Николай Яковлевич Никифоровский родился в селе Вымно Витебской области в 1845 году. Его отец был пономарем в церкви, а потому и его сын не только учился в церковной приходской школе, но и пел в на клиросе в хоре. В 1955 году после трех лет учебы Никифоровскому – Старшему его товарищ и сослуживец Федор Власьевич посоветовал устроить смышленого мальчика, обладающего к тому же сладкозвучным голосом устроить сына в архиерейский хор Витебска.
Этим хором заведовал регент – певец Егор Кутузов, с которым Федор Власьевич был хорошим знакомым. Так и оказался Николай Никифоровский в Витебске. Его привязанность к книге, к грамотному письму переросла в такую страсть, что Николай не расставался с книжкой ни при еде за столом, ни в играх, и даже во сне. Засыпая, мальчик клал недочитанную книгу под подушку.
Повлияла сильно на будущего этнографа его бабушка Настасья. Для Николая она была выдающейся личностью, которая хоть и казалась ему старенькой и немощной, но была кладезью народной мудрости: поговорки, пословицы, сказки и загадки так и сыпались, как из рога изобилия. И все эти знания мальчик впитывал в себя, как губка.
Никифоровский в своих заметках, очерках о родном витебском крае часто использовал записанные хлесткие изречения бабушки. Когда она приносила внуку гостинец, то дарила приговаривая: «Милый Коленька не плачь, принесла тебе калач! Угощайся, угощайся, не балуй и не ругайся».
Про историю Витебского края Николаю Яковлевичу Никифоровскому не приходилось тратить массу времени. С чувством особой гордости за свой древний город Витебск, который согласно легенде был заложен княгиней Ольгой в 974 году. История сама приходила к краеведу. По своему геополитическому положению Витебск постоянно оказывался в центре мировых событий. Он неоднократно разрушался во время войн и пожаров, но восставая из пепла, лишь становился краше. И Николай Яковлевич умело использовал эти архифакты в своих научных трудах.
Благодаря им подвижнической деятельности краеведа можно представить, как выглядел Витебск в XIXвеке, как он развивался, какие социальные потрясения городу и его жителям пришлось пережить.
Когда Никифоровский учился, шла Крымская война. С полей сражения приходили вести одна мрачнее другой. Николай видел, как шли к Севастополю новые подкрепления. Пехотинцы и артиллеристы сопровождали грозные орудия – пушки. Их сплавляли на плотах вверх по течению по Двине. Священники кропили пушки святой водой, благословляя путь, а затем лодочники (так называли в Витебске бурлаков) тащили плоты с орудиями. Иногда лодочникам помогали тащить плоты местные тощие клячонки. Впоследствии Николай Яковлевич блестяще отразил эти эпизоды в своих воспоминаниях. Одной чугунной пушке пришлось не окропиться святой водой, а искупаться в водах Двины, и пролежать на дне реки некоторое время, из-за поломки телеги, пушка свалилась с деревянного моста в речку. Сразу же среди мальчишек нашлись охотники, которые предлагали свои услуги солдатам: нырнуть в воду с веревкой и обвязать ею ствол пушки.
Николай Яковлевич, общаясь с ветеранами и прошлой войны с Наполеоном 1812 года, узнал много интересного: взять хотя бы историю Боруковского сада у мельницы. Боруковы – почтенные граждане Витебска. Их торговый дом был широко известен витебчанам. Боруков – Старший в лихую годину 1812 года пожертвовал для русской армии несколько бочек пакли, а также поставлял огромное количество провианта без подряда. То есть бесплатно. А сын Борукова-старшего Сергей, проявил огромное мужество и отчаянную храбрость, очищая Витебск от остатков наполеоновской армии, дух и самоуверенность которой был сломлен генералом Морозом и ударами с флангов отрядами партизан. Французские солдаты шли, укутавшись во что попало: женские юбки, поцавейки, ноги завернуты в тряпки и в другую рвань. Лица их были грязные, закопченные, опухшие от голода. Беглецы ходили по крестьянским избам и, показывая пальцем на рот. Просили пищу. Обращались французы к витебчанам «Шер ами», что означает - милый друг.
Крестьяне не понимали значения этих слов, но стали называть их «шаромыжниками».
И вот в дом Боруновых в Витебске зашли шаромыжники. Сергей, крепкий здоровый парень, вырвал из рук француза ружье и, размахивая оружием, как простой дубиной, погнал их по улице (а было беглецов не менее 30 человек) навстречу подоспевшему отряду кавалеристов, который и взял французских вояк в плен. Сын и отец Боруновы затем были награждены медалями.
Запомнил Николай Яковлевич и времена правления в Витебске генерала-губернатора Голицына. Но краевед в своих заметках больше уделил внимания деятельности жены губернатора, Софьи Петровны. Николай Яковлевич показал, что уважение витебчан жене генерал-губернатора внушал не её княжеский титул, придуманный народной молвой. Сначала этот доморощенное звание княгини произносили за глаза. Титул звучал возвышенно и приятно: Премудрость свет – Петровна.
По инициативе Премудрости – свет – Петровны развивалась культура в Витебске. В городе стала действовать на постоянной основе группа актеров под руководством бывшего директора театра балета в Варшаве Мориса Пиона. Морис писал сам пьесы для постановки их на сцене, а музыку сочинял Стефани. Артистический успех первой пьесы Пиона «Сумасшедший поневоле» был сногсшибателен.
София Петровна заботилась о культурном досуге не только высшего света, но и простых граждан. На бульварах для услады слуха прохожих играли духовые оркестры, в балаганах петрушкам щедро раздавались пощечины. Напротив Голицынского дворца стояли карусели. Зимой ребятишки катались на санках с ледяной горки. Состоятельные витебчане могли покататься на лихих тройках. Они неслись по улицам в пригород к помещичьим усадьбам в Тулово, Телятники, Тирасполь.
А содержание зала – приюта для детей сирот говорит о благородстве княгини. Даже с наступлением темноты жизнь в городе не замирала. Даже на шоссейной дороге от Полоцкой улицы до Оршанской заставы, на расстоянии около двух с половиной верст были установлены фонари освещения. Для них применяли спиртово-скипидарное масло, но в основном свечи – «сморкачи». Правда горели они тускло, а фонарные стекла быстро затенялись копотью. Свечи быстро сгорали, а иногда задувались порывами ветра.
Сыграла Премудрость свет - Петровна важную роль и в судьбе Николая Яковлевича Никифоровского. Благодаря квотам для лучших учеников, учрежденных княгиней Софьей Петровной, Николая направили учиться бесплатно в духовную семинарию Витебска.
Достопримечательностью Витебска в разное время стали и граф Миних, который также служил губернатором, как и Голицын. Проживал в Витебске и великий князь Константин Павлович. Именно Константин Павлович должен вступить на царский трон после смерти императора Александра Первого, но отказался в пользу своего младшего брата Николая Павловича. Так в династии Романовых появился император Николай Первый, а Константин Первый не состоялся, и это имя никогда не появилось на иерархической лестнице российских монархов.
Николай Павлович после подавления восстания декабристов в 1825 году, которые воспользовались узкой щелочкой межвластия и подняли мятеж, в знак благодарности согласился с просьбой Константина пожить в Витебске, а не Санкт-Петербурге. Но чтоб поднять высоко статус брата поручил ему заниматься Польшей. Фактически Константин стал наместником государя в царстве Польском. Но и это «царствование» Константина Павловича продлилось недолго. Он умер в 1831 году, заразившись холерой, эпидемия которой буйствовала тогда в Витебске.
Но особое место в своих этнографических исследованиях Никифоровский уделял Красавице Двине. Она играла важную роль в жизни населения всего Придвинского края. И панораму жизнедеятельности витебчан отразил Николай Яковлевич в своем научном труде «Двинские новинки».
Он с восторгом привел в этом труде изречение Ивана Грозного: «Двина имеет берега серебряные, а дно золотое». Эпически – былинное выражение Грозного очень похоже на картинку и русских народных сказок: «кисельные берега, молочные реки».
Читая «Двинские новинки» убеждаешься в меткости метафоры Никифоровского и его приведенной мудрой цитаты-афоризма царя Ивана Васильевича IY. Как только на Двине пройдет ледоход, и наступит половодье, вниз по реке к Балтийскому морю в Ригу отправляются до полутора тысяч барок, которые предприимчивые витебчане загружают суда своим товаром. В основном зерном, льном и пенькой. Барки хороши своей низкой посадкой и им не страшны речные перекаты и мели. Есть у барки и второе более звучное название: эти суда называются еще и стругами. Это название «струги» упоминаются в летописной жалобе полочан еще в 1466 году. Барка огромна и плоскодонка. Тащить такую махину вверх обратно в Витебск пустыми - хозяину нет резона. Оплата лямочникам станет в копеечку.
Барки, разгрузившись в Риге, разбирают, и пиломатериалы продаются с большой прибылью.
Самые главные и важные навигаторы – кормщик, детина и травильщик. Они получают больше всех и кормятся за счет хозяина. Дальше по иерархии на струге идут два коренника и тридцать человек сходочных. Эти не сидят на хозяйских харчах, сами кормятся. Получая за рейс, пять – семь рублей.
Горожане с удовольствием наблюдают это прекрасное зрелище, когда по Двине движутся барки и толпятся на набережных. Команда ищет глазами своих знакомых среди зевак. Когда барка проходит мимо Успенского собора звучит команда: «Молись!». И вся ватага снимает шапки и неистово крестится.
В Риге с восхищением любуются средневековыми здания ми со шпилями на башенках и слушают ликования латышей, которые выкрикивают величественную фразу: «О! Рига, Рига! Не зря тебя называют гордой и прекрасной!».
Кроме барок в Ригу витебчане сплавляют и деловой лес плотами. Как более предприимчивые сплавщики загружают на плоты тюками лен, пеньку, бочки с дегтем и поташом.
Летом Никифоровский стал регулярным посетителем сел. В своих походах он по-новому смотрел на деревенские игрища, свадьбы, похороны. Народные обряды не только наблюдал, а тщательно записывал в тетрадь. Приходилось ночевать и в кухонных хатах, на полатях, в сенях под пологом от комаров.
Во время этих экспедиций Николай Яковлевич познакомился с этнографом и фольклористом Павлом Васильевичем Штейном и отдавал ему черновые записи, которые он мог бы использовать для своих книг. Материалов было столько много, что Штейн и не смог все обработать. Поэтому Павел Васильевич неиспользованные материалы отправлял в архив Академии наук.
Но и в родном Витебске Никифоровский находил много интересного. Например, краеведа заинтересовал трехэтажный дом около Дворцовой улицы в глубине двора. Этот дом называли заездным, а иногда петербургским трактиром. И он, вроде, получался город в городе, как Вяземская лавка в Петербурге.
В полуподвальном и нижнем трущобном этаже снимали комнаты задешево не очень зажиточные посетители. На втором, поднебесном этаже имелись меблированные комнаты, которые сдавались подороже. А на третьем и мансардном этаже располагался гранд-отель.
Во дворе справа и слева теснились лавчонки, столики, где можно было подхарчиться. Далее шел ряд портняжных, сапожных, ювелирных и часовых мастерских.
У каждой лавки или мастерской была своя реклама, хотя довольно однообразна. На харчевне на блюде лежал нарисованный гусь или окорок с воткнутой в бок вилкой. Или на тарелках жареная рыба и кусок пирога. Сюда шастала голытьба, или небрезгливые мужики. Но больше всего притягивали вывески с надписями: «О продаже питей распивочно или на вынос». На них изображались два лица: бодрый паренек в русской рубашке или кафтане и еврей с особенностью внешности – клиновая борода, горбатый нос, а по вискам из под шляпы спускались вниз пейсы.
Обыкновенно персонаж держал в руке рюмку водки, манерно оттопырив пальчики. Зато вычурными названиями винодельных заведений можно было наслаждаться и удивляться остроумию художников и хозяев этих мини-трактирчиков: «Новый свет», «Тихая пристань», «Канава». А иногда писалось простое, но заманчивое предложение: «Сегодня за деньги, а завтра на поверь».
Все эти этюды и истории затем вошли в книгу Николая Яковлевича Никифоровского «Странички из недавнего прошлого Витебска».
Шли годы, но Николай Яковлевич не совершил карьерный взлет, как работал учителем в духовном училище, так и продолжал в нем трудиться на этой же должности. Зато продолжал активно и бескорыстно снабжать Павла Васильевича Шейна многочисленными высококачественными материалами: народными песнями, поговорками, загадками, пословицами. Подружился с бессребреником и Владимир Казимирович Стукалич, но однажды не выдержал и сказал коллеге:
- Вы так долго, Николай Яковлевич, очень долго не заботитесь о личной славе, а только мечтаете, что бы собранный вами фольклорный материал о Витебске и о Беларуси увидел свет хотя бы в чужих трудах. Я считаю, пока свежи впечатления, Вам самим нужно взяться за перо.
В начале 1890 года Никифоровский начал самостоятельную научную деятельность и стал действительным членом Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии.
Через три года Алексей Парфенович Сапунов, который после окончания историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета успешно трудился на научной ниве, пригласил Никифоровского помочь ему создать в Витебске церковно-археологическое древлехранилище.
Такое решение Сапунов принял, прочитав очерк Николая Яковлевича «Старцы» в первом номере журнала «Этнографическое обозрение» за 1892 год. Алексею Парфеновичу понравился стиль Никифоровского. Очерк «Старцы» был написан живым интересным языком, и без постоянного общения с народом так ярко и образно нельзя было бы написать о старцах.
Сапунов сразу оценил интеллектуальный и творческий потенциал Николая Яковлевича и предложил выступить ему в дискуссии на тему: «О судьбах православия и русской народности в Западном крае и об отношениях Белой Руси и Великой.
Вот так и началась многолетняя научная деятельность Николая Яковлевича Никифоровского, который считал, что главные ценности для ученого – это наука, общество, народ и личная общественная польза.
Владимир Казимирович Стукалич, услышав от Никифоровского слова про труд только для общественной пользы, пошутил:
- А как же быть с вашими личными интересами? Не дай Бог, что случится с Вами, то вашей жене не оставите никакого личного имущества, кроме литературных и научных трудов.
Никифоровский невозмутимо ответил:
- Я умею свои личные интересы подчинять общественным.
Владимир Крайнев