ска­з­ка о по­те­рян­ном вре­ме­ни

 

Я ви­дел в дет­ст­ве нра­во­у­чи­тель­ный, по­учи­тель­ный фильм с та­ким на­зва­ни­ем. В нём, не­ра­ди­вые школь­ни­ки: маль­чи­ки и де­во­ч­ки рас­тран­жи­ри­ли  на ме­ло­ч­ные, ду­рац­кие за­ня­тия вре­мя, не по­лу­чив за пар­той не­об­хо­ди­мые зна­ния. Де­во­ч­ки пре­вра­ти­лись в смор­щен­ных ста­ру­шек, а маль­чи­ки в де­ду­шек с се­ды­ми бо­ро­да­ми, а по ум­ст­вен­но­му раз­ви­тию так и ос­та­лись в дет­ст­ве.

В по­ве­с­ти «Про­иг­ран­ное вре­мя» пи­са­тель Ни­ко­лай Душ­ка, хо­тя ис­сле­ду­ет по­ве­де­ние бо­лее взро­с­лых лю­дей -  сту­ден­тов, но спе­ци­фи­че­с­кую груп­пу, иг­ра­ю­щих в кар­ты. Хо­тя в на­зва­нии и ото­бра­же­на па­губ­ность по­доб­ной стра­сти. Но смы­сло­вая за­дум­ка у ав­то­ра «Про­иг­ран­но­го вре­ме­ни» на­мно­го глуб­же по­верх­но­ст­но­го су­ж­де­ния, ко­то­рое по­я­в­ля­ет­ся у чи­та­те­ля, про­чи­тав­ше­го толь­ко на­зва­ние по­ве­с­ти. Уг­лу­бим­ся в про­зу Ни­ко­лая Душ­ки и на­сла­дим­ся его иро­ни­че­с­ким вос­при­яти­ем обы­ден­ной, а ино­гда ка­жу­щей­ся бес­про­свет­ной жиз­ни сту­ден­че­ст­ва. Ведь мо­ло­дость так пре­кра­с­на во всех сво­их про­яв­ле­ни­ях: ум­ных и серь­ез­ных, ду­рац­ких и до­сад­ных.

 

Не пы­тай­ся пой­мать ус­кольз­нув­шее вре­мя. За­по­м­ни его

На пер­вом же со­б­ра­нии в ин­сти­ту­те, как го­во­рит­ся, «Стар­шие то­ва­ри­щи» (де­ка­нат и ре­к­то­рат) так об­ри­со­ва­ли лу­че­зар­ные, пер­спе­к­ти­вы быв­шим аби­ту­ри­ен­там и бу­ду­щим спе­ци­а­ли­стам, что от яр­ко­го све­та обо­з­на­чен­ных, ма­я­ков в гла­зах за­ря­би­ло.

Ни­ко­лай Ни­ко­ла­е­вич по­ка­зал в на­ча­ле по­ве­с­ти уме­лых ора­то­ров, обе­щал­ки­ных-го­во­ру­нов во всей кра­се:

«- То­ва­ри­щи! Вы – бу­ду­щее на­у­ки! – го­во­ри­ла ка­кая-то го­ря­чая го­ло­ва. – Ге­не­ра­то­ры идей!  Пе­ред ва­ми от­кро­ет­ся то, что ни пе­ред кем не от­кры­ва­лось. Ко­ле­со по­з­на­ния кру­тит­ся в од­ну сто­ро­ну, кру­тит­ся и скри­пит и так да­лее, вверх и впе­ред, и как вы зна­е­те там вер­ши­на вся в сне­гах (он что-то зав­рал­ся), и вы, гео­ло­ги и био­ло­ги и дру­гие свет­лые го­ло­вы, здесь я ви­жу пол­ный зал свет­лых го­лов, так да­вай­те дру­ж­но сдви­нем  ка­мень не­зна­ния. С та­ки­ми, как вы, и не та­кую ка­ме­ню­ку мо­ж­но сво­ро­тить. Гра­нит и ме­талл, и эле­мен­тар­ные ча­с­ти­цы… ско­ро вы их бу­де­те ло­вить, как ба­бо­чек. А вот эти де­вуш­ки, био­ло­ги, бу­дут ло­вить ба­бо­чек са­ч­кам.

Вы­сту­па­ю­щий де­лал дви­же­ния ру­ка­ми, и, ка­за­лось, вот-вот за­кри­чит: «По­жар! По­жар! Все из за­ла! Го­рим».

Вы­сту­па­ли но­вые мно­го­чи­с­лен­ные ора­то­ры и все обе­ща­ли, что «мы ста­нем спе­ци­а­ли­ста­ми, и бу­дем на пе­ред­нем крае и, что при окон­ча­нии ка­ж­дый бу­дет ну­жен на сво­ем ме­с­те. В об­щем это бы­ло при­ят­но и ра­до­ст­но, нас хва­ли­ли и хва­ли­ли, но все рав­но к кон­цу тор­же­ст­вен­ной ча­с­ти в го­ло­ве всё сме­ша­лось  и кам­ни, и идеи, и ора­то­ры… Ос­та­лось  толь­ко тор­же­ст­вен­ное вну­т­ри, и боль­шой лоб ре­к­то­ра, и ка­за­лось, что мы уже спе­ци­а­ли­сты, а «го­ря­чая го­ло­ва» изо всех сил тряс мне ру­ку и го­во­рил: «Дер­зай, па­цан».

Как жаль, что свет ма­я­ков, со­ста­в­лен­ный из гром­ких ло­зун­гов, вряд ли по­мо­жет ус­пеш­но плыть в бур­ном мо­ре жиз­ни и уме­ло об­хо­дить под­вод­ные ка­ме­ню­ки, ри­фы, от­ме­ли. Тру­д­но при­дет­ся на­ви­га­то­ру, ес­ли он ори­ен­ти­ру­ет­ся в жиз­ни на ло­ж­ные ис­ти­ны.

А змей-ис­ку­си­тель в ви­де стар­ше­курс­ни­ка уже был тут, как тут. Вот от не­го и ус­лы­ша­ли сло­ва, про­зву­чав­шие как вы­с­т­рел: «Пре­фе­ранс. Пу­ля».

 

Ах, это дра­ма  - «Пи­ко­вая да­ма!»

  Иг­рой в кар­ты  на день­ги ув­ле­ка­лись не толь­ко  лег­ко­мы­с­лен­ные сту­ден­ты, но этой темой интересовалмсь также из­ве­ст­ные и на­ми очень лю­би­мые лю­ди. Та­лант­ли­вые и ве­ли­кие пи­са­те­ли – Але­к­сандр Пуш­кин и Фё­дор До­с­то­ев­ский не толь­ко са­ми гре­ши­ли иг­рой в кар­тиш­ки, а из-за сво­ей этой па­губ­ной стра­сти  ве­ч­но хо­ди­ли в дол­гах, как в шел­ках. Они со­з­да­ли ху­до­же­ст­вен­ные про­из­ве­де­ния, ко­то­рые из­ве­ст­ны всем лю­би­те­лям ми­ро­вой ли­те­ра­ту­ры - «Пи­ко­вая да­ма» и «Иг­рок». Фё­дор Ми­хай­ло­вич со­вер­шил  не­ве­ро­ят­ный под­виг, на­пи­сав «Иг­ро­ка» за 26 дней из-за не­при­ят­но­го об­сто­я­тель­ст­ва. Бы­ло ну­ж­но сро­ч­но от­дать долг (а кар­то­ч­ный долг – долг че­с­ти) и До­с­то­ев­ский взял в из­да­тель­ст­ве аван­сом круп­ную сум­му де­нег под го­но­рар, ве­ли­чи­ной в эту де­не­ж­ную сум­му, за по­весть, ко­то­рую он обе­щал на­пи­сать за ме­сяц. Как тут не вспом­нить бул­га­ков­ско­го ге­не­ра­ла Чер­но­ту, ко­то­рый хва­та­ет за грудь офи­це­ра, пы­та­ю­ще­го­ся улиз­нуть при ка­ва­ле­рий­ском на­ско­ке кра­с­ных:

- Ку­да?! За­бе­ри сна­ча­ла свой вы­иг­рыш, а по­том уже и бе­ги. Я не хо­чу ос­тать­ся дол­ж­ни­ком.

Вот так Фё­дор Ми­хай­ло­вич и с дол­гом рас­счи­тал­ся и к сво­ей сла­ве зна­то­ка пси­хо­ло­гии за­га­до­ч­ной рус­ской ду­ши, до­ба­вил еще и ве­ли­чие ма­с­те­ра, ко­то­рый в ре­корд­ный срок за один ме­сяц мо­жет на­пи­сать ин­те­ре­с­ную по­весть.

В дра­ме Пуш­ки­на «Пи­ко­вая да­ма» Гер­ман же­ла­ет раз­бо­га­теть и со­р­вать ог­ром­ный куш, уз­нав тай­ну трех карт: трой­ка, се­мер­ка, туз – со­ста­в­ля­ю­щее в сум­ме чи­с­ло 21, «оч­ко». Те­перь не толь­ко ге­ни­аль­ный Пуш­кин, но лю­бой наш рос­си­я­нин зна­ет за­по­ведь из дво­ро­во­го жар­го­на: «Не оч­ко ме­ня сгу­би­ло, а к один­на­д­ца­ти туз».

Ни­ко­лай Душ­ка опи­сы­ва­ет  кар­то­ч­ную иг­ру не при­ми­тив­ную, как оч­ко, ко­то­ро­му до­с­та­то­ч­но знать счет в пре­де­лах двух-трех де­сят­ков, а сло­ж­ную ин­тел­ле­к­ту­аль­ную, поч­ти как шах­мат­ную иг­ру, где не­об­хо­ди­мо про­счи­тать ка­ж­дый ход и свой, и про­тив­ни­ка  - пре­фе­ранс. Рас­пи­сать «пуль­ку» лю­би­ли не толь­ко сту­ден­ты  или во­ен­ные кур­сан­ты, но и офи­це­ры и им­пер­ской и со­вет­ской Рос­сии. Гра­ж­дан­ские  чи­ны из знат­ных кру­гов  так же сра­жа­лись за кар­то­ч­ным сто­лом, как и во­ен­ные  на по­ле бра­ни: уме­ло, рас­чет­ли­во и же­ла­тель­но без из­лиш­них по­терь,  фи­нан­со­вых в том чи­с­ле. Но вся рас­чет­ли­вость ис­че­за­ла, ко­г­да иг­ро­ков за­хва­ты­вал азарт. Они те­ря­ли го­ло­ву, а вме­сте с ней и ко­ше­лёк, вер­нее, со­дер­жи­мое ко­шель­ка.

Ко­ро­лев­ским осо­бам ни­ч­то че­ло­ве­че­с­кое не чу­ж­до. Но не бу­дет, же вождь иг­рать сам с со­бой: при­вле­кал к иг­ре ко­го-ни­будь из сви­ты по­ум­нее. Что­бы по­нять, этот ум­ник на­пи­сал, что вождь все­гда прав и уме­ло иг­рая, смог все­гда спа­со­вать и про­иг­рать. Про та­ких умель­цев шу­ти­ли: «Пол­ков­ник был боль­шой ско­ти­на и па­со­вал при трёх ту­зах».  Один ан­г­лий­ский лорд воз­вы­сил зву­ча­ние сво­ей бла­го­род­ной фа­ми­лии до все­мир­но­го мас­шта­ба. Как из­ве­ст­но, элит­ные иг­ро­ки в пре­фе­ранс, не ды­мят как сту­ден­ты, си­дя за сто­лом, де­ше­вы­ми си­га­ре­та­ми или па­пи­ро­са­ми, а не­то­ро­п­ли­во  по­тя­ги­ва­ют из не­боль­ших рю­ма­ше­чек, де­лая гло­ток, за глот­ком, аро­мат­ный  конь­як  или ре­з­ко­ва­тое ви­с­ки, за­ку­сы­вая бу­тер­бро­да­ми. Да вот бе­да, хва­тая его дву­мя паль­чи­ка­ми  их мо­ж­но ис­па­ч­кать, о жир­ную сви­ни­ну  или осе­т­ри­ну ле­жа­щих свер­ху то­нень­ко­го ку­со­ч­ка хле­ба. Изо­б­ре­та­тель­ный лорд, что­бы саль­ны­ми ру­ка­ми не па­ч­кать кар­ты, за­ста­вил сво­его дво­рец­ко­го при­кры­вать на­чин­ку бу­тер­бро­да свер­ху ещё од­ним ку­со­ч­ком хле­ба. Так вот и на­ро­дил­ся сэн­двич. Фа­ми­лия лор­да, как вы уже на­вер­ня­ка до­га­да­лись, и бы­ла – Сэн­двич.

Но Ни­ко­лая Ни­ко­ла­е­ви­ча  не ин­те­ре­со­ва­ли эти вет­хо­за­вет­ные ис­то­рии. Его, как и его те­з­ку Ни­ко­лая  Го­го­ля ин­те­ре­со­ва­ли ду­ши и не толь­ко мер­т­вые, а и жи­вые. Хо­тя ино­гда ав­то­ру, на­блю­дав­ше­му за кар­тё­ж­ни­ка­ми, ка­за­лось, что не жи­вые лю­ди си­дят за сто­лом, а мер­т­ве­цы. Та­кие у них жел­тые, вос­ко­вые   ли­ца, су­хие, как пер­га­мент, ру­ки. Иг­ра взя­ла в плен их ду­ши, а за кар­то­ч­ным сто­лом ос­та­лись си­деть их мер­т­вые те­ла.

 

Пре­ем­ст­вен­ность в клас­си­ке не­об­хо­ди­ма

«Мер­т­вые ду­ши» Ни­ко­лая Го­го­ля изо­би­лу­ют  очень-очень жи­вы­ми, мно­го­об­раз­ны­ми кар­ти­на­ми пер­со­на­жей. Ус­лы­шишь Со­ба­ке­вич – пред­ста­в­ля­ешь груз­но­го уг­рю­мо­го, по­до­з­ри­тель­но­го че­ло­ве­ка. Фа­ми­лия Плюш­кин – ста­ла на­ри­ца­тель­ной для мел­ко­трав­ча­то­го  кро­хо­бо­ра – скря­ги, а Ноз­д­рё­вым  мо­ж­но на­звать лю­бо­го скло­ч­ни­ка и скан­да­ли­ста.

Ни­ко­лаю Душ­ке то­же уда­лось со­з­дать кар­тин­ную га­ле­рею из лиц и ли­ч­но­стей иг­ро­ков: Шу­та,  Па­са,  Шу­ри­ка Кор­си­ко­ва, По­та­па,  Та­зи­ка и так да­лее. Но Душ­ка не стал скла­ды­вать порт­ре­ты ге­ро­ев в то­нень­кую сто­по­ч­ку ли­с­тов, на ко­то­рых на­ри­со­ва­ны они. Пер­со­на­жи на­столь­ко яр­ки и не­од­но­род­ны, что их ли­ца ну­ж­но рас­сма­т­ри­вать не от­дель­но, а всю кар­ти­ну це­ли­ком, ко­не­ч­но же, и «ге­ро­ев» со­в­ме­ст­но с ши­ро­ко раз­вер­ну­той па­но­ра­мой. Сто­ит по­смо­т­реть на кар­ти­ну «Опять двой­ка» и сра­зу  за­ме­ча­ешь, что од­но и то же со­бы­тие вы­зы­ва­ет  у дей­ст­ву­ю­щих лиц раз­ли­ч­ные эмо­ции. С уко­риз­ной смо­т­рит на маль­чи­ка мать, воз­му­щен­но се­ст­ра, а сам  ге­рой да­же не по­ни­ма­ет, чем же они оза­бо­че­ны и не­вин­ны­ми  гла­за­ми ус­та­вил­ся вдаль. И толь­ко вер­ный его пе­сик рад сво­ему воз­вра­тив­ше­му­ся до­мой дру­гу и го­тов по­це­ло­вать его или хо­тя бы вос­тор­жен­но лиз­нуть. Ему, на­вер­но, всё рав­но двой­ку  по­лу­чил его лю­би­мец или пя­тер­ку. Он толь­ко с не­тер­пе­ни­ем  ждет, ко­г­да же вы­бе­гут они с дру­гом по­гу­лять на ули­цу.

А те­перь взгля­ни­те на кар­ти­ну ма­с­те­ро­ви­то­го ху­до­ж­ни­ка Ни­ко­лая Душ­ки:

«Ел­кин взял при­куп, и всем по­лег­ча­ло. Бы­ло вид­но, что ему очень пло­хо. При­шел туз и ещё что-то ма­лень­кое, обе кар­ты ни к че­му. Он си­дел сле­ва от ме­ня, в кра­с­ной  ру­баш­ке бла­го­род­но­го от­тен­ка с ка­ки­ми-то цве­то­ч­ка­ми, то же бла­го­род­но­го цве­та – свет­лое на кра­с­ном. Он был на ше­с­том кур­се, но дер­жал­ся, как до­к­тор на­ук – ка­кой-ни­будь  те­о­ре­тик, ко­то­рый по­бы­вал на сим­по­зи­у­мах в со­ци­а­ли­сти­че­с­ких, а так­же раз­ви­тых ка­пи­та­ли­сти­че­с­ких стра­нах. И на ми­зе­ре он взял ту­за  в при­ку­пе. У не­го бы­ла бо­род­ка, не­ухо­жен­ная в та­кой сте­пе­ни, буд­то бы не­ко­г­да бы­ло – мы­с­ли ме­ша­ли. Ли­цо – ху­дое, смуг­лое, слов­но не­мно­го вы­со­хшее от ум­ст­вен­ных пе­ре­гру­зок. Си­дел он всё вре­мя пря­мо, что весь­ма уто­ми­тель­но. Го­ло­ву дер­жал вы­со­ко  под­ня­той и ру­ки дер­жал то­же вы­со­ко, на стол опи­ра­ясь толь­ко ло­к­тя­ми.

Иг­рать с Ел­ки­ным – это празд­ник. «Здрав­ст­вуй­те, я толь­ко что из Мон­те-Кар­ло и пря­мо к вам». На  од­ну его бо­род­ку мо­ж­но бы­ло смо­т­реть ми­нут два­д­цать.

Ко­г­да он взял при­куп, бо­род­ка у не­го рас­пу­ши­лась, как шерсть у ко­та, но бла­го­род­ст­ва не по­те­рял. Ел­кин в тот день, на­вер­но, не про­иг­рал, а ес­ли и про­иг­рал, то очень не­мно­го. Круп­ные про­иг­ры­ши все­гда за­по­ми­на­ют­ся. Его ошиб­ка бы­ла все­гда в дру­гом. Он сде­лал не­пра­виль­ный  снос. На тро­их сда­ет­ся три­д­цать карт – по де­сять ка­ж­до­му. Две ос­та­ют­ся на сто­ле, иг­ра­ю­щий их бе­рет, а две лиш­ние от­кры­ва­ет. Это и есть снос. Ва­ж­ней­шее со­бы­тие  пре­фе­ранс­но­го де­бю­та.

Ел­кин взял при­куп, и мы по­смо­т­ре­ли свои кар­ты. Ми­зер был чи­с­тый. Ос­та­ва­лось сде­лать пра­виль­ный снос. На на­ших  ли­цах сра­зу же по­я­ви­лось: «Ми­зер чи­с­тый. Ми­зер чи­с­тый». Ли­ца иг­ро­ков – это от­кры­тая кни­га, толь­ко чи­тай. Нам не уда­лось скрыть свои чув­ст­ва, как не уда­ет­ся скрыть уз­кий лоб фир­мен­ны­ми оч­ка­ми с на­клей­кой в уг­лу. Жал­ко Ел­ки­на. Он  снес не­пра­виль­но и по­лу­чил взят­ку – про­иг­рал.

Вид у не­го стал нор­маль­ный. Но с тех пор нам его все­гда бы­ло жал­ко. Он не умел чи­тать по ли­цам…»

Вы чув­ст­ву­е­те, ка­ки­ми то­ч­ны­ми и од­но­вре­мен­но  ха­ра­к­тер­ны­ми  и раз­ма­ши­сты­ми штри­ха­ми и ма­з­ка­ми на­ри­со­ван порт­рет  Ел­ки­на. Над­мен­ность и лоск спол­за­ют  с его ли­ца по­с­ле сде­лан­но­го про­ма­ха, но иг­ро­ки не зло­рад­ст­ву­ют, а чи­с­то по-че­ло­ве­че­с­ки, не по кар­то­ч­но­му жа­ле­ют его. Они же не уз­ко­ло­бые ро­бо­ты, или еще ху­же де­би­лы, а жи­вые лю­ди. Их эмо­ции на ли­цах мо­ж­но лег­ко про­чи­тать, как текст в дет­ской кни­ге, на­пи­сан­ный очень круп­ны­ми бу­к­ва­ми. По­э­то­му и не порт­рет это во­все Ел­ки­на, а кар­ти­на «Не жда­ли», где ка­ж­дый пер­со­наж до­по­л­ня­ет к гам­ме чувств глав­но­го ге­роя свою кра­с­ку.

Вчи­тай­тесь, до­ро­гой и ува­жа­е­мый чи­та­тель, еще раз и пов­ни­ма­тель­нее во фра­зу Душ­ки, в ко­то­рой он опи­сы­ва­ет  бо­род­ку, при­е­хав­ше­го (вро­де бы) из Мон­те-Кар­ло «до­к­то­ра на­ук».

 «У не­го бы­ла бо­род­ка, не­ухо­жен­ная, как раз в та­кой сте­пе­ни, буд­то бы не­ко­г­да бы­ло – мы­с­ли ме­ша­ли».

Фра­за афо­ри­сти­ч­на и  па­ра­до­к­саль­но-ор­то­до­к­саль­на, что не­воль­но улы­ба­ешь­ся, и, ко­не­ч­но же, уди­в­ля­ешь­ся. Так же, как мно­гие уди­в­ля­ют­ся срав­не­нию Ми­ха­и­ла Бул­га­ко­ва, ко­г­да он опи­сы­ва­ет, вне­зап­но воз­ник­шую лю­бовь  ме­ж­ду Ма­с­те­ром и Мар­га­ри­той:

-  Лю­бовь вы­ско­чи­ла из-за уг­ла, как вы­ска­ки­ва­ет с но­жом из под­во­рот­ни убий­ца.

Та­ких афо­риз­мов у Ни­ко­лая  душ­ки не­ма­ло. Осо­бен­но та­ких, в ко­то­рых мы­с­ли ме­ша­ют уха­жи­вать за рас­тре­пан­ной бо­род­кой.

«Шут не при­хо­дил. При­хо­ди­ли мы­с­ли» или «Мысль как ис­кра – сверк­нет и по­га­с­нет». А вот ещё: «Мы­с­ли раз­бе­жа­лись у ме­ня в го­ло­ве, как ло­ша­ди на лу­гу». Пре­ем­ст­вен­ность в клас­си­ке не­об­хо­ди­ма. Ну­ж­но уметь  уви­деть в про­с­том квар­це­вом пе­с­ке, ле­жа­щем на дне мел­ко­го ру­чья, зо­ло­тые дра­го­цен­ные кру­пи­цы, по­до­б­рать их, что­бы из­го­то­вить по­том юве­лир­ное из­де­лие. Обы­ч­но эти дей­ст­вия вы­пол­не­нию сло­ж­ных про­цес­сов про­из­во­дят­ся мно­ги­ми и раз­ны­ми спе­ци­а­ли­ста­ми. А Ни­ко­лаю Душ­ке Бог дал та­лант и уме­ние всё де­лать са­мо­му од­но­му.

 

Экс­кур­сия по кар­тин­ной га­ле­рее про­дол­жа­ет­ся

         В об­ще­жи­тии, как в де­рев­не, лю­бой че­ло­век ви­ден, как на ла­до­ни. Лю­дей в об­ще­жи­тии свя­зы­ва­ет не толь­ко ме­с­то про­жи­ва­ния, но и со­в­ме­ст­ный быт на та­ком ог­ра­ни­чен­ном про­стран­с­т­ве, уче­ба или ра­бо­та в ла­бо­ра­то­ри­ях ин­сти­ту­та. По­э­то­му Ни­ко­лай Душ­ка и вы­брал осо­бо пуб­ли­ч­ное ме­с­то дей­ст­вия ге­ро­ев по­ве­с­ти – об­ще­жи­тие. Во вре­мя дли­тель­но­го об­ще­ния иг­ро­ков за кар­то­ч­ным сто­лом мо­ж­но не­на­зой­ли­во на­блю­дать их по­ве­де­ние и лег­ко со­ста­вить пси­хо­ло­ги­че­с­кий порт­рет ка­ж­до­го.

Ав­тор по­э­то­му и вы­брал имен­но та­кое ме­с­то и вре­мя встре­чи для твор­че­с­ко­го на­пи­са­ния сво­их кар­тин. Кар­тин­ная га­ле­рея Ни­ко­лая Ни­ко­ла­е­ви­ча в по­ве­с­ти «Про­иг­ран­ное вре­мя» стра­ни­ца за стра­ни­цей по­по­л­ня­лась порт­ре­та­ми пер­со­на­жей.

Глав­ге­рой (со­кра­щен­но от  сло­ва «глав­ный ге­рой») или ге­рой гла­вы не име­ет ни име­ни, ни  про­зви­ща. Душ­ка пи­шет «Про­иг­ран­ное вре­мя» от пер­во­го ли­ца, а что­бы не за­гро­мо­ж­дать текст очер­ка мно­го­крат­ным по­в­то­ре­ни­ем сло­во­со­че­та­ний «глав­ный ге­рой», мне при­дет­ся ос­та­вить толь­ко аб­бре­ви­а­ту­ру – Г.Г.

Итак, всту­п­ле­ние для оче­ред­ной экс­кур­сии по кар­тин­ной га­ле­рее Ни­ко­лая Ни­ко­ла­е­ви­ча сде­ла­но. Про­шу прой­ти впе­ред по её за­лам:

 Пас пол­зал по по­ля­не на ко­ле­нях. Он со­би­рал под­сне­ж­ни­ки для не­ве­с­ты, ко­г­да был на при­ку­пе.

Я (Г.Г.) от­вле­к­ся от карт и уви­дел, как на го­лу­бом, си­не-го­лу­бом бес­ко­не­ч­ном по­ле цве­тов пол­зал Пас и ре­з­ко сры­вал цве­ты. Как ма­ши­на ка­кая. Он ме­шал пей­за­жу – ру­кой ре­з­ко дви­гал.

Мать оде­ва­ла его во всё се­рое, но он та­лант и фан­та­зер, у не­го все­гда бы­ли на всё мы­с­ли. Мы с ним ра­бо­та­ли в па­ре: кур­со­вые ра­бо­ты де­ла­ли, ла­бо­ра­тор­ные. Но, ко­г­да он спо­ты­кал­ся на са­мом про­с­том, и я под­ска­зы­вал, что де­лать, он бил ме­ня слег­ка в грудь и кри­чал, что я та­лант. Он да­же не так кри­чал, а: «Ты ге­ний!», хо­тя я им не был, а он был та­лант. Об этом зна­ли все, но не все при­зна­ва­лись  се­бе в этом.

С Па­сом иг­рать не очень ин­те­ре­с­но. Па­пи­ро­сы он все вы­ку­рит поч­ти ми­гом. Он ды­мит и ды­мит, не раз­би­рая, свои они или чу­жие. До кон­ца не до­ку­ри­ва­ет и скла­ды­ва­ет. А по­том ищет «бы­чок» по­жир­нее.

Пас не толь­ко мно­го ку­рит и  не пла­тит дол­гов, но и мно­го ест. Что все­гда нас уди­в­ля­ло – жи­вет, со­ба­ка, до­ма, а при­дет в об­ще­жи­тие – объ­ест всех.

Мы не лю­би­ли его в ту ми­ну­ту, ко­г­да он хва­тал хлеб и об­ди­рал ку­сок. А по­том про­ща­ли, он мог и по­де­лить­ся. Кро­ме то­го, он жил до­ма, и на­ши за­бо­ты о хле­бе на­сущ­ном не мог по­нять до кон­ца «сы­тый го­лод­но­му не то­ва­рищ».

Не­зна­чи­тель­ное упо­ми­на­ние Ни­ко­лая  Душ­ки о том, как Пас  ре­з­ко сры­вал цве­ты, ста­но­вит­ся по­нят­ным, ко­г­да ав­тор де­таль­но про­пи­сы­ва­ет по­ве­де­ние Па­са при рас­че­те при его про­иг­ры­ше шу­ле­рам. Пас сво­им друзь­ям ни­ко­г­да не от­да­вал про­иг­ран­ные день­ги по­л­но­стью. Су­нет рубль и по­обе­ща­ет, что ос­таль­ное от­даст по­том. Но ни­ко­г­да не вы­пол­нял обе­ща­ние и день­ги не от­да­вал. Да боль­ше двух, трех руб­лей у не­го в ру­ках ни­кто ни­ко­г­да и не ви­дел.

Шу­ле­рам Пас про­иг­рал мно­го. Г.Г. уди­вил­ся, ко­г­да его на­пар­ник вы­та­щил из ко­шель­ка не­сколь­ко де­ся­ток. От­ку­да взя­лись у не­го де­сят­ки? Но в ру­ки шу­ле­рам день­ги Пас не пе­ре­дал. Он ре­з­ко швыр­нул их на сто­леш­ни­цу. Так же ре­з­ко как цве­ты на по­ле рвал. Как шу­ле­ра вы­иг­ры­ва­ют, Г.Г. понял спу­с­тя пять лет.  Он на­все­г­да воз­не­на­ви­дел шу­ле­ров. Од­на­ж­ды Пас со­вер­шил вто­рую про­маш­ку. Пе­ред оче­ред­ной иг­рой он спро­сил:

- Хлеб есть?

Его пре­ду­п­ре­ди­ли, что хлеб на ужин ку­п­лен, но Пас все, же по­про­сил по­есть сей­час.

«Пас все­гда по­сту­пал пра­виль­но, но се­го­д­ня он всем плю­нул   в ду­шу. Он взял хлеб, ко­то­рый был на всех, и не­за­мет­но обо­д­рав  ко­ро­ч­ку, ос­та­вил нам мя­киш. Та­ко­го ни­кто не ожи­дал.

Пас жрал и мя­киш, но ко­ро­ч­ку ему не про­сти­ли. Ни­кто ни­че­го не ска­зал – не бы­ло под­хо­дя­щей ми­ну­ты, но бы­ло вид­но  - Пас ос­та­вил нас. По­л­ное до­ве­рие ис­чез­ло вме­сте с ко­ро­ч­кой.

С тех пор мы ста­ли за­ме­чать, что он ча­с­то бы­ва­ет не прав. Его са­мо­влюб­лен­ность, ко­то­рую не бы­ло  за­мет­но. Мы вы­чи­с­ли­ли Па­са, как тру­д­но­ло­ви­мый ми­зер».

Од­ним не­боль­шим штри­хом ав­тор раз­ве­ял  си­я­ю­щий оре­ол  сво­его пер­со­на­жа.

Но бы­ли не толь­ко про­иг­ры­ши, а и уда­чи.

«Ве­че­ром к нам при­шел ва­ку­ум­щик. У не­го бы­ло мно­го де­нег, по­то­му что он вел пра­виль­ный об­раз жиз­ни. Бы­ло за­мет­но, что про­иг­ры­вать он не со­би­ра­ет­ся. В это вре­мя  у нас не бы­ло де­нег. У ме­ня и у Шу­та ни­че­го не бы­ло. Толь­ко по при­ли­ч­но­му ви­ду По­та­па мы до­га­ды­ва­лись, что у не­го в слу­чае не­уда­чи най­дет­ся, чем рас­пла­тить­ся, на нем бы­ла но­вая ру­баш­ка. Как вы­яс­ни­лось  по­том, что и у По­та­па де­нег не бы­ло. А его уве­рен­ность ис­хо­ди­ла из го­лод­но­го же­луд­ка.

Мы чув­ст­во­ва­ли се­бя пре­кра­с­но – бо­д­ро, как вол­ки в стае. Так нам боль­ше ни­ко­г­да не вез­ло. Ва­ку­ум­щик ос­та­вал­ся без од­ной, двух, трех взя­ток, а на раз­но­се, ко­г­да не на­до брать ни од­ной – все к не­му. Про­иг­рал он без­бо­ж­но».

Дру­зья ду­ма­ли, что ва­ку­ум­щи­ку не хва­тит де­нег, что­бы рас­счи­тать­ся, но он, как и Пас не­ожи­дан­но вы­та­щил ки­пу де­ся­ток. Че­ка­нят они чер­вон­цы что ли? Г.Г. пред­ло­жил бе­до­ла­ге оты­г­рать­ся и рас­пи­сать еще од­ну пуль­ку, но ва­ку­ум­щик от­ка­зал­ся. Он был вы­дер­жан­ный, веж­ли­вый че­ло­век, а тут его про­рва­ло:

«- Нет! – ска­зал он ре­з­ко.

Ре­з­ко он ни­че­го не го­во­рил, ни ра­зу. И мы  по­чув­ст­во­ва­ли, что чем-то ви­но­ва­ты.»

О на­пря­жен­ной «ра­бо­те» кар­тё­ж­ни­ков Ни­ко­лай Душ­ка пи­шет и с иро­ни­ей, и с со­чув­ст­ви­ем. Вот его ко­ро­тень­кая за­ри­со­во­ч­ка про не­пре­рыв­ную иг­ру бо­лее двух су­ток. Се­ли ран­ним ве­че­ром:

«Тор­же­ст­во на­ча­лось. Те, кто при­шли, по­дыг­ры­ва­ли друг  дру­гу, но мы бы­ли тех­ни­ч­нее. На­сту­пи­ло сле­ду­ю­щее ут­ро. Иг­ра­ли свои – сту­ден­ты. По­тап от­ку­да-то за сто­лом взял­ся. По­том Та­зик ис­чез. Он спал. И По­тап спал. Уже Шут си­дел. Он за­ка­зы­вал. Но го­во­рил не чёт­ко, а вя­кал – то­же ус­тал. Уже сно­ва ве­че­ре­ло и шу­ме­ло в ушах. По­том ме­ня ста­ли от­тя­ги­вать.

- Хва­тит, - го­во­рил кто-то.

- Он уже на ав­то­пи­ло­те.

В ко­ри­до­ре всё ша­та­лось. Празд­ник не­сколь­ко за­тя­нул­ся. Ку­рить не хо­те­лось. Я от­хлеб­нул чай­ку и лёг. Кро­вать ока­за­лась чу­жой. Я слу­чай­но на неё при­сел и лёг. Еще уви­дел, что ме­ня пе­ре­не­сли на мою кро­вать.

Сна по­с­ле иг­ры нет. От­клю­ча­ешь­ся, слов­но про­иг­ры­ва­тель. Как за­сы­па­ешь, не по­м­нишь. Мо­ж­но ощу­тить толь­ко один бла­жен­ный миг – ко­г­да лёг. Вот лёг и вот этот миг. Ло­ви его, ес­ли ус­пе­ешь».

 

Эк­за­ме­ны

Ус­коль­за­ет, ус­коль­за­ет про­иг­ран­ное вре­мя. Оно те­чет толь­ко в од­ну сто­ро­ну. А ис­то­ри­че­с­кий ма­те­ри­а­лизм ут­вер­жда­ет, что че­ло­ве­че­с­кое об­ще­ст­во раз­ви­ва­ет­ся по спи­ра­ли. И вот по ист­ма­ту (ис­то­ри­че­с­ко­му ма­те­ри­а­лиз­му)  по­до­шло вре­мя сда­вать эк­за­ме­ны. Парт­нё­ры по пре­фе­ран­су Шут, По­тап и Г.Г. при­шли к пре­по­да­ва­те­лю. Он, мо­жет быть, и не знал, что эта тро­и­ца  - од­на ком­па­ния, но про­пу­с­ки за­ня­тий у не­го бы­ли за­пи­са­ны и у всех тро­их сов­па­да­ли.

«Пер­вым  пре­по­да­ва­тель вы­звал Шу­та. Это гро­зи­ло пол­ным про­ва­лом. Са­мым спо­соб­ным из нас был По­тап. Шут был силь­нее ме­ня в тех­ни­че­с­ких на­у­ках, но в об­ще­ст­вен­ных он был  со­в­сем слаб и его вы­зва­ли пер­вым.

- Со­ци­аль­ная ре­во­лю­ция, - на­звал  ему пре­по­да­ва­тель пер­вый во­п­рос из би­ле­та Шу­та.

Вид­но бы­ло, что к на­ше­му при­хо­ду он под­го­то­вил­ся. Шут на­чал серь­ёз­но:

- Со­ци­аль­ная ре­во­лю­ция – это, ко­г­да лю­ди уже не мо­гут, - он за­мял­ся,  - ко­г­да им не тер­пит­ся…

- Че­го не тер­пит­ся? – рявк­нул пре­по­да­ва­тель.

- Они уже не мо­гут, - по­ка­зал Шут на свою грудь ла­до­нью, - им вос­стать хо­чет­ся за луч­шую жизнь. У них вну­т­ри… го­рит, - Шут до­вер­чи­во по­смо­т­рел в гла­за пре­по­да­ва­те­лю. Но чув­ст­во­ва­лось, что пре­по­да­ва­тель его по­да­вил. Шут за­мял­ся.

- Что  вну­т­ри го­рит? Как с по­хме­лья?

- Я не пью, - ви­но­ва­то ска­зал Шут.

«Хо­тя бы не ска­зал, что в кар­ты иг­ра­ет», - по­ду­ма­ли мы.

- Про­дол­жай­те, -  ска­зал пре­по­да­ва­тель.

Но шут уже со­м­не­вал­ся в сво­их зна­ни­ях

- Лю­дям ну­ж­ны идеи, - ска­зал он ни с то­го ни с че­го. – Они дол­ж­ны по­ве­рить в эти идеи.

Шут то­нул. Он на­чал го­во­рить от­рыв­ка­ми, ча­с­то ос­та­на­в­ли­вал­ся, по­пра­в­ляя са­мо­го се­бя. Ино­гда  пре­по­да­ва­тель пе­ре­спра­ши­вал его и го­во­рил удо­в­ле­тво­рен­но:

- Ага! – и че­рез вре­мя опять, - Ага!

Шут за­кон­чил. В ау­ди­то­рии ти­хо ста­ло, как в ле­су бы­ва­ет. Но мы еще на­де­я­лись.

-  Я вам с удо­воль­ст­ви­ем ста­в­лю двой­ку, - ска­зал пре­по­да­ва­тель и по­ста­вил двой­ку в за­чёт­ке. Мы пе­ре­ста­ли со­м­не­вать­ся. Го­во­ри­ли, вро­де в за­чет­ку дво­ек не ста­вят.

Мне он то­же «не­уд» в за­чет­ке на­пи­сал. Ко­г­да при­шел в об­ще­жи­тие По­тап с «не­удом», мы уже иг­ра­ли».

Дру­зья по­сме­я­лись над «не­уда­ми», но по­ня­ли, что при­дет­ся пе­ре­сда­вать.  По­в­тор­ный эк­за­мен мо­ж­но бы­ло бы  оп­ре­де­лить од­ним из­ре­че­ни­ем: «По одеж­ке встре­ча­ют, а по уму про­во­жа­ют, ес­ли бы не ори­ги­наль­ное мыш­ле­ние пе­да­го­га:

- Вид­но, что го­то­ви­лись, - по­смо­т­рел пре­по­да­ва­тель на По­та­па.

По­тап был в гал­сту­ке и кур­то­ч­ке на «мо­л­нии». Мо­л­нию он рас­стег­нул, как раз так, что­бы гал­стук хо­ро­шо бы­ло вид­но. А мы с Шу­том не бри­лись дав­но, так и на эк­за­ме­ны яви­лись. Шут во­об­ще ред­ко брил­ся, и я, на­вер­ное, за­рос.

- Вы что, мо­ло­дой че­ло­век,  про­те­с­ту­е­те? – спро­сил пре­по­да­ва­тель.

- Нет, я не про­те­с­тую, - не по­нял я о чём идет речь. – Я и эк­за­мен вы­учил.

- А что же вы за­ро­с­ли бе­з­о­браз­но?

- Да он за­был, на­вер­но, - ска­зал Шут.

- А вы бы ему под­ска­за­ли.

- Да я б под­ска­зал, но он ме­д­лен­но за­рас­тал и я не за­ме­тил.

- И ро­ди­те­ли у вас есть? – спро­сил он ме­ня.

- Есть.

 Он по­са­дил нас всех ря­дыш­ком, по­жу­рил ме­ня за не­пра­виль­ное от­но­ше­ние к ро­ди­те­лям и стар­шим. Он го­во­рил с чув­ст­вом, мне бы­ло жал­ко его, я б мог на­го­ло ост­ричь­ся, не толь­ко по­брить­ся. Мне бы­ло всё рав­но. Он по­нял, что я ка­юсь. Шут то­же ка­ял­ся. Шут ска­зал, что ес­ли и не зна­ет в тон­ко­стях те­о­рию, то это не страш­но, он зна­ет ос­но­вы и убе­ж­ден. Шут го­во­рил не так, но смысл был та­ков и пре­по­да­ва­тель по­ста­вил ему трой­ку. Мне он то­же трой­ку по­ста­вил. А по­с­лед­ним по­шел По­тап. У не­го бы­ло че­ты­ри».

Вот так не по­лу­чи­лось у Душ­ки кар­ти­ны «Ут­ро стре­лец­кой каз­ни». На ней сто­ит стре­лец в бе­лой ру­баш­ке, оде­той пе­ред смер­тью, на ко­ле­нях, дер­жа в ру­ках го­ря­щую све­чу, про­из­но­сит по­ка­ян­ные сло­ва по­с­лед­ней мо­лит­вы. Петр Пер­вый гроз­но на­блю­да­ет за про­ис­хо­дя­щим. Он-то уж ни за что не про­стит ка­ю­ще­го­ся греш­ни­ка. А пре­по­да­ва­тель не толь­ко про­стил, но да­же на­гра­дил на­ряд­но­го, бра­во­го По­та­па бо­лее вы­со­ким бал­лом. Внеш­ний вид  и одёж­ка ва­ж­ны не толь­ко при пер­вой встре­че, но и в про­цес­се зна­ком­ст­ва.

По­тап-то так и не вы­учил при­чи­ны, от ко­то­рых воз­ни­ка­ет со­ци­а­ли­сти­че­с­кая ре­во­лю­ция, но не ве­рил и пред­рас­суд­кам, что  «по одеж­ке встре­ча­ют.

На­халь­ст­во – вто­рое сча­стье. И По­та­пу в этот день по­сча­ст­ли­ви­лось.

Шут и Г.Г. ша­га­ли  на­встре­чу опа­с­но­сти с от­кры­той  на­ра­с­паш­ку рус­ской ду­шой, а По­тап за­стег­нут, был на «мо­л­нию» и вид­на бы­ла сна­ру­жи не ду­ша, а его кра­си­вый гал­стук.

Всё ре­же и ре­же стал иг­рать с ни­ми По­тап. Он не за­я­в­лял, что за­вя­зал, но за стол не са­дил­ся. Хо­тя  его пре­дан­ность сто­лу – иг­рать не толь­ко за се­бя, а что­бы всем бы­ло иг­рать по­лез­но, это и есть пре­дан­ность сто­лу, бы­ла всем из­ве­ст­на и вы­со­ко це­ни­лась:

«У не­го по­я­ви­лась си­няя коф­то­ч­ка на пу­го­ви­цах. Ос­таль­ная оде­ж­да ста­ла ещё при­ли­ч­ней, чем рань­ше. Но боль­ше всех нас от­тал­ки­ва­ла коф­та. Как раз в ней был ко­рень зла. Мы не­на­ви­де­ли её по­то­му, что вме­сте с ней  он пе­ре­стал са­дить­ся за стол.

Мы втро­ем встре­ча­ли рас­свет, и По­тап вклю­чил маг­ни­то­фон. Всю ночь мы про­ве­ли   за сто­лом, и бы­ли слег­ка  одур­ма­не­ны сол­н­цем и му­зы­кой, и ут­ро ос­та­лось в на­шей па­мя­ти.  Те­перь оно ис­чез­ло. Что ещё нас свя­зы­ва­ло? Ку­сок хле­ба нас не свя­зы­вал. Мы это не чув­ст­во­ва­ли. Ра­дость вы­иг­ры­ша? То­же нет. Мы ис­ка­ли что-то и не на­хо­ди­ли. А ут­ро  По­тап за­брал  с со­бой. Ока­за­лось, что он влю­бил­ся. На­вер­но, и ут­ро от­нес ту­да. На­вер­но, там ему и ска­за­ли: «Что те­бя свя­зы­ва­ет с кар­тё­ж­ни­ка­ми?».

И у По­та­па хва­ти­ло сил по­смо­т­реть прав­де в гла­за, и он по­нял, что с на­ми ни­че­го не свя­зы­ва­ет. Что ему бы­ло до нас?  Мы ви­де­ли его но­вую коф­ту. Сес­сию он сдал на от­ли­ч­но. Да­же не на чет­вер­ки, а всё на от­ли­ч­но».

За­то дру­гой их од­но­курс­ник Шу­ра Кор­си­ков эк­за­мен на про­ч­ность не вы­дер­жал. Од­на­ж­ды он при­шел в об­ще­жи­тие  и объ­я­вил:

- Вы­гна­ли ме­ня.

- Не те­бя пер­во­го, -  вы­дал Та­зик. Он не по­ни­мал, ко­г­да ка­кие сло­ва на­до го­во­рить и спро­сил:

- Ку­да же ты?

- Не знаю. По ми­ру пой­ду.

Он дав­но со­би­рал­ся уй­ти.

- На­до вы­би­рать, го­во­рил он. – Хо­дить в тро­е­ч­ни­ках на­до­е­ло, как не­до­у­мок ка­кой».

Шу­рик был не­склад­ный, но ка­кой-то очень при­спо­соб­лен­ный».

У Кор­си­ко­ва  очень бы­ла силь­ная кисть, и он в «ло­кот­ках» ме­ря­ясь си­лой, по­кра­с­не­ет, но дож­мет про­тив­ни­ка, за­ста­вит его сдать­ся, при­жмет его ру­ку к сто­лу.

- Сла­бак, - го­во­рил он с той  же ста­ро­мод­ной улыб­кой, не­ис­крен­ней, чем пор­тил всё.

На пер­вый взгляд он был вро­де и без­за­щит­ный, мол­чал всё боль­ше. А ес­ли и ска­жет, то не­ин­те­ре­с­ное что-ни­будь, не­ле­пость ка­кую-то: «Бред спя­ще­го ёжи­ка» или «кон­до­во».

Вы­гна­ли Шу­ри­ка вне­зап­но.

-  Ме­ня вы­го­ня­ют за то, что я раз­ла­гаю мо­ло­дежь, - ска­зал он гру­ст­но.

- Шу­рик  раз­ла­га­ет нас, - за­улы­бал­ся Та­зик, а Шут сде­лал та­кое вы­ра­же­ние ли­ца, что бы­ло вид­но: раз­ло­жить его уже боль­ше не­воз­мо­ж­но. Язык у не­го слег­ка вы­ва­лил­ся, как у кон­чен­но­го.

Шу­ри­ка бы­ло не жал­ко, и мы иг­ра­ли  и иг­ра­ли, чтоб заи­грать по­те­рян­но­го то­ва­ри­ща. И вре­мя шло в од­ну сто­ро­ну».

 

На дне

Шут и Г.Г.  дер­жа­лись из по­с­лед­них сил. Сти­пен­дию не по­лу­ча­ли, их вы­гна­ли из об­ще­жи­тия. В та­кие мо­мен­ты, ко­г­да зи­ма и очень хо­лод­но, в го­ло­ву Г.Г. при­хо­дят мас­штаб­ные, а ес­ли хо­ти­те, то и гло­баль­ные мы­с­ли:

«При­дет ве­с­на и над го­ро­дом за­ви­с­нет сол­н­це, еще по­лу­сон­ное, но уже те­п­лое и по­ка­жет­ся, что лю­ди хо­тят те­бе до­б­ра. Мно­го че­го по­ка­жет­ся, всё рав­но, как по­с­ле круж­ки пи­ва. Соль­ют­ся мир ре­аль­ный и ми­фи­че­с­кий, то есть вы­мыш­лен­ный, то есть  при­ду­ман­ный. Ко­не­ч­но, лю­ди жи­вут друг для дру­га, вер­нее, хо­ро­шо бы так. Уто­пи­че­с­кий ро­ман, уто­пи­че­с­кие мы­с­ли, уто­пи­че­с­кие ду­ши. Ку­да идешь ты, Шут, в этой де­рев­не, где ме­тёт снег? Мир та­кой боль­шой и круг­лый, и хо­ди, не хо­ди – вер­нешь­ся об­рат­но. Это раз­ви­тие - по спи­ра­ли, а до­ро­га – по кру­гу».

Раз­ве не слыш­но в иро­ни­че­с­ком  при­зы­ве гло­баль­ный го­го­лев­ский во­п­рос: «Ку­да ле­тишь ты пти­ца – трой­ка?». Не дал от­ве­та в «Мер­т­вых ду­шах» Го­голь.  А в «Про­иг­ран­ном вре­ме­ни»  ав­тор сра­зу же   от­ве­ча­ет и пе­ред на­ми от­кры­ва­ет­ся ве­ли­кая меч­та дру­зей, ко­то­рая тут же сбы­ва­ет­ся: «До­ро­га при­ве­ла нас в шаш­лы­ч­ную, мы  пи­ли пи­во, то есть ка­ти­лись вниз…».

В по­ис­ках жи­лья они обош­ли по­сё­лок в ок­ре­ст­но­стях го­ро­да, но, то сто­и­мость про­жи­ва­ния их не ус­т­ра­и­ва­ла, или их внеш­ний вид не ус­т­ра­и­вал хо­зя­ев жи­ли­ща. И на­ко­нец-то:

«- Жить не­где? – спро­си­ла ба­буш­ка.

- Да мы сту­ден­ты. Мы квар­ти­ру ищем.

По­с­ле слов Шу­та она за­ки­ва­ла го­ло­вой, но  бес­по­кой­ст­во не со­шло с её ли­ца. У неё все­гда бы­ло та­кое ли­цо».

Друзь­ям она вы­де­ли­ла те­п­лую про­с­то­рную ком­на­ту с де­ре­вян­ны­ми кра­ше­ны­ми по­ла­ми, а са­ма жи­ла на кух­не, где по­лы бы­ли зе­м­ля­ные. И все­гда что-то де­ла­ла в до­ме:

«Она ни­ко­г­да  не  от­ды­ха­ла ле­жа на кро­ва­ти, толь­ко ко­г­да  за­бо­ле­ла. Мы ей ни­чем не по­мо­га­ли до тех пор, по­ка она не  за­бо­ле­ла. Про­то­пи­ли в ха­те, при­не­с­ли дров, уг­ля – «се­ме­чек».

Всё ба­буш­ка де­ла­ла од­на. Уголь та­с­ка­ла  ка­ж­дый день. Дро­ва, уголь, пе­ч­ка… Ста­рость. Ба­буш­ка  кор­ми­ла нас бор­щом и еще чем-то все­гда вку­с­ным. Но она пло­хо ви­де­ла и в та­рел­ке пла­ва­ла му­ха. Мы му­ху вон   - и впе­ред».

Дру­зья уди­в­ля­лись уз­ко­му-уз­ко­му ма­лень­ко­му-ма­лень­ко­му мир­ку ба­буш­ки, а она с удо­воль­ст­ви­ем от­ры­ва­ла  две­ри в свой мир: «Вон ви­дишь, ку­ри­ца кра­с­ная – это дра­чу­нья и все­гда луч­ший ку­сок от­хва­тит».

Они не зна­ли, «что она про­не­с­ла до­б­ро­ту че­рез все го­ды, как по­л­ное ве­д­ро уг­ля-«се­ме­чек». Тру­д­но не­сти ве­д­ро, два раза ид­ти – хо­лод­но».

Встре­ча­лись им кро­ме ба­буш­ки хо­ро­шие лю­ди. Од­но­го сво­его од­но­курс­ни­ка, не иг­ра­ю­ще­го в кар­ты, на­зы­ва­ли про­с­то – Че­ло­век. «Ведь че­ло­век, это зву­чит гор­до», - за­я­в­лял про­ле­тар­ский пи­са­тель Ма­к­сим Горь­кий в пье­се «На дне». Прав­да, про­из­но­сил эти гор­дые сло­ва во­ро­ва­тый  и жу­ли­ко­ва­тый оби­та­тель  ноч­леж­ки, но ведь на ве­ка ска­зал.

Че­ло­век же из «Про­иг­ран­но­го вре­ме­ни» был на­сто­я­щим Че­ло­ве­ком. Ес­ли кар­тё­ж­ни­ки по­ста­ви­ли по­пе­рек ком­на­ты в об­ще­жи­тии пла­тя­ной шкаф и от­го­ро­ди­лись от внеш­не­го ми­ра так, что бе­лый свет им стал, не ви­ден (шкаф за­го­ро­дил им ок­но), то че­ло­век пы­та­ет­ся от­крыть им это ок­но в мир: «По­смо­т­ри­те, снег!» – уди­в­лял­ся он яв­ле­нию при­ро­ды.

Кар­тё­ж­ни­ки его вос­торг ос­та­ви­ли без вни­ма­ния – они иг­ра­ли. Им бы­ло не­ко­г­да лю­бо­вать­ся вы­пав­шим пер­вым сне­гом.

Жизнь ка­за­лась и глав­но­му  ге­рою бес­про­свет­ной. Как буд­то он на­хо­дит­ся на дне глу­бо­ко­го уз­ко­го ко­лод­ца. Жизнь идет, бур­лит где-то там на по­верх­но­сти, а он по­гру­зил­ся во тьму и мрак и ле­жит на са­мом дне. Как для горь­ков­ских пер­со­на­жей ноч­леж­ка бы­ла дном, на ко­то­ром юти­лись, по сло­вам обы­ва­те­лей, че­ло­ве­че­с­кие от­бро­сы, так в та­кой же тьме и мра­ке на­хо­ди­лись иг­ро­ки из об­ще­жи­тия: «Бра­ла за­висть к По­та­пу, так за­ви­ду­ет тот, кто на од­ре ле­жит, тем, кто об­сту­пил его».

Вы­гна­ли из ин­сти­ту­та и Шу­та. Вы­бро­сить его из го­ло­вы? За­нять­ся борь­бой с са­мим со­бой? «По­бе­ди се­бя и ты по­бе­дишь весь мир». Да, ге­рой Ни­ко­лая Душ­ки стал сле­до­вать это­му де­ви­зу:

«Чи­та­тель­ный зал об­ще­жи­тия по­сте­пен­но пре­вра­тил­ся из ме­с­та па­лом­ни­че­ст­ва в ме­с­то не­об­хо­ди­мое для су­ще­ст­во­ва­ния. Он стал вто­рой сто­лов­кой. Я за­ни­мал­ся всё боль­ше. Но, что­бы урав­но­ве­сить ча­ши ве­сов, сколь­ко ну­ж­но мы­с­лей и чувств по­ло­жить на од­ну сто­ро­ну, ес­ли на дру­гой си­дит жи­вой че­ло­век? Се­рый пид­жа­чок то­же вес име­ет. А улыб­ка? Я на­по­л­нил ту ча­шу, на ко­то­рой не бы­ло Шу­та, и мне на­чи­на­ло ка­зать­ся, что она сдви­ну­лась с ме­с­та. Я на­по­л­нял её чу­жи­ми мы­с­ля­ми, до­гад­ка­ми. То­г­да по­я­в­ля­лись как буд­то свои мы­с­ли и зна­ния. Как слав­но! Но по­том вдруг за­ме­чал,  что ча­ша на­хо­дит­ся в том же ме­с­те, где бы­ла рань­ше. И толь­ко, ко­г­да про­шла зи­ма, и по­те­п­ле­ло, ча­ша по­шла вверх…».

А ведь дав­но ли ка­за­лось, что за­ня­тия в ин­сти­ту­те – чу­жой празд­ник. Ту­да хо­ди­ла еще дру­ж­ная ком­па­ния  с гру­стью, а воз­вра­ща­лась еще бо­лее уны­лой – с то­с­кой.

 

Сча­ст­лив тот, кто од­на­ж­ды на­ве­ет че­ло­ве­че­ст­ву сон зо­ло­той

Де­виз глав­но­го ге­роя по­ве­с­ти Ни­ко­лая Душ­ки «Про­иг­ран­ное вре­мя» - «По­бе­ди се­бя и ты по­бе­дишь мир» - со­зву­чен с дель­фий­ским из­ре­че­ни­ем – «По­з­най  са­мо­го се­бя». Мы все­гда же­ла­ем по­з­нать не толь­ко се­бя, но и  лю­бо­го че­ло­ве­ка, поэтому по­ня­тен ис­то­ч­ник пси­хо­ло­ги­че­с­ких ис­сле­до­ва­ний пер­со­на­жей Ни­ко­лая Душ­ки. По­з­нать все­го че­ло­ве­ка, вклю­чая и его глав­ную тай­ну, нель­зя толь­ко с по­мо­щью ра­ци­о­наль­ных зна­ний и мыш­ле­ния. Ес­ли бы мы зна­ли о се­бе в не­сколь­ко ты­сяч раз боль­ше, то и то­г­да вряд ли до­б­ра­лись бы до са­мо­го глав­но­го, ос­та­лись за­гад­кой для се­бя. Не су­ме­ли бы раз­га­дать и тай­ну ду­ши дру­го­го че­ло­ве­ка, осо­бен­но за­га­до­ч­ность рус­ской ду­ши, ко­то­рую не мо­гут на про­тя­же­нии ве­ков раз­га­дать мно­же­ст­во ино­зем­ных му­д­ре­цов.

 Ни­ко­лай Ни­ко­ла­е­вич, рас­ска­зы­вая про ба­буш­ку, ко­то­рая сквозь го­ды про­не­с­ла свою до­б­ро­ту и лю­бовь к лю­дям, при­от­крыл за­ве­су та­ин­ст­вен­но­сти. Имен­но эти две нрав­ст­вен­ные ка­те­го­рии и яв­ля­ют­ся то­ч­кой опо­ры, с по­мо­щью ко­то­рой мо­ж­но удер­жать мир в рав­но­ве­сии, из­ба­вить от кри­зи­сов и ка­та­ст­роф.

Очень ин­те­ре­с­ный эпи­зод по­ве­с­ти, та­кой смеш­ной и тро­га­тель­ный, как сда­ча эк­за­ме­на по ист­ма­ту, не­со­м­нен­но, по­нра­вит­ся ши­ро­ко­му кру­гу чи­та­те­лей. Но при по­верх­но­ст­ном чте­нии, мо­жет ус­кольз­нуть глу­бин­ный смысл, за­ло­жен­ный пи­са­те­лем в нём. В «Ис­то­ри­че­с­ком ма­те­ри­а­лиз­ме»  Мар­к­са спря­тан ключ к по­ни­ма­нию че­ло­ве­ка. Лю­дей за­ста­в­ля­ют со­вер­шать бла­го­род­ные по­ступ­ки, не толь­ко по­треб­но­сти и ин­стин­к­ты те­ла в пи­ще или соб­ст­вен­но­сти, а весь про­цесс жиз­ни че­ло­ве­ка, его спо­соб жить. По­л­ное удо­в­ле­тво­ре­ние всех ин­стин­к­тив­ный по­треб­но­стей не толь­ко не со­ста­в­ля­ют фун­да­мент сча­стья, но да­же не га­ран­ти­ру­ют ду­хов­но­го здо­ро­вья. Бо­га­тые то­же пла­чут, а бед­ные  ма­те­ри­аль­но, бы­ва­ют ду­хов­но бо­га­че оли­гар­хов и сча­ст­ли­вее их.

Как твор­че­с­кий че­ло­век, Ни­ко­лай Душ­ка по­ни­ма­ет, что ес­ли ты на­це­лен на бы­ст­рый ре­зуль­тат, то ис­кус­ст­вом ов­ла­деть не­воз­мо­ж­но. Толь­ко тер­пе­ние и труд всё пе­ре­трут. Ча­ша ве­сов по при­об­ре­те­нию зна­ний сво­их, а не чу­жих мы­с­лей ка­ч­ну­лась в ну­ж­ную сто­ро­ну не сра­зу. Хо­те­лось воз­вра­тить­ся в про­шлую жизнь, на дно глу­бо­ко­го ко­лод­ца.

Со­в­ре­мен­ная тех­ни­ка про­ек­ти­ру­ет­ся для уве­ли­че­ния тем­па жиз­ни. Это­му есть эко­но­ми­че­с­кие при­чи­ны.  Ав­то­мо­би­ли и са­мо­ле­ты до­с­та­в­ля­ют нас на­мно­го бы­ст­рее до ме­с­та, не­же­ли пеш­ком. Но­вей­шие тех­но­ло­гии по­з­во­ля­ют кон­вей­е­рам вы­пу­с­кать про­дук­цию в не­сколь­ко раз боль­ше и с луч­шим ка­че­ст­вом, чем ста­рые из­но­шен­ные ме­ха­низ­мы.

Ве­щи, про­ду­к­ты, ко­то­рые вы­пу­с­ка­ют мас­со­вым ти­ра­жом, при­но­сят боль­шие при­бы­ли вла­дель­цам пред­при­ятий. Да и лю­ди поч­ти пре­вра­ти­лись в ве­щи. Жи­вая ра­бо­чая си­ла по­ку­па­ет­ся так же, как  и ав­то­мат для кон­вей­е­ра. Мы всё боль­ше и боль­ше по­па­да­ем в эко­но­ми­че­с­кую за­ви­си­мость.

Со­в­ре­мен­ный че­ло­век счи­та­ет, что от­сут­ст­вие ско­ро­сти обо­з­на­ча­ет по­те­рю вре­ме­ни, но при этом не зна­ет, ку­да де­вать сэ­ко­но­м­лен­ное вре­мя.  Раз­ве, что убить его, по­те­рять, про­иг­рать, про­пить.

В этом мы­с­ли Ни­ко­лая Душ­ки со­зву­ч­ны с вы­во­да­ми пси­хо­ана­ли­ти­ка Эри­ха Фром­ма. Но толь­ко кни­га Ни­ко­лая Ни­ко­ла­е­ви­ча «Про­иг­ран­ное вре­мя»  вы­шла в 1987 го­ду, а кни­га Эри­ха Фром­ма «Ис­кус­ст­во лю­бить» на русском языке издана в 2001. Ин­же­нер че­ло­ве­че­с­ких душ Душ­ка свое ис­сле­до­ва­ние в нашей стране про­вел независимо и на пять лет рань­ше пси­хо­ана­ли­ти­ка Фром­ма.

Шут в по­ве­с­ти Ни­ко­лая Душ­ки до­иг­ры­ва­ет­ся до та­кой сте­пе­ни, что у не­го всё пе­ре­ме­ша­лось в го­ло­ве  и сон и ре­аль­ная жизнь. Он на­чи­на­ет го­во­рить во сне, пе­ре­жи­вая в ана­би­о­зе  азарт­ную, стра­ст­ную пуль­ку, бор­мо­чет: «Пас.  Вист. Семь пик. Во­семь треф…».

Сам он не мо­жет  на­ве­ять че­ло­ве­че­ст­ву сон зо­ло­той, но сам сча­ст­лив и улы­ба­ет­ся во сне. Иг­ро­ма­ния, ко­то­рая за­хле­ст­ну­ла в кон­це про­шло­го ве­ка Рос­сию, вос­при­ни­ма­ет­ся Шу­том, как сча­стье.

Че­ло­век в на­ше вре­мя в со­сто­я­нии унич­то­жить всё жи­вое на зе­м­ле или раз­ру­шить ци­ви­ли­за­цию. Про­снуть­ся, уви­деть эту гро­зя­щую опа­с­ность сквозь по­ток фаль­ши­вой бол­тов­ни, пред­на­зна­чен­ной скрыть от лю­дей вид безд­ны, в ко­то­рую они дви­жут­ся и есть глав­ная за­да­ча ис­кус­ст­ва.

Пи­са­тель Душ­ка по­с­ле­до­ва­тель тра­ди­ций уни­каль­ных рус­ских про­за­и­ков Ни­ко­лая Го­го­ля и Ми­ха­и­ла Бул­га­ко­ва, взва­лил на се­бя груз от­вет­ст­вен­но­сти разъ­я­с­нить чи­та­те­лям, что су­ще­ст­ву­ет сей­час един­ст­вен­ная  нрав­ст­вен­ная и ин­тел­ле­к­ту­аль­ная цель, к ко­то­рой дол­жен стре­мить­ся лю­бой че­ло­век – не от­ле­жи­вать­ся в гряз­ном иле на дне, как пре­му­д­рый пе­с­карь, а ус­т­ре­мить­ся впе­ред, вверх, на по­верх­ность к све­ту зна­ний, люб­ви и до­б­ра.

Его глав­ный ге­рой по­ве­с­ти «Про­иг­ран­ное вре­мя» су­мел вый­ти из мра­ч­но­го цар­ст­ва в свет.

Сей­час мно­го го­во­рит­ся о рус­ской на­ци­о­наль­ной идее. А уви­деть её, най­ти ни­как не мо­гут. Мне ка­жет­ся, что Ни­ко­лай Душ­ка уже сфор­му­ли­ро­вал её в сво­ей по­ве­с­ти «Про­иг­ран­ное вре­мя». Его глав­ный ге­рой сво­им по­ступ­ком до­ка­зал, что в век ве­щиз­ма, ко­г­да мно­гие ста­ли по­кло­нять­ся но­во­му или дав­но за­бы­то­му ста­ро­му: идо­лу – Зо­ло­то­му тель­цу (Са­та­на там пра­вит бал), не сто­ит ра­бо­леп­но сто­ять на ко­ле­нях, под­чи­ня­ясь пре­врат­но­стям ро­ка и судь­бы. Рус­ская идея и со­сто­ит в том, что ну­ж­но не толь­ко са­мо­му под­нять­ся с ко­лен, вы­плыв со дна на по­верх­ность, но сво­им по­ступ­ком ув­лечь за со­бой и дру­гих, ко­то­рые по­ка ещё ос­то­ро­ж­ни­ча­ют, или ещё не про­сну­лись от сна, на­ве­ян­но­го им Зо­ло­тым тель­цом. Не ве­щи дол­ж­ны по­ве­ле­вать че­ло­ве­ком, а че­ло­век дол­жен рас­по­ря­жать­ся не­об­хо­ди­мы­ми для не­го ве­ща­ми.