Первый хит и ХИИТ

Я забываю все дела

Когда звонят колокола

Я слушаю

… и слушаю

Звон возрождает дух, друзья

На лучшее надеюсь я

На лучшее,

на лучшее

Боря Новичихин учился на втором курсе Харьковского института инженеров транспорта (ХИИТ), когда познакомился с двумя девушками. Подружки Лена и Марина тоже были студентками, но уже последнего курса швейного техникума.

Высокий стройный парень с густой шапкой густых с крупной волной надо лбом волос сразил их наповал своей мужской красотой. Лукавые искорки его васильковых глаз воспламенили сердца обеих подружек, но сердцу не прикажешь, оно не вместит любовь двоих и Боря отдал предпочтение Елене. А чтобы острые коготки ревности неразделенной любви не рвали девичьи сердца на части, Марину Борис познакомил мо своим товарищем. Они проживали в общежитии в одной комнате.

В техникуме по субботам часто устраивали вечера и будущие швеи и ткачихи приглашали партнеров по танцам – студентов мужской профессии, в том числе и из ХИИТа. А Борис не умел танцевать вальс. Он сначала отнекивался, но когда на белый танец его пригласила Елена не смог отказаться. Только не пришлось им покружиться в веселом вихре вальса. Движения Бориса походили на слона, случайно попавшего в лавку со стеклянной посудой. Он оттоптал Елене ноги, и второй тур вальса оба смущенно отсиживались в сторонке на стульях.

Новичихин срочно записался в кружок бальных танцев и под счет балетмейстера – раз, два, три, - из неуклюжего деревенского парня превратился в элегантного джентльмена с изящными великосветскими манерами. На конкурсе новогоднего бала танцевальная пара Борис – Елена завоевали, как бы сейчас сказали гран-при.

После бала им предстояла первая разлука. Борис поехал на каникулы в Воронежскую область в Курбатово, а Елена осталась в Харькове писать дипломную работу.

До станции Курбатово можно было добраться двумя путями: через Воронеж или Курск. Через Воронеж ходил прямой поезд. На летние каникулы после первого курса Борис уже ездил домой этим маршрутом. Поезд делал очень длительную остановку в Лисках, стоял там более четырех часов и Новичихин успел выкупаться в Доне, побродить по цветущему лугу и даже немного позагорать на прибрежном песке.

Зимой в Доне не искупаешься, и Боря взял билет через Курск. В нем приходилось делать пересадку, но уже через минут сорок уходил из Курска поезд на Воронеж, проходящий через Курбатово.

Монотонно постукивали колеса вагона на стыках рельсов, но сна не было. Борис вспоминал прощальный вечер, проведенный с Леной, смешанное чувство грусти и радости вызывало у него сначала мелодию, а потом полились, откуда не возьмись стихотворные строчки:

Скорый поезд мчится в сторону столицы

И меня качает рельсов колея,

Только мне не спится,

Лишь к утру приснится

Нежный, светлый образ, милая моя.

На станции Курбатово и близлежащего села Верхнее Турово Новичихины перебрались недавно. Борин отец вернулся с фронта и устроился бухгалтером на железнодорожной станции Курбатово. Ходить пешком каждый день по пять километров отцу вскоре надоело и он, разобрав бревенчатый дом, перевез его из Верхнего Турова в Курбатово. Чтобы было побольше денег на сборку дома, отец предложил продать коровенку. Очень уж она была худа: кожа да кости. Молоко жидкое, ни капельки жира. Излишки его даже соседям продать стыдно. Скажут, а если не скажут, то наверняка подумают, что мама сливки снимает, а уж потом снятое молоко продает из-за жадности. Да, какая там жадность. Жена Григория Новичихина, оставшись одна с двумя детьми: 8-летним Борей и 2-летним Женей, когда муж ушел воевать, только благодаря мосластой худющей коровке и выжила. Поэтому уперлась:

- Ты, что Гриша?! Да мы на молоке и картошке в немецкую оккупацию продержались, не померли. А ты: «Давай продадим марту!». Ни за что!

Мать готовилась к приезду старшего сына и натопила жарко избу. Оставив не закрытой топку печки, выскочила на двор, подоить корову. В огне трещали поленья, дрова стреляли горячими угольками. Один такой уголек выскочил из печки на половичок. Он затлел, а потом и загорелся.

Мать встретила Борю на дворе, обняв, заплакала от радости, но вдруг спохватилась – из щелей входной двери выплывали струйки сизого дыма:

- Горим! – выдохнула Мария Ивановна.

Борис отбросил дешевенький картонный покрытый сверху кожзаменителем чемоданчик и бросился вовнутрь дома, на ходу снимая с себя зимнее пальто. Им он и потушил только что вспыхнувший пожар.

Григорий Новичихин, придя с работы, посмотрел на ошметки прогоревшего до сквозных дыр зимнего пальто сына, тяжело вздохнул:

- Ну, что Маша, придется нам с тобой корову все-таки продать. Я хоть и считаюсь главным бухгалтером, а оклад у меня в два раза меньше, чем у инженера-путейца. Пальто справить сыну на одну зарплату не сумеем.

Мать отвернулась в сторону, смахнув со щеки набежавшую слезу, глухо произнесла:

- Придется.

Корову продали, но подыскать подходящее по фасону и цвету Борису зимнее пальто не сумели

Григорий отдал деньги сыну:

- В Харькове подыщешь себе пальто, что-нибудь там и подберешь по вкусу.

 

В почетном карауле

Григорий и Мария Новичихины любили музыку и народные песни. Но красиво пел отец, а мать Борина подыгрывала под исполнение песни мужу на балалайке.

Хотя после войны у них в доме, Борис хорошо это помнит, всегда стоял баян. Григорий не умел играть, баян ему достался в наследство от погибшего на войне друга. На баяне играли лучшие Курбатовские гармонисты, такие же фронтовики, как отец. Он только им доверял свою военную помятую реликвию. Борису трогать баян запрещал.

Однажды Боря заглянул в комнату матери. Его привлекли музыкальные звуки, которые он неожиданно услышал. Мама сидела на кровати с баяном и пыталась подобрать мелодию. Нажимала кнопки и растягивала робко меха, извлекая из баяна негромкие звуки.

- Мам, а я уже немного тоже, как и ты умею играть на баяне. Ехал к вам в гости поездом и написал песню. Сочинил и стихи и музыку. Дай попробую сыграть мелодию на баяне.

- Что ты, что ты, сынок? - встревожилась Мария. Отец шибко рассердится, коли узнает, что ты с баяном баловался. Не зли его.

Борис огорчился.

- А я-то думал, что вы мне баян с собой в Харьков, в институте поиграть дадите, научился бы там играть на баяне.

- Да зачем тебе баян, сынок, в институте. Ты учись получше. Слышал, что отец сказал: «Инженер-путеец получает в два раза больше, чем главный бухгалтер». Хотя Гриша – уважаемый человек на станции, но специалисты железнодорожники вишь, как ценятся высоко. Можешь, конечно, заикнуться на эту тему, поговорить с отцом, да думаю, что проку от этого разговора не будет никакого.

Боря и не рискнул обременять отца просьбой. Был рад, что ему родители собрали деньги на покупку нового пальто. Кроме этого аргумента у него загорелась в голове еще одна, как потом сказала ему мама, бредовая идея. Но тогда он не поделился своей мечтой: купить на подаренные ему деньги, полученные за продажу коровы, собственный баян. Что он незамедлительно сделал, приехав в Харьков.

Скоро уже весна, будет тепло, и я в плаще не замерзну.

Приятель Саша, сосед по койке в общежитии точно не одобрил его затею:

- Борька, да ты же в своем хилом тоненьком осеннем плащике от зимнего холода загнешься. Тоже мне нашел доху на рыбьем меху. Надо было покупать зимнее пальто, а не этот бесполезный баян.

С его горьких слов, баян действительно так и остался дорогой красивой, но бесполезной вещью. Играл Борис на баяне не слишком хорошо, поэтому ничего не желая делать посредственно он редко брал музыкальный инструмент в руки. Зато куда не забрасывала его судьба, Боря баян брал с собой в любые края.

В начале 1953 года к ним в аудиторию зашел доцент кафедры физики Селиванов. На добродушном полноватом весельчаке не было лица. Глаза покраснели от слез или от пьянки, внизу на рубашке расстегнулась около самого ремня. Один кончик её подола выполз наружу, а второй доцентом был неряшливо затолкан опять под ремень. Там, где расстегнулись пуговицы, поблескивало вспотевшее округлое брюшко физика.

- Нахряпался с утра пораньше, - прокомментировал необычный внешний вид доцента Саша. Обычно Селивановым можно было только гордиться: острые, как бритва, стрелки на брюках, белоснежный воротничок сорочки и красиво завязанный маленьким узлом модный галстук.

Сейчас доцент хотел поправить съехавший набок галстук, но руки его дрожали. Оставив бесполезное занятие, Селиванов по-детски, кулачком вытер слезы и, сглотнув слюну, выдавил из себя два слова:

- Сталин умер!

В день похорон вождя Борис Новичихин стоял в почетном карауле на площади, где был установлен на гранитном постаменте бюст Иосифа Виссарионовича. Был жуткий холод, а Боря стоял с непокрытой головой и в тоненьком осеннем плаще. Свирепый мороз, неожиданно ударивший в марте или скорбь по руководителю, с именем которого Борис рос, жил и думал дальше жить студент Новичихин, сейчас не помнит, а тогда вообще не понимал.

Но вокруг его многие люди плакали, а кто-то из женщин даже рыдал навзрыд.

Неприятность следовала за неприятностью. Предстояло второе расставание с Леной. Её по распределению направляли в другой город, как говорится, Бог любит троицу, но третьего раза не было. Костер любви угас навсегда. Они ещё несколько раз встречались накоротке, но искры былой страсти не высекали стойкого огня и пламя костра уже не вызывало прежнего восторга и не согревало их души. Много лет спустя она подвигла Бориса написать стихотворение «Костре любви».

 

Я недавно зажег огонек-невеличку

И от ветра спасал его долго рукой

Слава Богу, одной обошелся я спичкой

Думал, руки согреет костерчик такой

Он немного потлел, покоптел, полелёкал,

Не хотел разгораться, но нет, не погас

А потом затрещал, засвистел и заохал,

Дал для рук и для сердца огня в самый раз.

Я сначала подкладывал мелкие щепки,

Выбирал только маленький тонкий сушняк,

Но потом стал подкладывать влажные ветки

И большие поленья и толстый дровняк.

Он горел, поднималося пламя все выше

Разгоняя прохладу и темень и дым.

Вскоре ниже его опустилися крыши,

И, казалось, огонь его непобедим.

Так любовь возникает не быстро и слабо,

Загораясь от искорки, от огонька

Но, когда разгорится, не только ухабы

Не страшны ей и горы

Не зальет и река.

Но заботу о ней проявлять все, же надо

Для начала чуть-чуть, чтоб огонь не исчез,

А потом и поленья подбросишь в награду.

Разгорится костер выше крыш до небес

Ну, а если костер ваш любовный не сможет

Очень долго гореть, - не по силам борьба

Разжигайте другой, может ветер поможет,

Может жизнь, может время, а может судьба.

Оттепель иногда бывает и во время страшных морозов

В конце пятого в начале шестого курса в ХИИТе появился в группе Бориса Новичихина новичок. Он перевелся к ним с другого города – студент Петров учился на пятом курсе в Харьковском институте транспорта десять лет назад. Академический отпуск он получил за свою строптивость. Выступил против назначения секретарем комсомола института студента, чья кандидатура была согласована в горкоме партии. Будь Петров рядовым комсомольцем, может быть, исключили бы его из комсомола и все дела. Но он был секретарем комсомола пятого курса и, занимая столь высокий пост, осмелился пойти против выдвиженца горкома партии. Это поведение Петрова, не лезло ни в какие ворота, вот он сам и попал за лагерные ворота и колючую проволоку. Во время Хрущевской оттепели Петрова реабилитировали.

Он был мрачен и немногословен. Слушая очень смешные истории или анекдоты, рассказываемые самыми остроумными хохмачами курса, Петров умел обозначить, нет, не улыбку, а только её тень, одними глазами.

Борису случилось как-то вместе с Петровым возвращаться из института в общежитие. Пересекая сквер, они прошли мимо компании дворовых уличных мальчишек, которые под гитару пели, по сути зековскую, но очень лирическую до сентиментальности песенку - городской романс. Впрочем, многие бывшие зеки становятся, выйдя на свободу, слишком сентиментальными. Однокурсники подошли и услышали:

Десять лет трудовых и лагерных

Шлю в подарок рабочему классу

Там, где стынут лишь трупы зверей.

Проложил я таежную трассу

Не печалься любимая

Я вернусь раньше времени,

Как бы ни был мой приговор строг.

Я вернусь на заветный порог

И, тоскуя, по ласке твоей,

Я в окно постучусь.

Петров при словах: десять лет трудовых лагерей вздрогнул, как от удара. На его окаменелом лице, скорее похожем на неподвижную посмертную гипсовую маску, задергались в нервном тике правая щека и веко. И только. Больше никаких внешних признаков волнения у него Борис не заметил. Петров невозмутимо прошел мимо дворовой компании, как будто парней вовсе не существовало в этом скверике, на этом свете. Много лет спустя Новичихин, вспоминая окаменевшее лицо Петрова и свои жизненные впечатления, напишет стихи – «Кромка льда».

 

Весна, раскисший снег и ветер.

И лед, и холод, и вода.

На грани жизни, грани смерти

Десятки птиц на кромке льда

Чтоб жить в среде полуанклава,

А не добычей чьей-то стать

Легко умеют утки плавать

Надежней лайнеров летать.

А как у нас?

Ведь в изобилье

Порою трудностей не счесть

Но есть ли плавники и крылья,

Чтоб избежать опасных мест?

Чтоб стало в каждый миг привычным

Коль рядом пропасть иль вода

Зимой, весной, круглогодично

Без страха жить на кромке льда?

По краю льда

По кромке скользкой

Коврами наш не устлан путь

Уметь держать надо стойко

По кромке льда, шагая. Только,

Чтоб в миг любой не утонуть.

Красные дни календаря седьмое и восьмое ноября выпадали на будние дни и, Боря решил использовать образовавшееся свободное окно, чтобы повидаться с родителями. За окном поезда мелькали обнаженные ветки деревьев и опустевшие поля. Вдруг он увидел неубранное поле с кукурузой, любимицей Хрущевой - царицей полей. Знал Борис, что Никита Сергеевич должен к 7 ноября, к годовщине великой октябрьской революции, должен приехать в Воронеж. И тут такой сюрприз: «Поздняя осень, грачи улетели, лес обнажился, поля опустели, только несжата полоска одна». Ох, и попадет местным властям за разгильдяйство.

Но зря беспокоился Борис за советскую власть. От железнодорожной насыпи к опушке виднеющегося вдали лесочка двигались, трудолюбиво урча, два трактора, а между ними привязанная на стальных тросах, волочилась по земле двенадцатиметровая стальная рельса. Трактора гусеницами и брюхом безжалостно сминали кукурузные стебли с переспевшими початками, а под рельсом кукуруза, прижатая её тяжестью к полю, расстилалась на земле ровным полотном.

- Встреча воронежцев с Хрущевым пройдет ровно и гладко, - подумал Новичихин. – Будет такой, каким стало сейчас это поле после «уборки кукурузы».

Приехав в Курбатово, услышал частушку: «Ехал поезд на Воронеж, и свалился под откос. Для уборки кукурузы, кто-то рельсы все унес».

Борис только головой покрутил:

- Говорят, что ложь бежит семимильными шагами, а правда идет вперед маленькими шажками. Черта с два. Только что видел, как пытаются высшей власти втереть очки, а приехал домой про это уже частушка сложена.

Фразу о лжи на длинных ногах, которую частенько побеждает неторопливая правда, не надумана. Новичихин познал эту истину на своем горьком опыте.

Предстояли городские легкоатлетические соревнования, а Борис приболел. У тренера институтской сборной не было сильного бегуна на дистанции в 1 500 метров, и он навалился на Борю:

- Тоже мне больной, а аппетит тройной. Да тебе пробежать полтора километра, что горсть семечек пощелкать – раз плюнуть. На твоих ходулях ты их всех сделаешь.

- У меня только что температура спала, а держалась три дня под 38º, да и дышать пока трудновато.

- Температура… Это кровь твоя молодая горит, кипит. Наверняка в какую-нибудь красивую дивчину влюбился, вот дыхание в зобу и спёрло. Мечтаешь к ней на свидание бегать, а команде помочь не хочешь. Наверно, свидание и соревнование в одно время назначены? На листок бумаги, напиши ей записку и перенеси свидание на другое время.

- Да у меня ей послание уже написано. В стихах.

- Ты у меня ещё и стихи пишешь? – удивился тренер. – Конечно, прочти. Я тебя внимательно слушаю.

Он самодовольно хмыкнул, когда Боря прочитал название – «Очарован тобой».

- Я так и знал, что влюбился, - и стал слушать.

Ещё родить, родить до срока

Зеленых листьев не смогла,

Но, как прекрасна, светлоока

Волшебным цветом расцвела.

Дрожит ресниц святая прелесть,

Бросает в жар хрустальный взгляд,

И вечной красоты незрелость

Вокруг чарует палисад.

Стоит одна, собой прелестна,

Подружек всех опередив,

Как сказка, как живая песня,

Как цвета сказочный мотив.

И ей под стать сопровожденья

Сверхмузыканта – соловья.

О, вишня, вмиг в твое явленье

Навек, на жизнь влюбился я.

Когда Борис с пафосом воскликнул: «О, вишня!», тренер насторожился, а после слов «навек влюбился я», - захохотал. После бурного восторга и веселья, погрозил пальцем:

- Ох, и озорник же ты, Боря. Вначале-то я сразу не врубился, причем тут роды и зеленые листья, когда ты так изящно описываешь свою прелестную девушку. А оказывается, ты очарован цветущей вишней. Или, как говорят на Востоке – сакурой. Ладно, иди к доктору и пусть он даст тебе справку – можешь ты участвовать в соревнованиях или нет.

Доктор не стал измерять температуру, слушать сердцебиение и хрипы в легких. Он снял очки, протер стекло и, внимательно посмотрев на Бориса, что-то чиркнул на стандартной справке уже проштампованной печатью.

Борис, мельком взглянув на неё, прочитал:

- Практически здоров. Придется мне все-таки бежать 1 500 метров, - подумал он. – Не подводить тренера. Ну, до чего же противная эта дистанция. Еще не совсем длинная, но уже почти и не средняя. Никогда не знаешь, как распределить силы, пробегая её.

На дистанции Боря старался держаться за лидерами. Не хотел ударить в грязь лицом. Но всё окончилось довольно плачевно. Почти по сценарию из песни Владимира Высоцкого:

Я не десять тыщ рванул, как на пятьсот

Увлекся.

Пробежал всего два круга и упал

Я спекся.

Подвела меня, а я предупреждал:

Дыхалка.

Я с дистанции сошел,

А жалко.

Борис Новичихин не упал и с дистанции не сошел. Он, задыхаясь, еле передвигая ногами, тихонько добрел до финиша. Тем самым и не подвел команду. По правилам состязаний три самых худших результата не шли в зачет, но если все участники пересекали финишную черту, то забег засчитывался.

Дома отец рассказывал Боре, как он с одной войны с фашистами из Прибалтики ехал почти месяц через всю страну на дальний Восток на свою вторую войну с Японией.

- Сердце замерло, когда эшелон, не останавливаясь, проскочил через родной Воронеж, - вспоминал Григорий Новичихин, - обгоняли нас эшелоны с военной техникой: танками, артиллерийскими орудиями и понятно было, что везут нас не на увлекательную прогулку. Проезжая по берегу Байкала поняли – едем воевать с самураями. А после их разгрома я несколько лет служил на Дальнем Востоке. Привольный благодатный край. Море-океан, крики чаек и во сне мне будоражат душу. Если бы мать согласилась, то мы бы жили сейчас во Владивостоке у Тихого океана.

На Дальнем Востоке

Когда Новичихину предложили после института выбрать место работы, у него не было никаких сомнений: на Дальний Восток. Рассказы отца крепко запали в памяти у Бориса. Направили его поселок Тетюхи. Он добрался до него быстрее, чем отец – за неделю, а не за месяц.

Тетюхи располагался не на берегу океана. Он даже был от железной дороги далеко, километров на триста.

- Что же я, инженер-железнодорожник, буду у вас делать? – спросил Борис у начальника отдела кадров.

- Вы проходили в институте предмет строительная и землеустроительная техника? Так вот как раз такой специалист нам здесь в Тетюхах и нужен. Нашу Уссурийскую тайгу исследовал Арсентьев, бывал и у нас. Здесь задумал он свою книгу «Дерсу Узала».

Но оказалось, ещё нужнее нужен был в Тетюхах конструктор на заводе железобетонных конструкций и Борис не согласился на эту должность. Но душа рвалась к океану. Побывал он на его берегу и во Владивостоке. Там и родилось его стихотворение «У гавани».

Моря, моря! Бросают якорь

Суда, что к нам пришли из дальних плаваний

А я, несостоявшийся моряк,

Прикован цепью якорной у гавани.

Простор морской мне снится по ночам,

Мечты, как над водою чайки носятся

Не мил мне тихой гавани причал

И сердце вдаль морскую часто просится.

Боря понимал, хотя и писал, что не мила ему тихая гавань, что кораблю, сколько бы ни бороздил он по просторам океана, всегда возвращается скиталец морей после долгих странствий в свой порт приписки. В конце стихотворения Новичихин у Океана даже просит прощения:

Меня прости за все мои мечты

Тебя мне обижать совсем не хочется.

Преодолев преграды на пути,

Корабль к моей гавани воротится.

От этой родной гавани начинался «Океанский проспект». Так назвал и свое стихотворение Борис.

Океанский проспект ты живешь в моей памяти

Видом ярким из детства, из близких мне мест

От подножия сопки до бухты песчаной той

Горделиво пролег Океанский проспект.

Полюбил Борис и сам город, где «горделиво пролег Океанский проспект» - Владивосток. Есть у него стихи, посвященные этому городу:

Из дальних мест морских, не ближних

Моих побед и бед исток

Из глубины прошедшей жизни

Всплывает вдруг Владивосток.

Чем же запомнился Владивосток Новичихину? Да тем, что зеленое море тайги незаметно сливается с зеленовато-голубой волной океана.

Минули годы - не минуты

Возможно, память терпит сбой

Сейчас мой разум перепутал

Границы с морем и тайгой.

Но красота и величие Океана стояла для Бориса всегда на первом месте.

Там синих вод в глазах сияние

Цветов без запаха обман

Разлил на всех свое влиянье

Совсем не тихий океан.

Мечты о море так и не осуществились, но и в Тетюхах Борису уже не сиделось. Уволился он с работы по формальному поводу: не по специальности используют молодого специалиста. Если из Воронежской станции Кандаурово Новичихин добирался до дальнего Востока неделю, то обратная дорога к дому заняла годы. Россия в ширину расположилась на двух континентах в Европе и Азии и по величине ни в чем не уступала Тихому океану, у которого есть и второе название – Великий. Какой же еще простор нужен Борису Новичихину?

Боря перебрался сначала в Хабаровск, а потом направился вглубь Сибири в её столицу – Новосибирск. Он устроился работать в институт Оргтехмонтажстрой. Этот головной институт располагался в Москве, а филиал находился в Новосибирске. Москвичи занимались внедрением новых технологий при монтаже металлоконструкций производственных цехов заводов и промышленных предприятий в центре Европейской части Советского Союза до Урала. Новосибирский филиал обслуживал все стройки промышленных гигантов от Урала до Тихого океана. Так, что Борис с дальним Востоком связь не потерял. Начались командировки, дальние поездки, мелькали за окном железнодорожные станции, вокзалы, огни семафоров. Именно тогда и зародилась у него мысль написать «Семафоры судьбы».

Семафоры судьбы – городов, площадей, фотографии

В аритмии тревог и заботах текущего дня

Семафоры судьбы – это факты моей биографии,

Светом звездным своим направляли по жизни меня.

В жизни было непросто, встречались безмерные трудности,

Много,

Много сложных задач и несказанных ранее тем

И порою в пути не хватало достаточно мудрости

Только с вашим лучом приходило решенье проблем

Города путевыми стоянками в жизни отмечены

Где-то двадцать минут, где-то час скорый поезд стоял

Кто-то где-то отстал, кто-то вскоре сошел, кем-то встреченный

Кто-то взял свой билет и на поезд на мой опоздал

А мой поезд не шел по прямой и раскатанной линии –

Повороты крутые, препятствия день ото дня.

Навсегда, семафоры судьбы, вы светили мне,

Светом звездным своим, направляя по жизни меня.

Это лирика строек и шум-суета привокзальная,

Это табор большой и цыганское часто житьё,

Это быт неустроенный и маята криминальная,

Где-то просто везенье или невезенье мое.

На рубеже Европы и Азии…

Главный инженер треста Оргтехстроймонтажстроя вызвал к себе Бориса Новичихина и Виктора Рыкова:

- Позвонили из Москвы. В Чуйске и Стерлитамаке иностранцы монтируют на вновь построенных промышленных предприятиях оборудование. А у них в плане есть пункт: «Изучение опыта работы в Советском Союзе иностранных фирм. В Чуйске строят сахарный завод чехи, и поэтому там ничего интересного мы не почерпнем. Но он зато расположен по нашу сторону Урала – наша вотчина. А в Стерлитамаке монтируют оборудование немцы. И москвичей очень интересуют немецкие технологии, но он находится в зоне обслуживания головного московского предприятия. Сейчас конец ноября, а отчет нужно предоставить до Нового года, объем работ огромный, города Чуйск и Стерлитамак почти рядом вот москвичи и решили переложить все хлопоты на нас. Что, мол, посылать две группы инженеров из разных филиалов в два соседних города. Посылайте туда своих специалистов. Будет дешево и сердито.

- Они всегда хотят на чужом горбу в рай въехать, - вздохнул Виктор рыков. – А нам отдувайся за них.

- Не ворчи, Витя, нам не впервой лететь в командировку на горящий объект, - сказал Борис другу и спросил главного инженера – когда надо ехать?

- Да, еще вчера, летуны. Поэтому чем скорее соберетесь, тем лучше. Но поедете поездом в плацкартном вагоне.

- А если будут места только в купейном вагоне, можно взять билет в купе?

- Можно и даже нужно, сроки я уже сказал, поджимают, но за билет бухгалтерия заплатит по тарифу командировочных. Справитесь с заданием, я сумею вам как-нибудь компенсировать разницу в стоимости билета. Возьмите с собой фотоаппарат со вспышкой. Авось удастся сфотографировать монтажные приспособления и инструменты для монтажа оборудования. Немцы в этих делах мастера, посмотрите и у чехов. Может быть, и они придумали что-то новенькое.

Борис и Виктор стали готовиться к десанту на Урал. Чуйск по документам должен был находиться в Казахстане. Долго искали по железнодорожной карте такое название и не нашли. Был какой-то крохотный полустаночек или очень маленькая станция Чу.

- Я слышал дворовую песню про лихача шофера Кольку Снегирева, который Чуйский тракт до Монгольской границы изъездил вдоль и поперек, пока под обрыв не свалился. Чуйский тракт на Алтае, а это совсем рядом, а не на Урале, - предположил, как версию Витя.

- Нет, - ответил Боря. – Сделаем срочный запрос в Министерство, в Алма-Ату. Там точно знают, где строится сахарный завод.

Отвеитли быстро – Чуйский сахарный строится на станции Чу. А никакого Чуйска в природе не существует. Название завод получил как производное слово от «Чу».

Заодно узнали и о погоде. Тепло и сухо на этой станции Чу. Чехи выдали им попользоваться на неделю дубликаты копий технической документации. А они с фотоаппаратом «Лейка» управились за два дня.

Зато в Стерлитамаке им преподнесла сначала сюрпризы погода. Холодрыга, пронизывающий насквозь их легонькую одежонку ветер. К тому же Борис не заметил тонкого ледка на луже встал на него и провалился по щиколотку.

Автобус прождали минут сорок, и Борис с промокшими ногами чуть ли в сосульку не превратился. Но не свалился в простудной горячке в постель. Перенес простуду на ногах и заработал неврит.

Немцы документацию на руки выдавать отказались наотрез. Да и объяснять, что к чему не собирались. Виктору и Борису приходилось следить за каждым движением специалистов. Вечерами, которые плавно перетекали за полночь писали отчеты об увиденном. Удержать в памяти все увиденное за день невозможно, а фотосъемки специалисты из Германии категорически не разрешили.

Тогда Борис и Виктор пошли на хитрость. Их широкие, объемные, но легкие для холодов плащи пригодились для «шпионских» действий, как никогда. Перед обеденным перерывом советские инженеры тщательно готовились к диверсионным действиям. Ремень громоздкой, тяжелой «Лейки» Борис одевал на шею, подвешивая фотоаппарат, как раскаивающийся грешник, решивший вдруг замолить их грехи перед Богом добровольно влезает в ярмо многопудовых вериг. И застегивал наглухо, на все пуговицы плащ.

Виктор проделывал подобную операцию с зарядным устройством для вспышки аккумулятора, которого были, может быть ещё тяжелее, чем «Лейка». Приятели приходили в цех за несколько минут до перерыва и с безучастным видом прогуливались между подготовленных для монтажа деталей, станков и агрегатов, и приспособлений для монтажа.

Немцы с немецкой точностью, ровно в двенадцать часов по полудню, следуя своей армейской поговорке: «Война войной – обед по распорядку», все разом, как по команде прекращали работу и уходили неторопливо из цеха. Оставшись, одни друзья начинали священнодействовать. Борис распахивал на груди плащ, Виктор доставал из-за пазухи электрошнур вспышки и подключал его к «Лейке». Борис быстренько щелкал затвором фотоаппарата, делая несколько снимков, и запахнув полы плаща, осторожно оглядывался вокруг. Если в цехе не появлялись неожиданные свидетели немецких коллег, то операция под кодовым названием «Фотосессия» повторялась. И так синхронно действовали, пока до конца перерыва не оставалось пять минут.

Ретировавшись, приятели обедали, делали коротенькие заметки в записных книжках и, отдохнув, возвращались в цех под насмешливые взгляды немецких специалистов: «Даже эти два русских инженера, дотошно и скрупулезно, изучающие технологические тонкости монтажа оборудования, являются яркими представителями своей нации, у которой одна из главных черт характера – разгильдяйство, заложено в их крови.

Борис и Виктор смиренно сносили несколько пренебрежительное к себе отношение немцев. Но, как говорят, доверяй, да проверяй. Советских «разведчиков» вычислил-таки немецкий контрразведчик. Хорошо, что инженер из Германии появился в цехе в то время, когда Борис яркой вспышкой света «Лейки» салютовал, празднуя свой триумф. Он сделал последний кадр, когда немец застал их врасплох.

Борис жестом показал, что они приносят извинения за свою бестактность и смиренно удалился из цеха. Немец добродушно улыбнулся, его покорила неожиданная для него покорность русских, он ожидал более резких и агрессивных действий от них, и лишь погрозил пальчиком, осуждая фотографов, снимающих немецкие инструменты без спроса.

Позвонили в Новосибирск. Главный инженер посоветовал им написать отчет прямо в Стерлитамаке, не приезжая в Новосибирск и отвезти сразу в Москву. Все равно утверждать документы придется не ему, а главному инженеру головного московского предприятия. Это же москвичам отчет надо делать, а не вам.

- Так зачем же даром время терять и народные денежки транжировать, катаясь туда, сюда, обратно, - с удовлетворением хохотнул в трубку их главный и пообещал, - как раз до Нового года обернетесь, а я вам как Дед Мороз под елочку конвертик с премией положу.

- Нет худа без добра, - оживился Виктор, предвкушая предпраздничное вознаграждение, а Борис задумался. Тема добра и зла его всегда волновала. Она у него заложена на протяжении всех творческих поисков. Так появилась у него позже стихотворение «Свет добра».

Да, только так! Настроен я решительно!

Хоть злюсь подчас, но не приемлю зло.

Оно всегда бывает разрушительно

И счастья никому не принесло

Кому-то гнев и злость дают могущество,

Но краток путь подобный до беды,

Сомнительны и шатки преимущества,

Ужасны злобы зрелые плоды

А в жизни ведь добро повсюду ценится

Его добра так много вокруг нас.

Я верю, жизнь когда-то переменится,

Исчезнет зло, добра наступит час!

И засияет свет хрустальный в комнатах

На улицах улыбки, там и тут.

И от добра на зимних подоконниках

Цветы волшебным цветом расцветут.

Вернулся Борис в Новосибирск, когда зима вступила в свои права. Он смотрел на хлопья снега, налипшие на ветки деревьев, на тихо падающие, кружась в ритме вальса, снежинки и думал:

- Не понимают всё-таки немцы по настоящему русскую душу. Для них наша зима – зверский холод, длинные ночи, а для нас зима это сказа, чудо.

 

«Зима»

Белые хлопья – не вата

Чудо слетает с небес

Сыплет колдун бородатый,

Кроет и поле, и лес

В белом отличье от лета

И результат колдовства

Всё вокруг белого цвета,

Даже деревьев листва

Радует русскую душу

Снег под ногами зимой,

Что за зима, если лужи –

Грязь принесу я домой!

Сухо и стекла не мокнут.

Чисто вокруг, благодать!

Чудо узоров на окнах

Только мороз мог создать.

Деда Мороза велики

В зимних просторах дела

Белого светлого лики

Чудо - зима принесла.

Я смотрел на Хрущева сверху вниз

В эту холодную зиму Новичихину посчастливилось попасть на сессию публичного гипноза уникального таланта Вольфа Мессинга. Он, проживая в Новосибирске, не только гастролировал по городам и весям страны, но иногда выступал и в городе, в котором проживал с начала Великой Отечественной войны.

Борис слышал много легенд о Мессинге. Как прошел Вольф Мессинг через все посты бдительной охраны в Кремль к всемогущему Лаврентия Берии, без всякого грима и маскарада представляясь чекистам на каждом посту… Лаврентием Павловичем:

- Вы, что меня не узнаете? Я – Берия.

Охранники вытягивались по стойке смирно и, извинившись заискивающе испуганным голосом, пропускали Мессинга.

- Проходите, пожалуйста. Мы рады вас видеть, товарищ Берия.

Слышал, как маг предсказал точную дату начала и окончания войны. И вот он на его концерте сидит в зрительном зале.

Борис внимательно наблюдал за Мессингом. Он был похож на охотничью собаку, которая идет по следу зверя, раненого охотником. Охотник пытается заприметить капельку крови, капнувшей на землю. Если он не видит кровавый след, то потеряет направление поисков. А собака чует невидимые для человеческого глаза следы – идет на запах зверя.

Вот и Мессинг, втягивая по собачьи ноздрями воздух зрительного зала, шел медленно вдоль рядов. Вдруг он насторожился, протиснулся между кресел к мужчине и произнес:

- Карманные часы лежат у вас в правом кармане пиджака. Верните их мне, а я передам их хозяину, который уже заждался своего имущества на сцене.

Обескураженный мужчина, не веря происходящему, опускал руку в пиджак и… доставал часы.

Сталинское время прошло и правление Хрущева, развенчавшего культ вождя, люди назвали оттепелью. Новичихин политические перемены вроде бы воспринимал как должное, а вот конец зимы, приход которой всегда вызывал у Бориса очарованье, он чувствовал физически. И как не почувствовать робкое дыхание весны, когда ещё зимнее, но уже яркое солнце дышит теплом в его затылок – «Уже стучится в дверь весна»:

Зима и холод – нет спасенья

Мороз и ветер, и метель,

Но вдруг пригреет по-весеннему

И с крыш закапает капель.

Зима не думает сдаваться,

Пора морозов не прошла.

И солнце мне в затылок дышит

Стерев мороза торжества.

И вот закапало под крышей,

И изменился статус-кво.

Весна стучится утром ранним.

Зиме покоя не дает

И солнце яростным сияньем

К полудню свой напев поёт

На трон взошел весны оратор,

Подняв в зенит свою звезду,

И к нам приблизился экватор,

В снегу прорезав борозду.

Вскоре Новосибирск посетил и отец оттепели, который взойдя на трон, своими зажигательными импровизированными речами прорезал борозду не только в снеге.

Хрущев летел через Новосибирск с дальнего Востока или транзитом из Индии. В Новосибирске сдавали оловозавод, который был на окраине города. Партийные власти подумали, что Никита Сергеевич непременно посетит введенный в строй промышленный объект. Глянули, а подъезда-то к заводу нет. Строительная техника и весенняя оттепель, распутица превратили временную 3-х километровую автодорогу в сплошное месиво непролазной грязи.

Без помощи бульдозера самосвал с раствором или бетоном не мог пробиться к объекту и доехать до него. А как же Никите Сергеевичу на легкокрылой «Чайке» на открытие оловозавода проехать? Не бульдозеру же её ненаглядную красотку стальным тросом привязывать. Это тебе не кукурузу железнодорожным рельсом смешать, с землей стебли сравнять.

Решение приняли решительно – заасфальтировать за одну ночь. Нет в мире таких крепостей, которые не сумели бы взять большевики. Асфальт при свете фар, освободившихся от подвоза бетона самосвалов, уложили. Но… прилет Хрущева из-за низкой атмосферной облачности, немного задержался и он на открытие завода не поехал. И очень хорошо, что не поехал. На следующий день самосвал на новенькой только что заасфальтированной дороге провалился по самое некуда. В зыбкий плывун втрамбовали, втрамбовывали песок и щебень, но из ограниченного лимита времени, так как следует и не втрамбовали. Но не об этом речь.

Борис, грея обнаженную голову на ласковом солнышке, проходил мимо оперного театра. Из громкоговорителя он услышал знакомый голос Никиты Сергеевича. Транслировали в прямом эфире речь советского лидера. Чтобы все желающие жители города Новосибирска, а не только специально приглашенные за свои заслуги лица в оперный театр, могли услышать выступление главы государства.

Борис Новичихин волей неволей стал слушать Хрущева. Через милицейское оцепление ему без специального пропуска выйти все равно бы не удалось. Выступал Никита Сергеевич импульсивно. Очень часто вставляя в скучнозанудный канцелярит, написанный его помощниками, официального текста свои сочные, смачные, хлесткие народные выражения и мнения. Слушать его из-за этого экспромта было интересно. Запоминались речи Хрущева надолго, а иногда и навсегда. Как помнят до сих пор выступление его с трибуны Ассамблеи ООН, где он под дробный аккомпанемент каблука ботинка об трибуну обещал показать всему миру кузькину мать.

На следующий день Борис прочитал речь Хрущева в «Правде».

- Ну, как тебе выступление Никиты Сергеевича? – спросил его Виктор Рыков.

- Один к одному с сокращениями, - ответил Боря.

- Как это один к одному с сокращениями? – удивился Виктор. – С сокращениями – это уже не один к одному.

- В «Правде» заранее отпечатали текст официального выступления Хрущева, пояснил Рыкову Новичихин. - а он его творчески во время выступления дорабатывал и дополнял. Поэтому и говорю: опубликовали речь один к одному с сокращениями. Все дополнения Никиты Сергеевича не вошли. Главный редактор «Правды» не мог заранее знать, что добавит от себя, выступая с трибуны, Хрущев.

А во время выступления его Борису пришлось дослушать Никиту Сергеевича со всеми его дополнениями до конца. Когда наступила очередь встречи лидера с народом, толпа подхватила Бориса и вознесла его на высокий тротуар центральной улицы возле оперного театра, на которую выруливал правительственный картеж. Верх «Чайки» был открыт, Хрущев сидел на переднем сидении и изредка поднимал правую руку вверх, приветствуя ликующий народ. Когда его лимузин поравнялся с Новичихиным, Боря, стоя на постаменте, увидел, гладя сверху вниз гладко выбритую голову Хрущева. Глянцевая кожа слегка уже подзагоревшей лысины Никиты Сергеевича, сверкнув перед глазами Новичихина, затерялась в море людских голов.

Но оказывается, не все ликовали на встрече с Хрущевым. По дороге в аэропорт Толмачево рабочие завода Сельмаш перегородили улицу, чтобы поговорить с главой государства. Встречаться с рабочими он не стал. Торопился на самолет, и его машина прошла по параллельной соседней улице.

Вернемся к разговору приятелей следующим утром.

- А почему же не захотел Хрущев встретиться с рабочими сельмаша? – спросил Виктор Бориса.

- Он и так уже в Новосибирск прилетел с большим опозданием. Не хватало, чтобы Хрущев и на авиарейс опоздал.

- Ну, зачем же ты меня обижаешь? – оскорбился Виктор. – Хрущев никогда не смог бы опоздать на авиарейс. У него персональный самолет, летчики которого ждали бы своего пассажира сколько угодно. Но ты-то сам хоть видел Никиту Сергеевича вблизи?

- Я смотрел на Хрущева сверху вниз – ответил Боря.

- То-то я и вижу, что зазнаваться стал. Уже и друзей ни во что не ставишь: «Я смотрел на Хрущева сверху вниз!» - передразнил Бориса Виктор. Потом добавил. – Пока ты с Хрущевым общался, я узнал хорошую новость. Москвичам понравилась наша оперативная работа по Стерлитамаку. В Ростове-на-Дону открывается новый филиал. В нем будет обрабатываться новое направление: автоматическая система управления. Не могу сказать точно зачем, но тебе предстоит командировка в Москву.

У Бориса сердце затрепетало. Нахлынули воспоминания: Ростов-на-Дону, Воронеж, Харьков его малая родина, дорогие милые места. Родители, друзья, родственники, знакомые и… любимые. Милый нежный образ, тонкий гибкий девичий стан, танец, который танцевала его знакомая девочка на цветущем ромашковом лугу.

 

«Девочка на поле танцевала»

Девочка на поле танцевала –

Необыкновенна и легка,

Как пушинка в воздухе мелькала.

И взлетела выше мотылька.

Сочетанье спорта и балета

Повороты звонки и лихи

Пируэт за новым пируэтом

Вяжут вязь ледовые штрихи.

И как будто на листе бумаги

Действует фантазия ума

Сникли боги и застыли маги

В танце том поэзия сама!

Я подумал, ощущая нежность:

Девочке удастся, может быть,

Сохранить надолго свою свежесть,

И полет, и легкость сохранить…

И представьте, лет прошло немало

Царственна, чудесна, как всегда.

Женщина на сцене танцевала -

Необыкновенно молода.

Всем прекрасна и ни капли фальши

Захотелось у неё спросить:

«Как смогла ты юность повторить?»

Но сейчас до нас ей дела мало –

Танцем поглощенная сполна

Женщина на сцене танцевала

Счастлива, прекрасна и стройна…

Из Москвы через Воронеж в Ростов и Волгоград

 

В Москве действительно запомнили оперативную хватку двух инженеров из Новосибирского филиала. А Бориса особенно – он ведь отчитывался за определенную работу в Стерлитамаке.

- В Ростовском филиале заняты новым делом, создают АСУ, - сказали ему в кадрах. Филиал открылся недавно и свободных вакансий полно. Можешь съездить в Ростов пока ты в отпуске и ознакомиться с ситуацией на месте. Хотя по твоему послужному списку видно, что ты не боишься резких перемен и осваивать новые направления в современных технологияхтебе не впервой. Увольнение по переводу на новое место работы с сохранением всех льгот, которые у вас есть поближе к месту жительства родителей, мы гарантируем. Они же, кажется, проживают в Воронежской области в Курбатово?

- Вам ничего не кажется, вы точно знаете адрес моих родителей, информация обо мне точна и достоверна. Но как только вы упомянули про Воронеж, я принял решение. Съезжу сначала, повидаюсь с отцом и матерью, а потом позвоню вам по увольнению и переводу меня Ростовский филиал.

На том и порешили. О том, что Воронеж магически притягивал к себе Новичихина, он нисколько не лукавил. Борис тянулся к Воронежу всей душой:

Порою кажется – забыть нам всё легко.

Возможно так, пока глубинных чувств не тронешь.

Но вот уж сколько раз, отъехав далеко,

Я всей душой тянусь к тебе, Воронеж!

Нет, позабыть тебя, никак нельзя.

Ведь предков вечный зов не спрячешь, не схоронишь.

Где б ни был я, ни жил, но главная стезя

Чрез годы и края ведет к тебе, Воронеж.

После встречи с родителями Борису даже заманчивая перспектива карьерного роста в Ростовском филиале уже не очень-то радовала. Отец надсадно кашлял, и, казалось, с кашлем выворачивается наружу всё его нутро. У матери застужены ноги ещё в оккупацию при немцах, а ревматизм дал знать о себе вот теперь. Она с трудом передвигалась по дому. И стоя на месте, удерживать равновесие ей было трудно. Когда чистила картошку на кухне, упиралась локтем руки, в которой держала картошку, об стенку, чтобы случайно не упасть на пол.

- Папа, мама, - стал советоваться с ними Боря, - может мне не переводиться на работу в Ростов, а поискать что-нибудь подходящее в Воронеже? Буду жить рядом с вами, то в каждые выходные смогу вас навещать и что-то по дому сделать.

- Как знаешь, сынок, - сказала ему Мария. – Слава Богу, по дому-то мы с Гришей сами ещё управляемся. Выбирай сам, где тебе будет лучше работаться.

- Время зря не теряй, но пока в отпуске попробуй найти работу в Воронеже. Объявление видел на завод синтетического каучука, что на левом берегу реки Воронеж главный механик требуется. Это по твоему профилю. Может быть, эта работа подойдет, - стал предлагать на выбор работу в Воронежской области Григорий. – Требуется журналист в Бобровскую районную газету. Ты зря, что ли заканчивал факультет журналистики в университете марксизма-ленинизма. Попробуй туда сунуться. За спрос не дадут в нос.

Борис так и поступил, как советовал ему отец. Он подъехал к главному редактору газеты в Бобров. Показал свои журналистские работы, вырезки из газет, в которых опубликовывал свои статьи на различные производственные темы.

- Неплохо пишешь, хороший слог, - одобрил его работы редактор, – чувствуется твоя масштабность. Увольняйся. Я готов тебя принять не простым корреспондентом, а завотделом по сельскому хозяйству.

- Я жизнь села-то не знаю. Всю жизнь проработал в городе, - усомнился в правильности своего выбора Борис. – Разве выйдет из меня без ни какого опыта работы на селе хороший завотделом по сельскому хозяйству.

- Мальчишкой был сельским, жизнь крестьянина видел и пережил войну в селе. Разве этого мало? Захочешь, будешь отличным завотделом. Думай, голова – картуз куплю. Надумаешь, приходи по быстрее, а то я в отпуск собираюсь.

Но Борис дать свое согласие стать журналистом не торопился. Поехал узнавать в Воронеж про вакансию главного механика.

- Нам очень нужен сейчас главный механик, - сказал ему начальник отдела кадров. - Увольняйся и начинай работать хоть с сегодняшнего дня. Мы, так уж получилось, оказались без главного механика неожиданно.

Неожиданность была весьма неприятной. Главному механику потребовались для производства работ стальные листы толщиной по 10 и 20 миллиметров. Весь большегрузный транспорт уже распихали по объектам, и в наличии у механика остался только маленький тракторишка «Беларусь», да хиленькая прицепная тележка. На таком прицепе, на селе навоз или силос перевозят, а не тяжелые стальные листы.

Но делать нечего. За неимением гербовой бумаги очень часто приходится писать на простой. Механик дал команду слесарям загрузить прицеп, но не определил максимального количества листов для одного рейса. А водитель «Беларуськи» чтобы не делать два рейса по городу, запросил загрузить прицеп под завязку.

Через реку есть кривленный мост. По нему ходит не только автотранспорт, но и трамвай. Тяжело груженная «Беларуська» набрала скорость, а когда водитель увидел, что хвост трамвая на крутом повороте заносит далеко на проезжую часть, где бегут – автомобили, и может задеть его трактор, то резко затормозил.

Листы на прицепе находились на уровне пола и низа сидений пассажиров. От резкого торможения они по инерции продолжили движение, сломав борт, врезались в трамвай и как гильотина перерубили ножки сидений, а каждому их пассажиров и ноги.

Водитель посинел, ошалев от произошедшей катастрофы, от воя сирен скорой помощи, от стонов и криков, адской боли пострадавших, стоял, вытаращив глаза на проезжей части, пока не подкатила милицейская машина и не увезла неудачника в следственный изолятор. Туда же через час доставили и механика.

Борис позвонил отцу и рассказал о трагедии.

- Ты знаешь сынок, - ответил Григорий. – На чужом несчастье счастья не построишь. Я тебе не советую устраиваться на работу вместо этого несчастного механика. Предложили тебе работу в газете в Боброве, попробуй свои силы там. Может быть в газете твоя судьба. Вспомни свое босоногое детство в деревне.

Боря и сам уже, когда ему редактор пообещал принять на работу в сельхозотдел, вспомнил «Праздник лета»

 

Пахнут травы, часты росы,

Я от запахов тех пьяный

Даже в городе – покосы, -

Аромат стоит духмяный

Непрерывное цветение.

Праздник лета отражает

Видно солнце день рожденье

Полднем жарким отмечает

Все живое не выносит

Тишь да жаркую погоду:

Оттого-то тени просит или спряталось под воду.

Мы на этот праздник лета

Соберем, зелены травы

Кленов листья сыщем где-то

Посидим в тени дубравы.

К солнцу с просьбой обратимся:

- Запланируй день отлучки,

А потом, когда вернешься

Мы продолжим праздник лета.

В речку вместе окунемся

Погуляем до рассвета.

Но не судьба была Борису стать журналистом. В редакции Бобровской газеты он главного редактора не застал. Сидящий за столом его заместитель не был так приветлив и радушен, как его шеф. Может, у него было плохое настроение или почувствовал в посетителе конкурента, почитав публикации Новичихина, но он только насмешливо хмыкнул на вопрос Бори:

- Завотделом по сельскому хозяйству я без разрешения обкома КПСС тебя принять не могу. Обещал тебе не я, а главный редактор. У тебя на выбор два действия: дождаться, когда шеф вернется из отпуска или самому сходить на прием к секретарю обкома. Я лезть к нему на рожон не собираюсь.

Быть на подвесе Борису не хотелось, и он сделал свой выбор. Вернулся к первоначальному варианту – переехать в Ростов.

 

Волгоград

 

В Ростове Новичихин пробыл недолго. Его направили в командировку в Волгоград. В Волгограде Борис бывал и раньше. Здесь жил его друг Костя Денисенко, рано ушедший из жизни. Костя угощал Борю айвой. «Айва из Волгограда» навсегда осталась в памяти Новичихина:

… Живет айва та самая, которую

Когда-то много лет тому назад,

Подростком на свою родную сторону

Привез я из поездки в Волгоград.

Расти, айва, моя подружка южная

Высокою, как небо надо мной.

Зеленою, густою и жемчужною,

Цветущею, как все сады весной.

В Волгограде было много подведомственных Ростовскому филиалу объектов: Нефтеперерабатывающий завод, химкомбинат, сталепроволочный завод, сажевый завод, сталепрокатный стан-260, заводы «Красный октябрь», «Баррикада».

Последний «Баррикада» - секретное предприятие военно-промышленного комплекса, так называемый «почтовый ящик» ни улицы, ни номера дома – один номер почтового ящика. Впрочем, и «Красный октябрь» был таковым, но менее засекреченным и более известен волгоградцам. В окруженном Сталинграде, так назывался город, пока Хрущев не переименовал его в Волгоград, выпускали танки, оружейники отливали ствола для танковых пушек. Попасть на заводы – целая история. Чтобы туда пробиться и получить пропуск на завод не одну проверку пройти нужно. Не говоря уже о допуске к секретным чертежам. Никто, даже обыкновенные инженеры не видели чертежи. Каждый инженер был знаком только с чертежом одного какого-то узла или детали производимого оружия.

Когда Борис выдержал все необходимые проверки, он, проходя вдоль забора «Баррикады», где на территории завода хранился металлолом, предназначенный для переплавки, то увидел мальчишек играющих в войну. Они вылезали из проделанных в заборе ходов с настоящими… боевыми пистолетами. Вот так игра.

Оказалось, вездесущие мальчишки пронюхали, что в груде металлолома валяются выбракованные отделом технического контроля пистолеты и стали проникать на территорию литерного завода и обзаводиться боевым оружием. Хорошо, что в войну эти пацаны играли понарошку. А если бы оно попало в руки преступников? Устранить заводской дефект, им было раз плюнуть. И дорого нам обошлась бы подобная секретность.

В Сталинграде наступил переломный момент в ходе Великой Отечественной войны. В 1965 году к празднованию 20-летия Великой Победы город готовился очень тщательно. Над братской могилой защитников Сталинграда горел Вечный огонь, а на гранитной плите был высечен профиль безымянного героя-солдата.

Таким безымянным героям и посвящены стихи Новичихина «Профиль солдата».

Вечный сон над цветами сирени

Отдыхает солдата душа.

А над ним, словно легкие тени,

Ветры памяти мимо спешат.

Жизни прежней военные тропы

До сих пор его сердце хранит,

Люди в память о нем его профиль

Положили на серый гранит.

Сон солдатский, войну вспоминая,

Своего не тревожит бойца

Лишь салюты Девятого мая

Очертанья меняют лица

Тех салютов победные звуки

Слышит он, воскрешая войну.

И цветы благодарные внуки

На могилу приносят ему

Погребен под гранитные плиты

Там солдат в Богом проклятой мгле

Его профиль – его представитель

В мирной жизни на нашей земле.

Жил Борис на центральной площади то в одной гостинице, то в другой стоящей напротив первой. Порядок был установлен в то время: больше месяца в гостинице нельзя было проживать. Администрация гостиницы быстро находила покушавшихся нарушить этот порядок и выселяла без всяких церемоний.

В командировках, чтобы полностью оплачивали командировочные, можно было находиться не более четырех месяцев. Вот и приходилось Борису после каждого месяца проживания в одной гостинице, переселяться в другую. Рестораны были в каждой и славились хорошей кухней оба. Но Боря любил пить в ресторане натуральный молотый заварной кофе.

Однажды он опаздывал сдать в редакцию подведомственного журнала техническую статью. Баловаться журналистикой Борис не перестал и в Волгограде, часто печатался в трестовой многотиражке. Чувствуя, что сон вот-вот сломит его волю, Новичихин спустился из номера вниз и заказал литр двойного кофе.

Он сумел дописать статью до утра и осушил литровый термос крепкого кофе. Когда встал из-за стола, то сердце затрепетало часто-часто, как осиновый листок на ветру. Больше такие эксперименты над своим здоровьем Новичихин не проводил. Наоборот старался вести здоровый образ жизни. Алкоголь употреблял умеренно и очень редко. Курить с большим трудом, но всё-таки совсем бросил.

Не задерживался Борис Новичихин и больше разрешенного срока – четырех месяцев в Волгограде. Так делали многие служащие часто бывавшие в командировках. Небольшой, пусть всего недельный перерыв для поездки в Ростов и получив новую командировку, Боря получал солидные деньги. На сумму командировочных, суточных можно было безбедно прожить месяц. А на основную зарплату покупать дорогие вещи. А поднакопив, как следует даже автомобиль.

 

АСУ

 

Отработал Борис, для чего его и направили в Ростовский филиал автоматическую систему управления. Для обмена опытом приехал к нему даже из Новосибирска Виктор Рыков.

- Мне даже не верится, что автоматизированная система управления может заработать не на каком-то механическом конвейере, где отработана и опробована каждая операция. На стройке, а каждая стройплощадка уникальна, если не деталями, то конфигурацией, адом, планировкой, возможно, запустить АСУ!

- Да, Витя, ты прав, это очень трудно, но всё-таки можно.

- Ой, ли? – усомнился Рыков. – Разговаривал я недавно с одним прорабом. Он говорит мне: «Раньше на растворобетонном заводе была диспетчер тетя Шура, и с ней можно было отладить поставку раствора по звонку. Твое АСУ не может учесть невыхода после пьянки почти полбригады каменщиков на работу, сильного ветра, не дающего крану работать в полную силу и так далее. Так тете Шуре позвонил, и она притормозит поставку раствора или наоборот – стих ветер и выдаст без графика дополнительную машину. Так вот при тете Шуре был порядок, а при АСУ сижу и как медведь лапу сосу. То току нет, то толку нет».

- Во внедрении автоматической системы управления, как тонко подметил твой прораб, на стройке очень важен человеческий фактор. Не хватает подготовленных кадров. Организовал курсы, проводил семинары и приглашал на них главных инженеров. А они ссылаясь на свою занятость, присылают вместо себя своих кабинетных инженеров, которые не чувствуют пульс реальной стройки. Что с них возьмешь? А главный инженер, если сам не разобрался в структуре АСУ, то, как он может обучить подчиненных?

- А кроме человеческого фактора есть ещё причины?

- Несвоевременная поставка оборудования. Волевые сроки сдачи. Объект сдается к Новому году, а оборудование поставят только в феврале следующего года. Сдача получается липовая.

- Зачем же ты сдаешь невыполнимый график на стройку.

- Я не даю, без меня нереальные сроки назначают.

- Вот ты, Боря, и поделись опытом, - вздохнул Виктор.

Новичихин огорчился. Он не ожидал от своего друга такой реакции.

- Да пойми ты, Витя, - стал убеждать своего друга Борис. – АСУ очень перспективное и нужное дело. В будущем, мы и шагу не сделаем ни на одной крупной стройке без АСУ. Нельзя на строительных площадках по интуиции, на ощупь работать. Уже сейчас, если делаем график производства работ из ста событий, то считаем у себя вручную. А если событий этих несколько тысяч? Приходится ехать в столицу и все расчеты поручать… компьютеру.

- Как? – в изумлении воскликнул Рыков. – Вы уже для расчетов в компьютеры используете? А я думал, что это перспектива далекого будущего.

- Да через лет двадцать каждый студент будет пользоваться компьютером.

- Ну, ты и загнул, Боря. Ты, что Жюль Верн или Александр Беляев? Хрущев совсем недавно обещал, что наше поколение будет жить при коммунизме. А его самого сняли за волюнтаризм.

- Мне, Витя, видимо все равно, тебя не переубедить. Давай погорим о чем-нибудь более приятном: о весне, о черемухе, о соловьях.

- А я что ли против. Расскажи мне что-нибудь новенькое, хотя бы, например, про соловья.

- Про соловья? Изволь, послушай.

Дурманящий запах черемухи

Мне спать по ночам не дает

К тому же в кустах за черемухой

Певец одиноко поет.

Быть может, на что-то он сетует

Меня, привлекая на трель.

А может с подругой беседует

На нежность, настроив свирель.

Где долгих одиннадцать месяцев

Певец молодец пропадал

За счастьем своим иль ровесницей

В какие края улетал?

А может дурман этот падает

На дух его так же, как мой

И сердце его очень радует,

Что он возвратился домой?

Не знал Новичихин, что ему, прекращая на несколько дней командировку, придется возвращаться домой за один год несколько раз кряду.

 

Незапланированные поездки домой

 

У Григория Новичихина было неплохое по сельским меркам в двадцатых годах прошлого двадцатого века образование – два класса. Он умел хорошо читать, писать, считать.

Зато повоевал на двух войнах. Вернулся в свое село после войны и поступил сначала счетоводом в Заготзерно. Осваивал бухгалтерское дело самостоятельно и, благодаря своему уму, дослужился до должности главного бухгалтера при двухклассном образовании. Теперь после институтских двух курсов добиться такого результата невозможно. Но в послевоенное время была острая нехватка в специалистах.

Получал как конторский служащий Григорий немного. Но снискал у односельчан глубокое уважение. У обоих сыновей высшее образование, трудятся по специальности. Вышел на пенсию, и, казалось бы, можно было бы ему с Марией вздохнуть вольготно. Да жить в свое удовольствие - появился в доме достаток, свободные деньги.

Только ни за какие деньги нельзя купить самое драгоценное на свете – свое здоровье. Мария прихварывала давно. С трудом передвигалась, но как говорится, сухое дерево долго скрипит, а растет себе и растет. Сохранять бодрость духа Марии позволяла жизнь в постоянном движении – подсобное хозяйство, воспитание детей, хлопоты по их жизненному устройству. А у Григория бухгалтерская работа требовала усидчивости. Не только дни, а многие вечера, а в дни отчетов и ночи, проводил он на стуле за канцелярским столом. Малоподвижный образ жизни здоровья не добавляет, а к тому же Григорий смолил одну за другой папиросу.

Перед выходом на пенсию и вовсе расклеился, приболел.

Младший брат Бориса Евгений увлекся поэзией и уже часто публиковал свои первые литературные опыты – стихи в редакции «Подъем». Борис взял телефонную трубку, услышал голос Жени, заговорил:

- Хочешь похвастаться своими успехами на литературном поприще?

Ответ Евгения умерил его пыл. Голос брата дрожал от волнения:

- Наш батя заболел. Врачи признают рак.

Слова брата звучали хоть и растерянно, но в смысле короткой фразы: «Врачи признают рак», Борису послышался приговор:

- Рак же не излечим, - подумал он, а в трубку стал успокаивать младшего брата. – Я возьму отпуск, а потом если надо отпуск за свой счет и приеду домой.

Все лето и осень Борис провел в поездах Ростов – Волгоград - Курбатово; Курбатово - Волгоград – Ростов. Советы, консультации с врачами. Стали собирать с братом деньги на операцию и договариваться с московской клиникой, мать всполошилась:

- Никогда не позволю положить Гришу на стол хирурга, под нож.

Отец то впадал в депрессию, то временами становился таким, каким всегда знали его братья – жизнерадостным оптимистом.

Борис, глядя, как заходится отец в кашле, принял твердое решение:

- Обязательно брошу курить.

Но как мучительно кашлял отец, так и Борису было трудно и мучительно бросить курить, позабыв о никотиновой заразе навсегда.

Уехал в Волгоград в конце октября Борис со спокойным сердцем. Через пару недель октябрьские праздники и он на 7 ноября и плюс выходные снова приедет к больному отцу в Курбатово. Григорию получшало, он улыбался, пробовал шутить, как Теркин:

- Не зарвемся, так прорвемся. Живы будем, не помрем.

- Я, папа, смотаюсь на несколько дней в Волгоград. А на октябрьские праздники снова к тебе приеду. До скорого свиданья.

Свидание действительно оказалось скорым. Борису пришлось вернуться по ночному звонку брата в Курбатово не 7 ноября, а третьего. В ночь со 2-го на третье ноября Григорий Новичихин скончался. Ожидал повидаться с отцом Борис на 7 ноября, но человек предполагает, а Бог располагает. Не верилось Боре, что прощаясь с отцом в конце октября, он видит его живым в последний раз. Отец ушел за запредельную черту.

- А что же ждет всех нас за запредельной чертой, - задумался тогда Борис.

Запредельная черта –

Обиталище покоя

Там не видно ни черта!

Как узнать, что ты такое?

Тут не счесть земных границ

И земных ограничений

И друзей, и вражьих лиц,

И таких земных мучений.

Там за черною чертой

Близкой может иль далекой

Мир нездешний и покой,

Звук глухой и одиноки

Здесь премножество дорог –

Очень просто ошибиться.

Свой маршрут избрать не смог

И с пути недолго сбиться

Там всё просто! Выбирай:

Только две пути-дороги.

Светят звезды – значит в рай

Тьма сплошная – в ад убогий

Тьма, как черная дыра,

Холод адский, нет одежды

Безусловно, полный мрак

И на помощь нет надежды.

И назад не повернешь

Если вдруг с пути собьешься

В те же двери не войдешь

Ты не выйдешь, не вернешься

Ясно лишь – такой удел! –

Здесь наш путь всегда конечен.

Там же – вот он запредел,

Путь наш вечно будет вечен.

Впрочем, стоп! Зачем гадать.

Там покой иль нет покоя

Ни черта ведь, ни видать!

Как познать!? Что там такое!?

Аритмия

После смерти отца жизнь Бориса ещё долго текла по проторенному руслу. Шли годы, и находиться одной в деревянном доме в Курбатово Марии с каждым годом становилось всё труднее и труднее. Новичихина лихорадило и в личной жизни, пошли семейные разлады.

В народе говорят, отвяжись худая жизнь – привяжись хорошая. Но, когда жизненная лихорадка переходит в хроническую болезнь – аритмию, то она (жизнь) превращается в сплошную муку. Ту душевную сумятицу тех лет, можно увидеть в поэтическом творчестве Новичихина.

Безвременна эта стихия

Ни ночи не знает, ни дня,

Худая болезнь – аритмия

Лишает покоя меня.

Развратная эта злодейка

Ей мало всех наших потерь,

Ко многим находит лазейки

Стучит безалаберно в дверь.

У Бориса физическое состояние и тогда находилось на высоком уровне и производственным успехам, мог бы любой позавидовать, только мотаясь по стране, по командировкам невозможно планировать домашние семейные дела. При аритмии кочевой жизни трудно в доме создать комфорт и уют. А как суметь бывать почаще у мамы, когда на колесах проводишь большую часть свободного времени? В жизни всё так переменчиво. Ничего постоянного нет.

 

Ясный день завершается вечером

Ночь проходит и к утру – рассвет.

В этой жизни все так переменчиво,

Ничего постоянного нет.

И любовь, и мечты, и желание,

И судьба, и надежда моя.

Разве можно, скажите заранее

Быть уверенным в этом, друзья?

Разве можно? Всё так переменчиво,

Изменениям подвержено всё

Днем встречаешься с милою женщиной

День к концу – изменилось во всем!

Расставшись с женой всё переменилось и Борис стал выбирать: куда переехать – в Воронеж или в Старый Оскол. Оба крупных города, в которых мог бы найти работу по своей специальности почти находились от материнского Курбатово на одинаковом расстоянии, километрах в шестидесяти. Довольно близко, чтобы на выходных бывать у матери и приносить ей посильную помощь в быту и облегчение в жизни.

Окончательный выбор пал на Старый Оскол. В Осколе предложили не только престижную работу, а даже пообещали предоставить квартиру. Работы у Бориса появилось много, хоть отбавляй, а вот с квартирой ему пришлось повременить… Жильё предоставляли семейным людям, а Новичихин приехал один.

Управляющий трестом отправил начальника кадров встречать приглашенного специалиста на железнодорожный вокзал почти ночью, и кадровичка спросила его:

- И как долго мне поджидать его?

Ответ был лаконичен:

- Пока не приедет.

Прямо с вокзала Бориса препроводили в комнату семейного общежития. Жизненная аритмия продолжалась. Каждую пятницу вечером Боре предстоял маршрут Старый Оскол – Курбатово, а вечером в воскресенье Курбатово – Старый Оскол.

Женился на молодой женщине, родился сын - Илья и Борис получил квартиру. Перевез мать в Старый Оскол и уже не только сын помогал матери, но и мама помогала сыну воспитывать своего внука.

Маяковский сказал про себя: «Любовная лодка разбилась о быт». Из-за бытовых условий ни один корабль семейной пары потерпел кораблекрушение. Не стало исключением и суденышко Новичихина. В квартире с рождением Ильи стало тесновато и супруга Бори отправила их сына к своей матери под Смоленск. Мальчик скучал по родителям и вырастившей его с пеленок бабушке Марии Ивановне. Но, как бы, то, ни было, но как только Илью привезли в Старый Оскол, он на третий день уже выздоровел.

Но в жизни всё переменчиво, ничего постоянного нет. Об этом Новичихин сказал, но потом появилось ещё одно стихотворение «Слезный дождь»:

Нам с тобою вдвоем

Было чудно, наверно,

От прохлады – тепло,

А во тьме не темно

Но сейчас одному

Неуютно и скверно

Будто счастье навеки

Закрыло окно.

Новый миллениум

 

Наступил новый век, и новое третье тысячелетие Борис Новичихин встретил уже на пенсии. Когда человек выходит на заслуженный отдых, то часто вздыхает о своей прошлой интересной, хоть может быть и несколько сумбурной жизни:

- Время прошло…

Борис, не смотря на перенесенную жизненную аритмию, был полон сил и оптимизма. Вздыхать вместе с другими пенсионерами: «Время прошло…», он не собирался. Ему-то казалось, что время пришло.

Мне говорят: «Оно прошло,

В минувший век ушло, что было».

Неправда всё. Оно пришло.

И только-только наступило!

Ведь это я, не тот уж я.

Остался там, в прошедшем веке.

Я стал смелей, мудрей, друзья,

Иным во многом человеком.

Я мир и жизнь, и смерть постиг.

Стал лучше разбираться в людях,

Конечно, не всего достиг,

Но верю, знаю – это будет.

И мое время не прошло,

Оно меня не победило!

Ко мне лишь новое пришло,

И часть вторая наступила.

Но в жизни не избежать закономерных потерь. С возрастом их становится всё больше и больше. Марии Ивановне, родившейся при царе, пережившей крах империй Российской и Советской, многочисленные революции и войны, пережившей почти на три десятка лет своего мужа, когда ей перевалило уже прилично за девяносто тоже пришло время отправляться вслед за Григорием в мир иной.

Не стало на этом свете самого дорогого для Бориса человека, некому стало излить свою душу, поделиться с кем-то наболевшим и сокровенным. Но его мама осталась только в памяти:

Лето июнь провожало покосами

Пением птицы встречали рассвет,

Дни начинались обильными росами.

Всё как всегда, - только матери нет.

Дух не сыскать её в ветреной памяти.

И на земле не осталось примет.

Только тревожат зарубки у памяти

Образа чистого глянцевый след

И ничего не поправишь из прошлого,

Не своих слов, ни вины, ни потерь.

То, что сказал, никогда не вернешь,

Что не сказал, не доскажешь теперь.

Так иногда в жизни трудности встретятся:

Мудрый захочется слышать совет

Тут на желании всё и кончается…

Кто посоветует? Матери нет!..

Снова бы встретиться: вспомнить заставила…

Но не найти таких ангельских мест

Где же искать? Адресов не оставила…

Все, что осталось, - на кладбище крест.

Нет, никогда не вернется родимая

Внуков и правнуков вместе растить.

Некому даже сказать: «Мама, милая,

Может, услышишь нас, просим: «Прости!»

Осень дождлива, сыра и нахмурена,

Холод такой, что не мил белый свет

В теплой бытовке под небо накурено,

Всё, как обычно, но матери нет…

Борис занимался поэзией, журналистикой, литературной прозой и раньше, но воспринимал свои литературные изыски не всерьез, а как какое-то увлечение или, как говорят сейчас, хобби. Хотя журналистом он был неплохим. Его материалы печатали в «Вечернем Новосибирске», в «Волгоградской правде». Свои стихотворные наброски, литературные записи Борис сам оценивал критически. Считая материал сырым, откладывал в сторону и лежал он в дальнем ящике долго-долго.

 

Время пришло

И вот, время пришло, вышел у Бориса в 2006 году сборник стихов под таким названием. Что-то использовал Борис из литературных опытов прошлого, что-то писал вновь, опираясь на былые впечатления, а что-то о своих сегодняшних переживаниях. Стихи с 2006 года стал опубликовывать в городской старооскольской газете «Зори».

На стихи Бориса Новичихина местные барды и композиторы писали песни. На творческих вечерах он не только читал сам стихи, а создатели музыки исполняли на стихи Новичихина песни: Валерий Борзиков, Игорь Таранухо, Людмила Кот. Сделав аранжировку на музыку, сочиненную Людмилой исполняет песню на стихи Бориса ещё один исполнитель.

Новое творческое время пришло к Борису Новичихину, наступила его часть вторая.

В издательство Российское Общество Современных авторов (РОСА), легла в 2008 году на стол рукопись. Сотрудница с удовольствием читала светлые жизнерадостные, лирические строчки «Признания»:

Я так тебя люблю, что Солнце не закроет

Весна не заслонит собой любовь мою.

Когда слегка ночь на землю тень уронит.

Любовь развеет мрак. Я так тебя люблю.

Хоть от меня вдали, хоть рядом ты со мною,

Хоть занят чем-то я, хоть бодрствую, хоть сплю,

Я так тебя люблю! Ты хочешь много слов, дурманящих и нежных,

А я дарю любовь! Сам мед любовный пью…

Пойми, зачем слова, когда любовь безбрежна

Зачем тебе слова? Я так тебя люблю.

 

- Какая прелесть, - удивилась сотрудница. – В наше меркантильное время не перевелись ещё молодые люди с романтической душой. Такое нежное и чувственное стихотворение «Признание». Кто этот юноша, написавший прекрасные строки? Кто автор?

Борису пришлось признаться:

- Признание написал я.

Глаза сотрудницы округлились, и она попыталась узнать, то что её поразило. – Вы? А сколько же вам лет?

Мужчине не пристало скрывать свой возраст. Мне 75 лет.

Издать сборник «Колокола» ему удалось в 2008 году. Бориса часто спрашивают, как ему удается писать стихи столь нежные и яркие, веселые и грустные, озорные и мудрые.

- Бывает, и сам не понимаю, откуда возникает тема, и берутся рифмы, слова, образы. Напишу стихотворение на одном дыхании и сам себе удивляюсь - неужели его написал я. Так было с «Признанием». Так я написал «Одуванчики»:

Замечательные мальчики –

Золотые одуванчики.

Молодые, очень крепкие

И с оранжевыми кепками.

Привлекательные, яркие,

Энергичные и жаркие.

Сильным ветром негасимые

Как один, и все красивые.

Жизнь и время быстро катятся

Красота куда-то прячется.

Не совсем как будто старые,

Но пожухлые, усталые

И, конечно, уж не мальчики,

Хоть зовутся одуванчики.

А иногда вспыхнет образ, замерцают огоньками неожиданные мысли и слова, а целостной картины не получается. Откладываю записи в сторону, возвращаюсь к ним снова и снова, а стихотворения всё нет. А потом, когда, кажется, оно так и останется лежать в архиве сырым и необработанным, озарение приходит. Иногда берешь усидчивостью и терпением: просеиваешь слова как через сито, пока не останутся в стороне шелуха и полова, а помол муки станет однородным.

Новичихин привык шагать в нашей бренной жизни по кромке льда, но звон колоколов всегда звучал в его душе.