В литгостиной РОСА на творческом вечере заслушивали двух поэтов Андрея Муренкова и Тамару Дронову. Андрей Муренков член Союза писателей России, светский лев, мэтр. Тамара Дронова, хотя уже и не молоденькая девушка, у нее взрослая дочь, но поэзией увлеклась только год назад. И так сказать, еще не искушенный дилетант в поэзии. А в РОСА Тамара пришла вообще недавно, в декабре прошлого года. Вот таких разных по своей опытности авторов, случай свел на одной сценической площадке. Муренкову выпал жребий выступать первым. У Андрея уже давно выпущен поэтический сборник, и он декламировал стихи, держа в руках раскрытый увесистый томик собственной книги.
Стихи Муренков пишет в несколько необычном стиле. В стихосложении его больше увлекает ритмическая, чем смысловая нагрузка произведения. Его захватывает не логика сюжета, а необычность образа в стихотворении. Он подбирает слова ради изящества словосочетаний и жонглирует ими так, как это делает цирковой артист, подбрасывая шарики и устраивая из них бесконечную карусель, завораживая зрителей своими манипуляциями. В такой манере в начале прошлого века писали символисты. Особенно знаменит был в этом литературном течении петербуржец Игорь Северянин. Затем пальму первенства попытались перехватить футуристы. И их лидер Владимир Маяковский даже бросил вызов Игорю Северянину. Он предложил поэтический поединок на звание короля поэтов. Победил в этом споре Северянин. Правда, оставался он королем не долго.
Маяковский несколько дней спустя после турнира, заявил, что в Советской республике не место буржуазным символам. В манифесте «Пощечина общественному вкусу» он и его товарищи предлагали сбросить с корабля современности не только царей и королей, а даже «замшелых» классиков, таких как Пушкин и Достоевский.
Но если с начала прошлого века творчество символистов и футуристов нравилось почетной публике, то в начале этого века к декламации Муренкова зрители отнеслись довольно прохладно. На самом захватывающем, кульминационном моменте: Андрей привел трудно понятный для восприятия образ ручья текущего вверх, некоторые нетерпеливые слушатели потянулись к выходу.
Пока они протискивались между тесных рядов кресел, вышла Тамара Дронова. Она не смутилась повальным дезертирством зрителей. Не от ее же чтения они побежали. В стихотворении «Мотылек» у Тамары тоже был показан образ-символ легкомысленного мужчины, этакого ловеласа. Мотылек порхает между очень красивых цветов, их аромат пьянит его. Дронова не осуждает, не клеймит позором опрометчивые действия мотылька, а лишь предостерегает его: будь поосторожнее, не опали свои крылышки и не превратись из чувственного горячего существа в холодный уголек. Под этот стихотворный аккампонемент движение беглецов из зала замедлилось, особенно было заметно по мужской части зрителя. А когда Тамара стала читать стихи про Золушку, притормозили свое стремление к выходу и женщины. Ведь в «Новогодней сказке» Тамары Дроновой был изображен тоже образ-символ женщины всех времен и народов. Она мечтает о встрече со сказочным принцем. Думая, что принцу вскружит голову красота и обаяние Золушки. Но роковые удары полуночных часов обратили девушку в бегство и, у обескураженного принца, осталась в руках только хрустальная туфелька. Примеряя ее девушкам, он и отыщет свою возлюбленную.
Кстати, русские переводчики сказки французского писателя Шарля Перро виновны в романтическом образе волшебной хрустальной туфельке Золушки. На старом французском кожаный башмачок и хрустальная туфелька созвучны, пишутся и произносятся эти слова с небольшим различием. Переводчики засомневались, но так как Шарля Перро уже давно не было на свете. То отдали предпочтение второму варианту. А Тамаре Дроновой рассказывали эту сказку в далеком ее детстве, своя Арина Родионовна, ее бабушка. Родители много трудились и приходили домой поздно, а маленькую девочку убаюкивала бабушка. Сказка, которую рассказывала она Тамаре, не была похожа на сказку Шарля Перро, и название было какое-то другое. А Тамара просила, нет, она требовала, рассказать сказку про девочку замарашку, уехавшую на бал к кролю в золоченой карете.
Когда пошла в школу, стала читать стихи своим одноклассникам. Но это были не ее стихи, а стихи Асадова, Щипачева, Есенина и других поэтов, стихи которых переписывали в дневники не только она, но и подружки, прятали от мальчишек. Читала Тамара выразительно и на внеклассном занятие ей всегда предлагали читать стихи. Самой писать желания не возникало, может, не получалось, а может, не пришло еще то озарение души, которое требуется для красивого описания событий.
Не всегда все в жизни бывает гладко, случаются и трудности. В Старом Осколе в какой-то период, когда временные жизненные неурядицы навевали грусть, Дронова прогуливалась в весеннем лесу. На нее подействовал аромат запахов леса, прелой листвы и талого снега. Ей страстно захотелось увидеть расцветающий подснежник, маленький нежно-голубой привет весны. Первый подснежник стал ее первым стихотворением, такое она дала ему название. Оно же стало ее первым печатным произведением – редактор газеты взяла его для печати, не задумываясь. И Тамара заболела поэзией. Стихотворные строчки полились ручейком. Ей не надо теперь искать тему, тема сама находит ее. То Дронова услышит ее, то вспомнит что-то свое сокровенное. Иногда в день Тамара писала по 2-3 стихотворения.
- Мама, что с тобой, - удивлялась ее дочь. – Тебе сейчас, вроде бы, и не до стихов.
Но Тамаре творчество шло на пользу, она приобретала уверенность, отвлекалась от грустных мыслей.