Владимир Крайнев

Писателю Владиславу Мефодьевичу Шаповалову фронтовику и ветерану Великой Отечественной войны шел 88 год, когда он в честь знаменательной даты 70-летия сражения на Прохоровке сел за письменный стол, чтобы создать очередное литературное произведение. А когда я прочитал название «Чаровник звона» и первую фразу: «Если выбрать один из этих синонимов и приложить его к пасечнику Тихону Васильевичу Лукину, то можно вывести уравнение: очарователь пчелиных сердец», то замысел патриота русской литературы сразу же понял. С разъяснением этого слова «чаровник» из толкового словаря В.И. Даля, которое стало одновременно и эпиграфом повести - «Чаровник – волхв, мудрец, кудесник, обаятельный человек, очарователь…», мое сердце тревожно забилось.

- Неужели, - с опаской думал я, - классик решил написать продолжение своей чудесной поэмы «Медвяный звон», ставшей жизнеутверждающим шедевром в нашей великой русской литературе. Повторение, по Суворову, только в военном искусстве и науке – мать учения. А в художественном творчестве повтор всегда лишь только бледная копия оригинала, которая может дискредитировать творца. Ведь еще в Древней Элладе родилось философское изречение: «В одну воду реки нельзя войти дважды».

О, как правильно сказал мудрец! Вода и время текут только вперед, и остановить их невозможно. Нельзя вернуться назад ни в свое прошлое, ни во второй раз коснуться в реке тех же водяных капель, которыми ты умывался в детстве или в юности.

Но опасения мои были напрасны. Да, главный герой художественного произведения «Чаровник звона» пасечник Тихон Васильевич Лукаш, малоизвестный, если сказать жестко никому неизвестный за пределами своего адреса проживания, вполне реально существующий человек. Эти слова можно взять как эпиграф мой: «Родина моя, Матушка Россия. Но крепка семья, люди и земля, в них твоя вся сила, то и сильна Россия». Только «Чаровник звона» не документальная проза, а высокохудожественное литературное произведение, основанное на реальных событиях и не только на пасеке в мирное время, а во время Великой Отечественной войны.

У повести «Чаровник звона» есть и второе название, автор до поры до времени скрывает и заключил его в скобочки – «Четвертое поле». Да и образ главного героя Лукина так-таки при всей реальности, хотя бы внешне, всё же собирательный.

Писатель Шаповалов приводит очень интересное сравнение внешности героя «Чаровник звона» с лицом пасечника из «Медвяного звона». Художник иллюстраций для поэмы Станислав Косенков ездил по многим пасекам. И, когда Станислав Степанович воплотил образ пчеловода в графике, писатель Шаповалов удивился – сложенный им собирательный образ своего героя в купе чудесным образом сошелся воедино, совпал с образом реального человека. Потому с первой же страницы «Чаровник звона» делает автор обобщающее сравнение людей нашего народа.

«Одарённая ветвь славянских народов озарила мир величайшими умами, как в области культуры, так и в сфере науки, и великих изобретений. Их имена золотыми буквами вписаны в скрижали достояния человечества. Но в нашей национальной скарбнице закута южно-приграничного окрайка земли русской не счесть и неведомых имён, самоотверженно отдавших все свои силы на благо нашей общежительности. У них поуже разворот плеча, но та же высота национального духа, та же гордость за свою славную Родину. Та же общая, неуёмная боль за её неустроенность. Я бы назвал их Подвижниками Отечества».

А пасека Лукина расположилась на поле возле хутора Засечного. Он получил эти поля благодаря программе белгородского губернатора Евгения Савченко, по которой земля закреплялась за хозяином навечно, без права продажи, а с передачей по наследству.

В первую же весну семья Лукиных почувствовала эхо войны. Вера Петровна, супруга Тихона, вскапывала грудку, а лопата тотчас чиркнула по металлу, железякой оказалась стреляная гильза. Так и копала женщина землю, неустанно кланяясь, собирая гильзы. Била поклоны, освободив участок земли от останков огненной битвы на Курской дуге, на Прохоровском поле, а она проходила здесь, чтобы земля освобождалась от гнета войны и вернула себе исконное плодородие. Этот собранный первый страшный «урожай» отвезли в музей Прохоровского мемориального комплекса, и там появился фамильный экспонат семьи Лукиных. Вот как метафорично сказал о нём писатель Шаповалов: «Два патрона – вражий и наш – остриём пуль, уцеленных друг в друга, начинённых не порохом, а землей, замешанной на крови танкового поля…».

Земля рассталась с наследием войны, за которую предыдущее поколение заплатило страшную цену, в большинстве свое, погибнув, пролив кровь, и поле битвы стало отдавать дань последующему поколению, к которому и принадлежал пасечник Лукин.

Владислав Мефодьевич приводит фразу пасечника: «Чтобы работать на земле, надо овладеть многими специальностями».

Притом не самому одному хозяину, а всей семье. Писатель приводит один яркий пример. Однажды журналист спросил самого младшего представителя семьи Лукиных, внучка Петю, когда же он начал работать на пасеке. Тот ответил: «Когда смог поднять дымарь».

«А дымарь на точке первейшее из дел. Руки пасечника заняты рамкой, вот внучек и подпустит сизую струйку, смиряя пчелу. Стамеску подаст или обоюдоострый нож для среза трутневых крышечек. А подрос – и рамконошу притащит. Этот Петя в свои 10 лет самостоятельно снял в лесу рой, улетевший за два километра. Попросил: «Можно, чтоб он был мой?». На передней стенке улья, выше летка, появилось родовое имя внука, начертанное рукой деда».

А Тихон Васильевич добавляет:

«- В том, что дети и внуки нас радуют, есть заслуга пасеки. Оказалось, что она не только даёт прибыль, она и воспитывает. Одно дело, когда родители приучают детей к труду, следуя инструкциям органов образования, а другое - если труд становится жизненной необходимостью. Мы бы не смогли справиться со всеми работами без помощи детей и внуков. Они это пожимают и с удовольствием помогают. Бывало трёхлетний Петя ложится днём спать лишь при условии, если ему пообещают, что без него работать на пасеку не пойдут».

Так причем же тут второе название, закрытое с обеих сторон скобочками – «Четвертое поле»? У меня в голове не укладывается: «Что фронтовик, ветеран Великой Отечественной войны Шаповалов, смог хотя бы случайно ошибиться, сбиться со счета». У нас в России три ратных легендарных поля: Куликово, Бородинское, Прохоровское.

Нет, Владислав Мефодьевич не так прост. Есть в названии не только интрига, а и какой-то секрет. Но раскрыть свою тайну писатель не торопится. Наберитесь терпения, дорогие читатели! Это еще только присказка. Впереди вас ждёт, увы, не прекрасная сказка, а суровая правда жизни. Пока о третьем ратном поле – Прохоровском.

Третье поле

Писатель приводит документальные факты. Читая строки Владислава Мефодьевича, даже 70 лет спустя меня охватывает ужас.

«- Утром 12 июля 1943 года наша пехота попыталась взять господствующую высоту 252,2, где теперь стоит Звонница и, где удобно было развернуть в боевые порядки танки Ротмистрова для наступления. Немцы открыли небывало плотный огонь по площадям. Два пехотных полка полегли… Затем пустили танки. 150 единиц. При дальности прямой наводки «тигров» до полутора километров, при качественной цейсовской оптике для наведения, немцы на большом расстоянии за 45 минут переколошматили всё! А пехоту отсекли и погнали к Засечному…

Тихон Васильевич рассказывал, что его родной дядюшка Денис, сидя в погребе, слышал уже немецкую речь. Подобрались к тыну, а воротца одолеть не смогли. Попятились назад…

Знаменитые наши «ласточки» танковых войск, как называли танк Т-34, летели в тартарары горящими сотнями. 76-миллиметровая пушка с убойной силой прямой наводки всего в полкилометра не пробивала броню «Тигров» даже на близком расстоянии».

Автор «Чаровника звона» для объективности показа сраженья на Огненной дуге представил глазами не только советских солдат и командиров, а также информацией немецких солдат.

Писатель приводит выступление по телевидению интервью германского артиллериста, который участвовал в бою под Прохоровкой: «Изрядно постаревший и уже оплывший телом, дородный немец. Вальяжно развалясь на кресле, рассказывал, «как неожиданно какой-то дурень загнал танки в свои же противотанковые рвы, и я щелкал их на излёте, одного за другим, как орехи». Так кто же был этим дурнем? Тут Шаповалов приводит оценку событий представителю самого высокого уровня – Главнокомандующего Сталина, сказавшему генералу 5 танковой армии Ротмистрову: «Что же ты, мудак, за один день всю армию загубил, а ничего не сделал?». Но потрясают больше всего дневниковые записи Курта Пфёча, добровольца 1 дивизии SS «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Из 12 солдат отделения 20го мотопехотного полка, где служил Курт, погибло 10 человек. И вот какие ощущения испытывал он: «Темп марша был необычайно высоким. Всё выглядело так, как будто надо было, выиграть гонки… Мы не знали, где проходит финишная прямая этих гонок. Если бы нам сказали, что она где-то в районе Прохоровки, вряд ли кто-нибудь из нас придал этому значение. Это название поначалу ничего не говорило. Пока ничего! То, чем Прохоровка станет для нас через сорок восемь часов, у нас пока не было никакого представления. Пока никакого! А пока можно съесть кусочек шоколада и просто осматривать окрестности…

Русские позиции представляли собой кучи земли, лабиринт ходов сообщений, пулеметных точек, блиндажей и позиций противотанковых пушек. Всё это было перепахано бомбами и снарядами. Воронка была на воронке. И всюду убитые. Русские – группками и отдельно убитые…

Горящий танк был русским Т-34. прямое попадание из противотанковой пушки! Голову водителя снесло напрочь, наводчика разорвало, куски мяса прилипли в броне, а сама коробка горит! Одному удалось выскочить, он катался по земле, орал так, что душа вылетала через глотку, а нефть прожигала ему мясо до костей…

Когда после короткого перерыва в атаке появилась следующая волна, русские под скашивающие их с необыкновенной быстротой пулемётные очереди попытались прорваться дальше своих товарищей. Это было ужасно и одновременно потрясающе, с каким упорством они продолжали атаковать, чтобы с неотвратимой точностью попадать под немецкий пулемёт. Картина повторилась. Вынырнула следующая волна. Наступающие попытались проскочить за ряды скошенных перед ними убитых и раненых товарищей и выиграть несколько метров пространства. Стаккато пулемётов их остановило, валило друг на друга и рядом друг с другом. Кучи тел перед немецкими гренадерами становились выше и шире. В перерывах между волнами Пауль и Петер доставали новые ленты, заряжали их и ждали следующей волны. Сумасшествие! Как эти идиоты могут гнать своих людей на наши стволы! Сумасшествие, как они позволяют себя так расстреливать. Упрямо, упорно, тупо, как… от бешенства Курт начал дрожать!».

И тут случилось чудо. Курт увидел неожиданно потери своей армии. «Вокруг лежали убитые немцы.

- Пошли дальше. Нечего тут смотреть. Здесь кто-то из 3-го батальона. Нам снова повезло».

Он, обойдя «кучу человеческих тел, споткнулся о каску и выругался. Вокруг лежали коробки с пулемётными лентами, винтовки, автоматы и кругом – мёртвые: разорванные на куски, изрешеченные, раздавленные танковыми гусеницами. Стоял отвратительный смрад. Запах прилип к языку и плотно обволакивал нёбо.

«Курт понял: иван почти прорвал противотанковый рубеж, сейчас он снесёт его и двинет дальше! Курт решил сползти назад».

«Когда Курт выглянул из-за края балки, то испугался. Жирный чёрный дым, фонтаны земли, стреляющие и горящие танки. Его глаза прижмуривались от ярких вспышек, сверкающих сквозь дым и пыль. Русские! Т-34! Как они близко! Они прорвались. Чтобы не успели подбить «Тигры», проехали дальше! Ни на что, не обращая внимание! Как самоубийцы!»

«Один «Тигр» повесил хобот. В его левом борту зияла дыра. Башню охватили языки пламени, словно факелы. Т-34 на полном газу неслись к «Тиграм» спереди слева. Первые «Тигры» дёрнули гусеницами и повернули. Один задымился, но продолжал ещё стрелять. Иваны мчались на полном ходу, чтобы не дать «Тиграм» воспользоваться преимуществом в дальности стрельбы и бронировании. Они мчались решительно, упрямо, отчаянно. Каждый попавший снаряд на сравнительно малом расстоянии проходил сквозь стальные стены, словно гвоздь через фанеру».

«Курт ничего не чувствовал, ни о чём не думал, не испытывал ни страха, ни радости, ни отчаяния. В голове лишь проскальзывали обрывки мыслей: «Так будет, когда наступит конец света. Именно так, когда пламя обрушится с небес и земля исчезнет в огне и дыме. Где это я слышал? Или читал? Кто это сказал? Библия! Прохоровка и Библия! И настанет день. Настанет? А это не он ли? Ведь земля уже дрожит, горит и дымится. Она ведь изрыгает уже камни, пыль, кусты и деревья. Разве не разлетается всё с грохотом и треском? Это всё ещё война?»

«Сотни стальных чудищ мчатся друг на друга, словно древние ящеры. Сотни стальных коробок едут друг на друга, скрежеща гусеницами, стреляют, разлетаются на куски, взрываются без вариантов, без тактических ходов, одержимо, ожесточенно, подчиняясь лишь одной мысли: или я его прикончу, или он меня. Когда один танк разлетается на части, когда второй вздрагивает от удара и останавливается в искрах, языках пламени и клубах дыма, вперёд выезжает следующий, следующий и следующий, пока они не превращаются в кучу дымящихся обломков. Немецкие танкисты сознают, что они лучше: лучше водят, стреляют и попадают. Русские – в отчаянном порыве, чтобы преодолеть превосходство массой, ожесточённо, фанатично, с ненавистью дерутся до последнего выстрела и, даже загоревшись, продолжают ехать с очевидным намерением таранить врага, взлететь на воздух вместе с «Тигром»!»

«Танковое сражение под Прохоровкой бушевало целый день. И вечер был таким же, как день, а ночь – такой же, как вечер. Горящие танки освещали местность призрачным колеблющимся светом. Остовы танков стояли близко друг от друга в некоторых местах – кучами, так же, как погибшие гвардейцы и гренадёры».

После откровения Курта Владислав Мефодьевич подводит итог ярко и философски точно: «И всё же Прохоровское Танковое поле знаменательно, и мы склоняем перед ним колени символически, ибо символ порою сильнее факта. Символ бывает вечен, факт временен! Прохоровское поле – это символ тьмы.

Стиснутая до пределов Огненная дуга с неимоверной силой разогнулась и сокрушительно саданула двумя концами – северным и южным – по берлинскому бункеру, где спешно начали создавать при ставке третьего рейха сверхсекретный отдел по срочному «поиску возможностей сепаратного замирения с противником не только на Западе, но даже на Востоке».

И цифру в 1500 танков, указанную в Советской энциклопедии, надо признать, если учесть, что бои шли в многокилометровой полосе от Прохоровского поля, где была собрана вся танковая мощь обеих сторон южного фаса Курской дуги. Но из-за неграмотного, а точнее, умышленного искажения событий складывается впечатление о полуторатысячном столкновении железа на клочке земли».

Как здорово сказал Шаповалов о символе – «Символ вечен, а факт временен». Прохоровское танковое поле стало символом ратной доблести России. Прохоровская же Поминальная звонница символом третьего поля. До чего же был мудр писатель, создавая свой журнал художественный общественно-политический 15 лет назад, назвав его тоже «Звонница». Но «Звонница» Шаповалова не поминальная, а маяк, ориентир для воспитания патриотизма в будущих наших поколениях.

Пограничная таможня

Восхищаясь трудолюбием пасечника Тихона Лукина, писатель пытается разобраться в причине исчезновения в истории веков крестьянско-деревенской стране России крестьянства. Владислав Мефодьевич считает, что миной замедленного действия, заложенной под государственно-образующий народ Российской империи, стал в Наркомате по делам национальностей созданный в 1918 году 21 отдел по защите интересов и прав нацменьшинств.

А про защиту прав и интересов основной массы народа России – русских позабыли. Посчитали, видимо, что раз русских много, то они сами себя и защитят.

Резолюция XII съезда РКП(б) в 1923 году подкосила русскую нацию не только политически а и экономически.

«Потом, в 1923 году, русский народ подкосили экономически на уровне высшей власти в резолюции XII съезда РКП(б):

«Ряд республик и народов, не прошедших или почти прошедших капитализма, не имеющих или почти не имеющих своего пролетариата, отстающих ввиду этого в хозяйственном и культурно отношениях, не в состоянии полностью использовать права и возможности, предоставляемые им национальным равноправием, не в состоянии подняться на высшую ступень развития и догнать, таким образом, ушедшие вперёд национальности без действительной и длительной помощи извне…Преодолеть это неравенство в короткий срок… невозможно… Но преодолеть его нужно обязательно. И преодолеть его можно лишь путём действительной и длительной помощи русского пролетариата отсталым народам Союза в деле их хозяйственного и культурного преуспевания».

И писатель Шаповалов с горечью констатирует, что ликвидировав самую трудолюбивую часть крестьянства – кулаков, исчезла сельская элита, село начало деградировать. Мне вспомнилось же после горьких слов Владислава Мефодьевича строчки стихотворения Николая Мельникова:

“Сын” потрепанной фуфайки,

“брат” изношенных сапог

жил открыто, без утайки,

но без водки жить не смог.

Все отдаст из-за сивухи,

все сменяет на стакан

бывший пахарь, бывший ухарь,

ныне спившийся Иван.

Особенно это усугубилось расколом и распадением единой страны, когда славянские народы стали вдруг чужими и провели между новыми государствами границы. Забыв, что выполняя резолюции XII съезда, «в остальные национальные регионы перевозились из индустриальных областей РСФСР, Украины и Белоруссии целые фабрики и заводы, направлялись квалифицированные рабочие, учителя, врачи, учёные. Но основная помощь была со стороны русского народа, который сам находился в тяжелейшем положении». А в 90-х годах сами три славные страны: Россия, Украина и Белоруссия отгородились заборами друг от друга, соорудили таможни. Название это появилось, иронизирует писатель «от старинного – вспомнили! – слова «тамга»: татарское тавро». Друг и единомышленник Шаповалова Александр Михайленко работает на таможне в Белгороде и любит, когда его Владислав Мефодьевич называет есаулом. Хотя приграничную полосу терпеть не может и возмущается.

«Во дурища!

Украинец Михайленко сторожит русскую границу от хохлов, а по ту сторону русский Михайлов сторожит украинскую от кацапов».

А Тихону Лукину пришлось через много лет начинать свое крестьянствование с ноля. Его дочь и сын с грустью вспоминают свой первый приезд в имение, которое отец зарегистрировал под названием «Журавка». Между останками хат хутора Засечного росли клены, обломки стен, полузасыпаны погреба, а пустыри заросли бурьяном.

Рубили кустарник, «одичалый малинник, загрубелый тёрн царапал руки, мёрзли ноги. Невольно приходила мысль: куда ты завёз нас? И всё же…» семья упорно пробивала «себе путь в будущее. Отец (это слово в семье священно!) усердствовал топором» остальные сносили хворост. «Костёр горел несколько недель…»

Лукин не занимал денег, а на развод получил в наследство десять улей. Отец и дед занимались пчеловодством. У Тихона был железный принцип: берешь кредит – кормишь нахлебников. «Заемные деньги – это петля на шее, только не затянутая», - сформулировал этот принцип автор «Чаровника звона». Так проявил пчеловод самостоятельность, которую придавала ему семья, уверенность.

Но черноземная земля рожает не только обильные урожаи, плодородна она и на чиновников. Писатель с горечью говорит: «Чем их больше, тем больше неразберихи, ибо каждый хочет показать себя на своём месте, что ест хлеб не за зря, а в поте лица. Естественно, протягивая руку…».

Но и эти препятствия преодолела семья Лукиных, и получили они бумагу на землю с гербовым знаком.

Но главным аргументом жизнестойкости родной земли стал в имении пасечника вещий камень. Писатель Шаповалов использует в литературном произведении местное предание. По нему считается, что «здесь проходил с дружиною князь Игорь. Остановился у вещего камня. Спросил мальчика, пасшего овец: «Что этот камень обозначает?». Пастушок ответил: «Направо пойдешь – в Правороть попадешь; (в древности стояла в селе с таким названием «правая рать» - значит, справедливая), налево пойдешь – родничок найдешь: прямо пойдешь – сечу встретишь». Князь Игорь пошёл прямо.

Этот камень весом в пятнадцать пудов Тихон Васильевич всё-таки разыскал в логу под ветошью палой хвои. Очистил от вековых наслоений и с подмогой выволок и погрузил на тракторную тележку. Установил при въезде в усадьбу. А надпись высек по-своему: направо пойдешь – мёд найдешь, налево пойдешь – с медовухой уйдешь, прямо пойдешь – в лес попадешь.

Первым делом экскурсанты фотографируются у вещего камня под вековыми дубами».

В отличие от мелких чиновников, отметил Владислав Мефодьевич, губернатор не вставлял палки в колеса. Вовремя помогал фермерам. «Губернатор, видя неудержимый душевный порыв на благое дело, распорядился подтянуть к усадьбе полоску дороги, заасфальтировать пятачок для стоянки экскурсионных автобусов. И родовая усадьба «Журавка» начала уверенно входить в число наилучших в округе хозяйств, став участником областной программы «Семейные фермы Белогорья» и объектом туристического маршрута, куда приезжают не только за натуральным, экологически чистым, собранным из цветов разнотравья, произрастающего на лучших в мире чернозёмах, медом, но и умиротворить свою душу мерным звоном пчелиных крылышек.

- На пасеку надо идти с чувством радости, очистив плоть от нечисти, а душу от скверны, - говорит Лукин».

Раз зашла речь о руководстве, то для большей весомости, писатель приводит две цитаты об особой ауре в пламени свечи, изготовленной из пчелиного воска. «Литургист Симеон, архиепископ Солунский, определил значение восковой свечи еще в XV веке:

«Чисты воск означает чистоту и нескверность людей, его приносящих. Мягкость и податливость воска показывают нашу готовность к послушанию Богу, а горение свечи – символизирует обожание человека, его превращение в новую тварь и очищение огнём Божественной любви».

А святой праведник Иоанн Кронштадский пишет:

«Огонь горящих свечей и лампад, как и само кадило с горящими углями и благовонным фимиамом, служат для нас образом огня духовного – Духа Святаго, сшедшего в огненных языках на апостолов, попадающего на греховные наши скверны, просвещающего умы и сердца наши, воспламеняющего души наши пламенем любви к Богу и друг к другу; огонь перед святыми иконами напоминает нам о пламенной любви святых к Богу и все его прелести; напоминает нам и о том, что мы должны служить Богу, молиться Богу пламенным духом, чего у нас большею частью и нет, ибо имеем охладевшие сердца. Так в храме все поучительно и нет ничего праздного, ненужного».

Прошло двадцать лет и «там, где более двадцати лет назад дикий сорняк глушил пустыри, где торчали остовы глинобитных стен с проросшими посреди кухонь и светлиц американскими клёнами, где зияли провалы осыпавшихся погребов, архитектурно вознеслось современное строение, вырос фруктовый сад, ожившись ульями.

Земля нашла хозяина, а хозяин свою землю».

Губернатор по достоинству оценил это преобразование. «Как-то проводя выездное заседание правительства области в районе, Евгений Степанович завез в «Журавку» полный состав управленцев и показал, как следует вести частно-семейное дело».

А сам Тихон Васильевич может по праву считаться настоящим Гражданином России. Ведь он поступил точно так, как советует гражданам нашей страны Николай Мельников. Здесь далее написано слово СТИХИ, но сноски на стихи нет. Что нужно вставить

Стать фермером в России Лукин решил в Африке

Тихон Васильевич в тридцать два года успел получить два высших образования. Второе – на отделении французского языка при Московском педагогическом институте. Его направили в Алжир, где Лукин стал преподавать физику и математику на французском в городе Батна. Он расположен на полуторакилометровой высоте Атласского горного хребта, который протянулся вдоль побережья Средиземного моря и населения в нём приличное более полмиллиона жителей – около 600 тысяч. В региональном центре имелись университет, военная академия, десятки крупных техникумов и лицеев. Семья Лукиных получила трехкомнатную квартиру. Подружился с соседями. С Ибрагимом Бузианом подружился. Оба увлекались шахматами.

Автор «Чаровника звона» приводит диалоги разговора двух педагогов, в которых звучат и удивление Тихона современной архитектурой в родном городе Ибрагима и причина обновления зданий на родине Бузиана. Лукин в селении, которое не было похоже на аул, увидел добротные в два-три этажа коттеджи. Их украшали колонны и витиеватые балкончики. Пламенели крыши из черепицы. Он не удержался и спросил:

- А как оказалось, что у вас все дома новые?

Ибрагим ответил:

- Старые французы взорвали. «Наши места партизанские, и чтобы зимой моджахедам (по-арабски – патриотам) негде было укрыться, французы уничтожили все горные аулы: девять тысяч…». Я помню, как «семью выгнали на улицу, и видел, как хижина родителей взлетела на воздух. Семью из шести человек приютили чужие люди на окраине города Батны».

Оказалось, что в Алжире более ста лет вели войну с европейскими колонизаторами и Лукин подумал: «Вот на чем жирела паразитическая, вскормленная вооружённым захватом колониальных рабов Европа! А мы восхищаемся - тротуары моют порошком…». А Ибрагим продолжил свое горестное повествование: «Когда мы изгнали французов и евреев, семьи вернулись на свои прежние места, в горы, мы зажили свободно и независимо, а все ресурсы пошли на восстановление разрушенной врагами страны. И мы построили эти города! Но свобода нам далась неимоверно дорого: в полтора миллиона убитых и более двух миллионов брошенных в тюрьмы и лагеря. Для десяти миллионов алжирцев это страшная цена…».

Цена действительно страшная: три с половиной миллиона пострадавших из десяти миллионов, которые составляли всё население Алжира! Такие потери по степени бедствия не сопоставимы даже с гибелью нашей страны в Великую Отечественную войну. Треть всего населения Алжира пострадала.

Перед отъездом на родину к Лукину подошел Ибрагим и попросил разрешения приехать погостить к нему в Россию. Вот тут и начались страдания и мучения Тихона:

«Что я покажу алжирцу в своём хуторе?.. Глиняную, подслеповатую хатушку родителей в семь на четыре метра из глинобитных стен под соломенной стрехой об одном глазу на кухоньке, где в печь вмазан осколок зеркальца, и двумя в спаленке, где стоит железная кровать, окрашенная зеленым. Да расписанная скрынька – еще материно приданное?..».

И почему, как вспомнится Русь, тоска гложет сердце. Русский народ взращен на справедливости. Оттого ему тяжко живется в перекошенном мире».

Но вдруг, «именно здесь, на самом верху Атлаской хребтины, под боговыми небесами, на чужбине, Лукина осенила мысль осесть… на земле предков. И ему таким сладким показалось гнездовье родителей, что он был готов бросить всё и сразу вернуться на Родину. И уже на спуске тяжкие думы напрочь отошли, и в голове начали пунктирно прочерчиваться контуры будущей родовой усадьбы.

Настроение выровнялось, и он, выйдя из машины Ибрагима, уверенно ступил на твердь земли, пусть пока и не родной».

Исторические корни хутора Засечный

Писатель Шаповалов с родственниками и друзьями приезжает хотя бы раз в году возложить венки возле Поминальной Звонницы. Название хутора Засечного давно будоражило ум Владислава Мефодьевича: «Глядя на Звонницу, я подумал, что Прохоровское поле – это засечная черта, о которую свернули себе шею западные басурманы XX века. Само название хутора говорит о его принадлежности к Белгородской засечной черте. «Преданья старины глубокой» доносят нам, что где-то в районе Звонницы, стояла и сторожевая вышка засечных насельников.

А появились они здесь в XVII столетии, когда «боярские дети» начали переселяться из Тульского края на южное порубежье для надзора границ от жестоких набегов неверных басурман. «Боярских детей» вписывали в «Таможенную книгу», наделяли участками. Но землю они не обрабатывали, а вели службу и получали царское жалование. Землю сдавали в аренду. Династия Лукиных скоро отметит четырёхсотлетие».

На хуторе писатель встретился со славянским радушием и добросердечием Тихона. Своим объятием он готов был охватить весь мир. Но так как перед ним стоял только один кумир, Лукина – современный классик Шаповалов, то вся радость встречи и досталась Владиславу Мефодьевичу.

Автор с удовольствием вспоминает об этом.

«Тихон Васильевич выскочил из «хоромины» и, разведя руки, готовый своим славянским добросердечьем объять мир, пошёл медведем навстречу, схватив меня в охапку. Послышался медовый аромат с оттенком прополиса. Как он радуется человеку!».

Еще многому пришлось удивляться Владиславу Мефодьевичу. Когда он увидел, что сельхозтехника, трактор «Беларусь» на отшибе, не во дворе, Шаповалову стало не по себе:

«- А никто не тронет, - уловил взгляд Тихон Васильевич. – Сначала хотел усадьбу обнести забором. Потом подумал: зачем? Городиться не от кого. Соседей нет. … Скрывать нечего. Ворованного у меня нет».

«Вот он, Лукин, какой-то неутайный, - подумалось мне, - в этом греховном мире откровенность и доброта оборотились пороком».

Встреча с Тихоном казалась такой теплой, доброй и Владиславу Мефодьевичу захотелось поделиться своим впечатлением. И опять Лукин опередил его своей репликой.

«- На пасеку я выхожу, как на праздник. Моё правило, - говорил тем временем Тихон Васильевич, - не гноби себя неудачами. Живи положительными эмоциями. Работа – это моё духовное состояние. Сердце поёт, если ладиться дело.

Когда я склоняюсь над ульем, то нахожусь в какой-то светло-солнечной, как медовый сот, ауре.

Я представил пасечника без розгиба над ульем в синем халате с подвязками у кистей, брилевой сетке.

Это состояние услады я помню, когда в молодости занимался пчелою. Несколько часов пробудешь на пасеке, вечером лёг, закрыл глаза, а в них сотовые ячейки. Какое удовольствие!».

- Всё-таки мир зыбок, - напомнил пчеловоду Шаповалов. – Но Тихон не сдавался.

- Помирать собирайся, а жито сей – говорили наши деды, и пояснил, - «Если появляется в собственности земля, то меняется и психология человека. … мои дети уже вросли сознанием в свою землю. У них за неё болит сердце. И общество прежде всего должно быть воспитано в духе уважения к праву на собственность. В частности на землю я должен быть уверен, что посадил дерево для своего внука и увеличиваю состояние для своего рода. Счастье – это видеть своих детей и внуков счастливыми. Но пока этого мы не видим. А от руководства страны мы ничего не требуем, кроме соблюдения законов и уважения к нашему труду».

И это не пустые слова, не рисовка, не красивые слова Тихона Васильевича. Автор «Чаровника звона» приводит яркий пример. Уже не глава семейства, а его дочь Надежда заявляет свои права на землю, на частную собственность. В Грайвороне проходил Всероссийский форум сельских территорий и туризма. «Съехались губернаторы, фермеры, врачи, учителя, агрономы с многих областей России». И Надя заявляет: «Запад стоит на основе безусловной собственности на землю. Это базис их культуры. Есть клочок на планете – это навечно твоё и твоих потомков. Обнаружилось под землёй золото – завтра ты миллионер. Никто на него не может посягнуть. У нас же институт собственности молод и неустойчив. На сегодняшний день по закону под разными предлогами землю у нас могут отобрать. Нашли на твоём участке ископаемые – завтра ты нищий. Ни в одной стране такого нет».

«Откуда же взялась у молодой женщины такая смелость», - задумался Шаповалов и спросил Надежду об этом. Она засмеялась:

«А что мне бояться – матери четверых детей! Дети – это моя оборона. Засечная черта, как вы говорите».

И писатель был вынужден согласиться с Надей.

Своё кредо изложил и Лукин:

«Когда я обращаюсь к политике, у меня в жилах закипает кровь. Но тут же усмиряю себя: не рви сердце злом. Займись делом! Тут ворох думок нагнал француз. Приехал поглазеть западным оком нашу родовую усадьбу. У него такая во Франции. Удивился, что я разговариваю с ним на чистом французском языке. Рассказывал, что живет в каменном доме наполеоновских времён. Ферму принял от отца. А тот – от своего. И так, если заглянуть вглубь веков, - земля у них ни разу не вильнула туда-сюда, не выскользнула из-под ног. У нас же каждое поколение строит себе разорённое гнездо заново. А несчастная судьбой, несметно богатая мощным чернозёмом земля, сколько раз переходила из одних нечистых рук в другие?..».

Итог диспутам подвел писатель: «Была Великая Империя. Кроваво переворотили в РСФСР. Ещё раз кроваво переворотили в Эрефию – РФ. Рекетную Федерацию.

Нас всегда освобождали извне. Сначала освободили от царизма. Потом освободили от большевизма. Теперь освобождают от собственности. Легко будет жить без ноши, товарищи матросы! Но… Когда же мы освободимся от любезно сосущих освободителей!».

Четвертое поле

И, наконец-то, Шаповалов открывает свой секрет, который так тщательно скрывал в повествовании от нас.

- А скрывал ли он эту тайну, - задумался я. Ведь если бы читать вдумчиво «Чаровника звона» тема любви к своей Родине, к родной земле, которую наши предки не отдавали супостатам ни пяди, пронизана по литературному произведению красной нитью. А теперь только наступил апофеоз.

Вот как изящно показывает осознание нашей исторической ратной славы Владислав Мефодьевич:

« - Чу!.. насторожился Егорка.

Наш Егорушка ещё школьник, хотя на верхней губе притенился уже чуть заметный жгутик. Он легко вписывается в современное ему поколение: длинный, худой, раздумчивый. Его правило: умного много не скажешь. Умное лаконично. По натуре он молчун и будто не слышит, о чём говорят. Молчит-молчит, а потом неожиданно как выдаст – ещё те завязочки. Только развязывай.

Его юный заряд энергетики – подпора моей немощи. По сути, это ещё не начатые нервы. Как же страшно их, детей, внуков, оставлять одних, без нас, в этом неустроенном, шатком и преступном мире! Истинно: «несть мира в костех моих…».

Есаул увидел, что я необычно смотрю на Егорку, неожиданно сказала:

- Он все капельки дедовы подобрал.

Егорка ранее нас уловил чутким ухом удар колокола Башенной Звонницы, каждый час отмеряющий поклон трём русским полям. Это был первый поклон Первому полю – Куликову. Через двадцать последует второй поклон – Бородинскому.

На пасеке, если дохнёт ветерок от Звонницы, башенный звон перекликается с медвяным звоном.

- Теперь наш… - хлопал пушком ресниц Егорка».

После трех ударов с частотой между собой в двадцать минут на каждое поле – поминальный звон длится час. Писатель и делает своё философское открытие по Четвертому полю, после нескольких минут молчания за всех погибших на трех полях:

«- Слушай, дорогой мой есаул! А 60 минут хорошо делится на 4. без остатка. Есть место Четвёртому удару. Еще не поминальному.

Третье ратное поле России широко по сравнению с первыми двумя своими собратьями – Куликовым и Бородинским.

ЧЕТВЁРТОЕ – всеохватно, до последнего, окроплённого нашей кровью, лоскутка светоносной русской земли, уходящей из-под ног негласно, хитро… Преступно!

Без канонад и салютов…».

Дома писатель опять создает символ. Увидев в небе радугу, которая одним своим концом уперлась где-то у Звонницы в Танковое поле, а другим у Засечного в Черноземное поле пасечника Тихона, соединив казалось несовместимые поля, сравнивает её с семицветным салютом, данным в честь Прохоровского поля и Четвёртого поля Хлебороба. А между ними проходят не четыре удара звонницы, а четыре столетия. От засечной черты Белгородской до нашего времени.

Родилась у автора отличная метафора: светлая и красочная радуга засияла на том месте, где некогда проходила Огненная дуга на Танковом поле. И объединила Третье и Четвертое поля – мирное и военное поле России. В их содружестве и кроется наш патриотизм, в котором участвуют все жители нашей страны. А если взять Белгородскую область, то начиная от пасечника Тихона, включая писателя Шаповалова, заканчивая губернатором Евгением Савченко.

И Владислав Мефодьевич, обращаясь к каждому гражданину нашей Родины говорит и думает также как и уникальный поэт Мельников:

Твоя Россия… Думая о ней,

Уберегись соблазнов и обманов:

Одна молитва может быть сильней,

Чем целый митинг с сотней горлопанов.

«За Русь, на бой!» - все суета сует,

И суетою души захлебнулись.

Одна молитва! Но молитвы - нет!

«На бой, за Русь!» - и снова обманулись.

Твой враг не там – не на коне с копьем

И не с мечом в открытом чистом поле,

Невидим он, его не взять живьем

Ни силою, ни криками «Доколе!»

Твой враг – раскол, далекий, вековой,

И, если в душах нету единенья,

Ликует он, и тщетен подвиг твой

На поприще «российского спасенья».

Есть Вера, Бог, Отечество и ты!

Лишь это русских делает народом!

Великий реформатор

Под таким названием вышла статья писателя Шаповалова в юбилейной «Звоннице». В ней он анализировал выступление, как сказал ведущий радиопередачи, первого лица – губернатора Белгородской области Евгения Степановича Савченко «Дело столыпинского масштаба».

Статья губернатора вроде бы экономическая, но Владислав Мефодьевич считает, что в экономическом труде Савченко, явно просматривается нравственная позиция Евгения Степановича и необходимость использовать историческое наследие в экономике, такого реформатора России, как Петр Аркадьевич Столыпин.

Шаповалов изящно выражает свой восторг мыслителем: «Читаю и дивуюсь». А приведенная им цитата лишь подтверждает, что можно только подивиться чистоте помыслов реформатора:

«Родина требует служения настолько жертвенно частного, что малейшая мысль о личной выгоде затемняет разум и омрачает душу».

А после длительной беседы с писателем Шаповаловым у меня появилось твердое убеждение, что Савченко, говоря об экономике, ставит на первое место, прежде всего, интересы народа страны и всё тот же патриотизм народа, о котором так последовательно дискутировали на радиоэфире Шаповалов, Овчинников и Грищенко. И Владислав Мефодьевич приводит слова философа Василия Васильевича Розанова к Родине: «Счастливую и веселую родину любить, не велика вещь. Мы ее должны любить именно когда она слаба, мала, унижена, наконец, глупа, наконец, даже порочна. Именно, именно когда наша «мать» пьяна, лжет и вся запуталась в грехе, - мы и не должны отходить от нее». Но и это ещё не всё: «когда она, наконец, умрет и оболганная евреями будет являть одни кости – тот будет «русским», кто будет лежать около того остова, никому не нужного и всеми покинутого так и будет…».

А Савченко в своем первом же экономическом постулате заявляет: «…реформа доходов. Российскому государству, чтобы сохраниться в современном мире в качестве великой страны и не стать жертвой очередной революции, нужно найти ответ на главный вызов современности - запрос общества на справедливость, и прежде всего, экономическую справедливость, ибо разрыв между богатыми и бедными зашкаливает все разумные пределы, становится главным фактором социальной апатии, с одной стороны, и политической нестабильности - с другой».

Губернатор предлагает экономический перекос в распределении доходов триумвирата, между собственниками капитала, трудящихся и государством в равных долях. Притом, имея треть капитала предприятия, члены трудового коллектива будут равноправными хозяевами своего производства. А хозяин никогда не будет работать себе в убыток.

Видит Евгений Савченко, как преодолеть инфраструктурную отсталость. Какова она губернатор и красочно обрисовал: «За 100 лет протяжённость железных дорог практически не изменилась, автомобильные как были рассчитаны на ширину двух конных повозок, такими, за редким исключением, и остались». Но самой главной «красотой» в этом предложении Савченко, его экономическая выкладка: он предлагает снизить налог на добавленную стоимость с 18% до 10, а ввести налог с оборота – 3%. И субъекты бизнеса не почувствуют дополнительного налогового давления, а наоборот, оно снизится.

На третье место по важности Савченко ставит решение жилищной проблемы и предлагает желающим строить индивидуальный дом выдавать кредит в 5 миллионов рублей, сроком погашения в 25 лет и земельный участок до 1 гектара с обустроенной инфраструктурой, включая дорогу. Притом на территории Севера, Дальнего Востока и Сибири условия кредитов должны быть более льготными, а земля предоставляться бесплатно. В южных же районах России и Московской агломерации кредиты и бесплатные земельные участки вообще не выделять. Таким образом, будет стимулироваться приток людей в малонаселенные регионы. Регулируя кредитную ставку возврата: при рождении третьего ребенка треть кредита банку не возвращается. Таким образом решаются сразу две проблемы – жилищная и демографическая. Ведь семье с пятью детьми, полученный кредит на строительство индивидуального дома не придется возвращать вообще.

Развитие сельского хозяйства Евгений Степанович увязывает с экологией. Экспортный потенциал российского сельхозсырья и продуктов его переработки губернатор оценивает примерно в 15 миллиардов долларов США, а это сопоставимо с экспортом наших газа и нефти. Вот она золотоносная жила России. Газ и нефть когда-нибудь да закончатся, притом в сравнительно короткие для истории сроки, а сельскохозяйственная продукция может производиться вечно, бесконечно. Только Землю-Матушку беречь нужно, как любое народное достояние. Вот тут и необходимо применять экономически чистые технологии обработки пашен: внедрить травосев на 25% пашен, сохранение пожнивных остатков на полях и использование органических удобрений, минимизация применения минеральных удобрений и пестицидов.

Есенин как-то воскликнул: «Я буду прославлять всем существом поэта шестую часть земли с названием кратким Русь». Но Великой Россия должна стать не только на её огромной территории, считает Савченко: «Такого массового производства экологически чистой продукции сельского хозяйства не может позволить себе ни одна страна в мире, за исключением России».

Но для восстановления экологии чрезвычайно важно состояние пойменных земель больших и малых рек, овражно-балочной сети, лесов и болот. Они переводят атмосферные осадки в свои подземные резервуары, которые потом питают родники, ручьи и реки. Тогда повысятся грунтовые воды и уменьшатся паводки, наводнения, заиливания русел рек и их обмеление и исчезновение. Губернатор считает, что 20-25 лет такой целенаправленной работы и «мы будем жить в совершенно здоровой экологической среде».

Пятую проблему страны Савченко думает решить реформой профессионального образования. Интересы работодателей и профессионально-образовательных учреждений разобщены. Евгений Степанович отмечает, что «к сожалению, профессиональное образование так и не стало объектом стратегического планирования». Дискредитация профессионального образования приведет к деградации экономики страны. Предполагаются реальные меры, которые позволят в корне изменить ситуацию. Студенты, учащиеся профессий дефицитных на производстве должны освободиться от платы за обучение. Эти суммы заведениям профессионального образования должны возместить производственники, которым и требуется приток новых рабочих, инженеров, техников. Заявки от предприятий будут гарантией и оплаты, и спасут от перепроизводства специалистов.

Коснулся Савченко и платного здравоохранения. Государство выделяет из бюджета всё равно огромную сумму – около 2,5 триллионов рублей. Если эта сумма будет направляться не чохом Минздраву, а будет адресная программа и на лицевой счет каждого гражданина будет перечислена определенная сумма денег, то любой пациент сможет получать в любом лечебном учреждении медицинскую помощь. И оплачивать за услугу соответственно и объему и качеству.

Владислав Мефодьевич ознакомившись со статьей губернатора «Дело столыпинского масштаба», сказал:

- Слова бы эти – да до Бога.

Мне пока неизвестно дошли ли они до адресата, но до первого лица нашего государства - России, они уже дошли.

Когда я прочитал мероприятия, которые по линии белгородского губернатора должны оздоровить ЖКХ и одним из главных факторов должно стать замораживание роста цен на услуги ЖКХ, для чего не поднимать цены на электроэнергию, газ и воду, то включил телевизор.

Выступал Владимир Путин. И что было опубликовано Шаповаловым в журнале «Звонница», высказывания Савченко про замораживание тарифов ЖКХ, около полугода назад заявил и президент. И срок установлен – на 5 лет.

В начале статьи Евгений Степанович остерегал нас об опасности, которая может возникнуть от несправедливой политики – мы можем стать жертвами очередной революции. А в конце «Дело столыпинского масштаба» Савченко уже упоминает о необходимости революции. О том, что назрела она, но только духовно-нравственная: «государственные мужи всех уровней никогда не должны забывать о Миссии власти, которая заключается в том, чтобы раскрывать духовный, нравственный, интеллектуальный, творческий, созидательный потенциал народа».

Радостно, что уже хотя бы один пункт статьи губернатор принят за основу для решения одной из проблем на высшем уровне.

Но Владиславу Мефодьевичу этого мало.

- Нужна национальная идея. Без такой идеи нет народа, нет государства. Национальная идея – это те скрепы, ради которых стоит жить, возводить Государство, оборонять его от всяких посягательств, всякой нечисти.