ПОВОРОТ В БЕССМЕРТИЕ

Со своим боевым другом отец сфотографировался в день Победы. Черно-белая фотография выцвела от времени и была уже скорее желто-коричневой. На фото, из-за отсутствия виньетки, фронтовой фотограф выцарапал иголкой прямо на негативе надпись: 9 мая 1945 год. Прага. Отец был в гимнастерке и пилотке, а друг в кителе и фуражке. Фото я многократно с гордостью разглядывал, надпись же понял позже, когда научился читать. И стал приставать к отцу с расспросами:

- А почему ты в день Победы был в тылу в Праге, а не оставлял свою надпись на рейхстаге в Берлине?

Отец добродушно улыбнулся моей наивности:

- Фронт большой… 9 мая не в Берлине шли бои, а в Праге. К ней прорывался танковый корпус Гудериана. Задача у фашиста была одна – уничтожить древнюю красавицу Злату Прагу. Восставшие горожане яростно сопротивлялись, но силы были не равные. Фашисты, как раненные, бешеные звери, затопили бы Прагу реками крови, если б не наша помощь братьям славянам. Под конец войны фашисты были особо опасны, и бои шли до 17 мая.

Улыбка на лице отца погасла, он нахмурился и тихо выдавил, указав на фото:

- В последнем бою, через неделю уже после дня Победы, погиб мой друг.

Шли годы и уже я, став солдатом, одевал гимнастерку и носил пилотку.  В армии познакомился с танкистом Юрием Андреевым. Мы служили в разных родах войск, но наши части находились рядом. В гарнизонном клубе Андреев как-то читал стихи. Читал он ярко, азартно, самозабвенно, как будто свои собственные. Поэзия была его стихией. Мы подружились. И однажды я осмелился прочитать Юрию свой опус. Андреев долго молчал, так долго, что тишина стала уже раздражать меня. Потом виновато улыбнулся и сказал горькие слова:

- Понимаешь, старик (это в 20 лет то), про березы писали многие поэты: Пушкин, Бунин, Есенин. Березы - это не просто дерево, это символ России. Поэтому и писать о нем надо или очень-очень хорошо, или не писать вообще. К тому же ты не очень наблюдательный человек. Вот пишешь: «А зимой дремлет в шубе снеговой, вспоминает лето и про нас с тобой». Вспомни – береза единственное дерево, на котором зимой не лежит снег. Одно оправдание такому образу: шубе снеговой – куржак. Так в Сибири называют иней, распушивший серебром березы в морозный день после оттепели.

Юра посмотрел на мое вытянувшееся лицо и хлопнул по плечу:

- Да не сердись ты. Это если говорить по крупному, а так мне лично твой стишок понравился. Дерзай.

Помню как-то в 1968 году Андреев забежал, запыхавшись, в нашу часть. Отозвал меня в сторонку:

- Я на минутку. Ночью срочно грузим технику в эшелон. И сейчас то сюда не отпускали, а от эшелона с техникой уже никуда ни ногой.

Заметив мою тревогу, широко улыбнулся:

 - Прощай. - и уже на ходу бросил. – Долгие проводы, долгие слезы.

На всю жизнь мне запомнилась широкая улыбка Андреева, больше его я уже никогда не увидел. Несколько месяцев спустя, опять в впопыхах забежал, но уже не Андреев, а его однополчанин. Он и поведал мне печальную весть – Юра погиб под Прагой. В Чехословакии вспыхнул мятеж. Как бы сейчас не расценивали и не комментировали события тех дней в Праге, мы то тогда искренне верили, что в Праге был мятеж. Что мятежники посягнули на самое главное завоевание советского народа – содружество братских народов. Сегодня читателю последние фразы могут показаться набором пропагандистских лозунгов, но… Мы так думали. Эшелон с танками уносил Андреева выполнять интернациональный долг.

Рассказ однополчанина потряс меня до глубины души. Обстоятельства гибели Юры показывали, что он совершил подвиг.

А у меня никак не укладывалось в голове – Юра, и вдруг погиб. Нет, нет, он не погиб, живой. Вот он стоит и улыбается своей широкой и обаятельной улыбкой.

Строчки стихотворения возникли потом. Впервые в моей не богатой поэтической практике название было придумано раньше текста: Поворот в бессмертие.

Танк приотстал на марше

И, поднимая пыль,

Он, как солдат отставший,

Своих догонять спешил.

Мелькали стальные траки,

Могучий и грозный металл

На помощь чехословакам

Советский народ послал.

Вдруг поворот направо

И взмок в испарине лоб:

В нескольких метрах прямо

Женщины, дети… Стоп!

Решило всего мгновенье:

Водитель, направо дай!

Скомандовал Юрий Андреев

И танк под откос упал.

Они не дошли до Праги,

Расчет у врагов был прост:

В нескольких метрах прямо

Женщины, дети, мост,

Потом шипели бы, гады –

Смуту, недоверие сей…

Мол, танки советские давят

Ни в чем не повинных людей,

Но танк повернул. Не верьте,

Что падал он с кручи вниз.

Танкист повернул в бессмертье!

Солдат, человек, коммунист.

Написал и отправил в газету военного округа. Это сейчас газеты и журналы предупреждают авторов: рукописи не возвращаются и не рецензируются. Тогда рецензия пришла. В ней звучали елейные нотки Саахова (персонаж из кинофильма «Кавказская пленница»), прикрывающие жесткий и бескомпромиссный отказ: «Все это хорошо. Все это понятно товарищ Шурик, но…». Дали понять, что после драки кулаками не машут, и прозрачно намекнули на провокации хунвейбинов возле Доманского на советско-китайской границе. Того и гляди, туда танки посылать придется. Как в воду глядели.

Вечером ко мне подошел командир роты, старший лейтенант Янис Карлович Дарзниекс. Он давно смерился, с тем, что никогда не будет не только майором, но даже капитаном. Про таких говорят: всего 50, а уже лейтенант.  Старлей явно проигнорировал наркомовскую норму, перевыполнив ее не однократно, поэтому разговор был очень откровенный:

- Знавал я твоего друга Юру Андреева. Но пойми ты, голова содовая, его же никто не знает. А вот другого Юрия, полковника Юрия Гагарина, знает не только страна, весь мир. Но и о его гибели тоже все помалкивают в тряпочку. Он родился в 1934 году, и я родился в 34-ом. Мне 34 года и ему 34. У меня на погонах три звездочки и у него три. Только у меня один просвет на погоне, а у него два. Только я жив, а он мертв.

«Поворот в бессмертие» опубликовали в районной газете «Заря коммунизма» в 1972 году. Газета не военного, а гражданского ведомства.

Лет через 20, мне случилось участвовать в застолье среди журналистской братии. Вспоминали минувшие дни, первые пробы пера. Насели и на меня. Я прочитал про подвиг Юрия Андреева «Поворот в бессмертие». Повисла тишина. Пауза длинная, длинная. Потом ответственный секретарь газеты, как он сам о себе говорил, прямой как десантный штык, толи в шутку, а может на самом деле, бравируя своей прямотой, сказал:

- Владимир, да ты же воспеваешь тоталитарный режим!

Меня покоробило. Причем тут режим и Юрий Андреев? При любом режиме спасение людей – это героизм, подвиг. Если рассуждать с безответственной позиции ответственного секретаря, то и мой отец и его друг защищали диктаторский режим. Они только и всего-то, что не позволили фашистским танкам подавить восстание жителей Праги. Его друг погиб, не пропустив танки в Прагу. Танк Юрия Андреева, когда мятежники вывели на заклание перед мостом мирных жителей: детей, женщин, стариков, не раздавил их гусеницами, а повернул под откос.

После упреков о воспевании тоталитарного режима, перелистывал семейный альбом. Попалась на глаза фотография отца и его друга. Мальчишкой я рассматривал ее внимательно, но, как говорится, односторонне. А тут взбрело в голову посмотреть на обратную сторону. На ней отцовским  почерком было помечено: я и капитан Андреев.