется – ответила Полина. – На-ко, прочти приказ.

Володя взял копию приказа и прочитал: «За последнее время наблюдается ухудшение в работе кухни. Обеды плохие. Нормы хлеба самовольно урезаются. Учет не ведется. Несмотря на замечание и предупреждение помощника начальника хозяйства по продовольственной части Горбусенко Семена, состояние на кухне не изменилось, а посему Горбусенко Семена от обязанностей отстранить и зачислить его рядовым бойцом хозчасти».

- Да, за урезание хлебной пайки можно бы и голову повернуть в другую сторону, да и оставить в таком положении, а сказать, что так и было – съязвил Шуцкий.

Тут Машерова срочно вызвали, и Полина с Владимиром продолжали разговор о поддержании строгой дисциплины в отряде уже вдвоем.

- Какой же Петр Миронович обычный и необычный человек – сказал Владимир – он постоянно общается с партизанами и местными жителями, знает их постоянные жизненные заботы и тяготы, несет вместе с ними эти тяготы войны. Поэтому и сумел за короткий срок отряд Щорса превратить в единое целое, что можно выполнять самые сложные и опасные задания. Но и сам лично, он всегда на острие атаки, а потому является нашим символом.

- Но в списке партизан, представленных к правительственной награде, его фамилия не значится – отметила Полина.

- А кто же попал в этот список?

- Ты в этом списке есть, это точно, - сообщила Полина. _ Включены Огурцов, смертельно раненый в голову, Езутов, Шаркова, с ней мы вытащили из под огня раненого Огурцова, Гитилев Николай, Корякин.

- А почему же самого Петра Мироновича не представили к награде, - взволнованно спросил Шуцкий. Ведь и его, как и меня, ранили в этом бою.

- Через два дня его на открытом партийном собрании и заседании бюро приняли кандидатом в коммунисты. Петр шел в этот бой, в котором взорвали мост через Дриссу, еще комсомольцем, а это доверие своих товарищей стало самой дорогой и высокой наградой для него – улыбнулась Полина.

- Но, я всегда удивляюсь: у него столько энергии, что новые идеи появляются, выплескиваются, фонтанируют, а в планах военных операций? Так энергично присутствуют нововведения – высказался Шуцкий. – Чем он подпитывается, ведь он вроде бы не военный человек, не изучал ни тактику, ни стратегию войны.

- Мне, кажется, что он так часто берется за необычное, и затевает что-то в операциях новенькое и нестандартное, так как привык с детства, что новичкам везет – ответила Полина. – Для партизанской борьбы очень необходимы нестандартные решения и оригинальность планов боевых операций. И, конечно же, бдительность.

- Я хорошо запомнил наглядный пример бдительности и жесткости в пресечении пустопорожних разговоров Машеровым – кивнул в знак согласия к доводам Полины Шуцкий. – Мироныч объявил строгий выговор партизану Шинко и начальнику караула Морозову за разговор с посторонней женщиной на посту.

Вернулся Петр Миронович хмурый и взбудораженный.

- На тебе лица нет, Петя, что случилось? – спросила взволнованная Полина.

- Полтора месяца назад пришлось пустить в расход предателя Иосифа Полявичко, потом пришлось отстранить Семена Горбусенко подальше от продовольственного склада, где он на этом хлебном месте пайку хлеба для бойцов стал урезать, а «излишки» использовал в корыстных целях. А теперь я ходил разбираться с поступком, а вернее преступлением партизана Александра Кудрявцева.

- А что он совершил? – поинтересовалась Полина.

- Кудрявцев воровал со склада зерно для приготовления муки, из которой пекли хлеб. А из ворованного зерна гнал самогон. На совете партизанского отряда вынесли такую вот резолюцию: «13. 10. 42 года. За воровство отрядного хлеба и превращение его в самогон, за пьянство, и систематическое нарушение воинской дисциплины Кудрявцева Александра Александровича расстрелять».

Попив из алюминиевой кружки чаю, Машеров, взяв автомат и двух бойцов, вышел на улицу, предупредив Полину:

- Пойду, побеседую с жителями деревни Ковниветое. Люди уже видят в партизанах, в комсомольцах и коммунистах единственный источник силы, которая способна свернуть хребет гитлеризму. Но главный довод в великом достижении нашего отряда – мы изгнали фашистов из Россонского района, и установили на местах советскую власть.

Неуклонно приближалась зима. Вот где пригодился опыт зимних лыжных маршрутов по Беларуси Петру Машерову.

Находились, конечно, и скептики:

- Нашли, тоже мне, универсальное средство передвижения по снегу – лыжи – недовольно бурчали пессимисты. – В лесу и на болоте столько пней и кочек, что будешь об них запинаться и далеко не уйдешь. Уж лучше старинным дедовским способом передвигаться – на своих двоих.

- Да без лыж – спорили оптимисты – по такому глубокому снегу и пару километров не пройдешь, как семь потов прольешь и выдохнешься. А на лыжах вжик-вжик, и только снежок позади поземкой вьется, а расстояние сокращается быстро, как по щучьему велению.

- Это могут так бежать, кто лыжным спортом занимался. А я лучше бы пешочком – не сдавался пессимист. Но вскоре пот с лица стал литься градом, а рубашка на спине вымокла, что хоть отжимай, все встали на лыжи.

Притаившись на опушке густого ельника, группа дождалась темноты.

- Ну что, братья славяне, - заговорил никогда не унывающий Саша Бульбянов – отдохнем, перекусим и устроим истинным арийцам веселую ночь перед Рождеством.

- Правильно, Сашок, - откликнулся Миша Булавский – нужно на фашистов напасть внезапно, чтоб они очухаться не смогли. Мы в белых маскхалатах под цвет снега, а они, тоже для маскировки в одних подштанниках, на улицу повыскакивают. Правда, от страха смогут подмочить свою репутацию в прямом смысле этого слова.

- Только – предупредил Саша, стреляйте по домам, если точно убедитесь, что в них нет местных жителей, чтобы не пострадали женщины и дети.

- Фашисты сами не желают ночевать в доме, в котором живут белорусы – сказал Шуцкий. Они набиваются в каком-нибудь добротном здании, как селедки в бочке, окна которого выходят не на улицу, а в сад или огород. А, в случае нашего нападения, они считают, что смогут удрать из-под огня. Но я эти повадки фашистов хорошо изучил. Их «крепость» по моей методе превращается в западню. Мы же их в кольцо возьмем. А в месте предполагаемого отступления устроим двойную засаду.

Так и произошло. Гитлеровцы, ошалев спросонья от страха и неожиданности, выскакивали в нижнем белье на улицу, где их настигали партизанские пули или осколки гранат. От взрывов гранат загорелось сено в сарае, и при такой иллюминации началась еще большая паника. Немецкий офицер в подштанниках, но в фуражке с высокой тульей на голове, стреляя на ходу и парабеллуме в божий свет, как в копеечку, кричал, оправдывая себя и пугая и без того перепуганных подчиненных: «Выбрался десант Красной Армии».

На востоке забрезжило, и туманная дымка стала рассеиваться.

- Пора уходить, - подумал Машеров и подал условный знак к отходу. В самый кульминационный момент внезапного нападения, воспользовавшись суматохой гитлеровцев и их растерянностью, щорсовцы ушли в лес и растаяли в нем, как клубы утреннего тумана. Немцы готовились к быстрой молниеносной победе – блицкригу, а получили сокрушительный удар с тыла. Сколько воинских эшелонов с живой силой и военной техникой не сумели своевременно прибыть на Кавказ, под Сталинград, не говоря уже под Москву, и получали одно поражение за другим.

- Здорово, мы сегодня прижучили фашистов – с восторгом сказал Машерову Владимир Шуцкий. – И так будет всегда после нашей очередной вылазки. С Вами, Петр Миронович, наш отряд стал грозной силой.

- Твой отряд, Владимир Петрович, твой отряд – улыбнулся Машеров.

- Почему мой – оторопел Володя.

- А потому что ты станешь командовать отрядом имени Щорса – ответил Володе Петр Миронович. – А меня назначили командиром бригады. Я участвовал в этом бою, чтобы лишний раз убедиться в моем выборе. После гибели Ворона Володи Хомченовского лучшей кандидатуры командира отряда, чем ты, нет. Я сегодня уже сложил свои полномочия на тебя и командовать в бою.

- И вам хватило одного боя, что бы увидеть во мне командира отряда? – спросил Шуцкий.

- Любой командир должен быть немного дипломатом, - улыбнулся Петр Миронович. – А дипломат должен уметь видеть человека, не глядя на него, и смотреть на человека, не видя его. Поэтому я быстро и разглядел твой талант полководца. Принимай от меня эстафету, я уверен в тебе.

---

БОЛЬШОМУ КОРАБЛЮ БОЛЬШОЕ ПЛАВАНИЕ

В состав партизанской бригады кроме отряда Щорса входили еще пять отрядов. И дел у Машерова увеличилось многократно – головы не повернуть, а, если и повернуть успеешь, то ни конца, ни края не увидишь. Это по горизонтали, а по вертикали, то забот у комиссара бригады: выше крыши, а крыша этого дома выглядывает за высокими горами, а насколько в Беларуси и гор-то нет, то за высокими лесами.

По сравнению с отрядом имени Щорса дисциплина в других отрядах, где прихрамывала, а где так хромала, что без костылей не пройти, не проехать.

Первый же визит Машерова к котовцам показал, что внутренний распорядок и сама дисциплина желают быть лучше. Глаз резанула расхлябанность в отряде.

- Среди бела дня, - подумал Петр Миронович, - партизаны слоняются по лагерю как неприкаянные, кто-то просто валяется на нарах, а кто храпака дает.

Машеров хмуро прошел, не здороваясь к кухне мимо не бритых в большинстве своем партизан и еще больше разозлился, когда увидел на сучьях сосны, как на новогодней елке висело несколько винтовок и автоматов. Но шум поднимать не стал, а деловито забрав оружие в охапку, как дрова из поленницы, отнес в сторонку и спрятал в мелком кустарнике.

Только после этого маневра он подошел к одному особо неряшливо одетому партизану, вскинул свой автомат на изготовку, и приказал бедолаге поднять руки вверх по-немецки: «Хенде хох!»

У того лицо перекосилось от неожиданности, руки сами по себе дернулись схватиться за оружие, но его не было: ни при себе, ни на суку корявой сосны.

Завертели головами и праздно шатавшиеся до сих пор бойцы, а оружие-то куда-то испарилось.

Подошедший в этот момент начальник штаба отряда Кичасов, попытался сгладить неловкость и сказал незлобиво:

- Комиссар бригады решил пошутить с вами. Решил бдительность проверить.

И нарвался на резкую отповедь Петра:

- Шуткам в такой ситуации не место, товарищ начальник штаба. Ваши подчиненные позабыли азы дисциплины, да подкрадись к вам трое-четверо гитлеровских разведчиков и от вас осталось одно мокрое место. Всех бы до единого человека посекли автоматными очередями. Так что скажите мне, товарищи покойники?

Кичасов постарался оправдаться:

- Товарищ комиссар бригады, у нас на подходе к лагерю стоят усиленные посты дозоров и круглосуточно по периметру дежурят разведчики. Так что к нам комар носа не подточит.

- Но это не повод, Николай Андреевич, расслабляться – заметил Машеров. – Оружие должно быть всегда при себе. Тогда враг не захватит вас врасплох. Мы действуем в тылу врага, а враг хитер, силен и коварен.

Немного поостыв, Машеров скал уже более миролюбиво:

- Обойду с дежурным посты, а через два часа проверю внешний вид и готовность оружия к бою.

Шли, обходя деревья долго, и у Машерова закрепилось сомнение, а расставлены ли на подходах к базовому лагерю засады и часовые. Свое предположение Петр Миронович, видимо высказал вслух, так как дежурный сообщил ему:

- Посмотрите вот туда, товарищ комиссар бригады, внимательнее: в мелком можжевельнике и в густом папоротнике и замаскировался пост. Они увидели меня, но пока не услышат пароль, не отзовутся.

В отряде произошли так же метаморфозы: партизаны выскоблили до блеска стол на кухне, побрились, привели в порядок одежду, и словно помолодели разом.

- Я сначала не понял, что притягивает как магнит к вам людей – поделился своим мнением дежурный. – Сначала подумал, что слухи о вашей беспредельной смелости и мужестве летят впереди на крыльях. Но теперь уяснил: подкупает подчиненных ваша искренность и непосредственность.

Машеров отмахнулся от похвалы:

- Не надо громких слов. Люди видят мое внимание к судьбам партизан и их семей. Народ на мякине не проведешь. Он все видит и слышит.

Кичасов пригласил Петра Мироновича в штабную землянку. Он не терял времени даром и хорошо подготовился к докладу.

- Мы постоянно наращиваем партизанское движение в западной части Витебской области, а не только в Россонском районе. Народ, поднявшись на вооруженное восстание, не дает продуху фашистским оккупантам. Уничтожает день за днем, а в большинстве своем по ночам их гарнизоны. И немчура, как затравленные волки в загоне, обнесенном охотниками красными флажками, мечутся в поисках выхода из блокированного нами партизанского края. А в своих письмах в Германию воют о проклятых морозах и о своей горькой судьбе.

- Вам бы, Николай Андреевич, стихи писать, красиво вы умеете, свои мысли излагать, - сказал с удивлением Машеров, а про себя подумал:

- Вернусь в бригаду, обязательно дочитаю дневниковые записи Вилли Клюге, Ганса Фишбейна и Фрица Фишбейна. Читая записи Ганса, я увидел, как из фашиста вырастает антифашист. Не зря говорится: «Практика – критерий истины». Реальные события, которые происходят во время войны, заставляют немцев задуматься над смыслом происходящего. И все идеологические догмы Гебельской пропаганды, вбитые тогда немцам, постепенно улетучиваются. Поэтому и нам нужны не только военные операции, а также и идеологическая информационная борьба. Победа куется не только оружием, но и достоверной информацией. Факты не только упрямая вещь, а и убийственное средство поразить своего врага интеллектуально. А это моя главная задача как комиссара бригады.

- Я что-то сказал не так – спросил обеспокоенный молчанием Машерова Кичасов.

- Нет, нет, все правильно вы говорите. Многие гарнизоны разгромлены и там уже нет немецкой власти. Все эти бургомистры в волости, немецкие управляющие и местные полицейские удрали подальше от партизанских зон, испугавшись смертного часа и возмездия народного. Образовался обширный партизанский край. И я горжусь, что среди партизан есть десятки, нет сотни истинных храбрецов и героев. Со многими из них я участвовал в боях. И видел, как на моих глазах росло их военное мастерство и навыки.

- Да, вы правы, - согласился Кисаев. – Для нас стало правилом: громить врага в пять, а то в десять раз превосходящими силами. Фашисты уже боятся выходить за пределы своих гарнизонов силой меньше роты. Они находятся в постоянном страхе и морально и психологически подавлены.

Полина очень удивилась, что Петр, вернувшись из инспекторской проверки отряда имени Котовского, попросил дать ему прочитать записи немцев из полевой жандармерии, переведенные на русский язык.

- Почему ты, Петя, вдруг вспомнил о сентиментальных записках фашистов, воевавших во Франции?

- Очень меня поразило мнение о письмах фашистов моего коллеги из отряда Котовского – Кичасова. Как он точно и кратко обрисовал стиль этих писем: «воют как волки о своей несчастной судьбе!» Вот я и решил почитать письма жандармов, которых мы уложили в первом бою, когда меня ранили первый раз.

- Хорошо придумал, Петечка. Я давно хотела тебе это предложить, но видела, как ты замотался, посещая отряды бригады, и у меня язык не поворачивался тебе напомнить о непрочитанных письмах врагов, которых ты уничтожил в скоротечном бою.

- Так вот и настал черед прочитать их.

- Почитай вот эти записи гоуптмана Вилли Клюга. Он до Россон служил в Вильнюсе.

Машеров взял лист бумаги, который протянула Полина ему, и стал читать: «Мне было странно, что я вышел на платформу вокзала Вильнюса, в котором я когда-то служил. Но еще больше удивился, когда у меня мелькнула мысль: «Хорошо бы поесть что-то горяченькое».

На выходе с перрона, как и на всех перронах вокзалов Европы – контроль. Там стоял солдат в каске. Он-то и сказал мне то, что говорил всем без исключения:

- Зал ожидания налево. Для нижних чинов тоже самое.

Я возмутился, прикурив от зажигалки сигарету, передразнил контролера:

- Зал ожидания для низших чинов тоже. Молодцы… Хотят чтобы мы побежали толпой в стойло, которое для нас подготовили.

Каска дрогнула на голове солдата, он устремил на меня осуждающий взгляд, но увидев мои погоны капитана, тут же отвернулся.

- Все равно этот трус заявит на меня в гестапо, - подумал я, но, взглянув на испуганного Фишбейна и особенно перепугавшегося рядового Фрица Гольдберга, этого нижнего чина, поспешил их успокоить. – Положитесь на меня, ребята, со мной в Вильнюсе не пропадете. Ишь чего захотели: зал ожидания для нижних чинов… Да здесь много разных забегаловок вполне на европейском уровне, следуйте за мной.

Мы пересекли широкую привокзальную площадь, и в узком переулочке я увидел старенькую легковушку, а в ней знакомого танкиста Янека. Поляк посадил нас в салон и помчался как сумасшедший по темным улицам. Я сунул деньги за проезд, когда мы подкатили к ресторану и он, ухмыляясь, вытащил вещи из багажника и принес их к дверям питейного заведения, построенного еще в средневековье. Ганс распахнул широкие двери, и мы увидели зал ресторана: мягкие кресла, красиво накрытые столы, а на них осенние цветы.

Мне это резануло глаз, хотя Франц и Ганс заулыбались от восторга. На обеденном столике в азе стояли красивые цветы. Такие цветы обычно кладут на могилы на кладбище. И мне показалось, что это будет наша последняя трапеза. Но, когда к столику изящной походкой подлетел официант, я воспрял духом. Его лицо сверкало даже ярче, чем поднос, на котором он принес графинчик хорошей водки и три пустые рюмочки. Да и хорошо начищенные полуботинки тоже празднично блестели. А вот фалды фрака были слегка помяты, а галстук-бабочка слегка замусолена. Разлив спиртное по рюмкам на высокой ножке Георг, так представился нам официант, предложил:

- Не желают ли паны побриться и помыться с дороги?

Мы пожелали и последовали поочередно за официантом. У меня возникло чувство, будто мы прибыли в гости к очень пожилым, но слишком вежливым сановникам, у которых по правилам придуманного им этикета установлены на столиках таблички с надписями: «немытым и небритым гостям и молодым людям нельзя садиться за стол». Ганс сменил даже рубашку, а Фриц одернул лацканы мундира, на груди которого красовались нашивки за ранения. Наши взгляды перехлестнулись, и лейтенант пояснил мне, как неразумному мальчишке:

- Это нашивки, французские нашивки. Таких нашивок мы наделали без счета. А теперь наделаем нашивки белорусские, скоро они многим понадобятся. А еще мы делали жетоны с обозначением количества подбитых танков, количество называли нам заказчики. Да мы даже медальки изготовляли за взятие Парижа.

Я и Фриц уставились на него, словно он говорил на каком-то птичьем языке, который мы совсем не понимали. И он покраснел, как рак, и почти закричал нам.

- Чудаки, ведь у нас же была собственная фабрика…

- Вот это да – выдохнули мы разом.

- Да, да, фабрика государственных флагов. Мы их выпускали и гнали вагонами на Восток и на Запад, но самое главное, это были значки, ордена, жетоны.

- Какие еще значки? – спросил я Ганса и он тут же ответил:

- Значки со свастикой и маленькие такие значки-флажки, на которых есть булавка, чтобы закрепить этот флажок на лацкане пиджака. А нашивок за ранения выпустили вагон и маленькая тележка, без счета: черные, серебряные и золотые. Заработали на нашивках уйму денег. Значки союза фронтовиков мы выбрасывали огромными партиями, а их раскупали, как горячие пирожки. И опять наши кошельки начинали пухнуть.

Мне захотелось «посадить» на свое место Ганса и я сказал ему:

- А мы в Вильнюсе все время толкали налево машины.

Ганс опешил и спросил меня:

- Разве это можно: все время толкать налево машины, а ездить-то было на чем?

Мне пришлось пояснить этому заносчивому недоумку:

- Служил в Вильнюсе в ремонтных мастерских. В них оставался никому не нужный железный лом. На самом деле это был не лом, а вполне подлежащие ремонту автомашины. Но мы заявляли их как лом и списывали этот «лом». А их двух автомашин русские пленные, а они были великолепными механиками, собирали одно очень приличное авто. И я их мгновенно продавал. Что полагается обер-интенданта, то его дело было вовремя закрыть глаза. Тем более он жил с еврейкой, и я мог его всегда взять за цугундер. А сам, сделав из двух-трех драндулетов прекрасный, даже шикарный автомобиль, получал за него сорок тысяч новеньких приятно хрустящих марок.

- И ты ничего не боялся? – спросил меня Ганс.

- Конечно же, дрожал от страха – признался я честно. – Разве можно быть уверенным, что тот гаврик, с которым я вел дело, не доложит обо мне в гестапо. Я рисковал головой, но мне везло, и деньги у меня не переводились. Дрожишь, трясешься от страха пару недель, а если за это время никто не попал в гестапо, никого, с кем я толкал автомобиль налево, не арестовали – живи опять спокойно, и думай, как собрать из хлама новенький автомобиль.

- Так и в Россонах, куда едем мы служить, наверняка полно этого «металлолома» - сказал Ганс. – Может быть, мы с тобой займемся этим на новом месте. Представляешь, сколько там валяется около Витебска этого добра? На миллионы. Нужно только найти, кому продать.

Я удивился наивности лейтенанта и сказал ему без обиняков:

- В том-то и дело, что Витебск – это тебе не Вильнюс. В Витебске нет черного рынка. И эти миллионы марок так и останутся валяться в грязи под Витебском».

- Спасибо, Полинка, что ты напомнила мне об дневниковых записях фашистов. Хотя мне было отвратительно рыться в грязном белье, когда гниль и дрянь натуры всплывали на поверхность, становилось еще хуже. Но стало ясно, что им плевать на интересы Третьего рейха. Они думают, что можно урвать для себя лично в этой мрачной круговерти военной машины, которую подпитывает экономика всей порабощенной Европы. Гитлер думает, что все богатство принадлежит «великой» Германии, а его разворовывают мелкие воришки, такие как Ганс Фишбейн и Вилли Клюге. А ведь есть и крупные воротилы с генеральскими погонами, так те воруют по крупному. Они эшелонами вывозят в свои замки и имения награбленное добро из захваченных ими государств. Но их настигнет та же участь, что и этих двух офицеров и солдата. Про мысли офицеров я прочитал, теперь посмотрю, как настроен рядовой солдат.

Машеров стал читать записи Фрица Голдберга.

«Я поднял глаза и наткнулся на жесткий, беспощадный взгляд лейтенанта, хотя думал, что он не плохой парень. Поэтому тихо спросил:

- Почему вы меня так ненавидите?

Ганс покачал головой:

- Это не так, дружок. Я вижу, что тебя мучают какие-то, тяжелые воспоминания, а тебе не с кем поделиться. Ты рядовой солдат, а мы с Вилли офицеры. Но пока Вилли пошел получать продовольственный паек на всех, расскажи мне о своей проблеме.

И я стал тихо рассказывать Гансу о себе. Зловеще тихо:

- Да, меня погубил один неприятный тип. Мы шесть недель сидели недалеко от Россон, я уже говорил, что воевал в этих краях в окопах около болот, где стояла наша гаубица для обстрела партизан. Кругом ни души, ни одного дома, ни одной развалюхи. Только топи болота, вода, кочки и ивняк. И полтора месяца мы торчали в этом кошмарном болоте. В этом кошмарном аду.

- А как же доставляли вам боеприпасы? – спросил Гольдберг.

- Снаряды и патроны нам привозили на край болота, а мы, разгрузив их на огневую позицию к орудию через гать. Мы постелили дорогу через болото из хвороста. На две недели привезли боеприпасов, и получилась целая гора, сложенная из ящиков. И чуть меньше была горка из жратвы.

- А чем же вы занимались между стрельбой?

- Ловили рыбу, давили комаров. Эта мошкара собиралась в тучи и роилась над нами, тоненько звеня над ухом. Мой товарищ как-то хлопнул себя по шее и показал мне ладошку всю испачканную кровью: «Пусть попробует хоть кто-нибудь упрекнуть меня, что я плохо воюю. Я могу говорить смело, что проливал кровь за Великую Германию». Не понимаю, как мы не сошли с ума.

- Шикарное выражение, - улыбнулся Ганс – мне надо где-нибудь записать эту острую шутку, чтобы не забыть. И что же произошло затем?

- Наш вахмистр был сущий скот. Только жратва стала нашей отрадой, а вахмистр нес похабщину и проглатывал в свою утробу сало и мясо, почти не ел хлеб. А, если человек воротит нос от хлеба, он пропащий… Да…

Я замолчал, но и Ганс в этот раз не настаивал, чтобы я продолжил тотчас свою исповедь. Он понимал, что мне тяжело открыть ему свою тайну. И я, застонав, выдавил из себя её

- Божераб, он сделал из нас последних подонков, мерзавцев. Мы все скурвились. Нет не все. Один наотрез отказался. Этот человек оказался сильнее нас всех, он дрался так, что вахмистр поджал хвост. Но однажды, когда солдат стоял на посту, садист пристрелил его, когда проверял охрану. Потом поднял нас по тревоге с постелей и заставил нас тащить труп в болото.

- А как он объяснил вам, что часовой погиб на посту, ведь налета партизан не было?

- Вахмистр написал донесение, что солдат оказался бунтовщиком, угрожал ему оружием, и стрелял в него. В качестве вещественного доказательства представил пистолет. В нем же не хватало одного патрона. А жене застреленного вахмистром солдата послали извещение, что он погиб в боях за Великую Германию в болотах Беларуси.

- А как же вы выпутались из этой клоаки?

- Когда пришел очередной рейс со снарядами, мне привезли телеграмму от мамы, что она заболела. Мне разрешили побывать дома. И я ушел и не вернулся на батарею. Просто не вернулся. Представляю, как это животное взбесилось. Но когда в штабе допросили меня про убийство часового на посту, то я слово в слово повторил донесение вахмистра, а потом укатил домой. Там впал в прострацию или выл как полоумный. Не мог же я рассказать маме все, как было. Да и теперь у меня есть один выход – умереть.

- Не валяй дурака, Фриц – не приказал, а попросил меня лейтенант, забыв даже о своем офицерском чине, он произнес эти слова как-то по-дружески.

А тут появился Вилли Клюге и разложил аккуратно продукты две ровные кучки и заявил:

- Это вам на три дня.

Мне с Гансом досталось по буханке хлеба, круг колбасы, по двести пятьдесят граммов на брата, по восемнадцать сигарет и по три трубочки леденцов.

- А почему ты получил пайку не себе? – спросил гоуптмана лейтенант.

- Так я истратил свои талоны еще в Германии за пару недель вперед. Но у меня есть деньги и все что нужно я куплю здесь.

Мне Ганс подвинул мою порцию продуктов, и я, намазав хлеб толстым слоем сливочного масла, отрезав сочный ломтик колбасы, стал с жадностью поглощать это лакомство.

Но вдруг меня, словно молния, пронзила мысль. Ведь я ем воскресную порцию сливочного масла. Довольствие же выдают на сутки, а они делятся интендантами с двенадцати часов одного дня до двенадцати часов другого дня.

- Значит, я ем не только воскресное масло, но и масло, предназначенное на понедельник. Выходит, что я ем не положенное мне воскресное масло. Может быть, капитан собирается меня подвести под военный трибунал? Отправят в здание суда под конвоем, а председатель суда скажет

- Он съел воскресное масло, и даже часть масла на понедельник, а значит, обворовал героический немецкий вермахт. Он собирался умереть, а вместо этого сожрал все масло и хлеб. Не оставил на выходные ни колбасу, ни сигареты, ни леденцы. И как он думает провести уничтоженную еду через хозчасть? Довольствие на мертвецов через хозчасть не проводится. Придется его приговорить к …

Тут я громко захохотал. Председатель трибунала не сможет меня приговорить к расстрелу. Ведь мертвому расстрел не страшен. В дверь громко забарабанил Ганс. Допишу эту страничку потом. А мне перед поездкой нужно прогреть мотор легковушки. Служебной … а не на продажу, как у Вилли.»

Машеров, отложив записи немцев в сторону, сказал Полине:

- Я словно Данте Алигьери прошел вместе с Вергилием все круги ада, читая эти признания несчастных немцев.

- неужели ты жалеешь фашистов, Петя, - удивилась Полина. – Они делали нас несчастными, а ты присвоил им звание мучеников.

- Они, Полинка, все-таки немцы, а не фашисты. Они такие же жертвы фашизма, как и мы. Да они алчны, стараются поживиться на дармовщинку, но Гитлер не сумел в них выжечь все человеческое. Они сопротивляются внутри себя против фашизма, но диктатура страха мешает им оставаться людьми в это страшное время. Они не хотят умирать, но выполняют бесчеловечные приказы и убивают мирных, ни в чем не повинных граждан. А кто сеет смерть, тот пожинает смертельную катастрофу.

- И все же, Петя, вся судьба у них одна сплошная черная полоса, и ни одного просвета. И каждый из них, не замечая этого, уподобляется скоту, для которого одна отрада в жизни – хорошая вкусная жратва.

Петр Миронович только молча развел руками в разные стороны.

---

ДВИГАТЬСЯ НУЖНО ТОЛЬКО НА ЗАПАД

Вскоре бригаду «За Советскую Белоруссию» переименовали в имени Рокоссовского. Мощь партизан возросла. Но скопление такого огромного количества боевых формирований на такой сравнительно небольшой территории сковывало их оперативные действия против оккупантов. Уменьшалась база снабжения продовольствием. Решение о передислокации на запад напрашивалось само собой. И бригада имени Рокоссовского получила приказ о передислокации в Вилейскую область.

Партизанские отряды занялись ремонтом обуви и одежды, укомплектовывались оружием и боеприпасами. Заработали скорняжные мастерские, колбасные, сапожные, швейные. Делались сыры и сливочное масло, консервированные творожники, сушились сухари.

Подготавливали людей к действиям на марше, форсировать водные преграды, а для этого нужно уметь быстро изготавливать плоты из бревен, и их подручных материалов. В назначенный срок потянулись по лесным дорогам обозы.

Высокая, подтянутая фигура комиссара бригады мелькала то здесь, то там. О его неутомимости ходили легенды. Говорят, что доброе слово и кошке приятно, а остроумия, доброжелательности Петру Мироновичу занимать у кого-то не приходилось. Казалось иногда, что он вовсе и не уставал.

Но как он выматывался, знала только Полина Галанова.

- Не надорвался бы ты ненароком, Петя, ты посмотри на себя – скоро от ветра качаться будешь.

- Не надорвусь, Полин, - успокаивал жену Машеров, - и не укатают сивку крутые горки – я двужильный.

- Несерьезный ты, Петя, человек, - сетовала Полина, а он отшучивался:

- В серьезных делах надо быть серьезным, а в несерьезных – не надо.

Но вскоре и ему стало не до смеха. Петр Миронович, оглядывая окрестности на марше, поразился их безжизненности. До самого горизонта простиралось пустое поле и ни одной избы. Там, где стояли когда-то хаты, возвышались остовы кирпичных печей, закопченных черной-пречерной сажей. Гитлеровцы здесь все сожгли дотла, согласно своей доктрине сожженной земли.

Как будто почувствовав настроение Машерова, к нему подошел командир бригады Александр Васильевич Романов, тоже обеспокоенный мертвым пространством и сказал.

- Молодец, комиссар, догадался укрыться от посторонних глаз в перелеске. А ночью придется без стука и шума сделать бросок через это голое пространство в тот дальний лес. Если немцы заметят передвижение такой огромной массы людей, нам путь через Двину будет закрыт. Ведь у нас собрана армия больше полутора тысяч штыков.

- Я полностью с вами согласен, - кивнул Машеров – и понимаю, что главное условие при форсировании Двины – это внезапность и неожиданность. Да и опыт в таких операциях у нас есть, а смекалки нашим бойцам не занимать: собирать и разбирать плоты мы тренировались на суше. Норматив изготовления плота был очень жесток и суров – двадцать минут. Но в него почти все укладывались.

Сначала, когда на небосклоне взошла луна, Петр Миронович забеспокоился. Но сначала легкие и редкие облачка стали, словно кисейные занавесочки на окнах, заслонять яркий свет полуночного светила, а когда дождевые тучи затмили луну, и стал покрапывать дождик, комиссар с облегчением вздохнул. И вот началось движение. Машеров шел мимо руин сожженного села, где-то остались клочки соломы и обуглившиеся бревна, осколки битого кирпича. И ни души – пустое мертвое пространство.

Один боец, поравнявшись с Машеровым, нарушив приказ идти молча, процедил сквозь зубы:

- Что натворили гады, что наделали сволочи.

У Петра Мироновича все бурлило и клокотало внутри, но он, стиснув зубы, промолчал.

Из сумерек ночи выплыла, словно тень, голова лошади следующей подводы, колеса которой и копыта самого коня были обмотаны тряпками, чтобы не нарушать ночную тишину: любой звук был слышен за километр. А оси колес хорошо смазаны, для этой же цели.

Разведчики через каждые полчаса докладывали комиссару бригады обстановку на марше. Колонна растянулась змейкой на поворотах дороги на два километра. С особой бдительностью пересекли шоссе Освея-Кохановичи.

На берегу речки Сарьянки сделали привал на дневку. Замаскировавшись в прибрежном лесочке так, чтобы их не смогли обнаружить ни с земли, ни с воздуха. А хляби небесные разверзлись и движение в следующую ночь замедлилось. Колеса подвод вязли в грязи, раскисшей от дождя дороги. Вошли в безлюдную Сарью, которая тоскливо глядела на партизан зияющими глазницами, разбитыми выстрелами и лопнувшими от пожара стеклами окон. Порванные провода висели, будто хлысты, на столбах. Ветер раскачивал их из стороны в сторону, словно перебирая струны, насвистывал унылую песню безжалостной воны. Деревянная улица буйно покрылась густой зеленой травой – муравой. И грустила, скучала, когда же пятки босоногих ребят порадуют дробным стуком уличную мостовую.

Мост в поселке Сарья был разрушен через речку Сарью. Но помогли опять вездесущие разведчики.

- Товарищ комиссар бригады, - отрапортовал бойко молодой хлопец, – иду я мимо крайнего дома, возле которого возвышается церковь и услышал человеческие голоса. Кто-то притаился в церкви у Бога за пазухой и остался в живых, их там двое. Один, постарше мальчишка сказал, что хорошо знает место брода через Сарью. По броду-то мы эту речку за час перейдем. В том месте она мелкая – воробью по колено будет. Но надо торопиться. В километрах трех, пацаны сказали, находится вражеский гарнизон. Может, дадим фашистам прикурить от уголька сожженной деревни?

- Ни в коем случае – оборвал Петр Миронович, бравого разведчика, - у нас сейчас совсем другая задача. Нам нужно еще не одну сотню километров отмахать и не обнаружить свое присутствие под носом противника.

- Все ясно и понятно, товарищ комиссар, - козырнул разведчик – разрешите организовать переправу.

Машеров заулыбался, жизнелюбие этого ухаря ему нравилось, и он не по-уставному сказал:

- Давай, дружок, действуй по своему плану. Переплавляться можно, но только осторожно. Хорошо, что услышал разговор мальчишек.

- Так я же разведчик – заулыбался следопыт. – А разведка в армии -это её глаза и уши.

Когда хвост колонны, переправившись через брод, скрылся в сосновом бору, комбриг Романов поделился своей радостью с комиссаром:

- И так, Петр Миронович, противник не замечает нашего движения. Остаемся дневать здесь. Подъем в 20.00. В отрядах установить бодрствующих дневальных, отрядам занять круговую оборону. За всеми людьми, появившимися в поле зрения, установить наблюдение. А при приближении, бесшумно задерживать, огня не открывать. Применение оружия, в крайнем случае. Выход людей на опушку леса – запретить! Лес должен выглядеть мертвым.

- А где же вас разыскать, Александр Васильевич, - осведомился Машеров.

Комбриг указал пальцем на вещмешок и уложенный на него автомат:

- Мой КП будет вот здесь – под сосной.

Машеров понимал Романова с полуслова. Обстановка вокруг сложная и предосторожность необходима. Впереди на флангах у фашистов располагались крупные гарнизоны, хорошо натасканные на борьбу с партизанами. Они обладают повышенной маневренностью и оперативно смогут напасть на них объединенными силами.

Романов взглянул на задумавшегося комиссара, добавил:

- Главная наша суть в этой ситуации – как можно дольше не позволить врагу обнаружить нас. Они не должны понять замысел передислокации бригады. Ввязаться в бой на марше безумие: и командиры отрядов и партизаны никогда раньше не участвовали в боях в таком крупном соединении, они действовали малыми группами в составе не более взвода. А наш масштаб немного давит морально на них. Они уже в составе бригады допускали одну оплошность за другой. Все пытались вырваться вперед, полезть наперед батьки в пекло. А в итоге частенько погибали сами и создавали много сложностей и неприятностей другим подразделениям. Нельзя ускорять события, а действовать по четко выработанному плану.

- Я этим комплексам скоропалительности не страдаю – пожал плечами Машеров.

- Так потому вы, Петр Миронович, и комиссар бригады – улыбнулся Романов. – Ведь вы создали первую партизанскую группу. И из вашего зернышка вырос колос с зернышками. И эти зерна гнева взрастили сначала отряд, а потом объединили воедино рядом существующие партизанские отряды. А теперь мы идем на Запад создавать там сопротивления фашистам, которые сами чувствуют свой бесславный конец. Но раненый и загнанный в угол зверь во сто крат опаснее сытого и самодовольного хищника.

- Да, Александр Васильевич, - согласился с комбригом Машеров, - мы постараемся так прижать в этом углу злобного зверя рогатиной, что ему и рыпнуться некуда будет.

Петр Миронович решил обойти все отряды и со всеми, кто бодрствовал, проводил беседы:

- Товарищи даже сотня-другая уничтоженных сейчас фашистов не оправдает, если мы не сможем, совершить бросок через Двину. Нам нужны терпение и максимальная маскировка. Ни одной зажженной папиросы, ни одного громкого звука. Говорите только шепотом, а лучше вообще молчать. Нам нужно до форсирования Двины в один прыжок пересечь железную дорогу.

Когда над лесом пролетел фашистский двуфезюляжный самолет «рама» у партизан пронесся шепот:

- Проклятая кочерга, что ты тут забыла?

- Может быть, днем фрицы засекли возвращающийся назад обоз? А теперь разнюхивают наше расположение?

Машеров услышав эти реплики спросил:

- Боитесь, что если выследят нас фашисты, погибнуть?

- Так смерти каждый из нас боится. Но, если от страха голову потеряешь, то быстрее погибнешь, чем будешь без паники думать как остаться в живых, дав достойный отпор врагу – ответил ему пожилой бородач.

И вот железная дорога перед глазами. Повисла гнетущая тишина. Уже без всяких нравоучений и приказаний. Наступил ответственный, решающий момент.

Машеров был на переднем крае и увидел огонек от сигареты. В десяти шагах прошагал часовой, который не заметил подползших почти вплотную к железнодорожному полотну, партизан.

Справа вспорола ночную тишину автоматная очередь. Их заметили и маскировка уже ни к чему: Петр Миронович вскочил, и крикнув:

- Вперед, товарищи! За мной! Стал поливать из автомата гитлеровских охранников.

- Ура-а-а! – разнеслось по цепи, и партизаны рванулись вперед, карабкаясь по насыпи железной дороги. Саперы вырезали пластами куски колючей проволоки из заграждения, открывая свободный путь для своих товарищей, которые сметали перед собой деревянные щиты и другие преграды. Затем полукруговую оборону тылом к реке. Дорогу перескочили мгновенно, будто на крыльях перелетели. По прибрежному песку саперы уже тащили бревна и вязали их в плоты. Тренировки не зря проводились. Но никак не получалось натянуть канаты через Двину.

- Берите весла и тяните канаты на тот берег – скомандовал Машеров, и тут же с удовлетворением услышал ритмические всплески воды. Значит, первый плот стал пересекать Двину.

Связные как угорелые, носились по берегу и передавали отрядам команды, хотя почти все командиры отрядов действовали успешно, выполняя пункт за пунктом план переправы.

Плоты уже на той стороне, но почему их не перегоняют обратно? Нужно партию за партией переправлять партизан на противоположный берег. Но фашисты устроили такой фейерверк из трассирующих пуль, что голову боязно поднять над землей. Каждая пуля, летящая из автомата гитлеровцев, кажется, нацелена именно в тебя.

Романов в самый напряженный момент боя бросил в атаку группу прикрытия. Огоньки трассирующих пуль стали загораться реже, а потом и вовсе потухли. Штурмовая группа засады партизан сделала свое дело. Автоматчики во главе с Нигамаевым подавили сопротивление фашистов. Помогли это сделать минометчики. У фашистов из караула были лошади, для передвижения днем по дорогам. Один фриц попытался верхом добраться до гарнизона, чтобы доложить руководству о налете на караул партизанами. Но мина, которая разорвалась рядом, не позволила гитлеровцу доставить донесение. Конь от испуга, после взрыва мины захрапел и, сбросив седока на землю, помчался на атакующих партизан галопом. Но, не доскакав до них метров пять, вдруг вскочил на дыбы и, жалобно заржав, рухнул им под ноги.

Но самое удивительное в этом ночном было то, что партизаны не понесли потерь, не считая двух человек раненых. Помогло то, что со стороны Латвии командир отряда Владимир Шуцкий отбил атаку фашистов, сдержал их, не допустив сорвать переправу. Володя последним переправился через Двину. Сработали хорошо и разведчики: командир бригадной разведки Исанин и его заместитель Назарцев отлично подготовили разведданные для успешного форсирования Двины. Потому и произошла операция партизан, как по маслу. А щорсовцы Машеров и Щуцкий в лучшем виде проявили себя в этой переправе. А бойцы отряда гордились своими командирами:

- Нам повезло с командирами: и с Мироновичем и с Владимиром Шуцким легко воевать. Они как-то умеют сглаживать напряжение перед боем и настраивают на спокойный боевой лад – сказал один щорсовец.

- С Петром Мироновичем можно делиться любым сомнением – поддержал своего товарища другой, - поощряет он любую полезную для отряда инициативу, а особенно находчивость. Зато трусов и паникеров терпеть не может. Сам же всегда, в любой ситуации остается хладнокровным и, принимая решительные действия, пользуется авторитетом у нас.

---

В НОВОЙ ОБСТАНОВКЕ НУЖНО И ДЕЙСТВОВАТЬ ПО НОВОМУ

Бригада имени Рокоссовского, оказавшись на западе Беларуси, оказалась в сложном положении. С одной стороны бригада заняла восемь районов, где разместила свои воинские подразделения Вилейской области. Но гитлеровцы своим жестоким террором запугали очень сильно местное население. Во всех деревнях действовали немецкие учреждения, подняли голову предатели.

Чтобы перетянуть мирное население на свою сторону, партизанам было необходимо показать свою силу, а без помощи населения, без их информации о карателях, о количественном их составе в гарнизоне фашистов, партизаны не могли развернуться, как следует в занятых ими районах и показать там свою силу.

Получился замкнутый заколдованный круг. Нужно было предпринять действенные контрмеры. И на заседании подпольного обкома компартии, первый секретарь Климов Иван Фролович сделал ставку на молодежь.

Когда Климовичу стали жаловаться на нехватку продовольствия и боеприпасов в отрядах, он сказал:

- В условиях нашего подполья, когда фронт Красной Армии находится от нас за тысячу километров командирам, комиссарам и комсомольским активистам нужно пользоваться самым мощным оружием, которого у вас находится в достатке.

- И что же это за чудо-оружие? – донесся до Климова вопрос из зала.

- Это оружие идеологическое – ответил Иван Фролович, и стал развивать свою мысль. – Следует целенаправленно вести работу по срыву мероприятий оккупантов, нужно рассказывать доступно о коварстве геббельской пропаганды, проводить беседы, распространять листовки, выпускать газеты, чтобы прекратилось одурачивание молодежи, и из их числа не получались предатели Отчизны. Кто-нибудь пытался заняться этим?

Машеров встал и ответил на вопрос:

- Мы узнали, что в Вилейке создана семинария гитлеровцами, это учебное заведение профашистского «Союза белорусской молодежи», в который немцы заманивают нашу молодежь, и проповедники этого союза пытаются дезориентировать наших ребят и девушек и привлечь на свою сторону. Они обрушили на юное поколение такой шквал наглой лжи и фальсификации, изощренного национализма и шовинизма, запугивания и репрессий. Вместе с членами бюро обкома комсомола Шимоновичем, Ольшанским, Тулей, Пранько написали проникновенное и яркое обращение. Зачитываю его целиком: «Открытие школ и семинарий, товарищи, является не чем иным, как подготовка к организованному угону молодежи на каторжные работы в Германию, или отправку на фронт. Не идите на провокации немцев! Уничтожайте фашистских организаторов СБМ! Добывайте оружие и идите в партизанские отряды! Уничтожайте фашистов и предателей нашей Родины!

- Молодец, Петр, - сказал Иван Фролович. – Ты хорошо, оказывается, понимаешь наши первейшие цели, и умеешь выстроить тактику борьбы с коварными фашистскими действиями в тонком национальном вопросе.

А про себя Климов подумал, что Машеров вполне подходящая кандидатура на должность первого секретаря подпольного обкома комсомола:

- Я же прощупывал исподволь Петра, отзывы о нем весьма лестные: он отзывчив, его ценят за моральную чистоту и личную храбрость.

Будучи одаренным человеком, и имея за плечами огромный жизненный опыт, Иван Фролович угадал организаторский талант Машерова и содействовал в дальнейшем на выдвижение Петра Мироновича на пост первого секретаря Вилейского обкома комсомола.

Но идеологическая борьба у Машерова только начиналась.

- Как нам лучше донести нашу боль и тревогу за судьбу нашей страны до молодежи – решил посоветоваться со своими соратниками он.

- Напечатаем этот текст отдельными листовками – предложил Шимонович.

- Притом небольшими пачками, чтобы их дальше распространяли по деревням наши агитаторы и активисты – дополнил Ольшанский.

- А я подготовлю группу опытных комсомольцев-подпольщиков для внедрения в СБМ - взял на себя самую сложную работу Машеров.

В Вилейке появились наклеенные на стенах домов в самых людных местах листовки. В семинарии велась подпольщиками антигитлеровская пропаганда. Комсомольцы сумели похитить секретные документы из семинарии. А в здании семинарии произошел глухой ночью взрыв.

Семинаристы испугались, что их фамилии придадут огласке, а взрыв может прозвучать не только ночью, но и днем, когда идут занятия и есть опасение, что можно при взрыве взлететь на воздух и отправиться на небеса самим семинаристам.

Из семинарии стали убегать без оглядки. Человек сто сорок покинуло учебное заведение сразу же после взрыва.

Но и подпольщики-комсомольцы понесли потери. Гитлеровцы выследили и схватили Петра Малиновского и Леонида Желтко. Их изверги пытали с особой жестокостью, а потом казнили. Но Леониду каким-то образом удалось отправить на волю записку: «Я нахожусь там, откуда другого выхода нет кроме смерти. Мне перед вами не стыдно. Я выдержал пытки, никого не выдав».

Узнав о провале и казни своих друзей. Машеров ходил мрачнее тучи. Полина пыталась поддержать мужа:

- Не рви себе сердце, Петя! Потеря невосполнима, но война есть война. Ты только с виду кажешься твердонамеренным, а на самом деле у тебя тонкая душа творческой личности, потому и мучаешься, когда гибнут люди и чувствуешь виноватым в их гибели.

- А как же могу я относиться по-другому, Полина, к нашим потерям друзей? Наверно во всем мире нет страшнее слова, чем война. Его нельзя произнести без ужаса, без леденящего душу холода.

- Но ты же всегда оберегал молодых подпольщиков, отправляя на рискованную операцию своим напутствием.

- Эх, Полина, я по долгу службы обязан инструктировать партизан. Поэтому и советовал взвешивать, уходя в стан врага и отрицательные моменты и меры противодействия негативным факторам. Нельзя упускать ни одной мелочи. Нужно всегда просчитывать, а как бы ты поступил на месте врага. Только таков подход может стать гарантией безопасности.

- Но, бывает Петенька, обстоятельства сильнее, чем ты думаешь. Вот тогда истинные патриоты и приносят из-за этих обстоятельств самое дорогое, что у них есть на свете – свою жизнь. Потому и не могут сломить наше сопротивление фашисты. Я удивляюсь, как ты, мотаясь по районам, еще держишься на ногах. Ведь нагрузка нечеловеческая: походы, бой, блокады.

- Полин, если я не буду подавать людям пример самоотверженности, то какой же буду я комиссар бригады?

- Я понимаю это, Петя, понимаю. Как-то мне случайно удалось услышать оценку твоих действий из уст нашего комбрига Ивана Фроловича Климова. Он сказал, что для него Машеров – это его правая рука.

Но осенью 1943 года обком партии все же решил разделить территорию области на три партизанские зоны: центральную, юго-восточную и северную. Петру Мироновичу досталась Центральная зона. Но все зоны имели рации и поддерживали связь с Москвой и с командующими фронтов.

Благодаря этому партизанские командиры прекрасно ориентировались в оперативной обстановке и в свое время получали директивные указания из центра. И действовали теперь партизаны намного эффективнее.

Комбриг Иван Климов наставлял Машерова:

- Ты, Петр Миронович, укрепляй всемерно связь с местным населением. Это залог нашего успеха в партизанской войне. Население поможет нам продовольствием, и парней призывного возраста отправят не в фашистскую Германию, а к нам в лес, бороться с оккупантами.

- А у меня главная цель, Иван Фролович, как раз работа с населением. Несколько сот активистов ведут это благородное дело, передвигаясь по деревням, устраивают самодеятельные концерты, но самое главное в своих беседах активисты рассказывают о положениях на фронтах, о паническом настроении фашистов, распространяют листовки и газеты. Но главная наша агитация, это пущенные под откос эшелоны с живой силой и вооружением, взрывы мостов и техники на шоссейных дорогах.

- Я хорошо помню, Петр Миронович, твою умелую работу с комсомольцами. Ведь как сказал наш вождь и учитель Иосиф Виссарионович Сталин: «Недры решают все». Взять хотя бы Надю Осипенко. Ты рекомендовал её возглавить подпольную комсомольскую организацию. И Оля создала её.

- Да, Иван Фролович, она не только стала комсомольским вожаком, но и умелой разведчицей. Получив разведданные, она не останавливалась на передаче их в штаб бригады. Совершала дерзкие налеты и брала со своими бойцами-комсомольцами в плен немецких офицеров, летчиков. Совершила диверсию на электростанции в Поставах. Жаль, что в неравном бою с фашистами Надя Осипенко геройски погибла. Честь и слава ей.

Петр Миронович смолк и опустил голову. Комбриг тоже помолчал, а потом похвалил Машерова и его помощника секретаря обкома Виктора Шимоновича:

- Хорошо развернулся твой Виктор Иосифович, он стал настоящим газетчиком. И не только выпустил около пятидесяти бюллетеней: «Молодежь Беларуси в борьбе за Родину», а курирует газету, которая выходит большим тиражом «Молодежная правда».

- У Виктора Шимоновича много творческой энергии и таланта – развил мысль комбрига комиссар бригады. Это он придумал переводить листовки на немецкий язык. А подает злободневные темы на высоком художественном уровне. Но у него не только талант журналиста, а и художника. Партизаны, разворачивая газету, в первую очередь заглядывают в страницы – а нет ли там, на развороте одной сатирической карикатуры. Другие хотели видеть в газете поэзию своих сверстников. И наслаждались, читая чудесные, симпатичные стихи о родном крае, о Беларуси. И когда поэзия была сочная, задиристая, но это только отражало и говорило о вечности человеческого духа.

А партизанские суровые будни продолжались. Надя Осипенко погибла, но её комсомольцы разведчики…………………..

Петр Миронович, совершив с отрядом Шуцкого рейд по тылам противника, сталкивался частенько с алкогольной темой. Крестьяне радостно встречали партизан. Делились с ними продуктами одеждой. При необходимости выделяли повозки, запряженные лошадьми, чтобы бойцы смогли увезти в лес трофейное оружие и боеприпасы к ним.

Один крепкий мужичок с окладистой лопатой – бородой вытащил из своего сарая немецкий пулемет и несколько сот патронов к нему в пулеметной ленте, хитровато улыбаясь, сказал Машерову:

- Сам-то воевать уже не могу, так забирайте себе мой подарок.

- А где ж ты, папаша, раздобыл пулемет, если воевать уже не можешь.

- Да этого добра добыть не трудно – обменял!

- Так ты не воин, а купец! – улыбнулся комиссар. – Хорошо ли сторговался. Почем товар продал тебе пулемет аника-воин?

- А он его не продавал, а обменял. Мы с ним договорились махнуть не глядя: килограмм на килограмм.

- Как это не глядя и почему по весу? – удивился Машеров.

- По весу – это просто – сколько весило оружие, столько литров самогона я налил немчуре. Но он решил проверить качество моего самодельного напитка. Так глотнув самогона, он глаза зажмурил от удовольствия или от крепости самогона, но уложив бутыли с огненной водой в коляску мотоцикла, тут же укатил восвояси. Хочешь, и тебя угощу и твоих хлопцев.

Машеров обнял бородача и сказал:

- За подарок вам низкий поклон всей деревне, за заботу о партизанах, за смекалку, за душевную доброту.

- Так теперь того, этого, - достал мужчина из кармана пиджака бутылку самогона. – Можно подарочек-то и обмыть.

- Извините, дорогой, но я употребил самогонку два раза в жизни – наотрез отказался Петр Миронович, - и оба раза при ранении – промывал раны. А вы мне третий раз пытаетесь её употребить? Нехорошо, голубчик, нехорошо. За самогонку у меня один любитель жизнью поплатился. А вам за подарок спасибо, а самогон, в следующий раз я с вами и разговаривать не буду.

- Да я не очень-то и сам хочу самогонки. Она у меня как твердая, хотя и очень жидкая сама по себе, валюта, на что хочешь, обменяешь. А вот от пол кабанчика, которого я добыл фашистам на закуску, думаю, что не откажетесь. Кушайте свининку на здоровье.

На том и порешили. Но оказалось, что такие сделки проходили во многих деревнях. Немецкие солдаты, втихаря, продавали винтовки и патроны, обувь и обмундирование, соль и медикаменты. И обе стороны обмена мало рисковали. Этот факт Машеров тоже узнал от бородача.

- По всей округе по нашим селам разнеслась давно молва, что десятки тысяч партизан, до зубов вооруженные, двигаются на запад по лесным тропинкам. Эти слухи и нагнали на захватчиков ужас и панику. Они в страхе удрали в крупные гарнизоны, укрепились там, сидят, забившись, как крысы в норы.

- А это не досужие домыслы – переспросил Машеров.

- Какие домыслы, с обидой в голосе произнес селянин. – Уже два месяца фашисты не выходят из Мяделя.

- Голод не тетка, - улыбнулся Петр Миронович. _ Посидят, посидят на диете, да и выползут из крысиных нор. А мы подкараулим этот момент и накормим их досыта, что больше им пища и не понадобится.

Вскоре в штабе бригады появились разведчики и сообщили, что обозы с продовольствием едут из Постав и из Мяделя. Но всюду уже были засады. Застигнутые врасплох фашисты побросали в панике подводы и разбежались. Но любители легкой наживы быстро сконцентрировали свои силы и, пытаясь отомстить партизанам, бросились в бой. Прикрываясь бронемашинами и танками, атаковали партизанский отряд. Атака захлебнулась. И началась позиционная затяжная перестрелка. Она продолжалась около семи часов и фашистов не спасла бронированная техника. Они были наголову разбиты после тактически грамотного прицела партизан.

Командир отряда имени Чапаева Николай Сиденин, почувствовав, что патроны на исходе, не дрогнул. Он через командира взвода отдал приказ все патроны отдать пулеметчикам, оставив по одной обойме на винтовку.

После этого взвод молниеносно, одним броском занял кладбище. Но не выполнять ритуальное действие, а использовать надгробия могил, как защитные сооружения в виде бруствера. Плотный пулеметный огонь перепугал фашистов. А когда под прикрытием пулеметного и автоматного свинцового шквала бойцы отряда поднялись в атаку, гитлеровцы и пустились в бегство.

Проявил исключительную отвагу в этом бою секретарь Мядельского подпольного райкома комсомола Степанов. Прицельным огнем уложил несколько фашистов во время очередных лавин атак, но и сам едва не погиб. А спас Степанова от неминуемой смерти командир отряда Сидякин. Увидев, что в бойца целится снайпер, командир бросился на поднявшегося в атаку Степанова и сбил его с ног на землю. Выстрел снайпера прозвучал вхолостую, а потом вслед за ним застрочил пулемет, кроша доски стенки сарая, из которого Степанов и хотел выскочить на улицу и поднять бойцов в атаку.

Лежа на земле, Сидякин посчитал на дощатой стенке девять пулевых отверстий. А ведь каждому из них хватило бы и по одной пуле. Степанов поблагодарил Сидякина хриплым голосом, от предчувствия неминуемой смерти у него перехватило горло.

Спасибо, командир, ты на секунду опередил мою смерть. Я читал в книгах про войну, что обычно бойцы спасают командиров, прикрывая его своим телом от пуль, а у нас получилось наоборот: командир спас бойца, рискуя своей жизнью. В моей плащ-палатке сейчас бы уже зияло отверстие, а сам я лежал бы на земле бездыханным.

- Не надо об этом говорить – остановил Степанова Сидякин Николай Григорьевич. – Я ведь тоже читал кое-что и помню, что сказал древнегреческий философ Сократ Антисфену, когда тот стал выставлять всем на показ дыру в своем плаще.

- И что же он сказал ему?

- Он вот ловко отбрил Антисфена: «Сквозь этот плащ я вижу твое тщеславие».

Машеров детально обсудил все нюансы этого боя на заседании подпольного обкома комсомола.

- Как вы заметили, дорогие товарищи, что враг сегодня уже не тот, что был вчера и позавчера. Гитлеровцы, получив отпор, уже не лезут опрометчиво в бой. Они стараются поймать нас на оплошностях и тактических просчетах. Но мы в последнем бою доказали еще раз, что мы можем громить фашистов в открытом бою и меньшими силами. Нам все нужно действовать, как товарищ Степанов – расчетливо и хладнокровно.

- Нам нельзя ни на минуту забывать, - добавил Николай Григорьевич, что против нас действуют хорошо обученные, очень опытные головорезы, но мы выдержали их натиск, не встали на колени.

И Машеров подвел итог заседания:

- Товарищи, я уверен, что наша партизанская борьба с врагом не канет бесследно в лету. История запишет нас на свои страницы – как поколение непокоренных.

Но не только партизаны научились за время боев воевать лучше. Фашисты применяли в борьбе с патриотами Беларуси самые поскудные, самые отвратительные приемы. Гитлеровская разведка, как фокусник на арене цирка, используя отвлекающий пас, вытаскивала из засаленной потрепанной колоды нужную им карту.

К партизанам немецкая разведка засылала в отряды завербованных военнопленных и прямых агентов: шпионов, диверсантов и лжеагитаторов. Задание для этой категории негодяев были преступными. Диверсанты пытались травить питьевые источники, в местах, где базировались партизанские отряды. Старались убить командиров, а обезглавленные отряды взять в клещи и уничтожить.

Фашисты переодевали целые роты уголовников, выпущенных из советских тюрем в начале войны, в красноармейскую форму и направляли их бесчинствовать в мирные селения. Это жулье, воры, бандиты сметали все на своем пути, как саранча. После них оставались разграбленные и сожженные деревни, сотни изнасилованных женщин, трупы убитых мирных граждан.

Какой ужас и недоумение появлялось у селян, они же видели этих вандалов в советской форме, говорящих на русском языке.

Эти вражеские действия гитлеровцев были пострашнее любых атак.

- Как же нам бороться с этим беспределом, Петя, в отчаянии спрашивала мужа Полина. – Как нам найти противоядие этим агрессивным и гнусным вылазкам гестапо?

- Нужно приложить все силы, чтобы убедить людей, кто же именно творит эти злодеяния. Мы в Витебске, в Дриссе, Полоцке, Сморгони, Вилейке, Невеле поручили разведчикам уничтожить главарей формирований предателей. Многие оборотни скрывались за толстыми стенами своих домов, но и их взорвали наши подпольщики вместе с их «крепостями». Обрушился огонь партизанского оружия на высших чинов разведки и гестапо, а также и на их семьи.

- И что-нибудь получилось из этого?

- А как же, они все переполошились. Своих близких и родственников сразу же стали отправлять в Германию. Высокопоставленные чины же установили усиленную охрану в зданиях, где находились сами. Вокруг же комендатур построили самую ухищренную заградительную оборону.

- И провокации прекратились?

- Ты права, Полина, фашисты пытаются, и сейчас действовать в нашем тылу. Совсем недавно привели ко мне одного человека, одетого в красноармейскую форму.

Далее Петр Миронович рассказал историю этой встречи во всех красках.

- Предъявите, пожалуйста, ваши документы – вежливо обратился к «военному» Машеров.

Пленный пожал плечами:

- Какие документы? Вы нелепо шутите, товарищ командир! Я их спрятал в укромном месте, пробираясь по занятой фашистами территории. Мои документы, окажись они при мне, показали бы мне прямую дорогу на тот свет.

- Мне не до шуток – прервал пленного Петр Миронович, - когда вокруг нас крутятся переодетые лазутчики. Нам приходится постоянно держать руку на спусковом крючке. Вы же человек военный и должны понимать сложившуюся ситуацию.

- Я бывший военный, товарищ командир, а сейчас я ни Богу свечка, ни черту кочерга.

- Странно, вы сами себя вычеркнули из списка военнообязанных – сокрушенно покачал головой Машеров, - так кто же вы такой?

Щека пленного дернулась в нервном тике:

- Кто я такой, я смогу сказать командующему партизанами! – с вежливым видом произнес военный невоенный человек.

- Хорошо, устроим мы вам встречу с командующим, а может быть и главнокомандующим, - ухмыльнулся Машеров. Слово «командующий» резануло ему слух, а подозрения его усилились. И он стал задавать вопросы, чтобы ими развеять свои сомнения, или убедиться в своей уверенности – перед ним агент абвера или гестапо.

- А пока расскажите мне, как вы, выйдя из Полоцка спокойно среди белого дня, обошли все немецкие заставы.

- Что же тут такого, я тайными тропами обошел их.

- Но для меня загадка, откуда вы узнали эти тайные тропы, - продолжал допрос комиссар бригады. – Не понятно мне и то, что вы отказались отвечать на допросе в отряде, бойцы которого вас взяли в плен.

Как затем оказалось, это был крупный специалист по борьбе с партизанским подпольем. Эсэсовец и не предполагал, что разведка партизан владеет необходимыми сведениями для борьбы с диверсантами.

Попадали в поле зрения Машерова птицы еще большего полета, еще в Россонах. К нему в отряд Щорса попал человек, который представился как Пасынчук.

- Кто вы такой, - спросил и тогда Петр Миронович.

- Я полковник, был командиром танкового полка. Но мой танк подбили, и я тяжелораненый сумел выбраться из пылающей бронемашины. И тут же попал в плен.

- Как же вы оказались здесь?

- Меня фашисты вылечили и пытались склонить на службу к ним – продолжал убедительно говорить полковник. – Но уже в лагере у меня появились единомышленники, один из которых держал связь с немецкими подпольщиками. И мы совершили побег.

- Как долго вы были в бегах – методично расспрашивал полковника Машеров.

- В Германии из немецких коммунистов мы сформировали партизанский отряд, затем свои диверсионные действия перенесли на территорию Польши и Литвы. Появились партизанские отряды и там.

- Если вы создали целый партизанский край в самом логове фашистского зверя, зачем же вы двинулись в Белоруссию? – спросил танкиста Машеров. – Ведь здесь у нас нет танков. Чем же вы собираетесь заниматься в Витебской области. Все истинные патриоты уже находятся в партизанских отрядах.

- У меня главное задание попасть на встречу с кем-нибудь из Кремля. У меня много сведений, которые очень важны для Генштаба.

- Не знаю как для Генштаба, но сведения, которые обнаружили мы у вас, очень интересны. А для Кремля они и так известны: и про Пономаренко, Химовиче и о Климове.

Аркадий Марченко не выдержал и резко задал иронический вопрос:

- А ты полковник, случайно не знаешь, где мы в лесу справляем нужду?

Ответа, разумеется, не последовало. Тогда более спокойно его спросил Николай Новиков:

- Зачем вы собрали секретную информацию, и от имени кого вы будете говорить в Москве?

Ответа не последовало. Но в Москву полковника отправили под конвоем. Там опытные контрразведчики разберутся в собранной танкистом информации.

---

ОСВОБОЖДЕНИЕ БЕЛАРУСИ

3 июля 1944 г. Советская Армия освободила Минск, а уже в этом же месяце 25 дней спустя 28 июля нога советского солдата ступила на окраину улицы Бреста – самого западного города Белоруссии. Партизаны принимали самое активное участие в освобождении Бреста и в целом Беларуси.

Первый секретарь Вилейского подпольного обкома комсомола Петр Миронович Машеров сыграл огромную роль в освобождении Родины и родного края, который он пересек со своими боевыми друзьями насквозь от самого северного районного поселка Россоны, до самого западного города Бреста. Он не только умело и грамотно справлялся со сплочением и искусном руководством молодежи, но участвовал сам в боевых действиях против оккупантов, не щадя своего здоровья и сил и все делал для психологической и моральной закалки партизан. Делал тщательно и самоотверженно все то, что диктовала ему партизанская жизнь. Потому он для молодежи и являлся неоспоримым и высшим авторитетом.

Его личные заслуги перед Родиной так же были высоко оценены. Через 20 дней после освобождения всей территории Беларуси 15 августа 1944 года Президиум Верховного Совета СССР присвоил Петру Мироновичу Машерову звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

Представление на награждение Машерова подписал начальник Белорусского штаба партизанского движения Калинин П.З. 25 марта 1943 года.

Текст представления охватывал события с апреля 1942 года по март 1943 года. В нем перечислялись заслуги старшего лейтенанта, комиссара партизанской бригады имени Рокоссовского Вилейской области Машерова Петра Мироновича: «Товарищ Машеров начал подпольную работу по подготовке борьбы против немецко-фашистских захватчиков с первых дней оккупации Россонского района немцами. В обстановке неслыханного террора, когда многие местные работники потеряли веру в победу нашей страны, тов. Машеров с большой решительностью и исключительной осторожностью объединил вокруг себя молодежь местечек Россоны, Ольбрехтовского, Соколищенского, Селявищенского, Миловидовского, Клястинского и других сельсоветов района. Он создал подпольную организацию, детально занимающуюся сбором оружия, подбором надежных людей, получением сведений о немецких гарнизонах и подготовкой к открытому выступлению.

12 апреля 1942 года тов. Машеров с небольшой группой ближайших товарищей по подпольной работе вышел в лес на открытую борьбу с немецкими захватчиками. При этом тов. Машеров не посчитался со своими личными интересами и опасностью, грозившей его близким – мать его была расстреляна немцами.»

Дальше в документе шло подробное перечисление операций партизан, которыми лично руководил Петр Миронович. Указывались потери и ущерб, нанесенный фашистам. Количество убитых и раненых обозначались четырехзначными цифрами, а трехзначными уничтоженной техники. Если все цифры спрессовать покомпактней, то только в Вилейской области партизаны подорвали 995 эшелонов с живой силой и техникой. Разрушено 512 паровозов и 5092 вагона. Уничтожено 996 автомашин, 261 танк, 342 орудия, 77 бронемашин, 2162 места на шоссейных и 160 на железных дорогах. Партизаны разбили 390 фашистских гарнизонов и 289 учреждений оккупационных властей. Но и сами понесли ощутимые потери: 2953 человека было убито или пропали без вести, а 1475 партизан получили ранения.

Заканчивалось представление следующим образом: «Товарищ Машеров первый организатор партизанского движения в Россонском районе Витебской области, которое потом выросло во всенародное восстание и создало огромный партизанский край в 10 тысяч квадратных километров, полностью сбросивший немецкое иго и восстановивший Советскую власть. Дважды раненый, тов. Машеров за время двухлетней борьбы с немецкими захватчиками проявил личное мужество и отвагу, отдавая все свои силы, знания и способности этой борьбе и не жалея своей жизни. Достоин присвоения звания Героя Советского Союза».

Начальник Белорусского штаба сдал представление на звезду Героя Советского Союза на 17 человек. Но через контрольное сито прошло только семеро. Это известие, но обезличенное, фамилии семерых счастливчиков не разглашались до подписания Указа.

А Машеров не обращал на это никакого внимания, хотя его жена подтрунивала:

- Калинин П.З. представление на тебя подписал. А вот подпишет ли Указ о твоем награждении Председатель Верховного Совета СССР Калинин М.И.?

Петр только отмахнулся от острой шпильки жены:

- Михаилу Ивановичу Калинину думаю, что не придется ломать голову над дилеммой: наградить ли человека, у которого был репрессирован отец, или не награждать?. Есть специальные люди, которые за Калинина это сделают. Ему же представляют как на блюдечке готовый Указ.

- Петя, не огорчайся. Иосиф Виссарионович Сталин сказал, как-то: «Сын за отца не отвечает». Так что мне, кажется, что это касается и тебя.

- Да что нам гадать на кофейной гуще – усмехнулся Машеров. – Будь, что будет. «Как бы велика не была «добродель», сказал как-то философ Монтень, «Но если она не вошла в привычку, то не стоит и награды». Я даже и не знаю, назовут ли её великой, если она стала обычной.

К этому разговору супруги больше не возвращались. Но когда Машерову начальник Белорусского штаба Калинин сообщил Петру Мироновичу, что на его предварительном документе о награждении появилась характерная пометка «И.В. Сталин. Согласен», то он сказал жене:

- А ты, Полинушка, как в воду смотрела. Сталин свою крылатую фразу: «Сын за отца не отвечает», не на ветер выпустил, а помнит что сказал, и выполняет, держит сказанное слово.

- И хорошо, Петя, что Сталин помнит об этом и поставив одно только слово – «Согласен», решил судьбу твоего награждения.

А в Указе, который подписали М.И. Калинин и секретарь А, Горкин говорилось: «За образцовое выполнение правительственных заданий в борьбе против немецко-фашистских захватчиков в тылу противника и, проявленные при этом отвагу и геройство, и за особые заслуги в развитии партизанского движения в Белоруссии».

Если Петр Миронович успокоился, то Полине Андреевне прибавилось хлопот. Как говорят в народе, появилось хлопот, полон рот.

- Петя, а в чем ты на награждение-то пойдешь? – спросила мужа Полина. – Твоя гимнастерка поизносилась, залоснилась – для Кремля не подходит. Я не хочу, чтобы мой муж неказисто выглядел.

- Так на рынке сейчас кроме кителя, снятого с фашистского солдата или офицера, тоже ничего лучшего не купишь. А щеголять Герою Советского Союза в немецком кителе не пристало. Лучше мы гимнастерочку бойца Советской Армии постираем, да и заявимся пред ясные очи Михаила Ивановича Калинина. У него зрение-то неважное, авось и не заметит, что моя гимнастерочка старенькая.

- Нет, Петечка, наотрез отказалась Полина, я тебе сошью из парашютной ткани защитного цвета хороший костюм.

- Так на ткани-то парашютной, сколько отверстий дырочек для крепления строп к куполу, что костюм будет выглядеть, словно прошитый автоматной очередью – засомневался в целесообразности затеи жены Машеров. – Я же не клоун в цирке, чтобы выходить на арену в продырявленной одежде.

- Не беспокойтесь мсье Петр – на французский манер произнесла имя мужа Полина Андреевна – я эти дырочки так заштопаю, что никто и не заподозрит, что на ткани костюма были отверстия.

- Как знаешь, Полина, - махнул рукой Машеров. – Делай, что хочешь. Надо уже собираться и ехать в Минск.

- А где же мы с тобой переночуем? Спросила жена, когда костюм был готов и висел на плечиках. – Там же у нас нет никого знакомых.

- Ты права, Полинка, знакомых у меня хоть отбавляй, но у них самих проблема с жильем, город почти весь разрушили, да и гостиниц тоже нет. Так что переночуем в кабинете ЦК Комсомола, пока не определимся со временем отъезда. Но сама-то во что оденешься? Ах, есть нарядное платьице в горошек, хорошо! Но в сапогах же в кремль не пойдешь, ты в них всю войну проходила.

- Петь, я обуюсь в новенькие туфли – заулыбалась Полина. – Всю войну в сапогах ходила и мечтала, когда же я в туфельках-то пощеголяю.

Транспорт в Минске еще не ходил, и пришлось супружеской чете топать до здания ЦК комсомола пешечком.

- Диван-то, Полин, уж очень обшарпанный и рваный – вздохнул огорченный Петр. – Но ничего другого предложить не могу.

- Ой, я так натерла ноги в новых-то туфлях, что кажется, упаду на диван и засну мертвецким сном.

Утром Машеров предложил:

- Есть два варианта добраться до Москвы: поездом или самолетом.

- Давай, полетим самолетом – выбрала маршрут Полина Андреевна. - В кои веки выпала возможность увидеть Беларусь с высоты даже не птичьего, а самолетного полета, так чего же еще лучше.

С большим трудом утром добрались до аэропорта, и туда не ходил транспорт. Добрались на перекладных машинах, голосуя рукой на тротуаре. Сели в огромный военно-транспортный самолет. И за два с половиной часа полета Полина тридцать раз пожалела, что выбрала такой экзотический способ передвижения, как воздушный полет под облаками в военном самолете, не приспособленном для перевозки пассажиров.

Боль натертых ног после прогулки в не растоптанной обуви, Полине показалась мелочью, с воздушными ямами, в которые постоянно попадал транспортный самолет. Попав в яму, казалось Полине, что её какая-то страшная сила выворачивает все её внутренности наизнанку. Она побледнела, но когда её Петр спросил о самочувствии и в голосе его звучала тревога, вымученно улыбнулась и, стуча зубами, как будто чечетку отбивала каблучками, в хорошо сидящих на ноге туфелек, ответила – От-т-т-лич-ч-ч-но!

И лишь потом, очутившись на летном поле, честно призналась мужу.

- Так плохо, так плохо, Петенька, мне никогда не было. Думала, что едва ли дотяну до Москвы.

В аэропорту дали направление в гостиницу «Якорь», которая находилась на улице Горького. Обрадовались, что там и во время войны жили белорусы.

Пришли в гостиницу, а там им словно ушат холодной воды на голову вылили. Крашеная блондинка, улыбаясь, сообщила «приятную» новость:

- Вы, гости дорогие, должны представить нам справку, что прошли санобработку, коли ехали в поезде, то запросто могли приютить в своей одежде насекомых, а эти паразиты так больно кусаются.

- А где же нам эту санобработку пройти? – спросила Полина. – Ведь мы Москву-то совсем не знаем.

- До бани доберетесь на трамвайчике. - Дежурная гостиницы рассказала как туда добраться, и потом уже с какой-то заботой посоветовала. – Там вы сами с дороги помоетесь, да и бельишко ваше сухим горячим паром пропарят. И приедете в наш «Якорь», как будто вновь народившись: свежие и веселые.

Веселиться же Машерову и Полине не пришлось, у бани был выходной день. Грустные супруги появились снова у окошечка дежурной по гостинице.

- Давайте ваши справки о санобработке мне – протянула она пухленькую ручку, чтобы взять стандартные листочки.

- Баня-то закрыта – вздохнула Полина.

- Я не могу без справки заселить в номер, - резко ответила блондинка. – В поезде какую только заразу можно подцепить.

- А мы же не в поезде ехали, а самолетом прилетели – нашелся, что ответить Машеров. – Так что вот вам наши документы и дайте ключи от нашего номера.

Но не тут-то было. Пухленькая блондинка взглянула на документы и сказала:

- Ключи от номера … Да у вас же нет штампа ЗАГСа о регистрации брака. И мы не можем заселить в одном номере двух лиц разного пола не связанных брачными узами. Это аморально. И я не разрешу вам проживать в одном номере. Возьмите ключи от двух номеров.

- Так у нас есть справка, что мы находимся в браке из партизанского отряда – нашелся Машеров.

Но блондинку этот факт не убедил:

- Нужна официальная государственная регистрация брака. А про партизанскую вольницу вы позабудьте. Наши войска уже гонят фашистов в их звериное логово уже на чужой территории. Берите ключи от двух номеров.

Представитель народного отдела правительства принял супругов Машеровых, узнав, что они приехали из Белоруссии очень хорошо. Один из них, мужчина средних лет, взглянув на костюм Петра Мироновича, скривил губы и забраковал находчивость и трудолюбие Полины Андреевны:

- Несомненно, костюм хорош, - сказал Виктор Иванович. Но по столичным меркам – это доморощенное изделие не выглядит парадным мундиром. Вот вам направление в швейное ателье. В мастерской вас, Петр Миронович, оденут и обуют с ног до головы. И через несколько дней Машерова полностью эпикировали: пошили галифе, гимнастерку, шинель, а так же шапку и сапоги.

Он после примерки, прошелся, поскрипывая легкими, до блеска начищенными сапогами, к зеркалу. Покрутился около него и, притопнув правой ногой, стукнув каблучком об пол, сказал:

- А теперь хоть в пляс пускайся, ноги сами танцевать просятся.

- Ты, Петечка, даже помолодел, надев новенький мундир, таким бравым военным стал, будто и не старший лейтенант, а полковник. Важная персона. И все на тебе сидит так ладно и изящно, словно ты элегантный франт из довоенного времени.

Но и тут вышел небольшой казус. Когда в музее боевой славы попросили Машерова отдать им для экспоната одежду и обувь, в которой он ходил в партизанах, ему осталось только руками развести:

- Так я её оставил в швейной мастерской. Не везти же старенькое обмундирование из Москвы в Белоруссию. Начинается новая радостная жизнь, а все старое и плохое не стоить тащить из прошлого в будущую жизнь.

Полина, грустно вздохнув, поправила мужа:

- У нас и в прошлой жизни было много светлых, счастливых минут, хотя встречались на жизненном пути и трудные времена, и плохие люди.

- Да, согласился Машеров, - плохой человек, он душу опустошает, жизнь делает бесцельной. Но все равно, хороших людей на свете больше. Если бы было наоборот, то и жить бы не стоило.

Но служащие музея лишь сокрушенно молча покачали головой.

Полина Андреевна любовалась бравым офицером, и кончиком носового платочка смахивала с глаз невольные слезы радости.

На вручение звездочки Петр пошел один, а после вручения они с Полиной решили сходить на спектакль в Большой театр. Машеров купил билеты, а Полине какая-то словоохотливая дамочка в гостинице «Якорь», увидев на ней американское платье, которое выдали ей в штабе партизанского движения, всплеснула руками.

- Да в Большой театр вас не пустят. Туда ходят женщины только в вечерних платьях.

Праздничное настроение было подпорчено. Полина нахмурилась, но Петр поддержал жену

- Полинка, не огорчайся, ты так попробуй уговорить билетершу на входе в театр пропустить тебя и в этом наряде. Специально Звезду Героя прикреплю к гимнастерке.

Но прибегать к такой крайней мере супругам не пришлось.

Дамочка сказала неправду, а может быть, сама никогда не посещала постановки в большом театре.

Контролер оторвала полоску от билетов и равнодушно возвратила их счастливым владельцам.

Ходили Полина и Петр по улице Горького и по столичным универмагам и продуктовым гастрономам. Ведь с собой Машеровы ничего не взяли. У них не было даже зубных щеток.

Петр Миронович шагал быстро, его легкая пружинистая походка и летящая поступь заставляли Полину немного отставать от мужа. И она, время от времени, одергивала его прыть:

- Петенька, и куда же ты так спешишь, так торопишься. Ведь магазины-то закрываются поздним вечером. Привык идти впереди всех в разведке, но в Москве же нет военной угрозы.

Машеров посмеивался, но шаг свой замедлял. А через некоторое время забывался и летел вперед, как стрела, выпущенная из тугого лука. К тому же у Петра был широкий размашистый шаг, а Полине хоть тоже пришлось много преодолеть фронтовых дорог, не отставая от своего мужа, но совершенно разучилась ходить в туфельках, но туфельки они модные.

Только вот беда все в гастрономах и универмагах можно было купить только по карточкам. Но продавцы, увидев на груди покупателей партизанские награды, и услышав едва заметный белорусский говор, отпускали им товар и без карточек. Уважение к защитникам Родины было велико.

В один из вечеров командировки в Москву приехал их знакомый Лузгин:

- Надо Петр Миронович нам вспрыснуть твою награду, «обмыть» твою звездочку.

- Так я же, ты знаешь, не пью.

- А кто говорит, что ты будешь пить. Опустишь награду в бокал с шампанским и, пригубив божественный напиток, нацепишь её снова на мундир.

Все стали собираться в ресторан, но вдруг Полина вспомнила, что она сломала каблук у обновки.

- От радости голова закружилась от неожиданной встречи, вот я и забыла о небольшой неприятности с туфлями. Но, думаю, не прилично идти в ресторан босиком?

- Да разве это помеха для похода в ресторан, - сказал Лузгин, - я быстро починю обувь.

И в самом деле, каблук кое-как прикрепили и награждение отметили.

Возвратившись после награждения из Москвы в Беларусь, супруги заехали в Минск, а потом направились в Вилейку. Петр Миронович ведь работал секретарем Вилейского обкома комсомола. Но в середине сентября Вилейскую область реорганизовали, и административный центр перенесли в Молодечно. В город Молодечно перебрались и Полина Андреевна с Петром Мироновичем.

Секретарями ЦК комсомола Белоруссии стали уже давний знакомый Лузгин, Зимянин и Мазуров. Работал в ЦК и комсомолец Павел Кажушко. Он был известный партизан-взрывник, который пустил 26 эшелонов врага под откос. Имел правительственную награду – орден Ленина. Переехали в Молодечно и Машеровы.

Материально жили они очень тяжело. Продуктовые карточки получил только Петр Миронович, а на его иждивении были сестры Ольга и Надежда и Полина Андреевна, к которой приехала из деревни сестра, так как Полина уже была на сносях, и работать на огороде ей было невозможно.

Вот огород и выручал эту большую семью. Своя картошечка не давала домочадцам Петра Мироновича загнуться от голода. Помогала семье держаться на плаву и партизанская корова – её отдали партизаны будущему мужу Ольги Сергею Пронько, он болел туберкулезом.

Сам-то Машеров дома почти не бывал. Мотался целыми днями по области, приходилось колесить. Но часто вызывали и в Москву: на совещания, на конференции. Секретарь обкома комсомола должен хорошо знать новости комсомольской жизни по всей стране.

Машеров четко помнил каждое слово, сказанное в ЦК. Методично фиксировал в своей памяти указания, советы, инструкции высшего органа управления комсомола, а на такие «мелочи», как забота о собственном благополучии, не обращал внимание. А скорее забывал в круговерти кипучей комсомольской братии. Он не отмечал командировки в Москве, и бухгалтерия ему не возмещала истраченные в поездке деньги на билеты, суточные командировочные расходы.

Главбух, протерев очки, разводила руками:

- Петр Миронович, я на командировочном удостоверении не вижу почему-то отметки: подписи и печати москвичей. Поедете снова в Москву, то отметьте, поставьте «колотушку» не только на новом командировочном бланке, но и на предыдущем, на котором нет отметки о прибытии и убытии с числом и подписью. Я нарушать заведенный порядок не могу, не имею права.

Дома Машерову так же напоминали о его забывчивости.

- Петя, получил деньги на командировочные расходы? – спрашивала жена.

Он смущенно улыбался и с грустью вздыхал:

- Ты, понимаешь, Полин, позабыл сделать отметку в Москве.

- Да, вздыхала Полина Андреевна, ты, наверное, позабыл, что зарплата у тебя 1200 рублей, а буханка хлеба стоит больше 80 рублей, а мы эту буханочку-то за один день скушаем нашим-то колхозом. Так что этих денег нашей семье только на полмесяца хватит. А завтра к нам вечером на ужин член ЦК комсомола Лузгин заявится. Он за нас в Москве в ресторане счет оплатил, когда твою награду обмывали, а чем мы его у себя угощать будем?

- Полинка, - обнимая жену за плечи, восклицал Петр – у нас картошки целый подпол – ешь, не хочу.

- Так одну картошку-то на стол не поставишь – стыдно.

- Чего стыдиться-то, Полинка? – убеждал жену Машеров, - все сейчас так бедновато живут. К тому же ты такая мастерица кулинарного искусства, что из одной картошки несколько блюд приготовить можешь: бульба жареная и вареная, драники – пальчики оближешь. Да и гости, хоть и из ЦК, но нос-то не задирают. Понимают, что война-то не закончилась, а фашисты нам продовольственных запасов не оставили, все выгребли под завязку, а дома и хаты в деревне сожгли.

- Да я особенно-то и не жалуюсь, Петенька, как ходила в партизанах в военном полушубке, так до сих пор и хожу в нем потертом и ободранном. Но никто и не замечает, что я одета не в лисью шубу.

- Полин, а я не замечаю, что полушубочек-то ветшает. Думаю, ему век износа не будет. Ты посмотрела бы на обстановку в помещениях уцелевшего дома, где разместился обком комсомола в Молодечно. Когда мы туда вошли комнаты были пусты. Лишь в самой большой стояло пианино. А в другой поменьше валялись детали поломанных стульев и столов. Мы их собрали и теперь хоть есть на чем сидеть, на чем писать.

- А часто ты сидишь в своем кабинете? – спросила Полина.

- Да, сам почти не сижу. И другим сидеть некогда. Я собрал вокруг себя активных и энергичных людей. То, что разгромили, сожгли, разорили оккупанты, нужно восстановить в кратчайшие сроки. А работа на селе краеугольный камень нашего возрождения. Это как раз те самые продукты, которых не хватает народу и нам, в том числе.

- Но ты же сам не вспашешь поля, не засеешь их пшеницей, не посадишь картофеля и в колхоз не вступишь, - вставила реплику Полина.

Ты задела мою болевую точку – нахмурился Петр Миронович – народ Белоруссии настороженно, а иногда очень враждебно относится к коллективизации. Но тысячи юношей и девушек родственными тесными узами связаны со своими родственниками, которые проживают в Восточной части Беларуси или в соседней Украине. Общаясь с ними, они почувствовали, какое преимущество дают колхозы. Советская власть снабдила крестьян сельскохозяйственными машинами, что привело к повышению производительности труда. Улучшились условия труда и быта, но …

- Что означает это твое: но?

- Но укреплению Советской власти мешают «лесные братья» - вздохнул Машеров. Уже были от вооруженных сопротивлений порча колхозного имущества, уничтожение скота. А недавно в Шарковщине убили председателя сельсовета Авивиона и всю его семью и уполномоченного по хлебозаготовкам.

- Когда ты был в партизанах, то защитой от врагов тебе, верно, служил автомат – вспомнила Полина. - А теперь враги нападают на безоружных и беззащитных людей, вооруженные до зубов? У тебя есть оружие?

- Разумеется. – Коротко ответил Петр. – Мой автомат продолжает мне также верно служить. Завтра еду в деревню Друя Миорского района, а там по непроверенным слухам шалят «лесные братья». Возьму обязательно с собой оружие.

- А до меня доносятся достоверные слухи – вздохнула жена, - что ты частенько попадаешь в опасные ситуации и твоя жизнь в них часто висела на волоске.

- Слухи, Полинка, о моей чрезмерной опасной работе – улыбнулся муж, - слишком преувеличены.

На следующий день после сельской сходки в Друе, сел с товарищами на подводу и направился на гужевом транспорте к автомашине, которую оставили на большаке возле моста.

Как только подвода въехала в ближайший перелесок, комсомольских руководителей обстреляли. По звуку выстрелов Машеров определил, что у бандитов оружие разношерстное: сухие щелчки винтовок и жужжание автоматных пуль. Партизанский опыт сослужил в очередной раз Машерову: мгновенная реакция его не подвела – словно молния, он спрыгнул с подводки, увлекая за собой остальных товарищей в кювет. Но когда они попытались взять оружие на изготовку, Петр Миронович приказал: - Не стрелять! Затем почти шепотом разъяснил друзьям:

- Они стреляли бесприцельно на звук колес, значит, нас не видели из-за придорожных кустов. Поэтому не стоит выдавать, такими же бесприцельными выстрелами, бандитам свое место нахождения. Испугавшаяся лошадь понеслась в разнос, но бандиты, наверное, подумали, что мы плюхнулись и залегли на дно повозки и оцепенели от страха. Приготовить оружие к бою и по-пластунски поползем к этим вольным стрелкам. Сумерки нам помогут маскироваться, а выстрелы этих негодяев приведут нас к цели. Мы тогда сразу же превратимся из жертвы в охотников.

- Да они перестреляют нас как кроликов, - залепетал один из не обстрелянных активистов и схватился за голову. – Мы погибнем, если поползем прямиком на выстрелы бандитов. Они нас убьют.

- Прекратить истерику, ты не кисейная барышня, а из передового от ряда комсомольской молодежи, где же твое мужество – резко приструнил паникера Машеров. А затем знаками показал на мелькнувшие, на большаке темные, косые тени, шепнул:

- Приготовиться, открывать сигнал по моему сигналу!

Без шума, по-пластунски Петр пополз по направлению теней и после его очереди двое бандитов упали, а остальные заметались на дороге, попали под град пуль других активистов. Но более опытные и хитрые бандиты, превратившись разом из агрессивных кошек в боязливых мышек, бросились наутек в лес. Перед лесом рухнул еще один.

А Машеров подвел итоги скоротечного боя:

- Никогда не теряйте присутствие духа и хладнокровие.

Полина узнала о происках «лесных братьев» от комсомольцев, а не от мужа.

- Петенька, - сказала она, - у меня уже ребенок шевельнулся. Скоро рожу. Неужели дитё только народится и сразу же без отца останется? Поостерегался бы ты по деревням и селам разъезжая. Твой же девиз партизанский такой разумный был «Бди!»

-Полинка, это не мой афоризм, а Козьмы Пруткова, но о бдительности в разведке, я бойцам всегда напоминал. И если бы я не был в командировках всегда на чеку, то давно бы уже в придорожном бурьяне почивал.

Наташа родилась 18 апреля. Хлопот и Петру и Полине прибавилось, что три недели не могли ножки девочке «обмыть». Сначала роженица неважно чувствовала, потом отец девочки с ног сбился: кроме обычной комсомольской работы свалились, хоть и приятные, но, довольно излишние, хлопоты. Нужно было доставать пеленки, распашонки, то дополнительное более калорийное, чем печеная картошка, питание для матери. А Наташе пока молока хватало, а если не хватало, то опять же выручала «партизанская коровка».

Но Петру везло, и под обстрел бандитов он не попадал. А тут Полина только присела на уголок кровати, чтобы Наташеньку свою ненаглядную грудью покормить, как за окном, где то совсем рядом на улице зазвучала тихая оружейная канонада, что казалось каждый житель населенного пункта, взялся за автомат и винтовку и палят беспрестанно друг в друга. И только девочка безмятежно причмокивая губами упивалась материнским молочком. Испуг у Полины тотчас испарился, когда в комнату влетел взлохмаченный Петр и с порога закричал:

- Полинка, победа, победа! УРА-а-а!

Первый раз Машеров кричал «ура» не увлекая бойцов за собой, а когда их призывать-то рваться, в бой не надо. Ведь, поступила же, наконец-то, победа, наступила Великая Победа! И они с Полиной много сделали, чтобы она наступила.

- Мои друзья приглашают нас с тобой, Полина отпраздновать это знаменательное событие, нашу победу – предложил жене он.

Полина, улыбаясь сквозь слезы- слезы радости, сглатывая ком, который подкатился от излишних эмоций к горлу, сказала:

- Петр, ты совсем ошалел от радости. Пойми куда же я пойду с грудным ребенком к чужим людям. Давай накроем праздничный стол дома и выпьем стопку за победу по-домашнему. В узком семейном кругу.

- Я не возражаю, Полин, - согласился Машеров, - отпразднуем победу дома. Только перед рождением дочери, я изучил по книгам, что кормящей матери нельзя выпить не только водки, но и вина. Более того нельзя пивка попить. Все алкогольные напитки попадут в кровь кормящей матери, и это негативно скажется на здоровье ребенка. Он, вырастая, будет склонен к алкоголизму. А зачем же мы с младенчества будем приучать дочку к употреблению спиртных напитков.

Вечером Петр Миронович без опоздания явился дома и увидел: праздничный стол накрыт и неплохо, по послевоенному времени, отсервирован.

Сергей Пронько, муж Ольги сестры Машерова, стал разливать по граненым стопочкам водку. А около места, где уселась Полина, Сережа поставил большой граненый стакан до краев наполненный этой светлой, прозрачной жидкостью.

Полина осторожно, чтобы не расплескать водку, подняла стакан на уровне груди и произнесла тост:

- Как ты хочешь, Петенька, но я вопреки научным рекомендациям, в день Победы выпью обязательно.

Петр Миронович и глазом не успел моргнуть, как его жена осушила стакан водки в один присест.

И только раздавшийся веселый дружный смех домочадцев вывел из недоумения его.

- Так вы меня разыграть решили – засмеялся Машеров. – И, правильно, пусть все наши трудности и горести отлетят от нас прочь, останутся в прошлом. А с прошлым люди всегда расставались смеясь. Только как Сергей меня ловко провел, как ты это сумел.

- Так я налил в стакан под столом, воспользовавшись, что ты отвернулся, отвечая на вопрос своей сестры Нади, не водки, а воды. А ты наш розыгрыш принял за чистую монету.

- Хорошо, мои родственнички, решившие посмеяться надо мной, я воспользуюсь тем же примером, что и вы и налью в стопку воды.

- Петр, не чуди, - заулыбалась Полина, - как маленький ребенок не делай все назло маме. В честь победы-то хоть глоточек на радостях пригуби.

- Хорошо, Полин, за Победу, за рождение нашей дочери Наташеньки, я немного пригублю водки. Но только единственный глоток. Ведь вечером я приглашен в обком. Собираются они отпраздновать день Победы и в своем узком кругу.

Но на празднике обкомовские партийные и комсомольские работники решили тоже пошутить над трезвенником. Ему поднесли рюмку, емкостью не более 50 граммов со спиртом. А в другую руку дали для запивки чистого спирта стакан воды. Объяснили, что от чистого спирта перехватывает дыхание, особенно у новичков, кто впервые пробует выпить спирт. Поэтому нужен «толкач» - несколько глотков простой воды, чтобы не поперхнуться и не закашляться после рюмки водки.

Машеров добросовестно выполнил инструкции, и, вдохнув в легкие полную грудь воздуха, махнул рюмку спирта, заглушив его резкий запах несколькими крупными глотками воды.

Но откуда он мог знать, что и в стакане вместо воды был налит спирт. Шутка оказалась очень жесткой штукой. Да, сначала было смешно всем, как захмелел Машеров. У него стала теряться координация движений, а речь бессвязной – язык еле ворочался. Петр Миронович, собрав волю в кулак, все же сумел собраться и ушел из веселой компании домой на автопилоте, плохо соображая куда идет. А ноги его привели куда нужно – к дому.

Полина услышала стук в окошко. Откинула в сторону занавеску и в свете керосиновой лампы, который раздвигал вечернюю тьму, увидела белозубую обаятельную улыбку мужа.

- Да никак он пьян – мелькнуло в голове Полины. И побежала побыстрее открывать запертую дверь на засов.

Петр стоял на крыльце и, смущаясь своего состояния, продолжал улыбаться.

- Какой ты хорошенький сейчас, мой милый, - иронично произнесла Полина. – Ну, давай, не стесняйся, дорогуша, заходи в дом. Да не споткнись о порог, он у нас очень высокий.

Петр, стараясь идти прямо, не спотыкаясь и не качаясь, пошел, стараясь угодить в освещенный светом лампы дверной проем, но все же покачнулся, когда сделал резкий широкий шаг и стукнулся лбом о дверной косяк и схватился за голову от боли.

Наутро голова болела не от внезапного удара о косяк, а с похмелья.

- Фу, какая гадость, эта пьянка, - сказал он утром Полине. – Не пил ведь никогда и впредь зарекаюсь пить водку.

После этого случая Петр Миронович продолжал свою комсомольскую работу особенно рьяно. Работал «на износ» по двенадцать-четырнадцать часов в день. Но его трудолюбие не помогло избежать беды – им заинтересовалась контрразведка.

Михаила Васильевича Зимянина, словно гром среди ясного неба, ошарашило сообщение. По положению Политбюро те лица, которые побывали в плену, не имели права вступать в партию и представляться на получение правительственной награды. Зимянин сразу же пошел к Пантелеймону Кондратьевичу Пономаренко проконсультироваться, как же поступить в данной ситуации Машерова в партизанской бригаде и в партию приняли и после освобождения Белоруссии от фашистских захватчиков его наградили высшей наградой СССР: ордером Ленина и Звездой Героя Советского Союза. Не считая, что его отец Мирон Васильевич был репрессирован за «пропаганду» против коллективизации крестьянских хозяйств. Михаил Зимянин задал Пономаренко прямой вопрос, который бил не в бровь, а прямо в глаз:

- Что нам делать Пантелеймон Кондратьевич: «Защищать Машерова или не защищать»?

- А что я могу посоветовать тебе, Михаил Васильевич, - с такой же откровенной прямотой, ответил Пономаренко. – Ведь я этого Машерова даже не видел, как впрочем и ты … Но ты же, тем не менее наложил на предложении о награде свою резолюцию, хотя, правда, эта инициатива исходила от Белорусского штаба партизанского движения.

- Так оно и было, - кивнул в знак согласия Зимянин, - но информацию о Машерове мне хорошо знакомые, надежные люди, которые знали комиссара бригады, как облупленного. Он храбро сражался с фашистами, не жалея себя. Был дважды ранен. А в плен попал до создания им же партизанского отряда, когда его направили в пункт формирования воинского подразделения, но попались добровольцы, когда гитлеровцы окружили их безоружных на месте сбора.

- Хорошо, - сказал Пономаренко, - если парень сумел удрать, а свой невольный грех не утаивал, то можно и вступиться за него. Тем более его дальнейшая героическая жизнь говорит о его стойкости и мужестве партизана. Судят же человека по поступкам. А его поступки не мальчика, но мужа.

И Пономаренко тут же договорился с Цинавой. Хотя чекисты время от времени напоминали Зимянину об родимых пятнах далекого прошлого. Но даже на солнце бывают пятна, а Зимянин занял круговую оборону и, если кто-то и з соответствующих органов возвращался к Машеровской теме, то Михаил Васильевич всегда отвечал одной хорошо отточенной фразой:

- Дорогие товарищи, есть решение высших инстанций – больше к этому делу не возвращаться.

Но имя друга и ставленника в Белоруссии самого влиятельного политика Кремля Лаврентия Павловича Берии, знакомством с которым спекулировал Цинава, часто всплывало для Машерова в самых неожиданных ситуациях.

На одном из собраний в селе, где присутствовал Петр Миронович, один крестьянин подбросил очень едкую, колючую реплику, когда один из ораторов витиевато и уж очень приукрашенно говорил о благах, которые сельчане получат тут же, вступив в колхоз:

- От этих благ скоро ноги протянем …

Оратор-краснобай из комсомольских активистов с большим самолюбием и амбицией заорал на пожилого человека:

- Ах, ты старый хрен! Да ты оказывается кулацкий подпевала! Мы тебя до мякины сотрем и загоним туда, куда Макар телят не гонял!

Краснобай взвинчивал себя до истерики. С каждой новой фразой голос взвивался громче, а звучал все пронзительнее и пронзительнее. Что Машерову показалось, что оратор вот-вот забрызжет слюной и завизжит, как недорезанный поросенок.

Машерову каким-то необъяснимым усилием удалось усадить на место распоясавшегося райкомовца и немного успокоить аудиторию. Но настроение у крестьян от такой тональности оратора испортилось, что успокоить их было невозможно. Они молча вставали с мест и также бессловесно выходили из зала.

- Зачем вы так необдуманно бросаетесь необдуманными словами, навешиваете на людей ярлыки, суть которых оскорбительна, у которых руки в трудовых мозолях. Это же неоправданная авантюра, а не агитация о вступлении в колхоз.

Но райкомовец не сознавал, что натворил, и вступил в перепалку с Машеровым:

- С кулаками и подкулачниками церемониться не стоит. А вы, Петр Миронович, как прикажете мне поступить в таком случае?

- Вы уж извольте, - ответил Машеров, - в своем нынешнем положении я никому не приказываю, война закончилась и я не командир. Зато хорошо понимаю, что грубость и бестактность никогда не располагала человека заняться тем благородным делом, как, например, выращивать хлеб. Совместно, а не единолично. У вас же нет даже элементарной вежливости. Поговорю об этом в высших инстанциях.

- А я поговорю – буркнул бузотер.

Не успел Петр Миронович домой, как к нему подкатил офицер из ведомства внутренних дел. Он с ехидной ухмылкой выдавил из себя, не разжимая губ:

- Мой шеф приглашает вас к себе в кабинет.

Машеров невозмутимо спросил:

- А кто ваш шеф? У него есть фамилия?

Посланник из серьезного ведомства положил на стол Машерова конверт. На нем так же не было ни словечка, ни буковки, но он не был даже запечатан.

Подполковник величаво и очень важно удалился и Петр Миронович вытащил из глубин конверта карточку совсем небольшого прямоугольного размера синего цвета, на ней надпись: «Тов. Машерову. Вы должны явиться в Министерство внутренних дел.

Петр Миронович тут же доложил первому секретарю ЦК КП(б) Б Патоличеву.

- Следует сходить, если приглашают – невозмутимо ответил Патоличев и спросил – А что Цинаву интересует?

- Ума не приложу, Николай Семенович,

- Ладно – ответил Патоличев. – Как встреча состоится, зайди сразу ко мне.

Но встреча не состоялась. Цинаву срочно вызвал Берия в Москву.

Через недели три по телефону Петру Мироновичу ласково и подробно, словно неразумному ребенку пояснили:

- Когда в следующий раз пойдет речь о классовых врагах – кулаках и подкулачниках вы, пожалуйста, не вступайте в полемику. Лучше спокойно пропустите мимо ушей эту ругань. Ею займутся соответствующие лица.

Трубку положили, не сказав ни здравствуй, ни прощай. А ведь могло бы и по-иному.

Цинава был по сути резидентом Берии в Белоруссии. Не признавая и не подчиняясь никому из властей, творил беззаконие и насилие. Ему очень хотелось поставить низовую государственную и партийную власть на колени. Но в партизанской Беларуси эта затея давала очень мало плодов. Партизаны стояли горой друг за друга, как и в годы войны.

Но Цинава имел за плечами огромный опыт грязных закулисных инсинуаций и все же сумел, несмотря на непробиваемую броню фронтовых, очернить, опорочить нескольких честных работников.

Этот авантюрист и развратник, выделывал иногда такие коленца, что сюжету хитросплетений комбинаций Цинавы смог позавидовать любой мастер фантастических романов.

Один пример его изощренности чего стоит. Цинава издал двухтомник о партизанском движении в Белоруссии. Доступ к любому архиву у министра внутренних дел имелся, а найти литературных «негров» не было проблем. Всегда найдутся люди в угоду влиятельному человеку при власти выполнить его любое поручение. Вот и Цинава вытаскивал жареные каштаны из огня чужими руками.

Эта выходка и не вышла бы наружу, если бы не забродили, забурлили слухи об огромном баснословном гонораре, выплаченному издательством важному чиновнику из МВД.

Стали в издательстве искать мальчика для битья, и им оказался главный бухгалтер. В издательских архивах сохранилась докладная записка счетного работника бухгалтерии на имя директора: «Вчера на улице полковник и еще двое, схватив меня под руки, грубо втолкнули в легковую автомашину и привезли в какой-то сырой полуподвал с решетками на окнах. Там я просидел более суток. Со мной никто ничего не говорил. Есть и даже воды попить не давали. На другие сутки ко мне зашел все тот же полковник, выругался нецензурно, грубо спросил:

- Почему ты, собака, не платишь деньги за титанические литературные труды моего министра Цинавы?

- Мне же ничего никто не говорил об этом конкретно – попытался объясниться.

- Замолчи, сволочь, заткни свою поганую глотку – заорал полковник благим матом и ударил меня кулаком по голове. – Запомни, гнида, головастик болотный, сумму, которую следует выплатить за двухтомник, и скрупулезно и точно выполняй. Учти, если ляпнешь хоть кому-нибудь из сотрудников своих о нашем разговоре, то пожалеешь, что на свет появился.

Я до смерти перепугался, но ослушаться офицера не посмел. Ведь названная сумма полковником равнялась почти всему нашему сальдо в банке. Напугавшись за свою жизнь, я выполнил требование офицера, когда он выпустил меня из каземата».

Машерову жаловались на выходки Цинавы. Следом за директором издательства пожаловался молодой паренек-водитель грузовой автомашины, который лишился водительских прав только за то, что обогнал легковую автомашину, в которой ехал сам Цинава.

Но все попытки унять зарвавшегося друга всесильного Берии не увенчались успехом. Раздавался тут же звонок сверху и менторским тоном поступал жесткий приказ:

- Разберемся сами. Не лезь не в свое дело.

В 1946 году Петра Мироновича направили на Первый Всемирный конгресс молодежи в Англию. А накануне этого семье Машеровых выделили двухкомнатную квартиру. В доме, где они проживали раньше, появился хозяин, который после прихода фашистов в Вилейскую область, вместе с другими беженцами, прихватив с собой ручную кладь, бросив на произвол имущество и дом, эвакуировался в глубокий тыл.

В одно время совпали два события: переезд семьи в новую квартиру и отъезд главы семейства в Англию.

Отказаться от поездки на Первый международный конгресс молодежи Машеров не мог. Никто из комсомольцев и ближайшего его окружения поехать на конгресс не имел права. Посылали в Англию не просто молодых людей, а обязательно героев войны. Героем Советского Союза ни у кого из комсомольцев такой высокой награды, как у Петра Мироновича не было. Поэтому он развел руками, когда Полина его спросила:

- Как же, Петенька, мы будем на квартиру-то переезжать без тебя? Ведь у нас один женский батальон. Один только Сережа из мужчин и останется.

Но за Петра вступился Сергей.

- Зато я шофер. Не надо водителя нанимать, все вещи сам перевезу, а слесаря из гаража помогут мне погрузить и разгрузить вещи.

Но до отъезда в Лондон Машерову пришлось несколько раз съездить в Минск. Там представителя Беларуси инструктировали, проигрывали все неожиданные ситуации, которые смогут возникнуть при общении с делегатами конгресса. Эти тренировки Петру давались легко.

В начале февраля 1945 года в Ялте проходила встреча трех мировых лидеров Сталина, Рузвельта, Черчилля. «Хозяин» встречи предложил подписать итоговый документ Ялтинской конференции не в порядке русской азбуке, тогда бы Черчилль оказался бы последним, кто подписал документ. А в порядке английского алфавита, Черчилль с последнего места передвигался на первое, Рузвельт так и оставался в середине списка фамилий, а Сталин оказывался в конце его.

Но восточное гостеприимство повлияло на этикет, и Сталин подписал документ о разделе сфер влияния в мире и установление новых послевоенных границ в Европе.

И вот Машеров шагает в вотчине британского премьер-министра Уинстона Черчилля и вспоминает остроумные реплики этого мудрого политика, который сумел выйти из второй мировой войны с минимальными потерями, благодаря своей дипломатической деятельности.

- Разумеется, Черчилль жизнелюб и дипломант много оставил после себя афоризмов – думал Петр Миронович. – Взять хотя бы его крылатую фразу о дипломатах: «Дипломат - это человек, который дважды подумает, прежде чем ничего не сказать». Или не менее интересная фраза: «Умный человек не делает сам все ошибки – он дает шанс делать их другим».

Видимо Машеров произнес цитаты от Черчилля вслух, как его сосед тут же спросил:

- Петр, а что говорил Черчилль на оттяжку открытия второго фронта?

- Он ответил бы на этот вопрос очень уклончиво, как настоящий дипломант, который никогда не врет, но никогда не скажет полностью правды. Вот он и ответил так хитро, когда собеседник попросил в откровенном разговоре об открытии второго фронта говорить только правду: «В военное время правда столь драгоценна, что её должны охранять караулы лжи».

- Однако! – покрутил от удивления собеседник. – А вот Франклин Рузвельт придерживался иного мнения более миролюбивого. Он заявил как-то: «Где бы ни был нарушен мир, мир повсюду оказывается под угрозой».

- Поэтому Черчилль и недолюбливал Рузвельта – сказал Машеров. – Когда Уинстону советник стал расхваливать Франклина Рузвельта, Черчилль оборвал его: «Я готов американца расцеловать в обе щеки, но не во все же четыре …»

Сосед же с грустью признал, что и Рузвельт был не просты м человеком:

- Разумеется, в политике свои несколько другие правила, нежели в обычной жизни. Рузвельт советовал своему другу, который решил после бизнеса окунуться в политику: «Не идите в политику, если у вас кожа чуть потоньше чем у носорога». А вот Черчилль как раз под эту категорию и подходил.

---

ВПЕРЕД, ПРЕОДОЛЕВАЯ ТРУДНОСТИ …

Из Англии Петр Миронович приехал уже в Молодечно в новую квартиру. Полина встретила его радостно:

- Пьетр, ты выглядишь в этом шикарном костюме совсем как иностранец. Я так рада, что перед отъездом на Первый Всемирный конгресс молодежи, тебя, по этому случаю приодели так нарядно, что ты выглядишь франтовато, как английский лорд. Теперь тебе пошили, не как в Москву один наряд, а целых три костюма.

- Положение обязывает, Полинка, а на мой оклад три костюма не сошьешь.

- Я о том и говорю, смотри нос-то не задирай и на девушек меньше поглядывай. Я не хочу, чтобы тебя какая-то красотка увела за собой.

- Полинка, выбрось эти ревнивые чувства из головы. Да у меня такой бешеный ритм на работе, что головы в сторону не повернуть. А время, чтобы разглядывать женские прелести, нет и вовсе. А если нечаянно и взгляну на кого-то украдкой, вот тогда и дай, устрой мне настоящую головомойку. Ты лучше расскажи, как вы вещи-то перевезли.

- Повезло мне, Петя. Спасибо генералу, часть, которою он командовал, перевели в нашу область из Берлина. Он, узнав, что ты в Англию уехал, сразу же сам предложил нам свою помощь. И нас перевезли на новую квартиру за один час.

- Хоть немного освоились на новом месте? Пообвыклись?

- Ты же знаешь, что мне не привыкать. Бедному собираться – только подпоясаться. А вот переезжая в город по ночам плакала: думала, все помрем с голода. Но опять же выручали запасы картошки. Заглядывали Зимянин и Лузгин. Но мне не приходилось искать припасы. Они всегда что-нибудь съестное с собой привозили. А картошечка-то у меня в запасе, и сварить её большого труда не составит.

Петр опять сутками пропадал в командировках. В одной из поездок в село тяжело ранили Владимира Шуцкого. Полина всполошилась:

- В войну мы скрывались от фашистов в лесах, а теперь перевернулось все вверх дном. Мы живем в городах и селах, а теперь враги Советской власти заняли наши лесные партизанские лагеря. Неужели эти недобитки могут ранить и тебя?

- Эти зверства им не помогут. Помнишь, как Леня Желтко крикнул перед смертью и плюнул в лицо палачам: «Нас много и всех нас не перевешаете». Так получилось тогда, так получится и сейчас. У бандитов руки коротки, чтобы напугать наших комсомольцев.

- Умеешь, ты Петенька, меня успокаивать – грустно улыбнулась Полина, - у меня вся душа трепещет от волнения, а послушаю тебя и успокаиваюсь. Вот ты добрый мягкий человек, но внутри таится такая огромная сила воли, что сразу же веришь в твои слова и надеешься: все будет хорошо, и мы победим, а в мироное время и восстановим разрушенное хозяйство.

- Полиночка, ведь не только мы на местах пытаемся наладить сельское хозяйство и промышленоость. Мне приходится вращаться в высоких кругах власти. Меня же в июне 1946 года избрали единогласно секретарем ЦК комсомола. А на восьмой Сессии Верховного Совета Белорусской ССР в середине сентября 1946 года принят пятилетний план восстановления и развития народного хозяйства. Его только стали исполнять, но уже видно какую положительную роль он сыграет. В нем заложен огромный потенциал, который подкреплен финанасами.

- Пусть, как говорил Маяковский, у нас есть громадья планов – кивнула мужу Полина. – Но мы же ближе всех твоих руководителей находимся к земле и народу. Зачем же нам с тобой нужно рассуждать о проблемах мирового масштаба?

- А вот это ты зря, так считаешь, Полинка, не согласился с женой Петр. – В Витебске, например, руководящие работники комсомола из лекторской группы ЦК увлеклись светлой, потрясающей темой – любви. Ведь в настоящей любви отдаешь любимому человеку всегда больше, чем берешь у него.

- И не только важна в любви самоотдача – высказала свое мнение Полина. – Если нет ранящих сердце стрел и исполняющего огня страсти, то это вовсе не любовь.

- Ты абсолютно права, Полинка! – улыбнулся муж. – Но все же одна любовь мужчины и женщины не всеобъемлюща. Есть еще любовь к Отцу, к Матери и самая переполняющая душу любовь – великая любовь к Родине. Ведь мы и победили в войне потому, что были патриотами. А теперь лекции о патриотизме почти не читаются. Взять статистику на тему «Американские империалисты – злейшие враги советского народа» - прочитали всего две лекции, а о любви аж, пятьдесят.

- Война окончена, мы победили, зачем нам клеймить вымышленных врагов, которые, по-моему мнению, и не враги-то вовсе, а бывшие наши союзники. Америка очень много помогала нам во время войны продовольствием и вооружением.

- Так, к сожалению, думаешь не только ты, Полина – произнес Петр, - А на самом деле они стали победителями, когда мы, сломав хребет фашистскому зверю, подходили к его логову Берлину. Вот тогда и ринулись американцы зарабатывать политические огни. Западный фронт открылся тогда, когда фашисты уже чувствовали свою агонию и сопротивлялись нашим союзничкам вяло.

- Да, мой родственник пехотинец воевал даже с Японией, с японскими самураями, а американцы сбросили на города Хиросима и Нагасаки две атомных бомбы, и стерли их с лица земли этими мощными апокалипсической силы взрывами и уничтожили сотни тысяч мирных жителей.

- Вот и с тебя получился бы хороший лектор на патриотическую тему – сказал Петр. - Но ведь американские вояки и их президент Трумэн уже вынашивают планы стереть с карты мира и нашу страну – Советский Союз. Советская разведка уже имеет сведения и карту о нанесении атомных бомбовых ударов по нашей стране.

Машеров, как и многие молодые люди, верил ВКП (б), Сталину. Он говорил на собраниях:

- Иосиф Виссарионович является не только лидером Советского Союза, он вождь в борьбе за социализм во всем мире. И самоотверженная вера в наше светлое время зиждется на идеях нашего народного вождя – товарища Сталина.

После такого выступления в духе времени раздавались бурные, не смолкающие аплодисменты, слышались выкрики: «Товарищу Сталину ура! Товарищу Сталину Слава!»

Секретарь Полоцкого обкома комсомола Никифоренко внес предложение об избрании почетного президиума одного заседания обкома комсомола в составе Политбюро ЦК ВКП(б) во главе с великим вождем Советского народа, вождем и другом советской молодежи товарищем Сталиным.

Весь список предлагался таков: Сталин, Молотов, Берия, Маленков, Ворошилов, Микоян, Андреев, Каганович, Хрущев, Вознесенский, Шверник, Булганин и Косыгин.

Когда образец предлагаемого списка почетного президиума лег на стол Машерову, он внимательно прочел этот исторический документ, возвращаясь к началу, дочитывал список до конца несколько раз. Потом встряхнул головой, словно сбрасывая с себя наваждение и, взяв ручку со стальным пером, окунул перышко в чернильницу, но не с фиолетовыми а с красными чернилами и осторожно, что бы не поставить на бумаге кляксу, вычеркнул ненавистную ему фамилию: Берия. Происки в Белоруссии ставленника Берии – Цинавы уже привели Петра Мироновича к известному в народе умозаключению: «каков поп – таков и приход».

Мировоззрение Петра Мироновича не раз заставляло его делать правку в черновиках резолюций, докладов для выступлений, подготовленных его подчиненными.

Однажды он в одном абзаце вычитал такую фразу: «Отдельные комсомольские организации недостаточно ведут работу по пропаганде теории истории большевистской партии, жизни и деятельности В.И. Ленина и И.В. Сталина …»

Он, прочитав эту фразу, остановился, как будто споткнулся на всем скаку о какую-то преграду. Взялся тут же за перо и красными чернилами перечеркнул это предложение референта дважды.

А в другом абзаце Машеров вычеркнул словосочетание «коммунистическая партия», а вписал в этот абзац «партия Ленина – Сталина».

Из этих документов и видно балансирование Петра Мироновича в то политически сложное время. Он, словно канатоходец, шагающий по проволоке над бездной, - одно неосторожное движение и падение вниз неизбежно. А чем заканчивается такое падение на твердь земную, объяснять ни кому не надо. Хорошо, что у Машерова не было повязки, которая закрывает глаза. Шагал он, балансируя на такой проволоке, натянутой туго, как гитарная струна, не вслепую, а с широко открытыми глазами.

Более того, Петр Миронович, твердо шагая вперед, иногда спасал и окружающих его людей, так как ценил свои кадры, а не рубил с плеча, нанося удары направо и налево. Не избивал, не глядя, правого и виноватого.

На комсомольском митинге на площади им. Сталина должен был выступать секретарь ЦК КПБ Чернышев, но внезапно он заболел, и вечером этого же дня прочел доклад секретарь Минского обкома Лубенников.

А утром вышла газета «Сталинская молодежь», в которой написано по клише доклада, что выступал-то вроде как товарищ Чернышев. Никто не сообщил в редакцию газеты, что докладчик сменился и получился вот такой технический ляп. Гроза разразилась сразу же, как только тираж газеты разошелся по читателям. Секретарь партии по идеологии Горбунов и приказал Машерову снять с работы редактора газеты Борушко.

Машеров, разумеется, поручил инструктору Федосеенко подготовить проект постановления бюро комсомола о наказании Борушко, а заодно отбить телеграфом распоряжение о задержке тиража газеты.

Но Федосеенко знал, что Машеров уважает редактора газеты «Сталинская молодежь».

После долгих раздумий инструктор перепечатал проект постановления бюро, но вместо «высшей меры» наказания ограничился «строгачом» - строгим выговором.

Машеров бегло взглянул на документ и, сразу же заметив погрешность, сказал, скривив губы:

- Вы, друзья мои, что-то нынче распоясались. Одна ошибка за другой: редактор не захотел уточнить, кто же доклад читал, инструктор, вместо жесткой кары – снять с поста, либерализмом занимается – выговоришком предлагает отделаться…

- Петр Миронович, - нахмурившись, стал оправдываться Федосеенко, - какая же разница, кто прочитал доклад. Доклад-то выдержан в духе времени и без сучка, без задоринки – ни одной ошибки. Да, есть опечатка вместо фамилии реального докладчика, стоит фамилия предполагаемого. Ошибка на лицо, но это же не политическая ошибка – смысл-то доклада не изменился.

- Тебе что, Борушко жалко?

- Очень жалко.

- Сукин ты сын, - рявкнул Машеров, что Федосеенко от неожиданности вжал голову в плечи, будто ожидая удара кулаками, хотя знал, что комсомольский секретарь тонкий интеллигентный человек и никогда бы не опустился до рукоприкладства.

А Петр Миронович, словно прочел его мысли, решил доказать своему подчиненному, что он именно такой, каким представляет своего руководителя Федосеенко – тонкий и интеллигентный человек, и тихо произнес:

- Мне самому его жалко. Пожалуйста, возьми этот проект с собой. А перед тем, как вопрос о Борушко начнется рассматриваться, подашь его мне.

В зал вошли члены бюро. Федосеенко вслед за ними, и кладет на стол бумаги Машерову.

У него удивленный взгляд, словно впервые видит документы и роняет глубокомысленно реплику:

- Мне, кажется, что Тимофей Сазонович Горбунов давал распоряжение освободить от должности редактора. А у тебя в проекте решение бюро, что написано?

Федосеенко со смиренным видом читает свое резюме.

Один ретивый член бюро воскликнул с негодованием:

- Не подчиняться указаниям ЦК партии? Немыслимый проступок!

Шумок прокатился волной. В бюро не все видели уже в поступке Федосеенко крамолу и обменивались мнениями. Но Машерову не хотелось, чтобы они завели рака за камень, и он сказал:

- А что такого-то, в самом деле, преступного в строгом выговоре Борушко. Я тоже считаю, что из-за какой-то мелочи нужно так жестко наказать человека – снять с поста главного редактора. Давайте, в самом деле, ограничимся строгим взысканием. А в ЦК партии я улажу этот конфликт. Не будем использовать принцип – домино.

Пришлось в другой раз Машерову вторично вступиться, но теперь уже за Федосеенко, когда он работал ответственным секретарем журнала «Пионер Беларуси». На пригласительном билете использовали цитату Сталина; «Маяковский был, есть и останется самым лучшим поэтом нашей советской эпохи».

Но Федосеенко имел неосторожность высказать своим коллегам – журналистам своим коллегам – журналистам свое личное мнение о поэте Владимире Маяковском:

- Вы знаете, ребята, а я не люблю Маяковского. Сталину он нравится, а мне больше по душе – Некрасов. Да и Ленин высказывал о Сталине в «Письме к съезду», что он груб, нелоялен и его нужно сместить с должности Генсека».

В то время ходила поговорка, что скорость стука больше скорости звука. Так произошло и с Федосеенко. Но на него не только настучали, а настрочили кляузу в самые верха.

Хорошо, что она попала не в ведомство Берии, а в ЦК комсомола секретарю Позняку Вадиму Никифоровичу. И он вынес вопрос о Федосеенко на бюро.

- Как вы смели высказываться в такой резкой форме о цитате товарища Сталина про поэта Маяковского? – гремел голос Вадима Позняка. И с каждой нотой в нем появлялось все больше металлического тембра. – А ведь это, по сути, политическое вредительство. Я не позволю бросать тень на плетень. Я не позволю опорочить имя вождя.

Но Федосеенко слыл не только хорошим журналистом, но и умелым полемистом. У него был заготовлен на каждый чих, всегда логический ответ – здравствуй и не хворай!

Журналист с невозмутимым видом как будто он не о великом Сталине говорил, а о каком прощелыге, который по пьянке употребил не совсем приличное слово. А может быть даже очень неприличное словечко.

На обвинение Позняка он тут же привел весомые аргументы:

- Вадим Никифорович, я думаю, что вы помните, когда мы готовили макет пригласительного билета на вечер, посвященный творчеству поэта Владиира Владимировича Маяковского, кто предложил поставить на лицевом листе пригласительного билета цитату Иосифа Виссарионовича Сталина? Позняк ушел от прямого ответа.

- Какая разница, кто предложил эту цитату Сталина. Мне нет нужды держать в памяти детали, каким образом появился пригласительный билет.

И тут Федосеенко сразил Вадима Никифоровича наповал. Он тихо произнес:

- Так это я предложил поставить цитату Сталина о Маяковском, хотя мне нравится больше поэт Некрасов. Да и Ленину Некрасов больше нравился.

Обвинить в антисоветчине Федосеенко после ссылки на авторитет Ленина Позняку было уже трудно. И он молчал, сделал паузу, чтобы найти верный вход, а вернее выход из затруднительного положения. Но его и искать не пришлось.

Выступил Машеров:

- Нормальное явление в сфере искусства: мне нравится один поэт, другому другой. Не стоит наказывать за его вкусы человека.

Вскоре Петра Мироновича выбрали секретарем ЦК комсомола и Машеровы переехали из Молодечно в Минск в июле 1947 года. Но «удобным» для начальства он никогда не был. Но еще до этого его выбрали в ЦК партии, что придавало ему еще большую политическую весомость.

Однажды пришел Машеров домой нервный, явно чем-то возбужденный.

- Случилась какая-то неприятность? – спросила мужа Полина.

- Снимали с должности Первого Секретаря ЦК КПБ. Комиссия обнаружила какие-то серьезные его провалы в сельском хозяйстве. Зимянин был кандидатом на место Патоличева. А я всегда лезу на рожон, не думая о последствиях. Вот и резанул с трибуны:

- А почему мы сейчас обвиняем только Патоличева, Ведь виноваты в промахах в сельском хозяйстве и мы – все члены ЦК.

- А что тут такого трагического? – спросила Полина. – Каждый коммунист любого ранга имеет право высказаться на любом кворуме.

- Кто с этим спорит? Но есть еще и кулуарные беседы. Вот там-то в них и кипит подковарная борьба. Ко мне в перерыве подошел сам первый секретарь Минского горкома Мазуров и сказал:

- Зачем вы горячитесь, Петр Миронович, такие заявления нужно прежде хорошенько продумывать, прежде чем поспешно с трибуны выступать в разрез общему решению. Выступи и извинись, что ты поспешил с выводами. Или выводы сделают коммунисты: ведь существует в партии демократический централизм.

- А что же ты ему ответил – поинтересовалась Полина.

- Я ответил, что всегда и везде хорошо работал. И не боюсь черновой работы. Если ЦК выведет меня из комитета, то я буду хорошо работать где угодно: в районе, в школе, но зато совесть моя будет чиста. Я привык работать честно.

Петр Миронович нехотя пообедал и ушел снова на расширенный пленум. Вернулся домой после окончания пленума веселый, и с радостным возбуждением заговорил:

- Ты понимаешь, Полинка, после перерыва-то произошел перелом. Почти все ораторы, выходя на трибуну, стали защищать Патоличева. Белорусская организация отстояла его.

- А как же Зимянин?

- Он сразу же уехал в Москву. Видимо у него был запасной аэродром.

Кирилл Мазуров зла не помнил и, убедившись в искренности Машерова, вскоре на каком-то большом заседании произнес:

- Товарищ Машеров, сумел найти себя быстро на мирном созидательном поприще. Хотя это было не просто. В самые трудные послевоенные годы он показал себя умелым организатором и воспитателем молодежи, которая признала его и полюбила.

Но были и такие, кто с кривой усмешкой ворчал за спиной Петра Мироновича:

- Молодой, да ранний. Везунчик, наверно, в рубашке родился, такой стремительный карьерный взлет. Кто-то ему вверху помогает, какая-то мохнатая лапа.

А Машерова и, правда, вела по жизни рука судьбы. Ведь она помогает только тем, кто умеет трудиться не покладая рук на своем поприще. И нужно всегда учиться у окружающих себя людей. Машеров говорил по этому так:

- Надо стараться выяснять не кто знает больше тебя, а кто знает дело лучше тебя.

Кирилл Трофимович Мазуров стал еще больше помогать Машерову, убедившись, что Петр Миронович не любит словесами сотрясать воздух, а стремится искоренять недостатки словесной трескотней, никому ещё не удавалось. Особенно после откровенного разговора с Петром Мироновичем:

- Наша молодежь – сказал Машеров – горит желанием творить новую жизнь, строить заводы и города, создавать новую технику и произведения литературы и искусства. Но юношам и девушкам сейчас очень трудно. Не хватает жилья, крайне мало общежитий и культурных заведений.

- не сразу Москва строилась, а наш Минск почти полностью разрушен. На кого нам жаловаться, когда сами прошли войну?

- Меня тревожит, что практически никто не отвечает за социально-бытовое обустройство молодых рабочих.

- Этим должны заниматься руководители заводов, строек, на которых трудится наша молодежь – отрезал Мазуров.

- Должны, но может быть руки у них не доходят – вздохнул Петр Миронович. – Ведь главный показатель для производственников – выполнение плана. Они сейчас грандиозные. Вот на новостройках зачастую и царит безалаберность: плохая организация труда, неразбериха в заработках, скука и бесправие …

- Ох, куда тебя занесло, Петр Миронович, - остановил на полуслове Мазуров своего собеседника. – Я то хорошо знаю, что у тебя сердце болит за неустроенность молодежи, а если ты начнешь разговоры о неразберихе в зарплате, о скуке и бесправии, то тебя могут вмиг обвинить в политической близорукости.

- Какая близорукость – горячился Машеров. – Я прекрасно вижу как вчерашнего ученика – фэзушника гоняют из цеха в цех, словно теленка на плохой, такой захудалой ферме. Сегодня он таскал мусор, завтра строительные материалы, а послезавтра чистит картошку в заводской столовой. Разве у молодых рабочих будет настроение хорошо трудиться?

Кирилл Трофимович не ответил, а лишь тяжело вздохнув, подытожил:

- Не уговаривай согласного! Сам прекрасно понимаю, что молодежь требует особого внимания. А на твои плечи, дорогой товарищ, легла тяжелая ноша повседневных забот и огромная ответственность перед Родиной за судьбы нашего поколения и его воспитания. Но я тебе в любой момент, в трудную минуту подставлю свое плечо.

---

СМЕНА ЛИДЕРА, НОВАЯ ПОЛИТИКА

 Выполнение первого плана послевоенной пятилетки подходила к завершению, а страна готовилась уже к следующему рубежу. План был грандиозен и поэтому его разделы по подъему всех отраслей народного хозяйства были приняты на ХIX съезде ВКП(б), который состоялся в сентябре 1952 года.

В нем запланировалось увеличение мощи индустриализации Советского Союза: выпуск продукции машиностроения и металлообработки должен возрасти в два раза. В плане видна была и забота о населении страны – увеличивался выпуск товаров первой необходимости на 65 процентов.

В плане развития народного хозяйства Белорусской ССР увеличивались финансирование: капитальные вложения возрастали на 50 процентов. На столько же должна была возрасти и производительность труда, а национальный доход на 60 процентов. А мощность электростанций и производство строительных материалов должны были достичь заоблачных высот, и возрасти в два раза.

- Как вы считаете, Кирилл Трофимович, - спросил Машеров Мазурова – сможем ли мы выполнить параметры новой пятилетки, реальны ли эти цифры и проценты? И на чем они основаны?

Кирилл Трофимович ответил сразу, будто ждал этого вопроса от младшего товарища:

- Мягко говоря, цифры плана довольно смелые. Но государство и партия надеются на добросовестный труд народа и его инициативу. Ведь другого источника наполнения казны у нас нет. Но мудрость нашего вождя поможет найти рычаги и для производительности труда и созидания новых технологий. Это только наши враги считают, что мы до сих пор лаптем щи хлебаем, а в народе только одни Иванушки-дураки. Я то знаю, что у нас всегда были, да и сейчас работают самые светлые умы над научными проблемами. Но самое главное, я надеюсь на нашу молодежь и на таких молодых инициативных, самоотверженных руководителей, как ты. Ведь партия только шкив двигателя, а комсомол приводной ремень, который заставляет двигаться вперед всю нашу махину Советского Союза.

- Вот потому я и кручусь, верчусь неутомимо на работе- сказал Машеров. - А вашей образностью поражен. Яркая речь запоминается надолго. Но в начале марта 1953 года разнеслось по стране страшное известие – умер Сталин. Тяжело было видеть Петру Мироновичу, стоя около гроба вождя плачущих мужчин, у которых даже под пытками фашисты не смогли выдавить и слезинки. А тут плачут, как малые дети, а их дети, стоя в сторонке, не плачут, а недоуменно смотрят на взрослых: такие большие дяди и вдруг заплакали.

Но после смерти Сталина перестали быть в чести такие «деятели», как Цинава.

Через полгода после похорон вождя 31 июля 1953 года ЦК комсомола Беларуси обсуждал постановление ЦК КПСС «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии».

Новый лидер страны Никита Сергеевич Хрущев сразу же отстранил Лаврентия Павловича от власти.

Петр Миронович слышал еще до Пленума ЦК КПСС, что в народе уже появились частушки про это неординарное событие:

Товарищ Берия

Вышел из доверия,

А товарищ Маленков

Надавал ему пинков:

Не захотел жить в Кремле,

Так теперь лежит в земле.

Поэтому обсуждение решения Пленума уже в Минске ему показалось логичным. Доклад делал секретарь ЦК КПБ Авхимович, который жестко, но неэмоционально, а сухо критиковал Берия. Он построил свой доклад на одних клише, где тогдашний кабинетный стиль, прозванный в народе – канцеляритом, превалировал над простым доступным русским языком. Но учитывая, что многие материалы по делу Берии еще не публиковались факты, изложенные в выступлении Авхимовича, заставили всю аудиторию превратиться в сплошной слух:

- В то время, когда Партия и весь Советский народ глубоко скорбят по поводу тяжелой утраты – смерти Иосифа Виссарионовича Сталина, в то время, когда Партия и её Центральный Комитет были озабочены тем, чтобы сохранить и укрепить единство и сплоченность рядов партии и народа, обеспечить правильным руководством строительства коммунизма в стране, подлый провокатор и агент международного империализма Берия вынашивал коварные планы захвата руководства партией и государством в целях фактического разрушения коммунистической партии, замене политики, выработанной партией за многие годы, капитулянтской политикой, которая привела бы, в конечном счете, капитализм!

Монотонный голос Авхимовича никого не задевал, но ярлыки, которые он навешивал на Берию: подлый провокатор, агент международного империализма, вызывали шёпот в зале. Машеров слышал удивленные реплики комсомольцев:

- Столько лет восхваляли действия Лаврентия Павловича, а после смерти Сталина вдруг оказалось, что он вынашивал план захвата руководства партии, и её фактическое разрушение.

- Так почему же он объявил амнистию осужденным по политическим статьям? – спрашивал другой комсомолец, а третий добавлял:

- Но зато уж сейчас опять совершил ошибку: выпустил из лагерей много уголовников – рецидивистов. Я уже слышал песенку такого ухаря:

Отец мой Ленин, а мать Надежда Крупская,

Мой старый дедушка Калинин Михаил.

Мы жили весело в Москве на Красной площади,

К нам часто в гости дядька Сталин приходил.

Так в этой песенке нет ничего крамольного – возразил сосед. – Разве что некое панибратское отношение к высокопоставленным и уважаемым лицам. Но, что поделаешь, у уголовников столько накопилось злобы на власть, что они могут и не такое коленце выкинуть.

- Ты абсолютно прав, Вася, - сказал собеседник. – Как раз в припеве этой песенки и звучит призыв к свержению советской власти:

Долой нарком и совнарком и власть советская,

Долой ЦСКА ВЭКа ПэБе большевиков.

А мы надеемся на силу молодецкую.

И никогда уж не наденут нам оков.

Сзади на шептунов пришикнули повоенному:

- Разговорчики в строю! Прекратить болтать во время доклада. Не мешайте оратору!

Все болтуны не только замолчали, но вжали голову в плечи. Такой вояка может и оплеуху за «богохульство» отвесить. А докладчик продолжал, не обращая «на разговорчики в строю», размеренно бубнить, размахивая оскорблениями направо и налево.

- Заклятый враг партии и народа, паскудный авантюрист и карьерист Берия пытался нанести удар по самому святому и дорогому для комсомола и всей советской молодежи – по нашей родной коммунистической партии, лишить советскую молодежь радостной и счастливой жизни и вогнать ей в цепи рабства и кабалы.

Авхимович замолчал, сухость в горле заставила его потянуться к графину с водой рукою. Он налил полстакана и с наслаждением выпил до дна. Кашлянув, для приличия, в кулак, продолжил доклад:

- Предательские действия буржуазного перерожденца, агента международного империализма Берии, направленные на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала, его вероломная политика поставить Министерство внутренних дел над партией и правительством, гнусные интриганские действия, которыми он пытался разобщить ленинско-сталинское ядро нашей партии, его стремление различными каверзными приемами подорвать дружбу народов СССР, посеять враждебность между ними, активизировать буржуазно-националистические элементы в союзных республиках своевременно разоблачены и искоренены Президиумом ЦК КПСС.

Пока Авхимович выступал, из зала в президиум посылали записки. После доклада он стал отвечать на них. Сначала зачитывал вопрос, а потом давал ответ.

Первый же вопрос был очень острым:

- В постановлении ЦК говорится о том, что за последнее время партийная пропаганда неправильно истолковала роль личности в истории. В чем это выражается, как это понимать?

Авхимович понимал, что вопрос провокационный. Если прочитать, что скрыто в этом вопросе между строк, то можно нарваться на протест и непонимание аудитории. В вопросе явно просвечивает упрек Сталину в создании культа вокруг своей личности. А вопрос культа вождя особенно культивировал аграрий Никита Сергеевич Хрущев. Недаром лауреат Нобелевской премии великий русский писатель, признанный всеми литераторами мира, Михаил Александрович Шолохов одной фразой оценил заслуги и Сталина и Хрущева: «Да культ был. Но была же и личность!»

Но Авхимович об этой фразе Шолохова еще не знал, не мог знать, так как её писатель произнес позже произнесенного доклада, который мною приведен выше, и ответил докладчик так:

- Ошибка, допускаемая в нашей пропагандистской работе, вела к тому, что роль партии принижалась. Это находило в выражении в нарушении выработанных Лениным и Сталиным принципов в партийной работе, в нарушении Устава партии. Нарушением коллективности руководства. Попытку объяснить некоторыми лицами явления жизни Иосиф Виссарионович Сталин пресекал незамедлительно вплоть организационных выводов, несмотря на огромные заслуги этих лиц. Товарищ Сталин учил нас, что никто не может объяснять собой явления жизни.

После такого смутного объяснения: почему же пропаганда неправильно истолковала роль личности в истории, у делегата, который задавал вопрос, даже челюсть отвисла от удивления. А на лице его отразился, как в зеркале, снова тот же вопрос: почему же наказаны лица «несмотря на огромные заслуги этих лиц»? Неужели лишь за то, что никто не сможет объяснить собой явления в жизни».

Встает и другой вопрос у многих слушателей: Неужели никто-никто, никогда, никогда так и не сможет объяснить собой явления жизни»? И что это за явления такие, которые никто не сможет объяснить – ни царь, ни Бог, и не герой?

Второй вопрос был также поставлен ребром:

- Связан ли Берия с американскими шпионами?

На это у Авхимовича был заготовлен ответ уже давно, и он, словно ученик по шпаргалке, ответил быстро и уверенно:

- Думаю, что связан, потому что это агент международного империализма, а мы знаем какая роль в этом американской разведки. Он давний агент английской разведки, а в борьбе против Советского Союза и английская, и американская разведки действуют сообща. Берия наносил удары по кадрам: так он поступил с товарищем Мельниковым, первым Секретарем ЦК КП Украины, и с товарищем Патоличевым из Белоруссии и многими другими работниками.

Машерова удивили выступления ораторов после такого невзрачного доклада секретаря ЦК Авхимовича. Все как будто захотели стать святее папы римского и клеймили беспощадно Берию.

Секретарь Бобруйского обкома комсомола Козлов высказался наиболее экстремистски, но не только от себя:

- Комсомольцы и молодежь Бобруйщины высказали единодушное требование – На плаху Иуду Берию!

Петра Мироновича после окончания доклада вызвали в ЦК партии Белоруссии. А на пленуме комсомольцы переключились на местные проблемы. Бросят одно – два словечка в адрес Берии и говорят о своем наболевшем. Секретарь Молодеченского обкома комсомола Буробин, сменивший на этом посту Петра Мироновича, тут же воспользовался отсутствием лидера комсомола республики Беларуссии и подверг его критике. Хотя это еще и не критика была, а только предложение покритиковать. Буробин и стал первой ласточкой критиканства. Он аморфно высказался в адрес Петра Мироновича:

- По-моему, пора потребовать серьезного улучшения работы от первого секретаря ЦК комсомола товарища Машерова. Хотя не совсем честно критиковать того, кто отсутствует.

- Так зачем же ты вызвался критиковать – задали комсомольцы Буробину вопрос. – Замахнулся, так какие к нему претензии у тебя?

Буробин отделался вместо указания конкретного проступка Машерова витиеватой, но ни о чем не говорящей пустой фразой:

- Нужно ликвидировать недостатки, как в деле подбора кадров, так и, вообще в руководстве комсомольскими ячейками и организациями.

Секретарь Бытенского райкома комсомола сказал:

- Перекосов после смерти Сталина хватает и на местах и в требованиях сверху. Маленков и Хрущев посылают для разъяснения нового курса политики партии и комсомола. К нам приезжала Иванова из ЦК ВЛКСМ, и предложила, чтобы пионервожатые были местными белорусами. Я ей задал расхожий вопрос: «А что делать, если пионервожатый хорошо справляется со своими обязанностями?» А она мне так холодно отрезала, категорично заявив: «Это не беда, постепенно заменяйте, но особо не медлите!»

На заседании ЦК комсомола с критикой в адрес Петра Мироновича выступил секретарь ЦК Позняк:

- Отсутствие коллективности в руководстве ярче всего заметно по ходу бюро. А у нас обычно говорит на бюро больше всего тот, кто ведет бюро – товарищ Машеров. Бюро идет долго. Начинаем с утра, а заканчиваем поздним вечером. Тому, кто отчитывается, Машеров дает неограниченное время.

- Так вы считаете нужно ограничивать время тому, кто отчитывается? – спросил спокойно Петр Миронович, или говорить только мне, как председателю заседания. Тогда это будет не демократический централизм, а обычная диктатура.

- Вы так и делаете иногда, Петр Миронович. Прерываете докладчика. Не даете высказать мнение, а засыпаете серией вопросов.

- Я считаю, - сказал Машеров, что нельзя делать доклад ради доклада. Если отчитывающийся заполоняет свою речь какими-то непонятными выкладками ни о чем не говорящих по сути фактов, я для конкретики доклада и задаю конкретные вопросы докладчику. Или вы считаете, что отрапортовал комсомолец бюро о проделанной работе и баста! А чего он добился в своей работе – тайна за семью печатями?

- Вы превратили бюро, товарищ Машеров, - гнул свою линию Позняк, - в какой-то совещательный орган при вас. А отдельные члены бюро сидят, мучаются от тоски и отмалчиваются.

- А зачем они это делают – высказался Машеров. – Отмалчиваться не надо. Вы же сами отметили, я не ограничиваю время для выступления. А людей мучают не сами дела, которые мы намечали сделать, а те представления о них, которые они создали в своих мыслях. И хорошо, что переживают о незаконченных делах.

- Откуда вы знаете их намерения?

- Вы же сами сказали, что они отмалчиваются и одновременно мучаются на бюро – пошел в атаку Машеров. – Ведь наши намерения являются судьями наших поступков. Если они сами осуждают свои поступки, то и нужные слова прорвутся наружу и комсомольцы перестанут отмалчиваться. А я даю на бюро время высказывать свои мысли вслух. Нужна не только критика, а и самокритика. Мы все знаем о недостатках, но почему-то многие мирятся с ними.

Однажды у писателя и журналиста Федосеенко заболела дочь и её вместе с женой положили в больницу. Вскоре выписали, но дочь настолько ослабла, что идти на своих ножках еще не могла.

Журналист зашел к своему непосредственному «шефу» секретарю по идеологии Позняку и попросил машину.

- Мне она и самому нужна, - ответил Позняк – не могу я тебе дать машину.

- Спасибо, что не отказали, - сказал с иронией писатель, а на душе кошки скребли.

Федосеева слова шефа больно укололи, ему стало обидно, и он уткнулся взглядом в окно, стоя один как перст в коридоре. Мимо проходил Машеров:

- О чем так глубоко задумался, Володя? – спросил старого знакомого Петр Миронович.

Федосеенко вкратце объяснил его замешательство, сказав:

- Не знаю, что делать.

- Заходи ко мне – предложил Машеров. В кабинете он снял трубку и позвонил в гараж своему личному шоферу Карпову, распорядился:

- Забери Федосеенко, заберете ребенка из больницы и отвезите к родителям Володи в Логойский район.

Федосеенко этот разговор поверг в шок.

- Петр Миронович, зачем вы мне свою машину отдаете, она же вам нужна как воздух.

Машеров похлопал писателя по плечу:

- Володя, ты правильно сказал, что мне нужен свежий воздух. Вот я и пройдусь вечером до дома пешочком. И воздухом подышу и ноги свои разомну. Езжай, без машины тебе и за сутки не добраться, а на машине за полдня обернешься.

Ровно через год после смерти Сталина состоялся 5-8 марта 1954 года XYIII съезд комсомола Белоруссии. На нем комсомольская биография Петра Мироновича «закончилась». Хотя комсомольцам продолжали поручать грандиозные дела. В марте 1954 года правительство призывало народ осваивать целинные и залежные земли в Сибири, Казахстане, на Урале, в Алтае. За счет этого проекта «Целина» можно было получить миллион пудов зерна. Организовал и направлял на целину комсомольцев и Петр Миронович. Четыре с половиной тысячи молодых целинников отправились на выполнение этой задачи – увеличить в стране производство хлебного зерна.

Но уже в июле этого же года Петра Мироновича выбрали вторым секретарем Минского обкома партии. Но его энергию и инициативу сразу же отметили в руководстве партии Белоруссии и через год – в августе 1955 его избрали Первым секретарем Брестского обкома партии.

Этот стремительный взлет, как руководителя, Петра Мироновича объясняется очень просто. Он всегда добросовестно трудился и достигал успехов, как в развитии экономики, науки. Культуры, так и в благосостоянии трудящихся Беларуси.

У него был пылкий ум и горячий темперамент в работе. Но Петр Миронович умел сдерживать себя и часто говорил, почему он это делает:

- Совсем нетрудно вообразить себя новатором, пока не приступишь к выполнению своего замысла.

Но не любил Машеров и мелочной опеки.

- Почему, Петя, у тебя так мало последователей?- спросила как-то мужа Полина Андреевна.

- К сожалению, - вздохнул Машеров, - наши старшие товарищи проявляют такую огромную «заботу» о комсомольском кадровом составе, что у молодежи вырабатывается иждивенчество. Они стараются подбросить инициативу наверх, а дальше пусть этой инициативой занимаются старшие товарищи.

- А зачем же умудренные опытом старшие руководители не привлекают молодежь выполнять новые идеи?

- Скорее всего, из-за гордыни – немного подумав, ответил Машеров. – Гордыня заставляет иногда человека стать учителем лжи и обмана, чем учеником в школе истины. А в итоге мы видим, что слепая любовь старшего поколения, порождает эгоизм младшего.

На плечи Первого секретаря Брестского обкома партии свалилось много неразрешенных проблем производственных, а также и сельскохозяйственных. Кирилл Мазуров, как и обещал Петру Машерову, подставил младшему товарищу свое плечо.

Кирилл Трофимович в жизни и делах руководствовался народной мудростью: «поспешишь – людей насмешишь». Или иногда аналогом первой: «Семь раз отмерь, один раз отрежь».

В Минске и Москве с уважительностью говорили о Кирилле Трофимовиче:

- Осторожный белорус …

Но эта золотая черта национального характера полагала избегать крупных ошибок на крутых виражах и взлетах политика и государственного деятеля.

Но Мазуров при умении лавировать в политических интригах на самом высоком уровне, когда было необходимо соблюсти интересы Беларуси, становился тверд, как скала, и старался отстоять свою точку зрения.

- В Беловежскую Пущу собирается приехать Хрущев – сообщил Мазуров Петру Мироновичу. – Готовься встречать высокого гостя вместе с Полиной Андреевной. Никита Сергеевич любит отдыхать не на казенной даче, а с семьей первого руководителя. А раз Беловежская Пуща находится в Брестской области – тебе и карты в руки.

Полина Андреевна удивилась, что Хрущеву не понравился тот особняк, в который специально для отдыха в Беловежской Пуще построили для него.

Когда Хрущев прошел по ковру с высоким густым ворсом, ступая мягко и беззвучно в свои апартаменты, Полина, взглянув на помрачневшего мужа, спросила его:

- Петь, мне кажется, что мы московскому гостю чем-то не угодили?

- Мазуров всегда старается, чтобы белорусский народ, в упорном труде и в тяжелой войне. Заслужил лучшую долю пожить сейчас достойно. И он последние крохи не собирается по указке свыше руководства все средства на дачи для москвичей, и передать потом все в союзный фонд.

- Если особняк расположен в Беловежской Пуще, то его же на Красную Площадь не перевезешь – пожала плечами Полина Андреевна.- Мы же договорились доверять друг другу – ты мне, я тебе. Скажи откровенно, в чем причина недовольства Хрущева?

- У Никиты Сергеевича пыл реформатора. Он стремится во всех областях Советского Союза создать совнархозы. Чтобы были в них отдельные друг от друга в обкомах комитеты, заведующие сельским хозяйством и промышленностью.

- Так это же насколько увеличатся штаты партийных деятелей? В разы! – удивилась Полина.

- Вот Мазуров и сопротивляется. Сказал Хрущеву, мол, в Беларуси совнархозы не нужны. Никита Сергеевич в штыки:

- Вечно ты, Кирилл Трофимович камни в колеса просовываешь.

А тут подошли, когда градус разговора стал подниматься вверх, и готов был подняться за предельную черту, первые секретари Компартии Венгрии – Янош Кодер и Польши – Гомолко.

Хрущев покраснел и закричал на возражавшего ему Мазурова резко и грубо

- Прочь! Прочь отсюда! Вам все не так!

У Гомулка даже веко задергалось. Он никак не ожидал такого барского отношения хозяина страны, к своему подчиненному, будто к холопу какому. И удивленный поляк спросил:

- Товарищ Хрущев, как понять это «прочь». Вы что же серьезно так считаете?

Хрущев ничего не ответил, а у Мазурова на лице ни один мускул не дрогнул. И он тихо и спокойно заявил:

- Что ж, я могу уйти, - направился к двери.

За ним, быстро шагая, двинулся Хрущев, отдав команду начальнику охраны:

- Подавай машину, едем на вокзал.

- Зачем же вы уезжаете? – спросил Мазуров Хрущева. – Ведь вы же работать приехали.

Но Хрущев уже закусил удила и уперся, как маленький, капризный ребенок:

- Нет, уеду – и топнул даже в сердцах ногой об пол. Но мягкий пушистый ковер погасил звук удара и топать ногами Никите Сергеевичу расхотелось.

Самолет взял курс на Пицунду. Туда же телеграммой – молнией были вызваны все первые секретари обкомов. Разнарядка для Белоруссии была персональной. В Пицунду вызвали Председателя Совета Министров БССР и второго, а не первого секретаря ЦК КПБ Сурганова.

Мазурову же позвонил секретарь ЦК КПСС и спросил:

- Кирилл, что там случилось у тебя в беловежской Пуще? Не захотели своих зубров показать?

- К чему такие замысловатые вопросы, Фрол Романович? – невозмутимо сказал Мазуров. - Выкладывайте мне все напрямик, не мудрствуя лукаво.

- Быть, по-твоему – напрямик, так напрямик. Рассердился на тебя Никита Сергеевич. Злой, как черт, рвет и мечет.

- Не в первой уже – ответил Мазуров.

- Когда для тайного голосования Хрущев зачитывал списки, включенных для тайного голосования кандидатов, то он должен был прочитать фамилии их в алфавитном порядке. И вдруг я слышу: Кириленко, Рашидов, Мазуров. Ну, думаю, Никита Сергеевич даже в алфавите решил изменить порядок на свой лад. В алфавите сначала идет буква М, а потом уж Р, а у него все наоборот: сначала Р – Рашидов, а потом уж М – Мазуров.

Но список кандидатов, в том числе и Мазурова, утвердили.

Зато Петра Мироновича Хрущев похвалил:

- Хорошо содержите хозяйство заповедник Беловежская Пуща, товарищ Машеров.

Но наряду с хозяйственными вопросами Петру Мироновичу пришлось заняться сохранением памяти о Великой Отечественной войне. Ведь именно в первые дни войны Брестская крепость приняла на себя мощный удар гитлеровской армии. И около месяца, заняв круговую оборону, защитники Крепости в Бресте проявили неслыханный патриотизм.

В обкоме накопилось много писем и заявлений от родных и близких и знакомых участников героического сражения. Ведь прошло уже десять лет со дня Великой Победы. В этих письмах просили указать могилы погибших защитников, или сообщить хоть какие-нибудь сведения о них. Многие возмущались о непонятном замалчивании и о забытьи людей, которые сложили голову, погибнув за Родину.

После напряженного трудового дня Петр Миронович уделял время для чтения этих писем, разрывающих ему сердце, Полина видела его боль, страдания и вызывалась читать ему вслух письмо:

- Ты устал, Петенька, давай приляг хоть немножко, хоть на пол часика, на диван, а я тебе почитаю письма. Возьму часть твоей боли на себя.

Так продолжалось, пока не прочитали последнее письмо. И он стал ходить на руины Брестской крепости:

- Ты знаешь, Полинка, - говорил, возвращаясь поздним вечером домой, Машеров, – я сам прошел войну, много видел ужасных разрушенных городов, остовы печных труб домов в сожженных дотла деревень. Но все же, меня потрясла картина руин крепости. Вокруг огромные массивные стены, изрешеченные осколками снарядов и пулями, кучи битого кирпича и обломки бетонных плит, развороченные проемы внутри здания и нависшие на металлических клочьях петель раздробленные на щепку, висящие вкривь и вкось двери, и повсюду куски ржавого железа и пустых гильз от простреленных патронов. Верх стен уже покрылся мхом, и тоненькие прутики стволов березок укоренились в нем. Внизу это мертвое запустение пытается прикрыть зеленая трава.

- Ты ходил один по этим ужасным приметам войны, которая прошлась ураганом по нашей Родине? – спросила Полина Андреевна.

- Нет, шли со мной два энтузиаста – краеведа и показывали простреленные каски, полуистлевшие, почти сгнившие куски гимнастерок, кусок сломанной саперной лопатки – в ход в бою шли подручные средства, а на одной стене, куда меня привели краеведы, прочитал надпись «Умираем, но не сдаемся! 30.06.1941 год».

Нескончаемый поток писем продолжал поступать в обком. Несли люди и вещи защитников крепости.

Однажды пришел молоденький паренек и принес свою потрясающую находку.

- Входи смелее, - попросил Петр Миронович переминающего с ноги на ногу мальчишку. – С чем пришел?

- Хочу вступить в комсомол – сказал паренек. И показал пробитый пулей комсомольский билет. – Вот лейтенант Ноганов хранил его как самое дорогое удостоверение под сердцем у себя. А фашист, выстреливший в лейтенанта, не только убил Ноганова, но хотел уничтожить и символ мужества и стойкости – комсомольский билет.

А вскоре на прием к Первому секретарю обкома пришел и живой свидетель и защитник Брестской крепости Родион Ксенофонтович Семенюк. Он стал рассказывать Машерову о кровопролитных боях небольших групп красноармейцев, которые защищали внутри крепости каждую пядь земли.

- Нас было в десятки раз меньше, чем гитлеровцев, но они боялись соваться в крепость, несмотря на свои превосходящие силы – наклонив голову, говорил Семенюк. – Тогда они и применили тактику выжженной земли. Горели и рушились от взрывов казематы. А после минометного и артобстрела, немцы забрасывали окопы , форт ы и другие укрепления крепости канистрами с бензином и бочками с воспламеняющимися веществами, а потом зажигали их, строча из автоматов трассирующими пулями. Я собрал все силы и вместе со своими товарищами Флерковым и Тарасовым закопали в землю знамя 393-го особого артиллерийского дивизиона, на котором и служил командиром орудия.

- А вы запомнили, где захоронили до поры до времени знамя? – спросил взволнованный таким известием Машеров.

- Да, я принес это знамя вам, - сказал Семенюк и, трясущимися руками то переполнявшего его волнения, стал развязывать сверток материи, в котором и хранилась реликвия дивизиона.

Петр Миронович вышел из-за стола, подошел к защитнику крепости и, обняв его, сказал:

- Я признателен вам за этот благородный поступок. Пока хранится знамя воинского подразделения, хотя бы у последнего бойца этого полка, дивизиона, то эту боевую единицу никогда не расформируют. Вы, Родион Ксенофонтович, сохранили не только знамя, а весь дивизион. А я же постараюсь сохранить память о защитниках крепости в городе на Буге, Бреста. Постараюсь создать, думаю, найдется много сторонников этой идеи – музей Брестской крепости.

И такие подвижники откликнулись и нашлись, горячо поддержали идею о создании музея старожилы города. Особенно активно помогал Аркадий Крупенников. Загорелся этой идеей и талантливый писатель Сергей Сергеевич Смирнов.

Благодаря его трудолюбию стало больше поступать документов и экспонатов в фонд будущего музея. Благодаря писателю Смирнову открылось немало тайн наряду о героической борьбе защитников, которые не склонили голову перед захватчиками, желающих поработить их, а отстреливались до последнего патрона.

И уже накануне Великой Октябрьской революции в ноябре 1956 года музей был открыт.

О подвиге защитников Брестской крепости замалчивалось. Ходило «мнение», что захваченные врасплох вероломным нападением гитлеровцев на Советский Союз, бойцы гарнизона Бреста не оказали достойного сопротивления врагу.

Сергей Сергеевич трудился как прокаженный, и находил имена новых и новых героев. И вот судьба свела Машерова и Смирнова вместе.

- Как продвигается ваша работа над книгой, - спросил писателя Петр Миронович.

- Трудновато с публикациями – пожаловался Смирнов, - хотя голова уже распухла от деталей и впечатлений. Их не на одну книгу хватило бы.

- А вы, Сергей Сергеевич, для начала выступите по радио. Зачитай своих наиболее ярких отрывков.

Смирнов, смущенно улыбнулся:

- Боюсь, что не сумею я пробиться до микрофона. А так с удовольствием бы выступил по радио.

- Так в чем же дело? Я только хотел заручиться вашим согласием. А я сумею все-таки договориться о вашем выступлении с кем надо. Ну, что: по рукам?

- По рукам! – засмеялся Смирнов.

После выступления писателя все покатилось и поехало, будто само собой. Публиковались статьи и очерки Смирнова в газетах, а потом вышла книга «Крепость на границе».

Машеров раскрыл пахнущие типографской краской страницы книги и прочитал вслух:

- Я был участником войны, и немало видел в те памятные дни. Но именно подвиг защитников Брестской крепости как бы новым светом озарил все увиденное, раскрыл мне силу и широту души нашего советского человека, заставил с особой остротой пережить счастье и гордость принадлежности до великого благородного и самоотверженного народа, способного творить даже не возможное …

Машеров некоторое время помолчал, а потом сказал Смирнову:

- Вы показали героизм нашего народа в самом начале войны, когда горстка храбрецов удерживала фашистскую саранчу почти месяц на самой границе. Этим они, эти герои, подняли над собой пылающий факел Данко, освещая путь ему к Великой Победе. Именно тогда защитники Брестской крепости сломали, разрушили миф о непобедимости немецкой армии. Это было начало краха хваленого гитлеровского блицкрига. Маршал Жуков ознаменовал Победу, взяв с вверенными ему войсками Берлин. И уже на стене Рейхстага водрузили Красное знамя наши разведчики Егоров и Контарие, а рядовой пехоты Иван Иванов расписался под своей надписью: «Рейхстаг взят. Мы победили!». Нужно вашу книгу, Сергей Сергеевич послать маршалу Георгию Константиновичу Жукову. Пусть он порадуется, что подвиг и первых бойцов, ставших на самой границе грудью защищать нашу Отчизну, никогда не будет забыта.

Жуков по достоинству оценил подарок, который прислали ему с берегов Буга. Великий полководец сделал надпись: «Хорошая, правдивая и полезная книга. Прочитал её с большим волнением. 05.12.57 г.» и отправил её в Брест как экспонат музея.

На 20-летии Победы Петр Миронович написал представление о награде, Президиум Верховного Совета СССР присвоил цитадели на Бугре звание «Крепость – герой» с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

Звание город – герой получили многие города, но среди них один уникальный случай, когда вручили медаль «Золотая Звезда» герою-крепости.

Чуть позже на открытии мемориального ансамбля Брестской крепости – героя Петр Миронович Машеров произнесет:

- Крепость – герой над Бугом, её боевые реликвии, поднимающийся в небо штык – обелиск и другие монументальные сооружения ансамбля увековечивают один из поучительных уроков, которые служат грозным предупреждением любому агрессору. Пусть этот величественный мемориал станет одним неиссякаемым источником силы, мужества, непоколебимости духа, школой воспитания социалистической гражданственности, животворного советского патриотизма. Во имя тех, кто погиб за великое дело, во имя живых, во имя будущих поколений!

- Что скажешь о моем выступлении? – спросил дома Петр Миронович жену.

- Ты, мой милый, давно уже не учитель, но не можешь позабыть об уроках. Правда, сказал не об уроках математики, а об уроке истории. Но больше мне понравилась концовка твоей речи. Музей крепости – героя станет источником силы, мужества и непоколебимости духа народа и его патриотизма. Гибель защитников Брестской крепости никогда не забудется, ведь они жертвовали своими жизнями ради живых, во имя будущих поколений. Ты, Петя романтик, поэт. А никогда не пробовал написать, хотя бы малюсенькое стихотворение.

- Поэзия настолько прекрасна и божественна, что она не поддается моему математическому складу ума. Я пытался уловить её красоту, но она ослепляла меня и ускользала, как блеск сверкнувшей молнии. Может быть поэтому, я только люблю поэзию, но создавать стихотворение у меня не получается. Ты же знаешь, что мне в литературе нравится больше проза. Что касается твоей реплики про уроки истории, то история ничему не учит, а только жестоко наказывает нерадивых учеников за познания её уроков.

Но в Бресте у Машерова было много и хозяйственных дел. Его особо и не спрашивали, желает ли он уезжать из Минска, да и он не возражал.

- Партии вы нужны именно там! – говорили Петру Мироновичу. – Понимаете, что так диктует обстановка.

Приехав на место, Машеров понял, что действительно Брестская область резко отличается от Минской. Многие районы граничили уже с другим государством, а это обстоятельство доставляло больше хлопот первому секретарю обкома. К тому же, Брест не шел ни в какое сравнение со столицей республики. Но глаза боятся, а руки делают.

Вскоре бурно стала увеличиваться численность населения Бреста. Ведь в городе возводились новые жилые дома, восстанавливались здания старые.

Новостройки были в районах под пристальным вниманием Машерова, он очень трепетно относился к строительству. И люди, понимая, что это всерьез и надолго, связывали свою жизнь с этим регионом, в котором уже за короткий период численность населения перевалила за миллионный рубеж.

Главный инженер на строящемся заводе по производству технологической оснастки для металлорежущих станков в Барановичах, вместо небольшой мастерской «Красный металлист», порадовал Машерова.

- Раньше здесь артель выпускала гвозди, чугуны, кровати, а теперь мы скоро освоим выпуск более сложной продукции: пневматических тисков, поворотных стволов с пневматическим и ручным приводом.

- Надо не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня – вздохнул Петр Миронович. – Вон башенный кран стропы сушит, а не крутится юлой вокруг своей оси, ускоряя темп строительства. Сколько рублей не дополучат ваши строители из-за простоя крана.

- Да, Петр Миронович, мы через десять минут уже устраним неполадку. Разве это потери – это же копейки!

Машеров нахмурился:

- Вот эти иждивенческие настроения вы выбросьте, пожалуйста, из головы. Не мною придумано, что копейка рубль бережет.

Это Машеровское «пожалуйста» больно резануло слух главного инженера. И он выдавил из себя глухо обещание:

- Приезжайте через неделю. Увидите совсем другую картину.

Такие же встречи были у Петра Мироновича и с председателями колхозов и колхозниками. Он набирал в свой багаж опыт и знания проблем области, именно из бесед с народом. Некоторые председатели жаловались на административно-командное управление местными властями и партаппаратчиками.

Один председатель стал перечислять, сколько он получил выговоров за последние три года, загибая пальцы на руках и оказалось, что выговоров-то ровно десять.

- И где же ты эти бесценные выговора хранишь? – пошутил Машеров. – Неужели в сберегательной кассе.

- До сберкассы топать далеко – усмехнулся председатель. – Я их упрятал понадежнее. Сложил все договора в собачью конуру. Ни один местный мелкий воришка не сунется к конуре. Мой Полкан живо с него штаны спустит, и разорвет их в клочья.

- Да ты бы переслал их в район, гляди, и вспоминали бы о тебе почаще.

- Наотрез отказываются, Петр Миронович, хотя я им пытался вернуть их выговора. Они нисколько не скупятся, обещали еще парочку выговоров мне для бодрости подбросить.

- Ладно – сказал Петр Миронович, - попробую узнать, что за щедрость у них такая.- Достал записную книжку и что-то записал в ней.

Председатель райисполкома долго мялся, не зная, что ответить на вопрос Машерова:

- Из-за чего же вы раздаете выговора людям направо и налево.

Председатель наконец-то пролепетал:

- Указание из райкома партии поступило …

- Но подписали же выговор вы? – поднял брови Петр Миронович, а в ответ услышал:

- А что мне оставалось делать?

Машеров старался выкорчевывать высокомерие из должностных лиц, чтобы они более нравственно оценивали поступки не только других людей, но и свои.

Мазуров как-то сказал при встрече с Машеровым:

- Ты растешь на моих глазах, Петр Миронович. Стал деятельным и требовательным и, в то же время, простым и доступным. Ты опять стал учителем. Учителем народных масс и одновременно самым прилежным учеником этих народных масс.

На Брестчине страдало производство из-за недостатка электроэнергии. Трудно было прогнозировать выполнение планов. Это сковывало экономику, а порой срывало планы. Машеров радовался, как ребенок, когда началось строительство мощной Березовской ГРЭС, и помнил точную дату закладки первого кирпичного дома будущего города энергетиков Белозерска – монетку под первый фундаментный блок бросил Машеров 28 июля 1958 года.

Машеров бывал во всех районах, даже самых отдаленных от Бреста Давид – Городок и Ганцевичи. Его как-то спросили:

- Петр Миронович, какой смысл строить заводские корпуса у черта на куличках? За морем телушка – полушка, да рубль перевоз. Завозить сырье в эту глушь будет дороже, чем сама выпускаемая продукция.

- Ах, какие вы рачительные хозяева, классные экономисты самой высшей марки. Но не подумали о людях, об их занятости. И совсем позабыли и недооцениваете мастерство умельцев белорусских местечек и маленьких городков. Тут же такие прилежные, такие трудолюбивые люди живут. Посмотрите товар, который они выпускают вручную – залюбуешься. На маленьких заводиках его будут выпускать больше, он станет дешевле и спрос на него будет всегда. А если прибавить к этому, что продукция чистая экологически. Значит и выигрыш от этой программы будет значительный.

Кто-то пытался спорить с Первым секретарем обкома, а один из этих спорщиков вдруг замолк и, почесав затылок, заулыбался и сказал.

- А он ведь нас на лопатки ловко уложил. Все наши доводы в пух – прах разбил.

Но приходили сверху из Москвы новаторские предложения, с которыми Петр Миронович не был согласен. Хрущев сразу же после войны, когда он был Первым секретарем ЦК КП Украины, направил письмо Сталину, в котором сообщал, что крестьяне много уделяют своему личному хозяйству. Разводят скот, птицу, на это тратят огромное количество времени и сил. Этот фактор позитивно сказывается на их личном благосостоянии, зато отвлекает от развития общественного хозяйства, которое создает продукты питания для народонаселения всей страны. Если передать всю живность из крестьянских подворий в колхозы и совхозы, то можно было бы позабыть такое слово и явление, как голод на селе. Рабочий класс сытый и довольный станет интенсивно с огромной производительностью работать и в деревню полетят прямо с конвейера товары повышенного спроса: модные одежда и обувь, телевизоры, холодильники, стиральные машины.

Но Сталин ответил, что вопрос-то в принципе поставлен правильно, но заниматься им в настоящее время, когда народ еще не позабыл военное лихолетье – преждевременно.

А у себя на даче, во время обычного веселого застолья, когда Хрущев, одетый в украинскую рубаху-вышиванку, лихо сплясал перед вождем гапака, Иосиф Виссарионович, жестом руки, подозвав к себе удальца-молодца, сказал ему по-дружески:

- Молодец, Никита, что желаешь накормить людей досыта. Но с личными хозяйствами ты палку не перегибай. Широко шагаешь – штаны порвешь.

Но в конце пятидесятых, в начале шестидесятых годов Никита Сергеевич принял такое решение, которое потом признали ошибочным. Но Хрущев уже был первым лицом Советского Союза. Личный скот, в основном коровы был частично сдан в колхозы, совхозы, а в основном пошел под нож. Если молоко нельзя будет получать, то хоть раз, но вдоволь поесть говядины, свеженинки-мясца. Были уничтожены миллионы голов крупнорогатого скота, как писалось в совхозных отчетах, а крестьяне-то этот скот называли ласково – буренками.

В 1958 году вместо обычного пятилетнего плана, пятилетки, принял семилетний план – семилетку. И сразу же появился красивый пропагандистский лозунг: «Мы пойдем в коммунизм семимильными шагами!». После визита Хрущева в Америку, он свои российские версты и километры превратил в английские мили. Так как следующий лозунг: «Догоним и перегоним Америку» не заставил себя долго ждать. Видимо по этому, при обгоне-то Америки придется бежать по их территории, а чтобы подсчитать скорость, с которой мы побежим там, и необходимо знать длину английской мили.

Но не каждое новшество воспринимается на ура. У Шествия в коммунизм семимильными шагами нашлись оппоненты – скептики. Они придумали свой насмешливый антилозунг, в котором, якобы, сам Хрущев оправдывается, что в сроке не хватает мяса, вот таким образом : «Мы шагаем в коммунизм семимильными шагами, а крупнорогатый скот не успевает шагать за нами».

Досталось Никите Сергеевичу и за его горячую и искреннюю любовь к Царице Полей – Кукурузе. К титулу Первый секретарь ЦК КПСС, прилепился еще, словно Никита Сергеевич стал дворянином Его Величества Королевы – кукурузы, – кукурузник.

А русское народное творчество этот правый титул сразу же отобразили в анекдоте: Летит над головой двух крестьян самолет с двумя параллельными плоскостями крыльев АН – 2, или как его называли ласково «Аннушка», а иронично – кукурузник. Вот один мужичок и говорит:

- Смотри, Петя, кукурузник полетел.

- Что ты, Вася, что ты, - отвечает ему второй, - Никита Сергеевич на таком самолете не летает. Он летает на личном ИЛ-62.

В Белоруссии не было в широком масштабе уничтожения крупнорогатого скота. Но Мазурову и Машерову приходилось жертвовать своими нервами и здоровьем, чтобы как-то смягчать волюнтаристские указания Никиты Сергеевича Хрущева.

И вот в 1961 году на XXIIсъезде принимается Новая Программа КПСС. Из неё и следовало, что через двадцать, то есть к 1980 году в СССР завершится, в основном, построение коммунистического общества.

О таком совершенном строе мечтал Петр Миронович. Но чтобы эта мечта осуществилась всего за каких-то двадцать лет, … в такое верилось с трудом. И не только Машерову в это с трудом верилось. А когда две точки зрения не совпадают, то механизм движения вперед может быть и заклинит. А стоять долго на распутье двух дорог тоже не выход из положения.

И у людей появляются в таких сложных ситуациях тайные мысли. Вот известный персонаж восточного фольклора Хаджа Насреддин взялся обучить любимого ишака жестокого Хана за двадцать лет разговаривать на человеческом языке. Его друг спросил:

- На что ты надеешься Хаджа? Ведь ты умный человек и понимаешь, что ишак ни за какие коврижки не станет говорить, как человек. И Шах укоротит твой рост ровно на величину твоей пустой башки. Он тебе её отрубит и ты, имеющий славу умного человека, бесславно погибнешь из-за своего высокомерия и гордыни.

- Не беспокойся, о, мой любезный друг, - ответил Хаджа. Не надо посыпать свою голову пеплом и заранее хоронить меня. Этого ты не дождешься.

- Почему? – воскликнул друг Хаджи.

Хаджа засиял широкой белозубой улыбкой и произнес торжественно и звонко:

- За двадцать лет кто-то из нас троих, наверняка, умрет: или я, или Шах, или ишак. В любом случае казнить меня будет не за что.

Но шутка Хаджи Насреддина – это не государственное решение, хотя тоже очень волюнтаристическая. Но какая же загадка иль тайна была заложена в Программе КПСС?

На этот вопрос давно ответил философ, но «Опыты» Мишеля Монтана Никита Сергеевич, видимо, не читал. А в книге Монтана ясно сказано: «Можно умалчивать о тайных делах, но не говорить о том, что всем известно, и о вещах, которые повлекли за собой последствия большой государственной важности – непростительный недостаток». Но у Хрущева было головокружение от успехов. Он стоял на вершине лестницы власти. А Машеров стоял пока на самой низкой ступеньке этой карьерной лестницы. И ступенька, на которой стоял, являлась самой прочной основой для устойчивости всей лестницы. Она вделана накрепко, что служит опорой всем остальным вышестоящим ступенькам. И кто возомнит о своем величии, и будет напирать свою основу, тот обязательно рухнет вниз. А первая основная ступенька так и останется главной и прочной основой для новой лестницы.

А основой для самого Петра Мироновича Машерова была его семья, а первой основной ступенькой в семейной иерархии была Полина Андреевна.

- Полинка, спрашивал часто жену Петр – ты у меня какая-то старомодная, живешь по домостроевскому уставу или изображаешь покорность. Почему ты нигде не подчеркиваешь нигде свое «великосветское» положение. Находишься на высоком уровне.

- Мое поведение идет не от подчиненности, - ответила со скромной улыбкой Полина, а от любви и верности к тебе. Мое поведение на людях не вызывает никаких кривотолков и сплетен среди жен высокой элиты. Я веду с ними корректно, вежливо. Не заношусь, что ты по рангу выше их мужей. Не претендую, как некоторые из них, на первую леди.

Петр Миронович взглянул на свою любимую женщину и подумал:

- Какая же она у меня скромная и обаятельная, хотя улыбка её и простодушная. Но черты типичные славянские не оставляют никакого сомнения, что у неё сильный и волевой характер, и в трудную минуту она никого и никогда не подведет. И внешность её не обманчива. Я много раз убеждался, что она надежный человек.

После этих мыслей Петру Мироновичу и захотелось поговорить со своей женой о … Коммунизме. Сначала он поделился своим сомнением о сроках наступления светлого будущего.

- Круто берет Никита Сергеевич – сказал Машеров. – Мне кажется, что через двадцать лет наступить коммунизм не может. Материально-техническая база пока еще слабовата. Хотя мечта притягательная, заманчивая.

- А я вижу колоссальные достижения и прогресс в науке и технике в нашей стране, – пожав недоуменно плечами, сказала Полина. Идет строительство жилых крупнопанельных домов, и в отдельные квартиры в новостройках расселяются коммуналки. Это счастье для многих молодых семей, да и людям пожилого возраста можно пожить отдельно от молодежи, не утомлять их своим постоянным присутствием. Но самым главным событием. Но самым главным событием этого года не только XXIIсъезд КПСС, а и полет первого космонавта в мире нашего обаятельного парня Юрия Гагарина. Все сразу заговорили о его обаятельной улыбке, и посмотри-ка ты на свою фотографию десятилетней давности, когда ты был секретарем комсомольской организации Белоруссии. Так мой любезный дружок, ты увидишь, что твоя-то улыбочка не уступает гагаринской. А может быть она еще больше обаятельна, лучезарна и ослепительна, чем у Юры.

- Полина, не льсти мне так излишне – засмеялся Петр, - а то ведь ненароком и зазнаваться могу. И не уводи меня в сторону от вопросов, поставленных на XXII съезде в программе КПСС.

- О, Петечка, - улыбнулась Полина, - да о съезде, где только не говорят, уже, откуда только не раздается это слово – съезд: из телевизора, по радио, некоторые остряки утверждают, что слышали о съезде из утюга. А вот я без всяких прикрас скажу, что я слышала о нем уже в анекдоте, хочешь, расскажу?

- Хочу.

- Тогда слушай: «Соседка пришла к подруге и увидела, что соседкина дочка лет 4-5, как только мама включает телевизор, то сразу же лезет под диван, или под стол. А спрятавшись, или молчит, а то и еще хуже тихонечко плачет.

- Почему твоя дочка прячется, когда ты включаешь телевизор? – спросила подруга соседку, а та ей объяснила:

- Она слышит, как с экрана диктор сразу же начинает пугать её.

- Что за чепуха! – удивилась соседка.

- Нет, нет, - возразила подруга. – Моя малышка слышит хорошо, что говорит и очень часто повторяет диктор.

- И что же он такое страшное говорит?

- А вот что: «Съест КПСС, Съест КПСС».

Машеров не испугался, а улыбнулся:

- Не обращай наш разговор в шутку, Полина, не уводи в сторону. Я вижу наши успехи в возрождении страны после войны. Но построить на сожженной, лежащей в руинах стране рай на земле, вряд ли так быстро удастся. Хотя при большом желании распределять между людьми материальные блага, отказавшись от наличных денег, можно было бы кое в чем.

- Например?

- Например, проезд в транспорте. Существует проездной билет сроком на месяц на пригородном и городском транспорте. Его покупают работающие люди. Дети и пенсионеры ездят не часто, и они, поэтому, платят деньгами за билеты. Но, если посчитать все эти расходы населения, и увидеть, что в среднем стоимость проездного билета будет около шести рублей, то можно сделать транспорт бесплатным, а эти шесть рублей высчитывать с работающих граждан вроде подоходного налога. Так же обстоит дело и с питанием в общественных столовых. Жена мужу дает на обед один рубль, муж старается уложиться, посмотрев цены в меню в восемьдесят копеек. А на сэкономленные двадцать копеек работяга ужмет себя в еде, и выпьет кружечку пивка. Если же с него будут высчитывать из зарплаты и этот рубль, то он будет хорошо питаться, и вынужден обходиться без употребления алкоголя. Эта не выпитая кружка пива не спровоцирует рабочего человека выпивать каждый день. И это уже не только экономическая выгода, но и моральная.

- Ах, ты мой математик дорогой, да разве можно измерить людские вкусы и интересы только бухгалтерскими подсчетами. У каждого индивидуально есть свои и вкусы и привычки. И ни один математик это не подсчитает, не рассчитает. Но рациональное зерно в твоем рассуждении, несомненно, есть!

---

В ОЖИДАНИИ ГРЯДУЩИХ ПЕРЕМЕН

Революция на Кубе, когда эту островную страну под носом всесильной Америки, возглавил Коменданте Фидель Кастро, вдохновила не только руководителя СССР Никиту Хрущева, а весь советский народ. Противостояние двух мировых ядерных держав началось сразу же после окончания Великой Отечественной, или как говорили на Западе Второй мировой войны. Но началась новая – холодная.

Никита Сергеевич с одной стороны был рад Кубинской революции, ведь это событие подтверждало теорию о перманентной социалистической революции в мире и продвижение в умы, угнетенных капитализмом народов всей земли, а с другой стороны, Хрущев видел и достижения в экономике «загнивающего» капитализма, и потому пытался наладить культурно – хозяйственные связи с Соединенными Штатами Америки.

И чтобы друзья – соперники не задушили молодую республику Кубу, Хрущев Никита Сергеевич разместил ракеты на Кубе, превратив маленький свободный остров в Советский Линкор – ракетоносец, пришвартованный у берегов США.

На саму Кубу высадился и идеологический комсомольский десант. В составе комсомольско-молодежной делегации на Кубу был Петр Миронович Машеров.

Пока Никита Хрущев разруливал с Джоном Кеннеди, возникший из противостояния сверхдержав, Карибский Кризис, Петр Миронович и Фидель Кастро встретились в Беларуси. Фидель Кастро рвался пообщаться напрямую с Петром Машеровым и, бывая в СССР, а бывал он в нашей стране очень часто, всегда просил у организаторов встреч с советскими партийными деятелями:

- Непременно, обязательно включите во время моего визита в СССР поездку к Машерову. Хрущев относился с прохладцей к этим просьбам, но перед настойчивостью Фиделя устоять не мог. И Кастро приехал в Белоруссию.

- Я поражаюсь, стойкости и героизму белорусского народа в борьбе с гитлеровцами и высоко ценю вклад советского народа в разгроме фашистской Германии, - сказал Фидель Кастро Машерову после экскурсии в Брестскую крепость.

А потом добавил:

- Советский Союз спас человечество от страшного зла. Я склоняю голову перед героизмом советского народа и твоим личным героизмом.

Петр Миронович после этих слов даже немного смутился, но вида не подал, а улыбаясь одними глазами, заметил:

- Мой личный вклад на фоне всенародной борьбы против фашизма, лишь капля в море. Такая небольшая малюсенькая капелька в огромном возмущенном водовороте людских масс, поток которых снес всю грязь и нечисть фашистскую в лету.

А Фидель Кастро, лучезарно улыбаясь, как это он умел делать при своих выступлениях, сказал:

- Я понимаю и принимаю вашу скромность, как должное, но именно такие капли становятся источниками, излучающими свет, который рассеивают кромешный мрак. Они-то как пылающие ярко сверкающие звезды на небосклоне указывают путь другим.

- Вот вы в своем ярком высказывании лишь подтвердили мою главную мысль моей скромной реплики, чтобы появился источник света, необходима не одна капелька, а несколько светил, а их в нашей стране, было, есть и будет в предостаточном количестве.

Фидель подошел к Машерову, обнял его по-дружески за плечи и произнес неожиданно для себя и для Петра Мироновича, знающего о продолжительных и зажигательных речах кубинского лидера, очень короткую, но емкую фразу:

- В этом и секрет нашей силы!

А Машеров и вовсе промолчал, а лишь в знак согласия с собеседником кивнул головой.

Фидель вышел из машины и попросил Машерова идти помедленнее, и зашагал как-то бодро, широко расправив плечи и глубоко вдыхая аромат белорусской земли полной грудью. Стал осматривать окрестные поля, новые, построенные совсем недавно, здания и, удивляясь множеству сельскохозяйственной техники на полях в колхозных дворах и многочисленности автомашин, снующих по дороге в одну и другую сторону, спросил Петра Мироновича:

- При таком количестве техники вам, наверное, удастся быстро решать хлебную проблему обеспечения населения продовольствием.

Машеров не стал поддакивать под оптимизм Фиделя Кастро, не стал бодренько поддакивать: да, да, все у нас хорошо. Наоборот он насупился, и с грустью в голосе произнес:

- Одни машины дело не решают, дорогой Фидель. Они важный фактор, но не основной.

- Не совсем вас понимаю? – удивился Фидель Кастро. И Машеров сразу же разъяснил свою меланхолию:

- Тракторов, комбайнов и других сельскохозяйственных машин-то хватает. Мы их выпускаем не мало. А вот надлежащего ухода за ними как-то наладить не удается. Низкое качество у сельхозтехники, поломок в поле много, а запчастей не хватает. Трудно запланировать какой узел механизма поломается, а запасать детали впрок «на вырост» полное безумие и расточительство.

- Но в войну вам удавалось применять военную технику и оружие, исправляя поломки на поле боя, так неужели в мирное время это делать труднее.

Тут Машеров, очаровательно улыбаясь, и вовсе удивил Фиделя Кастро, показав свою способность вести полемику:

- Разумеется, мы в прошедшую войну бы били фашистов и оружием пятидесятилетней давности – винтовки системы Мосине выпуска 1893 года. И в первый год войны партизаны были оснащены раз в пять хуже врага. Но духом не упали, налаживали имеющееся оружие, но больше пользовались трофейным. И били фашистов днем и ночью, не давая им роздыха, их же собственным оружием.

Фидель Кастро сразу же оживился:

- Вот, именно, товарищ Машеров. Высокий идеал и духовность – вот главное в нашем революционном ритме и борьбе. Они же у вас в стране как-то обесцениваются.

Петру Мироновичу ничего не оставалось, как пожать плечами, и сказать уклончиво:

- Со стороны изъяны всегда виднее. Вот и я иногда лучше вижу происходящее через расстояние Атлантического океана в Кубе, чем кое-что в собственном доме. Ведь вы революцию сделали благодаря своему ораторскому искусству: неистовые и правдивые речи зажигали сердца повстанцев и будили умы еще не очнувшихся от обыденности обывателей, которые все же присоединились к революционному порыву.

- Мою речь и её честность побуждало высшее стремление – служить своему народу. И я свято верил, что это законная необходимость. Поэтому и мне поверили люди.

- Зато вам с горсткой храбрецов и удалось свергнуть диктатора у этого «короля» было в руках столько денег, что он мог бы щедро одарить необходимых для поддержания своего монархического самодержавного режима. Почему?

- Один мудрец сказал, - ответил Фидель, - что щедрость в руках королей не такое уж блестящее качество. Ведь на богатство, которое король щедро раздает своим плевритам, у его подданных куда больше прав. А у короля нет ничего своего, да и он сам-то принадлежит своим подданным. А без них, он никто, пустой звук!

Когда наступила самая острая стадия Карибского кризиса, Никита Сергеевич Хрущев и Джон Кеннеди пошли на ряд уступок, чтобы предотвратить ядерную войну. И Хрущев снял с вооружения Кубы частично баллистические ракеты. Фидель Кастро был разочарован политикой Хрущева. Она была глобальной и предотвратила эскалацию напряженности в мире. Но кубинцы недоумевали сумятице Никиты Сергеевича.

- Сначала он завез ракеты на Кубу, потом забрал их назад. Он человек слова: слово дал – слово взял.

Ирония горькая и осадок в душе у Кастро от поступка Никиты Сергеевича остался такого же вкуса. Не заладились отношения у Никиты Сергеевича и с Китаем. При Сталине по всей стране пестрели плакаты с прекрасным лозунгом: «Русский с китайцем – братья навек!». На плакатах изображены два крепких мужчины с обаятельными улыбками: один с европейской внешностью, другой с азиатской. Но за этими обликами подразумевалась дружба Сталина с Мао Цзэдуном.

И вот собрались воедино и те, кто восхвалял льстиво и открыто Хрущева, и те, кто его тайно ненавидел. Никита Сергеевич в свое время сам ловко плел тенета после смерти Сталина, чтобы в сети попалась крупная рыба и, вытащенная на воздух, за ушко да на солнышко, задохнулась, очутившись в среде обитания, к которой она не была приспособлена, а проживать в такой среде смерти подобно. И уже не важно, какова это будет смерть: физическая или политическая. И которая из них страшнее для противников Никиты Сергеевича.

Для Хрущева же был коварнее и страшнее всех Лаврентий Павлович Берия. И с ним, как с соперником №1, Никита Сергеевич с помощью маршала Жукова с первым и расправился, обвинив его американо-английским шпионом. Затем надвинул в сторону Маленкова, а чуть позже с антипартийной группой товарищей Молотовым, Ворошиловым, Когановичем и примкнувшим к ним Шепиловым.

Против авантюрной политики Хрущева, или как её назвали волюнтаристической, выступили единым фронтом, но без явного лидера тоже группа товарищей, но из более молодого поколения. А роль промежуточной фигуры представили Леониду Ильичу Брежневу. Никто его из заговорщиков всерьёз не воспринимал, но он-то обосновался на посту Генерального секретаря ЦК КПСС - всерьёз и надолго.

Пленум партии, на котором был отстранен Хрущев с поста Первого секретаря ЦК КПСС, проходил в октябре месяце 1964 года. Никита Сергеевич отдыхал на юге в санатории. Его срочно пригласили в Москву, чтобы из-за внезапности Хрущев не смог предпринять какие-то защитные меры против группы своих товарищей, которые собрались низложить его.

Для Петра Мироновича это событие было неожиданным, но сожаления у него не возникло. Первые годы правления Хрущева, решительность, напор главы государства, казались Машерову отдушиной, проталиной в холодной войне. Но постепенно симпатии к Никите Сергеевичу при более близком знакомстве с ним у Петра Мироновича испарились. А длинные речи первого лица без веских аргументов стали даже раздражать Петра Мироновича. Однажды Машеров дома, когда транслировалось по телевидению выступление Хрущева, на полуслове выключил передачу.

Полина Андреевна очень удивилась такому поступку мужа.

- Петя, в чем дело? Что случилось с тобой? – спросила она.

Машеров, поморщась, отмахнулся от вопроса:

- Ать, опять Хала – бала!

---

НЕОЖИДАННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

В этот день Петр Миронович собрался как обычно на работу. Проверил, все ли документы уложил в портфель, и отправился в аэропорт. Его приглашали по какому-то важному вопросу в ЦК. Звонок по телефону ему уже был, и Петр Миронович назвал подходящие кандидатуры на пост председателя компартии Белоруссии. Но ЦК КПСС рассматривал его кандидатуру на высшую должность КПБ и в первом разговоре Машеров, немного подумав над предложением, сказал:

- Я трезво оцениваю свои возможности и знаю, что есть более опытные люди, лучше знающие управление промышленностью, строительством, транспортом, экономикой и финансами республики.

- Назовите фамилии этих кандидатов, которые больше вас подходят на высокую должность в Белоруссии?

- И Петр Миронович ответил, не задумываясь:

- Вот хотя бы первые три кандидатуры: Лобанок, Киселев, Поляков.

- Спасибо, мы рассмотрим все предложения, но в том числе и вашу кандидатуру.

Машеров рассказал о звонке из Москвы Кириллу Трофимовичу Мазурову. Он подумал над информацией, которую сообщил ему Петр Миронович, и спросил:

- А ты не поинтересовался моим мнением, прежде чем предлагать свои кандидатуры.

- Звонок был для меня неожиданным, и я сказал свое мнение.

- Я тебя прошу, Петр Миронович, - доверительно попросил Мазуров Машерова. – Не выдвигай на заседании Политбюро никаких причин, а соглашайся. Рассчитывай на мою помощь и поддержку.

На заседании Политбюро ЦК КПСС задал первый же вопрос Леонид Ильич Брежнев, но не о его личности, а о государстве:

- Товарищ Машеров, вы хорошо знаете роль и место Белоруссии в общем стратегическом плане развитии страны?

- Да, Леонид Ильич, я старался в пределах моей компетенции крепить мощь республики и всего Советского Союза. Правда, не всегда удавалось все задуманное. Этому мешали как объективные, так и субъективные причины.

Нотки самокритики в ответе Машерова понравились Брежневу.

Это хорошо, что вы старались выполнять все планы. Старайтесь и теперь быть на высоте требований Политбюро. Держите с нами тесную связь, как это делал Кирилл Трофимович. Теперь у вас появляются еще большие возможности раскрыть внутренние силы и резервы партизанской республики, опираясь на опыт Мазурова.

Следом за Брежневым выступил Суслов. Он, как главный идеолог свое выступление выстроил того факта, о котором сказал Брежнев про партизанскую республику:

- Боевой опыт героической борьбы белорусского народа с фашизмом должен цементировать и пронизывать всю идейно-политическую деятельность Компартии республики, Советов профсоюзных, комсомольских организаций. – Голос Суслова звучал сухо, как будто он растолковывал элементарную математическую формулу бестолковому второгоднику – ученику. Но и это показалось главному идеологу мало. Он, оседлав свой идеологический конек, пришпорил его снова. – Особенно важно сочетать идеологию с конкретными планами и соединять прошлое с настоящим. Процесс должен быть постоянным.

Машеров уловил моментально, куда, в какую сторону клонит Суслов. Разумеется, что намекает, а справятся ли бывшие партизанские военачальники достойно руководить в мирное время. Ведь задачи-то диаметрально противоположные. Но ответ Машеров нашел сразу:

- Наши бывшие партизаны и подпольщики отдают все свои знания, и опыт на подъем народного хозяйства, воспитания подрастающего поколения. Они, как и в тяжелые годы войны, думают о судьбах своего отечества.

После выступления Суслова и ответа Машерова, который явно понравился идеологу, никто не взял слово. Воцарилось молчание, но длилось оно совсем не долго. Леонид Ильич, обвел всех беглым взглядом и задал дежурный вопрос:

- Есть ли сомнение в отношении товарища Машерова?

Таковых не было. Вопрос предрешили доброжелательные напутствия Брежнева и Суслова. Ни кому не захотелось плевать против ветра. И на Пленуме ЦК КПБ, который прошел вскоре после Политбюро ЦК КПСС, так же без излишних вопросов избрали своим лидером.

Приближалось 20–летие Великой Победы и завершилось восстановление крупных городов Беларуси: Минска, Витебска, Гомеля, Полоцка, Орши, Бреста и других населенных пунктов.

С развитием промышленности стали появляться новые города: в Новополоцке заселились работники нефтехимической промышленности, а Солигорск, принимал тружеников по производству минеральных удобрений.

- Понимаешь, Полина, - делился своим впечатлениями Петр Миронович – еще десять лет назад я даже и не предполагал о такой экзотической профессии, как шахтер для Беларуси. А теперь посылаю в Донбасс и Кузбасс юношей для приобретения по многим специальностям горного дела. Под землей шахтерская работа очень трудная и сложная. А в Солигорске скоро откроется и свое техническое училище.

Полина поддержала интересный разговор:

- Никто раньше не мог предположить, что в Белоруссии имеются залежи нефти и минеральных удобрений. Вроде кругом леса да болота. Весь наш список, полезных ископаемых заканчивался двумя названиями: песок и глина.

- Да, да, Полинка, ты права, но эти материалы нам очень пригодились в строительной отрасли. Из этого сырья изготавливаются кирпич, цемент. И песок, и щебень нужны для бетона. А сколько разрушенных зданий мы восстановили из местного сырья.

В Солигорске, прежде чем разговаривать на должном уровне с людьми Петр Миронович сначала спустился в шахту. И несколько часов изучал добычу минеральной соли.

Но уже через полчаса путешествие по лабиринтам подземелья дало свои результаты. Без привычки слезились глаза. Сбивался привычный ритм дыхания. Было Петру Мироновичу непонятно, толи влажный соленый воздух в тоннеле, толи его пот пропитал так рубашку.

- Тяжеловато в шахте-то работать? – спросил Машеров молоденького паренька.

- Терпимо, - весело засмеялся забойщик. Больше всего устаешь из-за сумятицы и неразберихи.

Машеров насторожился и задал парню резонный вопрос:

- А в чем причина этой суеты?

- Непродуманность графика работы бригад и смен. Очень часто меняют сменщиков, переставляются люди из бригады в бригаду, опытные шахтеры, я слышал, ворчат, что инженерно-технические работники, недопонимая технологию забоев, создают нам излишние трудности. Это злит спецов, а работу надо организовывать так, что бы душа пела.

- Так виновата низкая квалификация инженеров и техников? – спросил Петр Миронович. – Поэтому, раз нет хороших дирижеров, то под их плохую музыку и песня не поется?

- Это тоже одна из причин – согласился паренек. – Но главный тормоз большой добычи – водочка проклятая.

Шахтер умолк, а потом махнул рукой и торопливо заговорил:

- Не хотел выносить сор из избы, но на душе накипело: пьют водку без меры, не зная ни стыда, ни совести. А те, кто не пьет, все равно страдают в зарплате – выработка за смену низкая и в кармане пусто.

- От чего же водку-то пьют, раз мало зарабатывают, - полюбопытствовал Машеров.

- Нет, заработки в шахте не плохие. В полтора-два раза больше, чем на поверхности. Вот и бесятся с жиру. А строгости в дисциплине маловато. В общей пьянке рождается круговая порука. На смену не выйдет с похмелья шахтер, его пожурят, а нас тасуют по сменам, как засаленную колоду карт.

- Неужели деньги нельзя потратить на что-то более ценное, чем водка? – спросил Машеров и предложил несколько вариантов более разумного расходования приличной шахтерской зарплаты. – Ведь можно сходить в кино, в театр, купить хорошую мебель и модную одежду. Зачем же транжирить свободное время на совместную попойку?

- В общежитии скучновато, а пойти некуда – вздохнул паренек, - вот и пьют.

- А вас-то, как мне кажется, - сказал Машеров, - зеленый змей не смог захомутать, оседлать и кататься на вашем горбу. Это чудовище вы победили?

- Так спортом занимаюсь.

Беседы с другими шахтерами на других участках дали Петру Мироновичу пищу для размышлений. Но более всего его взволновал самый первый разговор с молодым шахтером. Он даже рассказал о нем Полине Андреевне:

- Вот что значит, Полинка, непосредственное общение с рабочим классом! – подвел итог разговора Машеров. – сколько я говорил своим подчиненным заменить кабинетный стиль управления на живой диалог с непосредственными исполнителями. Если бы я начал сначала разговаривать с директором, или с главным инженером шахты, то не смог бы выяснить болевые точки предприятия и за месяц. А в откровенном разговоре с молодым парнем выяснил проблемы шахтеров за несколько минут. Нарушение трудовой дисциплины, технологии, бытовых условий в общежитиях. Это рабочий показал мне все, как на ладони.

- А как же восприняли тебя руководители, когда ты стал их пропесочивать? – спросила Полина.

- Полин, ты же знаешь, что этим я никогда не занимаюсь. Мы говорили с руководством о проблемах и обсуждали детали, как исправить положение. Вот главный инженер, например, предложил пригласить несколько горняков из других республик, которые многие годы эксплуатируют шахты интенсивно и с огромной экономической выгодой.

- Ты это предложение поддержал?

- Разумеется, предложу приехать специалистам в Беларусь. Приедут, не пожалеют, будут чувствовать себя, как дома. Я всегда приветствую интернационализм и дружбу народов. У нас же интернациональное государство.

Вскоре в Солигорске поселились шахтеры тридцати национальностей. И автомобилисты, работавшие на МАЗе, поехали помогать осваивать автозавод, построенный в Набережных Челнах. Камазы стали не менее знаменитыми, чем Мазы в Татарстане. Автомобили стали выпускаться с чистого листа по новейшей технологии. Но опыт есть опыт. Белоруссия послала своих умельцев передавать опыт.

Петр Миронович заявлял на совещаниях любого уровня:

- В современных условиях нетерпимыми являются любые пережитки местничества и националистических тенденций.

И только сейчас понимаешь, как далеко вперед смотрел Машеров. Его слова, сказанные пятьдесят лет назад звучат сегодня как пророческие:

- Свобода и благосостояние человека, эффективная экономика, подлинное народовластие, мирное развитие человечества – главное условие для преобразования нашего общества!

Постепенно и в кабинете Петра Мироновича стали появляться простые люди с откровенными предложениями, как изменить жизнь на заводе, на сельскохозяйственной ниве к лучшему.

Женщина, которая зашла к нему на прием, была явно взвинчена, она нервно теребила платочек в руках и ежеминутно прикладывала его к глазам, чтобы смахнуть со щек непроизвольно набегающие слезы. Она что-то пыталась сказать, но душившая её обида не давали ей высказаться и она, все-таки, переборов свое волнение, не сразу произнесла ничего не говорящую о сути её прихода фразу:

- Помогите нам, пожалуйста, Петр Миронович.

Машеров налил из графина воды в стакан, подал его женщине и сказал:

- Выпейте водички и успокойтесь. А потом расскажите мне, в чем же мне помочь вам. Какая же беда привела вас ко мне?

Доброжелательный спокойный тон Машерова воздействовал положительно на посетительницу. Она привела свои расстроенные чувства в порядок, всхлипнув напоследок как ребенок, и стала толково излагать:

- Меня привела к вам не одна беда, а целых три, а может быть их число еще большее. Наши руководители, будто иллюзионисты-фокусники, ловко выдают черное за белое и наоборот, белое за черное. А беды и неприятности сеют, как зерно весной в поле. А урожай зла приходится пожинать нам.

- Почему же вы терпите таких начальников? - спросил Машеров. Неужели у здорового коллектива не хватит силы справиться с этими иллюзионистами?

- В том-то и дело, Петр Миронович, что никто не может из наших справиться с нашими фабрикантами. Все боятся их, и боятся подставлять свою голову. Были люди, которые имели свое мнение: резали правду-матку в глаза. Но их тут же увольняли. А кто начальству стал не угоден, то ему создавали такие жуткие условия на работе, предпринималась такая травля, что они были вынуждены увольняться по собственному желанию … начальника.

- И кто же у вас самый главный фабрикант – поинтересовался Машеров. – Неужели сам директор?

- Директор у нас, Петр Миронович, мелкая сошка. Его преступники давно уже подмяли под себя, сделали из него послушного холуя.

Петр Миронович нахмурился:

- А не напрасно ли вы без суда и следствия называете злоумышленников преступниками, у вас есть конкретные факты, чтобы называть их именно так?

- Так я и прошу вас, Петр Миронович, помочь нам, чтобы следователи разобрались в темных делишках воришек, которые орудуют за спиной директора. Начисляют себе не заработанные деньги, покрывают своих родственников лодырей и бездельников.

- Они обворовывают вас? – уточнил позицию женщины Первый секретарь ЦК КПБ.

- Они, Петр Миронович, обворовывают государство. И дискредитируют нашу советскую власть. Куда ни ходили, куда ни писали, везде от ворот поворот, или отписки бюрократические. Одна надежда на вас, Петр Миронович.

- Постараюсь оправдать вашу надежду – усмехнулся криво Машеров – но вы же не представились мне и не назвали вашу должность.

- Я инженер по технике безопасности.

- Браво! – воскликнул Петр Миронович.

Женщина удивленно посмотрела на Первого, но он её тут же успокоил:

- Я аплодирую вам мысленно: надо же какое совпадение, инженер по технике безопасности желает обезопасить свою фабрику от опасных преступников.

Посетительница ушла, не заметив, что при всей своей бодрой непринужденности и доброжелательности Машеров подавлен случившимся на фабрике. Он чувствовал и свою долю вины. С коммунистов ведь двойной спрос. А все руководители, в основном, коммунисты.

Петр Миронович подключил все правоохранительные органы, и даже госбезопасности. Картина оказалась неприглядною: царила на фабрике анархия, и шло растление, мздоимство, а иногда неприкрытое воровство. И эти проходимцы были привлечены к уголовной ответственности.

Но Машеров на этом не остановился. Его мучал один острый вопрос: преступники же действовали не в безвоздушном пространстве, а вокруг них кипела, бурлила жизнь. Почему же рабочие этой фабрики равнодушно проходили мимо дельцов и палец о палец не стукнули, чтобы вытащить расхитителей государственной собственности за ушко и на солнышко.

Петр Миронович решил послушать рядовых работников фабрики и пришел к ним на собрание.

- Как же вы, дорогие товарищи, - с горечью в голосе произнес Машеров, - могли допустить, что на фабрике так долго орудовали откровенные жулики и пройдохи?

Из зала послышалось:

Так они были в кармане у директора и его прихлебателей!

- Но ведь и вы допускали это попустительство и куда смотрели профсоюзные и партийные руководители?

Разговор продолжался долго, и рабочие фабрики получили хороший урок: за правду, справедливость необходимо бороться. В заключение Машеров сказал:

- Жалкая участь ожидает тех представителей власти, которые думают заставить подчиненных преклоняться перед ней. Так случилось и на вашей фабрике. Один человек не склонил голову, продолжил борьбу и вывел мерзавцев на чистую воду. Не забывайте об этом, друзья, никогда.

Но однажды пришлось Петру Машерову вступиться за осужденного человека. Вина его была незначительная, а закрутили его по полной программе, и накрутили срок на полную катушку.

Это был бывший командир партизанского отряда, убеленный сединами председатель передового колхоза, который попал в заколдованную круговерть, из которой самому выбраться не удалось. И вот он тихо говорит:

- Я оказался беззащитным, как партизан, у которого есть хорошее оружие, но нет ни одного патрона к нему. И остается один путь для спасения, потихоньку улизнуть от противника.

- Мне не понятно, - пожал плечами Петр Миронович, - на что вы жалуетесь. Ваше хозяйство самое лучшее в республике и самое богатое. Аналогия с партизанской жизнью не подходит, когда в руках столько финансов, многое можно решить безболезненно и просто.

- Хозяйство-то богатое – вздохнул председатель, - а находится в положении нищего. Мне, имея огромную сумму на банковском счете приходится везде унижаться, просить, как милостыню разрешения распорядиться своими же деньгами, и идти на самые ухищренные приемы.

- Так вы не просите, а требуйте, требуйте на основании законных прав колхоза.

Председатель так с сожалением покачал головой:

- Никто и не помнит, кто же эти законы писал, и кто их сейчас соблюдает. Я писал, звонил, обивал пороги райкомов и облисполкомов, а потом плюнул и пошел на свой страх и риск, нанял бригаду дорожников.

- Это бригада не дорожников, а шабашников, которая получила от колхоза немыслимую сумму.

Председатель грустно улыбнулся:

- Да, они получили крупную сумму, но и работали от зари до зари. По двенадцать-четырнадцать часов в сутки вкалывали. И сделали невероятную, очень нужную для нашего колхоза работу – четырнадцать километров асфальтовой дороги за один летний сезон. Соединили усадьбу нашего колхоза с главной магистралью нашей республики. Раньше мы до райцентра около дня добирались, а теперь за один час. У нас свет в окошке появился, новая жизнь началась. Люди радуются, меня благодарят.

- И вы за это попали на скамью подсудимых? – спросил председателя Машеров.

- Да вот не успел драпануть, Петр Миронович. Дорога-то асфальтовая у всех на виду, это настоящее доказательство, и оно видно. А спрятать концы в воду я не успел. Меня опутали сотнями инструкций, нормативов, актов по рукам и ногам. Вот и не удалось мне улизнуть втихаря. И мне, порой, кажется, Петр Миронович, что этот бюрократический спрут удушит в нас все живое и здоровое.

Машерова терзали сомнения, раздирали противоречивые чувства. Получался необъяснимый парадокс: деньгами распоряжались кто угодно, но только не сам хозяин. Ссылаясь на инструкции, со счетов колхоза непонятно зачем и не известно по чьему указанию. Но эти «двигатели» денег со счета на счет оставались в тени. Некоторые же честные люди невинно страдали из-за этого.

Петр Миронович долго взвешивал, словно Фемида на весах, но не с закрытыми глазами, а весомость аргументов его оппонентов. И не одна чаша весов, застывших в неустойчивом равновесии, не качнулась ни в ту, ни в другую сторону. И тогда он поступил не по букве инструкции, а по совести. Машеров пригласил к себе во внеурочное время прокурора.

- Анатолий Иванович, я хочу вам рассказать одну историю, а вы вынесите свой вердикт, взвесив детально все факты «за» и «против» по совести и честно.

На слово «честно» Машеров особо нажал. Чтобы была понятна его мотивация беседы. После окончания рассказа Машерова прокурор спросил:

- Вы хотите ответить честно, потому что написанная когда-то давным-давно инструкция не соответствует закону? Но ведь» закон суров, но это же закон», говорили в Древнем Риме. И эта поговорка актуальна и сейчас. А вы хотите быть только честным …

Петр Миронович вздохнул тяжело и достаточно громко, а потом произнес:

- Я очень хочу быть честным, а не глупым.

И развел руками, показывая, что аудиенция закончена, не промолвив больше ни слова.

Зато сказал прокурор:

- Ситуация запутанная, но в сухом остатке оказалось, что председатель колхоза совершил благо для колхозников и вывел отличную асфальтовую дорогу на главную республиканскую магистраль. Деньги потрачены по плану, целенаправленно. Сам председатель не имел корыстных побуждений. Ни копейки не прикарманил. И наказывать его было бы глупо.

Петр Миронович Машеров колесил по Беларуси без всякого регламента. Это требовала его большая и трудная работа. Он знал, что отвечает за все, и болел за дело всей душой.

На полях в разных районах республики мог появиться в четыре или пять часов утра. А потом целый день провести с комбайнерами, водителями, трактористами. Добирался до отдаленных районов и машиной и вертолетом. Возвращался домой в грязном костюме. Раздеваясь и разуваясь в прихожей, извинялся перед женой.

- Ты уж прости меня, Полин, стараюсь не испачкаться, но все равно, залезая в кабину комбайна или самосвала, как бы ни хотел, а измажешься, как черт.

Утром, одеваясь в чистенький костюм, хорошо отутюженные брюки, где об острые стрелки можно, если дотронуться, обрезаться, Машеров спрашивал жену:

- Полинка, когда же ты успела мой «мундир» в порядок привести. Ведь вместе спать ложились, вместе встали.

- Петенька, - улыбаясь, говорила Полина Андреевна, - я же сколько раз тебе говорила, а ты все мимо ушей пропускаешь, что я приготовила для выезда на поле и стройки три костюма. Поэтому у тебя есть на смену грязного два запасных чистых.

- Молодец, Полинка, ты и дома рационализаторские предложения внедряешь. Научная организация труда в быту.

- Смейся, смейся, а меня работники химчистки уже вопросами замучали: «Неужели Петр Миронович ходит на работу такой грязный?»

- И что ты им отвечаешь, только правду говори.

- А что могу им ответить, что в кабинете-то он сидит в чистом костюме, а как на стройке появится, то ему надо обязательно в любой грязный закуток заглянуть, в любую самую узкую щель, оставленную в кирпичной стене каменщиками для монтажников, пролезть в костюме.

- Спасибо тебе, моя родная, за заботу. Ты даже охраннику моему посоветовала возить в автомашине резиновые сапоги. И теперь я по полям хожу, не боясь, что ступлю в лужу.

Полина засмеялась:

- Так ты же у меня, как маленький ребенок. Тебе же нельзя ходить в мокрых ботинках. После партизанских болот у тебя ревматизм проклятый, ноги в суставах выкручивает. Береги себя и свое здоровье, Петенька.

- Я берегусь, не расстраивайся ты так, Полинка.

- Знаю я, как ты бережешься, после удаления почки, тебе врачи запретили летать на вертолете. А ты их рекомендации не выполняешь.

- Откуда ты можешь знать, летаю я или не летаю на вертолете?

- Ты забыл, что я ведь тоже партизанила. Для чего ты в портфель летный шлем засунул?

- Чтобы уши от грохота вертолетных моторов не закладывало – смеялся Петр Миронович, и, поцеловав жену, взглянув на часы, спохватывался:

- Ой, я уже на одну минуту опаздываю.

- Ничего, подождут тебя, не беспокойся. Пост-то высокий занимаешь.

- Нет, Полинушка, мне нельзя опаздывать: точность – вежливость королей.

Вечером, войдя в квартиру, Петр Миронович увидел накрытый по праздничному стол.

- Это что за праздник у нас такой? – спросил Машеров.- Что-то не видел я в календаре красное число.

- Так ты работаешь без выходных и праздничных – ответила Полина – к чему тебе красные числа? А на государственных праздниках ты опять же за столом с нами не сидишь, а с трибуны выступаешь. Так мы решили красиво стол накрыть, что бы у тебя настроение поднялось, чтобы оно у тебя стало праздничным.

- Оно у меня и так замечательное. Я же дома, в семье. Разве это не радость? – ответил Петр.

Но Полина ему не поверила, взглянув на его усталое лицо и, помахав пальчиком, сказала:

- Нет, нет, Петр, меня не проведешь. Настроение твое зависит не от праздничного стола, а от урожая, погоды, которая влияет на урожай. Тебя больше интересует атмосферное давление. Как бы во время уборки дождь не пошел.

- Нет, Полинка, для меня важна хорошая погода и в доме. Садитесь за стол. Я сполосну руки и тоже сажусь пировать. Устроим мы сейчас пир на весь мир.

Сначала, когда Машеров «приземлился» за столом, пошел оживленный разговор. Петр Миронович шутил, смеялся, улыбался. Но это веселье продлилось не более получаса.

Полина заметила, что он вдруг замолчал, нахмурился и сказал:

- Вы здесь еще посидите, а я иду в кабинет. Мне надо хорошенько подумать. Завтра у меня трудный день.

Полина только вздохнула:

- А когда они легкими-то бывают.

---

ТРАГИЧЕСКИЕ СОБЫТИЯ СЛУЧАЮТСЯ И В МИРОНОЕ ВРЕМЯ

Кирилл Трофимович Мазуров стал работать в Совете Министров СССР в первый год работы Леонида Ильича Брежнева Первым секретарем ЦК КПСС. Поэтому Мазурову приходилось часто ездить по стране вместе с Брежневым. И тому и другому необходимо было познать масштабность своей работы. Страна от западного города Бреста до Дальнего Востока простиралась примерно на 10 тысяч километров. А это четверть длины Земного экватора. Огромность страны потрясала её лидеров. Но в пути уходило массу времени и его хватало даже на разговоры в пути не государственной значимости, а личного порядка.

- Как вам нравится Брежнев, Кирилл Трофимович, - спросил по случаю старшего товарища Машеров. Вы уже поближе познакомились с Леонидом Ильичем.

- Он очень хороший оратор – сказал Мазуров. – При выступлениях он проявляет какую-то невероятную интуицию и редкостное чутье. Леонид Ильич бравый, здоровый сильный мужчина. Не зря его генерал-майора поручил Сталин пройти на параде Победителей в Москве на Красной площади. Но по характеру он добрый, мягкий человек, притом с хитрецой. Но в делах твердый прогматик. Старается свести на нет хрущевские метания и шараханья в разные стороны. В этом Брежневу хорошо помогает Косыгин. Алексей Николаевич большой умница и экономист наивысшего уровня.

- Да мне и самому нравится появившаяся стабильность в ЦК, предсказуемость руководства Леонида Ильича. Начался заметный рост жизненного благосостояния всех граждан Советского Союза.

- Он к тебе тоже относится очень хорошо – заметил Кирилл Трофимович – все-таки ты мой крестник. Часто спрашивает меня: «Как работается в Белоруссии твоему крестнику Петру. Брежнев называет тебя так снисходительно – Петр … Но внимательно следит за твоими успехами. Зато очень прохладно относится Михаил Суслов, наш главный идеолог.

Вскоре Машерова вместе с женой пригласили отдохнуть в санаторий Барвиху. Здесь в клинике санатория и обнаружили заболевание почки у Петра Мироновича. На консилиуме врачей было принято решение: почку необходимо удалить. Полина Андреевна очень переживала, когда узнала диагноз и о немедленной операции. Но старалась не вести разговоры на эту болезненную тему с мужем. Она предпочитала с ним на бытовые темы.

- Пьетр, ты посмотри наши апартаменты, нам выделили: двухкомнатный номер. А в другом крыле здания расположились Леонид Ильич с Викторией Петровной. Я уже познакомилась с ней и увидела, что их номер не шикарнее нашего. Она даже пригласила нас в гости в их Московскую квартиру. Захотела выпить по рюмочке коньяку за знакомство.

В Завидово на охоту Брежнев стал ездить позже. Но затеял это охотничье хозяйство на заповедном озере с живописным ландшафтом, еще во времена Хрущева. С его легкой руки и оказался особняк дачи довольно скромным, но многофункциональным: канцелярия, машбюро, кинозал, бильярдная, столовая.

Генералу строительных войск Александру Романько, представившему проект дачи Никите Сергеевичу, пришлось выслушать историческое замечание Хрущева:

- Для кого ты этот проект подготовил? – побагровев лицом, взорвался Первый секретарь. – Для бездельников? Так их тут никогда не будет.

Виктория Петровна как и Полина Андреевна была простой женщиной, и любила вязать. Женщины на отдыхе вместе вязали и давали уроки мастер-класса друг другу.

В Минске, как и по всей республике, вводились в строй промышленные предприятия. Цеха производственного объединения «Горизонт» были перегружены, а новые заказы все поступали и поступали. Началось строительство нового цеха футляров и к частым визитам Петра Мироновича строители и работники радиозавода привыкли.

Машеров посещал стройку чаще, чем проектировщики из Ленинградского института проектирования. А им-то необходимо было вести строже надзор за ходом строительства и соблюдения норм его. Поэтому были допущены недоделки и отступления от проекта.

Тем не менее, в конце 1970 года с оценкой «хорошо» комиссия приняла объект в эксплуатацию. Замминистра радиопромышленности Федоров «нагнул» членов комиссии и заставил подписать акт приемки цеха. Дата ввода запланирована на конец года, а значит, цех должны принять именно в 1970 году.

Вскоре заработали участки полировки, шлифовки, армирования и лакировки. Началось освоение производства телевизоров «Горизонт–101» и «Горизонт-204». А блеск и шик на футлярах наводили полиэфирными лаками, о свойствах которых почти никто не знал, так как лаки применялись впервые. Об их взрывоопасности никто и не знал.

Пыль после шлифовки удаляли вентиляторы, но их фильтры быстро забивались, а шнеки частенько не работали.

Рабочие в марлевых повязках и респираторах, дышать от пыли было очень трудно, выгребали смоченную водой пыль руками или саперными лопатками и через проем в полу ссыпали в бункер подвала. Курить было запрещено. И это правило легко выполнялось – женщин было на заводе почти 99 процентов.

Но однажды в комнату мастера влетел сварщик с криком: «Пожар!». Все понеслись на участок. Огонь только начал разгораться, пламя было низкое, слался густой дым под полом. Огонь возгорания быстро потушили водой. Незадолго до аварии пыль в подвале загорелась в нескольких местах, а в участке монтажа она загорелась от искр электромотора. Главный энергетик Замотский докладывал о непростой ситуации в цехе директору радиозавода Захаренко:

- Плохо работают фильтры, что делать?

- Заканчивай побыстрее монтажные работы, что бы цех набрал полную мощность и не лезь в эту «химию».

- Надо остановить цех – настаивал Замотский. – Хотя бы доложите наверх.

Директор поморщился и сказал резко, будто отрезал:

- Не учи ученого. Сам с усами!

Но оставшись один, позвонил в Министерство:

- Я требую остановить цех.

В трубку хмыкнули и ответили:

- вы со своих рабочих и ИТРовцев требуйте. На каком основании нужно останавливать цех?! На основании вашей разыгравшейся фантазии и нервишек? Да к тому же это не моя компетенция. Решает такие вопросы только Сам, министр. Вот ему и предложите вашу ахинею.

Но и второй звонок не был «услышан».

- Вы что же это паникуете? Или с ума сошли? Будете демагогику разводить, то встанете в торец стола у председателя обкома партии и положите свой партбилет.

Свой спасательный круг-партбилет не собирался выкладывать на стол, ни под каким предлогом. Но никто не предполагал, что пыль после шлифовки лаковых покрытий самовоспламеняется при температуре менее 100 градусов, но именно до этой температуры нагреваются электродвигатели. И любая искра приведет к вспышке и взрыву.

Сантехника Виктора Кондратенко вызвали из подвала в бойлерную. Он услышал грохот взрыва и увидел, как навстречу ему бежит мастер цеха Лисичкин с окровавленным лицом. Затем сильный толчок, от которого пол стал уползать из-под ног, и грохот обрушившихся плит бетонных перекрытий. Кричали от боли раненые люди, а кто-то уже успокоился навсегда и их останки остались под обломками железобетона.

Весть о страшной трагедии 10 марта в Минске застала Петра Мироновича в санатории в Барвихе. Он сразу же стал собираться в аэропорт. Ему один отдыхающий посоветовал:

- Зачем же вам прерывать отпуск? Без вас разберутся.

Но Машерова нельзя остановить никакими отговорками. Он вскипел:

- Там люди погибли, а вы про отпуск!

В три часа ночи 11 марта началось заседание бюро Компартии Белоруссии. Решили отправить шифрограмму: «Вчера 10 марта, вечером, во вторую смену в цехе по производству футляров Минского радиозавода произошла авария, в результате которой есть погибшие и раненые. Пострадавшие доставлены в больницы, где им оказали незамедлительную помощь. Принимаются меры по оказанию помощи семьям погибших и ликвидации последствий аварии».

А утром этого же дня прилетел в Минск и Дмитрий Федорович Устинов. Он курировал оборонную промышленность и его назначили возглавить союзную правительственную специальную комиссию. На трибуну вышел Машеров и начал докладывать о предполагаемых причинах аварии.

Устинов раздраженно прервал его:

- Сядьте! Без вас комиссия разберется!

Машеров, собрав волю в кулак, опустил глаза, и, не глядя в притихший мгновенно зал, все же произнес:

- Извините меня, пожалуйста, и, сойдя с трибуны, занял свое место в президиуме.

Лица присутствующих побледнели. Все растерялись – такого отношения высокого московского руководителя к первому человеку республики они не ожидали. И столкнулись впервые.

Устинов позвонил Брежневу по телефону ВЧ-связи, обращаясь к Леониду Ильичу на «ты». Машеров потом дважды звонил в Москву с этого же телефона, обращаясь к Генсеку: «Леонид Ильич, Вы …».

А комиссия уже начинала опрашивать должностных лиц. Захаренко, в чем-то не согласившись с Устиновым, возразил, сказав:

- Я так думаю …

И ему Устинов нахамил:

- Теперь будете сидеть в тюрьме, вот там и думайте сколько угодно.

Комиссия только начала работать никаких выводов не сделала, а заведомо нужный результат уже сделал Дмитрий Федорович. Потом он повернулся к начальнику филиала Минского радиозавода Хомив и жестко произнес:

- Ты тоже Николай Иванович сядешь.

А в городе поползли слухи о вредительстве и шпионах, про заговор евреев. Ведь как назло в этот год взорвалась газонакопительная станция, произошли взрывы на Полоцком нефтеперерабатывающем заводе и на Брестском железнодорожном узле. Об этих слухах и доложили сотрудники КГБ Устинову.

Дмитрий Федорович направился опять в кабинет ВЧ-связи и доложил Брежневу:

- Леня, пошли слухи, что это спланированная диверсия, вредительство. Нужно посадить несколько человек в тюрьму, чтобы снять разговоры, как ты считаешь?

Цех оцепили солдаты внутренних войск и никого посторонних без пропусков не пускали на территорию.

С серым, осунувшимся лицом ходил по бетонным завалам и битому кирпичу Машеров. Даже Устинов, когда увидел жуткую картину разрушений и десятки трупов, схватился за сердце.

Машеров вечером отводил Устинова в гостиницу и возвращался назад на руины. И бродил, бродил часами, как неприкаянный.

Николай Иванович Хомив, которого Устинов заочно «заключил» под стражу, сопровождал Петра Мироновича. Зашли в лабораторию, взглянули на стрелки остановившихся часов. Они показывали время взрыва: 19 часов 37 минут.

- Вы знаете, Петр Миронович, а я ведь чудом остался жив – признался Хомив. – Я из старого корпуса отправлялся в цех футляров, да по дороге меня остановили рабочие, и пока я отвечал на их вопросы, грянул взрыв. Я шел в цех, где ставил свою легковую автомашину, чтобы уехать домой. И так задержался на работе.

- А что с машиной? – машинально спросил Машеров.

- Её обломки расплющены в лепешку. Разбирая завалы, вытащили то, что можно было бы применить: колеса, да двигатель.

Прошли участок, где огорожен поврежденный электрокабель. По мнению Машерова он и явился причиной взрыва.

Увидев ворох документов, пропусков, а поверх их кошелек, задержался на мгновение. Затем продолжил путь. Шагнув пару раз, опять остановился, что-то заставило его вернуться к стопке документов. Но его рука потянулась не к удостоверениям, а к кошельку. Он открыл его и увидел деньги: синенькую пятерку и мелочь-82 копейки.

Сказал глухо, пряча от спутника глаза, в которых блеснули слезы:

- Вот и все, что осталось от человека, Николай Иванович.

Чтобы не споткнуться, Хомив шел в полумраке вечера с фонарем, освещая путь. Понимая рассеянность Машерова, он то и дело вскрикивал:

- Осторожней, Петр Миронович, не споткнитесь!

И замолкал внезапно, когда глядел на почерневшее лицо Машерова, который вглядывался в лица мертвых, вытащенных спасателями из под обломков.

- Да его лицо такое же мертвое, как у того, кому уже безразлично, как он выглядит, - думал Николай Иванович, а вслух сказал с сожалением:

- Не ходили бы вы сюда, Петр Миронович. Ну, зачем же они вас сюда пускают.

Эти ночные посещения руин не прекращались больше недели. И как бы не отговаривала его жена, когда он приходил домой, чтобы вздремнуть пару часов:

- Петенька, ну не рви ты так свое сердце, да и нервы у тебя не железные, отдохни, как следует.

Он неизменно отвечал:

- Туда люди приходят, надеются на чудо – вдруг да уцелел их родной человек. А кому уже надеяться бессмысленно, нуждаются в материальной помощи. Чтобы достойно похоронить любимого человека. А кто же ночью, Полинка, им поможет, кроме меня.

Однажды, выйдя из оцепления в три часа ночи, к Машерову подошли продрогшие на холодном промозглом ветру мальчик и девочка:

- Дяденька, говорят, что вы тут самый главный. Скажите, где наши мама и папа? Они же не пришли домой с работы.

В пересохшем горле Машерова застревали слова, а сердце обливалось кровью. Он молчал, а дети вдруг поняв, что случилось, тихо заплакали, вздрагивая худенькими плечиками.

Петр Миронович погладил их по головкам, и они зарыдали в голос, горько всхлипывая, вытирая замурзанными кулаченками слезы.

Машеров был уверен, что вины у руководителей завода нет, а допустили большие просчеты в технологии работ в цехе проектировщики. И, не взирая на последствия, защищал свою точку зрения.

30 марта на заседании Политбюро ЦК КПСС рассматривали трагедию, происшедшую в Минске. Под конвоем привели Захаренко и Никитина.

Докладывал Устинов коротко, официально сухо и сразу же назвал виновных, мол, неправильно эксплуатировали. Они сидели напротив в наручниках и вину свою не признавали.

Генеральный прокурор возразил Устинову и предоставил слово Машерову. Он пытался отклонить обвинение, но с ним тоже не согласились. И тогда Машеров пошел ва-банк.

- Я настаиваю, чтобы разбирательство по аварии на радиозаводе проходило в Минске.

Захаренко вины не признал, и высказывал упреки в адрес Устинова.

А Дмитрий Федорович убедил членов Политбюро одной рубленной фразой:

- Люди же погибли, кто-то же должен ответить за это!

Вот как начало фразы «Люди же погибли» произносили по разному Машеров и Устинов.

Машеров плюнул на отпуск, полетел, чтобы разобраться в причинах аварии. Устинов начало фразы «Люди же погибли» произнес лишь для подтверждения своего личного мнения: «Кто-то же должен ответить за это». И не важно, что эти «кто-то» виноваты или не виноваты. А ответить-то должны …

А Леонид Ильич Брежнев, словно поняв это скользкое: или – или, и, вероятно в глубине души, согласился с Машеровым, что расследование проведено, не совсем объективно, бросил в след ему, уходящему из зала:

- Вы там с заводчиками обойдитесь по-человечески.

Спецкорр «Литературной газеты» Александр Борин по заданию редакции подготовил к публикации очерк «Взрыв». Но главный редактор «Литературки» Александр Борисович Чаковский поручил журналисту:

- Материал очень острый и каждая деталь может стать резонансной, как и твое название «Взрыв», может взорвать сознание простых несведущих людей. Придется слетать в Минск и каждую строчку, каждую буковку, запятую согласовать с Машеровым.

- Александр Борисович, - воскликнул журналист. – Вы же опытный редактор и понимаете, что выставлять на показ свои болячки, Машеров вряд ли согласится.

Чаковский возразил Борину:

- Я хорошо разбираюсь в людях, поэтому и рекомендую обратиться за поддержкой именно к Машерову.

Петр Мироновия уже знал о приезде журналиста «Литературки» в Минск. Его помощник в приемной заявил Александру Борину:

- Проходите, Петр Миронович вас ждет.

Разговор был коротким – две-три фразы. Машеров задал вопрос в лоб:

- Какова цель вашей публикации?

Ответ журналиста был таким же «телеграфным»:

- Чтобы развеять слухи.

- В Минске все ясно и слухов нет.

- Но у нас в Москве они еще бродят.

Машеров взял сверстанную газетную полосу и положил перед собой на стол.

- Когда к вам можно будет зайти и забрать статью после вашей читки? – спросил Александр Борин.

- Зачем же тянуть время? – удивился Петр Миронович. – Я её прочитаю при вас.

В кабинете повисла тишина.

Машеров читал медленно, внимательно. Прочитав очерк «Взрыв» он сказал:

- Я участвовал во время войны во взрыве моста через Дриссу и был ранен фашистской пулей в руку. Но мы тогда добились своей цели. Гитлеровские эшелоны не смогли около месяца поставлять технику и живую силу на фронт. Взрыв, о котором вы пишете в очерке с таким же названием, мне очень хотелось бы предотвратить, но он произошел от самовозгорания взрывоопасной пыли. И осколки от этого взрыва меня ранили больно, что сердце до сих пор болит. Но, чтобы вылечиться от этой боли, я считаю, что есть смысл напечатать статью.

Но опять вмешался Дмитрий Федорович Устинов и очерк «Взрыв» не был опубликован. Раскрыть «секрет», что концентрация взрывоопасной пыли превышала в несколько раз допустимую норму, на верху не хотелось, посчитали, что очерк «антисоветский» и архивная пыль надолго скрыла страшную тайну трагедии на Минском радиозаводе.

---

МОЖЕТ БЫТЬ, ДЛЯ КОГО-ТО И БЫЛ ЗАСТОЙ, НО МАШЕРОВ ДВИГАЛСЯ ВПЕРЕД

Так называемая «Продовольственная программа» в СССР начинала трещать по швам. Россия традиционно поставляла много веков подряд пшеничное зерно за рубеж. А теперь СССР стал закупать зерно за границей: в США и Канаде. Целинные залежные земли эрозия почвы превратила в пыль, а ветры-суховеи перечеркнули мечту об высоких урожаях.

Уже перед концом правления Хрущева буханку хлеба выдавали в магазинах в одни руки только одну. А макаронные изделия выдавали, вообще как после войны по талонам. Остряки их так и называли «ласково» - «талончики на макарончики». Хлеб в студенческих столовых во времена «тучных» целинных урожаев лежал в тарелках на столах общепита, порезанный на кусочки, и был бесплатным. Но во времена талонов кусочки хлеба складывали на подносах возле кассы, и за этот ломтик нужно уже было платить одну копейку. Не много, но три кусочка стоили столько же, сколько стоил билет для проезда на трамвае.

А когда появился хлеб, в который подмешивалась кукурузная мука, поэтому после пяти-шести часов после выпечки хлеба из такой смеси, буханка засыхала, становилась не только черствой, а твердой, как камень. И эта буханка хлеба, почему-то называлась «забайкальской». Может быть, по аналогии со словами из народной песни: «По диким степям забайкалья, где золото роют в горах, бродяга, судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах». В суме даже только что выпеченный хлеб превращался после долгих скитаний по степи в твердую, как камень глыбу.

Народ был возмущен такой обстановкой. К хорошему быстро привыкаешь, а малейшее ухудшение кажутся чуть ли не вселенской катастрофой. Появилось протестное настроение, и на витрине универсама, за стеклом которой были вывешены фотографии пьяниц, тунеядцев, зайцев-безбилетников, рядом с этими фотками положили черствую буханку забайкальского хлеба, а на ней был прикреплен … портрет Никиты Сергеевича хлеба. Ведь в хлеб забайкальский добавлялась кукурузная мука. Намек прозрачный на любовь Хрущева к кукурузе. Но это не самое главное в поступке неизвестного «критика».

Дело в том, над фотографиями алкашей и бездельников стояла надпись-заголовок: «Вот те, кто мешает нам жить». А значит портрет, Хрущева на буханке забайкальского хлеба, имел и остро-политический подтекст. Но пасквилянта почему-то милиция не сумела отыскать. А объявить его во всесоюзный розыск постеснялась.

Брежнев же, закупив на нефтедоллары зерно для снижения дефицита хлеба, снял эту проблему мгновенно. Но Продовольственная программа то была основана на производстве отечественного сырья, а не на импортных поставках. Этот факт со счетов сбрасывать нельзя.

Благодаря усилиям Машерова, в его республике таких проблем не было. Как-никак, Белоруссия считалась лучшей республикой, особенно по сельскому хозяйству. Она обеспечивала Ленинград и Москву мясом и картошкой. И товаров на прилавках и в самой республике хватало.

Одно время не хватало яиц. Быстрыми темпами построили птицефабрики, и проблема была решена. За девятую пятилетку получили магазины миллиардов семь яиц, около 250 тысяч тонн мяса птицы.

Не забывал Машеров и о племенном животноводстве. Средний надой на одну фуражную корову составлял в Советском Союзе – 3 тысячи литров, а в Голландии в три раза надои были выше.

Петр Миронович поручил ученым заняться изучением племенного дела, и они, объездив десятки американских ферм, привезли высокопродуктивный скот голштинской породы. Потом были поездки по Европе. Особенно заинтересовались машеровские посланцы, как обстоят дела в Дании и Германии. Они то и приняли решение, что черно-пестрый крупно-рогатый скот должен поить и кормить республику.

Но, чтобы решить такие глобальные проблемы, республике требовалась помощь и из Москвы.

С Косыгиным Машерову было легче решать проблемы. Алексей Николаевич быстро реагировал на колебания экономики. А вот с выдвиженцем Брежнева Тихоновым работать Петру Мироновичу приходилось трудновато.

Когда представители из Совета Министров обращались к Тихонову, он раздраженно и грубовато их одергивал:

- Что вы так нахально лезете ко мне со своими просьбами? Только и знаете, что просить: дай, дай, дай! Работайте лучше, тогда и давать вам будем лучше!

Вернувшись из Москвы с XXVсъезда КПСС, Петр Миронович поделился со своей женой:

- Полинка, все же есть на свете правда и справедливость.

- Ты это о чем, Петя?

- Меня так хотели вывести из Политбюро, но у нас такие замечательные люди, они так хорошо поработали, что положение дел в республике не позволило моим недругам это сделать – вывести меня из Политбюро. А как хотели это сделать.

- А кто такие? Кому это надо?- спросила мужа Полина Андреевна.

- Не знаю, пожал плечами Машеров. – Видимо, кому-то я очень мешаю. Я пытался доказать Брежневу, что у нас во время дождей хлеба вымокают – в засуху плохо растут. В лучшие года собирали по 28 центнеров зерна с гектара, а в другом, со сложными погодными условиями, почти в два раза меньше.

- И что же тебе ответил Леонид Ильич.

- Он сказал, что нужно искать мне оптимальную формулу успеха. И хотя я и математик, а вот в метеорологических прогнозах не силен. Но мои последователи из Брестской области добились даже в такой трудный год урожая почти 45 центнеров зерна с гектара. А то вообще бы произошла гуманитарная катастрофа.

- Так это же твоя заслуга – улыбнулась Полина Андреевна. – Я же помню, когда ты работал в Бресте в обкоме, как ты их наставлял: «учитесь работать при любых погодных условиях, чтобы выполнять максимальные нормативы, хоть на землю будут падать камни с неба». Вот твои уроки и пошли им впрок. Ты стал хорошим педагогом не только в школе, но и в жизни.

- В твоих словах, Полинка, есть доля правды – согласился Петр. – Мне как-то председатель райисполкома Демьянков сказал на заседании: «Вы, Петр Миронович, как настоящий учитель высеяли на белорусской земле доброе семя. И вот хорошие всходы появились из земли и в душах людей.

Полина покивала головой, а потом, улыбнувшись, вспомнила один случай, который навсегда врезался ей в память:

- Твое стремление двигаться вперед и достигать хороших результатов в работе уже давно не только на уровне райисполкомов превратилось в легенду. Но эта легенда переплавилась в желание народа превратить её в быль.

- Ты это уже немного перегибаешь, Полинушка, - засмеялся муж.

Но Полина сразу же привела пример в пользу своего мнения.

- Моя знакомая из Воропаево рассказала, как ты их поразил своим поступком. Во время сенокоса тебе не позволила подъехать на машине к косарям разлившаяся по лугу вода. А ты вышел из машины, снял туфли, закатал штанины брюк до колен и, подойдя к одному косцу, взял косу и сделал ловко и быстро несколько прокосов. А дед, у которого изъял косу сказал: «Я думал ты, начальник, умеешь только с ручкой-самопиской обращаться, а ты и лезвием косы выводишь хорошо травяные строчки».

-И что же в этом эпизоде необычного? – удивился Машеров.

- А дело в том, что его можно с сюжетом одного стихотворения Есенина. Может, помнишь строки Сергея Александровича:

Выйду за деревню, выйду за откосы

Сколько там нарядных мужиков и баб.

Только свищут грабли, только свищут косы.

«Эй, поэт, послушай – смог ты иль не смог».

К черту я бросаю свой пиджак английский,

Дайте-ка мне косу, я вам покажу:

Я ли вам не близкий, я ль не деревенский.

Памятью деревни я ль не дорожу.

- Да, Есенин земляков хорошо понимал, а они его воспринимали по-свойски – вздохнул Петр Миронович.

- А я о чем говорю – воскликнула Полина Андреевна. – Ведь тоже самое относится и к тебе.

Слова её подтверждали сухие цифры развития экономики Беларуси. Солигорском не зря занимался так упорно Машеров. При том с самого нуля. И отдача не заставила себя ждать. Половина калийных удобрений Советского Союза поступала из детища Петра Мироновича – Солигорска.

Машеров, как будто обладал даром предвидения. И по его инициативе стали создавать кабельную промышленность, а потом и приборостроение. Именно он привез в Москву идею строительства физкультурно-оздоровительных комплексов. Когда Совет Министров обращался с просьбой о помощи к Белорусской республике, Машеров всегда шел навстречу. Но, если на него начинали давить «сверху», он проявлял характер и принципиальность. И, если своих сил не хватало, то выходил на самый высокий уровень. Обращался к Косыгину, а иногда и к Брежневу.

О хватке Машерова говорили, шутя в Госплане:

- Если белорус возьмется за что-нибудь, то обязательно доведет дело до конца.

Но в каждой шутке есть огромная доля правды. И в Госплане душой не кривили.

Корреспондент «Правды» решил докопаться до истины и узнать в чем кроется секрет популярности Петра Мироновича в народе. Петр Миронович ответил ему:

- Секрета своей популярности я и сам не знаю, а вот ошибки популярных руководителей я вижу насквозь. И могу перечислить их по пальцам: они переоценивают свои возможности, перестают считаться с мнениями других, устраняются от общения с живыми людьми, проявляют к ним высокомерие и черствость. Они престают понимать, что находятся у опасной грани, за которой кончается истинная деловитость и начинается голое администрирование.

Сам же Петр Миронович к мыслям и идеям других людей относился очень скрупулезно. И благодаря этому качеству Машерова, Беларусь часто становилась пионером в неожиданных, а потому и сразу не воспринимаемых реформах.

Министр автомобильного транспорта республики не раз приходил к первому лицу с просьбой перевести свою отрасль в виде эксперимента на хозрасчет, самоокупаемость и самофинансирование.

- А вы пытались поговорить по вашему эксперименту с коллегами из Москвы? – спросил Петр Миронович Андреева.

- Конечно же, пытался, и не раз, - тяжело вздохнув, признался Министр автотранспорта.

- И что же они вам ответили?

- Подняли меня на смех. Сказали, что это абсурд, утопия. Одной отрасли невозможно выходить на хозрасчет, когда другие будут работать по старинке.

- Они в чем-то правы, ваши опоненты, товарищ Андреев, согласился сначала Машеров. – Я понимаю их. Трудно в одиночку браться за новое, неизведанное ни кем до этого, дело. Приведите мне доводы, на чем основана неуверенность в необходимости реформы?

Андреев успокоился, почувствовав заинтересованность Петра Мироновича, и кратко и толково привел свои аргументы.

Машеров, выслушав его, улыбнулся:

- Задумали неплохо, я смог увидеть из вашего рассказа перспективу вашей задумки и считаю, что эта идея даст быстро реальные результаты, если поддержать транспортников. Думаю, что ваше нововведение будет широко внедряться в стране.

Интуиция Петра Мироновича в очередной раз не подвела. Нововведение и впрямь стало широко внедряться в стране. И не «по щучьему велению».

Сумел Петр Миронович доказать в Москве необходимость строительства метро в Минске. Сначала его проект отклонили. Метро строилось только в городах с миллионным населением, а в Минске оно было чуть больше 700 тысяч.

- Так мы и глазом не успеем моргнуть, как Минск станет городом миллионником – спорил Машеров в Госплане, но там ему на встречу не пошли.

- Вот когда будет в Минске население более миллиона граждан, тогда и приходите.

Петр Миронович не расстроился, получив такой «прекрасный» ответ, но не сдался.

Он добился, чтобы все строительные объекты в республике объявить Всесоюзной комсомольской ударной стройкой страны, и со всех концов Советского Союза потянулась в Белоруссию молодежь. А это новые судьбы, новые свадьбы, рождение детей. Вот так, не разорвав у себя тельняшку на груди, а тихой сапой, добился Петр Миронович, чтобы население города Минска стало миллионным. Затем была забита и первая свая в метро. И Минский метрополитен стал строиться. Петр Миронович давал дельные советы, учил людей и учился сам у них, черпая по крупицам опыт, а потом эти золотые крупинки щедро дарил людям. А были и такие, которые придирчиво спрашивали во всех инстанциях: «Как мог учитель руководить республикой, её экономикой?»

Они и в самом деле не понимали, что при Петре Мироновиче произошла экономическая революция, и Республика Беларусь стала уникальным явлением в стране. Так как Машеров был не только мечтателем и романтиком, но и жестким прагматиком и реалистом.

В честь 70-летия дорогого Леонида Ильича, накануне его дня рождения 15 декабря приехал брат Кубинского коменданте Рауль Кастро. В присутствии секретаря ЦК КПСС Константина Устиновича Черненко, старейшего друга Генсека, Рауль Кастро вручил Брежневу орден «Плайя Хирон». После празднования дня рождения Брежнева 19 декабря, брат Фиделя и второй секретарь ЦК КП Кубы отправился в Минск к Машерову. Как известно Фидель дружил с Петром Мироновичем и передал со своим братом Раулем огромный привет своему белорусскому товарищу.

В Минск Рауль Кастро вместе с женой прибыли 24 декабря – в день рождения Иосифа Виссарионовича Сталина. Для гостей Машеров устроил экскурсию по памятным местам. Посетили Брестскую крепость и навестили места жестоких боев у Кобринского ……. Укрепления, Хатынь, возложили цветы у Кургана Славы, посетили Дом-музей Первого съезда РСДРП в Минске.

Рауля Кастро удивила история Дома, в котором проходил Первый съезд РСДРП в Минске в 1898 году. Колыбель коммунистической партии, из которой и выросла КПСС, началась не под руководством Ленина. Владимир Ильич увидел в РСДРП ту искру, из которой может загореться революционное пламя, и приехал делегатом на второй съезд РСДРП, который проходил в Лондоне в 1903 году. Так как полицейские чины Российской империи тоже, как и Ленин, почувствовали, что от яркого революционного пламени может разгореться мировой пожар и запахнет жареным. Поэтому-то второй съезд и проходил за границей, где либеральные идеи воспринимали не так жестко, как в России. Хотя изначально Российская Социал-Демократическая партия, которая учреждалась в Минске, в списке её было около десятка имен и фамилий, сначала не стояло еще одно название – Рабочая. Имена эти были еврейские, а рабочий был только один, остальные все служащие. Притом пролетарием этого рабочего было назвать с большой натяжкой. Он был наборщиком и ни в каком рабочем коллективном котле не варился. И не мог знать о солидарности рабочего класса. Но почему-то в изначальную аббревиатуру РСДП втиснулась еще одна буква Р – рабочая. Но именно она подвигла примкнуть Ленина к РСДРП. Он считал, что движущей революционной силой может быть только рабочий класс. Сплоченный по боевому настроенный против эксплуататоров-буржуев, рабочий класс. Чутье у Владимира Ильича было на высоте, и именно рабочие устраивали забастовки, локауты, а затем с оружием в руках защищали свои права на баррикадах.

Но это были уже дела далеких дней, преданья старины глубокой. Боль и гнев вызывали события Великой Отечественной войны. Машерову было горько и больно воспринимать, что Беларусь, принявшая на себя первый удар гитлеровских полчищ, и вела каждодневную партизанскую войну с оккупантами, не удостоилась присвоения своей столице городу Минску звания «Грод-Герой». Такое отношение к Минску в Москве сложилось по одной причине: Секретарю Минского подпольного горкома партии Ковалеву инкриминировалось предательство членов этого подполья и сотрудничество с гитлеровскими оккупантами. А ведь Минские подпольщики своей жизнью и смертью доказали, что Минск не покорился и стоит в ряду таких городов, которые получили звание «Город-Герой» как Сталинград, Киев, Ленинград, Севастополь, Новороссийск, Керчь.

Петр Миронович писал во все инстанции, критикуя поверхностное исследование о борьбе подполья в Минске:

- Очень скупо, схематично говорится о героической эпопее подпольной борьбы в Минске. Авторы приводят беспристрастно отрывочные факты, но не дают полной картины беспримерного мужества и героизма минчан. И оценка Минского партийного подполья 1941-1942 годов, как провокационного – неправильна!

Но все усилия Петра Машерова были тщетны. И вдруг у него появился союзник. Собкорр «Правды» Иван Новиков написал документальную повесть и издал книгу «Руины стреляют в упор». Государственный Телерадиокомитет заказал киностудии «Беларусьфильм» шестисерийный телефильм «Руины стреляют». Этот фильм делался с дальним прицелом – пробить стену непризнания героизма минчан со стороны отдельных членов Политбюро. И добиться присвоения столице Беларуси заслуженного звания «Город-Герой».

Когда фильм вышел Николай Подгорный позвонил в Гостелерадиокомитет и потребовал, чтобы картину привезли ему на дачу для просмотра. Утолив свое любопытство, Подгорный молча, не дав ни оценки фильму, не зделая комментариев, отправил фильм назад. Председатель комитета Лапин, всегда бдительный и, через чур, осторожный, никогда не спешил высказывать свое мнение. Поэтому, не получив конкретных указаний от начальства, не стал звонить и расспрашивать Подгорного, как ему поступить с новым фильмом и пускать в прокат на экран не решился. Не мудрствуя лукаво, положил его на полку. Пусть попылится там до поры до времени. Фильм лежал почти три года, а Петр Миронович писал ходатайства о присвоении Минску звания город-герой. Но эти прошения натыкались на ту же железобетонную преграду - на Подгорного. Личные просьбы Машерова к Лапину так же оказывались безрезультатными. И тогда Петр Миронович решил сделать ход конем. После заседания Политбюро он подошел к Брежневу и обратился к нему:

- Леонид Ильич, белорусские кинематографы сделали интересный документально-игровой телефильм о Минском подполье. Шесть серий. Посмотрите его, пожалуйста, не пожалеете, что затратите время.

Брежнев тут же обернулся к членам Политбюро и предложил:

- Товарищи, давайте посмотрим завтра этот фильм все вместе.

Разумеется, все согласились посмотреть фильм вместе. И назавтра Машеров после просмотра опять подлетел к Генсеку на вороных и сказал:

- Леонид Ильич, у вас давно лежит проект Указа о присвоении Минску звания города-героя. Поддержите, пожалуйста.

Брежнев опять обернулся к «зрителям» и спроси у членов Политбюро:

- Товарищи, у кого-нибудь есть возражения.

Все промолчали, возражений не последовало. Даже ярый противник Подгорный молчал, как в рот воды набрал.

Леонид Ильич пожал Петру Мироновичу руку, произнес для всех одну фразу:

- Тогда будем считать, что решение принято.

А индивидуально пообещал Машерову:

- Указ будет подписан к 30-летию освобождения Минска от фашистов. А пока будем, не оглашая копию решения, вести пропаганду героизма Минских подпольщиков в печати, радио и на телевидении. Теперь и вам фильм выйдет на экран.

И началось триумфальное шествие фильма «Руины стреляют» по многим телеканалам. А Минск стал городом-героем.

Машеров радовался этому грандиозному событию, как ребенок. Он столько пережил стрессовых ситуаций, поэтому вздохнул полной грудью, когда все закончилось благополучно.

Сначала говорили, что причиной задержки награды Минску было плохое здоровье Брежнева. Этому оправданию долго верили. Но вручение настолько затянулось, что минчане почувствовали неуважение к столице Беларуси и её жителям.

Пикетные подробности этого щекотливого вопроса Машеров узнал случайно в беседе с первым секретарем Тульского обкома Юнаком.

Брежнев позвонил Юнаку, что подписан Указ о награждении Тулы: ему присвоено звание город-герой.

- Я очень рад Леонид Ильич – сказал Юнак, но мне неловко неудобно перед белорусами – Минск уже давно ждет награду.

На что ему Генсек буркнул недовольно:

- Пусть Машеров и минчане еще годика три с метелкой в руках почистят город, приведут его в порядок.

Темпераментный Машеров, комсомольский задор у него надолго сохранился, иногда он опрометчиво критиковал Генсека в разговорах с секретарями ЦК.

- Брежнев спит себе в шапку, - усмехнулся Петр Миронович, - а дело разваливается.

Секретари же иногда специально провоцировали Машерова на такие необдуманные высказывания. Иногда спрашивали его:

- Петр Миронович, вы не слышали интересную загадку: «Кто густые брови носит, плохо речи произносит. Он и Маршал и герой, догадайся, кто такой?

Машеров улыбался, отвечал, что услышав такое яркое словесное описание не трудно не угадать про кого в этой загадке говорится. А сплетня о том, что первый секретарь ЦК КПБ изгаляется над Брежневым уже улетела на самый верх.

Немного погодя новая провокация:

- Интересную песенку вчера услышал, сейчас и вам спою: «А кто я есть? Простой советский парень. Простой советский человек. Моя фамилия на Бэ, моя фамилия на Бэ, но мне подвластно Ка Гэ Бэ, люблю коньяк Наполеон – Жискар Эстен прислал вагон. …»

Далее рифмоплетство продолжалось в том же духе, вернее с тем же дурно пахнущим душком. И опять стучали, чтобы звук достигал до верха.

Если Леониду Ильичу Брежневу захотелось написать свои впечатления о войне в книге «Малая земля», то к реалистическому отношению к событиям тех времен, он относился с долей нервозности, а Машеров с глубокой благодарностью. Вот запись учеников Гродненской школы в книге посетителей в музее Брестской крепости: «Родина – мать! Такие люди могут родиться только на такой земле! Из крепости уходили чище, лучше, благороднее.

Строители из Голландии написали: «Мы восхищены мужественной борьбой защитников крепости. Они способствовали уничтожению фашизма».

А недоброжелатели пытались создать вокруг Машерова вакуум, принизить его прежние заслуги, подавить энтузиазм и оторвать от народа, скомпрометировать Первого секретаря ЦК КПБ.

Спускались непосильные планы по сдаче зерна и продуктов в общесоюзный фонд, а когда Петр Миронович пробовал не допустить явный грабеж, то его грубо одергивали и с циничной издевкой, старались унизить: Леонид Ильич в телефонном разговоре особо не церемонился:

- Ты же знаешь, партизан, кричал Генсек в трубку, что многие регионы России на полуголодном пайке. А у тебя в магазинах Новополоцка мне доложили по пять сортов колбасы, имей совесть, поделись с соседями. Не вынуждай применить крайние меры. Излишки мяса изымут и без твоего разрешения. У нас в Советском Союзе все равны!

После таких звонков в дневнике Петра Мироновича появлялись записи, будто и не чернилами записанные, как будто окунал он перо прямо в свою кровоточащую рану на груди: «Вчера Л.И. гневно обрушился за непонимание и «выравнивание» циферий по зерновым. Он очень хочет видеть сбор урожая по кругу 25 центнеров с га».

«Как неприятно выслушивать упреки в непонимании центра по сдаче зерна государству. Ведь нельзя же вчистую выгребать амбары колхозов».

«Как я устал от постоянных и назойливых, очень глупых нравоучений по поводу…»

«Сколько можно так нелепо и неграмотно истолковать, диктовать. Прямо не знаешь, как выйти из положения».

Полина Андреевна с тревогой наблюдала за мужем и предостерегала:

- Петенька, не впадай в меланхолию. Перемелется – будет мука.

- Да, будет … - хмыкал муж, - Когда из амбаров крестьян все зерно вывезут.

- Очередное указание сверху – вздыхая спрашивала Полина.

- А то. – тихо отвечал муж, а потом немного помолчав, с какой-то необъяснимой тоской продолжал свою мысль:

- Каким непредсказуемым и легковесным становится Леонид Ильич. Сегодня одно, а завтра – другое. Но во всем пустота. И не поймешь, с кем решать конкретные дела.

- Я вижу – согласилась с озабоченностью мужа Полина Андреевна. – А ты стал замкнутым, скептически воспринимаешь советы «сверху». Некоторые твои сотрудники раньше порабострастно бросались к тебе, стараясь поговорить, а теперь шарахаются от тебя, как черти от ладана, боятся подойти к тебе. Может быть, ждут, не дождутся, когда тебя снимут с твоего высокого поста? Тебя это беспокоит?

- Нет, Полина, меня это не беспокоит, хотя если это произойдет, то будет весьма неприятно. Но говорят, была бы шея, а хомут найдется. Я тяну свой тяжелый воз своих прямых обязанностей усердно. А удастся ли добиваться таких успехов в республику, моему преемнику, не знаю, да и наверху сомневаются.

Кто-то вставлял палки в колеса Машерову, а тем не менее авторитет его в народе возрастал. Этим обстоятельством в Москве обеспокоились. Петра Машерова стали частенько вызывать в Кремль для беседы. Кроме Брежнева, Петру Мироновичу приходилось разговаривать с Черненко, Сусловым, Кириленко. Обсуждались различные предложения по «выдвижению» Машерова на работу в Москве. Но после встречи с глазу на глаз с гостем, все оставались на прежних местах.

---

РОДНОЙ ЯЗЫК

Сейчас очень много говорят о белорусской культуре. Притом это стало слишком модной темой. И каждый считает себя соучастником становления национальной культуры.

Но и тогда, когда при Машерове белорусский язык обязательно изучался в сельских школах, и лишь в нескольких городских, в городах преобладал для разговора русский язык, Машеров в одном разговоре с председателем Гостелерадио Геннадием Буравкиным сказал:

- Делай все, что надо, чтобы наш язык певучий, прекрасный, звучал чистым, не искалеченным неграмотными людьми, - таким каким он звучит в народе. Постоянно проводи в передачах разговоры о судьбе родного языка.

Буравкин ответил, что от него требуют уделять много времени и передачам на русском языке.

И эту мысль Буравкина Машеров поддержал. Он сказал:

- Ни одна культура не развивается изолированно. Поэтому между белорусской и русской культурой трудно провести грань.

- Но нужно же возрождать белорусскую культуру, если мы живем в Белоруссии – отстаивал свою точку зрения Буравкин.

Ответ Машерова был неожиданным:

- Лозунг – «возрождать белорусскую культуру абсурден и нелеп. Наша культура никогда не умирала, и не умрет. Она существует в народной гуще и её нужно только развивать. Я уже говорил о безграмотности. Так не надо засорять белорусский язык словами новоделами, или искаженными по незнанию.

Геннадий Буравкин согласился с этим тезисом Петра Мироновича и поддержал его:

- Судьба культуры в нашей республике трагична, потому что мы всегда жили на семи ветрах во времена военных лихолетий.

- Но эта трагедия – добавил Машеров, - не могла помочь не только свою белорусскую культуру, а и культуры многих других национальностей. Взять великих «конъюнктурщиков» во времена великого Литовско-Польского княжества. Но и под давлением их языка, мы сохранили свою самобытность.

- Да, - кивнул Буравкин – мы сумели сохранить родной язык и не скатились в объятия национализма.

- Я, абсолютно, согласен с этим, – произнес Петр Миронович. – Национализм в крайней форме особенно опасен. Национализм – это ржавчина, которая разъедает душу человека и может разрушить самое, на первый взгляд, сплоченное общество. Человек, зараженный националистическими предрассудками, никогда не станет духовно-богатым. Не будет раскованной, яркой личностью, способной укрепить нашу жизнь.

Самобытность культуры – всегда была любимым коньком Петра Мироновича и он поделился дома, возникшей полемикой между ним и председателем Гостелерадио, с женой.

- Ты хорошо, Пьетр, выстроил логическую цепочку от родного языка до создания национальной культуры. А ведь твои коллеги по работе частенько путают национальное с националистическим. И они шарахаются в сторону при любой попытке подчеркнуть самобытность культуры. В их голове прокрадывается сразу же подленькая мысль: «А не пахнет ли тут в этой фразе национализмом?»

- Очень хорошо, - согласился Петр Миронович с женой – что судьба России всегда была тесно связана исторически не только с судьбой русского народа, но и с судьбами всех разноязычных народов, которые проживали и живут в России. Я глубоко убежден, что русский язык для нас является межнациональным. Об этом извечном споре: чей язык древней, благозвучнее – великороссов или малороссов, хорошо выразился мой любимый историк Василий Ключевский.

- А я не слышала и не читала его высказывания, - удивилась Полина, - напомни мне, пожалуйста, что он сказал.

- Сказал Василий Осипович шикарную фразу: «И москаль, и хохол хитрые люди, и хитрость обоих выражается в притворстве. Но тот и другой притворяются по своему: первый любит притворяться дураком, а второй умным».

- Хорошо сказано, - согласилась Полина. – Но и ты четко выразился: в Советском Союзе русский язык – межнациональный. Кто бы знал поэта Расула Гамзатова, если его аварский язык знают в нескольких аулах. А благодаря русскому языку его стихи знают в любых уголках огромной России и даже в мире.

- К сожалению это не совсем понимают жители маленьких, но гордых республик – вздохнул Петр Миронович. – Я был руководителем партийно-государственной организации во Франции на конгрессе защиты демократии в Чили, и в ней оказался молодой, чуть более тридцати лет, председатель колхоза «Советская Эстония». И он по-русски мог сказать всего несколько слов. Эстонец мне признался: «Я все почти понимаю, что говорят по-русски, но говорить не умею». Я тоже удивился и спрашиваю: «Как же ты попал в Верховный Совет СССР? Будешь сидеть как «попка», ничего не понимая. Двойного перевода для тебя не будет. И что же ты, парламентарий, достигший таких высот, скажешь своим избирателям?»

- И что же он тебе ответил?

- Что-то он мне говорил, но я-то эстонского языка не знаю, а он русского. Вот и произошел разговор глухого со слепым.

- Зато тебе, Пьетр, делают замечания за твой белорусский акцент, а акцент в речи Рашидова, Кунаева, Шеварднадзе в упор не видят. Так проживет благополучно и твой эстонец.

- Скорее всего, так. Тут почти как в олимпийском спорте, главное не что ты высказал на заседании, а твое участие в нем. А я горжусь, что благодаря и моим усилиям вышла в свет Белорусская Советская Энциклопедия, белорусско-русский словарь и словарь русско-белорусский.

Полина Андреевна воодушевлялась таким неожиданным высказыванием мужа, обычно он не выпячивал своих заслуг, сказала ему свое сокровенное, что хранила в душе:

- А я, Петенька, очень благодарна, что ты признал талант «Песняров» и певцы стали Белорусским государственным ансамблем. Как это получилось, что им все-таки присвоили звание заслуженных артистов БССР. Как это произошло?

- Это длинная история, но я тебе постараюсь объяснить вкратце. Ко мне на прием пришла четырехкратная чемпионка Олимпийских игр, заслуженная мастер спорта СССР Ольга Корбут, она собиралась замуж за солиста «Песняров» Леонида Борткевича и попросила помочь получить квартиру в Минске. Я спросил её: «Почему же ты уезжаешь из Гродно, и тут-то Ольга мне все и рассказала. Оказывается сам руководитель «Песняров» Мулявин стеснялся позвонить и пригласить меня на концерт, а Корбут Оля не только просила лично за себя, но и за весь ансамбль. Так я попал на концерт «Песняров».

- Спасибо Оле Корбут, благодаря её предложению и я вместе с тобой сходила на концерт знаменитых Песняров. А тебе-то хоть понравилось их выступление?

- Я был в восторге и сказал после концерта Министру культуры: Наши «Песняры» не обычное для нас явление. Слушаешь их и не можешь наслушаться. Они хорошо популяризуют народную песню, Купаловскую и Колоссовскую поэзию. Надо по достоинству оценить этот небольшой, но популярный коллектив. А мне лично очень понравилась в финале концерта песня «Александрина». Да и всех зрителей волновал нежный мелодичный голос солиста Леонида Борткевича.

Ольга Корбут и Леонид Борткевич получили трехкомнатную квартиру в Минске. Вскоре и Владимиру Мулявину, Леониду Борткевичу, Владиславу Мисевичу, Анатолию Кашенарову, Леониду Тышко, Александру Демешко присвоили звания заслуженных артистов республики. А чуть позже художественный руководитель «Песняров» Владимир Мулявин стал народным артистом Белоруссии.

А поэт, композитор и музыкант ансамбля Леонид Борткевич не забыл добро, сделанное его семье Машеровым. В репертуаре «Песняров» появилась новая песня «Есть такая речка», посвященная Петру Мироновичу. Она долго не получалась, но солист её выстрадал, зажег её энергией души и она однажды зазвучала на комсомольском съезде:

Есть такая речка

С именем Россонка,

Вроде человечка,

Или же лосенка.

В песне Леонид не восхвалял Первого секретаря ЦК КПБ, а он воспевал те места, где родился, вырос и жил, стал на защиту своей Родины Машеров. И Петр Миронович всем сердцем воспринял такой сердечный подарок и подпевал Леониду еле слышно, с таким трепетом: «Ты моя Россонка, ты моя сестренка».

Машеров любил песни о родной Белоруссии, и, слушая их, словно молодел душой. Когда в Минске проводился Всесоюзный фестиваль политической песни, то председателем жюри была известный композитор Александра Пахмутова. Встретившись с ней и её мужем, поэтом Николаем Добронравовым, Петр Миронович попросил супругов:

- Если вы сделаете музыкальный подарок Беларуси, я буду вам так признателен.

Пахмутова тут же откликнулась:

- А вы пригласите нас еще раз с неофициальным визитом в республику. Мне и Николаю Николаевичу хочется и необходимо для творчества ощутить национальный колорит, побродить по лесу, проникнуться историей, повидаться с людьми, которые и создавали историю страны.

Машеров не успел ответить Пахмутовой, как вступил в разговор и Добронравов:

- Мои родители родом из Белоруссии, и я считаю своим долгом написать об этой замечательной республике великолепную песню.

Петр Миронович сразу же и сделал небольшой но знаменитой и великой творческой группе – Пахмутовой и Добронравову приглашение – посетить землянки Вилейского партизанского соединения у берега озера Нарочь, побывать в Беловежской Пуще.

Добронравов и Пахмутова вспоминали о поездке по памятным местам:

- Его человечность, простота, любовь к родной земле нас окрылила, помогла создать песню, которая выпорхнув из наших рук и уст, полетела над Полесьем, вместе с белым аистом.

Когда Петр Миронович возглавлял партийную делегацию на Кубу, где открывался IXВсемирный фестиваль молодежи и студентов, то Пахмутова и Добронравов туда привезли и свой подарочек.

Чувство гордости за свою Беларусь охватило Машерова, когда далеко от Родины, за океаном прозвучали аккорды и слова песни в исполнении «Песняров»:

Белый аист летит, над белесым Полесьем летит.

Белорусский мотив в песне вересков, в песне ракит.

Залом овладела тишина. Все слушали слова, затаив дыхание, а когда над сценой, взвинчиваясь штопором ввысь зазвенел величаво припев:

Молодость моя, Белоруссия,

Песня партизан, алая заря.

Зал взорвался аплодисментами, они плавно перетекали в овацию.

Делегация Белоруссии аплодировала стоя.

Но любовь к своему белорусскому народу не застлала пеленой Машерову глаза. Он всегда высоко ценил братскую интернациональную взаимопомощь между национальными образованиями, республиками и областями. В этом братском интернационализме и видел Петр Миронович залог всех успехов и достижений Беларуси. Своими мыслями он изредка делился на выступлениях, собраниях, встречах с народом:

- Наше народное хозяйство питается не только созидательными усилиями белорусского народа, - говорил он. – Но и творческим трудом машиностроителей Москвы и Ленинграда, металлургов Урала и Украины, шахтеров Кузбасса и Караганды, нефтяниками Сибири и Азербайджана, хлопкоробов Узбекистана и приборостроителей Латвии и Литвы. И все эти связи позволяют слаженно работать всему общесоюзному экономическому организму.

Петр Миронович сделал небольшую паузу после пространной фразы и подытожил сказанное заявлением еще весомей, чем предыдущее.

- Я надеюсь, что каждый белорус умом и сердцем понимает, что без тесного содружества советских людей практически невозможно само существование не только нашей Белорусской республики, а и всего Советского Союза в целом. Все народы нашей страны участвовали в возрождении народного хозяйства после гражданской войны, в жарких сражениях Великой Отечественной войны, в горячих буднях социалистического созидания. И все трудности и невзгоды преодолели, так живем по законам и традициям интернационального братства: один за всех и все за одного.

Потом после этого выступления на стол Машерова легла страничка, на которой был написан текст небольшого стихотворения, созвучного с окончанием его красочной речи. Петр Миронович прочитал его и улыбнулся. Тот девиз, который он использовал для динамического завершения своего выступления, уже просуществовал пару веков. Но будет жить в умах народов любых национальностей вечно:

Для остроты ума Дюма

Бокал бургундского вина

Осушит быстро утром рано.

И его мысли для романа

Витают в небе высоко,

Блуждают в поле далеко.

Строка мелькает за строкой –

Романы пишутся легко.

Вот десять, двадцать лет спустя:

Три мушкетера не пустяк.

Тома написаны Дюма,

А сводит мальчиков с ума

Девиз единственный его:

Один за всех и все за одного …

И что же в том девизе есть?

Отвага, мужество и честь

Петр Миронович в который раз убедился, что каждый народ гордится своим родным языком, но народная мудрость, на каком бы языке не прозвучала, становится не только важной для человека, с языка которого эта мудрость слетела, но полет этой мысли будут воспринимать все люди земли, в том числе и белорусы.

Это подтвердилось через несколько дней при беседе с автомобилистами из Кутаиси.

Один из них, увидев в руках Машерова томик Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», полюбопытствовал:

- Откуда у вас, Петр Миронович, такая любовь к грузинской литературе?

- Прекрасная национальная литература становится достоянием и богатством всего человечества – ответил моментально Машеров, и открыв книгу, где у него была заложена закладка для памяти, поднял руку, требуя тишины, и прочитал:

- Мудрый друг не бросит друга, несмотря на все лишенья.

Как только он стал читать, тишина наступила такая, что было слышно, как Петр Миронович перелистывает страницы поэтического сборника, что бы найти второе изречение Шота Руставелли, созвучное с первым. Он этот афоризм нашел быстро, и, чеканя каждое слово, прочел:

Кто в беде покинет друга

Сам узнает горечь бед …

Надругательство над дружбой

Это с мудростью разлад.

Кутаисцы поаплодировали гостю, а он продолжил разговор, но уже обычной «презренной» прозой, а не стихами, но слова его также попадали точно в цель:

- Слова вашего национального поэта выверенные и верные, но они близки и крайне нужны любому народу и любому здравомыслящему человеку. Они правдивы и потому незаменимы и вечны.

Молчание, повисшее сначала декламирования стихов, продолжало давить слушателей и они, осмысливая сказанное, не хотели неосторожным словом потревожить очарование от поэзии земляка и мудрости гостя. А он сам, озорно улыбнувшись, прервал тишину, с иронией спросив благодарных слушателей:

- Или вы не согласны с моим мнением.

- Что вы, что вы Петр Миронович, - замахал руками грузин. – Наоборот, я считаю, мы мало и робко популяризируем лучшие произведения нашей культуры.

Второй же кутаисец задал прямой вопрос, который вроде бы не предполагал расплывчатого ответа, а требовал четкого определения: или то, или это.

- А чему вы отдаете предпочтение национальному или интернациональному?

Петр Миронович не поддался на провокацию и принял в ответе сторону «золотой середины»:

- Я сторонник разумному сочетанию, - пояснил он. – Истинно национальное не преходяще. Оно ценно и для других народов и обогащает их. Поэтому в этом сочетании важен баланс, нельзя переступить грань и нарушить равновесие. Если переступить в сторону только национального, можно быстро оказаться в националистической трясине, и трудно будет выбраться из этого болота. А истинный интернационализм никогда, ни при каких обстоятельствах не умаляет национальную культуру, язык, быт, исторический опыт.

- Но все же во всех малых странах больше склоняются к своему национальному, а к интернациональному относятся с прохладцей – возразил кутаисец.

Машеров, пожав плечами, не согласился с ним:

- Хотим мы того, или не хотим, но техническая революция и прогресс диктуют свои правила, не признают национальных границ. Интеграция – веление времени. Здесь многие поступаются с национальным. Ведь компьютеры говорят только на своем присущем им языке. Надо разговаривать на родном языке, но общаться на компьютерном. Он создался на математическом двойном коде: чередования 0 и 1 в различных комбинациях понимают люди во всем мире.

---

СЕМЕЙНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Семья для Петра Мироновича Машерова являлась неотъемлемой частичкой его многогранной жизни. И правила семейной жизни он унаследовал на генетическом уровне от своих бабушек и дедушек, отца и матери.

Эти правила обязывали главу семейства достойно нести главную тяжесть всех многочисленных обязанностей отца и мужа. Потому-то весь род Машеровых славился прочностью семейных уз.

Дарья Петровна рассказывала детям сызмальства:

- Меня мать и отец воспитывали, не читая нравоучений. Они вообще не рассуждали-то о нравственности, а влияли на нас своим примером, честностью и прямой простотой.

- Так и мы же, мама, - не соглашался старший брат Петра Павел, - растем послушными. Только отец выскажет свое недовольство нашей шалости, так мы сразу же воспринимаем его замечание, как стимул к исправлению и к более усердному трудолюбию.

- А ты, мамочка, такая добрая, ласковая, что нам не хочется тебя огорчать, стараемся не баловаться. Мы старших уважаем, слушаемся. А тебя любят все, все …

Повезло Петру в любви. Полина Галанова вошла в его сердце навсегда и бесповоротно. Они советовались друг с другом. Для каждого человека очень важно иметь друга, и Полина стала не только верной женой, но и надежным другом.

- Я тебе благодарен, Полинка, что тебе можно довериться в трудную минуту, поделиться своими сомнениями, попросить совета.

Полина Андреевна отвечала взаимностью:

- И я, Петенька, доверяю тебе как самой себе. И в этом доверии и заключается наше великое семейное счастье. И у нас есть нечто общее, что вера в семейное счастье только увеличивается – это наши дети, наши девочки.

- А ты разве не видела, как я безумно радовался, когда появилась на свет сначала Лена, а потом Наташа.

- Конечно, помню – смеялась Полина. – Как ты на них подышать боялся и на руки брал с такой осторожностью, будто хрустальную вазу в руках держал. А улыбка у тебя с лица не сходила. Сияла, будто мир вокруг нас изменился, и солнце ярче светит, и небо стало голубее и безоблачное – безоблачное.

Петр заулыбался, а потом тень пробежала по лицу, и он произнес тихо:

- Но сколько на тебя сразу свалилось хлопот: не досыпать, переживать, когда девочки болели…

- Помню, Петечка, - отмахнулась от его грустных слов Полина Андреевна, - я исполняла свой материнский долг, и эти хлопоты были для меня в радость. Ведь своя ноша не тяжела. При том ты каждую свою свободную минуту, а таких минуточек у тебя было мало, посвящал детям.

- Да у меня почти и не было своей личной жизни. Все основное время жизни я посвящал для благосостояния народа, а тебе и детям оставались крохи.

- Твои идеологи часто говорят: семья основная ячейка общества и ты, добросовестно служа обществу, заботился и о нашей семье. Это было и есть твое личное счастье, твоя личная жизнь. Ведь в семье появляются в душе живительные роднички, которые и формируют личность. Твоя исключительная доброта к нам, трудолюбие и настойчивость в работе – все эти качества влияние семейного микроклимата.

- Разумеется,- кивнул Петр Миронович, - но народ - это все же понятие и точное и одновременно расплывчатое, как и слово семья. Мы воспитывали двух родных дочерей, а я тебе добавил после войны еще троих девочек – сестер Дерюжиных: Лиду, Раю и Тамару.

- А куда нам было деваться, Петенька, ведь их маму расстреляли вместе с Дарьей Петровной, твоей матерью. Оставить их одних было опасно, и мы забрали трех сестер в партизанский отряд. Но потом наша бригада сделала марш-бросок на запад Белоруссии и следы затерялись.

Воспоминания о трех сестрах взбудоражили Полину Андреевну. У них еще не было своих детей, и она, пока девочки были в партизанском отряде, часто навещала сестер Дерюжиных.

- Ах, как радовались сестрички, когда Петя принес им три пары вязаных сереньких рукавичек. Они были скреплены по две варежки, - вспомнила Полина, - меня растрогало, когда Лида, старшенькая из девочек, воскликнула: «какие теплые и красивые варежки!»

Военное лихолетье занесло девочек в Латвию, и они после войны воспитывались в детдоме. Лида так привязалась к дяде Пете, что свою фамилию помнила хуже, чем его Машеров. И вдруг она услышала, что дядя Петя секретарь комсомольской организации в Беларуси. Она написала ему письмо, а в ответ пришла огромная телеграмма, в которой было пятьдесят шесть слов.

Когда Лида прочитала последние фразы послания дяди Пети, то строчки поплыли у неё тот навернувшихся слез и радостного волнения. «Заканчивайте учебный год, летом за вами приедем. Были и остаетесь для нас близкими и родными, как дочери».

Полина поехала за ними, оставив на попечение сестрам Машерова своих детей: Наташе было 6 лет, а Леночке - 2 годика. По дороге в Минск, заехали в Россоны.

- Девочки, сказала Полина Андреевна, - Петр Миронович попросил меня заехать в дом, где вы жили с мамой и посетить её могилу.

Около надгробного холмика долго вспоминали о страшных событиях войны. Зато в Минске их встретил дядя Петя, такой ласковый, улыбчивый и веселый. Подружились девочки и с дочерями Машеровых – Наташей и Леной. Однажды Тома сказала об их общем знакомом что-то неприятное, Петр Миронович сказал:

- Человек может что-то сделать неправильно или неумело, но это вовсе не значит, что он плохой человек.

Эти слова врезались сестрам на всю жизнь. Зато как они радовались, когда все семейство Машерова направлялось в кинотеатр «Победа», то перед входом в кинозал многие оборачивались на них. Машеров был известной личностью, и с удивлением говорили: «Ой, сколько детей у Машерова!»

Старшей сестре Лиде запомнилось, как дядя Петя блестяще и ловко объяснил не понятную ей фразу по литературе: «разыграли в лотерею Жуковского, для того чтобы выкупить крепостного Тараса Шевченко». Девочка не понимала, что такое крепостной, почему его надо было выкупить, и что такое лотерея. После объяснения этих мудреных понятий, Машеров сам спросил девочку:

- Как ты думаешь, Лида, какая наука в ближайшие годы станет приоритетной?

Студентка быстро и уверенно ответила:

- Химия.

- А мне кажется, - задумчиво произнес Петр Миронович, что это будет, скорее всего, психология.

Эта фраза, сказанная Машеровым мимоходом, все же подвигла Лидию заинтересоваться психологией. Но приоритетной наукой она стала для неё спустя годы. Но все-таки стала!

Хорошими опекунами стала семья Машеровых для сестер Дерюжиных.

И когда Лидия стала всерьез изучать психологию, она поняла, почему Петр Миронович посоветовал своей жене обязательно побывать им на могиле мамы в Россонах. Когда устанавливали мемориальную галерею с именами всех погибших и похороненных жертв от руки фашистских оккупантов, Машерову предложили для его матери Дарьи Петровны установить отдельную именную доску. У Петра Мироновича от волнения прыгали, дергались губы, слезились глаза, но он твердо заявил, что этого делать нельзя:

- Имя Машеровой Дарьи Петровны вносите, пожалуйста, в общий список погибших по алфавиту. Много партизан погибло здесь в Россонах, а выделять мою маму среди них не следует. Все партизаны достойны вечной памяти, а всем отдельную персональную мемориальную доску не поставишь.

Когда все собравшиеся отдали все почести героям, Машеров попросил:

- Вы можете расходиться, а мне позвольте побыть одному. Вот на это я имею полное право. И скажу Дарье Петровне свое сыновье: «Прости, мама, что я не сумел уберечь тебя!»

Он стоял с непокрытой головой и молчал. Ветер то взъерошивал волосы, то приглаживал их, но лицо Петра Мироновича словно окаменело. Он будто бы медитировал и застыл как сфинкс. Но вдруг по щекам пробежала дрожь – он услышал как где-то неподалеку два высоких и звонких женских голоса запели песню. Чувствовалось, что одна певица женщина среднего возраста, а вторая совсем ребенок – подросток. Они трогательно и с такой пронзительной тоской выводили мелодию, что Машеров невольно вздрогнул, когда услышал, что песня, как будто, поется по заказу про его маму:

Брови разлетаются крылато,

Ни одной морщинки возле глаз.

Кто бы мог подумать, что когда-то

Наши мамы были младше нас.

Почему-то в последней ноте этой строчки про то, что «мамы были младше нас» четче выделился голос девочки – подростка и осекся. Но её мама или родственница, и старше намного её по возрасту повела и дальше широко расплескавшуюся перед мемориальным комплексом мелодию:

И лежат сыновние печали

Белым снегом на висках у них.

Если б матерей мы выбирали,

Все равно бы выбрали своих.

Петр Миронович покрутил головой, словно сбрасывая оцепенение, а потом не разворачиваясь, стал пятиться и отходить от могилы. Спиной вперед, не отворачиваясь от заветной строчки: Машерова Дарья Петровна. Он повернулся и пошел прямо, когда далеко отошел от погоста. Но голоса двух певиц: женщины и девочки были ему слышны очень хорошо:

Можете объехать всю Россию,

Провести в дороге много дней,

Но нигде не встретите красивей,

Но нигде не встретите родней!

Старший брат Петра Мироновича, который начал войну рядовым, дослужился до генерала, очень беспокоился за Петра, за его здоровье. Павел приглашал брата на дачу, где выращивал в теплицах ранние овощи, занимался пчеловодством. Они вместе ремонтировали теплицы и разговаривали. Павел старался умерить пыл. Темперамент брата и незлобливо ворчал:

- Ты, Петя, совсем не жалеешь себя и свое здоровье, всегда постоянно чем-то занят, работаешь как фанатик по 14-16 часов в сутки.

- Мне, Павлуша, десять часов для отдыха хватает – прерывал он брата.

Но Павел не унимался, и продолжал воспитательную работу:

- Ха, ха! Десять часов. Откуда они возьмутся для отдыха, когда ты по ночам книги читаешь, статьи. Я только удивляюсь, как ты такие перегрузки выдерживаешь. Приезжайте с Полиной ко мне на дачу, отдохнете, медком угощу.

- Нет, Павел, - отнекивался Петр Миронович, - мне твоя песенка интересна лишь тем, что я у пчел учусь трудолюбию. Вот неутомимые фанаты и трудяги, твои пчелы.

- Мед и прополис пчелиный тебе нужны, чтобы поддерживать твой организм, Петя. Я удивляюсь, как ты можешь так интенсивно трудиться с одной почкой. Зачем ты согласился на такую операцию.

Петр Миронович улыбнулся:

- Ты знаешь, Павлуша, сил у меня хватает. Я уже понял, что можно хорошо работать и с одной почкой. А когда мне нужно было дать согласие на операцию, академик Евгений Чазов, руководитель 4-го Главного управления при Минздраве СССР, честно сказал мне, что у меня с почкой большие проблемы, и решиться на такое не просто и врачу и пациенту: нужно удалять – не нужно? Но когда мы оба твердо приняли решение, то оказалось, что выбор был сделан правильно. У меня восстановилось артериальное давление и я стал чувствовать теперь прекрасно.

- Понятно, Петя, но отдохнуть у меня на природе тебе просто необходимо.

- Павел, не трать время впустую, - предупредила брата мужа Полина Андреевна. – Когда у него бывает отпуск, то Петя никогда не проводит его в санатории. Он всегда оставляет себе недельку – другую, чтобы побывать в беловежской пуще. Я чувствую, что красота природы благотворительно действует на мужа.

- А что ты, братишка, там делаешь? – спросил Павел с удивлением.

- Перед приездом к тебе – ответил Петр Миронович, ходил на охоту. Но даже ни разу не выстрелил. Сидел в стогу сена и любовался природой и бродящими совсем рядышком оленями. Но рука не поднялась на них, такой чудесный свет лился от полной луны.

- Я тоже люблю отдыхать в Беловежской пуще – призналась Полина. – Я уже Пете предлагала: уйдем на пенсию, то уедем жить туда. Он будет лесником работать как Тарас на Парнасе, а я стану заготавливать грибы на зиму.

- А меня тянет туда полюбоваться картиной, которую не увидишь нигде во всем подлунном мире, а только в единственном месте на земле – в Беловежской пуще. Только в ней остались живы свидетели истории – шестисотлетние дубы – великаны. Между которыми бродит стадо исполинов-зубров. И я люблю прогуляться там, особенно на исходе или закате дня. И радуюсь туманным восходом или пурпурным закатом на реке Лесной. Люблю полюбоваться крепышом-боровиком. Хотя не люблю, как Полина, собирать грибы.

- Зато – продолжила рассказ мужа о красотах Беловежской пущи Полина Андреевна. – Он может часами бродить по лесным троп инкам между березок и сосен, вдыхая ароматы золотисто-коричневых боров и многовековых дубов, а березки называть «сердечными». А когда мимо пробегут, нисколько его не опасаясь, заяц, дикий кабан, или кумушка лиса, то у него поднимается настроение, улетает куда-то грусть, и он становится бодрым и веселым.

- Ладно, Павлуша, - встрепенулся вдруг брат – что это мы все о себе, да о себе рассказываем. Расскажи-ка, как часто посещают твои три дочери? Не беспокойся, Петя, - улыбнулся Павел, - не забывают они своего папу, приезжают навестить. Я их воспитал нормально и они старших уважают.

- А у меня тоже хорошие девочки – кивнул Петр Миронович. – с Наташей вообще не было проблем, она нам отвечала взаимностью, а Леночка была замкнутой, суховатой и колючей. Бывало, начнем мы с Полиной «воспитывать» Лену, говорим ей горькие, неприятные слова, а она озорует: станет на одну ногу, вертит и молчит.

- Ты, Пьетр, не уводи разговор в сторону, - заметила Полина Андреевна, - Павел ведь абсолютно прав, что нужно самому и почаще заботиться о своем здоровье. Понимаешь, Павел, у твоего брата от нервных перегрузок и такого продолжительного рабочего дня, когда постоянно работаешь с документами, читаешь книги напролет с вечера до утра, у Пети началось воспаление паутинной оболочки мозга. Болезнь протекала незаметно, и даже мне он ничего не говорил.

- А как же ты, Полина, узнала об этом, - спросил Павел.

- Так он сам мне проговорился – сказала Полина Андреевна, - Пришел вечером домой и, с дрожью в голосе, заявляет: «Ко мне в кабинет зашел человек, а я его вижу перевернутым, вниз головой. Посмотрел в окно на улицу, а на ней двигаются люди вверх ногами. Грешным делом подумал, что неужели с ума схожу». Но я-то, как врач, сразу же поняла, почему это видения у него такие появляются.

- И отчего же эта напасть на Петра навалилась?

Полина Андреевна задумалась, а потом, тяжело вздохнув, призналась:

- Так в этом я сама виновата!

Павел засмеялся:

- Это как же? Ты его посетителей тайно вверх тормашками перед Петей переворачивала?

- Не ерничай Павлик, - нахмурилась жена брата, - Петя старательно готовился к Пленуму ЦК КПСС и три ночи не спал. Около шести утра пришел в спальню, а я уже собираюсь на работу. Вот он меня и попросил:

- Полина, дай мне какое-нибудь снотворное. Сейчас хочу сразу же уснуть, а в одиннадцать часов уже начало пленума. Позвони детям, чтобы за полчаса до него меня разбудили телефонным звонком.

- Петь, а у нас, ты же сам знаешь, снотворного нет, - говорю я мужу, - а потом вспомнила, что в тумбочке лежат две таблетки амбутала. Я его для бабушки одного секретаря райкома достала. Но они ей не пригодились.

- И что же ты ему две таблетки за один присест и дала выпить? – спросил Павел.

- Что ты, Павел, я ему дала принять одну таблеточку, но не знала, что после приема этого лекарства можно проспать двенадцать часов. Позвонила около десяти часов дочери, а она отвечает, что отца ей никак не разбудить, но через 10 минут сказала: «пошел в ванную принимать душ». Он выпил стакан крепкого чаю, понюхал нашатырь и отправился на работу.

Дальше решил рассказать об этом казусе сам Машеров.

- Подъехал к дому водитель, я сел в машину, а там такая духота, что меня опять начало клонить в сон. Я его попросил окно дверцы открыть. Он открыл форточку, а на меня таращится с удивлением. Меня же он знает, как непьющего человека, а я веду себя как пьяный, лицо осунулось. В таком состоянии он меня никогда не видел.

- Еще бы, - воскликнула Полина, - это было единственный раз в жизни. Я после узнала, что у тебя даже язык заплетался. И все недоумевали: что же это с первым секретарем творится.

- Но я все же доклад до перерыва дочитал, а в перерыве сделали уколы, немного отлежался, дочитал доклад и выступил с заключительным словом. Я подготовил доклад, а читать его будет другой – этого я не мог позволить – твердо сказал Петр, а Павел засмеялся:

- Хорошо, что у тебя чертики в глазах не мелькали, а только люди вверх ногами к тебе подходили.

- смейся, паяц над разбитой любовью, - улыбнулся и Петр Миронович.

А Полине Андреевне было не до смеха:

- Вы хохочете теперь, да иронизируете, а я тогда перепугалась не на шутку. Как я могла дать мужу таблетку лекарства, которое его чуть было на тот свет не отправило. Сотрудники областного КГБ стали проявлять интерес. Откуда взялась таблетка, просили показать.

- И ты им дала это лекарство для исследования? – спросил Павел.

- Еще чего? – отмахнулась Полина, - мы от бериевских прохвостов столько мерзости нахлебались, что я сразу же оставшуюся таблетку незаметно выбросила в унитаз.

- И мудро поступила! – засмеялись оба брата.

- Смейтесь, смейтесь! – заулыбалась и Полина Андреевна. – Я вам сейчас напомню, как один мальчик рассмешил не только Машерова, а и всю трибуну, на которой стояли члены бюро ЦК Компартии Белоруссии и почетные гости. Вспомнил, Пьетр?

- разумеется – кивнул головой Петр Миронович.

- Мы отмечали тогда юбилей Всесоюзной пионерской организации. На Центральной площади в Минске командовал пионерским парадом ученик шестого класса Валерий Герблюк. У него не роду было написано – стать военным: бравая выправка, звучный звонкий голос и стройная фигура сразу привлекали внимание. Он отдавал внизу перед трибуной Нине Сильвестровне парад. Она была председателем республиканской пионерской организации. Школьник предложил ей первой подняться на трибуну, но она по-матерински попросила его пройти первым. Тогда шестиклассник произнес своим звонким, хорошо поставленным голосом ту фразу, от которой и засмеялись на трибуне «небожители».

- Что вы говорите, Нина Сильвестровна, я не могу идти впереди вас, я же мужчина!

На трибуне эту реплику услышали и от такой галантности мальчика-мужчины хохотали до слез.

Засмеялся и Павел. Он так растрогался, что у него на глазах навернулись слезы. А Полина Андреевна дополнила мужа:

- В роду Машеровых сильна женская линия. У нас с Петей две дочери, у тебя, Павел, - три. Вот, Петечке и понравился боевой парнишка. Ведь каждому мужчине хочется, чтобы жена родила ему и сына. Вот после парада и митинга он подошел к Валерику, подозвал генерала Машерова, который командовал военным парадом, и предложил им сфотографироваться на память.

- Да – подтвердил Петр Миронович, - мне захотелось сфотографироваться с двумя командующими парадами: пионерским и военным. Говорят оказаться на фото между двух человек с одинаковыми именами – на счастье. А тут я встал между двумя командующими. Это еще более весомое обстоятельство. Правда вышла небольшая заминка: ростиком-то галантный мужчина был слишком мал и мне подали ящик, чтобы Валерочка стал на него и почти сравнялся ростом со взрослыми.

А Полина Андреевна подметила:

- Фотография Сталина с девочкой на руках на трибуне Мавзолея наделала много шума после смерти вождя. Мол, вот так отец всех времен и народов показушно подтверждал свои права называться отцом народов. Но я, Павлуша, уверена, что такое глубокое проявление отцовской заботы у моего Петра, его неповторимая доброта и щедрость души были настоящим порывом. За этим поступком не было ни капельки фальши. Он и свою личную-то жизнь не отделяет от жизни белорусского народа. И это говорю я без всякого пафоса.

- Ты, Полинка, хорошо понимаешь меня, - согласился с женой Машеров.

- Я всегда требую от любого облеченного властью руководителя, что проявляя порядочность внешне, а не внутренне рискуешь потерять авторитет, после чего происходит крушение этого начальничка. А нужно жить не ради себя, а для других людей, не превратиться в раба денег, сохранить свободу мыслей. Борьба за новое, за будущее страны и народа не каждому по плечу, а слабые быстро устают и сдают свои завоеванные позиции моментально. Для меня Беларусь стала моей жизнью и судьбой.

И это не бравада Машерова. Когда Косыгин, приехав в Белоруссию, проезжали по её просторам, председатель Совета Министров СССР укорил Петра Мироновича, что он недостаточно беспокоится о благосостоянии своего народа, указав на хаты, крытые соломой:

- Я недавно проезжал по Литве, так там нет такого анахронизма как у вас – соломенных крыш. У них дома нарядные, красивые, игрушечки. На крышах или черепица, или листовое железо.

Петр Миронович недовольно поморщился:

- Нам по капиталовложениям с Литвой трудно потягаться. Им выделяются деньги из государственной казны намного больше чем нам. Но, тем не менее, и мы подтягиваемся до уровня «передовых».

Косыгин немного подумал и согласился с доводами Машерова, улыбнувшись:

- Что правда, то правда. Снимаю свой вопрос с повестки дня.

---

ЗАКАТ ЗВЕЗДЫ БРЕЖНЕВА ПОСЛЕ «ЗВЕЗДОПАДА»

В глубине души Машеров понимал, что Генсеку не хватало многих качеств характера и знаний для управления такой огромной державой как СССР. Он был неглубоким политиком, зато мастером аппаратной интриги.

В те времена ходила поговорка, что есть аппарат посильнее самогонного. Леонид Ильич не любил осложнений и конфликтов и старался избегать конфликтов. Но его приближенные утверждали его в непогрешимости, на грани гениальности. Что он не только генеральный секретарь, а гениальный!

Скорее всего, в это не верил и Брежнев, но заболев, под влиянием «кремлевских» таблеток, с благодарностью воспринимал подхалимаж. А тем более, что восхваления лились на Леонида Ильича бурным широким потоком. И не вина, что Брежнев заболел, а его беда. Но трагедия его стала трагедией и его окружения.

К семидесятилетию Генеральному секретарю вручили Звезду Героя Социалистического Труда за целину. А уже через два года вручили и третью звезду героя. Хотя до этого при обсуждении каким орденским знаком наградить Леонида Ильича, члены Политбюро посовещались. Михаил Суслов:

- Скоро день рождения Брежнева – 19 декабря. Как мы его отметим.

- Хорошо отметим - прозвучала уклончивая реплика.

- А поконкретнее?! – сухо произнес Суслов.

- Я бы посоветовал вручить Леониду Ильичу Орден Октябрьской революции. Такой награды у Брежнева еще нет. Все знаки слабость Генсека коллекционировать разные ордена и знаки, и с предложением сразу же согласились. Набросали текст будущего указа: «За успехи в социалистическом строительстве, за заслуги перед государством и в связи с днем рождения…»

Суслов взял подготовленный документ. Зашел в кабинет Брежнева и через несколько мгновений вылетел из двери Генсека, как пробка из бутылки с шампанским. Бледный и взбудораженный он набросился на своих коллег:

- Вы с ума посходили! Наградить Орденом Октябрьской революции. Да такую награду заместителям Министра вручают. Вы подумали своей головой-то кому орден вручаете?! Кому его даете? Успокоившись, попив водички, Суслов умел себя брать в руки в самых сложных ситуациях, он сказал:

- Что будем делать? Героя! Давайте вручим ему еще одну «Звезду».

И сам же ответил на свой вопрос.

Петр Миронович попробовал возразить:

- Нас же люди не поймут. У нас в Советском Союзе всего три человека трижды герои: Покрышкин, Кожедуб и Жуков.

- Это ты иди и сам ему объясни – посоветовал Машерову Суслов.

Колебались недолго и… утвердили текст подготовленного указа с маленькой поправкой: вместо «орден» записали «Звезда» Героя Советского Союза.

С Сусловым у Машерова после этого инцидента случились прохладные отношения. Возвращаясь с заседаний Политбюро, Петр Миронович на односложные вопросы жены:

- Как дела? – отвечал так же коротко:

- Сделали мне замечание…

Суслову из дома или из кабинета Петр Миронович никогда не звонил. А Брежнев иногда очень редко звонил ему. Поздравлял с праздником или расспрашивал, как идет посевная или уборка урожая. После разговора с Генсеком Машеров информировал жену:

- Наш дорогой Леонид Ильич передавал тебе пламенный привет.

В 1977 году Леонид Ильич, изменив Конституцию страны, «взвалил» на себя еще одну ношу Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Но от этого его популярность не возросла. Наоборот злые и острые языки сочинили ироническую песенку-частушку:

Сталин выиграл войну,

Ленин – революцию.

Хрущев деньги поменял,

Брежнев - Конституцию.

А припев из песни Примадонны не изменился: «Толи еще будет, толи еще будет, толи еще будет – ой, её, ей!».

А другие острословы, слабо разбирающиеся в поэзии, не уважающие творчество Аллы Борисовны, сочинили пасквиль прозе: «Леонид Ильич Брежнев малоизвестный политик, проживавший во времена Аллы Пугачевой».

Вот два критерия славы, величия, известности.

Полина Андреевна, услышав эти два опуса, спросила у мужа:

- Что ты скажешь, Петенька, об этих народных шедеврах?

Петр Миронович, улыбнувшись, сказал после небольшого размышления:

- Два известных в мире полководца Древнего Рима соперничали друг с другом. Мерялись, кто из них более велик. Известнейший оратор Цицерон очень много раз говорил об их состязаниях, но больше высказываний было у Цицерона про Гноя Помпея Великого. Влюблен в себя без соперника».

- Очень тонко и точно сказал Цицерон – восхитилась Полина, - еще две тысячи лет назад. А как будто говорит о сегодняшнем времени. А какие еще были изречения у этого любителя афоризмов.

- Высказывание Цицерона великолепно и по-философски мудро: «Я так считаю, что для нас знания будущих событий даже не является полезным. Гной Помпей, трижды избираемый консулом, трижды получив триумф, покрытый славой своих подвигов, мог бы всему этому радоваться, если бы знал, что он, потеряв свое войско, будет однажды зарезан на пустынном берегу Египта? Если раньше Помпею не хватало земли для побед, то в этот раз ему не хватило земли для погребения.

- Здорово! – кратко прокомментировала Полина Андреевна, думая, что на этом речи Цицерона и заканчиваются, но не тут-то было.

- Но это еще не финал соперничества Помпея и Цезаря. Цицерон показал, как надо поступать политикам, даже при бесславной кончине своего конкурента. Он сказал: «Победив Помпея, Цезарь приказал с честью восстановить его поверженные статуи. Потом император Цезарь изрек: «Восстанавливая статуи Помпея, я укрепляю свои собственные памятники». Откуда же мог знать сам Цезарь, что ему нанесет смертельный удар ножом в спину его лучший друг, как он его считал, Брут.

Многие считали, что Брежнев видел в Машерове своего преемника. Но, если сопоставить отношения Генсека к другим коллегам Петра Мироновича – руководителям других Союзных республик, то видно, что Машеров не имел никаких привилегий по сравнению с ними.

Например, Шариф Рашидов получил свою первую «Звезду» Героя Социалистического Труда в 1974 году, очередную «дуплетом» в 1977. Притом вручали награду Рашидову не в Узбекистане, а сразу же через пять-шесть дней после указа всенародно, в Кремле. Это выдающееся событие транслировали по центральному телевидению на всю страну.

Петру Мироновичу 13 февраля 1978 года исполнилось шестьдесят лет. Указ о награждении его был издан также накануне юбилея Петра Мироновича. А вот вручение «Звезды» Героя Социалистического Труда произошло с большой задержкой. Не через 5-6 дней, а через пять-шесть месяцев. Притом в зале приема в ЦК КПБ в Беларуси.

Машеров не подавал и вида, что не доволен такой задержкой, понимая, что над ним проводят испытание на прочность и тщательно скрывал свои растерянность и подавленность. Но разве можно скрыть это от родного человека, от родной жены. Полина, как могла, поддерживала мужа:

- Петенька, ты три все к носу и не обращай на иезуитское издевательство сверху. Я удивляюсь твоему мужеству и крепким нервам. Другой бы человек на твоем месте не выдержал, опустил руки или вообще сорвался. А ты ушел с головой в работу и приглушил в своем сердце обиду. Ведешь себя, как ни в чем не бывало.

- Спасибо тебе, Полинка, за добрые, теплые слова. Они действуют на мое шальное сердце, как целительный бальзам. Моим успехам завидуют даже такие приближенные лица к Генсеку, как Щербицкий, хотя и подсмеивается, что я руководитель «малой» Белоруссии, а он огромной Украиной.

Но как бы не тянулось медленно-медленно время, все же Леонид Ильич приехал в Минск и вручил «Звезду» герою.

Полину Андреевну повергла в шок фраза из речи Брежнева:

- Вы сложились, как местный деятель» - произнес, шепелявя, Леонид Ильич.

- Значит, - застучало в голове Полины Андреевны, - Петя для Брежнева не деятель государственного масштаба, а всего на всего мелко-травчатый деятель местного разлива.

Полина, тяжело вздохнув, постаралась сдержать слезы, которые были готовы вот-вот брызнуть фонтаном из её глаз.

Затем жена Машерова стала пристально следить за финальной встречей в Минске Брежнева. Он не баловал своим присутствием Белоруссию, поэтому вечерний прием в ресторане «Журавинка» был грандиозным с долей помпезности. На двух этапах собралось человек восемьсот. Как почетный гость на этом банкете присутствовал известный белорусский писатель, современный классик Иван Шамякин. Он сидел недалеко от «президиума», и внимательно следил за гостями:

- Может быть, понадобятся для будущего литературно-художественного романа какие-нибудь детали, - подумал он. – Ведь все-таки как – ни как летописец своего времени.

Шамякин заметил, что Брежнев сидит, словно отключенный от этого света, от всего окружающего:

- Он, как будто прислушивается не к тому, что ему говорят на ушко гости, сидящие по соседству, а к тому, что у него что-то ворчит-урчит в животе. А может быть и правда у старика что-то болит?

Этот вывод писатель сделал не с бухты-барахты. Леонид Ильич ни капельки не выпил, он даже рюмку чисто символически не поднял. Не стал ничего есть, а от назойливого официанта отмахнулся, как от надоедливой мухи. Тарелка, стоящая перед Брежневым, так и осталась чистой и сияла на столе белизной, соперничая с накрахмаленной белоснежной скатертью.

А Полину Андреевну удивило и выбило из колеи, что Леонид Ильич вдруг ни с того с сего, когда гости не разжевали еще первую закуску. Ни сказав ни слова, поднялся из-за стола и пошел к выходу.

Естественно, что вся королевская рать бросилась вслед за ним. Охранник, сидящий рядом с Иваном Шамякиным, бесцеремонно опрокинул в рот три рюмки подряд одну за другой, схватил, уложив на салфетку, три или четыре аппетитных бутерброда и, жуя их на ходу, бросился догонять своих товарищей по оружию.

За охранниками потянулись и ошеломленные руководители республики.

Правительственные машины потянулись торжественно к вокзалу. На перроне Брежнев расцеловал по своему заведенному обычаю Машерова, но более сдержанно, а не взасос, как Хейнекена. Но не так быстро, чтобы фоторепортеры успели, сверкнув несколько раз фотовспышками, завершить свою фотосессию, запечатлев эту пикантную сцену.

Небрежно Брежнев пожал некоторым гостям банкета по-хозяйски руки и вошел в предназначенный только для него и его обслуги классный вагон.

Петр Миронович вышел из здания вокзала веселый, возбужденный, довольный.

- Ты чему радуешься, Петя, - спросила мужа Полина Андреевна.

- Брежнев уехал – ответил ей муж. – Для него видимо банкет в тягость. Вот он и поспешил ретироваться. Посидит или полежит в своем литерном вагоне, отдохнет перед трудным и напряженным трудовым днем.

- А я-то думала, что трудовые будни у него, праздники. – усмехнулась Полина Андреевна. – Но посмотри, сколько гостей из банкетного зала толпится на привокзальной площади! Что ты им скажешь?

- Сейчас сама услышишь, - приглушив голос, пообещал Машеров жене, а потом, повернувшись к жаждущей и страждущей толпе, более громко предложил кратко и емко:

- Ну что, друзья? Поедем допивать?

Раздались довольные веселые голоса, звучавшие вразнобой:

- Конечно, поедем Петр Миронович.

- Разумеется, поедем, но потом и поедим всласть. Там же столько вкуснятины осталось!

Петр Миронович повернулся к помощнику и, на ходу к машине, распорядился:

- Передайте, пожалуйста, всем, чтобы возвращались на прием. Празднование продолжается.

Полину Андреевну удивило, когда она возвратилась в ресторан, что некоторые гости оказались «поумнее» других, кто поехал на вокзал провожать Брежнева. И время свое даром не тратили, поэтому были веселыми и возбужденными.

Появившуюся в зале чету Машеровых встретили аплодисментами, а веселье возродилось и стало переживать более бурную стадию, нежели до отъезда Брежнева в Москву. То слева, то справа стали предлагать тосты:

- За Беларусь – партизанку!

- За «Звезду» Минска!

- За «Звезду» Первого секретаря Белоруссии Петра Мироновича Машерова!

Но и после банкета у Машерова с Брежневым оставались отношения слишком натянутыми. Но Петр Миронович не давал никаких оснований для дискредитации и шельмования: он не пил, не строил шикарных особняков для дач. Но кроме этого у него были для уверенного управления Белоруссией более важные аргументы – высокие показатели республики.

В конце 1979 года Леонид Ильич Брежнев инициатор и ключевая фигура в подписании мирного Хельсинского соглашения совершил непредсказуемый поступок для второй атомной мировой державы США: ввел войска в Афганистан. Началась тотальная информационная война против Советского Союза.

Главным козырем пропаганды против СССР в этой «войне» стал эмигрировавший еще в середине семидесятых годов писатель Александр Исаевич Солженицын, лауреат Нобелевской премии.

Как раз в то время в своем: «Письме Вождям Советского Союза» он написал:

- … Все погрязло во лжи, и все об этом знают, и в частных разговорах открыто говорят, и смеются, и скучают, а в официальных выступлениях лицемерно твердят то, «что положено», и так же лицемерно со скукой, читают и слушают выступление других, - сколько же уходит на это впустую энергии общества! И вы, открывая газеты, или включая телевизор – вы сами разве верите сколько-нибудь в искренность этих выступлений. Да давно уже нет, я уверен. А иначе – глухо же вас отъединили от внутренней жизни страны…

На это письмо Солженицына многие газеты бросились не обсуждать, а осуждать его – «прислужника всех наших врагов». Но были и объективные оценки. Народный поэт Белоруссии Петрусь Бровка на Пленуме ЦК КПБ заявил:

- Буржуазные идеологи стремятся выдать лож о нашей стране за действительность. Всем известно, что стоит кому-нибудь «очернить» в своих «писаниях» что-нибудь советское, как он у них становится гениальным. Незавидная у них добыча! Единицы, перешедшие к врагу, не имели, да и не имеют никакой ценности для советского народа.

Поддержал поэта и Никулкин:

- Пропагандисты капитализма на удивление щедро заявляют в своих мероприятиях использовать разрядку для ослабления социалистического строя. То есть для подрывных целей. «Соединенные Штаты, - заявил один американский сенатор, - должны подготовиться к миру без войн. Но вымпелом будет экономика и идеология».

Теперь-то понятно, что утверждения американцев из Сената про «мир без войн» абсолютная ложь. Развернулась самая жестокая из войн – «Холодная», от накала которой горели вьетнамские хижины, блокировалась олимпиада в Москве. Клеветали на Советский Союз и так называемые «вражьи голоса» - радиостанции. Факты, которые передавали радиостанции, наподобие «Би би си» были достоверны, но все акценты и комментарии этих событий переворачивали все с ног на голову. На свой план США все-таки удалось претворить в жизнь и в экономической и в идеологической войне успех имели – распад Советского Союза подтверждение тому.

Полина Андреевна как-то спросила мужа:

- Я слышала анекдот про Александра Исаевича. Поехали Чапаев и Петька в Америку. Петька увидел на одной из стрит негра и спросил: «Кто это, Василий Иванович?». А Чапаев ему отвечает: «Это Солженицын, Петька, Солженицын!». Адъютант комбрига вздохнул с удивлением от такой новости и произнес: «Это же надо так очернить уважаемого человека». Как ты оцениваешь это устное народное творчество, Петя?

- Анекдот звучит иронично, остро и весело. Даже не вникая в суть смысла сказанного. Люди беззлобно хохочут. Но в том, что это устное народное творчество, ты, Полинка, глубоко ошибаешься. Первые пять анекдотов про Петьку и Василия Ивановича сочинил, разумеется, талантливый журналист «Би би си». А потом анекдоты об них покатились, как снежный ком с горы, набирая с огромной скоростью массу и количество. Я знаю их около трехсот. Но понимаешь, Полина, что сочиненные этакие веселенькие анекдотики про Чапаева и его ординарца – хорошо продуманная идеологическая диверсия. Ведь, как и в каком свете выставляются наши народные герои? Ладно, Петька простодушный молодой паренек. А кто такой комбриг Чапаев? Очень одиозная личность: пьяница, бабник, и не храбрый и талантливый командир, а какой-то тупоголовый недоумок. Дубина стоеросовая.

- Но ведь и в высказываниях Солженицына очень много горьких высказываний. Особенно в «Архипелаге Гулаге» - заметила Полина Андреевна, согласившись, что анекдоты про Чапаева имеют двойной смысл и двойное зло. – Ведь каково оригинальное название – «Архипелаг ГУЛАГ». Аббревиатура Гулаг - расшифровывается как Главное управление лагерей. И узником его был и твой отец. А архипелаг, в географическом понимании, это группа отдельных островов, которые объединены в одну систему торговыми, житейскими, транспортными связями. А наши лагеря, разбросанные по всей нашей огромной земле, которые и составляют пространство нашего государства. Разве не архипелаг? Да еще какой! И объединяет его и надзирает за ним Главное управление лагерей – Гулаг.

Упоминание о репрессиях в отношении отца, больно резануло по сердцу Петра Мироновича. Он скривился, как будто его жена затронула его не морально, а причинила физическую боль, но быстро справился со своим волнением, навеянным напоминанием об аресте отца. И он сказал:

- Уже и иностранные наблюдатели отметили, что наша пропаганда проделала эффективную работу. Отделив Солженицына от народных масс. Помощник Президента Никсола Сафайр заявил, что оказавшемуся писателю Солженицыну за пределами Советского Союза ловко отказано в возможности изображать себя святым мучеником: «Пьедестал, который мы ему воздвигли, быстро дал трещину. Политические деятели, которые превозносят его сейчас за борьбу с угнетением, могут, к своему глубокому разочарованию обнаружить, что избранный ими символ не разделяет их восторженного отношения к демократической принципиальности.

Далее Сафайр и вовсе посыпает свою голову пеплом, из-за неожиданной осечки американцев:

- Я подозреваю, что мы допустили досадную ошибку, полагая, будто представления религиозного технократа о представленном правительстве будут сходиться с нашими собственными. Противник противника не всегда бывает нашим союзником.

Из этой тирады явно торчат уши американской комбинации по развалу Советского Союза. Александра Исаевича примитивно вербовали. Предлагали ему видимо какой-то пост в правительстве, список кандидатов которого ему уже показали. Но Солженицын не клюнул на эту наживку. Он не собирался участвовать в интригах, а продолжал заниматься публицистикой и литературой.

А Турецкий журнал «Илька» откровенно издевался над провалом кукловодов из США разыграть позорную карту, оформленную в виде Нобелевского лауреата. Статья называлась оскорбительно: «Последний из белогвардейцев». Такая вот лексика царила в то время. И вот небольшая выдержка из журнальной статьи:

- Когда Солженицына неожиданно вместо Сибири отослали под бочек столь горячо им любимого и уважаемого западного строя, они, кажется заткнулись со своим желанием сделать его предметом большой спекуляции. Фокус не удался: ермолка свалилась, а плешь стала видна…

Для Машерова 1980 год начался с предвыборной компании. Её накал определялся надвигающегося знаменательного события – приближалась 110-я годовщина со дня рождения Владимира Ильича Ленина.

На предвыборном заседании представители трудовых коллективов и научных организаций, которые входили в состав автозаводского избирательного округа по городу Минску, приняли решение просить дать согласие баллотироваться в Верховный Совет республики Брежнева Леонида Ильича.

Выдвинули в кандидаты депутаты в Верховный Совет и Петра Мироновича Машерова. Призывал участников заседания поддержать это предложение наладчик станкостроительного промышленного объединения имени Октябрьской революции Манулик:

- Жизненный путь нашего кандидата – яркий пример беззаветного служения Родине, Советскому народу. Своей неутомимой деятельностью, организаторским талантом, партийной принципиальностью, внимательным отношением к людям он заслужил глубокое уважение и высокий авторитет у трудящихся республики.

Несмотря на стандартные слова и фразы, произносимые на всех заседаниях, Манулику удалось произнести свою речь с какой-то теплотой, доброжелательностью и задушевностью.

Машеров не остался в долгу, и речь его была красочна и умело выстроена. Оратором он был от Бога. Не зря очень часто упоминал имя древнеримского златоуста Цицерона:

- Не смотря на щедрый характер высказанных суждений и похвальный характер в мой адрес; они все-таки оказались преувеличенными. Преувеличены как присущие мне качества, так и большие мои заслуги… Все мы вместе – каждый в своей должности, на порученном участке – творили социалистическую новь. И для коммуниста, где бы он ни работал, нет большего счастья, чем быть активным участником этого грандиозного вдохновенного созидания.

Голосующих против Машерова практически не было – десятая доля процента, не больше.

Петр Миронович после опубликования результатов выборов сказал жене:

- Полина, я теперь должен работать только на «пять». А если так работать – это значит работать лучше, чем раньше. Понятно, что я могу работать еще лет 15-20. Но…

- Какое еще, но… Петя? – осторожно спросила жена.

- Но как сказал один поэт: - продолжил Петр Миронович, - «Понимаешь, я плохо писать не хочу, а лучше писать, чем раньше, не могу!»

- И что ты этим хочешь сказать? – пожала недоуменно плечами Полина, - ты же сам себе не простишь, если будешь работать спустя рукава, обязательно засучишь их и пойдешь, сметая все преграды на своем пути, вперед.

- Надо не только самому работать, а выращивать смену. Я могу назвать полдесятка фамилий, которые смогут вскоре встать на мое место. И эти люди один другого лучше. Возможно, первое время они будут работать слабее, но если им помочь… Преемственность должна быть. Это непременный и железный закон ротации власти.

- Вот ты к молодому поколению относишься всей душой, а тебе многие готовы подножку поставить, Петя – вздохнула Полина Андреевна. Никогда из твоей души не выветрится романтическое восприятие жизни.

И мнение её подтвердилось многократно. Этот год стал обильным на юбилейные, знаменательные и трагические даты. Во многих республиках праздновались юбилейные круглые даты.

В апреле 1980 года праздновали 60-летие Азербайджана и его компартии. Выступил с приветственным словом к Леониду Ильичу Гайдар Алиев. Его речь по-византийски слащавая, как рахат-лукум и витиеватая, как арабская вязь, ласкала слух Брежнева, как соловьиные трели.

Машеров выступал после такого шикарного щедрого на похвалу спича Гайдар Алимовича, но не стушевался, а высказывания его были достойные и по-философски мудрые. Но хотя и говорят, что истина лежит между двумя противоположными мнениями, фактически это никогда не происходит. Между двумя разно полюсными мнениями лежит всегда серьезная проблема. Текст речи Петра Мироновича в бакинских газетах исказили.

В Кремле пошли высказываться недомолвки, а в Минске поползли слухи и вопрошающие звонки:

- Что это ваш в Баку наговорил такую несуразицу?!

Огорчившись, Машеров затребовал печатный текст от информа Азербайджан и, сравнив со своим оригиналом, расстроился в конец. Ответ из Баку пришел незамедлительно, но ложка дегтя уже испортила всю бочку меда: «Уважаемый Петр Миронович! Мне чрезвычайно больно, что при передаче газетам поправок и дополнений к Вашей речи по торжественной речи на торжественном заседании в Баку по вине наших товарищей непростительная ошибка произошла. Это тем более обидно, что я, как и многие бакинцы, принадлежу к почитателям Вашего ораторского мастерства, всегда с удовольствием слушаю Ваши выступления по телевидению, внимательно читаю все доклады и речи, публикуемые в «Советской Белоруссии».

Нашу ошибку частично удалось компенсировать исправлениями, которые вышли 26 апреля и чуть позже.

Примите самые искренние извинения. С глубоким уважением Гурвич, директор Азербайджанинформа.

18 июля 1980 для участия в церемонии открытия Олимпийских игр в Москву с отдыха возвращался Брежнев. Прибыл туда и Машеров.

Олимпиаду бойкотировали США и его вассалы, зажженный на Советской площади в Москве от олимпийского огня 19 июля уже был доставлен в город-герой Минск. В столице Белоруссии проходили на стадионе «Динамо» встречи группового футбольного турнира. Туда вместе с факелом Олимпийского огня прибыл и Машеров.

Но перед началом первого матча оставалось время, и неугомонный Петр Миронович решил побывать на полях республики – «война войной, обед по распорядку. Перед Валерьянами развернулись хляби небесные, и водителям пришлось снизить скорость. Стало скользко на мокром асфальте, может и занести на крутом повороте.

Так и получилось с ехавшим навстречу кортежу Машерова «запорожцем». Его крутануло на скользкой дороге почти перед самым носом Машеровской автомашины, но столкновения не произошло из-за решительных действий водителя первой машины сопровождения. Иван Александрович не растерялся и принял левым бортом автомобиля удар неуправляемого «запорожца», отбросив его на обочину, как спичечный коробок. «Авария» не произошла.

Чайка Петра Мироновича беспрепятственно проскочила по инерции несколько метров и остановилась.

Машеров вышел из автомашины, подошел к месту катастрофы, но убедившись, что все участники ДТП живы и здоровы, продолжил путь. Но график движения уже нарушился. Чайка, несмотря на неблагоприятные погодные условия, увеличила скорость. Открытие Олимпийских соревнований нельзя сорвать. И на стадион «Динамо» «чайка» уже не въезжала, а влетела, соответствуя своему названию.

В самый разгар Олимпиады, 25 июля умер Владимир Высоцкий. Об этом горестном событии в Москве не сообщалось, но попрощаться с любимцем народа. Многие его почитатели, каким-то образом узнавали, и вереница желающих почтить память Владимира Высоцкого была бесконечной.

А уже 29 августа 1980 года Петр Миронович встретился в Алма-Ате с Брежневым на 60-летнем юбилее Казахской ССР и Компартии. Выступил с поздравлением, в свою очередь, и Машеров. Леонид Ильич во время произнесения речи недовольно морщится и отворачивается от говорящего с трибуны оратора.

Телекамера бесстрастно запечатлела раздраженную гримасу Генсека и его беспрецедентное отношение к Машерову. А кадра алма-атинского остросюжетного репортажа программы «Вести» посмотрела вся страна.

Полина Андреевна при встрече заметила резкую перемену в муже, после его возвращения из Алма-Аты: он стал мрачен, неразговорчив, и на все расспросы отмахивался. Она и перестала его беспокоить. Но, когда Петр Миронович немного отошел, все же спросила мужа:

- Петенька не мучайся, не рви свое сердце. А лучше расскажи, что произошло, тебе и полегчает.

- Я глубоко разочаровался в нашем руководстве – грустно ответил Петр Миронович. Там нет такого человека, который бы был идеалом, лидером партии, который смог бы умело строить здание нашего общества для будущего поколения.

- Я понимаю тебя, - согласилась Полина. – Ты не из тех, кто после каждого незначительного указания из Москвы, сразу же прикладывают руку, к козырьку: будет сделано! Ты всегда высказываешь свое мнение по любому заданному тебе вопросу. Поэтому твоя излишняя самостоятельность и самодостаточность раздражает руководство вверху, отсюда и надвигаются тучи неудовлетворенности тобой.

---

НЕДОПЕТАЯ ПЕСНЯ

Михаил Иванович Лагир позвонил Машерову и попросил аудиенцию:

- Мне необходимо переговорить с вами, Петр Миронович, о злоупотреблениях некоторых высоких руководителей.

- На то вы и председатель народного контроля, чтобы и разбираться со злоупотреблениями любых руководителей, – ответил Машеров. – Приезжайте, я жду. Время у меня осталось мало. Я собираюсь выехать по срочным делам.

Переговорив с Лагиром, он проводил его до дверей кабинета, а сам пошел в комнату отдыха, что-то забыл там, что пригодится в дороге.

В кабинет зашел помощник Петра Машерова Виктор Крюков и, не увидев своего шефа за столом, решив, что тот уже спустился к машине, выключил свет согласно инструкции.

В это время Петр Миронович и вернулся в кабинет, с усмешкой сказав:

- Я еще не ушел, а вы уже свет выключили.

- Извините, Петр Миронович, я не знал, что вы еще здесь.

- Ладно, махнул рукой Машеров, но все же упрекнул мимоходом Виктора:

- Спеши не торопясь.

А в это время загружался картошкой шофер Николай Пустовит, молодой паренек чуть больше тридцати лет. До места разгрузки Николаю нужно было проехать километров двадцать. Как только с проселочной дороги он выехал на шоссе Брест-Москва, Пустовит обрадовался и решил прокатиться по трассе с ветерком. Скорость набрал скоро и довел её до 70 километров в час. Несется, будто погибели ищет – вздохнула женщина пассажир на встречной машине. А Николай, не зная о реплике женщины, думал, что день у него не заладился. Утром он завез на грузовике сына в школу и уже в 8 утра был на работе. Получил наряд на перевозку свеклы. Картофель должна была перевозить другая машина, но она испортилась. Главный агроном дал приказание: первую же освободившуюся машину направить на загрузку картошкой. И Пустовит как раз и стал этим первым водителем.

Загружали кузов машины грузчики неторопливо. Так и, недогрузив, ушли на обед. Через час Коля вернулся, но рабочие «забузили».

- После вкусного обеда, по закону Архимеда, - процедил сквозь зубы вислоухий парень, - полагается поспать. А ты нам предлагаешь кидать клубни на самый верх самосвала. Проваливай побыстрее в рейс. Не мешай нам пищу переваривать.

Пустовит опешил:

- Да мне же при разгрузке в кутузку посадят, что часть груза я налево продал.

- Кто там тебя проверять будет – лениво проворчал все тот же «командир», езжай восвояси тебе говорят!

Но Пустовит все же пошел в бухгалтерию. Ему нужен был документ, накладная.

- Сколько загрузили, столько и везите, - сказал главбух и выписал документ.

Водитель Маза Тарайкович, увидел эскорт из трех автомобилей, двигающихся по осевой линии, первой шла белая «Волга» с включенным маячком и фарами красного цвета. За ней черная «Чайка», а последней желтая «Волга», так же с включенным маячком и фарами.

Водитель Маза притормозил и съехал на обочину. А Николай Пустовит, утратив бдительность, отвлекся, но продолжал нестись вперед.

Когда он очухался, и внимательно взглянул на шоссе, то пришел в ужас: он летел на остановившийся впереди его Маз, борт которого приближался к нему, или он к борту, с сумасшедшей скоростью. Страх парализовал его мозг, не позволив принять нужное решение. Дальше все шло на автопилоте. Николай, чтобы не столкнуться с Мазом, вывернул руль влево и нажал на тормоз.

Водитель «Чайки» Зайцев тоже растерялся, повернул немного руль влево, увидев, что Газ-53, идет на таран, начал тормозить. Но уйти от столкновения не удалось. Газон врезался в бок «Чайки». Еще мгновенье, её от страшного удара развернуло и намертво сцепленные машины отбросило к обочине.

Водитель Маза услышал взрыв и увидел столб пламени над сцепившимися и сросшимися машинами. Тарайкович выглянул из кабины, услышав скрежет металла, и увидел как из горящего самосвала вывалился через правую дверцу человек. На нем горела одежда, и он был похож на пылающий факел. Держась обожженными руками за голову Николай в одних носках ничего не понимая, шагнул несколько шагов от своего горящего самосвала и бессильно опустился на обочину.

Тарайкович подбежал к «Чайке». Старший лейтенант Олег Слесаренко скомандовал ему:

- Оттяни горящий самосвал в сторону.

Но водитель Маза хоть и пытался задним бортом, толкая Газик, расцепить автомашины, но они сцепились намертво.

Слесаренко остановил автокран. Крановщик Васьков тросом оттянул и Маз, и Газ на обочину и подошел к «Чайке». На переднем сидении справа от водителя он увидел человека, засыпанного картофелем, его тело наклонилось влево к водителю. Лицо окровавлено, изо рта и носа кровь стекала струйками на подбородок. Кабина была сильно сплющена и деформирована. Старший эксперт Виктор Ковальков вместе с шоферами и вытянули Петра Мироновича наружу. Им показалось, что сердце его еще бьется, и они отнесли тело в милицейскую машину. Затем достали из «Чайки» водителя Евгения Зайцева и сотрудника КГБ майора Валентина Чеснокова и положили их бездыханные тела на обочину. Два врача, проезжающие мимо, констатировали смерть.

В автомобиле Газ-53 сгорели до металлических ободков колеса, радиатор сжат и раздавлен, лобовое стекло разбито.

6 октября во всесоюзной печати, на первых полосах всех республиканских, областных, районных газет был помещен некролог: в результате автомобильной катастрофы трагически погиб Петр Миронович Машеров.

Некролог подписали виднейшие деятели партии и государства от Брежнева до Шеварднадзе по алфавиту. В некрологе говорилось: «Перестало биться сердце пламенного коммуниста, известного деятеля Коммунистической партии и Советского государства, вся сознательная жизнь которого была отдана строительству коммунизма. П.М. Машеров на всех участках работы проявлял творчество и инициативу в осуществлении политики партии. Его отличали беззаветная преданность великим идеалам коммунизма, огромная энергия и человечность, личное обаяние и скромность. Все это снискало ему признание, высокий авторитет в партии и в народе».

Сухой язык некролога все же отразил четко саму суть натуры человеческой Петра Мироновича Машерова. Ведь в любом случае некрологи пишутся согласно протоколу и сложившимся партийным традициям.

А вот поэтесса Шевелева, хоть и назвала поэму «Коммунист», посвященную Петру Мироновичу, но написала она стихотворные строчки не чернилами, а душой. Поэтому и строчки проникнуты такой пронзительной тоской и задушевностью, но чувства к ушедшему преждевременно в мир иной замечательному человеку так светлы и проникнуты надеждой, что его имя будет сиять на небе будущим поколениям путеводной звездой:

Горе – оно многоликое:

Может застыть вроде инея,

Стать неподвижным унынием,

Или… Ступенькой великою!...

Тяжкая глыба рыдания,

Тучи тяжелые, серые…

Вера в лучи созидания,

Плачь Беларусь, по Машерову!

В двух последних строчках Шевелева попыталась соединить два несовместимых понятия: жизнь и смерть. Она предлагает верить своей стране Беларуси, верить в лучи созидания, свет которых и нес Машеров народу. И одновременно предлагает своей Матери-Родине поскорбить о безвременно погибшем сыне своем, поплакать о Машерове, который шел всегда впереди, держа факел в руках, освещая путь народу. И народ доверял ему, и шел непроторенной дорогой, а по ямам и ухабам и верил, что они выйдут из тьмы на просторы, залитые ярким светом.

А бесконечная людская река медленно текла вдоль постамента, на котором был установлен гроб с телом Машерова.

Полина Андреевна получила целый портфель телеграмм – соболезнований от отдельных людей, организаций и коллективов не только из центральной России, но из Сибири, Дальнего Востока, со всех республик и из других стран.

- Но к сожалению – с болью в сердце думала Полина Андреевна, - почему-то никто не позвонил мне и не выразил соболезнование, никто из членов Политбюро ЦК КПСС. В том числе и Брежнев, хорошо знавший меня. Только венок прислал.

Потом, стоя у гроба, она заметила, что никто из членов Политбюро не пришли попрощаться с мужем, прислали только Замятина. Зато пришли делегаты от всех Союзных республик и космонавты: Климук, Коваленок и Николаева-Терешкова.

Траурный митинг закрыт, и похоронная процессия двинулась к кладбищу под проливным дождем. Как будто природа услышала поэму Шевелевой и горько заплакала, провожая Машерова в последний путь.

Процессия шла по людскому коридору. Взрослые и дети стояли под зонтами, а по лицу их струились капли, но не дождя, а от горьких слез. А дождь еще больше усилился и превратился в затяжной холодный осенний ливень. Такое явление осенью – весьма редкое…

У могилы выступил с прощальным словом Председатель Совета Министров БССР Аксенов:

- Неимоверно тяжелая, невозвратимая утрата потрясла наши души. Неодолимым чувством глубокой скорби, душевной боли и горечи охвачены в эти дни сердца коммунистов, трудящихся Белоруссии, всех советских людей. Здесь у его последнего земного порога, мы прощаемся со славным сыном белорусской земли. Такие былинные люди, как Петр Миронович Машеров, не уходят навсегда. Они остаются в строю с результатами своего труда, своей борьбой, силой своего нравственного и духовного влияния на судьбы людей, которые продолжают то великое дело, за которое они боролись.

Полина Андреевна пошла на кладбище и на второй день после похорон мужа. Весь надгробный могильный холмик был усыпан медными монетками.

- В народе есть такое поверье, – подумала она – бросать монеты на святые места. Вот так люди и выразили свое жертвенное признание моему Петеньке. Он никогда принародно не признавался в любви к людям, но в ней никто в народе и не сомневался. Ни один человек, кто знал его по делам…

---

ПРЕДЧУВСТВИЕ

Дома Полина Андреевна села за стол, её затуманенный взор уткнулся в портрет улыбающегося мужа, уголок которого перечеркивала наискосок черная траурная ленточка, и стала вспоминать.

- Весь год этот был каким-то тяжелым – думала она. – Меня с наступлением Нового 1980 года стало преследовать чувство: что-то должно произойти. Да и у Пети на душе кошки скребли. Он стал совсем непохожим на себя.

Вот и в тот предновогодний вечер Петр Миронович пришел домой за 15 минут до боя кремлевских курантов, хмурый и чем-то расстроенный.

Его любимая доченька Наташа спросила:

- Папа, ты, наверное, письмо какое-то нехорошее получил? Мы же ничего плохого не делали. Тебе нельзя огорчаться за свою семью, за своих детей, ведь мы себя ведем как паиньки. Зато тебя все ждем с нетерпением за праздничным столом.

- Перестань, Наташа, - отмахнулся отец. – Я всегда доволен вашим поведением. Извините, что я немного задержался и заставил вас так долго ждать меня. Я весь вечер читал жалобы, письма, которые идут в мой адрес. И там ничего плохого о моих детях не было написано.

Наташе тут же попала в рот смешинка, и она прыснула в кулачек.

Полина поднялась со стула и пошла в прихожую, что бы помочь снять пальто мужу. Мимоходом шепнула ему:

- Я всегда удивлялась твоим хорошим манерам в разговорах с людьми. Вот одной фразой сумел поднять нам настроение.

У Машерова слетела с лица мрачность и он, улыбнувшись, ответил:

- Хорошие манеры, Полинка, это самая надежная защита от людей с плохими манерами.

- Ты, Петенька, не очень-то заносись так высоко, - пошутила Полина. – От кого тебе нужно защищаться? Неужели от нас, которые так искренне любят тебя? Я думала, что ты мне скажешь сейчас что-то очень важное, но ты опять все обратил в шутку.

Встревожилась Полина Андреевна и когда Петр Миронович неожиданно для семьи вылетел на вертолете в родные места, там, где стоял дом его родителей. Он давно туда не ездил, и как будто чувствовал уже дыхание смерти – поехал попрощаться с родными местами накануне.

Люди собрались гурьбой. Вынесли на улицу стол, поставили на него кринку молока и стакан. Знали, что его можно угощать только молоком. Никогда бы он не пригубил вина, а тем более водку. Не ел он в гостях и мясо, а молоко закусывал духмяным хлебом.

Односельчане задавали Машерову вопросы, он честно отвечал на них. После задушевного разговора допил молоко и сказал:

- Поеду в Россоны, навещу могилу матери и погибших партизан.

Съездил Петр Миронович в Ровное Поле, где базировался во время войны отряд Щорса.

Там ждала Машерова неожиданная встреча.

В Ровное Поле приехал во время приезда Петра Мироновича его партизанский адъютант Иван Шепило, которого он очень любил и уважал. Ведь все жаркие бои, в которых участвовал отряд, он прошел бок о бок с Иваном.

Встреча была трогательная, но еще трогательнее произошло расставание. Они так обнимались, так обнимались. Словно чувствовали, что прощаются навсегда.

А Машеров, сев в кабину вертолета, облетел все свои родные места, жадно вглядываясь в окрестности. Не мог налюбоваться родной природой. Это были последние его деньки. Но кто же знал об этом?

Хоронила Петра Мироновича вся республика. Полина Андреевна смотрела по сторонам и видела, что столько людей пришло провожать его в последний путь, что власти не знали, что и делать.

Пенсию ей назначили большую – 250 рублей. По распоряжению из Москвы. Предоставили и льготы, которые были положены по статусу: дачу выделили, машину закрепили. Она была признательна за это, но на душе была неимоверная тяжесть. В Минске некоторые товарищи, которые вроде были ими при жизни мужа, стали принижать его заслуги, или просто замалчивать его проделанную грандиозную работу во благо Беларуси.

Частенько навещала её только Нина Леоновна Снежкова. И Полина Андреевна радовалась, когда та забегала к ней:

- Ко мне, Ниночка, никто кроме тебя не заходит – вздыхала при встрече Машерова. – Никто из сотрудников Пети, которые и теперь при должностях, ни разу не заглянули ко мне, не переступили порог нашего с ним дома, в котором частенько бывали. А тут и перестройка подпятила. А за ним и 1991 год.

- Да, - согласилась Нина Леоновна, - все наши надежды и мечты о нормальной счастливой жизни рухнули в один момент.

- Обобрали меня до нитки – сказала Полина Андреевна. – Отобрали у меня дачу, хотя я не бесплатно ею пользовалась, а платила за проживание на даче.

Не всегда могла допроситься машины, чтобы доехать на кладбище. Здоровье стало неважное, да и возраст давал о себе знать. И меня стало вдруг преследовать чувство страха. Хотя войну прошла и не боялась, а тут оказалось, что я виновата уж в том, что мы в этой войне победили. В прессе появились статьи, направленные против Петра Мироновича.

С Полины Андреевны сняли пенсию мужа, а новую не назначили. Она почти два раза ни копейки не получала. В 1992 году в Совмин, чтобы ей разъяснили, в чем же она провинилась, что ей заслуженную, завоеванную пенсию не выплачивают. Один из чиновников самодовольно ухмыльнувшись, с презрением оглядев с ног до головы просительницу, по-хамски «объяснил»:

- Кончилось ваше время!

Полина Андреевна замкнулась, перестала общаться даже с теми, с кем еще можно было бы общаться, а в голове застряла фраза хама: «Твое время кончилось»:

- Значит, я уже не живу, коли мое время кончилось – печально размышляла Полина Андреевна, чуть ли не вскрикивала вслух. – Мне непонятно, почему забыли вдруг все человека, который все делал для людей и ради людей. Не для себя, не для семьи, а для людей. У моих детей нет своих дач. Раньше отец не разрешал им строить, а теперь у них нет таких денег, чтобы можно самим купить. Или построить коттедж.

Еще более шокировало Полину Андреевну событие, которое произошло в Беловежской Пуще. Петр Миронович стал в Бресте секретарем обкома. Брестская Крепость первой встретила и грудью защитила страну на целый месяц после нападения Фашистской Германии на Советский Союз. А в декабре 1994 года на даче «Вискули», надежно скрытой от посторонних глаз пущанскими лесами, руководителями трех республик – России, Украины и Беларуси – Борис Ельцин, Леонид Кравчук и Станислав Шушкевич предрешили судьбу СССР. И он распался от росчерка пера этих лиц.

Будь жив Машеров, он такой документ не подписал бы. Но:

До боли краток оказался век,

А в памяти останется навечно

Большой и очень скромный человек,

Которого любил народ сердечно.

А ведь у Станислава Шушкевича была поддержка от Петра Мироновича, когда он работал в научной лаборатории в Белгосуниверситете. И он даже став непримиримым принципиальным врагом Машерова стремился спекулятивно использовать честное имя Петра Мироновича.

Полине принесли как-то предвыборную листовку Станислава Шушкевича.

На ней был изображен Машеров во время посещения Белгосуниверситета, а рядом с ним стоит заведующий кафедрой Шушкевич. Подпись под этой фотографией гласила: «Два человека, которые олицетворяют Совесть Беларуси».

Полина Андреевна так и ахнула:

- Такого наглого, нахального цинизма я себе и представить не могла. С этим, пожалуй, можно сравнить только «закрытые» выступления некоторых партийных руководителей конца 80-х годов, посвященные преодолению «культа личности» Машерова. Попробовали бы, даже тогда сказать, народу открыто! И убеждена, что за развал Советского Союза в Беларуси, Шушкевича люди любить не смогут, они этого ему никогда не простят.

В день 15-летней годовщины гибели Петра Мироновича в дверь позвонили. Внук Володя, который родился после смерти дедушки, пошел открывать. На пороге стоял Президент Александр Григорьевич Лукашенко. С огромным букетом цветов. Это был первый руководитель республики, который за 15 долгих лет нашел время посетить вдову Машерова.

А на день Победы Президент всегда первым возлагает цветы, Полина Андреевна сама видела там Александра Григорьевича, а, проходя возле Символа факела Данко – Вечного огня, понимает, что именно благодаря Лукашенко, шушкевичам не удалось загасить этот благодарный огонь. Не дал он растоптать память о тех, кто не пожалел собственной жизни, защищая свою Родину. Это Александр Григорьевич, приняв от Машерова эстафету, высоко поднял над головой Пылающий факел Данко и продолжает освещать путь белорусскому народу, чтобы не сбиться с правильного курса. Не позволил он растоптать шушкевичам даже маленькие искорки, которые рассыпаются от факела Данко, шагая по трудной дороге, которую должен преодолеть только идущий…

И этот огонь, который несет Лукашенко – не опасен для людей: в его пламени могут сгорать знаменосцы, а народу он несет только тепло и свет!

Владимир Крайнев