Зато на форзаце саму Нилу увидел на фоне сочных ярко-красных роз. Такие же яркие, цветистые, сочные и пафосновосторженные отзывы – рецензии известных литераторов: Льва Анненского, Игоря Михайлова и Валерия Дударева в предисловии. Прочитав его, подумал, что держу в руках шедевр мировой литературы или, по крайней мере, бы классику нашей российской литературы.

Одни названия чего стоят: «Вахта независимости», «Цветослов на каждый день», «Сберечь пространство».

В обыкновенном перечислении имен детей Настуни и Гната: Вали, Степы, Павлуши, Вани, Васи, Володи и Гануси – лев Анненский неожиданно увидел и услышал ритм этнически матримониального подхода как в ветхозаветном тексте: Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова… Получается, что проза Лычак - книга книг. Вахтой независимости лев Анненский назвал свою рецензию не по текстам прозы Лычак, а по своей служебной командировке, побывав в высоких широтах Крайнего Севера. Гостеприимные северяне пригласили его на рыбалку, а в рыбацкой избе угостили его… галушками. Среди сушившейся на веревке одежды Анненский увидел выцветшее сшитое из двух кусков полотенце. С трудом угадывался первоначальный цвет – желтое, голубое.

- Не желто-голубое, а жовто-блакитное! – со смехом подхватили украинские рыбаки – у нас тут своя колония! Не хотите ли горилки – за незалежность! Будьмо!

Незалежность - это по-русски независимость. А украинцы, работающие на Крайнем Севере в России, считают себя даже, работая на вахте, независимой колонией. Вот вам и восклицательные знаки, выражающие восторг, вот вам и название: «Вахта независимости».

Но как бы взахлеб Анненский не расхваливал творчество Лычак, её «Васильки» он не мог уйти от объективных замечаний реальности:

- Композиционный принцип – мозаика «случайных» главок-эпизодов, перетасованных вроде бы «вслепую».

Даже стыдливо заключив слово «случайных» и «вслепую» в кавычки, Анненский вдруг спохватывается, что проговорился об истинной сути прозы и снова начинает говорить о музыкальном ключе, общей мелодии, о камертоне, который задает её каждым эпизодистые картины.

Как видите повесть «Васильки» не этническая сага, а эпизодики главки случайной абстрактной мозаики вслепую перетасованное по которым очень трудно не только составить какую-ту цельную картину – смысл повествования понять трудно.

Эта оценка невольно прорывается сквозь фонтан славословия и другого рецензента – Игоря Михайлова: «Безыскусность сюжета повести «Васильки» идет от наивного реализма, где даже унылая будничность напоена созерцательной бесконечностью… И жизнь персонажей получается какая-то нескладная, не литературная, фразы рубленые, расколотые автором вдребезги, может быть, даже намеренно, ритм рваный, неровный, словно дыхание человеческое, словно жизнь неустроенная».

Дальше фраза Игоря Михайлова повторяет размышление Льва Анненского о случайной, вслепую сотворенной, а потому малопонятной мозаике:

- Книга, как лоскутное бабушкино одеяло на большой кровати с пирамидой подушек… Нила Лычак в стороне от современного монструозного мейнстрима. Она как мушка в янтаре, застыла в том времени, когда сюжетная нить плелась в руках автора неторопливой вязью…

Нельзя не согласиться в целом с Михайловым. В высказываниях разглядеть связный сюжет в «слепой» мозаике и в бабушкином лоскутном одеяле весьма трудно.

Я, к сожалению, не сумел. Но в конце рецензии Игорь Михайлов растолковал мне неразумному:

- За осторожными (робкими?) штрихами и плавными линиями Нилы Лычак бродит, бражничает целое соцветие сюжетов, смыслов из жизни. Только вот открывается все это не каждому.

Мне это не открылось «в ворохе рассказов и миниатюр» Нилы Лычак. Куда уж нам дуракам чай пить!

Вот если бы пображничал, то может быть и у меня глаза всё в другом свете увидели всех.

Валерий Дударев пошел дальше всех. Он не видит ни одного недостатка в «Васильках» Нилы Лычак – только достоинства. У него в рецензии Ниле выпала замечательная миссия, достойная всяческих похвал, она пытается сберечь повествовательное пространство русской литературы. Он ругает, на чем свет стоит, и не безосновательно современных, так называемых писателей, которые, «растут, как грабы: тиражируют, получают премии и… благополучно исчезают».

Ругает Дударев их за пластмассовый язык, отсутствие стиля и замысла сюжета. Как будто в повести «Васильки» Нилы Лычак все три последних перечисленных компонента: стиль, замысел и сюжет присутствуют.

Наверное Валерий Дударев не читал рецензии предыдущих авторов: Льва Анненского и Игоря Михайлова. Они написанное (смотри выше) отметили мимоходом, правда, что этих компонентов в прозе Лычак нет. Читать её книгу трудно. Признает это и Дударев:

- Это трудное, но благородное чтение. Что нельзя сказать о языке Нилы так это: «Он не пластмассовый».

Лычак удается умело описывать явления природы, пейзажи: «тоненькие березки искривились звездочками». Или «наступает, наконец, долгожданное – пора цветения», или «глубокая ночь внезапно раскинула…» - цитирует живописность обыкновенных, в общем-то, фраз Нилы Лычак - Анненский.

А Валерий Дударев восторгается кулинарными блюдами, описанными Нилой. Нравится ему прозрачный холодец с цветочками – звездочками из вареной моркови и листиком петрушки, кровянка с гречкой, лапшой и голубчики в сметанном соусе.

Н стоило описывать природные явления на 512 страницах? Эльдару Рязанову удалось сказать о них в одной фразе. В ней всего 5 (пять) слов, включая и предлог «У» - «У природы нет плохой погоды». Добро, если бы Нила Петровна поместила свои зарисовки-пейзажи в специальный журнал, наподобие когда-то замечательного издания «Заметки юного натуралиста». Читающие даже классиков, опускают места, где идет описание природы, если они не отражают эмоции литературного героя или же неотрывны от происходящих событий в повести. У Лычак они возникают в виде телезаставок для заполнения пауз между двумя передачами. Теперь даже заставки большая роскошь для телевидения. Все паузы заполнены назойливой рекламой. Обычно, читателям о кулинарных изысках неплохо рассказывал в телепередаче, когда Андрей Макаревич, а теперь Иван Ургнат, не удержался от соблазна даже такая величина в кинематографе, как Михаил Пореченков. Передача называется ещё короче. Одно слово, но какое – «Смак».

Неплохо у Нилы Лычак в «Васильках» изображены народные промыслы. Можно узнать в книге, как подковать коня, покрыть крышу соломенными снопами, как убрать, в зависимости от влажности воздуха, пшеницу – серпом или косой. Такое подробное описание народных ремесел неоценимо для этнографического музея или для дачного сборника «Сделай сам». Но в реальной жизни земляки Нилы не станут крыть соломой свой коттедж. Они предпочтут снопам металлочерепицу.

Признаюсь сразу, почему я книгу Лычак «Васильки» отожествляю с повестью «Васильки»: другие её произведения, помещенные под одной обложкой, не читал. Честно говоря, я не прочитал полностью и повесть «Васильки», не хватило терпения на «трудное», но «благодатное чтение». Но кое-что вынес и усвоил из повести в 54 главы.

Поместье досталось пятилетней Наталэчке с бабушкой.

«Время летело. Внучка подрастала, осталась неграмотной», - так оканчивается первая глава повести «Васильки». В общем, в огороде бузина, а в Киеве дядька. Почему в поместье даже с одной бабуней Наталэчка осталась неграмотной – непонятно.

Во второй главе прикоснешься к тайне характера Наталэчкиного двора. Она горда и упряма. «Красиво вырезанные тонкие губы надменно смыкались, с вызовом смотрела она на окружающих. Презрение к неумытым мужикам так и рвалось наружу».

Наталэчка завела новый порядок в поместье – тишина резала слух. Безропотно выполняли слуги все капризы: молча, выращивали кур, пластали рыбу, без слов ухаживали за вишневым и яблоневым садом, лошадьми и скотом.

Непонятно, как удавалось держать в повиновении неграмотной женщине слуг. Обливала ли она кипятком дворовых девок, как Салтычиха и беспощадно порола кнутом не лошадей, а кучеров и конюхов на конюшне. Кто служил у красивой Наталэчки палачом, эти подробности опущены. Берут сомнения и о бессловесности слуг. Выращивать кур и при кормлении даже «Цып, цып» не произнести, как людей запугать-то надо? Неужели почувствовав себя просто рабочим скотом даже на животину не бессловесную, а мычащую, хрюкающую, ржащую мужики, разозлившись ни разу, не прикрикнули: «Я тебе покажу, стерва ты худая, где раки зимуют». А может быть выбирали выражение и покрепче.

В третьей главе маленькая шляпка на голове Наталэки создала ей все-таки сказочный образ. Кот Вася синими глазами засматривался на неё. Тут нет никакой мистики. Кот – это фамилия парубка.

А как встретились однажды в лесу, с тех пор не расставались с «Васильчиком, Василечком, Василеночком», – так ему шептала Наталэчка.

Потом появились синеглазые Васильки их дети. За горсть золота поменяли фамилию Васильку – Котецким он стал. Суля золото, заманивала Наталэчка своих детей в католический костел, обещала им свои поля, замки, рассказывала им сказки, легенды. Делала вид, что читает, держа книгу вверх ногами.

Мать не могла смириться с недопустимым поведением своих неотесанных потомков. Доля участия отца Василька в воспоминаниях их не указана. Хотя, кроме улучшения демографии он мог бы каким-то образом воздействовать на своих детей, которых, по словам Лычак, любил слепой материнской любовью.

В конце концов, милая Наталэчка поступила мудро: отдала сыну Василию и золото и землю. Он единственно уступил просьбе матери и выкрестился в католическую веру.

А остальные? Жили обыкновенной жизнью тех смердов-крестьян при виде которых кривились тонкие красивые губы Наталэчки. Будут знать, как мамочку и бабушку не слушаться, да над её безграмотностью подшучивать. Выращивали картофель, рожь и пшеницу. Трудились усердно на хозяйской ниве. Рассыпались Васильки по всей стране. В 54 главе маленькая девочка с тонкими губами на всех листах альбома рисует синие цветы различной величины. Мама спрашивает: «Почему везде только синие цветы?».

- Мамочка, - отвечает девочка, - самые красивые цветочки на земле – васильки, синего цвета!

Почему же тогда сама автор сфотографировалась на фоне кустов вьющейся красной розы? Ведь под названием «Васильки» написано – «памяти рода нашего».

На этой фразе можно было бы поставить жирную точку. Но, собираясь на встречу со старооскольским поэтом Борисом Новичихиным, просмотрел его стихотворный сборник «Колокола» и сделал открытие. На литератрной ниве России существует ещё одно художественное произведение под таким же названием, как и у Лычак – «Васильки». Хотя сборник и вышел в 2009 году, но в редакции издательства «РОСА» отмечена дата написания «Васильков» Новичихиным – сентябрь 2008 года. Так что о каком-то заимствовании авторов друг у друга не может быть и речи. Они написали свои «Васильки» независимо друг от друга – параллельно.

Но как сказал сам поэт Борис Новичихин в своих «Васильках»: «Нет, судьба у них совсем другая: души наши цветом веселят». Они не смогли потеснить рожь, которая по былинному густая-прегустая «выросла колосьями до неба» и позволила «только лишь местами» цвести цветочкам нетленной синевы.

Есть в сборнике Новичихина небольшая, но объективная рецензия поэтессы РОСА Веры Котенёвой на стихи поэта. Вот несколько фраз из неё: «Это всегда новый взгляд на обычные вещи и явления. Что заставляет человека браться за перо, мучиться, выдумывая такие словосочетания, которые освободили бы его от тяжелого бремени и вызывали восторг и удивление у людей. Это какой-то вечный зов духа.

… Я не знаю среди своих друзей-поэтов богатеньких, респектабельных, осторожных. Большинство среди них бескорыстных, порою наивных, но всегда открытых личностей. Такой личностью является поэт Борис Новичихин».

Готов подписаться под каждой фразой, под каждым написанным словом Веры Котенёвой – они объективны. У меня «Васильки» Новичихина от его поэзии, как и написала Котенёва, возникли именно те эмоции: «вызвали восторг и удивление».

Не буду больше растекаться мыслью по древу, а предоставлю слово самому поэту. Он и его стихи сами постоят за себя. Стихи нежны, мудры, светлы и прославляют янтарного цвета колосящуюся рожь на сельскохозяйственной ниве.

«Васильки»

Выросла колосьями до неба,

Меж стеблей нет места для травы,

Лишь мелькают звездочки по хлебу,

Пятнышки небесной синевы.

Удивленный взгляд ночами снится,

Будто, что-то хочет рассказать.

Рожь густая вольно колосится,

А за ней раскрытые глаза.

Не подумав, кто-то их ругает,

К сорнякам причислив на полях,

Нет, судьба у них совсем другая:

Души наши цветом веселят.

Рожь густая выросла густая.

Меж рядами тесно, нет травы.

Но местами, только лишь местами –

Васильки небесной синевы.