Понедельник, 02 августа 2010 22:05

О повести Николая Душки «Согрей безгрешных»

Оцените материал
(1 Голосовать)

                                                        Мысли о мыслях

 

Вначале  было Слово, и это слово было – Бог.  Такую простую, но непреложную истину любой  из нас узнал, прочитав главную книгу книг – Библию.

Она написана языком притчи, смысл которой может уловить сразу хорошо подготовленный  читатель. Да и то, чтобы  докопаться до истины у богословов уходят  годы. Поэтому читателю неподготовленному требуется толкование притчи, и они идут в церковь, слушают молитвы и проповеди. Чтобы увериться в истине, необходима большая работа души и мысли.

Ведь если нет собственной мысли, и мы повторяем как эхо чужие слова, то они, как точно подметил народ, в одно ухо влетают, а в другое вылетают. В голове же не остается ничего – пустой звук, звон, отголоски чужих слов.

Что мы можем сказать о мысли. Немного: мысль бывает умная и глупая, темная и светлая, радостная и печальная. К каждому эпитету можно  добавить оттенки:  умная  -  мудрая,  темная – мрачная, светлая – блестящая и можно искать и приводить эти эпитеты-прилагательные бесконечно, но суть смысла от огромного количества придуманных прилагательных вряд ли изменится.

В небольшой повести «Согрей безгрешных» Николая Душки всего 33 страницы вместе с оглавлением. Одна страница на один год жизни Христа, говорится  в первой главе «Как я стал Шекспиром» тоже о мысли. Повесть тоже написана языком притчи, повествование у Душки неторопливо, но красочно, образно, и читается проза писателя легко, увлекательно. Хотя вначале, кажется, что уловить смысл повествования и идею произведения по первым разрозненным эпизодам трудно, почти невозможно,  но не стоит торопиться уважаемый читатель. Чтобы понять правильно ли ты шел, той ли дорогой, необходимо   преодолеть весь путь, дочитать повесть «Согрей безгрешных» до конца.

Даже оглавление может навести на какую-нибудь мысль. Число глав тринадцать – чертова дюжина  и одновременно количество человек присутствующих на Тайной вечере: двенадцать апостолов и Иисус Христос, тринадцатый – Иуда, предавший своего учителя Христа.  Отсюда и стали называть число 13 чертовой дюжиной.

Вот  какую  мысль  навевает оглавление в конце повести «Согрей безгрешных», а в начале  её Николай Душка  как раз и рассуждает о мысли, как она появляется и как трудно её любимую и необходимую удержать и запомнить.

«Занесет мысль попутным ветром, совсем юную, не замеченную раньше, с розовым румянцем. Встрепенешься и заикнешься. Застынешь в изумлении – дашь слабину, и мысль улетела. И не вернется больше. Ни физику, ни астроному не найти её. И даже закоренелому лирику. Поэтому как явится она ненароком, лови её, как-нибудь. Как сможешь. Душой лови. Или грудной клеткой.

Откуда они появляются – эти странники-мысли, странники просветления? Приходят ли они к каждому или к избранным? Ещё вчера считалась, что к каждому, а сегодня, может, это уже в диковинку».

Далее Душка рассуждает в первой главе, как появились одинаковые фамилии в родном селе, лирического  романтика героя этой повести Ивана Комарова, да и название его вотчины самой деревни: Горбуново и Комарово. По случайному совпадению обстоятельств не случайно, а по служебной необходимости, по важнейшим делам проезжавших через это село двух Великих людей –  императора российского Петра Великого и императрицу Екатерину, тоже Великую.

Перебежал дважды через дорогу Петру горбун – стало село называться Горбуновым, укусил комар  Екатерину, мерзавец, в щечку или в носик, и стало село Комаровым. Вот и пришлось землякам Ивана Комарова, во избежание путаницы, называть своих земляков не по фамилии: половина села Горбуновы, а вторая половина – Комаровы, а по прозвищам – Федора –Оглоблей,  Мишу – Утятником, а душку – военного Николая – Душкой. И что в этом плохого? Про великого Шекспира мало кто знает про  его биографические подробности, лорд он был или  граф, а может безродный актеришка,  комедиант-кривляка – не важно. Может быть, его вообще не Шекспиром звали,  а это только прозвище, сколько веков прошло, а интересные художественные произведения, пьесы Шекспира помнят до сих пор и ставят по ним в театрах спектакли.

 

                                                                  Развитие событий

 

Дальше  Николай Душка в повести «Согрей безгрешных»  написал несколько  интересно читающихся, с прекрасно запоминающимся в них сюжетом, ярким, красочным, или хотя бы пестрым как рождаемое стеклышками в детской игрушке-калейдоскопе, но что он обозначает  стеклышко в общей картине-мозаике до поры до времени, ни понять пока не покрутишь  трубочку калейдоскопа вокруг своей оси и не увидишь дивный и прекрасный, а иногда ужасный и страшный узор. Это,  говорят игроки-картежники, как карта ляжет, или стеклышко со стеклышком в цветную гамму сольются.

Во второй главе у Николая Душки рубиновый, пурпурный цвет крови из раны на голове у пожилой женщины, которую  нанесли молотком, пытая её нелюди-бандиты, чтобы узнать, где же хранит бабка свою денежную заначку на похороны и субстанция цвета вишневого компота, вытекающая из круглой дырочки на животе  возле самого пупа у  бандита от выстрела из обреза, обороняющейся женщины, сольются в одну красную полосу – полосу смерти. Бог помог совершить ей при жизни возмездие  над бандитом,   и она успела нажать спусковой крючок обреза.

А в третьей главе автор повести опишет триумфальный  проход  чистенького, как херувим, пахнувшего парфюмом от Коко Шанель  или чем-то еще другим, чем могут пахнуть солидные люди, такие как депутат Госдумы, выглядевший в  раскаленном воздухе  горячего цеха инородным, как с другой планеты телом и почти благоговейное  восхищение этим призрачным, чудным мгновением, общения депутата с народом прямо на производстве: «Я помню чудное мгновение, передо мной явилась ты…», - мечта о всепланетарном носителе разумного, вечного.

А в главе четвертой Душка приводит формулу счастья, эта формула льется из уст бомжеватого певца из  подземного перехода, которому прохожие бросают пятак-гривеник на грязный пол, а если сумеют попасть, то в кепку не за его вокальные данные, не за философский смысл бардорвской    баллады о формуле счастья, а на пропитание. А оно, это счастье, как утверждает уличный певец, наступит тогда, когда произойдет очеловечивание нашего  общества, когда люди перестанут прятать нахапанные задарма, на халяву деньги и поделятся с теми, кто вообще уже и работать-то не может:  или по своему малому возрасту, или преклонному. Но понял барда только один прохожий, он, дыхнув в лицо перегаром, который пьяненький певец и не почувствовал, обнял, поцеловал – понимаю тебя друг, его, и,  упав рядом с кепкой,  заснул мертвецким сном.

Почему когда текут слезы на лице от любви к ближнему и дальнему, у прохожих не промелькнет это же чувство на лице и не приоткроется щель в душе?

 

Ожидание и надежда

 

Он ждал  его как Бога, а оказывается, так Бога не ждут. Бог ведь всегда должен быть с тобой. А встретился неожиданно Иван  со своим давним другом. Но дружба куда-то испарилась, исчезла, осталась злость, желчь на весь белый свет. Иван хотел вкусно накормить друга, угостить  радушно, но и это естественное желание хлебосольного хозяина раздражало  пришельца. Одни оскорбления и бранные слова в ответ, вместо задушевной беседы,  мелкотравчатые вопросы: сколько зарабатываешь, кем стал. Так что следует отречься от старого друга?

Надежда, что друг вспомнит молодость и распахнет ему свою душу, стала умирать, хотя надежда, как сказано  в святом писании   умирает последней. Неужели с тех пор как появились  деньги, которые придумал Мефистофель, чтобы покупать на хрустящие, глянцевые, вкусно пахнущие типографской краской, это ерунда, что говорят, будто бы деньги не пахнут, они пахнут краской, бумажки. Красивые, но бумажки. Но, продав душу Мефистофелю, они держат это в глубокой тайне. Думают, что эту тайну никто не откроет. Никто из тех, кто свою душу или не успел, или не захотел продать её дьяволу. Может быть, таких и нет на белом, божьем свете? Или, может, остался кто-то?

Или это тайна,  секрет Полишинеля?

Чтобы ответить на такие  трудные вопросы, Иван захотел отправиться к своему жизненному истоку. Он один для всех этот исток – камень, лежащий у дороги, вернее на развилке  трех дорог, как в сказке или на картине «Витязь на распутье». Надписи незатейливые, но в основном угрожающие и  только одно соблазняющее, но отрывающее от дела, отклоняющее  мысли витязя от основной цели. Налево пойдешь, наслаждение получишь,  райское наслаждение. Угрожают же просто и понятно – коня потеряешь или буйную головушку  сложишь под калиновым кустом.

Но вернувшись к путеводительному камню можно ли изменить себя? Предать свое «Я» и избрать другую  дорогу, послаще? Может, стоит не только надпись на заветном камушке почитать, а с умным-преразумным человеком посоветоваться по душам, поговорить. С тем, у кого слова как хлеб с маслом, сразу на душу ложатся. С таким собеседником Иван и встретился. И заговорили они о гласе вопиющего  в пустыне. Чтобы выяснить, зачем же орать-то, если тебе всё равно никто не услышит. Говорить, конечно,  с самим с собой  в уме законом не запрещается, но мало ли что.

Но если придя к камню, лежащему на жизненном распутье не найти ответа, то может быть позволят разобраться  в собственном  прошлом телефонный звонок, когда-то давным-давно любимой девушки или письмо из прошлого. Ивану чаще писала мама, иногда отец.

Он не собирался уходить рано. Воевал с фашистами. Это были враги, люди жестокие, говорящие на чужом языке, но люди. Вдруг появились нелюди, говорящие на понятном родном языке, но он поздно понял, кто они такие. Они отобрали все, что он имел:  мастерскую,  дом, детей, землю, воду, воздух. Потом к отцу присоединилась мать. Они стояли на углу дома и смотрели на воду. Потому что на солнце смотреть не могли, не было там солнца, где были они. К Ивану   они приходили только во сне и стояли вдвоем на углу дома, уходить не торопились и  позволяли ему тоже  постоять рядом с ними и успокоиться.

Нет, Иван не мог успокоиться и,  стоя с родителями,  он укорял себя за свое невнимание  к ним в прошлом. Они-то писали ему, а отчего же он-то не писал. Какие такие важные дела не давали написать отцу или матери несколько строчек, несколько слов:

«Таких нужных. Без которых -  невозможно. Тех, что согревают. Согревают, заброшенные души. Согрей не согревших!  - вырвалось изнутри.  - Кого согревать-то, -   спрашивал он себя, успокоившись, и снова ждал».

Многие из нас часто много раз пытались начать жизнь по-новому. С получки, с понедельника, с завтрашнего дня. Такие мысли приходили и к  Ивану.  Уйдут и придут, как побирушки. Как мания.

- Надо ли вернуться к Днепру? – думал Комаров. – Куда ведут меня Рок, Фатум?  Но вокруг у камня  ни души, только тени и призраки.

 

 

                                                           Да будет свет

 

Вот сколько  интересного, душещипательного в прямом, в хорошем, а не в ироническом  смысле этого великолепного слова, нужно было сначала узнать на первый взгляд ни чем не связанных по смыслу, кроме как  героем повести «Согрей безгрешных»  Иваном в одиннадцати главах, чтобы при встрече Комарова у камня с Бандуристом понять, о чем же говорит Николай Душка в своем произведении.

Его книги, как и Библию нужно читать от корки до корки.

Боль и гнев, скорбь и покаяние Ивана,  родства непомнящего, звучат в душе его набатным колоколом о переживании за выбранную судьбу путь-дорогу своим народом, где его кровные узы, предки - об Украине.  Он с русской фамилией, трансформировавшийся в из давнего прозвища в украинскую,  с удивлением спрашивает Бандуриста, где его дом:

- С голубым флагом?

- Нет. С жовто-блакитным прапором.

Раньше в другой главе меня поразил яркий образ придуманный писателем Душкой.  Интенсивный Красный рассвет, разлившийся по всему горизонту на востоке, и в нём плавает огромный раскаленный докрасна  шар в воздушном океане, величиною с айсберг, но не ледяной, а переплавившийся из глыбы льда в вулканическую магму.  Вдруг Светило, подпрыгнув как мячик, выскочило с нижнего горизонта, так желторотый цыпленок вылупляется из яичной скорлупы и быстро стряхивает её с себя и отпрыгивает в сторону и оказалось на середине голубого небосклона маленьким желтеньким блинчиком.

Вот тебе и жовто-блакитный прапор, родом то он из красного знамени Советского  Союза и пока слабая, как цыпленок, погрязшая в своих внутренних распрях «незалежная» Украина.

Бандурист  ждет, когда подъедут немцы, с которыми воевал отец Комарова. Бандурист похваляется, что немцы хорошо оплачивают его концерты. А потом и ляхи  приедут.

Иван спрашивает его, почему он так уничижительно называет поляков:

- Они не обидчивые. Ляхи любят хляки, скажешь им и уже лучший друг.

- И вы поете им, как казаки били  их предков.

- Пою,  себя не жалею.

- А они что?

- И наши предки и ваши были дураки, - так вот говорят. – Ну, ляхи и есть ляхи.

Подошел автобус и из него чинно  по одному появлялись люди. И все в чистом. Это были не славяне. Не наши браться.

Последней фразой Николай Душка со скорбью оценивает происшедшую трагедию разрыва, разлада между собой трех славянских республик, трех сестер, трех лебедушек, разлетевшихся по разным сторонам . Когда же они соберутся на чистой глади воды вместе – одному Богу известно…

Разговор-то с Бандуристом длился недолго, но вдруг и бандурист и камень остались не только в другом пространстве, но и в другом времени. Эпоха пронеслась в мгновение  ока, то ли на крыльях какой-то  неведомой птицы, то ли на  помеле Бабы-Ягы.

Доберется ли Иван Комаров до чистой глади Днепра в повести Николая Душки не сказано. Он оставляет героя своей повести посреди степи:

«Аз есмь, - только и ответил голос. Он становился всё тише.

- Помоги мне, - попросил человек. – Согрей.

- Меня уже нет, - ответил голос. – Я был.

Мы стояли посреди степи, горели травы и кустарники, небо не проглядывало, дым был едучим, в дыму над ними носились черные клубы облаков, среди них показывались раз за разом черные морды, дышалось всё тяжелее, и к запаху горелой белены примешивался запах горящей смолы. Откуда он здесь взялся?».

Уважаемый читатель, читая  прозу Николая Душки, никогда не стоит торопиться  делать выводы, прочитайте концовку повнимательнее ещё раз. Нет в ней никакого пророчества об апокалипсисе, о конце света, хотя  небо и закрывают черные клубы облаков и запах горящей смолы, герои повести не находятся в аду. Хотя вполне могли бы оказаться в нём. Но пронесло. В этих строчках писателя звучит оптимизм. В их диалоге с Всеобъемлющим и Всепонимающим  Он произнес только половину своей жизнеутверждающей фразы: «Аз есмь»   и не сказал грозно «Аз воздам».

Во-вторых, звучит просьба одного человека: «Помоги мне. Согрей», а стоит-то в степи он уже не один. Николай Душка пишет МЫ.   Мы один народ, одна страна, хотя условно кто-то  и называется малороссами, белорусами, мы все – русские, славяне, сестры и братья, соседи, сябры.

 

Прочитано 2590 раз
Другие материалы в этой категории: « В поисках истины или Мятущаяся душа Душки Женьшень »